День сменялся днем, ночь - царством безмолвия и отчаяния, а Роза Ветров дрейфовала вот уже более трех суток где-то посреди тихого океана, в районе архипелага Консуэтто, что расположился по соседству с французской Полинезией. Вся команда, состоящая из нескольких десятков матросов во главе со старейшим морским волком Гарсиа Лоркой испытывала неимоверные муки, вызванные по всей вероятности перенесенной во время плавания близ Арктики свирепой эпидемией цинги, а также бушующая повсюду сенная лихорадка начисто ослабила итак вовсе иссякшие человеческие силы. Так что теперь Розе Ветров во что бы то ни стало нужно было отыскать то место, где все изнывающие от жажды и вечной морской качки матросы могли бы пополнить запасы съестного и пресной воды, и еще не помешало бы заглянуть в какой - нибудь пусть даже небольшой портик на одном из тихоокеанских островков, но вот только для начала такой оазис посреди изумрудной зелени бесконечной пучины все же нужно было просмотреть на карте, изготовленной самим Лоркой более двадцати лет назад, в те далекие времена, когда еще будучи юнгой, маленький португальский мальчишка в первый раз забрался на мачту великолепного Летучего голландца, которым командовал ни кто иной, как сам капитан Смит Гордон, тот самый знаменитый пират и флибустьер, который грабил суда и пароходы американских капиталистов и британских буржуа в Карибском море и на Великой американской реке - Миссисипи. Летучий голландец ходил по морям и океанам под звездным флагом (а иногда и под "костяной башкой" в течении более чем полувековой войны европейцев с новоиспеченными выходцами из Нового Света в борьбе за ресурсы островов французской Полинезии, да и не только за нее, но и по сути за господство над всеми без исключения островками суши, так или иначе связанными с полезными ископаемыми. Само собой разумеется, что за надводные скалы и коралловые рифы никто и в помине не воевал, всем нужно было выкачать из земли только самое драгоценное - бронзу, серебро, ну, и, наконец, золото, без которого у учуящих дух наживы капиталистов не было достаточно счастья. Островов то в Тихом океане оказалось предостаточно, можно даже сказать, что с избытком, но вот только не на всех них было то, чего так жаждали люди - драгоценных металлов. Временами попадались исключительные по красоте и самобытности архипелаги, один только вид которых внушал человеку его ничтожность и мелочность по сравнению с царицей природой, творящей такие чудеса словно по мановению волшебной палочки. Все увиденное во время тех странствий по Тихому океану маленький юнга Гарсиа запечатлел как в своей памяти, так и на листе пожелтевшей от времени писчей бумаге. И вот, спустя два десятилетия, уже будучи заматеревшим морским волком Лорка снова открыл тот самый сверток, в котором было все то, что он познал за годы своих странствий, где был отмечен каждый островок, будь он длиной либо шириною хоть одну милю, либо пусть даже тысячу с лишним миль - все эти клочки и клочища земли были зарисованы в такой точности, которой позавидовал бы любой европейских картограф конца XIX века. Но Лорка никому не показывал свою уникальную во всех отношениях карту полинезийских островов, дабы ни у кого не появилось искомого желания высадиться на одной из этих частичек суши посреди океана, чтобы в дальнейшем провозгласить этот самый островок своею собственностью. Рано или поздно все тихоокеанские острова будут принадлежать капиталистам Нового Света, но сейчас они принадлежали только ему, Гарсиа Лорке, ну и, как говорится, без обид, и другим таким же флибустьерам и морским волкам, как он сам. Но теперь, борясь с досаждающей цингой и страдая воспалением бронхов, которое повлек ледяной арктический остров, Лорка, как впрочем и вся команда Розы Ветров, был в предвкушении того, что где-то впереди, на горизонте, вот-вот возникнет чудо островок, на котором будет все в изобилии - и пресная вода, и еда в виде фруктов и дичи, и даже оставленный каким-нибудь пиратом Синей Бородой сундук с несметными сокровищами, но все это были лишь мечты и фантазии, а на деле Роза Ветров изо дня в день бороздила изумрудные воды Тихого океана.. Но долго так все равно не протянуть, а потому во что бы то ни стало необходимо найти спасительный клочок суши, пригодной для того, чтобы обосноваться там и пожить некоторое время, пока силы у людей не восстановятся, ну а уж затем можно было отправиться колонизировать Гавайские острова, где англичане уже основали город с говорящим названием - Гонолулу, что у аборигенов Новой Гвинеи означает "подаривший счастье", либо "дарующий счастье". Что тут спорить, тот, кто хотя бы раз побывал на Гавайях, всегда будет стремиться снова попасть сюда, и это желание укоренится в нем настолько, что уже ничем не удастся переманить воспоминания о высоченных, почти что поднебесных пышащих жаром вулканах, готовых в любую минуту извергнуть из своей горловины кипящую лаву, что поистине придает островам вид, будто бы они и есть пуп земли, а дымящиеся сопки есть ничто иное как дыхание земного организма. Но кроме вулканов на Гавайях, как впрочем и на других тихоокеанских островах, глубоко в земле запрятаны колоссальные залежи золота, что ясно доказано американскими старателями, пару лет назад за считанные дни извлекшими из недр гавайских остров свыше сотни фунтов золота, что по тем временам оказалось больше, нежели золотовалютный фонд Североамериканской Конфедерации, поначалу разрозненной, но впоследствии заново сплоченной одной общей идеей - единством быта и стремлением как можно больше разбогатеть за счет черной рабочей силы и собственного изощренного ума.
-Капитан! Вдалеке вижу землю! Пусть меня черт морской в пучину соленую утащит за волосы, но земля прямо в паре десятков милей от нас!
-Ничего не путаешь, Джимми? - спросил Лорка своего верного юнгу.
-Да нет же, вот она возвышается над водою, да и чаек над нашим фрегатом с доброй сотни кружат вот уже несколько часов.
-А ну как, Джимми, скинь-ка мне подзорную трубу, я сам хочу убедиться в том, что ты ничего не спутал, как это у тебя частенько получается...
-Ловите, мсье Гарсиа...
Когда Лорка поднес подзорную трубу к левому глазу, то в окуляре ему представилась туча, вернее сказать, целое полчище чаек и бакланов, кружащих над выросшей из самой глубины океанской бездны высоченной скалы, уходящей своею вершиною высоко в небеса, туда, где птицы кружат и парят в безмятежном пространстве небосвода, лишь изредка опускаясь над водою, в поисках добычи. Команда ликовала - наконец-то они теперь почувствуют твердь под ногами, а не вечно ходящий туда-сюда деревянный пол палубы , порядком осточертевший всем за долгие месяцы странствий по морям и океанам. Ведь моряки и вовсе забыли, когда же они вышли из Андалусии, перед глазами у них навеки запечатлилась лишь белоснежная пелена арктического континента да смешные неуклюжие создания, напоминающие своей походкою человека разумного, но внешне все же походящих на огромных птиц с большущими ластами и клювом.
Но Лорка отлично знал, что птицы - еще не показатель того, что на затерявшемся где-то посреди океана никем не изведанном островке есть пресная вода и хоть какая-нибудь растительность. Есть такие надводные скалы и хребты подводных гор и другие всевозможные каменистого происхождения фрагменты, которые выступают из самой глубины над водою и как бы показывают, что вот мол, они такие могущественные, что превзошли сам мировой океан, но на деле они всего - навсего выпуклые груды камня и застывшей лавы, появившиеся над водой вследствие тектонических разломов плит земной коры либо после извержения подводного вулкана с выбросом лавы и магмы на поверхность океанских волн. Мореплаватели испокон веков называли такие надводные скалы птичьими островками, так как окромя чаек и бакланов на них не смог бы выжить ни один живой организм, включая даже дождевого червяка, который, как известно, водится в сырой земле, но не в каменной породе. А на таких морских грядах неоткуда взяться даже малейшей песчинки земли, как бы не старались муссонные ветра занести туда из самой сердцевины Великой Австралийской пустыни горсть желтого струящегося сквозь пальцы песка. Гарсиа Лорка знал все это еще с тех самых пор, как впервые вкусил жажду пресной воды и тверди под ногами на "Летучем Голландце", теперь то ему было прекрасно известно, что такие птичьи островки также называются у пиратов и флибустьеров уголками смерти. Почему? Да все оттого, что когда корабль после долгих недель либо месяцев странствий по океану причаливал к такому острову, то из под воды откуда ни возьмись вырастала пика одной из подводных горных вершин, и команде потерпевшего крушения корабля волей-неволей должна была высадиться на этом злосчастном островке. И вот тут то начинался кромешный ад: ни пресной воды, ни каких-либо животных, ни тем паче растений на нем не было и в помине, зато повсюду белели малюсенькие белоснежные косточки пернатых обитателей небесных... И ничего более. Эти островки из возвышающихся над водой гребней гор и скал есть ни что иное, как кладбище тихоокеанских небесных жителей, которые прилетают сюда не для того, чтобы жить здесь, выращивать свое потомство, но для того, чтобы умереть здесь, посреди бескрайних просторов океана, вдалеке от своих пернатых сородичей. Конечно, все это звучит крайне сурово и мрачно, но такова правда жизни.
-Капитан, до надводной гряды осталось всего-навсего три мили. Нам держать зюйд-вест, полный ход и паруса под ветер?
-Но ведь до островка еще три мили придется грести на наших давно прохудившихся лодчонках, быть может вы позволите нам хоть на милю приблизиться к суше?
-Нет! И баста! Бросай якорь, сучий потрох! - заорал во все горло капитан одному из матросов - такому же прожженному мореплавателю, как и он сам, вечно веселому Гарри Соммерсу, на что тот презрительно сплюнул в сторону капитана и проворчал что-то вроде: "Мы, ирландцы, потомки викингов, и потому нам не присущи страх и боязнь ко всему неизведанному, как вам, андалузийцам! Вы только и способны на то, чтобы грабить несчастных индейцев латинской Америки беспросветно начиная свои гадкие делишки со времен Кортеса Фабрициуса и Франциско Писсаро да набивать свои кошели золотыми побрякушками отживших свои века некогда могущественных ацтеков, майя и инков..."
Все ясно. Далее спорить с этим морским чертом Лорке не представлялось возможным, и потому он взобрался на корму Розы Ветров и словно беспечный ездок наблюдал все происходящее с бессменной трубкой во рту. "Пусть будет что будет! От судьбы не убежишь! А ведь они плывут навстречу собственной гибели, дурачье, им даже и невдомек, что их поджидает там, близ этих смертоносных скал и выступающих над водою хребтов, которые в любую минуту могут превратить их судно в горстку щепок... Ну ничего, они еще пожалеют о том, что не послушали меня и не бросили якорь в трех милях от этого богом забытого островка!"-решил Лорка и прикрыл глаза. Видение объяло все существо волка-одиночки, и сопротивляться ему было не то, чтобы бесполезно, но даже непосильно - пускай все идет своим чередом. Ветер, такой солоноватый на вкус, что иссушал до крови губы, на этот раз нежно ласкал лицо Лорки, а проглянувшее сквозь пасмурное небо солнце осветило океан и становящийся все ближе и ближе птичий островок, на котором, вероятно, мог найти пристанище лишь посланник ветров, гроз и ураганов - великий Зевс, и никто более. Лорке привиделось, будто бы он снова очутился на отколовшейся от Антарктиды льдине, один одинешенек, и никто не в силах помочь ему, не на кого рассчитывать. Он должен во что бы то ни стало продержаться в таком положении самое малое - это двое суток, пока его верная команда не отыщет его с помощью компаса и направления течений и ветров. И он продержался! Правда тело своего капитана матросы Розы Ветров нашли в абсолютно бесчувственном состоянии, с обмороженными пальцами на руках и посиневшими от холода губами, на которых запеклась кровь. Что произошло на льдине в течение этих двух суток, матросы могли только строить догадки, но когда они наткнулись на труп белого медведя на этой злосчастной льдине во время поисков своего капитана Лорки, то им всем стало как-то не по себе: в медвежьем горле красовался клинок с инициалами G.L., и не стоило особого труда понять, кому принадлежало это орудие расправы... Когда же на корабле матросы раздели Гарсиа Лорку, то могли лицезреть на редкость жуткую для простого обывателя картину - грудь капитана слева направо была рассечена тремя пятью острющими лезвиями - когтями полярного хищника, пожелавшего полакомиться человеческим мясом но никак не рассчитавшего получить отпор со стороны человека, который по сути сам превратил медведя из хищника в жертву. Когда Лорка очнулся, то на него со всех сторон посыпались вопросы: каким образом он почти что голыми руками расправился с кровожадным зверем, имея при себе лишь именной кортик размером со столовый прибор? Но Лорка на это так ничего и не ответил. Лишь однажды, во время одной из традиционных для южных штатов попоек в одном из калифорнийских портов, капитан вспомнил о том, что ему пришлось также превратиться в зверя, когда речь зашла об оборотнях, и что зверем он стал не по своей воле, но по сложившимся обстоятельствам, и инстинкт ему подсказывал в тот самый миг только о том, чтобы спасти свою шкуру и сразить наповал своего врага. Лишь один должен был остаться на льдине величиною не более полутора миль...
Это видение Лорка мог видеть изо дня в день, желал он того или нет, но события в Арктике, произошедшие не так уж давно - всего каких-то пару лет назад, по-видимому надолго запечатлились в памяти пережившего свою собственную смерть человека, и до самой своей кончины Лорка вряд ли забудет двое суток холода и мрака, по прошествии которых некогда темно - русые волосы его обрели печальный белесый оттенок, который отдаленно напоминал седину. Да и как уж тут не поседеть, когда лицом к лицу сталкиваешься с давно позабытым первобытным страхом в обличии полярного медведя, чья пасть извергает такой зловещий рык, что все окрестные обитатели заполярья обходят его за добрую милю. Но самым ужасным было то, что и человек, и лютый зверь оказались по воле случая на отколовшейся льдине, и никто не мог отступить, что могло означать только одно - кто-то из этих двоих во что бы то ни стало должен был погибнуть. Лорка помнил, как медведь погнался за ним, и вот уже, почти достигнув свою жертву, произошло нечто из ряда вон выходящее: человек, в десятки раз слабее зверя, выхватил кинжал и прыгнул на медведя. Зверь не выдержал, удар правой лапы пришелся в самую цель, но вот левую он уже не смог поднять. Что-то теплое вытекало из его шеи, оно струилось по пушистому белому меху, раскрашивая его в кроваво-красный свет. "Уму даже не постижимо, как только могла подняться у меня рука на этого несчастного зверя, он же по сути ни в чем не виноват - естественный отбор в замкнутом пространстве происходит сам по себе, по своим законам, и я не вправе их нарушить" - думал Лорка, страдая и в то же время гордясь перед всеми своим подвигом, показывая при этом чучело того самого медведя, с которым он теперь не расставался и всюду возил с собою. Когда капитан рассказывал о приключившейся с ним историей в Арктике, слушатели поначалу переглядывались, а потом и вовсе начинали ржать скаля свои пожелтевшие от табака зубы, и тогда Лорке не оставалось ни что иное, как снять картуз и показать свою рассеченную слева направо грудь, на которой явно были запечатлены три рваные раны и были также четко прочерчены борозды, которые оставили мощные медвежьи когти.
Лорка уже заранее осознавал, но что еще более важно, неизбежно предчувствовал в своем видении, когда его тело начнет тихонечко вздрагивать, а грудь станет вздыматься все чаще и чаще, и потому даже во сне этого человека, казалось бы повидавшего многое, за свою богатую и насыщенную приключениями жизнь, не покидало чувство, что вот-вот его разорвет на части выскочивший из-за холма хищный зверь, и ничто не сможет ему уже помочь, ни его кинжал, ни даже желание остаться в живых наперекор самой судьбе. Но на то она и жизнь, чтобы прожить ее достойно, и не терять на пустяки драгоценное время. Лорка был искренне рад всему происходящему, ему, еще с детства мечтавшему о головокружительных путешествиях на край земли, и в голову никак не могло прийти жить, а если выражаться немного поточнее - то существовать так, как большинство жителей крупных городов Запада. Нет - эта жизнь, будь она даже со всеми изысками, пусть в ней были бы красивые дворцы, прекрасные девушки, превосходнейшие вина и деликатесы, нет, такая жизнь ни в коем образе не подходила характеру такого человека, как Лорка. Он всего-навсего не смог бы в ней существовать. Да и ни к чему надевать на себя оковы бытия, стараться как можно больше разбогатеть, и вообще быть таким же никчемным человеком, как тамошний европеец. Лучше быть беспечным искателем приключений и всю жизнь пытаться что-либо отыскать, чего-либо познать, ну или на худой конец разгадать тайны мироздания, нежели нагуливать себе живот да погрязнуть в бытовые заботы, которые целиком засасывают человека похлеще трясины, и откуда уже никак не выкарабкаешься, как бы ты не лез из кожи вон.
Внезапно последовал сильнейший толчок, который тотчас же развеял в пух и прах все видения капитана. Лорка вскочил со скамьи, на которой так сладко задремал, а так как она была расположена на капитанском мостике - чуть повыше палубы, то Лорка не сразу понял, в чем же дело. И лишь когда спустя пару мгновений он увидал, что его корабль налетел на огромаднейший подводный риф, едва выступающий над водой и оттого почти не видимый, Лорка понял, что с тем обстоятельством, которое представляет собою достаточно серьезную угрозу для мореплавателей, и он пренебрег всеми мыслимыми и немыслимыми предостережениями и оттого попал в аткое чрезвычайно сложное положение. Эту опасность и не предугадали моряки с "Розы Ветров", ну в дальнейшем, само собой разумеется, поплатились за это своим судном. Судя по хлынувшей на палубу из расположенного под ней трюма воде надо было полагать, что пробоина, образовавшаяся вследствие удара о надводную скалу, размером была не менее колеса из-под телеги, и потому дальнейшее пребывание на корабле вряд ли могло быть осуществимо. Лорка прикинул, что его судно должно полностью уйти под воду по прошествии не более четверти часа, и оттого, не мешкая и не теряя ни минуты, капитан наказал своей команде, чтобы они поспешно собирали свой скарб и грузились в шлюпки, а сам Лорка тем временем поднялся в свою каюту и вытащил из-под стола массивный обтянутый кожей сундук из амазонского бука, в котором хранилось два заряженных револьвера и именной кортик, пожалованный капитану одним из весьма зверских и изощренных карибских флибустьеров, владельцем бывшего когда-то "Летучего Голландца", за некую оказанную услугу, о которой никто и не догадывался. Собрав все необходимое в холщовый мешок, не забыв и про порох, капитан прихватил с собою все лежащие на письменном столе карты и атласы, сунул в карман кальсонов компас и решил уже было идти, как тут же взгляд его остановился на стоящем в углу каюты чучело полярного медведя, с разинутой пастью, усеянной желтоватыми клыками и не менее устрашающими резцами, с вытянутыми вперед могучими лапищами с острющими и цепкими когтями. "Ну ты теперь не встанешь на моем пути! Ты проиграл эту войну! Вы все, твари земные, бессильны перед человеком. Я умру от руки человека, но не от клыков и пастей звериных, как бы Вы все этого не жаждали". И с этими словами Лорка надел свой порядком так еще не ношеный картуз и вышел восвояси из своей каюты, щелкнув напоследок по носу своего некогда заклятого по воле случая врага.
Когда Лорка вышел на палубу, то она была уже совершенно пустою - вся команда ждала своего капитана, черте - где пропадающего и, по всей видимости, не желающего расстаться со своей "Белой Розой", которая за долгие годы странствий по морям и океанам стала его и домом, и убежищем от врагов, и всем смыслом вообще его, Лорки, существования. Но что поделаешь? Такова судьба "Белой Розы". Еще раз оглядев мачту капитанский мостик, с которого так хорошо было любоваться бесконечными далями на горизонте, Лорка скинул свои пожитки в одну из трех шлюпок а затем сам опустился в нее по сброшенному с корабля канату. Не отплыли они и полумили от судна, как "Роза Ветров" погрузилась под воду, и на поверхности продолжала колыхаться из стороны в сторону одинокая мачта да флагшток на ее верхушке. Все в один голос прискорбно вздохнули. Лишь по одно обстоятельство грело в душу Лорке и его команде. Эта близость клочка суши, хоть и небольших размеров, но все же земли, опоры, на которой можно стоять не шатаясь от борта к борту, где можно будет напиться свежей воды, и, быть может, найти пригодную пищу. Поздно уже было сожалеть о случившемся. У всех без исключения моряков была надежда, даже некоторая уверенность в том, что за ними обязательно приплывут, пусть не сейчас, а через пару недель, хоть даже через пару месяцев, но все же приплывут и заберут их всех с этого острова. Они знали, что наряду с "Розой Ветров" во Французской Полинезии курсировало не менее сотни яхт и фрегатов, так или иначе придерживающихся одинакового курса по отношению друг к другу и лишь изредка изменяя направления в основном с зюйд-веста на норд-ост от идущего впереди корабля. Когда шлюпки причалили к достаточно пологому берегу, то сидящие в них матросы могли лицезреть весьма необычную картину, которую можно увидеть только на этом острове, и нигде более: целые сонмы чаек взмывали высоко в небеса и кидались оттуда камнем в воду за добычей, и было их настолько много, что в на какую-то долю секунды небо вообще не было видно, на моряков и их капитана легла огромнейшая тень, заслонившая все вокруг в радиусе доброй мили. Это были пернатые обитатели морей и океанов, бессменные жители островков о материков, обосновавшиеся там и здесь задолго до человека и ведущих свою загадочную и никому доселе не изведанную жизнь. Выйдя на берег "Птичьего острова", команда ушедшей ко дну "Розы Ветров" разделилась на три группы, одну из которых, правда, вряд ли можно назвать таковой, ведь в ней числился один лишь Гарсиа Лорка. На недоумевающие взгляды своих матросов Лорка ответил, что он хочет побыть один и не нуждается в чьей-либо кампании. Но сказать по правде, Лорку больше всего угнетал тот факт, что он может остаться здесь, среди скал и чаек, совершенно один. Нет, только не здесь ему коротать дни в одиночестве, любуясь по ночам звездным небом и днем доставая со дна океана восхитительные жемчужины... Лорка мог где угодно быть волком-одиночкой, но только не на чужом острове. А островок и взаправду был не его, а их - пернатых обитателей его, которые ни за что не отдадут свой уголок суши посреди бескрайней пустыни зеленоватых волн.
Никто из моряков не подвергся панике, только Лорка уже заранее чувствовал, что им никогда не выбраться с этого проклятого острова, он отлично знал тот общеизвестный факт, что все суда обходят такие опасные островки с надводными рифами вокруг них за сотни миль и никто не решится приблизиться к нему, если даже увидит на этом самом острове дымок от костровища либо развевающийся на ветру белый флаг. Каждый стремиться сберечь свою шкуру...
Это была довольно-таки изощренная ловушка, в которую угодили все они, и из которой суждено было выбраться тому, кто не станет пренебрегать законами мироздания и будет вести приспособленческий образ жизни. Не каждый был на это способенЈ потому-то отнюдь не все члены команды Розы Ветров находились в здравом рассудке и трезвом уме - многих не покидало чувство панического страха, окажись они лицом к лицу со всем диким и необузданным, и посему эти люди заранее были настроены только на все худшее, что могло с ними в дальнейшем произойти. Лорка прекрасно понимал все это, и потому решил побыть со своим мыслями наедине, погрузиться с головою в самобытный мир, доселе не тронутый цивилизацией, познать то, что окружает нас повсюду и на каждом шагу, или, быть может, наконец постичь ту истину, которую он столько времени безуспешно искал в своих бесконечных странствиях по дальним и экзотическим странам, морям и океанам. Для этого Лорка решил оставить своих товарищей и проникнуть вглубь острова, где, как казалось ему, было гораздо больше шансов натолкнуться на источник пресной воды и может быть найти что-либо съедобное. Но пресная вода-это было главной задачей как для Лорки, так и для остальных членов команды.
Пока Лорка пробирался промеж огромных чуточку округлой формы валунов, его взору уже не в первый раз за время пребывания на этом клочке земли посреди океана представал довольно мрачный пейзаж: аккурат между трещинами и расселинами в скалах белели небольших размеров тоненькие косточки, безусловно принадлежащие пернатым жителям здешних мест. К некоторым сохранившимся скелетикам птиц пристали пух и перья, и оттого казалось, будто бы все это зрелище ни что иное, как маскарад жизни и смерти, но только главная роль в этом тайном действии была отдана последней. Лорка невольно изумился всей красоте этого вполне незаурядного пейзажа - что-то было в этих белоснежных останках птиц завораживающее, наглядно демонстрирующее наше непостоянство, власть времени над всеми живыми существами на Земле. Немного полюбовавшись над тем, что может сотворить с живым существом неумолимо несущееся вперед и только вперед время, Лорка вскарабкался по почти что отвесной скале наверх - на вершину "Птичьего острова", дабы лицезреть оттуда весь этот клочок земли как на ладони и понять наконец, что же он из себя представляет и можно ли вообще на нем выжить...
То, что на этом клочке суши не было и в помине пресной воды, капитан понял давно, когда только увидел его с Розы Ветров. Но надежда на то, что где-нибудь на вершине скалы есть маленькое озерце, состоящее из скопившейся дождевой воды, не покидала его до некоторого времени. Но теперь, когда Лорка наконец-то окинул с высоты птичьего полета весь этот островок, все его надежды улетучились в один миг, и осталась только горечь сожаления о том, что он позволил своей никчемной команде потопить Розу Ветров. Лорка был шибко зол за это на свою команду, но постарался это не показывать итак чувствующим себя виноватыми во всех смертных грехах людях, которые знали , что допустили роковую ошибку, и уже догадывались, чем им придется поплатиться за нее. Лорка решил спуститься вниз, к берегу, и разыскать там своих моряков, чтобы рассказать им о плохих новостях. Спускаясь вниз по нагромождённым камням и валунам, Лорку внезапно охватило знакомое всем с детства странное чувство, будто бы за ним кто-то или что-то непрестанно наблюдает. Но кто мог за ним следить, если на острове никого кроме его самого и команды Розы Ветров не было? "Птицы!" - ответил сам себе он. "Да, они явно не довольны, что кто-то посмел вторгнуться в их владения. Вдруг один из пернатых обитателей сего острова в сотую долю секунды камнем обрушился на Лорку, сорвал с него широкополую шляпу и тут же устремился с наживой в цепких когтях к небу. За ним целая стая галдящих чаек посыпалась на капитана. Они кружили вокруг него, некоторые норовили выклевать своей жертве глаза, другие же просто бросались на доступные им уязвимые части человеческого тела. Лорка выхватил из-за пазухи предусмотрительно заряженный им ещё на судне револьвер и выстрелил поначалу в воздух, но а уж потом - в одну из вцепившихся в его плоть чаек. Та упала на камни, сражённая выстрелом наповал. Её собратья, видя, что она распласталась без признаков жизни на сырой земле, убавили свой пыл и оставили своего заклятого врага на некоторое время в покое. Держа револьвер наготове в правой руке, левою рукою Лорка провёл по волосам, глянул на ладонь, и словно бы подтвердил сам себе свои домыслы: тёплая, немного липковатая кровь стекала по вискам, на языке явно был ощутим солоноватый привкус. Глаза заволокло красноватой пеленой. Лорка скинул с себя картуз, снял некогда белоснежную сорочку, и разорвав её надвое, для начала перемотал себе голову, а затем обвязал себе руку, которой он отбивался от кровожадных птиц.
Тем временем взбесившаяся стая птиц взяла курс на побережье. "Нужно как можно скорее найти свою команду и предостеречь их всех до единого том, что можно ожидать от этих кровожадных небесных хищников" - подумал Лорка и поспешил к берегу. Когда же он вышел на берег, то никаких признаков присутствия людей здесь не находилось. "Неужто они потерялись на этом крошечном островке, который имеет размер не более пяти-шести миль в длину, да и столько же в ширину!" - удивился Лорка и начал громко выкрикивать имена своих товарищей. Но никто не отзывался на его зов, лишь эхо откликалось где-то там вверху, на той самой скале, с которой он спустился к берегу с полчаса назад. Лорку озадачил и тот факт, что вся его команда могла бесследно исчезнуть за пару часов, словно все эти люди под землю провалились. "Такого не может быть!" -увещевал сам себя капитан. Но пройдя вдоль по побережью, Лорка убедился в том, что все его люди немыслимым образом затерялись где-то посреди этих своеобразных захоронений птиц в ущельях скал и в расселинах промеж камней и скал. К вечеру, вконец отчаявшись в своих поисках, Лорка решил найти себе место для ночлега, и выбрал для этого одну из небольших пещерок, коими был в изобилии усеян этот птичий остров. Вычистив свое временное жилище от уже знакомых ему белоснежных косточек и хрящиков, Лорка быстро задремал, а поиски питья и еды решил отложить до завтрашнего дня.
Проснувшись на рассвете, при первых лучах солнца, так застенчиво проникающих вглубь пещеры, Лорка едва смог раскрыть свои веки - кровоточащие раны на лбу тут же напомнили о себе - все лицо его было покрыто кровью, и оттого можно было подумать, что на Лорку была надета посмертная маска, точь-в-точь как у фараонов Древнего Египта, но с одной лишь разницей в том, что на сынов великого бога Ра была надета маска из чистого золота, а у Лорки заместо этого маска была сотворена из плоти и крови. Протерев до боли глаза, Лорка тотчас пригнулся и прикрыл руками лицо, так как прямо на него пробился вездесущий луч света. Это обстоятельство явно обрадовало человека, который всю ночь напролет провел в кромешной темноте. Лорка пробрался к выходу, накинул на себя одеяние, все кроме широкополой шляпы, его бессменного атрибута, и вышел из своего закутка летучих мышей и останков птиц да неизвестных морских животных.. По сравнению со вчерашним днем, когда Роза Ветров пошла ко дну, сегодня был на редкость восхитительный солнечный и погожий денек, и не было никакого намека на пасмурное небо и дождь. Слегка поддувал муссонный ветерок с архипелага Фиджи. Птицы все также кружили над островом и в его окрестностях, их гвалт был слышен наверное за сотни миль отсюда. Но почему-то Лорке казалось, что все эти чайки, бакланы и альбатросы высматривают вовсе не рыбешку в зеленоватых волнах Тихого океана, а его - человека, вторгнувшегося в их законные владения и оставшегося в полном одиночестве на этом никому не нужном кроме этих океанских обитателей клочке земли. "Нельзя ждать своей кончины вот так, сложа крест на крест руки, нужно хоть что-нибудь сделать стоящее для себя и для своей команды, и не в такие передряги ведь попадали!" - решил Лорка и отправился снова на поиски своих товарищей.
До полудня он обошел все островное побережье, протянувшееся на почти что добрый десяток миль, вдоль и поперек, но ничего существенного - ни следов, ни каких-либо вещей Лорке так и не удалось заприметить. Единственное, что попалось ему на глаза, так это несколько чаек, снующих над берегом в хаотичном порядке, и необычным казался тот факт, что клювы и перья этих птиц были щедро забрызганы чем-то красноватым, весьма смахивающим на вино. Но вероятнее всего это была самая что ни есть настоящая кровь. Быть может, они повздорили друг с другом, не поделили свою добычу, но все же Лорка догадывался о происхождениях этих красноватых краплений на этих беспорядочно кружащих в воздухе чайках. То, что случилось с командой Розы Ветров, было поистине чем-то страшным и невероятным, но для того, чтобы убедиться в том, что это событие уже произошло с его верными товарищами, с которыми Лорка избороздил многие моря и океаны, нужно было во что бы то ни стало разыскать всех этих людей, а если же они мертвы, то хотя бы отыскать тела и похоронить их как следует, пусть и не по морскому обычаю, но все же как достойных быть преданными на крайний случай скудной земле этого островка. Нельзя было допустить, чтобы все двадцать девять матросов и мальчишка двенадцати лет отроду в роли юнги в придачу ко всему прочему стали пищей для крабов и морских ежей.
Так, к заходу солнца дойдя до выступающего почти что на целую милю утеса, рассуждая по пути о том, что же все-таки предпринять в дальнейшем, Лорка наконец нашел то, чего искал почти что в течение всего прошедшего дня: на редкость ярчайшее в этом месте ночное небесное тело осветило вершину утеса, прежде чем перейти в далекую-предалекую лунную дорожку, уходящую, казалось бы, в саму вечность. То, что было на вершине утеса, Лорка никак не ожидал увидеть, и поначалу это так шокировало его, что нельзя было и шага ступить - ноги стали ватными и не хотели идти, да и разум подсказывал стоять на месте как вкопанному, Лорка все же решился идти вперед... Изглоданные остовы некогда человеческих тел мирно и непринужденно покоились на холодных каменьях. Внимательно всмотревшись в освещенные лунным светом тела, Лорка сразу приметил, что на некоторых из моряков Розы Ветров, как это сразу стало понятно ему, еще оставались остатки мышц и сухожилий, обтянутых изъеденной кожей. Остальные же фрагменты тел представляли собою лишь только анатомический скелет, и не более того, с содранными за считанные секунды скальпами. "Сколько же здесь было этих кровожадных взбесившихся пернатых хищников? - воскликнул Лорка и сразу же нашел ответ на возникший вопрос: весь берег был буквально изборожден следами чаек, а уж перьев здесь хватило бы на то, чтобы изготовить сотни вееров для дамочек Старого Света. Но Лорка старался не впадать в привычное для любого другого человека, окажись он на этом острове, состояние, близкое к паническому страху, а напротив, действовать более чем благоразумно и не совершать необдуманных поступков. А для начала нужно было взобраться на вершину прибрежного утеса, волею судьбы ставшего последним приютом для забредших по чистой случайности на него людей. После того, как Лорка, стоя над погибшими моряками, убедился в том, что это все до единого люди из его команды, он стал перетаскивать останки к краю утеса, чтобы затем спустить их вниз, на берег, а там захоронить их по - человечески. Ямой для одной братской могилы послужила размытая ночными приливами впадина у подножия уснувшего вулкана-единственной в своем роде на этом острове высоченной горы с кратером на вершине и застывшей лавой по краям, словно то был сам гордый и неподвластный никому из ныне живущих на Земле смертных печально известный Везувий.
Всю ночь напролет, оставшийся верным до последнего своей команде, капитан перетаскивал у себя за спиной мертвецов и опускал их в яму и под утро, едва сумев донести к братской могиле и опустив в нее последнего оставшегося на вершине утеса моряка, Лорка упал вконец обессиленный на остывший песок и тотчас же заснул крепким сном, так что никакой страх перед угрожающей с неба опасностью не потревожил бы его. Засыпать останки моряков Лорка решил завтра, на дневном свету, чтобы не приведи черт самому не рухнуть в эту ставшую вероятно, уже зловонной, яму. Проспав порядка шести часов кряду, он подскочил как ужаленный - неподалеку слышался невероятный птичий гвалт. Выставив перед собою обе руки, Лорка встал, огляделся по сторонам, и только потом вышел из - за узкой расселины меж двух валунов, где он и проспал все это время. Заглянув за камень, он едва поверил своим глазам: над островом кружились десятки тысяч его пернатых обитателей, и каждый норовил прокричать по-птичьи как можно громче. Останки погибших от их острых клювов и не менее острых когтей моряков все так же мирно покоились на берегу безмятежных волн океана, там, куда их отнес ночью Лорка, и, по-видимому, до них птицам уже не было абсолютно никакого дела. Они высматривали его, Лорку, они жаждали его смерти, мечтали растерзать его как набитую помпадурскую куклу, вцепившись предварительно в него своими цепкими когтями аккурат в глаза, дабы ослепить превосходящего их по силе человека а затем расправиться с ним за считанные минуты. Лорка отлично все это знал, и знал он также, что если в крайние сроки не утолит свой голод, то сам сойдет с ума и будет верещать, точь-в-точь как эти бестолковые бакланы, деловито расхаживающие по берегу в поисках добычи, выброшенной на берег Посейдоном. И вот, наконец-то, изможденному жаждой и голодом человеку предстала удивительная возможность утолить и то и другое. Лорка взял небольшой, округлой формы, камешек величиною с детский кулачек, и, подловив нужный момент, когда одна из чаек подлетела и опустилась на песок близ расселины, сбил ее стремительным броском. Птица уткнулась клювом в землю и стала зарываться в нее, будто бы это была вовсе не чайка, а страус из жаркой африканской саванны. Лорка в два счета оказался рядом с раненой птицей и, свернув упругую перистую шейку, впился зубами в ее сочную ярко-красную плоть. Кровь захлестала из раны малюсеньким фонтанчиком. Она была такой теплой, такой соленой, что когда Лорка выпил ее всю до последней капли и бросил на песок обескровленное тельце чайки, но жажда, хоть чуточку и пресыщенная, давала о себе знать вновь и вновь. Зато голода Лорка более не чувствовал - по всей видимости кровь, несущая в себе все необходимые живому существу соки и вещества, вдоволь насытила его брюхо. Тем паче, что кровь эта была еще тепленькой и не свернувшейся, как говориться, "с пылу, с жару". Теперь Лорка знал, как можно выжить на этом уже успевшим ему осточертеть острове, по крайней мере продержаться здесь хоть какое-то время . Пернатые жители, как бы это странно не звучало, были в одном лице и смертельными врагами единственному на этом острове человеку, и его же исключительной и бесповоротной надеждой на спасение, а значит нельзя было раньше времени отчаиваться...
Настает такое время, когда человек и Природа сливаются воедино - и наступает самый что ни есть естественный отбор, кровавая резня, исход зависит исключительно от самого человека. Чем лучше он знаком с законами мироздания, с нравами и обычаями Природы, тем большая вероятность будет у него выжить там, откуда он сам и происходит родом. Быть в гармонии с Природой еще не значит любить ее, писать на полотнах, в энциклопедиях с ярко кричащими иллюстрациями - нет, это совсем не то, что считает большинство из нынешних не в меру подвергнувшихся урбанизации жителей больших мегаполисов. Быть приспособленным ко всем ее капризам - вот то, чем необходимо обладать, если хочешь выжить где-нибудь в лесной глуши, либо, допустим, на необитаемом острове. Приспособленческий типаж с рождения привит любому живому организму, начиная от мельчайшей амебы, которую можно лицезреть разве что под микроскопом, и заканчивая таким сложным и противоречивым в своих жизненных позициях существом - как человек. Но в нас берет верх инстинкт самосохранения, когда случаются такие обстоятельства, при которых страх берет верх над рассудком, и если даже мы не хотим есть сырое мясо, то за неимением огня, на котором оное можно приготовить, от сильнейшего чувства голода мы съедим его таким, каким оно есть, то есть сырым. Это и есть один из отголосков приспособления к внешней среде. Несомненно, в некотором роде мы выглядим достойными соперниками нашим предкам - первобытным людям, но только в более интеллектуальной и разумной среде. А что касается единения с природой, то там уж никакой Краманьонец, ни Питекантроп нам не уступят в умении приспосабливаться к внешней среде и чувствовать себя в ней царями зверей, потеснив самого льва. Лорка как нельзя кстати уподобился первобытному человеку, и это крайне успешно сыграло ему на руку. Отведав сырое мясо птицы, поначалу у него было нестерпимое отвращение, но немного погодя чувство голода незаметно исчезло, а вслед за ним проснулось новое - чувство непреодолимой тяги ко сну...
Часть 2.
Назад в прошлое.
Лорка заснул быстро, без каких-либо ворочаний
с боку на бок, и сон был его настолько удивительным, что показался пережившему кромешный Ад в прямом смысле слова человеку неким глумлением над его нетленной душою, которая, как считал сам Лорка, все же была у него, несмотря на то, сколько зла он причинил людям... Но зло это было причинено исключительно по заслугам нехорошим людям, для всех остальных Лорка старался быть неким хамелеоном, выручал абсолютно всех, нуждающихся в его помощи, но так, чтобы те не знали, что это он, Лорка, помог им. Он не любил выслушивать благодарности в свой адрес. Так что теперь, после все пережитого за пару дней на Птичьем острове, Лорка чувствовал себя как-то по особенному, не то чтобы сказать отвратно, но и не впадал в панику, держался как мог. Обитатели этой земли объявили ему войну - пожалуйста, без Вас, мои пернатый друзья, я бы помер на вторые же сутки с голоду. Вы - единственный мой источник жизненной силы, Вы же и моя неизбежная погибель! Но теперь, когда Лорка осознал свое прямо скажем бедственное положение и ему было уже все равно, что с ним произойдет в дальнейшем, можно немножко отвлечься от всего происходящего и вернуться ко сну. А снилось Лорке, будто бы он по каким-то вполне невероятным и также необъяснимым причинам перенесся за несколько тысячелетий до настоящего, девятьсот второго года, и оказался не где-нибудь в Марселе или Гренаде, нет, он оказался именно здесь, на этом самом Птичьем острове, один на один со своим страхом и отчаянием. Как? Какой черт его сюда занес? Что он здесь забыл?
"Сумерки сгущались над Огненной Землей. В небе еще пока не так ярко, как ночью, зардела кроваво-красным луна цветом для кого-то зловещая, но для конченных романтиков и сущих сорвиголов она казалась неким знамением красоты и первозданности всего сущего на земле. Пышущий жаром вулкан возвышался над каменной грядой Птичьего острова. Каменные склоны и утесы в сумерках походили на гигантских существ - гипербореев, живших в незапамятные времена на севере, там, где по ночам восходит Полярная звезда. Все казалось таким мрачным, таинственным, словно этот мир на самом деле и вовсе не наша реальность, а чей - то плод не совсем здорового воображения. Быть может так оно и есть, это же всего-навсего мое сновидение, и я не могу считать себя за вполне здорового человека, что только не творилось в моей голове за последние несколько лет! Раньше я считал, что жизнь - это величайший изо всех маскарадов образ, но с годам волей-неволей обретаешь чувство долга перед теми, кто тебя окружает, и уже не понимаешь, почему ты был таким эгоистичным человеком, готовым на все ради отнюдь не праздной жизни, но ради жизни в поисках того, чего мечтал найти еще в детстве, но, к своему великому разочарованию, так до сих пор и не нашел... А, быть может, и нашел, но не подозреваешь об этом или не хочешь разочароваться в своих неудавшихся поисках. Так что во сне Лорка мог наблюдать то, чего его разум не желал видеть ни в коем случае, но вот только где-то в глубине душе - в самом подсознании ему все-таки хотелось увидеть это. Но что это такое было, никому не суждено познать. Вот один из отрывков сна, который Лорка запомнил лучше других и знал его во всех мельчайших деталях:
"...На гряде, уходящей далеко в океан, виднелись огни факелов. Вышагивая по скользким сыроватым каменьям, в сторону берега продвигалась некая процессия, и было непонятно, похороны ли это, либо, напротив, торжества, посвященные, вероятнее всего, ночи полной луны. И было в этой процессии что - то довольно-таки странное, даже несколько настораживающее, так как если присмотреться получше к этим людям в огромных черных балахонах и такого же цвета плащаницах, сам по себе напрашивался вопрос, а люди ли это вообще? Но уж не птицы, так это точно! На кой черт они бы тогда шли пешком, да еще через каждые пару шагов спотыкались об краеугольные камни. Процессия продвигалась очень медленно, так что издалека можно было предположить, что это вовсе не живые существа, а причудливой формы столбушки под факелы. Все были высоки ростом - под три аршина, не меньше, и очень худощавые, плащи и балахоны висели на немного сутуловатых созданиях словно на вешалках, и выглядела эта картина довольно смешно, пока не пробежали первый мурашки по спине. Почему все эти люди прячут свои лица? Это наверное жрецы. Такую процессию Лорка видел изображенной на одной из мозаик в Луксоре, в музее Раннего Царства Египетского, и датировалась эта мозаика ничуть не позже, нежели пятым тысячелетием до нашей эры, то есть точно такие же ночные шествия, будь они в верховьях священного Нила, либо на берегу затерявшегося где-то посреди океана острова, но Лорка точно знал, что они имели место быть на нашей планете. А были эти сборища ничем иным как культом жертвоприношения богам Солнца Луны, Марса, Юпитера, Сатурна, и других небесных тел. Но были и такие народы, которые воспринимали только анималистическое обожествление, то бишь введение в культ священного животного. Лорка знал, что, допустим, у индуистов таковым священным животным является корова. У индейских племен Южной Америки, проживающих на территории нынешнего Перу, бывших предков Великих Инков, пума - неприкасаемое и неоспоримое божество. Не исключено, что у народов Французской Полинезии некогда на островах существовал и возможно процветал бы и сейчас культ поклонения Человеку-птице, Покровителю небесных созданий-птиц. Но кто бы мог подумать, что тот самый Птичий островок, на котором по стечению некоторых весьма неудачных обстоятельств попал Лорка, и есть место поклонения богу Амону-Ра, этакая своеобразная Мекка для всех поклонников пернатого божества, один только вид которого заставит любого затаить дыхание и глядеть не моргая на восхитительно сложенное мощное тело с неестественно огроменными мускулами на руках и ногах, с широченной грудью и узенькой полоской талии... Но вот только человеком это существо язык никак повернется назвать - голова то у него птичья, а ежели выразиться поточнее - то сапсанья, с острющим и вздернутым кверху клювом и хищнически глядящими глазками, да еще в придачу с торчащим на макушке хохолком цвета слоновой кости. Откуда Лорке было известно, как выглядит птичий Бог, он не знал, но во сне перед глазами у него четко вырисовывался образ существа с телом человека и головою птицы. Быть может, он видел это человекоподобное создание в одном из музеев Каира, или прочел про него в мифах и легендах Древней Греции, но факт оставался фактом - Лорка был более чем уверен в том, что он уже когда-то, быть может даже в прошлой жизни, мог видеть образ великого и ужасного Гора. В эту самую минуту, когда он следил за уже пересекающей берег и устремляющейся вглубь острова процессией, Лорка почувствовал вдруг давно забытое чувство познания всего и вся, хотя в поисках приключений на свой век он никому не уступал, вечно что-нибудь с ним приключалось, когда он совал свой ярко выраженный курносый нос (и это несмотря на то, что Лорка считал себя коренным - до мозга костей - португальцем) туда, куда его ни при каком раскладе карт совать ни в коем случае нельзя. Так что и теперь, когда Лорка крался как кошка вдоль прибрежных валунов, не спуская глаз с удаляющейся от берега процессии, и ему не обязательно было чего-то опасаться, ведь все это происходило во сне, и Лорка знал это наверняка! Ну а если эти похождения во сне окажутся явью, то уж там будь что будет, главное сейчас - быть начеку и не выдавать своего страха перед этим одиночеством. И не бояться этих пернатых разбойников - ежели они не управились в первый раз, да еще и понесли потери, то теперь они должны стать более благоразумными. Или, быть может, наоборот, более разъяренными, почуявшими истинный вкус крови человеческой и желающие во что бы то ни стало полакомиться ею снова.
Пока Лорка гадал, снится ли все это ему либо он всего-навсего грезит в реальном мире, процессия тем временем приступила к восхождению на слабо дымящийся вулкан. Откуда же было известно в первый раз появившемуся здесь человеку о том, какое название носит единственный на всем Птичьем острове вулкан - еще одна загадка, которую Лорке не под силу было разгадать сейчас. Да и не нужно было ни о чем гадать, все само обитало своею жизнью в его подсознании, и имена жрецов Амон Ра, и даже тексты некоторых заклинаний, которые жрецы эти шептали по пути к вулкану. Лорка знал заранее, для чего они устремились ввысь по крутому склону горы: сегодня на ночном небе мерцала полная луна, а значит настало время принести в жертву повелителю птиц очередную юную девственницу с острова Пасхи, которая сама с превеликим удовольствием отдавалась в объятия самого Гора. Существо с телом человека и головою сапсана само решало, остаться ли девушке в живых либо отправиться на небеса к Миссурии - стране вечных перистых облаков и межзвездного космического пространства, стране вечного блаженства и небытия, где ты существуешь и не осознаешь, желаешь ты этого или нет. И вот Лорка наконец заметил эту очередную жертву: ею была неземной красоты девушка с распущенными золотистыми волосами, явно нордического происхождения, этакая скандинавка. Как она оказалась здесь? Быть может, корабль, на котором она пребывала, потерпел крушение и ее, одну, оставшуюся в живых, подобрали священные жрецы Гора. Вероятнее всего, так оно и было... Тут ни с того ни с сего Лорка испытал сильнейшее искушение - желание помочь этой юной особе, дабы не позволить ей стать очередной жертвой некоего человекоподобного стервятника.
Пока Лорка обдумывал дальнейший план своих действий, над головой его что то прошмыгнуло в сотую долю секунды. Без сомнения, это была летучая мышь, по всей видимости единственное дружелюбно настроенное к Лорке существо на этом острове. Вот уже в течение трех суток она не покидала его, всюду по ночам следовала за ним, а днем же обитала где-нибудь поблизости - в расселинах между скал или в нависших подобно неким балкончикам из старинных особнячков Иозефова Городища гротах, кои были здесь в бессчетном количестве, если принимать во внимание тот факт, что сам остров был некогда подводным вулканом, но постепенно он поднялся из-под воды и застыл таким образом после очередного своего извержения, что был похож на спящего посреди Французской Полинезии Гулливера из Страны Лилипутов.
Когда жрецы достигли наконец вершины Вулкана, повсюду стали самовозгораться пылающие огни факелов. Они осветили весь кратер. Там то как раз и происходили ужасные первобытные культы жертвоприношений и самобичеваний. Лорка прокрался вдоль редкого кустарника непонятного происхождения с чуточку одурманивающим ароматом к месту, с которого открывается вся панорама кратера заснувшего вулкана и остался пока незамеченным ни для кого, кроме своей верной спутницы - летучей мыши. Жрецы спустились на застывшую поверхность кратера, и каждый занял свою позицию, так что в итоге все они стояли ровным кругом, в центре которого возвышалось некое подобие алтаря для жертвоприношений, который был забрызган кровью до основания. Рядом с алтарем были видны темно-красные лужицы, из которых кровь по маленьким ложбинкам растекалась по всему кратеру в противоположные друг от друга стороны, образуя всесторонне направленный символ вечности - идентифицированную кровью пятиконечную Пентаграмму. Тут же один из жрецов подвел деву к алтарю, сорвал с нее воздушного пошива накидку и заставил взобраться на каменную плиту, пропитавшуюся насквозь кровью за годы господства Гора над Птичьем островом. И вот, наступила та самая минута, когда необходимо было хоть что-нибудь предпринять. Но к сожалению, бывают такие мгновения в нашей жизни, когда какая-то неведомая сила, словно высвободившаяся из глубины самой нашей никчемной душонки, парализует бренное тело наше ко всем чертям на добрые четверть часа. А за этот, казалось бы, ничтожный промежуток времени вокруг нас повсюду происходят события, на которые мы не в силах повлиять, будучи находясь во власти Геены Огненной. А той только и нужно, что вселить в человека страх и безразличие ко всему происходящему. И до нас не дойдут ни призывы к помощи, ни угрозы и проклятия за спиной - ничего мы не услышим, если даже и захотим это сделать. Страх охватывает нашу сущность как жук-короед, испещряющий на своем пути все дерево от основания его и вплоть до самой до верхушки, после чего пустота окутывает своею паутиной весь наш разум, и мы идем далее, каждый по своим делам, и нам наплевать, если поблизости насилуют, грабят, или, на худой конец, убивают...
Собрав всю свою нескончаемую волю в кулак, закрыв глаза и отрекнувшись от всех постыдных мыслей, навроде таких, как зарыться под первый попавшийся огромный валун и пролежать там как загнанный гончими заяц до самого утра, тем самым дождавшись конца этой церемонии, Лорка не долго думая схватил лежащий поблизости округлой формы камень, и чуточку пораздумав над тем, что же ему все-таки осталось предпринять, запулил этот самый камешек аккурат в самый центр лихо сымпровизированного капища - в самое пекло огня Немезиды. В ту же секунду пламя костра вспыхнуло и языки пламени поднялись до самого предрассветного неба. Тот, кто был в мистическом образе Гора, обратил свой взор на пригорок, откуда вылетел камень. Рык, последовавший вслед за этим, был настолько могуч, настолько звучен в ночи, что по сравнению с ним рев встревоженного за свой бесценный прайд приходом незваных гостей льва можно принять за трепетание малюсеньких весенних птичек в еще не укутавшемся в зеленый наряд Вильфсборгском лесу, что в Южной Вестфалии расположен. Подобен грому был глас, сошедший с уст звероподобного Волхва, и Лорка смог уловить в нем необузданную злость ко всему живому. Но в первую очередь он был обращен к человеку, швырнувшему в пасть ритуального огня камешек и тем самым осквернившего культ давно забытый нами, но которым же не пренебрегали воспользоваться наши предки.
Огонь вспыхнул ярче прежнего, но жрецы были явно в смятении и стояли с поднятыми кверху руками, кажущимися такими длиннющими, что вот-вот достанут до самих звезд, мерцающих на ночном небе. Было ли это иллюзией, либо не в меру разыгравшимся воображением, но Лорке стало не по себе от одной только мысли, что у этих человекоподобных существ руки длиною ничуть не меньше весел, но только отнюдь не лодочных, а самых что ни есть галерных, если сказать точнее - то были они во весь рост самого высокого человека, которого иногда можно увидеть в бродячих цирках - шапито. И вот эти самые ручища были устремлены к нему, к Лорке, готовые вцепиться в него своими костлявыми пальцами и разорвать плоть человеческую, чтобы затем швырнуть ее в свой ритуальный костер. Что-то большое и темное метнулось к скале, с которой Лорка наблюдал за всем происходящим, и в жалкую долю секунды взгромоздилось на самую вершину, туда, где впоследствии замерло в ожидании. Человек оказался лицом к лицу с самим исчадием ада, с тем, что приходит к нам исключительно в ночных кошмарах, но только с той лишь разницей, что во сне нам никто не сможет причинить боль и страдания, но вот сейчас, напротив, Лорка был ошеломлен представшим пред ним существом с могучим телом, чем-то отдаленно походящим на человека, но только отличие было прямо-таки ужасающее - птичья голова с всматривающимися в человека своими бездонными глазами выглядела куда более противнее на человеческом теле, нежели это был бы всеми нами широко известный и почитаемый Сфинкс из Долины Царей, что в Египте находится и поныне. Как было объяснить происхождение этого существа, откуда оно взялось, и чем руководствовался разум его, на все эти размышления у Лорки не было времени - нужно было действовать! Тот, кто выдавал себя за бога, либо им самим и являлся, был высоченного роста (под семь футов), с огромными ручищами, перетянутыми узелками мышц вдоль и поперек, взбухшими до такой степени, что казались каменными - этакие два огромных валуна, свисающие по бокам туловища. И вот сейчас эти ручища собрали всю свою волю в кулак, дабы размозжить одним ударом черепушку нахальному гостю с Большой Земли, который одним лишь своим присутствием осквернил обитель Древних Мудрецов, появившуюся здесь задолго до Всемирного потопа. Грудь получеловека-полуптицы тяжело вздымалась и опускалась, на ней было отчетливо видно мельчайшее оперенье, точь-в-точь как у птенцов, и от одного вида его Лорке стало тошно, как будто он невзначай упал в отхожее место. Существо тем временем шагнуло в сторону человека и, по-видимому, уже собиралось напасть, как вдруг в темноте блеснул кинжал. Лорка вспомнил о нем в последний момент, когда опасность непосредственно предстала перед ним, и рука машинально нащупала рукоять из слоновой кости, после чего в миг вытащила оружие для обороны. Но вот существо приблизилось вплотную к человеку и лишь одним мимолетным движением руки вцепилось ему в шею. Лорка не долго думая вонзил свой кинжал глубоко в самую середину груди, но никакой реакции не последовало. Кинжал входил в плоть существа как по маслу, но при этом не причинял ему никакой боли. Лорка чувствовал, что еще пару мгновений, и он задохнется в тисках цепкой руки, и оттого решил действовать наудачу. Изловчившись, он одной рукой ухватил человека-птицу за огромный клюв, притянул его к себе как только мог, и только потом изо всех сил прошелся кинжалом по тому месту, где пернатая голова переходила в тело человека. Лезвие мелькнуло в темноте перед лицом существа в последний раз, и голова с плеч слетела в ту же секунду и, упав на камни, покатилась по ним словно по мостовой вниз - к сборищу жрецов и хранителей языческих культов. Громадное тело некоторое время простояло, все еще сдавливая рукой шею своей несостоявшейся жертвы. Наконец, цепкие пальцы разжались, и высвободили Лорку, уже чуть было не задохнувшегося, после чего ручища существа повисли вдоль туловища, содрогавшегося в предсмертных конвульсиях. И вот тело необычного создания безжизненно покачнулось, и, сделав шаг вперед, рухнуло оземь и покатилось со скалы вослед за головой, тяжело ударяясь о камни и были слышны разве только глухие удары вперемешку с холодящим душу хрустом костей.
Жрецы, стоявшие все это время в оцепенении, наконец словно очнулись ото сна и снова воздели руки к ночному небу, будто бы ничего такого и не произошло, однако если брать во внимание тот факт, что мертвое тело их предводителя покоилось в двух шагах от костровища, а птичья голова с задранным кверху клювом лежала близ костра, то выглядело все это куда более странным, нежели нелепая мистификация шабаша ведьм на старом заброшенном кладбище. Лорка сразу заприметил, что девушка, которую язычники привели с собой, пыталась освободиться от обвившихся вокруг ее тела веревок, и у нее это уже почти получилось. Не долго думая он стремглав соскочил со скалы и ринулся на помощь пленнице. Мельком бросив взгляд в сторону жрецов, Лорка понял, что они погружены в глубочайшую медитацию, и даже если сейчас подойти к одному из этих человекоподобных существ и ударить его кулаком что есть мочи - то никто из них и не подумает встрепенуться. Как кстати все тот же кинжал и на этот раз спас жизнь, но только не своему хозяину, а юной пленнице, которая только и ждала своего спасителя здесь, на небольшом клочке каменной гряды, выступающей на несколько сотен футов над уровнем моря, где обитают разве что вездесущие чайки, да странные существа, взявшиеся ниоткуда и, по всей видимости, давным-давно канувшие в лета. Но что бы там ни произошло, теперь Лорка был как никогда воодушевлен и взбудоражен не только тем обстоятельством, что порешил чудовище неизвестного рода, но и тем, что вырвал из пасти самого дьявола человеческую жизнь, и теперь им обоим нужно было бежать что есть сил к берегу и сесть в первую попавшую лодку, на которых приплыли эти хранители древнего культа неизвестного происхождения. Девушка не сказала ни слова, а всего-навсего кивнула в сторону ближайшего к ним утеса, и Лорка понял, что нужно следовать именно туда. Не прошло и часа, как они достигли высоченного - под триста футов утеса, который врезался в океан словно нос большого парусника, разрезая волны своей острой надводной скалой, усеянной коралловыми рифами. Лорка приметил под утесом что-то темное, возможно пещеру или грот, одна часть которой была в воде. Там то и покоились небольшие лодочки, более напоминающие каноэ, на которых сплавляются по Амазонке и доселе некоторые индейские племена. Виднелись только две лодчонки, но по всей вероятности их было намного больше, может пять, или даже семь, все они стояли на причале в показавшимся по началу небольшом гроте, но как только Лорка со своей спутницей спустились вниз и очутились по пояс в воде, то сразу стало ясно - грот уходил далеко в самую сердцевину утеса. Откуда-то из глубины доносился поначалу непонятный шум, но хорошенько прислушавшись, Лорка распознал в нем хлопанье перепончатых крыльев и звуки, схожие с теми, которые издают летучие мыши, используя отголоски эха для своих хаотичных полетов в просторном лоне пещеры. Взгромоздившись на весла Лорка усадил напротив себя девушку и они спешно отчалили от берега и, оставляя за собою разводы по обе стороны, поплыли к выходу из пещеры. Откуда - то издалека послышался грозный рев десятка кровожадных глоток, отчего у обоих беглецов по спине пробежал неприятный холодок. Это несомненно, отошли от своего поглотившего разум гипноза неведомые создания и теперь рыскали повсюду в поисках своих жертв, нарушивших священный обряд да и вдобавок расправившихся с их главарем - тем самым существом, с которым Лорка расправился в то самое время, когда они были целиком поглощены медитацией... Но все было позади, Лорка греб изо всех сил и лодка отплыла от берега на добрые полмили, так что теперь вряд ли им удастся настигнуть беглецов. А уж на воде Лорка был уверен куда более, нежели на суше, и, работая веслами такт в такт, они уплывали все дальше и дальше от Птичьего острова, надеясь уже никогда не очутиться здесь более ни при каких обстоятельствах...
Часть III.
Где-то посреди океана.
Очнувшись ото сна и хорошенько продрав глаза чуть ли не до слез, Лорка огляделся по сторонам: кругом сплошная бирюзовая гладь, еле заметная рябь по правую сторону лодки, и, конечно же, солнце, нежно припекающее лицо и оставляющее своими лучами ослепляющие блики на воде. Лорка посмотрел на свою спутницу - та спала и явно еще не собиралась просыпаться. Вокруг - ни единого очертания суши. Скорее всего они были милях в двадцати от злополучного Птичьего острова, но что-то подсказывало Лорке, что положение их было куда более бедственным, нежели на суше. Можно таким вот образом ждать спасительную яхту или фрегат день, а то и два, а быть может - так и вообще месяц. Одним словом, теперь судьба беглецов всецело зависело разве что от воли случая, и на удачу здесь маловато приходилось рассчитывать. Корабли сюда редко захаживают, но зато местные племена полинезийцев частенько снуют туда-сюда на своих лодчонках, минуя по нескольку десятком миль за пару часов, на них то и нужно надеяться. Лорка налег на весла и развернул лодку по направлению к островам Фиджи, которые лежали к юго-западу от Птичьего острова, если верить пометкам на карте и масштабу расстояния на оной же. Девушка все спала и спала, а суденышко медленно но верно плыло против усиливающегося ветра с норд-оста. Работая веслами, Лорка поневоле загляделся на юную женскую особу. Было в ней явно нордическое начало как во внешности, так и во всем остальном. Она не куталась в лежащие на корме лодки одеяния, не дрожала от озноба, а попросту дремала и ничем не была озабочена. Наверное, она была уроженкой Стокгольма или Осло, а быть может и вообще русской девицей красною. Но светлые пепельные волосы и серенькие глазки не могли выдать ее точного происхождения, а так как она не перемолвилась с Лоркой ни единым словом, то он счел за нужное промолчать и подождать, пока его спутница заговорит первой. Каково же было удивление Лорки, когда девушка, проснувшись, уставилась на него немигающим взглядом, и выждав некоторое время, внезапно обратилась к нему на непонятном ему и неслыханном доселе языке. Но что более всего поразило воображение Лорки, так это тот факт, что речь это чем-то отдаленным напоминала ему самое что ни есть обыкновенное воркование голубей. Девушка могла отчетливо проговорить парочку заученных слов по латыни, что выглядело достаточно прозаично, но в основном же слова ее не имели ни малейшего смысла и для нашего восприятия они были недоступны. Лорка силился понять, чего хочет поведать ему эта прекрасная незнакомка, но как ни старался он внять ее речам, не мог разобрать ни единого слова. Наконец, девушка оборвала свою птичью речь вероятнее всего на полуслове, потому как взгляд свой она устремила далеко вперед по ходу лодки. Там, вдали, под небольшими перистыми облаками парили сонмы чаек, время от времени кидаясь подобно камням в воду в надежде на то, что мелкой рыбешке не удастся ускользнуть от их цепких когтей да острых клювов. Завидев пернатых обитателей морей и океанов, девушка тотчас же преобразилась прямо на глазах у Лорки. Глаза заблестели как у гончей псины, почуявшей след вскоре загнанного зайца, руки ее крепко вцепились по краям кормы, ноги же свои она вытянула во всю длину и уперлась ими в живот Лорке, нисколько не смутившись этим действом. Лорка понял, что эта девушка не так проста, как может показаться на первый взгляд, и явно не принадлежит ни к одному из ныне существующих сословий. Она, хоть и имела внешность, схожую со скандинавской, но все же была местной жительницей - полинезийкой. А светло-русые, почти пепельные волосы и беловатую кожу можно было объяснить лишь одним обстоятельством - эта девушка несомненно была альбиносом. Вероятнее всего, она была родом с одного из близлежащих островков, что раскинулись здесь, посреди океана, отрезанные от цивилизации и, быть может, пока еще не испорченные пороками последней. Лорка был знаком с некоторыми аборигенами Французской Полинезии, но все они как один были чернявые, одним словом походили на коренных жителей Америки - индейцев. Во всем у полинезийцев угадывались их традиции и обычаи. Жилища очень напоминали вигвамы, наряды местных жителей также были схожи с индейскими. Даже набедренные повязки перевязаны по одному и тому же принципу - прикрытая часть спереди и, соответственно, оголенная сзади. И в манере общения полинезийцы мало чем отличаются от краснокожих. Такие же имитирующие звуки животных гортанные голоса, одновременно подкрепляемые жестикуляцией. Да, речь несомненно была более чем схожа между собой, и, вполне могло быть и такое, что происходили они от одного народа. Еще в те времена, когда на Земле был один единственные огромный материк - Лемурия, вероятно процветала воедино целая раса людей, остатки которой впоследствии оказались волею судьбы разбросаны по земному шару: одни очутились на американском континенте, другие - на тихоокеанских островах, а ведь были, наверное, и такие, которые потом ассимилировали и с нами, европейцами, но только так давно это было, что теперь уже и невозможно уже отличить, течет ли в наших жилах кровь краснокожего народа. Но что бы там ни было, Лорка знал почти наизусть все обычаи некоторых южноамериканских индейских племен. Так, в частности, у индейцев Кечуа существует с незапамятных времен поверие, что человеческая душа после смерти обретает плоть и кровь хищной кошки - ягуара, и таким образом проживает еще одну жизнь, только уже в зверином облике. Потому то это животное, как впрочем и другие особи из семейства кошачьих, почитаются у индейцев как священные и неприкосновенные, а если кто и поднимет на них руку, то ждет его суровое наказание: этого человека выводят на открытую местность, на кистях обеих рук делают неглубокие надрезы, и оставляют его наедине с дикой природой. Если до него не доберется дикая кошка, то дикий кабан не сочтет нужным отказаться от столь легкой добычи. А дикие кабаны иной раз бывают куда более опаснее кошек. Лорка сам видел, как в одном из деревенских селений у подножия высоченных Анд дикие кошки прямо-таки дремали на деревьях, и не где - нибудь, а над самими вигвамами местных жителей. Бывали случаи, что попадались ягуары-людоеды, но даже таких животных нельзя было убивать - их попросту выгоняли горящими стрелами, и более эти кровожадные животные не возвращались к людям. У ягуаров, как и у всех остальных кошачьих, холодный рассудок берет власть над пылким разумом. Это отнюдь не означает, что они расчетливы, просто каждый шаг их взвешен и продуман, каждое движение легко и непринужденно, но стоит только на секунду отвлечься, как кошка уже примет решение и сделает прыжок в сторону своей жертвы. Лорка сам, не понаслышке видел, как охотятся эти звери, когда бывал в Колумбии, а бывал он там довольно-таки часто, как и другие сообразные ему люди, так и не устроившие свои жизни и оттого болтающиеся по свету в поисках легкой наживе, но в конечном счете все же оседающие в тех местах, где им пришлось более всего по душе.
Сейчас, сидя в лодке и вспомнив про традицию вышеупомянутого племени индейцев Кечуа поклоняться тотемному животному, Лорка почему-то ясно представил себе жуткую по смыслу и содержанию картину: девушка, сидящая напротив него и смотрящая на него широко раскрытыми глазами, что-то лепеча на своем диковинном наречии, за несколько дней до этого совершила нечто ужасающее по здешним меркам - кинула камнем в пролетавшую над ней чайку. Отчего она это сделала - неизвестно, но скорее всего не просто так. Быть может, птица была не в себе и кружила над жилищем этой аборигенки, издавая день ото дня свои душераздирающие крики, словно где-то под боком в агонии болезни стонал ребенок. А ведь издаваемые чайками голоса на самом деле так похожи на голоса отказавшихся в бедственном положении людей, что иной раз можно подумать, не души ли самих людей поселились в чревах этих морских и океанских пернатых обитателей и теперь, паря над землею, кричат нам и все никак не могут докричаться до нас. Но все это, безусловно, аллегория, и смысла в этом нет никакого для цивилизованного человека. Но только не для аборигена! Местные жители тысячелетиями верили и столько же еще будут верить в тот факт, что душа человека и взаправду после смерти перевоплощается в чайку, чтобы впоследствии парить над землей и смотреть свысока на всех и вся. И также, как и у южноамериканских индейцев, не каждый человек после смерти мог стать птицей, а только лишь избранные, которых выбрала сама Природа, заслужившие такое благо скорее всего совею добродетелью. Но оставим все это позади! Сейчас уже было не важно, что же все-таки натворила эта несчастная аборигенка, Лорка так или иначе ясно осознавал, что если в течении двух-трех суток они не достигнут суши, то погибнут от жажды и жуткого голода в этой самой лодчонке, и как раз послужат превосходным обедом для тех же чаек, и потому нужно было во что бы то ни стало найти хоть какой-нибудь клочок земли посреди этого бескрайнего простора бирюзовой воды, разлившейся здесь миллионы лет назад и заполнившей более одной трети всего земного шара. И никакие аллегории и сравнения сюда не подойдут, нет им места для того, чтобы описать человеческое создание, оказавшееся наедине с самим собою посреди этого бескрайнего океана, и какие только мысли ему в голову не приходят, и что только он не старается узреть в самом себе за то время, пока приходится коротать одиночество в таком вот амплуа. Что делать, кроме как повиноваться заложенным еще с рождения инстинктам самосохранения и направить нос судна туда, откуда доносится гвалт пернатых обитателей морей и океанов. Быть может, где-то поблизости, в нескольких десятках миль отсюда затерялся островок, да такой, чтобы на нем была вода и пища! Да, все мысли теперь только и были, что о еде...
После почти что суток без сна Лорка наконец задремал, уподобившись своей спутнице, которая только и делала, что спала, изредка лишь просыпаясь и лепеча что-то на своем языке, но потом так же внезапно умолкающая и снова засыпающая крепким девичьем сном. И приснилось Лорке, что они вдвоем с аборигенкой-альбиноской снова очутились на том проклятом Птичьем острове, только почему-то они не шли по земле, а кружили над нею. Они были птицами, и кружили они над Птичьем островом. Лорка не чувствовал своего тела. Он ощущал себя иначе: такой легкий, словно пушинка, и одновременно такой сильный и стремительный, готовый камнем броситься вниз, если на то будут какие-либо веские причины. Но вот Лорка замечает где-то вдалеке дым от костра. Летим в сторону вулкана. Там, у самого подножия его, хранители древних тайн собрались в вокруг костра и воздели руки к нему - к Лорке (во всяком случае он так подумал), на что тот ответил взмахом крыла, а затем решил опуститься на возвышающийся близ костра валун. Спикировав на камень, Лорка только сейчас ощутил, что стоит на твердой поверхности. Окинув взглядом всех здесь присутствующих, Лорке почему-то показалось, что здесь все не так как надо. Откуда-то взялся тот самый человек с птичьей головой, да еще с тяжеленною ношей в руках, с которой он, по видимому, не желал расставаться ни за что на белом свете, и не было на этом существе ни следов от кинжала, ни даже намека на то, что он был убит им же, Лоркой, двое суток назад. Что бы все это могло означать, задумался было Лорка, но потом его словно бы чем то горящим обняли. В руках у Гора было его собственное тело, со следами крови на одежде и с зияющей раной в горле. А чуть поодаль от Анубиса, близ самого ритуального костра, покоилось тело той несчастной альбиноски, которую он, Лорка, спас, или точнее сказать, думал, что спас, а на деле вышло вот как. Нужно только и всего, что проснуться! - пришло в голову Лорке. Но как ни силился он забыться, у него ничего не получалось. Лорка что есть силы взмыл в самую высь, пролетел над островом, и, достигнув под собою воды, камнем ринулся вниз. Неприятное чувство падения, и далее опять подъем вверх, тяжелые взмахи крыльями, острое клокотание в гортани, и наконец душераздирающий вопль, или точнее будет сказать - крик, который издают чайки, паря над нашими головами и ныряя за добычей в морскую пучину. Лорка так и не смог проснуться, как он ни старался того сделать. Да и не суждено ему было вновь очутиться в лодчонке со своей спутницей-альбиноской, изнуренными безудержной жаждой и диким голодом... Он стал птицей. Лорка не одолел тогда грозное человекоподобное существо, оно убило его, выудило из него всю душу и та, в свою очередь, нашла себе новое пристанище, быть может и не такое совершенное, как человеческое тело, но зато могущее гораздо большее, нежели ходить по земле да завидовать тем, у кого есть крылья за спиной. Лорка всякий раз, когда ходил по морям и океанам на своей Розе Ветров, сам того не осознавая завидовал не себе подобным, но тем, кто может вот так легко, как сейчас, оторваться от земли и взмыть в небеса, и только там обрести покой и умиротворение, чувствовать себя легким и независимым, одним словом - парящей над землей птицей. И сейчас, когда вокруг него сновали повсюду пернатые создания, он несомненно осознавал, что в них томятся души таких же, как он сам, почивших среди бескрайних морских просторов моряков и простых путешественников, и, быть может, бок о бок с ним сейчас летит вся его команда с Розы Ветров. И, только подумав об этом, Лорке стало так тепло на душе, что на мгновение ему показалось, будто бы он уже когда-то вот так как сейчас, парил беззаботно над землей и не было ни малейшего земного притяжения - он был легким, словно перышко, и сам не ведая отчего, взмывал в самую высь, к огромным перистым облакам безо всякой на то надобности. Вполне вероятно, что все это могли быть только сны, давнишние сны, такие, какие могут присниться разве что в очень-очень раннем детстве...