...Ночью буря утихла, и к утру небо открылось изумительно чистым лазурным шатром над успокоившимся на вершинах лесом, что в лучах тихого доброго солнца оправлял ветви свои бесшумно, устало и задумчиво. Листва блистала каплями вчерашней воды, а приречный луг вдали перемежался полосами размётанной в разные стороны высокой травы. Словно серебряная кисть прошлась по всему свету, оставляя замысловатые загадочные мазки на склонах ближних сопок, на мерно поблёскивающих котлубанях спокойной протоки, по поверхности зеленоватых ильменей, на камышовых зарослях вдоль всей изумрудной долины, на голубом небе, на земле, на тёплом жёлтом солнце, встающем величаво и спокойно над успокоившимся после бури миром...
Праздник, затеянный по приезду племянника Юна, несмотря на пронёсшийся ураган, оканчивался на второй день состязанием лучших в долине наездников. От южных ворот к началу скачек устремилась пёстрая толпа зрителей. Наместник на носилках с откинутым пологом в окружении челяди и приближённых расположился на возвышенности слева, откуда была видна зелёная долина реки и её левого притока, на ровном берегу которого всегда проходят праздничные бега. Тут же на лошадях два легендарных темника в боевых доспехах, на которых возложена организация соревнований. У того, что старше на поясе знак большой власти - золотая пайцза с одной яшмовой вставкой и с изображением лежащего тигра. Чуть в стороне женщины: жёны чиновников и военных, среди которых и весёлая Гюльджели.
Участники забега в количестве доброй сотни растянулись ровной линией к реке поперёк зелёной луговины, широко раскинувшейся правым берегом притока.
Шуа, обратившись к младшему из темников, вспомнил:
- Вчера мне показывали оборванца, говорят, он один из "наездников дьявола". Дайте ему лошадь, я хочу посмотреть каков он в седле на самом деле...
Темник поворачивается в седле к группе чиновных людей и рукой, перехваченной у запястья кожаным браслетом, подзывает одного из них и, нагнувшись, с лошади передаёт распоряжение наместника.
- Его, кажется, определили в каменоломню..., - осторожно пытается напомнить чиновник, но Шуа-хан слышит и жестом, не терпящим возражения, останавливает его:
- Сегодня пусть скачет...!
Соревнование явно задерживалось. Небо сияло ещё летним светом, и солнце, старательно высвечивало и холмы дальних вершин, и раскинувшиеся луга за рекой, и слева влажное с богатой листвой редколесье, уходящее вольной шеренгой дубов к синим предгорьям Да-шаня. Заждавшиеся лошади на лугу у высокого столба с цветным стягом наверху нервно перебирали ногами и хлестали себя хвостами, отгоняя появившихся вдруг роем оводов. Основными участниками скачки были лучшие воины из отряда гвардии наместника, дополняли их всадники из вольных "перекати поле", о которых толком никто ничего не знал и поговаривали, что это люди Кидань-хана, таёжными тропами проникшие совсем недавно в долину. Внешний вид кочевых сунов выдавал их неустроенный образ жизни, но на небольших разношёрстных лошадях они были подвижны, дерзки, красивы, и в них чувствовались крепкая общность и сплочённость меж собой. Одиночками среди участников выделялись пара туженей - людей земли, рискнувших отвлечься от своей обычной работы на поле и отличиться в столь редком в долине событии. За победу в скачке от наместника была обещана награда и покровительство.
...Юношу монгола привели быстро и поставили на колени у носилок наместника. Не понимая ещё происходящего, он исподлобья разглядывал празднично настроенных людей и недоумевал.
- Тебе велено скакать, как ты это умеешь делать..., - толкал его в спину коленом сотник, тот, что возглавлял третьего дня конвой.
Когда привели пегого мохноногого жеребчика и показали на изготовившихся к состязанию всадников на лугу, юноша сообразил, что от него хотят. Озорные искры заблистали в его глазах, на лицо набежала улыбка и он, не раздумывая, ловко сел на коня. Ещё через мгновение его грязные голые пятки и грубо остриженные вихры уже мелькали в отряде наездников. И как только из угловой сторожевой башенки на городском валу прозвучал удар в большой барабан, конники с гиканьем и криками сорвались с места, устремившись влево вдоль редколесья к высокому столбу вдалеке с чуть трепещущим белым полотном, означающим середину дистанции и разворот. Лошади бежали, взметая из-под копыт комья сырой земли вместе с травой, вырванной с корнями. Сбоку по тропе вслед за состязающимися всадниками с криком высыпала ватага скуластых загорелых, совершенно голых, либо с куском холстины на бёдрах огольцов.
С первых же мгновений от общей массы всадников, медленно растягивающейся в цепь, отделились пятеро, что плотной группой, набирая скорость, резво ушли вперёд. По островерхим кожаных шлемам, поблёскивающим в толпе, в троих из них сразу узнавались гвардейцы наместника. Четвёртым был по пояс голый ловкий тужень на молодой красной кобыле. Замыкал пятёрку кочевник с болтающейся у колена пёсьей серой шкурой. Пегий конь с Тимохой бежал в середине забега. Серый халат на юноше взгорбился за спиной, и, казалось, всячески мешал. С первых движений можно было видеть, что скакун не знает седока, вертит головой, рыскает из стороны в сторону, теряя ритм и сбиваясь с шага. Но вот Тимоха, согнув круче и подобрав плотнее и выше к бокам коня колени, втягивает голову в плечи, низко наклоняется к вихрящейся жёсткой гриве и, словно слившись с конём, заставляет его напрячься и ускорить бег. Первая пятёрка уже подходит к середине дистанции, когда пегий жеребчик вырывается в лидеры отстающей основной группы и, уверенно отрываясь, устремляется вперёд. Среди зрителей раздаётся вопль восторга и удивления одновременно. Мальчишки, сразу же отставшие от забега, залезли в крону одинокого ветвистого ясеня на взгорке чуть в стороне от тропы, и, раскачивая его до лёгкого треска, кричали во всю мочь, оглашая долину ребячьим визгом.
Минуя середину пути, пятеро первых всадников вдруг резко разделяются. Хрипят и тяжело дышат кони. Влажная земля коварно выскальзывает из-под копыт. На повороте красная лошадь чуть скользит передней ногой, низко припадает на неё, задевая при этом второго всадника, потом, всё же удержавшись на ногах, продолжает бег. Но сбит уже темп, сорвался шаг и у гвардейца, что шёл рядом и у кочевника, что летел следом, стараясь держаться вплотную к лидерам. И вот уже только пара всадников впереди, трое, промешкавши, отстают...
Тимоха ловко обходя на развороте половину расстояния, не потеряв при этом скорости, через мгновение уверенно догоняет потерявшую темп тройку скакунов. Теперь всё внимание зрителей направлено на пегого коня с босоногим наездником. Первых двух теперь уже никто не догонит, но вот кто будет третьим...? Тимоха сбрасывает с плеч халат, что серой неуклюжей птицей отлетает в сторону и падает в траву, подминая её рваными полами-крыльями. И, кажется, именно этот халат мешал коню: он выше задирает голову, склонив её чуть в сторону, при этом, подавшись вперёд грудью, начинает уверенно набирать ход. Ещё рывок и юноша настигает тройку, борющихся теперь уже меж собой, всадников. Ещё несколько мгновений и Тимоха, втиснувшись в их строй, вот-вот на полкорпуса уйдёт вперёд. И в этот миг всадник справа, сверкнув искоса из-под шлема злобным взглядом, словно невзначай наотмашь хлещет пегого конька по глазам, протягивая далее плетью Тимохе по плечу. Жеребец вздёргивает головой, скользит передним копытом, спотыкается и неловко падает на одно колено, разворачиваясь при этом резко в сторону и опрокидывая седока. Тимоха, расслабившись, отпускает повод и летит с коня, чуть коснувшись плечом земли, перекатывается и ловко встаёт на ноги. Зрители в этот момент замирают, но через мгновение, разом выдохнув, тут же переводят внимание на лидеров. Пегий, сделав пару шагов ещё по инерции, хрипло и часто дышит, потом останавливается и, развернувшись к юноше, виновато опускает голову к земле. Тимоха ложится ничком в траву и, растирая грязными кулаками глаза, беззвучно плачет...
Когда скуластые мальчишки принесут ему рваный халат, и два рослых чжурчженя приведут его к носилкам наместника на неподвижном лице юноши останутся лишь разводы от слёз, но в глазах уже серой яшмой проглянет спокойное смирение, замешанное поровну с потаённой гордостью.
- Ты и впрямь из "наездников дьявола"...? - заговорил с ним по-монгольски Шуа.
В ответ юноша молчит, не глядя в глаза наместнику, лишь ниже приседая на колено, но приподнимая при этом выше и горделивее голову.
В это время четыре слуги поднесли небольшой паланкин, за прозрачным розовым пологом которого угадывался женский силуэт. Стоя на коленях, Тимоха невольно искоса засмотрелся на него. Встрепенувшееся вдруг отчего-то сердце юноши подсказывало, что за лёгким покрывалом сидела та девушка, что вчера смеялась из окна. Он чувствовал её зачарованый взгляд в прорезь чуть приоткрытого полога. Вот колыхнулась ткань, и он увидел её смуглую маленькую руку, лишь на мгновение показавшуюся наружу. Этого мгновения было достаточно, чтобы то, что было в ней, мелькнув, бесшумно упало к наклоненному колену юноши. Он опустил глаза и, увидев небольшой нефритовый перстенёк, незаметным движением подобрал его...