Андрей
Тертый

Сайт автора

Паук

Котяра

Формула успеха

Инессочка

Питер-Москва

Тень

Рок

Серпантинки

Ворона

Яркое молодое солнце всходило над Москвой. Оно выкатывалось на голубое чистое небо золотым огненным шаром, и было похоже на жизнерадостную двадцатилетнюю студентку, которая только что проснулась и потягивается в своей постели. Я прикрываю глаза и представляю, как её бархатистая упругая кожа касается моей, как от ее тела исходит нежное приятное тепло. Утренняя прохлада овевает наши тела, но не может отобрать на себя жар еще неостывшей любовной страсти; теплое пуховое одеяло сброшено в сторону. Уф-ф! Я бегу по мокрому после весеннего дождя тротуару и наслаждаюсь жизнью. Утренняя пробежка мне также необходима, как это весеннее жаркое солнце, так похожее на озорную подружку. У меня отличное настроение и в голову лезут приятные мысли, на губах витает блаженная улыбка. Легко перепрыгиваю через мелкие лужицы, разлитые по тротуару после весеннего дождя. Господи, как хорошо! Тело, такое легкое и послушное, несет меня вперед. В молодой зелени листвы стоит птичий гвалт. Каких только звуков не несется оттуда - громкое чириканье, оживленное щебетание, хриплое карканье. Легко перескочив через парапет тротуара, в три прыжка пересекаю мостовую. Бегу по бульвару. И вот передо мной во всем своем великолепии открываются купола Новодевичьего монастыря. Они горят на солнце червонным золотом и слепят глаза. Картина настолько величественная, что в груди моей подымается волна восторга; я мысленно благодарю Создателя за то, что я вот так просто бегу по утреннему весеннему городу, под ногами у меня брызжут лужи, а надо мной яркое чистое небо и солнце. От переполняющего душу восторга осеняю себя торопливым неуклюжим крестом. Попутно подмигиваю вороне, сидящей на ветке клена и внимательно рассматривающей меня своими черными бусинками глаз - живем, горбоносая! Однако ворона моих восторгов не разделяла, и личность моя вызывала у нее явное раздражение. Она перебирала по ветке своими когтистыми лапами, била крепким клювом по дереву и кричала мне в лицо что-то хриплым своим вороньим голосом. Она была похожа на злобную старуху, грозящую мне суковатой клюкой. Я чуть приостановился, чтобы убедиться в том, что этот заряд ненависти направлен именно в меня, и с изумлением смотрел на разбушевавшуюся фурию. Встретившись со мной взглядом ворона, казалось, совсем обезумела. Она спрыгнула на самую нижнюю ветку дерева и уже почти в метре над моей головой продолжала слать в меня свои проклятия. Ну, дела! - изумился я - чем это я ей так не понравился? А впрочем, черт с ней, утро то какое прекрасное! Бегу дальше. Моя задача - побыстрее миновать городские улицы и спуститься к Новодевичьим прудам. Там можно спокойно, не думая о рычащих у тебя за спиной автомобилях, легкой трусцой пробежать пару километров, наслаждаясь тишиной и красотой монастырского парка. Мыслями я уже был там и моментально позабыл о странной птице. Бегу, деловито перепрыгивая через разбросанные вокруг мусорного бака коробки. Вдруг я почувствовал позади себя какой то непонятный шум. В следующий момент я осознал, что это шелест крыльев крупной птицы. Инстинктивно пригнувшись, я резко обернулся. В тот же миг ворона, распластав свои обтрепанные крылья надо мной, взмыла вверх, её скрюченные когтистые лапы судорожно сжимались. Я понял, что она хотела незаметно подкрасться ко мне сзади и ударить меня в голову своим грязным огромным клювом. Раздосадованная неудачной попыткой, ворона громко кричала широко раскрыв рот, из которого острым жалом торчал красный, кровавый язык. Ух ты, сука! - вырвалось у меня. Я был не на шутку обескуражен и даже испуган. Через мгновение, овладев собой, я схватил с земли подвернувшуюся палку и замахнулся на сумасшедшую птицу. Она же продолжала кружиться надо мной и пикировать мне на голову. Так она гнала меня еще метров двадцать, потом отстала. Но долго еще я слышал себе вслед её хриплое карканье.

На следующее утро история повторилась. И так же, как в прошлый раз, она неистовствовала надо мной, пикировала на меня и гнала меня под любопытные взгляды прохожих. Других прохожих она, кстати говоря, не трогала. Я специально обратил внимание на то, что и бегуны, такие же как я, или просто идущие по тротуару люди, её не интересуют. Она спокойно пропускала их мимо и ждала, казалось, только меня. Я стал ловить себя на мысли, что начинаю бояться эту бестию. Каждое утро, подбегая к определенной черте, я с тревогой оглядывался вокруг, я искал глазами её грязно-серый силуэт и к своему огорчению всегда находил его. Она сидела в ветвях дерева, или на электрических проводах, или на козырьке ближайшего подъезда. Она ждала меня каждое утро в определенном месте, и глаза её злорадно блестели, когда она замечала меня, приближающегося к ней медленной неуверенной трусцой. Я еще заранее подбирал с земли какую-нибудь палку или камень и как только она начинала каркать на меня, швырял в неё этими предметами. Правда, это её еще больше раззадоривало, и вся округа оглашалась её возмущенными воплями. Все замолкало на время вокруг: птицы прекращали свой гвалт, прохожие останавливались и, открыв рты, с любопытством наблюдали за нашей сварой, водители из проезжающих мимо автомобилей со смехом кричали что-то обидное мне вслед. Выглядел я при этом, наверное, действительно очень комично. Я попытался немного изменить свой маршрут и обходить её владения стороной, но с удивлением убедился в том, что она ищет меня везде. Завидев меня вдалеке, крадущегося по кустам, она, радостно каркая, летела ко мне, и гон начинался с новой силой. Ну, что мне было делать?! Я не знаю. Она просто отравляла мне жизнь.

Теперь мои утренние пробежки, такие радостные и желанные прежде, превратились в тяжкие испытания воли. Чего я только не пробовал, чтобы избавиться от её настырной привязанности. Как то раз я решил - ладно, постараюсь просто не обращать на нее внимания, может быть ее привлекает именно мое сопротивление. Собрал волю в кулак, бегу. Она летит немного позади и каркает. Потом замолкла. Я слышу лишь шелест ее облезлых крыльев возле самого уха. Не обращаю внимания - бегу. И вдруг, сильный удар твердого клюва в голову заставил меня согнуться пополам и припасть к земле. Она же с победоносными воплями, возбужденная и растрепанная, взвила ввысь. Ага! Получилось! Достала все-таки этого ублюдка! У-у-у, гад, погоди еще у меня...

На работе, за обедом, я поведал свою печальную историю сослуживцам. Все радостно ржали. Правда, потом все же стали давать советы. Николай Ильич, наш начальник отдела, в прошлом сотрудник посольства в Никарагуа, принес из дома рогатку, из которой по его рассказам они лихо били на территории посольства игуан, в принципе безобидных и безопасных травяных ящериц. Петрович, бывший КГБ-шник, давал мне наставления профессионала: "Андрюха, представь, что перед тобой враг - ты должен его уничтожить! Врагов надо уничтожать". Ирочка высказала такое метафизическое предположение: наверное, говорит она, это перевоплотившаяся в ворону твоя бывшая жена!.. М-да - в задумчивости отвечал я - что то в этом есть.

Весь следующий день (это была суббота) я готовился к предстоящей операции. Брал в руки мощную, отполированную временем и мозолистой рукой Ильича рогатку, оттягивал её, представляя себе, как влеплю из нее камень в тело ненавистной птицы, как она упадет замертво прямо к моим ногам. Все мои мысли были заняты этой проблемой. В то же время я пытался понять, найти причину - почему именно я стал объектом ее нападений? Впрочем, сосед по коммуналке, сказал, что эта тварь достаточно хорошо известна в районе и достается от нее не одному только мне, и не один я собираюсь свести с ней счеты. Одевшись, я вышел на улицу, прихватив с собой рогатку. Середина мая - лучшее время года. Позади зимние вьюги и весенняя распутица, впереди жаркое лето, знойные пляжи, сочные ароматы лесных полян. Я медленно иду по маршруту своих утренних пробежек и думаю совсем не о прелестях лета. Подхожу к той магической черте, за которой начинаются владения моего Серого Терминатора. Осторожно осматриваюсь - пока все спокойно, никто меня не трогает, и я беспрепятственно пересекаю невидимую границу. Впрочем, - думаю я, не давая себе расслабляться, - время то далеко уже не утреннее, два часа дня, она ж не дура, чтобы караулить меня здесь весь день, у нее же и свои дела кроме меня, наверное, есть. Интересно, чем она занимается, когда меня здесь нет? Вышел на бульвар, сел на лавочку. Сижу. Детвора вокруг рассекает на роликах, на самокатах. Молодые мамаши гуляют с колясочками. Бабушки судачат на лавочках, изредка посматривая за своими хулиганистыми внучатами. От мысли, какой все они подвергаются опасности, у меня все холодеет внутри. Вот, эта озорная рыжая девчушка, с веселым визгом удирающая на самокатике от своего приставучего приятеля, разве справится она с этой ведьмой? Один удар крепкого клюва, один взмах когтистой лапы и ... Нет, мое воображение точно не доведет меня до добра. Но где же сама ведьма? Поднимаю голову и внимательно осматриваю кроны деревьев. Вот она... Сидит на ветке сухого, мертвого дерева прямо напротив меня, как воплощение Вселенского Зла, и... смотрит на меня. Рассматривает. То одним глазом повернется ко мне, то другим. Удивительно, но факт - только я, самый спокойный и незаметный из всех на весеннем бульваре, привлекаю её пристальное внимание. Вот она спрыгивает на нижнюю ветку, и мы смотрим друг другу в глаза. Она узнала меня, это также очевидно, как - то, что вокруг белый день, а не черная ночь. Пытаюсь установить мысленный контакт со своим неприятелем. Привет, привет, - посылаю я ей мысленный импульс, - видишь, я не против тебя, более того, ты даже мне чем-то симпатична, мы могли бы вполне стать друзьями. Ворона пару раз стукнула твердым блестящим клювом по ветке мертвого дерева и, вытянув в мою сторону тощую шею, громко каркнула. Она не собиралась мириться - врагов нужно уничтожать - принципы старого чекиста у нее были в крови, но никак не у меня. Я машинально нащупал в кармане курточки древко убойной рогатки. Ну почему именно я вызываю такую ненависть этой птицы, почему именно ко мне она проявляет такую неприязнь?! Я могу покончить с ней сейчас раз и навсегда, но тогда я никогда не узнаю разгадки. Все-таки не такая уж она злобная. Никого другого же она трогает. Плавно спланировав над моей головой ворона села на ветку другого дерева позади меня. Я весь напрягся, я чувствовал её у себя за спиной, по телу моему бежали неприятные мурашки от возможности в любой момент быть атакованным крылатой зверюгой. Я слышал, как с ветки дерева она перепрыгнула на спинку деревянной скамейки, на которой сидел я. Так мы сидели вдвоем некоторое время, боковым зрением я видел её, время от времени она ударяла клювом о скамейку и, растопыривая ощипанные крылья, недоуменно каркала в мою сторону. Но я был невозмутим и не делал в ее сторону никаких резких движений. Проходящая мимо пожилая женщина посмотрела на нас и озабоченно предупредила меня: "Она вас сейчас клюнет! Посмотрите - ишь, подбирается к вам. Эту гадину тут все знают". Не знаю почему, но её слова меня неприятно задели. "Ничего" - говорю я сквозь зубы - "мы с ней старые знакомые, как-нибудь разберемся". Женщина с удивлением посмотрела на меня и, пожав плечами, двинулась дальше. И тут я почувствовал, как что-то больно защемило мочку моего уха. Ах ты дрянь! - не сдержался я и вскочил со скамейки.

Прошло недели две. Я уже понял, что у меня не поднимется рука убить эту глупую птицу. Всеобщая ненависть к ней всей округи вызывала в моей душе обратное чувство. Глухой протест зрел во мне. Ведь не всех же она терроризует, размышлял я, а только самых гадких, самых вредных с ее точки зрения. Что ж с того, что я попадаю в их число. Может быть кто-нибудь, очень похожий на меня, разорил ее гнездо или забрал ее вороненка. Пройдет время, боль в ее душе утихнет, и она будет также спокойно летать над куполами старинного монастыря, как несколько сотен ее подруг и сородичей. А пока что война продолжалась. Она находила меня везде и била меня сверху на потеху всему окружающему люду. Петрович на работе стал холоден со мной, про себя, наверное, называя меня малодушным слизняком. Вот такие, как я, с его точки зрения и развалили Страну. Ирочка же наоборот - стала проявлять ко мне чуть ли не материнскую заботу, что, в общем то, тоже понятно.

Однажды в пятницу, после работы, я взял в соседнем киоске пару бутылок пива и пошел на бульвар посидеть на лавочке. Весь день стояла жара и лишь к вечеру чуток стало попрохладнее. На бульваре царило оживление. Я нашел свободное местечко на лавочке, раскупорил пивко и с наслаждением подставил лицо вечернему солнцу. По небу плыли высокие белые облака. На душе было легко и спокойно, в голову лезли приятные мысли. Я посмотрел в ту сторону, где начиналась территория моей пернатой террористки. Хотелось посмотреть на нее, спокойную, деловитую, занятую своими мирными вороньими делами. Надо же - ко всем равнодушна, а ко мне - нет! А может быть никакая это не ненависть, а любовь? Эта мысль меня рассмешила. Я докончил одну бутылку пива, раскупорил вторую. Внимание мое привлекла группа людей, стоящих на зеленом газоне парка и что-то оживленно обсуждающих. Повинуясь какому то тревожному предчувствию, я поднялся и пошел в сторону толпы. В основном это были дети, подростки, среди них были двое взрослых. Один из них, плотный бритоголовый крепыш в фирмовом спортивном костюме, держал в руках длинный черный предмет, издалека напоминающий пистолет. Подойдя ближе, я убедился, что не ошибся - это действительно был пистолет, шикарный пневматический пистолет какого то импортного производства. Лицо фирмача лоснилось от удовольствия. Мальчишки что-то возбужденно выкрикивали, двое из них азартно и весело по очереди лупили камнями в какой то предмет, находящийся центре образовавшегося из людей круга. У меня потемнело в глазах - я увидел, что они добивают камнями трепыхающееся на земле пернатое тело. Плохо отдавая отчет своим действиям, я крикнул - а ну прекратить! Мальчишки замерли с камнями в руках, недоуменно поглядывая на своих старших товарищей, наверное тот, что с пистолетом, был отцом одного из них, мол - папа, чего этот хмырь нам играть мешает, разберись с ним. Ворона, а это была она, моя хорошая знакомая, я узнал бы ее из тысячи по ее перьям, ободранным на крыльях, лежала на земле с неестественно вывернутой назад шеей. Глаза ее были открыты, перья на ее раздробленной груди были грязными и слипшимися от крови, раскинутые по земле крылья подрагивали в последних конвульсиях. Мой враг был мертв.

Впрочем, это не так. Мой враг был жив.

Он стоял и глумливо ухмылялся, глядя на растерзанное тело птицы. У меня потемнело в глазах от приступа ярости. Мой разум уже бессилен был мне чем-то помочь. Не помню, что я ему сказал, и что он мне ответил. В руках у меня была пустая бутылка из под пива - именно ею я со всей силы залепил ему между глаз. Потом была драка. Он оказался сильнее и тренированнее меня. Очнулся я на земле. Какая то старушка помогла мне подняться, охая и жалостно причитая, старалась привести меня в порядок. До меня не сразу дошло - где я и что со мной. Потом вспомнил. Ощупал себя содранными в кровь руками, кости были целы, по крайней мере передвигаться я мог самостоятельно. Одежда была порвана и замызгана грязью, морда разбита, в ребрах нарастала глухая ноющая боль. Противника моего поблизости уже не было, и только прохожие в отдалении с любопытством и опаской разглядывали мою жалкую фигуру. Что уж они думали обо мне, я не знаю, да мне это было и не интересно. С трудом наклонившись, я поднял с земли за лапы мертвую птицу и прихрамывая поплелся в сторону дома. Проходя мимо помойки, я выбросил ее в мусорный бак.

Май. 2002г