Ехать вместе в глухую марийскую деревушку на каникулах было идеей Тайры. В этой деревне жила её бабушка. Сама Тайра жила в Йошкар-Оле с родителями, а учиться поступила в московский МГУ просто потому, что с кем-то на этот счёт поспорила. Мы делили с ней съёмную комнату в течение учебного года. Я могла бы жить и с родителями в подмосковье, но между одной комнатой на двоих и одной комнатой на пятерых (считая брата и бабушку) решительно выбрала первый вариант. Для этого мне пришлось взять пару подработок: на выходных я работала в фаст-фуд ресторане в торговом центре, а вечерами писала статьи про косметику для женского интернет-издания.
После такого напряжённого года неудивительно, что глухая марийская деревня показалась мне райским местечком. В деревню, в глушь, в Саратов хотелось просто нестерпимо. Никаких фаст-фудов, никакого интернета! Я взяла с собой только один рюкзак вещей, и на электричках мы с Тайрой несколько дней добирались до её бабушки. С последней железнодорожной станции нам пришлось совершить марш-бросок, сначала по грунтовке, потом по раздольному лугу. Ещё выйдя на грунтовку, мы, не сговариваясь, сняли с себя последнюю отрыжку цивилизации - кроссовки, в которых ноге становилось жарко уже через два шага, и с удовольствием месили мягкую пыль босыми ногами. На лугу пришлось быть осторожней, чтобы не порезаться о траву, к тому же Тайра пугала меня гадюками - но раз она не обулась, то и я не стала паниковать.
Бабушка нас встретила пирогами. На вид она не отличалась от любых других деревенских бабушек, которых я когда-либо видела: просторный цветастый сарафан, открывающий полные мягкие руки, завязанный на затылке простой белый платочек, свободные пляжные шлёпанцы. Только лицо у неё, как и у Тайры, было скуластое, с раскосыми тёмными глазами. И улыбки у них были одинаковые: ясные, добрые.
Мы с Тайрой разом схватили по два пирожка и умяли их, запивая холодным козьим молоком.
Потом мы съели по стопке блинов с мёдом.
Потом бабушка попыталась накормить нас каким-то народным марийским супом, но в нас уже не лезло.
Мы решили пойти загорать, а потом сбегать в лес - снять на видео клип с моим танцем. Правда, у нас не было магнитофона, но мы решили музыку наложить позже, на компьютере. Когда вернёмся к цивилизации. Тайра достала из своего рюкзака огромный тюбик крема-репеллента и стала смазывать руки и ноги.
- Зачем это?! - удивилась я.
- От клещей.
- А может, тогда надо чем-нибудь голову завязать? У меня с собой ничего нет...
- Зачем голову? Ты же в траве спать не собираешься?
- А с деревьев не нападают?
- Клещи в траве сидят, на кустах... Мажься и не выдумывай.
На речке оказалось совершенно неинтересно загорать. Сама речка сильно заросла тиной, над ней вились комары. По счастью, репеллент комаров отпугивал не хуже, чем клещей.
Трава на берегу была сильно вытоптана и подъедена козами и ими же, к сожалению, загажена. Даже постелив половичок, выданный бабушкой Тайры, я не чувствовала себя спокойно: под грубой тканью ощущались круглые катышки. Фу...
- Мы раньше на мостках загорали, - сказала Тайра. - Но они потом сгнили и упали, а новые никто не стал делать.
Она сняла с себя майку и тут же расстегнула лифчик. Я смутилась.
- Мужиков здесь никого нет, - пояснила Тайра. - Туристы не ходят, а дед Миклай дома пьяный лежит. Он на всю деревню один дед, остальные - бабки. Их шестеро...
Она откинулась, опираясь на руки, и с наслаждением подставила голую кожу летнему солнышку. Мне тоже захотелось, но я постеснялась и разделась только до белья.
Солнце жарило совершенно чудесно. Релакс был такой глубокий, что даже разговаривать не хотелось. Мы только поворачивались то на спину, то на живот, запасаясь солнечным светом на весь год вперёд, как медведь - жиром. Наверное, пролежали мы часа три. Солнце стало потихоньку клониться к закату.
- Надо бы поснимать, пока свет ещё есть, - сказала Тайра и потянулась к лифчику. Она внимательно его осмотрела, видно, на предмет клещей и прочих зловредных лесных жителей, и только после этого надела.
- Пить хочется, - пожаловалась я, тоже одеваясь.
- Мы сейчас к роднику пойдём. Кстати, там же будет здорово тебя снять. Там рядом каменные развалины. Я тебе покажу каменного патыра в них.
- Каменного чего?
- Ну, такой вроде воина. Статуя.
- Ох! А что за развалины, наследие древних греков?
Тайра засмеялась, представив древних греков в глухом марийском лесу. Когда она смеялась, то становилась похожей на японскую школьницу. У неё были тёмные, почти чёрные волосы, перехваченные в два пушистых хвостика, и чёлка, как у пони, а глаза от смеха сужались.
- Да нет. Усадьба какая-то... так говорят. В ней жила сумасшедшая барыня, но она съехала ещё до революции. Усадьба разрушилась почти вся. Осталась пара лестниц, высохший колодец и одна статуя.
Мы собрались и лениво побрели прочь от речки, в лес.
***
Родник был выложен кирпичом, в нём плавал красный пластиковый ковшик. В одном месте у колодца вокруг родника не хватало пары кирпичей, оттуда вода выливалась и текла дальше крохотным ручейком. Ковшик был грязный, с неровной дыркой в ручке. Мы не стали им пользоваться, просто набирали воду в горсти и пили холодную воду, стараясь не облиться. На влажной земле возле родника было неприятно стоять. Отойдя, я вытерла ноги о траву. Подошвы сразу стали зелёными и липкими.
- Ты теперь как какая-нибудь кельтская богиня, - утешила меня Тайра. - Так будет даже стильно. Представляешь: танец на развалинах, с босыми зелёными подошвами, с развевающимися длинными волосами!
Тропинка, которой мы пошли дальше, почти совсем заросла. Забавы ради мы прыгали по широким корням деревьев, вылезающим из земли, стараясь не наступить на саму тропку. Над нами возмущённо цвиркали невидимые белки. Они не одобряли наше поведение. Нам было на них плевать.
- Про этого патыра, - рассказывала на ходу Тайра, - есть сказка. Будто он был слугой злой колдуньи, но влюбился в её дочь и за такую наглость был заколдован. А дочь колдуньи всё равно убежала из дома, только с одним марийским пареньком... камнерезом, Иваном.
- Дураком? - пошутила я.
- Да кто ж его знает! А патыра ещё можно оживить. Потому что сердце у него не каменное, а живое. Если это сердце разбудить, то он весь из камня выйдет, живым станет. Для этого его надо поцеловать... А дальше уже по-разному говорят - одни говорят, что должна поцеловать та, что в него влюбится. Другие - что принцесса. Ну, вообще дворянской крови. Третьи - что правнучка той колдуньи. Четвёртые назначают спасительницей девственницу. Сама знаешь, фольклор. Всегда есть несколько версий. Ой, вот они!
Мы выскочили на лужайку перед довольно крупными развалинами. Обломки стен и одиноко валяющиеся тёмные каменные блоки поросли мхом и вьюном. Лужайка вся была в огромных лопухах.
- В таких лопухах не получится красиво, - с лёгкой грустью заметила я. - Кельтские ноги не видны, и всё время буду запинаться...
- Ну, снимем на площадке наверху. Пойдём, покажу патыра.
Тайра бодро пересекла лопуховое море и нырнула в готического вида высокий дверной проём. От самой двери давно не осталось и следа. Я побежала за подругой.
Внутри было темно и прохладно. Так же, как снаружи, валялись замшелые каменные блоки. Уцелевшая лестница, ведущая наверх, однако же, была совершенно чистой. Тайра уже скакала по ней через ступеньку, нисколько не смущаясь отсутствием перил.
Прямо на одной из широких ступенек стояла статуя в человеческий рост, из того же чёрного камня, что вся усадьба. Тайра остановилась возле неё и оглянулась на меня, улыбаясь во весь рот. Я подошла поближе.
Это, действительно, был воин, неизвестной мне национальности. Может быть, фантазия скульптора. Он был чуть выше обычного мужчины, под два метра. Волосы были собраны на макушке в длинный хвост. Лоб пересекал не то ремень с узорчатой пряжкой, не то диадема. Нос с горбинкой, вытянутое лицо. На воине были латы, покрытые узором и, как ни странно, перехваченные ремнём, перчатки-краги, штаны были обмотаны ремнями и плавно переходили во что-то вроде кавалерийских сапог. На левом боку висела короткая и широкая сабля в ножнах.
Статуя была покрыта паутиной и разным сором, застрявшим в ней, и всё равно поражала воображение искусностью исполнения. Неудивительно, что вокруг неё стали слагаться такие сказки.
- Это марийский воин? - спросила я, хотя уже видела, что лицом он похож скорее на кавказца или на еврейского мачо вроде Хабенского.
- Нет, какой-то иностранный, - ответила Тайра. - Видишь, костюм совсем не марийский. Наверное, какой-нибудь франк или гот. Конечно, в представлении провинциального скульптора девятнадцатого века.
Она снова поскакала вверх по лестнице. Бросив прощальный взгляд на каменного "патыра", я побежала следом.
Наверху оказалась открытая с двух сторон площадка размером с небольшую комнату. На ней - плотный ковёр психоделически-зелёного мха, который пружинил под ногами и щекочет босые ступни. Сверху мох был сухой, снизу - влажный, но не так неприятно, как земля возле родника.
Тайра отошла к самому краю площадки, встала на колени и вытащила из пляжной сумки камеру. Между её голыми пальцами и пропастью высотой не меньше пяти или шести метров совсем узенькая полоска моха.
- Ты не свалишься? - испугалась я.
- Нет, я же не собираюсь прыгать назад. Как ты себе представляешь в этой позиции? - ухмыльнулась Тайра.
- Ну мало ли, какое-нибудь двойное сальто, - пошутила я. Сняла резинку с волос и растеребила косу руками, чтобы она распушилась, превратившись в рыжевато-русое облако на моих плечах и спине. На мне длинная и свободная белая футболка, лёгкие голубые джинсы. Если я их сниму, футболка станет похожей на тунику. Я поделилась идеей с Тайрой, и она её одобрила. Я кинула скомканные джинсы, метясь в её голову, но они пролетели мимо и, видимо, упали в лопухи. Тайра расхохоталась.
- Камера! Мотор! - скомандовала она, нацелившись на меня объективом.
Я начала скакать и носиться в развевающейся "тунике", за мной следом, как хвост от кометы, летели распущенные волосы. Я подпрыгивала, хлопала в ладоши, вертелась, взмахивала волосами, выдумывая на ходу некий фейский танец. Чтобы потом было легко наложить музыку, я мурлыкала про себя простой мотивчик и двигалась ему в такт. Время от времени я натыкалась взглядом на голову и плечи патыра, отлично видные с площадки. Он стоял в полупрофиль ко мне.
Через полчаса мы решили, что танцев достаточно, и стали спускаться вниз. В нижнем помещении Тайра показала мне, как выйти туда, куда упали мои джинсы, а сама сказала, что пойдёт через ту же дверь, что мы вошли. Объяснила, что хочет сбегать в кустики перед дорогой.
Я вышла с другой стороны развалин. Там тоже всё поросло лопухом. Джинсы упали куда-то между высокими и широкими листьями, их не было видно. Я прикинула на глаз место падения и, раздвигая лопуховые заросли, стала изучать там землю. Через пять минут штаны нашлись, и я поспешила натянуть их и пробежать развалины насквозь, к выходу с лужайки.
Тайры не было.
Я безрезультатно окликнула её. Одно из двух: или она прошла вперёд по тропинке, или решила подшутить и спряталась в кустах возле поляны. На второй случай я громко сказала, что Тайра - дура, после чего нашла вход на тропку, по которой мы пришли, и уверенно зашагала по ней.
Но скоро мне пришлось сбавить шаг. Тропинка разветвлялась. Я немного растерялась, но, рассудив, что где тропки, там и люди, свернула наугад. Потом ещё несколько раз я наугад выбирала тропинки и вдруг... вышла обратно к развалинам. Только теперь с другой стороны.
Меня взяла досада. Что за глупость, должно быть, я всё время выбирала левую тропку или вроде того. Надо быть внимательней.
Я обошла развалины, снова нашла тропку, по которой мы пришли, немного покричала Тайру и опять углубилась в лес. Теперь я выбирала повороты осмотрительней: то налево, то направо.
Минут через сорок я вышла на лужайку с лопухами. Из лопухов мрачно торчали развалины усадьбы. Я начала беспокоиться и злиться на Тайру. Снова найдя нужную тропку, я пошла по ней, громко окликая подругу. Лес молчал, если не считать, конечно, сорок и белок, стрекотавших где-то над головой.
Увидев лужайку с лопухами, я почти зарыдала. Мне хотелось затопать ногами или кого-нибудь ударить кулаком.
Фу, как некрасиво. Ты, Света, размазня. Тайра, конечно, тоже хороша, нашла, как и где шутить. Но через несколько часов она увидит, что я никак не выйду из леса, и придёт меня искать, может быть, с собакой. А начнёт с усадьбы, где видела меня в последний раз. Но я ей ничего не скажу. Нет, я ей наплету, что каменный патыр оживал, отпустил мне пару комплиментов и снова окаменел. А она поддержит шутку, и будет допытываться, как далеко зашли "комплименты"...
Я сорвала несколько крупных лопухов, чтобы сделать себе из них постель на мху. День выдался насыщенный, к тому же жаркий, я устала - пока Тайра придёт, успею вздремнуть. С лопухами я поднялась на площадку, поросшую мхом, разложила их и почти сразу заснула.
Проснулась я от холода. Открыв глаза, не сразу поняла, где нахожусь: прямо надо мной висело звёздное небо. Таких ярких звёзд в городе не увидишь, особенно в Москве. Почти полная луна заливала светом площадку, на которой я лежала, и верхушки деревьев. Я вспомнила примету, что если у луны не хватает справа, то она старая, а если слева - молодая. Эта луна была молодая.
Ночка выдалась прохладной. Я вся закоченела. Встав, я обнаружила, что на мох выпала роса. Чтобы согреться, я немножко попрыгала на месте. На глаза мне попалась залитая лунным светом голова каменного патыра. Мне захотелось рассмотреть его получше. Я осторожно спустилась и остановилась ступенькой выше его. Так между нами разница в росте становилась намного меньше. Я протянула руку и стала пальцами счищать паутину с каменного лица, поражаясь мастерству скульптора: он тщательно вырезал все складочки, все реснички, сделал выпуклый зрачок. Я вытерла пальцы о подол и стала снимать паутину с волос. Даже тут скульптор постарался от души: вырезан, казалось, был каждый волосок.
Моего любопытство хватило ещё на шею, потом мне надоело. Я хорошенько протёрла пальцы футболкой и осмотрела результат своего труда. Теперь можно было разглядеть выражение лица каменного патыра. Воин был печален. При этом было видно, что его ваяли с человека гордого, надменного. Может быть, с сына сумасшедшей барыни... Губы были нежные, выпуклые, подбородок - длинный, как у немцев с плакатов времён Третьего Рейха. В этом чувствовалась порода.
- Знаешь ли ты, каменный патыр, - сообщила я статуе, - что я - девственница? Кроме того, во мне течёт кровь русских и польских дворян. А ты такой красивый и печальный, что я тебя практически люблю. Жалко, что для полного набора мне не хватает колдуньи в родословной. Я могла бы расколдовать тебя поцелуем. Вот таким...
Шутя, я встала на цыпочки и подалась вперёд, опираясь на широкие плечи воина. На пару секунд я прижалась губами к его холодному жёсткому рту.
Бля.
***
Камень под моими губами стремительно превращался в тёплую кожу. Пока я замерла, раздумывая, как принять такой оборот, патыр вскинул руки в перчатках и обхватил мою спину. Его губы продолжали прижиматься к моим, правда, совершенно неподвижно, безо всяких эротических трюков.
"Просто фантастика", - пронеслось у меня в голове голосом мужчины из рекламы сыра. Я попыталась деликатно отстраниться. Получилось примерно наполовину - теперь мы уже не целовались, но руки ожившего патыра всё ещё лежали на моей спине. Я посмотрела ему в глаза. Глаза были карие, а волосы - чёрные или казались такими в неверном свете луны. Меня обуяла тихая паника. В голове вперемешку стали всплывать сюжеты любительских рассказов.
Сейчас мы займёмся сексом, подумала я. И после этого я его возненавижу, и буду убегать от него и скрываться, а он будет за мной гоняться и пытаться меня вернуть. Или почти наоборот, он меня изнасилует и я за это в него влюблюсь. Он превратится в моё наваждение. Или он только начнёт меня насиловать и вдруг обнаружит, что я - переодетый юноша. Но всё равно изнасилует. Тьфу ты...
Пытаясь разрядить обстановку, я сказала:
- Здоровеньки булы!
Откуда из меня вдруг выскочило украинское выражение, знает только моё подсознание и дедушка Фрейд.
- Это правда, что ты сказала? - без видимой логической связи спросил меня патыр. Его голос был несколько обделён в плане интонаций, и звучал глухо.
- Э... э?
- Когда ты сказала, что любишь меня, - пояснил воин. И ведь тянул же меня кто-то за язык!
- О... ты очень мне нравишься, это правда. Ты красивый. Но ты понимаешь, я ведь тебя совсем не знаю. Вот например... как тебя зовут?
- Янгул.
Фамилия Тайры была "Янгулова". Совпадение меня поразило, придавая ещё больше сказочности происходящему.
- Очень приятно, - я постаралась улыбнуться как можно кокетливей. - Светлана.
Вместо ответа он потянулся ко мне для нового поцелуя. Я не решилась сопротивляться. У ожившего Янгул-патыра были очень сильные руки. Его губы упруго прижались к моим. Безыскусный поцелуй длился минуту или две, потом Янгул выпрямился и снова посмотрел мне в лицо.
- Я очень долго здесь стоял, - сказал он так, словно это что-то объясняло. Я промычала с сочувственной интонацией и предложила:
- Может быть, пойдём наверх, поговорим? Нам надо так много друг о друге узнать...
Янгул отпустил меня, и я как можно грациозней поднялась по ступенькам на площадку. Ойкнула, вступив в мокрый мох: каменные ступени тоже были холодными, но хотя бы сухими. Перевернула лопухи сухой нижней стороной кверху, села по-турецки и похлопала рукой рядом с собой. Янгул-патыр безропотно опустился на листья. Одну ногу он вытянул, а другую согнул в колене. Устроившись так, он повернул ко мне лицо.
- Ты, э... ты не местный, да? - спросила я, стараясь завязать разговор и не допустить развития событий в духе любительских рассказов.
- Местный, - лаконично ответил воин.
- А на марийца не похож...
- Я ардар.
- Что это за народ?
- Каменные люди.
- Марийские тролли, что ли? - неловко пошутила я. Патыр смолчал. Потом он одной рукой аккуратно взял меня где-то в районе затылка, нагнулся вперёд и поцеловал в своей неповторимой манере. Надеюсь, если события примут дурной оборот, его представления о сексе также не включают в себя какие-либо проникновения. Минуты через две я снова была свободна.
- Тебе нравится целоваться, - заметила я.
- Мне нравишься ты.
- О...
- Ты очень красиво танцевала сегодня голая.
Иначе, как крайним волнением при воспоминание этого зрелища, я не могла себе объяснить такую неожиданно длинную фразу со стороны ардара.
- Ну вообще... по меркам нашего времени я была очень даже целомудренно одета, - сообщила я.
- У вас так ходят девки? - уточнил Янгул.
- Ну, в общем, да.
- Сними их, - попросил, почти повелел, ардар, показывая на мои джинсы.
- Ну, друг мой любезный... знаешь ли - холодно! Я и в портах зябну, а ты мне их предлагаешь стащить...
Не говоря дурного слова, ардар встал и расстегнул ремень с ножнами. Вслед за ремнём на мох упали кожаные латы с металлическим узором и перчатки-краги. Теперь Янгул стаскивал с себя просторную замшевую рубашку. Происходящее начало меня беспокоить.
Однако ардарский патыр ограничился тем, что протянул рубашку мне и сел рядом. Поколебавшись, я накинула её. Где-то в уголках памяти призраками маячили воспоминания о древних поверьях. Вроде бы, женщина, надев рубашку мужчины, признаёт его своим мужем. Или наоборот? А считается ли не надеть, а накинуть? Кстати же, древние верили, что нельзя кому попало называть своё настоящее имя. Да, молодец Света.
Янгул протянул ко мне руки, но ради разнообразия не объятия для. Он вытащил из-под рубашки мои волосы, дав им лечь волной мне на спину. Я попыталась придумать дальнейшую тему разговора.
- Говорят, ты любишь уже одну девушку...
- Катя умерла, - лаконично объяснился Янгул.
- О, прости.
Я посмотрела на посеребрёные луной верхушки деревьев.
- Янгул, а может, ты меня домой проводишь, до деревни?
- Я не знаю, где это.
- У.
Мы немножко помолчали.
- Ты меня всё целуешь только из-за танца? - спросила я, когда Янгул снова потянулся ко мне.
- Нет... я тебя потом полюбил.
- Потом?
- Когда ты меня по щеке гладила. Вот так...
Он поднял руку и осторожно, едва касаясь моей кожи кончиками пальцев, провёл по моему лицу.
Да. Мне понравилось.
Что-то словно толкнуло меня изнутри. Второй раз за ночь я сама поцеловала Янгула. Для этого мне пришлось встать на колени, придвинувшись к нему. Я обхватила его руками возле основания шеи и приникла к нежным, похожим на лепестки, губам. Ардар обнял меня, прижимая к своему голому торсу. Я стала тихонько гладить ему спину. Воспользовавшись моей уже четырёхминутной слабостью, Янгул залез мне под футболку и принялся стаскивать джинсы.
- Э! Эй! - возмутилась я, перехватывая штаны. - Это что вообще такое?
- Ты не хочешь стать моей женой? - почти жалобно спросил Янгул.
- А что... это у ардаров так вот запросто? Повалялись, и всё, готова семья - ячейка общества?!
- Да.
- Какие прелестные, пасторальные нравы, - поражённо откомментировала я.