Чернородинкой на бережной судьбе,
Сентябрь, горелых волос нить.

Дым и сажа, жар и свист,
доктор, воин, продавщица,
велика наша столица, много
пыли. Огнева пылали, 
бетона нежный костяк заголяли,
дом - не дом, не пар и муть.

Ковыляй, ковыль,
выпей или вылей,
опустил пустырные глаза,
почем зря прохожий.

Никто не скучает,
кто бежит, кто обнимает
своё милое ухогорлонос.
Горечь ожидания коробит
жесть, то-есть, кость,
а тут как тут, решетки колкость.
Окон цокот, 

один такой слегка очень пьяный, 
внес на обсужение голову, по видимому 
видимую им раньше, на подходе 
к тёмному мосту, там где пеплом покрытый 
паром, одна фигура с шестом.

Спасибо, спасатель!
А он уже ушёл, оскорбив
и поздравив немного мою
с крепкой грудью,

Полно-те, корягин, угрюмой
глубинкой глаз печаль прикарманил.
Многокровие солнца красит всё кругом.

Кто кричит? Я не кричу.
Тела теплицу таю
как свечу.