Аннотация: Рассказ написан для участия в конкурсе Укол Ужаса-5
Что мы знаем о любви? Наверное, только то, что лежит на поверхности. Знакомые любому человеку страсть, привязанность, радость нахождения близких рядом, боль неразделенного чувства или пустота на душе после расставания. Хотя любовь имеет много граней, диких и даже зловещих. Порой это присущее всем и каждому чувство извращается и становится непохожим на известное нам. Так она может быть жестока, уродлива и беспощадна...
Моему другу, Николаю Петровичу Ронину, также как и я, археологу по профессии, не везло в любви. Он страдал от редкого кожного заболевания, что передалось ему от дедушки по материнской линии. Внешность его отталкивала большинство представительниц прекрасного пола. А те немногие, для которых наружность не являлась помехой, как правило, скорее тянулись к деньгам. Это и угнетало его больше всего. Одинокий талантливый археолог, он принадлежал тем людям, которые хотели настоящей любви, жаждали укрыться в ней как в тёплом одеяле. Найти верную спутницу жизни стало для него навязчивой идеей, делом принципа. Мне кажется, тогда и проявились первые признаки его нездоровой "одержимости".
Раньше Ронин был более открытым. Он ходил в экспедиции, давал лекции в одном из Московских ВУЗов. Поговаривали, что с несчастных студентов он сдирал по три шкуры на экзаменах и очень любил дорогие подарки и конверты со стодолларовыми купюрами. Это объясняло, что вместо занюханной однушки, где в основном и проживали археологи, он владел небольшим двухэтажным домом за городом. Но так как он был моим другом и наставником, в это мне не верилось.
Вскоре неудачи сломили его, и, как следствие, он отгородился от внешнего мира. Подальше от реальности, поближе к заплесневелым фолиантам. Я склонен верить слухам и полагаю, что переломным моментом могла стать связь Ронина с одной из студенток, которая, желая получить долгожданный зачёт, играла с его чувствами. А получив, что хотела, естественно, сбежала. Но, так или иначе, это предположение осталось на уровне домыслов.
Однажды он, никому ничего не сказав, уехал в долгое путешествие, что вызвало массу споров. Через полгода Ронин вернулся домой вместе с одной загадочной японкой неопределённого возраста и заявил, что женился на ней по древнему обычаю.
Когда я впервые увидел эту женщину, то сильно удивился. Она не отличалась красотой, была болезненно худа и слепа как летучая мышь, да и к тому же имела врождённое заболевание рук, что делало её пальцы похожими на уродливые кривые лапы насекомого.
Я припоминаю один неприятный случай, когда мы говорили о ней. Сквозь хмель память возвращает меня в ресторан, где мы с друзьями праздновали чьё-то очередное открытие. Ронин тоже присутствовал там. Это был последний раз, когда мы собирались вместе с ним.
Кто-то из коллег, изрядно подвыпивши, неудачно пошутил: "А не связана ли поездка Ронина с его желанием найти свою вторую половинку и, ежели он так хотел жениться, то почему не привёз домой одноногую глухую обезьяну?". Мы замерли. Зная, как болезненно мой друг воспринимает разговоры о женщинах, я подозревал, что это замечание оскорбит его, и он, как обычно, уйдёт в себя. Однако Ронин приготовил весьма замысловатый ответ:
- Да, связана. И скажу более: я рад, что мои знания японской культуры и упорство смогли предопределить мою судьбу. Именно так я нашёл ту, которая навсегда будет со мной. А насчёт обезьян... - его глаза злобно сверкнули - Физическая красота есть ничто. Картинка, радующая глаз. Не более. Полагаю, что при выборе вы больше руководствуетесь вашими инстинктами, чем здравым смыслом, что делает вас самих похожими на приматов. Сомневаюсь, что ваши шлюшки-жёнушки будут горевать больше трёх дней, когда вы один за другим передохнете. А вот с Айно нас не разделит даже вечность. И помяните мои слова: "Она как никто другой останется верна мне до самого конца, и будетрядом даже после моей смерти!"
Пройдёт ещё немало времени, прежде чем до меня дойдёт ужасный смысл сказанного им тогда.
Что ж, многие приходили к общему заключению, что несчастный Ронин, которому к этому времени минул сорок один год, тронулся умом вместе со своими старыми книгами. Так у него практически не осталось друзей или тех, на кого он мог положиться, если не брать в расчёт его жену-инвалида.
Я был один из тех немногих, кто по-прежнему уважал его, несмотря на произошедшие с ним перемены и странности. Когда я только выпустился с археологического факультета, Николай Петрович сделал для меня очень многое, наставил на истинный путь, задал верные цели. Все мои успехи в области археологии в той или иной степени связаны с его личностью. Хотя я полностью не разделял его взгляды и не одобрял его сомнительный выбор, его персона вызывала у меня глубокое почтение.
Дом Ронина располагался в лесу, в двух километрах от ближайшей деревни, где до поры до времени к нему относились хорошо. Однако когда он привёз туда свою жену, местные жители резко ополчились против. Вокруг личности Николая Петровича начали ходить грязные слухи. Поговаривали, что не раз наблюдали супругов бродящими за полночь в лесу. Апогей наступил, когда Ронин построил себе на местном кладбище склеп. Вот тут его по-настоящему невзлюбили. Местные стали бояться его как огня. Не подпускали Ронина в общественные места, в магазин и баню, мотивируя тем, что раз тот занимается оккультизмом и некромантией, то нечего таким здесь делать.
Так что ему ничего не оставалось, как возвести собственную парную у себя на участке. И по злой иронии судьбы там он и сгорел заживо. Единственный наёмный рабочий в их доме и друг Ронина, Иван, в тот день напрасно пытался пробить массивную дубовую дверь и перебороть пламя, бегая вокруг как очумевший. Вся конструкция сгорела до основания не более чем за полчаса. Уже через пару дней Николая Петровича похоронили в построенном им же злосчастном склепе.
По стечению обстоятельств, о случившей трагедии я узнал только после погребения. Всё дело в том, что тогда я уезжал на международную конференцию археологов в Рим. Николай Петрович уже давно не посещал мероприятия подобного рода, и его отсутствие не вызвало у меня тревоги. Двумя днями после приезда я созвонился с одним нашим общим знакомым, который и сообщил мне эту печальную новость.
Смерть друга потрясла меня. Утрата, как и любое прощание, наносит боль, и я долго не находил себе места. В последнее время мы с Рониным не так уж часто и виделись, и меня, соответственно, не покидало чувство вины. Тогда я решил созвониться с Иваном и приехать в дом вдовы Ронина, недалеко от которого покоился мой друг.
В том году была, наверное, самая дождливая осень из тех, что я помню. Все дни напролёт шли ливни, шоссе размылось, а неиссякаемый поток воды скрывал всё дальше пары десятков метров. Я боялся застрять где-нибудь на просёлочной дороге, и ехать приходилось крайне аккуратно. Пару раз я сворачивал не туда, и случалось возвращаться обратно. Где-то часам к семи вечера я добрался до пункта назначения.
Иван встретил меня у порога.
- Вот и Вы. Проходите.
Хоть Иван являлся малограмотным наемным работником из ближайшей деревни, Ронин буквально выдрессировал его обращаться ко всем своим друзьям и знакомым на "Вы".
Я припарковал свой старенький "Рено" и прошёл за ним.
Что мне сразу бросилось в глаза, так это полное запустение дома. Паутина, тянувшаяся от верхушки массивного дубового шкафа к потолку, толстый слой пыли на привезённой мной и подаренной ему африканской маске, выточенной из красного дерева. Складывалось такое впечатление, что здесь никто не жил в течение долгого времени. Как минимум два месяца, что я здесь не появлялся.
- Вижу, уборка тут давно не проводилась - заметил я.
- Хозяева не требовали с меня этого. Говорили, что в мои обязанности входили только поход в деревню за продуктами, приём гостей и сервировка стола. Наверное, Вы в курсе, что у хозяйки Айно есть некоторые проблемами с суставами пальцев рук, и мне приходится готовить ей пищу, если это можно таковой назвать...
- Что ты имеешь в виду под словами "если это можно таковой назвать"?
- Ну как сказать... - Иван пожал плечами - Хозяйка Айно не ест обычную еду. Два раза в день я варю ей какие-то корешки и травы, что она привезла с собой, и оставляю под дверью комнаты, из которой она практически не выходит. Иногда к еде так и не притрагивается. Хотя сама -худая-прехудая. Так, боюсь, и загнётся скоро вслед за мужем.
- А я смотрю, хозяйка у вас очень замкнута. Я полагал, что она спустится вниз.
- Так она всё время наверху у себя сидит и никуда не выбирается. Да и к тому же она и по-русски с трудом разговаривает.
- И как же ты с ней изъясняешься?
- С трудом. С большим трудом. Я растягиваю слова и говорю одно и то же по несколько раз. Она отвечает мне, как правило, из-за двери с ужасным японским акцентом. Я далеко не всегда понимаю, о чём она толкует. Но, благо, у нас с ней всё проходит по изученному сценарию, и разговаривать друг с другом приходится мало. Хотя недавно, ну Вы знаете после каких событий, нам пришлось долго согласовывать все детали.
- Понимаю. А при жизни Петровича полегче было?
- Петрович вообще отличный мужик был! У него работать - одно удовольствие. Только сам не свой в последнее время стал. Замкнутый какой-то, подозрительный. Видать, что-то у него приключилось, а он как всегда: всё в себе, да в себе.
Мы прошли в столовую, где Иван меня любезно угостил своим фирменным блюдом. Он прекрасно запекал мясо, и я по-хорошему завидовал Ронину, что для него готовил такой изысканный кулинар. Насытившись и дождавшись, как пройдёт очередной заряд дождя, мы отправились на кладбище.
Путь лежал через лес, и так мы прошли примерно километр. Когда из-за горизонта начали вырисовываться первые очертания старого покосившегося забора и видных за ним могил, до меня постепенно начало доходить, почему Ронин пользовался дурной славой среди местных жителей. На фоне простых деревянных крестов, недорогих каменных плит его огромных размеров склеп смотрелся гротескно, как небоскрёб в посёлке. Чудовищные горгульи, которые украшали весь постамент, были настолько зловещего вида, что напугали меня, повидавшего дикие обряды африканских племён, а не то что бы какого-то суеверного деревенского жителя. Хищным взором они смотрели на нас, готовые наброситься, если мы потревожим покой лежащего внутри. На входе красовалась какая-то надпись на японском.
Иван толкнул каменную дверь, и та отворилась.
- Здесь нет замка - объяснил он - Так решил Николай Петрович. Не знаю, может это тоже какой-то древний японский обычай. Да и в принципе никто из местных жителей не заходит внутрь. Видимо, все они как один боятся этого склепа.
Мы вошли. На внутренних стенах на нас глядели ещё более уродливые и омерзительные создания, нежели чем горгульи снаружи. По виду и стилю они напоминали каких-то древнеяпонских демонов. Огромные черви, испускающие изо рта паутину, похожие на нерождённых детей, четырёхрукие длинноволосые уродцы, а иногда просто головы без тела с застывшими от ужаса и печали выражениями лиц. От такого необычного орнамента и мне стало необъяснимо жутко. Я положил цветы на могилу и перекрестился. При этом, мне казалось, что головы со стен, не отрываясь, смотрят на меня, и ухмылки их становятся шире. Когда я всё закончил, не говоря друг другу ни слова, мы покинули ужасное место.
- Я заметил, что никто не может находиться в этом склепе более пяти минут... - сказал Иван, когда мы уже шли по дороге к особняку.
- Это точно. Как только я зашёл внутрь, мне показалось, что всё вокруг дышит злом. И как только Николай Петрович мог построить такое?
- Не знаю, но, думаю, супруга к этому тоже руку приложила. Едва он вернулся с Японии вместе с ней, как ему почудилось, что помрёт он скоро. Стал он мрачным, нелюдимым, потребовал перетащить все свои книги в подвал, мало ел и занимался там чем-то непонятным целыми днями. Хозяйство в доме его больше не интересовало. Если раньше я постоянно батрачил у него на участке, приводя что-то в порядок, то потом мои обязанности свелись к минимуму. Вскоре он уехал на несколько дней и привёз каких-то цыган с внешностью, не внушающей доверия. Лично я таких лесом обхожу. Вот, они и возвели это... сооружение...
Резко полил дождь. Причём такой сильный, как если бы мы проходили под водопадом. Весь обратный путь мы бежали. При приближении к дому, я обратил внимание на зловещее красное свечение в окне второго этажа.
Вернувшись, Иван заварил чаю с малиновым варением.
Вот и всё. Я простился с другом, и теперь мог спокойно ехать домой. Было около половины девятого вечера. Мы сидели с Иваном, пили чай, разговаривали и ждали, пока пройдёт дождь. Я - чтоб поехать обратно, он - чтоб уйти домой, так как смена его уже закончилась в восемь часов. Но дождь не прекращался. Как назло, забарабанил ещё более остервенело, как бы издеваясь над нами. Ивану позвонили:
- Да, хорошо, скоро прибуду. Примерно через полчаса...
Он повесил трубку и перевёл взгляд на меня.
- Боюсь, мне домой надо. Причём, как можно скорее. К Тане опять приехали родственники. Что же делать с Вами? - он задумчиво посмотрел в окно, куда с лютой ненавистью бил дождь - Ехать в такую мерзкую погоду - плохая затея. Ещё увязнете в грязи или того хуже: потеряете управление и разобьётесь. А меня совесть потом загрызёт. Нет уж. Останьтесь лучше здесь на ночь, а наутро выезжайте. Словечко за Вас я перед хозяйкой замолвлю.
Я начал его отговаривать, но он настойчиво стоял на своём.
- Да ладно, бросьте! Что тут переночевать никому нельзя что ли? Сейчас поднимусь, договорюсь, и нормально всё будет!- убедил меня он.
В конце концов, я сдался, а он побежал наверх просить за меня у хозяйки.
- Решено! Сейчас я Вам достану ещё один комплект постельного белья, и можете улечься! - через несколько минут весёлый он сбегал по лестнице - Но есть одно "но"!
- И какое же?
- Хозяйка уступила, но только с условием, если я закрою Вас в комнате на всю ночь...
Такое странное предложение одновременно смутило и оскорбило меня. Конечно, я ждал нечто особенное, учитывая угрюмость и замкнутость госпожи Айно. Однако идея находиться взаперти до утра в комнате больно задела меня за живое. Как будто бы я не старый приятель Ронина, а бродяга, случайно забредший на ночлег? Тем не менее, я попросил Ивана передать хозяйке мою благодарность.
- Я знаю, о чём Вы думаете! - сказал Иван - Идея провести ночь в чужом доме, не выходя из комнаты, словно арестант, между нами говоря, полоумная. А если вдруг приспичит в туалет, то Вы должны будете терпеть, пока не придёт Иван, и не откроет Вас. А если уж Иван задержится, то и терпеть придётся, чёрт знает до скольки. Ну ладно уж там естественная нужда! А что если, не дай Бог, конечно, ночью что-нибудь произойдёт? А Вы останетесь замурованные в своей комнате, как мумия в гробнице фараона. Что ж, грустно, грустно...
- И что же ты предлагаешь?
- Я? - Иван загадочно улыбнулся - А Вы случаем не знаете, что от комнаты, в которую Вам предлагается заселиться, существует два комплекта ключей. Первый - мой, а второй - забытый всеми в суматохе покойного Петровича. Всё же, думаю, правильным будет дать Вам последний, ну, на случай непредвиденной ситуации... - он подошёл ко мне поближе - Не нравится мне это багровое сияние на втором этаже. К тому же, я не очень и хочу застать здесь ещё один пожар и ещё как минимум один обгоревший труп. Поэтому - он всунул мне ключи в руку - это Вам на всякий случай. Чтобы старик Иван спал спокойно ночью. Извините, что бросаю Вас. Родственники жены, сами понимаете.
Бедный добродушный Иван. Он ещё не представлял, какую злую шутку сыграют с ним этот комплект ключей. Ночью спать спокойно он точно не будет. Поутру его тело найдут у себя в кровати. Остекленевшие глаза будут с ужасом смотреть на потолок, в одну точку, словно там, сверху, он увидит нечто, что напугает его до смерти. Лежащая на соседней кровати жена его ничего не увидит. Не услышат его криков родственники, спящие за стенкой. А врачи, приехавшие поутру, констатируют смерть от сердечного приступа, спровоцированного ужасом, охватившим несчастного.
Я поблагодарил Ивана, и мы распрощались. Так я был заперт в комнате, оставшись один наедине со своими мыслями. Огромные архаичные деревянные часы на стене показывали девять семнадцать. Ночь за окном уже давно распустила крылья, и дождь стучал, не переставая. В деревнях в такое время обычно ложатся спать. Я расстелил комплект спального белья, который в контраст пыльной комнате оказался белоснежно чистым, и завалился. Однако мне не спалось.
Да, странная выходила картина. Уединение Ронина, его подозрительность и странность, полное безразличие к убранству дома, жуткий склеп, нелюдимая и подозрительная практически не говорящая по-русски жена - всё это вырисовывало в моей голове разнообразные нехорошие картинки. Они оживали, видоизменялись, общались друг с другом... В конце концов, я так и не смог заснуть и развлекался тем, что рассматривал потолок.
Часы уже как тринадцать минут пробили полночь, как я услышал поскрипывание половиц на лестнице. Что могло понадобиться хозяйке в такое время? Полагая поначалу, что мне причудилось, я напряг слух, но понял, что не ошибся. Сверху, а вскоре и в соседней комнате до меня безошибочно доходил звук чьих-то шагов. Затем скрипнула и захлопнулась входная дверь, и я остался дома в гордом одиночестве.
Движимый любопытством и смутными подозрениями, я решился выйти из комнаты и проследить за хозяйкой. Безумец. Если бы я только знал, каким ужасом обернётся моё ночное "путешествие", то оставался бы в комнате до рассвета или, что лучше всего, сел бы в машину и уехал.
Я открыл комнату запасным комплектом Ивана и выбрался наружу. Дверь на улицу открывалась без труда. Видимо, страдающая заболеванием обеих рук, Айно не могла пользоваться ключами. Тогда я выскользнул из дома. Осмотревшись по сторонам, я увидел хозяйку в красном кимоно удаляющейся в сторону леса. Волосы её были убраны назад и закреплены алыми ленточками. Дождь уже давно перестал идти; небо рассеялось от туч, и на него выползла зловещая полная луна. Земля дышала влагой. Я пытался двигаться потише, дабы не привлечь внимания. Насколько я знал, у слепых людей обострен слух, и держался от Айно как можно дальше. Тропинка уходила вглубь леса. Пару раз я думал, что потерял её из виду, но потом всё же находил.
Так шли мы достаточно долго. Догадки сменялись одна за другой. Может, Айно помимо её физических увечий ещё страдала от лунатизма? Что ж, это объясняло, почему она приказала закрыть меня в комнате, однако походкой она держалась твёрдой в отличие от больных и уверенно шагала куда-то.
Но какой ужас меня обуял, когда она привела меня к старому деревенскому кладбищу, что мы с Иваном посещали за несколько часов до этого!
Дождавшись, пока она скроется внутри склепа, я осторожно прошёл за ней вслед и вплотную приблизился к двери. Тишина и лишь какой-то удаляющийся шум издали. Я заглянул внутрь и не обнаружил никого. Каменная могила Ронина была открыта.
Ах, если бы я тогда убежал, обуянный страхом, мне бы не пришлось столкнуться с тем кошмаром, который теперь, кажется, никогда не покинет моё сознание. Но я остался, пребывая под властью какой-то необъяснимой инерции. Я осторожно подошёл к могиле и заглянул туда.
Вместо обгоревшего тела моего покойного друга, я увидел... сияющую бездну подземного хода. От смрада, что веял оттуда, у меня закружилась голова.
Вниз вела лестница. Не помню, как долго я спускался, но расстояние казалось бесконечным, и у меня ненароком возникла мысль, а не в ад ли я отправляюсь. Потом ноги нащупали твёрдую поверхность. Меня окружала абсолютная темнота, и новое место пришлось изучать на ощупь. Небольшой каменный коридор примерно в один метр шириной и два высотой. Вдали слышались удаляющиеся шаги Айно. Овеянный странными чувствами, медленно и осторожно я пошёл по нему. Жуткие догадки посещали мой разум. Не помню точно, сколько прошёл поворотов. Коридор петлял то туда, то сюда, да и темень увеличивала дистанцию. Неприятный запах всё время нарастал. Вскоре я вышел в небольшой зал, куда, несмотря на глубину подземелья, сверху пробивались лучи яркого свечения луны. Айно стояла посреди и чего-то ждала. Я услышал какие-то звуки и осознал, что мы здесь были не одни. Тяжёлая поступь, звук волочения чего-то большого и мельтешащие шажки, как будто бы передвигалось огромное насекомое. И вскоре на свет выскользнули первые очертания ужасных тварей. Гигантские черви с человеческой головой, многорукие уродцы и огромные головы - я явственно увидел их в лунном свете. Поначалу я предположил, что это не что иное, как игра моего воображения, навеянная рисунками с жуткого склепа. Однако когда они приползли поближе и обвились вокруг ног Айно, как послушные кошки, я понял, что мой разум меня не обманывает. Все эти существа были настоящие! Но что больше всего поразило меня, это их болезненно бледного цвета кожа, с красными пятнами, как при врождённой болезни у Ронина. Более того: некоторые участки их покрова были исперещены чёрными следами как после сильного ожога! Айно спокойно находилась среди тварей, как будто среди домашних питомцев. Поражало её хладнокровие и бесстрастность. В её спокойствии улавливалась некая гармония и почти что... любовь. Именно так я могу охарактеризовать её поведение, когда она окружённая всеми этими монстрами медленно, как влюблённая, начала стягивать с себя кимоно. Но то, что больше всего напугало меня, я увидел затем. Её спина, её худая спина с явственно выделяющимся хребтом не походила на спину обычного человека. Когда она скинула всё с себя одежду и осталась обнажённой, я увидел три пары глаз вдоль её лопаток и три рта, сливающихся воедино тонкой линией губ, как продолжение улыбки какого-то сумасшедшего клоуна. На уровне поясницы свисал небольшой отросток, чем-то издали напоминающий человеческий нос. Та тварь на её спине, точнее то непонятное отвратительное лицо.... Я почувствовал на себе взгляд этих шести глаз и увидел, как мерзкий рот расплылся в ухмылке. То было выше моих сил, и, крича от ужаса, я побежал.
Я до сих пор не могу понять, как всё же сумел выбраться из подземелья. Преследуемый омерзительным хохотом "лица", стука десятков ног и лапок всполошённых тварей о каменный пол, больно ударяясь о крутые повороты, я бежал, спасаясь, в абсолютной тьме. Я молился всем Богам, чтоб ни одна из них не схватила меня за штанину, когда карабкался по лестнице. Потом выскочил наверх и долго нёсся по лесу к машине, оцарапывая лицо колючими ветками. Возможно, это играли расстроенные нервы, но гомерический хохот ещё долго звенел у меня в ушах. Казалось, будто смеются могилы на кладбище, деревья в лесу, и похожая на оскал черепа одинокая бледная луна. Как только я подбежал к злосчастному дому, сразу завёл машину (благо ключи по привычке я всегда носил с собой) и уехал. Я гнал так, как, наверное, не гнал никогда и пару раз чуть не попал в аварию, однако через полтора часа уже пил водку дома, дабы хоть как-то успокоиться и пережить увиденное.
На следующий день я проснулся от телефонного звонка, сжимая бутылку в руке. Это был еще один наш общий приятель, с которым связалась жена Ивана, обнаружившая того мёртвым. Он спрашивал меня, нельзя ли как-нибудь передать хозяйке дома, что Ивана больше нет. Дом казался необитаемым; на стуки в дверь никто не отвечал. Я промычал что-то в трубку об "ужасных монстрах", и собеседник, слыша мой еле волочащийся язык, не стал утруждать себя разговором.
Неожиданная гибель Ивана стала для меня сильным ударом. Я долго не мог прийти в себя, вспоминая наш с ним последний вечер, его услугу, ставшую роковой. Тогда я и начал опасаться за свою жизнь, в особенности, когда из памяти всплыло обмолвленное общим знакомым "с застывшим ужасом на глазах". Увиденное в ту ночь заставило меня усомниться в естественности смерти Ивана.
Сейчас моя квартира представляет своеобразный храм из икон и оберегов. Каждый день я молюсь и стараюсь не выходить поздно вечером в особенности после того, как в следующую ночь после вышеописанный услышал перестукивание маленьких лапок по стенке снаружи.
Ежедневно меня мучают вопросы, на которые нет ответа. Действительно ли Ронин сгорел тогда в бане? А если так, то где тело? Что это за подземный ход в могиле и что за твари?
Воспоминания не дают спокойно спать. Однако самое кошмарное из них - лицо, то лицо, что смотрело на меня своими шестью глазами и самодовольно ухмылялось. Оно было знакомо. Этот небольшой белый шрам на верхней губе каждого из ртов мог принадлежать только одному человеку. Я видел, как он сорвался со скалы в Тибете и разбил себе лицо. Страховка спасла ему жизнь, но этот шрам остался у него навсегда, как воспоминание о тамошнем восхождении. Не знаю, жив ли сейчас Ронин, где он, чем является. Ибо не может быть это лицо, его лицо человеком, заключённым в чужую плоть, не может жить в ком-то, не может быть кожей этих тварей, не может, в конце концов, утратить свой человеческий облик навсегда!
Тогда из глубин сознания всплывает тот наш давний вечер в ресторане и кровь стынет в жилах, когда в мой мозг как ядовитые змеи впиваются слова Ронина о вечной верности Айно.