Тихомиров Максим : другие произведения.

Беглец

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Беглец
  
  
  
   Эльфы в квартале красных фонарей оказались несговорчивыми.
  
   Когда очередной красавчик вновь заломил за свои немудрящие услуги несусветную цену, Индира, крякнув от досады, решительно взяла синекожего наглеца за плечи и, развернув к себе спиной, от души наладила ему сапогом по упругой попке. А потом, не обращая внимания на слезные причитания пострадавшего остроуха и угрожающие окрики приставленной к борделю охраны из камнеедов, приложилась как следует к прихваченной в одном из припортовых баров бутыли с дурманящим настоем и хряпнула опустевшую емкость о настил мостовой, осыпав мрачно надвигающихся громил дождем разлетевшихся осколков.
  
   Те приостановились, разглядывая возмутительницу спокойствия с опаской и неуверенно тиская в заскорузлых пальцах узловатые дубинки. Индира же, попробовав ногтем кромку палаша на предмет качества заточки, удовлетворенно кивнула сама себе, цыкнула струйкой слюны сквозь хищный оскал улыбки, не предвещающей блюстителям бордельного порядка ничего хорошего, и приглашающе крутанула клинком пару финтов, плавно перешедших в салют. Громилы окончательно увяли и бочком отодвинулись в тени.
  
   Окинув высокомерным взглядом оставшееся за ней поле несостоявшегося боя, Индира бросила палаш обратно в петлю перевязи, дернула себя за серьгу в правом ухе и, приобняв обалдело взиравшего на развернувшееся действо Станисласа за узкие плечи, повлекла его прочь из веселого квартала эльфийского городка.
  
   Вынужденный приноравливаться под размашистую поступь своей спутницы, Станислас едва успевал смотреть по сторонам. А посмотреть было на что. Эльфы жили диковинно, не по-людски. И то верно -- станут ли люди строить город на ветвях дерева, пусть даже такого огромного? Да ни в жизнь! А вот эльфы -- те строили. И еще как!
  
   Улицы прихотливо вились по широко раскинувшимся ветвям гигантского ясеня, вторя их изгибам. Тут и там между ветвями перекидывались ажурными дугами легкие мостики без перил. Дощатые настилы выступали из кроны далеко в небо, служа причалами и доками. Многочисленные ярусы города соединялись между собой спиральными завитками лестниц, путаницей канатов и клетями подъемников. Плетеные из лозы дома в два-три этажа свешивались с ветвей на манер птичьих гнезд, покачиваясь в потоках вечернего бриза. Город напоминал построенный безо всякой системы лабиринт, по которому во всех направлениях сновали представители большинства населявших Лес рас -- не встречались разве что огневики да пламецветы, но оно и понятно: кто в здравом уме пустит обитателей недр в город, выстроенный на дереве и из дерева, полностью и целиком?
  
   А уж эльфы были на редкость здравомыслящими существами, в чем Станислас уже не раз имел возможность убедиться за время их долгого путешествия.
  
   В очередной раз он убедился в этом, когда в порту невозмутимые остроухи, вежливо улыбаясь и с бесконечным терпением выдерживая бешеный натиск темперамента боцманши, таки выставили им такой счет за суточную стоянку "Вертихвостки" в ремонтном доке, что капитан, сам трудами распутных предков не чуждый эльфийских кровей, только досадливо крякнул, на миг растеряв свое обычное самообладание. Впрочем, одного беглого взгляда на изодранный бурей и книппелями такелаж, в котором путались обломки реев, а также на весьма красноречивые дыры в бортах и перекошенное гребное колесо, хватало, чтобы понять -- суденышку не убраться далеко без починки, и даже такому лихому сброду, который являла собой команда, не справиться с ней своими силами вне тихой гавани Благодати Господней.
  
   Крякнув еще раз, капитан раскошелился и отпустил всю команду, кроме вахтенных, в увольнение до утра. Их единственный пассажир также изъявил желание не покидать борт, скрывшись в каюте, стоило деньгам перейти из рук в руки.
  
   Набежавшие многоруки под бдительным оком мрачно нахохлившегося на мостике капитана сноровисто полезли на мачты, облепили крутые бока газовых резервуаров, нырнули в зияющие проломы в бортах. Застучали молотки, взвизгнули, вгрызаясь в дерево, пилы, и "Вертихвостка" надолго наполнилась шумом и суетой. Их и оставил за спиной Станислас пару часов назад, едва поспевая за Индирой, которой не терпелось прошвырнуться по самым злачным местам последнего благочестивого города на Краю мира.
  
   - Не беда, малой, - обращаясь скорее к себе самой, басила меж тем Индира, властно прокладывая им путь сквозь многолюдье улицы. Прохожие спешили убраться прочь с дороги рослой чернокудрой бестии с опасным блеском в красивых глазах. - Найдем мы тебе эльфа. Не, ну а как не найти? Негоже за Край-то девственником лезть. Примета похуже бабы на борту будет, точно тебе говорю!!!
  
   И боцманша заржала на всю улицу, распугав стайку жмущихся к плетеным стенам эльфов в цветных одеждах -- впрочем, даже изысканная красота эльфийских шелков меркла рядом с варварским великолепием наряда Индиры. Крест-накрест перечеркнутый широкими кожаными ремнями багровый камзол, широченные алые шаровары, развевающиеся вокруг крепких ног, тяжелые сапоги с огромными начищенными до блеска пряжками... Отзывающиеся на каждый шаг мелодичным перезвоном мониста и яркий бирюзовый платок, из-под которого волнами спадали на плечи глянцево блестящие кудри, довершали картину.
  
   Рядом с боцманшей Станислас чувствовал себя бледной тенью -- впрочем, ему нравилось быть незаметным. Даже теперь, месяцы спустя с момента бегства из отчего дома, ему, отделенному от всех бед и невзгод своей прошлой жизни без малого половиной мира, постоянно мерещился преследующий его призрак отца-деспота, и он то и дело шарахался от совершенно незнакомых прохожих и все норовил держаться поближе к забияке-боцманше...а лучше за ее широкой, уютно пахнущей здоровым потом спиной. Индира же охотно взвалила на себя обязанности опекуна, считая своим долгом научить пацана всем премудростям новой для него жизни. Драки же, кабаки и бордели были в ее списке явно не на последнем месте, в чем Станислас совсем уже скоро не преминул убедиться.
  
   - Сколько там тебе уже? Одиннадцать лет, верно? Самое время, чтоб начинать-то. Сама в твои годы уже мужиков того... А начинать, само собой, лучше с эльфа, - продолжала меж тем свой громогласный монолог Индира, скользнув критическим взглядом по поспешно отступающим с ее пути горожанам. Явно расслышав ее слова, те старались сделаться как можно незаметнее и не встречаться взглядами с откровенно разглядывающей их женщиной. - С эльфом уж наверняка поймешь, что тебе потом в жизни надобно будет. Эльф -- он же и мужик тебе, и баба сразу, по любому не ошибешься, ха-ха! А как определишься, так уже и с другими-прочими уже можно будет без сомнения, да со всей определенностью, без колебаний... А то от колебаний стебелек-то увядает, поверь бывалой гулёне!
  
   Боцманша игриво наподдала Станисласу в бок локтем, от чего он наверняка растянулся бы на мостовой, не поддержи его Индира за воротник потертого сюртука мышиного цвета.
  
   - Было тут одно местечко... - начала было она, оглядываясь по сторонам в поисках табличек с названием улицы. Станислас, вздохнув, совсем уж было смирился со своей малопонятной пока для себя самого участью, как вдруг воздух наполнился густым басовитым ревом далекого корабельного гудка. Индира встрепенулась, и, когда гудок повторился снова и снова, бросилась сквозь толпу к ближайшей лестнице, ведущей на следующий ярус городских улиц. Станисласу ничего не оставалось делать, как последовать за ней в кильватере сквозь потревоженную толпу и потоки негромкой -- не дай боги услышит! - брани, которые боцманша оставляла позади.
  
   Безнадежно отстав на бесчисленных подъемах с яруса на ярус, донельзя запыхавшись, но так и не потеряв из виду попугайского одеяния боцманши среди наполнивших к вечеру улицы Благодати толп, Станислас нагнал Индиру только на обзорной галерее у самой верхушки древограда. Вцепившись побелевшими пальцами в перила, явно установленные горожанами в расчете на неуклюжесть гостей других рас, боцманша ненавидящим взглядом вперилась в горизонт. Станислас проследил ее взгляд задохнулся от леденящего ужаса, на мгновение затопившего грудь.
  
   Над золотистыми в свете закатного солнца лесными далями заходил на посадку имперский линкор в полном парусном вооружении - и со столь хорошо знакомым Станисласу адмиральским штандартом на грот-мачте. Десяток труб извергали черный дым, лопасти гребных колес взбивали воздух, бесчисленные цветные вымпелы трепетали на ветру, из открытых пушечных портов выглядывали жерла орудий, а на палубах толпились готовые к высадке абордажные команды. Портовые буксиры, раздувая газовые мешки, уже спешили навстречу гиганту, готовые завести его в док. Лебедки спешно притягивали к ветвям аэростаты воздушного заграждения, освобождая левиафану пространство для маневра. Небо наполнила какофония приветственных гудков, сквозь которые резкой отрывистой трелью прорезался свист сигнала общего сбора с "Вертихвостки".
  
   - Ну вот и конец увольнению, - услышал зачарованный зрелищем Станислас и вздрогнул, возвращаясь в реальный мир. Глаза Индиры смотрели на него с отчаянием и болью. - Юнга, на борт бегом-аррш!!!..
  
   И он побежал -- так быстро, как, казалось, не бегал никогда в жизни.
  
   Следом, едва поспевая за его неожиданной прытью, по всполошившимся улочкам Благодати Господней яркой и опасной птицей летела Индира.
  
  
  
  
   Когда несколькими минутами позже причал пружиняще ударил им в подошвы упругими досками настила, большая часть невеликой команды была в сборе. Капитан в хмуром молчании мерил шагами мостик. У фальшборта позади него замерла, скрестив на груди руки, высокая фигура в длинном черном плаще и широкополой шляпе, затеняющей лицо. Пассажир ни малейшим жестом не показывал волнения, однако уже одно его присутствие на палубе говорило о многом.
  
   Первое, что бросилось Станисласу в глаза -- отсутствие в доке ремонтной бригады. Деловитые многоруки, мохнатыми паучками облеплявшие корпус "Вертихвостки" от киля до клотика еще совсем недавно, исчезли без следа, аккуратно прихватив с собой все инструменты, до этого здесь и там разложенные на палубе, причале и подвесных люльках. Кое-что исправить они, впрочем, успели -- крупные пробоины прикрывали заплаты из свежеоструганных досок, газовые резервуары пестрели свежей холстиной новых заплат, перья рулей были выправлены, а часть из них заменена, но изорванный такелаж выглядел по-прежнему плачевно, и вал гребного колеса правого борта все еще изгибался под причудливым углом. Лопасти изломанной крыльчатки торчали в разные стороны, словно редкие зубы стариковского рта.
  
   Команда, собравшись на шканцах, негромко переговаривалась встревоженными голосами, то и дело бросая взгляды в прикрытое пологом ветвей темнеющее небо. Среди листвы начали зажигаться фонари, расцвечивая древоград гирляндами цветных огней. Где-то начинали играть оркестры на открытых эстрадах, и город погружался в безмятежность летнего вечера с полными народу бульварами, гостеприимно распахнутыми дверями питейных заведений и веселых домов, неспешными разговорами на террасах кафе и приглушенными страстными вздохами в цветущих беседках.
  
   Капитан заговорил лишь тогда, когда два бугрящихся мышцами лесовека из абордажной команды волоком втащили по сходням своего товарища, впавшего в беспамятство то ли от неумеренности в выпивке -- и когда только успел? - то ли, что, зная буйный нрав лесных увальней, было более вероятно, получив как следует по бугристой башке в портовой драке. Без особых церемоний свалив недвижимое тело на палубу, лесовеки уселись на него верхом и синхронным движением закурили длинные кривые трубки, извлеченные, казалось, прямо из воздуха. Аромат дурман-травы сладко пахнущим облачком поплыл над палубой, и напряжение среди членов команды несколько спало.
  
   - Стоянка окончена, - негромко сказал капитан в наступившей вдруг тишине. Люди и нелюди молча внимали ему. - Адмирал снова преследует нас. Наша попытка оторваться от него в Туманных горах дала нам только небольшую передышку. Власти порта отозвали ремонтников, но, надо отдать им должное -- не прислали сюда стражников, чтобы задержать нас до подхода имперцев. Блюдут честь имени вольного города, - капитан усмехнулся в усы. - Противиться воле сильных не могут, но и исполнять ее в точности не спешат. Эльфийское хитроумие в действии. Что ж, нам это на руку. У нас час до того, как флагман причалит и высадит абордажников. До того момента мы должны своими силами восстановить ход и скрыться в темноте. Линкор будет отчаливать еще не меньше часа, но не следует забывать о тех двух, что где-то на подходе, и разминуться с ними в ночи. Боцман, командуйте!
  
   Запела боцманская дудка, и под неженский мат, совершенно, впрочем, уместный в очаровательных устах Индиры, команда бросилась врассыпную. Поверженный лесной гигант, освободившись от веса своих товарищей, проснулся, преспокойно поднялся на ноги и потрусил в машинное отделение, где уже грохотали, выпрямляя изгиб поврежденного вала, молоты его соплеменников. В машине разводили пары, и над трубами "Вертихвостки" поднялись столбы светлого пока дыма. С тяжкими вздохами проснулись цилиндры, зашипел в трубопроводах пар. Такелажники выпутывали из снастей обломки и на скорую руку штопали и заклеивали прорехи в безвольно обвисших парусах. Марсовый в вороньем гнезде бдительно следил за видимым сектором горизонта в оптическую трубу. Комендоры гремели лафетами, готовя орудия к бою.
  
   Корабль постепенно наполнялся жизнью.
  
   Станислас, закончив таскать на шканцы оружие из арсенальной комнаты и расставив пирамидами мушкеты и алебарды для абордажной команды, вооружился парой ведер с песком, лопатой и занял свое место у грот-мачты. Трубы над его головой уже вовсю выбрасывали в небо черные клубы угольного дыма. Исходящие от машины вибрации ритмично сотрясали палубу -- сердце корабля забилось в том ритме, который заставлял замирать его собственное сердце в тихом восторге предвкушения долгой и опасной дороги.
  
   Полный неясных предчувствий и граничащего с ужасом азарта, Станислас вглядывался в танец огней среди волнующейся кроны огромного древа и не замечал, что за ним самими пристально наблюдает в задумчивом молчании безмолвной статуей замерший на мостике пассажир.
  
   В глубокой тени под широкими полями шляпы то пригасая, то вспыхивая ярким светом, горели угольки глаз.
  
   Когда в урочное время ругань и громовые удары в машином отделении прекратились и колесо, чуть вихляя, свободно завращалось на валу, слегка посвистывая лопастями, капитан отдал короткую команду, и два дюжих подгорца, сплошь покрытые шрамами от сабельных ударов, синхронно рубанули абордажными топориками по причальным канатам обоих бортов. Освобожденная "Вертихвостка" малым ходом, чуть покачиваясь в воздушных течениях, вышла из дока, расправила паруса и, с тихим шипением стравив часть газа из емкостей, легкой тенью нырнула к волнующемуся морю спящего у подножия древограда леса.
  
   Троица лун проводила ее безмолвными взглядами.
  
   Когда через несколько минут на опустевший причал ворвались вооруженные до самых острых зубов быстрые бледнокожие существа из абордажной команды имперского линкора, им только и оставалось, что пытаться разглядеть тень среди теней все сгущающейся ночи.
  
   Потом, выругавшись не по-людски, старший отдал команду, и абордажники порысили по улицам притихшего городка туда, где под парами ждал их возвращения огромный черный корабль.
  
   Час спустя имперский линкор снялся с якоря и оглушительным ревом гудка оповестил мир, что погоня продолжается.
  
   Те, кому было адресовано это предупреждение, находились к тому времени уже далеко.
  
  
  
   Бриг "Вертихвостка" прочно вошел в новую жизнь Станисласа неполных три месяца назад - в самом начале его бегства из отчего дома и Империи.
  
   Совершенно ополоумевший от голода, многократно избитый другими бродягами, опустившийся мальчишка оказался вечером одного из ужасных дней в порту славного города Привратье, что у юго-западного угла Великой Стены, защищающей имперский порядок от варварского мира Лесов. Там его, скорчившегося под куском драной рогожи в пустом угольном коробе, совершенно случайно отыскала по тоненькому безнадежному плачу возвращавшаяся с берега на борт Индира.
  
   Бывшая навеселе, как почти всегда во время заходов в порты, роскошная боцманша пребывала в благостном расположении духа, а потому не погнала чумазого бродяжку пинками прочь с территории порта, а, взяв за шиворот и не обращая внимания на слабые попытки освободиться, потащила сперва к механикам в машиное отделение -- отмываться в горячей воде из остывающих котлов, а потом на камбуз, где вместе с сердобольной троллихой-коком, умиляясь, наблюдала, как порозовевший и распаренный парнишка в рекордные сроки расправляется с пятью подряд порциями филе летучих рыб. Препроводив совершенно осоловевшего от более чем обильного ужина мальчика в кубрик, где он молниеносно уснул, свернувшись клубочком в свободном гамаке, боцманша долго смотрела в его улыбающееся во сне лицо, по которому то и дело судорогой пробегала тень пережитой боли.
  
   Наутро Станислас, причесанный и одетый в великоватую ему матросскую робу, был представлен под грозные очи капитана. Постукивая по палубному настилу деревянной ногой, рослый, нестарый еще, но седой как лунь мужчина, пронзая совершенно оробевшего мальчика взглядом единственного уцелевшего на обожженом когда-то давно лице глаза, обошел Станисласа кругом, строго гланул на преданно поедавшую его взглядом боцманшу и неожиданно мягко потрепал мальчика по светлой макушке своей широченной ладонью.
  
   - Записать в команду юнгой, - Индира только кивала в такт его негромким словам. - Поставить на довольствие. Обязанности разъяснить. И помни, боцман -- головой за него отвечаешь, пока обратного не прикажу! Сама привела котенка, сама с ним и нянчись! Свободны. И.. - Капитан усмехнулся, и взгляд его потеплел. - Добро пожаловать на борт, сынок.
  
   - Да, капитан! - бодро откликнулась боцманша и потащила растерянно хлопающего глазами новоиспеченного юнгу знакомиться с кораблем и командой.
  
   Капитан, усмехаясь, смотрел им вслед. Потом, ни к кому не обращаясь, спросил в пространство:
  
   - Все ли я сделал так, как было необходимо?
  
   Негромкий густой голос ответил ему из-за дощатой переборки пассажирской каюты.
  
   - Да, капитан Сторго. Вы все сделали так, как надо.
  
   Капитан кивнул своим мыслям и направился к выходу, но на полушаге остановился и, обернувшись к своему невидимому собеседнику, спосил:
  
   - Но, тысяча чертей -- откуда вы знали, что он окажется на борту?!
  
   - Его ведет нечто непостижимое для нас с вами, капитан Сторго. Если хотите, так было угодно судьбе. Иначе и случиться не могло.
  
   Помедлив, но так и не дождавшись продолжения, капитан коротко кивнул и вышел из каюты. Минуту спустя над шканцами разнесся его зычный голос, отдающий приказы команде, которым вторило пронзительное пение боцманской дудки. Еще через несколько минут, наполненных хлопаньем разворачивающихся парусов, уханьем набирающей обороты корабельной машины и топотом матросских сапогов по палубе корабля, "Вертихвостка" покинула гостеприимную гавань Привратья и взяла курс навстречу своей судьбе.
  
   Погода и ветры благоприятствовали бригу в его плавании. Станисласу было ровным счетом все равно, куда держит курс приютивший его корабль. Полностью поглощенный в первые дни новыми заботами, мальчик, сбиваясь с ног, носился по палубам и трюмам, стремясь успеть все и вся и оправдвать оказанное ему доверие. Чувство благодарности к людям, так легко принявшим его в свою семью, переполняло его, и, не представляя, как выразить им свою признательность, не умея сделать этого в силу данного ему отцом воспитания и не зная, как избавиться от вбитых с раннего возраста норм поведения, казавшихся столь же естественными в его прошлой жизни, сколь неуместными они были здесь и сейчас -- Станислас просто старался хорошо делать ту работу, которую ему поручали. День за днем проходили в бесконечном надраивании меди и полировке дерева, вязании узлов и скоблении палубы. Эта нехитрая однообразная работа приносила мальчику странное умиротворение, а накопившаяся к вечеру усталость погружала его исстрадавшийся за месяц скитаний и голода мозг в блаженный покой красочных снов.
  
   Они миновали Хребет Мира, проскользнув изломанными коридорами узких ущелий мимо горных цитаделей Пожирателей Душ, перевалили через Холмы Проклятых и пронеслись вместе с суховеем над пыльными равнинами стиркианских степей. Пораженный разворачивающейся под его ногами необъятностью мира, Станислас не сразу понял, что каждый день пути все больше приближает его к Краю -- той черте, которая отделяла реальный мир от домыслов, теорий и догадок, разделяла реальность и сказку, являясь трамплином для полета мечты. А когда понял, то вздохнул скорее с облегчением -- Край, бесконечно далекий от Империи, заключившей саму себя в клетке Великой Стены, был последним местом на земле, где его будут искать слуги отца -- и он сам.
  
   Как выяснилось совсем скоро, он ошибался -- самым жестоким образом.
  
   "Вертихвостка" была двухмачтовым бригом со стремительными обводами узкого корпуса и мощной паровой машиной, позволявшей кораблю развивать приличную скорость. Восемь раздельных газовых емкостей обеспечивали кораблю хорошую живучесть в небе, а десяток пушек превращали бриг в опасного противника в артиллерийской дуэли, буде таковая вдруг случится. Разношерстная команда, составленная из свирепых представителей основных рас мира и управляемая железной рукой прекрасной боцманши, была прекрасно вышколена и действовала словно хорошо отлаженный механизм, молниеносно подчиняясь приказам капитана. "Вертихвостка" с одинаковым успехом могла быть и курьером, и капером, и судном контрабандистов -- и Станислас подозревал, что время от времени бриг выступал в той или иной из этих ролей, в зависимости от того, чего требовала ситуация.
  
   Цель их теперешнего путешествия была ему неизвестна. Члены команды не разговаривали при нем на эту тему, а недели скитаний раз и навсегда отучили мальчика задавать лишние вопросы. С некоторых пор он предпочитал наблюдать и делать собственные выводы из увиденного и услышанного. Пока, впрочем, выводов делать было ровным счетом нечего.
  
   Станисласу было известно, что помимо команды на борту находится лишь один пассажир, ни разу не появившийся на палубе за все время, пока мальчик был на борту. Трюмы были пусты, за исключением одного, в котором находился багаж пассажира, состоявший из пары накрепко закрытых и с виду очень тяжелых сундуков, окованных железом. На своем пути к Краю бриг заходил почти во все порты, пополняя запасы воды, угля и провианта. Порой капитан брал на борт небольшие партии различных грузов, но лишь в случае, когда место назначения груза лежало на пути их следования.
  
   Так продолжалось день за днем, и вскоре Станислас привык к нехитрому ритму каждодневной работы, дествовавшему на него умиротворяюще и даря долгожданный покой его исстрадавшейся душе.
  
   А потом, вскоре после захода в Порт-Адонай с его радужными башными и стрельчатыми арками мостов над тысячью рукотворных озер городской черты "Вертихвостка" попала в первую засаду.
  
   Кольцо заснеженных гор замыкало внутри себя зеленую долину, так и манившую сделать в ней остановку на ночь. Но стоило бригу снизиться, как из за отвесной каменной стены ближайшего горного отрога зловещей тенью поднялся черный крест имперского атмосферного порта. С посадочных палуб воздушного гиганта взмыли в небо, словно пух с одуванчика, десятки легких машин - под единственным пузырем с летучим газом, управляя им с помощью матерчатых крыльев и гребного колеса, приводимого в движение сжатым воздухом из баллона, в сложной системе строп полулежал вооруженный клинками и пистолетами бледнокожий абордажник.
  
   "Вертихвостка", находившаяся в крайне невыгодном положении, повинуясь команде капитана, начала подниматься, стремясь выскользнуть из западни прежде, чем громада порта, подобно крышке гигантской супницы, закроет своей необъятной тушей единственный выход из горной долины. Имперцы, имея явное преимущество в высоте, без усилий осыпали суденышко градом снарядов, стремясь не уничтожить бриг, но лишить его хода: зажигательных бомб с орудийных платформ левиафана запущено не было ни одной. Смертоносный дождь, впрочем, не причинил нырнувшему под брюхо великана особого вреда -- идя галсами, резко меняя направление движения, крутясь на месте волчком и рывком меняя позицию благодаря искусной работе механиков и выносливости судовой машины, капитан ухитрился провести "Вертихвостку" сквозь дождь рукотворной смерти с минимальными повреждениями оснастки и без потерь в экипаже. Имперцы были вынуждены ослабить, а потом и вовсе прекратить огонь -- последовавшие вслед за бригом абордажники сами могли стать жертвой орудий своего корабля.
  
   Атмосферный порт, замерев в небе зловещим символом смерти, начал медленно снижаться, пытаясь прижать "Вертихвостку" к земле махиной своего корпуса. Ружейный огонь с палубы брига держал в отдалении имперских абордажников, не позволяя им приблизиться на расстояние точного выстрела, стрельба же на предельной дистанции с пляшущих в потоках воздуха аппаратов не наносила бригу никакого вреда . Время от времени меткие выстрелы с палубы "Вертихвостки" заставляли то одного, то другого из имперцев выходить из боя и совершать аварийную посадку на стремительно обмякающих пузырях, теряющих летучий газ сквозь пулевые пробоины.
  
   В какой-то момент ситуация застыла в шатком равновесии.
  
   - Чего они медлят? - так, чтобы не было слышно никому, пробормотал себе под нос капитан в промежутках между громовым рыком, которым он отдавал распоряжения палубной команде в рупор и в машину сквозь увенчанную раструбом переговорную трубу.
  
   - Им нужно нечто совершенно определенное, - услышал он за спиной. Бросив быстрый взгляд через плечо, капитан обнаружил на мостике, кроме себя и рулевого, рослую фигуру в шляпе и черных, как смоль, одеждах.- Будь иначе, они давно стерли бы нас в порошок, несмотря на все ваше искусство судоводителя, капитан Сторго. Ничуть не хочу тем самым принизить ваших заслуг, но преимущество -- численное, в огневой мощи и тактике - явно не на нашей стороне, капитан.
  
   - Вернитесь в каюту, - раздраженно распорядился он. - Гражданским не место на палубе во время боевых действий. Вы не в безопасности здесь.
  
   - Никто из нас не в безопасности, - заметил пассажир, не спеша знакомясь с ситуацией в небе вокруг "Вертихвостки". - Если им удастся посадить бриг, вы все покойники.
  
   - А вы? - капитан взглянул на пассажира с разгорающимся в единственном глазу интересом.
  
   - Им нужно нечто совершенно определенное, капитан Сторго, - повторил тот. - Некто совершенно определенный. Прочие не важны. Но не ждите, что вас отпустят с миром, если вы решите сдаться или будете захвачены в плен. Пощады не будет ни для кого.
  
   С этими словами пассажир на мгновение скрылся в каюте. Когда он вновь появился на мостике, в руках у него был тяжелый продолговатый сверток.
  
   - Когда я скажу, вы должны быть готовы удирать во все лопатки, капитан Сторго, - сказал пассажир.
  
   Оружие пассажира напоминала фашину -- пучок лозы, перехваченный в нескольких местах железными обручами. Только вместо лозы были тускло блестевшие металлические трубки числом больше десятка - стволы наподобие ружейных. К казенной части оружия крепилась под углом пара баллонов со сжатым воздухом, а за спину пассажира уходил членистый короб, скрываясь в увесистом ранце.
  
   Без усилия приподняв стволы на уровень пояса одной рукой, пассажир негромко сказал:
  
   - Прикажите команде не высовываться из-за фальшборта, капитан Сторго.
  
   После чего один за другим отвернул вентили баллонов.
  
   С тонким свистом, делающимся с каждым мгновением все выше, оружие ожило в его руках. Стволы, все ускоряясь, начали вращение вокруг общей продольной оси. Свист в какой-то момент сделался оглушительным, и у капитана на миг заложило уши -- а потом сверлящий звук исчез, оставив после себя пренеприятнейшее ощущение щекотки под черепом, такое, какое возникает, когда очень близко от вас пролетает в поиске ночной добычи очень крупная летучая мышь.
  
   Часть членов команды, из числа особо чувствительных обитателей Леса, в ужасе зажала руками нежные уши и, не дожидаясь команды капитана, повалилась на палубу.
  
   - Всем лечь! - заорал капитан, и Индира просвистела приказ в дудку, но полуоглохшая команда вряд ли услышала ее. - На палубу! Вниз!
  
   После чего и сам присел за тумбой корабельного компаса, недоверчиво глядя на пассажира.
  
   Тот же, свободной рукой воткнув в темноту под шляпой длинную толстую сигару из самых дорогих, высек огонь и глубоко затянулся, пуская из-под полей струи крепчайшего ароматного дыма. В тенях, скрывающих его лицо, разгорались и гасли три багровых уголька.
  
   Потом пассажир нажал на спуск.
  
   В оглушительном грохоте вспоротого струями раскаленного свинца воздуха над палубой пронеслось дуновение смерти. Пошире расставив ноги и удерживая оружие на весу обеими руками, пассажир плавно повел бешено вращающимися стволами по кругу. Срывающиеся с дульных срезов в клубах дыма молнии били в склоны гор, вызывая сход снежных лавин и камнепады. Оказавшиеся на линии выстрелов летательные аппараты абордажников разлетались дождем щепы, клочьями ткани и облаками розовых брызг, когда под выстрел попадали управлявшие ими имперцы. В мгновение ока небо вокруг опустело.
  
   Внезапно стало светлее и тише. Капитан выглянул из своего укрытия. Тяжкое тело атмосферного порта поспешно набирало высоту. Немногочисленные уцелевшие абордажники догоняли свой корабль и, не снижая скорости, с ходу влетали в сетчатые сачки ловушек, не особенно заботясь о сохранности вверенного им казеного имущества. Имперцы явно спешили убраться подальше от показавшей вдруг острые зубы добычи.
  
   - Сейчас, капитан Сторго! - совершенно спокойным голосом сказал пассажир, выдыхая вместе с каждым словом сигарный дым. Теперь его оружие смотрело стволами в зенит -- прямо в удаляющееся брюхо вражеского исполина.
  
   Побледнев, но не дрогнув лицом, капитан отрывисто отдал распоряжения, и "Вертихвостка", набрав ход, устремилась прочь из едва не ставшей смертельной для нее ловушкой долины. Едва бриг достиг гребня горной гряды, оружие пассажира запело вновь.
  
   Когда малютка-бриг скрылся среди низких облаков в вечереющем небе над горной страной, посреди уютной зеленой долины в окружении отвесных скал чадно полыхал гигантский костер.
  
   После этого нападения случались еще дважды, и только в последний раз троица имперских линкоров явно не пыталась захватить бриг, с предельной дистанции открыв огонь на поражение из главного калибра. Капитан ухитрился провести "Вертихвостку" сквозь кипящий от шрапнельных разрывов и ядер воздух и скрыться в сгущающеся ночи прежде, чем превосходившие бриг в скорости линейные корабли приблизились настолько, чтобы их комендоры смогли пристрелять орудия.
  
   В тот день Станисласу впервые пришлось посыпать песком палубу, обильно политую кровью разных цветов, и с ужасом вслушиваться в пение прошивающих снасти осколков.
  
   Эта стычка стоила экипажу троих погибших и десятка раненых, а кораблю -- серьезных повреждений, исправить которые капитан надеялся в вольном древограде на самом Краю света. Путь туда был нелегок; днем корабль прятался под сенью крон гигантских деревьев или в тени скальных навесов, продолжая путешествие ночью в свете трех лун. Капитан старательно избегал всех нанесенных на карты людских и нелюдских поселений, окольными путями прокладывая маршрут их бегства. Команда роптала. Двое раненых умерли, остальные пошли на поправку стараниями судового врача -- унылый большеглазый древолаз творил поистине чудеса в тесном пространстве корабельного лазарета, располагая лишь скудным набором целебных снадобий, пилой и деревянным молотом для ввергания страдальцев в милосердный сон перед неизбежными ампутациями.
  
   Пассажир покидал теперь мостик лишь изредка, постоянно маяча за спиной рулевого зловещей тенью. Его грозное оружие снова скрылось в каюте, покинув ее лишь однажды, когда бриг отражал второе нападение -- но тогда хватило лишь нескольких выстрелов для того, чтобы преследовавший их рейдер обратился в бегство. Члены команды украдкой бросали в сторону безмолвной фигуры на корме взгляды, полные страха, благоговения и надежды. Пассажир, впрочем, не проронил ни слова в ответ на выражения ему признательности со стороны экипажа и не принял преподнесенного ему от боцманских щедрот бочонка с чистейшим джемахским ромом, от чего отношение к нему стало еще больше граничить с почти религиозным ужасом.
  
   Когда наконец в дымке на горизонте выросло гигансткое древо Благодати Господней, все перевели дух с облегчением.
  
   Впрочем, как выяснилось совсем уже скоро, сделано это было слишком рано.
  
   Адмирал настиг их, застав врасплох.
  
   "Вертихвостка" вынуждена была продолжить свое бегство к Краю -- и за него.
  
   Времени на это у брига и его экипажа оставалось совсем немного.
  
  
  
  
   Измотанный до предела суматохой аврала, сопутствовавшего спешному бегству из порта Благодати, Станислас спал в своем гамаке, не чувствуя усилившейся бортовой качки. Бриг входил в полосу вихревых воздушных течений у Края, борясь с турбулентностью и пытаясь сохранить ход. Судно шло крутыми галсами, борясь с ураганным ветром и стремясь обратить себе на пользу его неистовый напор.
  
   Проснулся мальчик словно от толчка. Вокруг похрапывали в беспокойном сне свободные от вахты матросы, скрипели снасти и потрескивал от давления ветра деревянный корпус судна. Пахло порохом, полиролью, дегтем и трюмной водой.
  
   Совсем рядом с койкой Станисласа тенью среди теней замерла в молчании рослая фигура в темных одеждах. Во тьме из под шляпы смотрели на мальчика в упор мерцающие огнем, словно угли, глаза.
  
   - Нам надо поговорить, юный лорд Лас, - негромкий голос заставил Станисласа вздрогнуть.
  
   Подавив в себе порыв броситься наутек скорее из опасения запутаться в гамаке и превратиться в беспомощную добычу, нежели из природного хладнокровия, Станислас лишь втянул сквозь зубы застоявшийся воздух трюма.
  
   - Не здесь, - и пассажир, не дожидаясь реакции паренька, поднялся по трапу на палубу, на мгновение обозначившись четким силуэтом в свете лун.
  
   Станисласу не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.
  
   Пассажир ждал его у бочек с провиантом, принайтованных к фок-мачте. Палуба была пуста, ходовые огни погашены в нарушение всех правил навигации, но в полном соответствии с военным положением, действующем на "Вертихвостке" в свете последних событий. Одинокая фигура рулевого маячила на мостике. Три луны танцевали среди бешено несущихся по небу облачных клочьев, заливая мир призрачным серебристым светом. Ледяной ветер ожег лицо стылой пощечиной своего прикосновения, стоило Станисласу появиться на палубе.
  
   - Присаживайтесь, юный лорд Лас, - то ли пригласил, то ли приказал пассажир. Станислас присел на край бочки с мочеными яблоками и взглянул снизу вверх в темное пятно невидимого лица. Луны светили в спину пассажиру, окутывая его силуэт таинственным ореолом.
  
   - Старый лорд Лас шлет вам поклон, - сказал пассажир и действительно чуть склонил голову, коснувшись пальцами полей шляпы.
  
   Станислас почувствовал, как палуба уходит у него из под ног, и покрепче вцепился в обруч бочки, борясь с искушением покрепче зажмуриться. Ощущение вселенского ужаса было поистине всепоглощающим -- и он оказался не готов к этому даже после того, как увидел на мачте преследующего их имперского линкора личный штандарт отца.
  
  
   Воспоминания, которые он все долгие месяцы пути тщательно прятал от самого себя в дальние тайники памяти, сейчас ударили его наотмашь, причиняя почти физическую боль.
  
   Он снова оказался в гулких пустых коридорах огромного неуютного замка в негостеприимных горах, один среди сонма скользящих вдоль стен теней с багровыми жерлами глаз, горящих пламенем неугасимой жажды. На него вновь смотрели с вожделением тысячи голодных глаз, и тысячи проклятых душ всеми своими небьющимися сердцами желали вкусить запретного для них нектара, который заключал в себе хрупкий сосуд его тела. Он не мог противиться безмолвному зову их тел, находясь всецело во власти существ, которые умерли однажды, но так и остались неупокоеннными на веки веков. Их же сдерживал в своих животных порывах лишь страх -- страх неизмеримо больший, чем тот ужас, который испытывал сам Станислас перед теми, с кем ему приходилось делить свой кров и жизнь.
  
   Страх перед Повелителем, перед Высшим Судией, Царем и Богом, которым был для своих бесчисленных миньонов граф Владислас.
  
   Старый лорд Лас.
  
   Отец.
  
   Рожденный от смертной женщины, став плодом не то большой любви, не то великой страсти между человеком и бессмертным, убив мать собственными родами, Станислас был самым несчастным существом в Империи немертвых -- или считал себя таковым.
  
   Забитые рабы, низведенные до положения скота, тащили на миллионах своих согбенных плеч могущество великого государства, не имея времени и сил на то, чтобы ужаснуться ничтожности своего положения.
  
   Станислас не был рабом.
  
   Сложнейшая иерархия немертвых, в которой его отец занимал положение за правым плечом самого Вечного Императора, больше напоминала устройство колонии общественных насекомых. Вся жизнь их была жесточайшим образом регламентирована сонмом негласных правил, единственной карой за отступление от которых было развоплощение нарушителя и отправка его в Небытие. Лишенные чувств в человеческом их понимании, немертвые жили по законам стаи хищников, признавая над собой одну лишь власть и одно лишь право -- право и власть сильного.
  
   Станислас не был и хищником.
  
   В этом были его счастье, его беда и его проклятье.
  
   Порой ему казалось, что он является единственным существом во всей Империи немертвых господ и неживых рабов, способным в полной мере почувствовать всю боль и страдание, которые питали энергией огромное государство.
  
   Годы, проведенные в царстве виселиц и дыб, среди темниц и пыточных камер, в окружении хитроумных устройств, призванных причинять боль и внушать страх, принуждая к безоговорочному повиновению. Вечность абсолютного диктата отца, беспощадного к своему несовершенному потомку. Ежеминутный контраст от собственного ощущения себя жертвой в окружении вечно голодных и смертельно опасных тварей и подобострастного их к себе отношения, граничащего с абсолютной преданностью рядовых членов стаи вожаку. Дикий коктейль из противоречивых чувств и эмоций, калейдоскоп невозможных, странных и отвратительных событий, случаев и ситуаций, закалявший психику мальчика и разрушавший остатки человеческого в его формирующейся личности. Каскад странных знаний и умений, обрушившийся на молодого лорда стараниями бесчисленных наставников, умеющих добиться от ученика послушания и прилежания, невзирая на степень благородства его происхождения и чистоту его немертвой крови.
  
   В таких невыносимых условиях закалялся дух наследника дела и владений старого графа. Старый лорд Лас оставался доволен изменениями, все более заметными в личности сына год от года.
  
   Отеческой заботой и звериной жестокостью, накопленной за века нечеловеческой мудростью и перенятыми у смертных смекалкой и хитроумием он лепил из податливой глины мягкой и ранимой души своего отпрыска новую личность, насаживая ее, словно на кол, на стальной хребет характера, способного выдержать давление бремени ответственности за судьбы самой Империи.
  
   Владислас пророчил своего единственного единокровного сына в наследники Императора, который считался Вечным.
  
   Но у старого графа было свое мнение на этот счет.
  
   Веками, храня внешнюю лояльность своему сюзерену, он таил в своем замолчавшем навеки сердце планы, одно упоминание которых раз и навсегда низвергло бы его во мрак небытия.
  
   К моменту, когда Станислас достиг одиннадцатилетия, замысел старого графа был готов воплотиться в жизнь. В урочный час гигантская и чудовищно сложная машина заговора пришла в движение.
  
   В тот день Станислас видел отца в последний раз.
  
   Родитель призвал его под свои очи в арсенал родового замка. Вассалы облачали старого графа в черный доспех, задрапированный черным же плащом с изображением дракона, искусно вышитого золотой нитью на бархате цвета ночи. Контраст с простой белой броней прислужников был потрясающим.
  
   - Сын мой, - обратился старый лорд Лас к молодому лорду, которого явственно трясло ознобом страха и возбуждения. Ужас, каждодневно сопутствовавший ему все одиннадцать лет жизни, обрел наконец смысл и цель. То, к чему готовил Владислас своего преемника, готово было вот-вот свершиться. И от этого становилось только страшнее.
  
   - Да, мой господин? - пискнул Станислас, чувствуя, как предательски дрогнул голос. В ту минуту он ненавидел себя за проявления слабости в присутствии своего сиятельного предка, свидетелями чему были бесстрастные внешне миньоны, деловито суетившиеся вокруг собирающегося в поход сюзерена. Но мальчик знал наверняка, что под белоснежной скорлупой глухих остромордых шлемов бледные лица искажены пренебрежительными усмешками и хищными оскалами острозубых пастей, а красные глаза за прорезями смотровых щелей полны ненависти и презрения. Слуги старого графа были верны старому графу, и только ему. Станислас чувствовал себя уязвимым как никогда.
  
   Обращенная на него ненависть так и бурлила под высокими сводами залы арсенала, и только исходящие от второго по значимости человека в Империи флюиды отеческой любви, пусть и странно искаженной бездушием немертвого, позволяли Станисласу не потерять присутствия духа.
  
   В стране немертвых это означало потерять лицо -- а вместе с ним и саму жизнь, цена которой в этом царстве отсроченной смерти была столь ничтожна.
  
   - Наш час пробил, мой мальчик, - голос старого графа был спокоен. Таким же спокойным было его лицо с тонкими благородными чертами в обрамлении гривы седых волос. В рубиново-красных глазах не было и тени сомнения. - Я отбываю в столицу во главе своего войска. Родовое гнездо с этой минуты в полном твоем ведении. Ты готов управлять им единолично -- но в скором времени тебе уготована другая роль. В случае нашего успеха границы владений нашего рода расширятся до границы самой Империи. Жди и готовься, Станислас. Новости не замедлят себя ждать.
  
   - Да, мой господин...отец, - выдавил из себя мальчик, чувствуя предательскую дрожь в коленях.
  
   Граф усмехнулся в пепел вислых усов.
  
   - Время не ждет, - молвил он. Оруженосцы, преклонив колени, вручили ему шлем полированной стали с лицевой маской в виде оскалившегося черепа и пламенеющий клинок, и старый лорд Лас, коротко отсалютовав молодому лорду, решительным шагом покинул арсенал. Несколько минут спустя флагман воздушного флота графа под адмиральским штандартом поднялся в небо, возглавив эскадру, взявшую курс на столицу.
  
   Больше Станислас так и не увидел отца.
  
   Когда замка достигли первые вести о попытке переворота в столице, ожесточенной битве в небесах и на земле, о похищении Императрицы и фиаско заговорщиков, нервы юного графа, пребывавшие все эти дни в состоянии крайнего напряжения, не выдержали.
  
   Скрывшись под милосердным пологом ночи, Станислас пустился в бега.
  
   Три месяца спустя его новым домом стал бриг "Вертихвостка", а команда контрабандистов -- новой семьей. Здесь он вновь надолго обрел душевный покой, которого его не смогли лишить все тяготы и лишения нелегкого похода к Краю.
  
   Надолго -- вплоть до момента, когда странный пассажир брига вызвал его на разговор.
  
   Прошлое настигло Станисласа и безжалостно заглянуло в его глаза.
  
  
  
   Ветер пел в снастях. За Краем, совсем уже близким, пусть и невидимым в ночи, ревело Кольцевое Течение в своем нескончаемом беге вокруг населенных людьми и нелюдями земель.
  
   Пассажир безмолвно ждал реакции на свои слова.
  
   - Что с ним? - спросил Станислас, сглотнув ком в горле. - И -- где он?
  
   - Там, куда зовет его долг, - без тени насмешки ответил пассажир. - Под своим личным штандартом.
  
   - Но его знамя.. - начал было мальчик.
  
   - Золотой дракон на бархате ночи, который украшает небо над флагманом имперского флота? - спросил пассажир.
  
   Станислас кивнул.
  
   - Старый граф верен своему штандарту. И верен вассальной клятве. Адмирал преследует нас, повинуясь воле своего сюзерена. В этом его проклятие, его наказание и искупление вины перед Императором -- старый граф должен теперь сам найти, настичь и уничтожить самое дорогое для него в этом мире. Тебя, юный лорд Лас.
  
   - Но...как?! Почему? Как он мог?! - выдавил сквозь пересохшее разом горло Станислас.
  
   "Ведь он же мой отец!"
  
   - Император жесток, юный лорд Лас. Жесток, расчетлив и мудр. И власть его над вассалами поистине безгранична. Только равный ему по могуществу способен ослушаться его воли. Твой отец попытался -- и должен теперь понести наказание. Наказание же преступлению должно быть равным. Посягнувший на великое поплатиться обречен дорогим самым. Таковы правила игры.
  
   - Это не моя игра, - угрюмо пробормотал Станислас. - Больше не моя. И никогда таковой не была.
  
   - От того, что, что твоим мнением никто и никогда не интересовался, игра не перестает быть игрой, юный лорд Лас. И выйти из нее не может никто, пока не разыграна партия.
  
   - Но я не хочу! Я же попытался!..
  
   - Это тоже лишь часть игры, юный лорд Лас.
  
   Станислас готов был поклясться, что пассажир улыбается в этот момент. Сам же он особенно остро чувствовал сейчас собственное бессилие перед ликом судьбы.
  
   - Все это, - пассажир широким взмахом руки указал на Станисласа, бриг, стремительный бег разорванных ветром облаков в темных небесах, луны и весь мир вокруг, -все это -- лишь часть игры. И партия еще не разыграна до конца.
  
   - Я должен выйти. Немедленно, - помертвевшими губами промолвил Станислас. - Я попрошу капитана высадить меня здесь, у самого Края. Это моя игра. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадали те, кто был добр ко мне.
  
   - Поздно, юный лорд Лас, - покачал полями шляпы пассажир. - Взгляни сам.
  
   За спиной его собеседника над миром все выше поднимались ртутные лики трех лун, изливая серебро своего сияния на спящий мир далеко внизу. По жемчужному в лунном свете ковру древесных крон за кормой "Вертихвостки", с каждым мгновением неотвратимо приближаясь, скользили три стремительные тени.
  
   Станислас поднял глаза к темным небесам, полным порывов леденящего ветра.
  
   Клиновидные туши имперских линкоров, подсвеченные светом трех лун, в зловещем безмолвии скользили среди звезд, бесстрастно взирающих на разворачивающуюся внизу драму.
  
   Станислас знал, что над головным кораблем рвется в небо с черного бархата родового штандарта золотой дракон.
  
   - Отец... - выдохнул мальчик. Пассажир склонил голову, разведя руками в жесте притворного сочувствия. Ветер взметнул полы его широкого плаща, словно крылья, на миг сделав его похожим на ворона - извечного вестника судьбы.
  
   - Ты обречен, юный лорд. Ибо мало кто способен сравниться в упорстве в достижении цели с твоим отцом, Станислас. Император безжалостен, и он совершенно определенно изъявил свою волю. Но твой отец не был бы самим собой, если бы не предусмотрел и такой вариант. Поэтому я и здесь.
  
   Станислас с надеждой взглянул на своего собеседника. Тот повернулся к мостику и негромко позвал:
  
   - Капитан Сторго! Я знаю, что вы давно слушаете наш разговор. Распорядитесь, чтобы на палубу подняли мой багаж. Время пришло.
  
   Ветер ударил в паруса с новой силой. "Вертихвостка" достигла Края мира.
  
  
  
   Никто не играл общий сбор, но несколькими минутами позже команда брига в полном составе толпилась на палубе, наблюдая, как дюжие лесовеки, пыхтя и отдуваясь, поднимают из трюма ручным воротом два гигантских сундука, составлявших багаж единственного пасажира "Вертихвостки". Матросы то и дело бросали тревожные взгляды в небо, где, не отставая и не приближаясь, следовала по пятам за бригом троица преследователей.
  
   - Не стреляют... Почему они не стреляют?... - прорывалось время от времени из нестройного гула пересудов, заглушаемого все более свирепыми порывами ветра.
  
   Небеса хранили презрительное молчание.
  
   Когда сундуки с глухим стуком заняли свое место на палубе, бриг затрясся от ударов взвихренного воздуха. Хватаясь за планширь, Станислас перегнулся через борт. Ветер ледяными пальцами вцепился ему в волосы.
  
   - Край! - крикнул кто-то ему в самое ухо. Индира, широко улыбаясь и сверкая азартом в черных глазах, отбросила с лица развевающиеся черные пряди и указала вниз свободной рукой. Крепко уперевшись в палубу широко расставленными ногами, боцманша сохраняла равновесие безо всякой дополнительной опоры, несмотря на все усиливающуюся качку. Ветер рвал рубаху у нее на груди, и Станислас поспешил отвести взгляд от открывшихся ему восхитительных округлостей. С преувеличенным вниманием он взглянул вниз -- туда, где заканчивался Мир.
  
   Край.
  
   Черта, пересечь которую отваживались в своих странствиях лишь отчаянные искатели приключений или совершеннейшие безумцы. Недвусмысленная граница между упорядоченностью изученного мироздания и хаосом небесного океана. Грань, разделяющая реальность и мечту.
  
   Мир обрывался в облачную бездну вертикальной стеной гладкого камня, уходящей отвесно вниз на несколько миль. Там, далеко внизу, клубился, выбрасывая к небу протуберанцы щупалец, серебристый туман, сгущающийся до плотности кучевых облаков. Здесь и там из бурления серебристых в свете лун призрачных струй поднимались, громоздясь друг на друга, вздымаясь и опадая в такт дыханию воздушного океана, облачные башни. Вихревые потоки свивали туман в воронки смерчей, которые вели неспешный и обманчиво красивый танец над бескрайней равниной туч.
  
   Бриг попал в зону турбулентности, и болтанка сделалась невыносимой. Машины на пределе мощности боролись с бешеными потоками воздуха, который сгустился до осязамой плотности. Паруса оглушительно хлопали, опадая и с треском надуваясь вновь. Капитан кричал что-то в рупор, но Станислас не слышал ровным счетом ничего, кроме рева ветра. Команда меж тем четко отзывалась на распоряжения капитана, как ни в чем не бывало выполняя привычные действия, словно и не было вокруг безумного разгула стихии. Глядя на сосредоточенную суету матросов на палубе и в путанице вант, Станислас почувствовал, как на него снисходит ощущение умиротворенности.
  
   Он понял, что принимает очередной вызов судьбы.
  
   Фигуры заняли свое положение на гигантской игровой доске мира.
  
   В тысячах миль от Края, в центре Империи зла, протянувшей щупальца своего нечестивого могущества до самого края света, замер Вечный Император немертвых.
  
   На палубе флагманского линкора несколькими милями выше и позади в напряженном ожидании застыл старый лорд Лас, граф Владислас, адмирал.
  
   Хрупкая скорлупка брига "Вертихвостка", отчаянно борющаяся с хаосом воздушной стихии в своем стремлении прочь, за Край мира, стала позицией для Станисласа, молодого лорда Ласа.
  
   Именно здесь и сейчас, в окружении друзей и врагов, имея на руках неясные ему самому карты, среди которых могли оказаться и козыри, и пустышки, ему и только ему предстояло закончить партию, начатую не им.
  
   Время начало свой отсчет.
  
  
  
   Крепкие пальцы тронули Станисласа за плечо. Пассажир стоял рядом. Шляпа держалась на его голове как влитая, неподвластная бешеному натиску ветра.
  
   - Вы должны взглянуть на это, - пассажиру не приходилось повышать голоса, чтобы быть услышанным. - Ваш отец счел, что это может вам пригодиться.
  
   Больший, в рост человека высотой, сундук, притянутый к палубе пропущенными сквозь кольца на углах канатами, вздрогнул, словно что-то ударило в его стенку изнутри. Потом с оглушительным шипением, заглушившим даже рев ветра, его крышка скользнула вбок, и над открывшимся нутром сундука поднялось облако инея, тут же унесенное прочь неистовством бури.
  
   Рухнувшим карточным домиком сложились стенки сундука, и Станислас увидел его.
  
   В наступившей на миг паузе между порывами ветра над палубой пронесся слитный вздох опешившей на мгновение команды "Вертихвостки".
  
   Дракон был прекрасен.
  
   Стремительное поджарое тело распласталось над палубой, крепко вцепившись в нее упруго пружинящими лапами. Плоскости сложенных крыльев дрогнули, расправляясь; со слагающих их металлических пластин стремительно испарялся тающий лед. Хлестнул по сторонам длинный хвост с парными плавниками стабилизаторов на конце, вынуждая отпрянуть подальше членов палубной команды. Остроклювая голова на гибкой гребенчатой шее, качнувшись из стороны в сторону, обвела палубу невидящим взглядом тускло блеснувших выпуклых глаз и замерла, безошибочно уставившись на Станисласа, который мгновенно ощутил себя центром стремительно расширяющегося круга отчуждения. Команда брига поспешно отступала от него, по новому глядя на того, кого привыкли считать робким судовым юнгой.
  
   - А овечка-то оказалась волком, - услышал Станислас за спиной. Индира насмешливо разглядывала его, вовсе не спеша спрятаться за спинами своих товарищей, чем сейчас занимались, пряча глаза, многое повидавшие на своем веку крепкие мужчины десятка рас.
  
   Станислас открыто улыбнулся ей в ответ и пожал плечами.
  
   - Я верю в тебя, паренек, - Боцманша смотрела на него в упор. Станислас чувствовал, что еще немного, и он утонет в омутах ее черных глаз. - Наши жизни в твоих руках.
  
   - Ты знала? - спросил он.
  
   - Могла бы догадаться по тому, как свято ты берег свою девственность, юнга, - расхохоталась Индира, запрокинув голову и открыв глазам Станисласа лебяжий изгиб прекрасной шеи. - Кто бы мог подумать! Ты -- и дракон?!
  
   - Девственность -- это для единорогов, - поправил ее юный граф Лас.
  
   Потом рывком освободился от одежды и шагнул навстречу серебряному чудовищу, которое хищно распахнуло клюв ему навстречу и преклонило колени.
  
   Оставив позади судорожный вздох толпы и полыхнувшее в глазах прекрасной боцманши восхищение, Станислас скрылся внутри.
  
   Клюв с щелчком закрылся, оставляя его наедине с драконом -- и с самим собой.
  
   Когда несколько минут спустя из поднебесья, перекрывая оглушительное пение бури, донесся трубный рев горна, дракон на мгновение присел на задние лапы, сложил крылья и распрямившейся пружиной выбросил свое металлическое тело с палубы корабля в бушующее небо.
  
   Вызов был принят.
  
  
  
   В кипении неба, на полпути между палубой малютки брига и необъятным брюхом флагманского линкора, серебристый дракон встретил дракона золотого и повел с ним странный танец среди бешеного хоровода облаков.
  
   - Здравствуй, отец.
  
   - Здравствуй, сынок.
  
   Драконы вели разговор на странном языке, рожденном пением искусственного огня в полных пустоты герметичных колбах глубоко в чревах их поджарых металлических тел. Слова их речи были слышны только им самим. Для всех остальных их диалог был замысловатым танцем на струях колдовского пламени, с перекрывающим шум бури ревом вырывающихся из-под стремительности драконьих крыл.
  
   Замерев в тесноте драконьего чрева в путах ремней и трубок, проникавших в его тело сквозь каждое из природных отверстий, а также минуя их, Станислас ощущал себя единым целым с драконом, чувствуя заключенную в их общем металлическом теле мощь. Он видел мир глазами дракона; звезды, облака и мрачный обрыв Края сменяли друг друга перед его взором в бешеном кружении стремительного драконьего полета сквозь небо. На грудь давила привычная тяжесть перегрузки, то и дело затмевая зрение багровым маревом прилившей к голове крови, но мозг четко отдавал приказания мгновенно отзывавшемуся на них крылатому телу. В ушах бешено билась пульсация механического драконьего сердца, а обострившееся до предела восприятие обшаривало небесную сферу в поисках врага, используя механически усиленные зрение, обоняние и слух.
  
   Враг, роднее и ближе которого у него не было никого никогда в жизни, был где-то рядом, и тоже искал встречи.
  
   - Нам придется драться, сын мой.
  
   - Знаю, отец.
  
   - Я не хочу этого, но не могу поступить иначе.
  
   - Я знаю и это.
  
   - Никто не может противиться воле Владыки. Даже я.
  
   - У меня есть шанс. Спасибо тебе, отец.
  
   - Да, сын. Я научил тебя всему. Ты знаешь, что делать.
  
   - Отец...
  
   - Да, Станислас?
  
   - Прости меня.
  
   - Мне не за что прощать тебя, сын.
  
   - Я испугался.
  
   - Ты еще ребенок. Было ясно, что страх обратит тебя в бегство. Благодаря этому страху ты все еще жив.
  
   - Ты знал и это?
  
   - Конечно. Я постарался предусмотреть любой исход.
  
   - И сейчас -- тоже?
  
   -Да. Но мне не хотелось бы думать о других возможностях.
  
   - Но...
  
   - Наш род будет править Империей, Станислас. Так или иначе, но это случится. Мне хотелось бы, чтобы немертвые присягали тебе, сынок. Но это не значит, что я поддамся тебе сейчас.
  
   - Я понял, отец.
  
   - Удачи тебе, сынок.
  
   - Удачи, граф Лас...папа.
  
   - И еще одно.
  
   -Да?
  
   - Если я... Словом, ничему не удивляйся, сын.
  
   - Я постараюсь, папа.
  
  
  
   Драконы вели танец смерти над морем клубящихся облаков, под звездным куполом неба. Отсюда, с пляшущей под ногами палубы "Вертихвостки", они были лишь еше одной парой звезд -- золотой и серебряной. Призрачный свет лун сбивал с толку, обманывая зрение, и матросы наперебой доказывали друг другу, которого из драконов ведет старый граф, а какого -- молодой.
  
   Ни у кого не поворачивался более язык называть Станисласа просто юнгой.
  
   Юнги не правят драконами. Не в этой жизни...да и ни в какой другой.
  
   Искры цветов золота и серебра вели смертельный поединок, который из-за расстояния казался изящным менуэтом. Они сходились и расходились, проплывали мимо друг друга совсем близко и описывали огромные дуги среди звезд, отмечая свой путь шлейфами светлого дыма и вспышками пламени. Порой искры тянулись друг к другу языками живого огня или пунктирами быстро тающих в ночи угольков, и тогда сквозь свист ветра доносился странный далекий звук: та-та-та... Они танцевали долго, то поднимаясь ввысь, то едва не касаясь облачных гряд далеко внизу.
  
   Потом одна из них, сломав посередине сложную фигуру парного танца, покатилась вниз, все быстрее и быстрее, рассыпая гаснущие в ночи пылинки огня.
  
   Экипаж брига во всеобщем молчании провожал ее взглядами до самой поверхности облачного моря -- пока она, блеснув напоследок отраженным светом лун, не погасла навсегда.
  
   Вторая живая звезда начала триумфальный подъем в зенит -- туда, где ждали ее темные громады имперских линкоров.
  
   Кто-то коротко всхлипнул. Капитан Сторго повернулся на звук и успел заметить, как боцманша сердито стирает со щек влажные дорожки слез.
  
   Потом дракон-победитель лизнул брюхо флагманского линкора ослепительно ярким в ночи языком пламени.
  
   Команда "Вертихвостки" взревела от восторга, как одно живое существо. Над какафонией нечленораздельных воплей надтреснутыми колокольчиками раскатывался счастливый смех Индиры.
  
   Когда в ночном небе с громовым раскатом расцвел третий подряд огненный цветок, и без того потрясенный потрясенный до глубины души последними событиями капитан разглядел на лице своего пассажира подсвеченный отблесками далекого пламени широкий оскал улыбки.
  
  
  
  
  
   Сложив крылья, дракон по-кошачьи мягко упал на палубу брига с ночного неба, не задев паутины такелажа, спружинил-переступил когтистыми лапами и замер, склонив уродливую голову и обернув вокруг себя членистый хвост. Команда ждала, но победитель не спешил показаться наружу. Так продолжалось несколько долгих минут.
  
   Потом, протянув лязгнувшую металлом лапу, дракон коснулся крышки второго сундука из багажа пассажира.
  
   - Что здесь?
  
   Голос у дракона был странно гулким; совершенно не напоминая юношеский тенорок самого Станисласа, он, тем не менее, в точности повторял его характерные интонации.
  
   - Что здесь? Или -- кто?
  
   Резким слитным движением всего тела дракон подался вдруг вперед, едва не коснувшись клювом груди пассажира. Движение прекратилось так же внезапно, как и началось, и теперь пассажир и дракон смотрели друг на друга в упор -- глаза в глаза.
  
   - Взгляните сами, - ответил наконец пассажир.
  
   Он сделал что-то, незаметное для глаз остальных, и крышка сундука отошла в сторону. Дракон змеей скользнул к сундуку и навис над его открывшимся нутром, окутанный клубами морозного воздуха, вырывающегося наружу. Его огромные выпуклые глаза налились ярким светом, как два корабельных прожектора, осветив содержимое сундука.
  
   Потом дракон отпрянул от сундука и злобно зашипел.
  
   Некоторое время ничего не происходило.
  
   Медленно, бочком, минуту спустя к сундуку приблизился один из длинноруких шиа, член такелажной команды. Приподнявшись на цыпочках и старательно вытягивая шею, он осторожно заглянул за край. Остальные, затаив дыхание, следили за ним. Никто не трогался с места.
  
   - Что за черт?! - пискнул шиа еще через долгую минуту, проведенную в недоуменном хлопании огромными блюдцами глаз и наморщивании узкого лобика под пучками курчавых перьев, заменявших этой расе волосы.
  
   Все разом задвигались, обтупив сундук и толкаясь в желании заглянуть в его внутренности раньше остальных. Все, кроме дракона и пассажира, застывших друг напротив друга, словно кроме них двоих никого больше на палубе и не было, а сама палуба была городской площадью в знойный летний день, несуществующие дуэльные пистолеты были заряжены, а часы на воображаемой ратуше должны были вот-вот пробить полдень.
  
   Сундук оказался вовсе не сундуком. Это был саркофаг, в котором на выстланном алым бархатом ложе лежала очень красивая, очень бледная и очень холодная женщина. Ее совершенное в своей красоте тело было абсолютно нагим. Кожу покрывали россыпи быстро тающих кристалликов льда, а распахнутые глаза напоминали замерзшие озера странного розового цвета. Волосы белоснежным каскадом рассыпались по телу, едва прикрывая наготу и делая ее одновременно трогательной и порочной.
  
   Полтора десятка голов в ожидании ответа обернулись к пассажиру "Вертихвостки".
  
   - Это фертильная самка народа немертвых, - ровным голосом произнес тот наконец.
  
   Глаза числом три десятка обратились к дракону, молчаливо требуя разъяснения.
  
   - Женщина нежити, способная зачать и родить, - прогудел дракон.
  
   - И весьма непростая женщина, - раздался голос откуда-то сверху.
  
   Все без исключения подняли взгляды и обернулись в поисках говорившего. Капитан Сторго чуть помедлил и продолжил:
  
   - Это одна из Проклятых Королев. Императрица, похищенная из столицы несколько месяцев назад. Как раз незадолго до того, как вы зафрахтовали "Вертихвостку" для путешествия к Краю и даже, возможно, за него.
  
   Он в упор смотрел на своего пассажира.
  
   - Согласитесь, капитан Сторго, предложение было более чем заманчивым, а оплата куда как щедрой, - ответил тот, и не думая возражать.
  
   - О да, - легко согласился с его словами капитан. - Мозаика начинает складываться.
  
   - Никогда не сомневался в мощи вашего ума, капитан Сторго, - прикоснулся к полям шляпы пассажир.
  
   - Я не ошибусь, если предположу, что это, - капитан мотнул подбородком в сторону открытого саркофага, - изначально предназначалось для него?
  
   На сей раз подбородок капитана обратился к дракону.
  
   - Безусловно, не ошибетесь, капитан Сторго.
  
   - Но..ведь мальчик оказался на борту случайно, волею судеб?!
  
   - Случай и судьба -- две очень разные вещи, капитан Сторго. Молодой граф Лас не мог не оказаться здесь. Инструктируя меня, старый граф Лас подчеркнул это совершенно определенным образом. Нам оставалось только дождаться его появления на борту -- не в одном порту, так в другом, не милостью нашего очаровательного боцмана, так по какой-нибудь другой причине.
  
   - Его вел инстинкт, - глухо произнес капитан. - Он чувствует ее магнетизм на огромном расстоянии. Он все-таки не человек. Гораздо менее человек, чем я предполагал.
  
   - Именно так, капитан Сторго. В этом и заключается запасной вариант старого лорда Ласа.
  
   И, пока капитан переосмысливал услышанное, пассажир, обращаясь ко всем присутствующим, спросил:
  
   - А теперь, когда все наши проблемы столь замечательным образом решены, можем ли мы продолжить наше путешествие? Позволю себе напомнить вам, капитан Сторго, что условия фрахта выполнены еще не полностью, тогда как деньги заплачены сразу и целиком.
  
   - Я выплачу вам неустойку, разрази меня гром, но не тронусь с места раньше, чем услышу, ради чего было затеяно все это чрезвычайно хитроумное и смертельно опасное предприятие! - взревел капитан. Команда также не спешила вернуться к своим обязанностям.
  
   Ветер сделался ровнее, и его поток между тем увлекал бриг все дальше и дальше от Края в небесные простор над облачной равниной.
  
   - Полагаю, все вы имеете право знать, - сказал наконец пассажир.
  
   - Мы все внимание, - ответил за команду капитан.
  
   - Старый лорд Лас нанял меня, чтобы в случае неуспеха своего замысла доставить его единственного наследника в место, до которого не распространяется поистине безграничная власть Вечного Императора. За Край.
  
   Единый изумленный вздох пролетел над палубой брига. Явственно скрипнул сочленениями дракон.
  
   - Там я должен был обеспечить наследнику покой и возможность продолжить род тем единственным образом, каким требовалось старому графу. Как видите, я справился со своей частью договора.
  
   - А что предложил вам взамен старый граф? - пророкотал дракон.
  
   И тогда пассажир впервые расхохотался. Смех его был раскатист и полон скрытого безумия.
  
   - То, чего я желал больше жизни, молодой лорд Лас! - отсмеявшись ответил пассажир. - Возможность стереть с лика мира ваше нечестивое племя. Всю расу немертвых.
  
   - Кто вы? - спросил дракон. Глаза его налились недобрым багровым сиянием, и в их свете одежды и шляпа пассажира показались вдруг всем собравшимся ярко-алыми.
  
   Как кровь.
  
   - Я Экзекьютор Единой Церкви Будущего Человечества. Когда-то давно, прежде, чем мою семью уничтожила нежить, я носил фамилию Ван Эйч. Братья по вере зовут меня Восьмисотым. Моя миссия на этой земле -- избавить мир от нечестивого рода немертвых.
  
   - И для этого вы вступили с ними в сговор? - спросил капитан.
  
   Пассажир ничем не выдал того, что его задела скрытая в словах капитана насмешка.
  
   - Я познакомился с вашим во всех теперь отношениях покойным отцом, лорд Лас, во время патрулирования периметра Великой Стены во избежание просачивания в божий мир нечестивых изобретений научных гениев Империи, которыми некоторые неразумные головы из числа моих соплеменников стремились во что бы то ни стало облагодетельствовать своих собратьев -- и делали это, разумеется, небескорыстно. Я искоренял этот порок из душ человеческих огнем и мечом, заодно изучая врага и устанавливая необходимые мне в моем деле контакты. Так выяснилось, что наши со старым графом цели во многом схожи. Годы служения делу веры научили меня тому, что лучшим оружием против нежити может стать только нежить. Та, которая приручена и выдрессирована исключительно для того, чтобы уничтожать своих сородичей. Я должен облагодетельствовать род людской и содружественные расы мира таким оружием, присутствуя при его рождении и направляя его развитие в лоно служения Церкви.
  
   - То есть скрестив меня с этой самкой? - дракон мотнул головой в сторону саркофага.
  
   - Именно так, молодой лорд Лас. Я возлагаю на вас большие надежды. Вы и ваши потомки должны унаследовать лучшие качества вашего безвременно оставившего нас отца -- самого достойного представителя племени немертвых. Присутствие в ваших венах человеческой крови позволяет предположить, что новая раса немертвых, начало которой положите вы, будет для всего мира меньшим злом, чем та, что создала Империю, наводящую ужас на все обитаемые земли.
  
   - И где же колыбель этой новой расы? - спросил дракон. - Среди облаков?
  
   - Остров, - обронил капитан с высоты мостика. - Где-то там есть остров. У меня есть координаты. "Вертихвостка" зафрахтована для дого, чтобы достичь его берегов. Что вы планировали сделать со всеми нами дальше, сударь? Ведь вы не можете допустить, чтобы об этом укромном месте стало известно кому-то еще прежде, чем ваши планы воплотятся в жизнь.
  
   Ухмылка пассажира была более чем красноречивой.
  
   - Недурно, капитан Сторго. Но у нас контракт.
  
   - Капитан отказывается от его исполнения, - прорычал дракон. - Думаю, что я верно выразил общие мысли?
  
   - Не вставайте на пути истинной веры, юный лорд Лас, - с обманчивой медоточивостью промолвил пассажир. В мгновение ока из ниоткуда в его руках появились два огромных сияющих полированной сталью пистолета. - Покуда вы являетесь частью промысла господня, я не могу позволить ни одному из вас нарушить мои планы. Эти малышки способны пробить даже драконью броню, юный лорд. Советую не пытаться проверить это на деле.
  
   - Убив меня, вы нарушите промысел божий, - ответил дракон, впрочем, не двигаясь с места.
  
   - Я не стану убивать вас, лорд Лас. Но для достижения цели мне довольно будет и калеки.
  
   Дракон склонил уродливую голову, словно в согласии. Потом, молниеносно выбросив переднюю лапу, ударил в стенку сундука, толчком отправив его сквозь разлетевшийся в щепу фальшборт в клубящуюся туманом бездну.
  
   Выпустив из пальцев один из пистолетов, пассажир нечеловечески быстрым рывком оказался у бреши в фальшборте и мертвой хваткой вцепился в крышку сундука, остановив его падение. Под его широко расставленными ногами зловеще затрещали доски палубы. Ствол второго пистолета смотрел в зашищенную броневыми пластинами грудь дракона -- туда, где в тесноте драконьего чрева находился Станислас.
  
   - Хороший план, юный лорд. С обычным человеком это бы сработало, - улыбаясь, сказал пассажир.
  
   Что-то хрустнуло в наступившей вдруг тишине. Пассажир обеспокоенно обернулся на звук.
  
   С повторившимся хрустом лопнувшего металла сундук отделился от крышки, оставшейся в руке пассажира, и, переворачиваясь, рухнул в бездну. Из его нутра выпала хрупкая фигурка, на обнаженной коже которой заиграли блики лунного света. Переворачиваясь, словно оброненная ребенком кукла, женская фигурка падала все ниже, пока наконец не канула в облака.
  
   Пассажир провожал ее падение невидящим взглядом.
  
   Потом, придя в себя и отшвырнув прочь крышку сундука, он сделался очень собранным и сосредоточенным, как человек, изо всех сил цепляющийся за малейшую возможность сохранить рассудок после сильнейшего потрясения.
  
  
   - Что ж, лорд Лас, - очень спокойно произнес он. - Будем считать это деянием рук провидения. В таком случае вам отныне больше нет места в наших с Господом планах. Прощайте.
  
   И нажал на спуск.
  
   Струя ревущего пламени ударила пассажира в грудь за миг до выстрела, отбросив к пролому в фальшборте. Индира стреляла из многоствольного оружия пассажира от бедра, стоя на мостике рядом с капитаном.
  
   Однако вместо того, чтобы разлететься облаком алых брызг, пассажир лишь пошатнулся и выронил за борт пистолет, но удержал равновесие. Выстрелы сбили с него шляпу и сорвали кожу с лица, обнажив тускло блестящий среди растерзанной плоти металлический череп, в глазнице которого адским огнем пламенел единственный уцелевший глаз. Под лохмотьями одежд тоже виднелся металл.
  
   Закусив губу, Индира выстрелила снова.
  
   Поток свинца сбил пассажира с ног и смел его с палубы. Стальная суставчатая кисть вцепилась в доски настила, стремясь вытянуть на палубу висящее над бездной тяжелое тело. Над краем пролома показалось изуродованное лицо с бешено вращающимся красным глазом.
  
   - Я вернусь! - прогремел пассажир.
  
   Потом дерево настила рассыпалось в труху под металлом пальцев.
  
   И все наконец закончилось.
  
  
  
   Восход солнца залил весь мир розовой пеной первых лучей.
  
   - Поворачивайте обратно к Краю, капитан, - сказал Станислас. Выбравшись из тела дракона, он чувствовал себя легко и свободно, как никогда прежде. - Или вы намерены до конца выполнить все пункты контракта?
  
   - Там опасно, - задумчиво сказал капитан. - И в особенности -- для вас, лорд Лас. Император никогда не оставит вас в покое.
  
   - Но именно там мой дом, - возразил Станислас. - А мужчине не к лицу бежать от опасностей. Мы возвращаемся.
  
   - Что, паренек, завел на суше подружку? - толкнула его в бок локтем Индира. - Иначе с чего такая спешка?
  
   Раскатисто хохоча над собственной шуткой, красавица-боцманша спустилась с мостика на шканцы, громогласно призывая дармоедов из палубной команды заняться делом.
  
   - Возможно, что и завел, - пробормотал себе под нос Станислас, чувствуя, что краснеет, и радуясь, что этого не видно в розовом свете утренней зари. - Только не на суше. И она старше...
  
   - Не беда, - ни к кому не обращаясь, отозвался капитан. - Мы, мужчины, очень быстро взрослеем.
  
   Попутный ветер наполнил паруса, и Станислас наконец позволил себе улыбнуться.
  
   "Вертихвостка" возвращалась домой.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"