|
|
||
Волчонок был все еще жив, когда Франк случайно нашел его тоскливой октябрьской ночью в предгорьях Карпат.
Погруженный в тяжкие (а иных за ним не водилось) раздумья, он брел, прихрамывая, по чавкающей хляби разбитого проселка, совершая свой еженощный моцион среди осенней скуки давно уже убранных полей и облетевших перелесков.
Золото палой листвы давно уже было втоптано в грязь копытами лошадей и колесами бесчисленных подвод, увезших собранное зерно из деревенских амбаров на ярмарки и рынки близлежащего городка. В глубоких колеях стояла черная вода. Низкие облака делали мрак непроглядным - но Франк прекрасно видел в темноте благодаря подаренным Доктором новым глазам.
Пожухшая трава обочины ничем не примечательного перекрестка была примята и густо опачкана чернотой с острым запахом мокрого железа. Раздвинув путаницу мертвых стеблей, Франк наткнулся на дрожащий в лихорадке комочек липкой от крови шерсти, который лишь едва слышно застонал в ответ на осторожное прикосновение широких ладоней великана. Единственны й уцелевший глаз был подернут пленкой боли, скальп лоскутами свисал с оголенного черепа, вываленный из окровавленной пасти язык часто-часто вздрагивал в такт хриплому клекоту дыхания; на черных губах вздувались и опадали кровавые пузыри.
Бесконечно долгую минуту Франк разглядывал найденыша. В ночной тишине слышно было, как под сводом его черепа в такт напряженной работе мозга постукивают и щелкают зубчатые колеса, пружины и маятники. Чуть слышно жужжали крошечные моторчики, приводившие в движение линзы механических глаз гиганта, бесстрастно фиксировавших увечья, нанесенные невесть кем погибающему животному.
Когда, наконец, решение было найдено, и Франк, бережно укрыв дрожащее тело травой, распрямился и шагнул было прочь, из горла волчонка вырвался почти человеческий стон. Великан замер на полушаге, словно натолкнувшись на незримую стену, и медленно обернулся. Щелчки механической половины его мозга сделались на миг оглушительными. Потом во вспышке озарения воцарилась вдруг тишина, нарушаемая лишь частыми всхлипываниями волчонка.
В дальнейшем работа мозга великана представляла собой четкий звуковой рисунок абсолютной уверенности в правоте своих действий - до самого конца.
Переломанные ребра и конечности хрустели под неуклюжими пальцами гиганта, пока Франк бережно укрывал израненного звереныша на груди, слыша, как тот вскрикивает совсем по человечески, и чувствуя, как стучит загнанное страхом и шоком маленькое сердечко совсем рядом с размеренным уханьем его собственного ненастоящего сердца.
Методично и неспешно он завершил свой обход, следуя привычным маршрутом по околицам спящих деревень, распугивая нежить на погостах и заставляя в ужасе забиться в конуры свирепых сторожевых псов. Никто не встретился ему на пути - люди традиционно опасались покидать ночами спасительный уют своих жилищ, а нелюди спешили убраться с дороги Франка, едва заслышав тяжкие вдохи и выдохи поршней, приводивших в движение его уснувшее на грани жизни и смерти тело, в искаженной клетке которого был навеки заключен никогда не спящий разум безумца.
Когда предрассветный сумрак обрисовал темный силуэт сгоревшего замка, застывшего в окружении воздетых к облачному небу ветвей искореженных пламенем давнего пожара рощ, Франк остановился и сошел с дороги. Целью его недолгого пути по сырой прели засыпающего леса стало дуплистое дерево, хищно раскинувшее изломанные ветрами и временем сучья над усыпанной мутно белеющими в полутьме близкого утра костями поляной.
Разбрасывая костяки и рассыпающиеся остовы огромными башмаками, Франк без опаски приблизился к Страж-древу вплотную и сунул ручищу в глубокую расщелину в стволе. Дерево протестующе затрепетало, скрипя ветвями и раскачиваясь из стороны в сторону, но не посмело коснуться бесцеремонно шарящего в его трухлявом нутре великана. Тот лишь криво улыбнулся зашитыми лоскутами губ, чувствуя слабое шевеление за пазухой. Волчонок был еще жив. Он успел. Только бы Доктор оказался дома.
В глубине дупла что-то наконец хрустнуло, загудели, стремительно раскручиваясь, невидимые маховики, затрещала дуга электрического разряда, и на поляну из ниоткуда хлынул, расходясь пологом призрачного шатра, поток жемчужно-голубого цвета, лишая предметы теней. В центре светового конуса закружились вихрем искры живого огня, и Франк шагнул в их круговерть, на мгновение присоединившись к их замысловатому танцу, стремительно теряя осязаемость и объем, уменьшаясь в размерах и становясь лишь плоской миниатюрной копией былого себя.
В следующее мгновение он исчез из этого мира, и только Страж-древо долго еще не могло успокоиться, возмущенно скрипя ветвями - так, словно это не повторялось каждую ночь вот уже много лет подряд.
***
- Не жилец, - совершенно безапелляционным тоном заявил в другом мире Доктор получасом позже, едва удостоив Франка и его находку мимолетным взглядом.
Доктор явно собирался ускользнуть - оправляя твидовый сюртук с кожаными нашивками на локтях и поминутно меняя угол наклона цилиндра, венчающего голову, напоминающую формой репу, он вертелся перед огромным зеркалом в замковом холле. Со стен на него осуждающе взирали с мрачных запыленных холстов его предки, за спиной маячил, угрюмо отражаясь в мутной амальгаме зеркала, Франк, пропахший сыростью ночи покинутого им совсем недавно мира и нечеловеческой кровью, обильно окропившей сукно его рваной шинели - но Доктор и в ус не дул, продолжая фальшиво насвистывать легкомысленный мотивчик под свой остренький крысиный нос и высокохудожественно раскладывая шелковый бант по атласу лацканов.
Замок был точной копией замка, виденного Франком получасом раньше в другом мире, но отличался от него тем, что пламя пожара никогда не касалось его стен. Замки эти занимали в точности одну и ту же пространственную координату многомерного континуума Земли, будучи разделены бесплотной, но совершенно непреодолимой пленкой темпорального сдвига, разделявшей параллельные вселенные. Впрочем, для Доктора, целую вечность назад приспособившего Машину Времени для того, чтобы перемещаться не вдоль оси времени, а перпендикулярно ей в своих бесконечных поисках ответов на терзающие его мятежный дух вопросы, межпространственные барьеры давным-давно уже не были существенным препятствием.
- Но, мастер... - начал было Франк. Просительные интонации совершенно не сочетались с громовым раскатом его голоса, эхом отразившегося от замковых сводов. Покрытые сетью шрамов пальцы перебирали слипшуюся сосульками шерсть с осторожностью, которую можно было бы назвать нежностью, если бы речь шла не о существе с внешностью и пропорциями Франка.
- Нет-нет, - отмахнулся Доктор изящной ладошкой, затянутой в белую лайку перчатки. Он оторвался наконец от созерцания отражавшегося в зеркале щеголя и вперил в гиганта взгляд спрятанных за угольно-черными стеклами очков глаз. Франк смущенно потупил очи и переступил обутыми в грубые башмаки ножищами, с досадой отметив, что паркет холла, старательно начищенный поутру механическими слугами, теперь безнадежно испорчен жирной грязью с подошв.
- Франк, - строго сказал Доктор, постукивая набалдашником тяжелой трости о ладонь. Ритмичные движения массивного серебряного шара приковали внимание великана, совершенно его зачаровав. Не в силах оторвать взгляда от поднимающейся и опускающейся трости, Франк сделал неоссознанную попытку уменьшиться в размерах - совершенно, впрочем, безуспешную.
- Да, хозяин, - тоскливо отозвался гигант, поглаживая дрожащий бок окровавленного существа, поскуливающего в плену его ладоней.
- Однажды мы договаривались с тобой, Франк, что в доме не место животным, - сказал Доктор, в полной мере насладившись замешательством великана.
- Да, хозяин, - глухо отозвался тот.
- Мне казалось, что после того досадного недоразумения с оборотнем ты все понял, - продолжал Доктор. Тон его не предвещал ничего хорошего. В ожидании ответа Доктор изящным жестом извлек из жилетного кармана массивные часы-луковицу на золотой цепочке и с щелчком открыл крышку. Зал наполнило зловещее тиканье, эхом отразившееся от сводов и показавшееся оглушительным в тишине огромного помещения. Оторвав взгляд от неспешного движения стрелок, Доктор продолжил сверлить застывшую перед ним огромную фигуру угольными провалами линз. Не дождавшись ответа, он уточнил: - Разве не так, Франк? Ведь ты хороший мальчик?
Франк молчал, упрямо глядя в пол.
- Отнеси это туда, откуда взял. Или просто выброси на задний двор. Оно не принадлежит этому миру... впрочем, скоро это потеряет всякое значение. Все утратит смысл. Абсолютно все. А теперь меня ждут столица и Господарь!
Доктор скрипуче рассмеялся, запрокинув острое, с мелкими чертами лицо к сводам зала, с росписи на которых на него смотрели узоры странных созвездий. Будь Франк живым человеком, от звука этого смеха он, несомненно, почувствовал бы ледяное касание жути, скользнувшей вдоль позвоночника - но он давно уже не чувствовал ничего, и целую вечность жил с этим ощущением.
Его хозяин, укрепив в петлице алый, как кровь, бутон розы, критически оглядел себя в зеркале напоследок и, оставшись доволен результатом, выпорхнул из холла, обдав Франка ароматом дорогой туалетной воды. Отмечая свой путь каплями крови и комьями грязи с подошв, Франк последовал за ним к выходу.
С высоты парадного крыльца он молча наблюдал, как миниатюрный щеголь вприпрыжку бежит по аллее к огромной черной карете с золотым драконом, свернувшимся в кольцо, на дверце. Механические скелеты слуг, занятых повседневными делами в облетевшем парке, замирали при его приближении и, окутавшись облачками пара, гнули заключенные в сложную систему рычагов мертвые человеческие тела в глубокий поклон. Доктор небрежно отмахивался от знаков почтения, сколь привычных, столь же и неискренних. Проигнорировав распахнутую дверцу кареты, он ловко взлетел на козлы, согнав с них нахохлившегося кучера и отняв у него зловещего вида кнут, рассыпающий голубые потрескивающие искры.
Взмах кнута привел в движение дюжину запряженных цугом лошадей. Похожие на пауков форейторы, числом шесть - по одному на каждую пару забальзамированных лошадиных трупов - сгорбились в своих подвесных клетях и активно заработали многочисленными поршнями, соединенными с сочленениями механических скелетов, удерживавших тела лошадей. В лязге шестерней, передач и шнековых механизмов, в дробном перестуке копыт и грохоте окованных железом тяжелых колес карета тронулась с места. Прислуга на ходу вскакивала на запятки, клещами вцепляясь в поручни и застывая в полной неподвижности, устремив в никуда бессмысленные взгляды неживых глаз. Сверкая медью и латунью механизмов в лучах восходящего солнца, карета все быстрее катила по дорожке и вскоре скрылась под пологом мертвого леса, подходящего к самой решетке кованой ограды. Вскоре лязг и грохот, производимые экипажем, стихли вдали.
Франк еще некоторое время стоял у мраморной балюстрады, вперив в пространство взгляд глаз, скрытых под сложной системой безостановочно двигающихся относительно друг друга линз. Слуги вернулись к своим повседневным обязанностям, вновь и вновь совершая бессмысленные последовательности действий с монотонностью хорошо отлаженных механизмов, коими, по сути, и являлись с самого момента воскрешения и заточения в механические клетки, будучи подчинены исключительно цели выполнения заложенных в них команд. Жизнь поместья возвращалась в привычное русло, даже и не будучи собственно жизнью.
Франк, обострив свое сверхчувствительное благодаря декоктам Доктора восприятие, вслушивался в окружавший его мир, в котором не осталось звуков, производимых живыми существами.
Не было слышно голосов птиц - даже карканье вездесущих ворон давно уже превратилось только в воспоминание. Лес лишь постукивал на ветру сухими ветвями да скрипел рассохшимся деревом мертвых стволов, и уже много лет никто не слышал шелеста листвы в его кронах. Никто не крался по тайным тропам, ни один камень в близких горах не срывался с осыпи под чьей-нибудь поступью, никто не мчался прочь в испуге, не разбирая дороги, с треском прокладывая себе путь через подлесок. В деревнях предгорий не было слышно человеческих голосов, ржания лошадей, мычания скота и собачьего лая.
Мир был погружен в смертный сон, единственными источниками звуков в котором были без устали работающие механизмы поместья и следившие за ними слуги, по сути тоже бывшие наполовину механизмами - а то и более, чем только наполовину. Но и эти звуки не были звуками жизни, а лишь имитировали и замещали жизнь в ее отсутствие.
Если вглядеться в окружающий унылый пейзаж пристальнее - что и делал сейчас Франк, используя все возможности дарованной ему создателем сверхсовременной оптики - то можно было заметить некие выбеленные временем и непогодой предметы, разбросанные тут и там на обочинах дорог, среди мертвых деревьев парковых аллей, под переплетением ветвей лесов и перелесков, на черной равнине полей, на пустынных улочках далеких деревень.... Повсюду. Предметов этих было так много, что в какой-то момент начинало казаться, что весь пейзаж и состоит-то в основном из них - неподвижных, белых, зловещих в своей вездесущести.
Если вглядеться еще пристальнее, можно было наконец понять и природу этих предметов.
Кости.
Весь мир был усыпан костями, и только часть из них была человеческими.
- Дивный новый мир, - прогудел Франк, ни к кому не обращаясь. Обращаться было не к кому. Единственным живым существом в мире был лишь умирающий волчонок, который этому миру не принадлежал. Прочие же, включая Франка, Доктора и Господаря, были в лучшем случае лишь немертвыми.
За одним, впрочем, весьма существенным, исключением.
Франк вслушивался в шелест ветра, перестук ветвей и поскрипывание мертвых стволов еще долго - до тех пор, пока не услышал далеко-далеко в горах не звук даже, а лишь намек на него, искаженный расстоянием, изорванный в клочья воздушными потоками, но усиленный неистовым желанием гиганта услышать его.
Не звук, но надежа...
Отзвуки волчьего воя и шума яростной схватки.
О большем не стоило и мечтать.
Улыбнувшись так, что с треском лопнули скреплявшие губы швы, гигант развернулся и решительно зашагал в направлении святая святых - к самому сердцу замка Доктора.
К лаборатории.
Немертвые слуги спешили убраться с его пути.
***
Бережно уложив еще живого волчонка на полированный металл лабораторного стола, Франк сбросил с плеч окровавленную шинель.
Тело его, расчерченное буграми грубых шрамов, разделялось ими на части людей, из фрагментов которых он был составлен некогда в качестве иллюстрации очередного озарения, снизошедшего на Доктора, сделавшись новым доказательством безусловной гениальности последнего - и новым его проклятием.
Франк был его первенцем. В ту далекую пору безумие еще не поглотило Доктора целиком, но осознание того, что он сделался наконец властелином жизни и смерти, стало поворотным моментом в его дальнейшей судьбе.
Потерпев неудачу в одном из миров и будучи изгнанным за его пределы, Доктор нашел себе единственного союзника в открывшемся перед ним новом мире и, заручившись безоговорочной поддержкой новообретенного сюзерена, принялся менять этот мир в угоду собственным прихотям, не забывая удовлетворять непомерные амбиции Господаря.
Многие годы спустя союз злых гениев выпустил в свет чуму, унесшую из этого мира самое понятие жизни. Ничто более не мешало двум немертвым безумцам осуществлять свои грандиозные планы, часть из которых каждый из них хранил в строжайшей тайне от другого. Доктор и Господарь вели сложный танец интриг, балансируя на грани прямого конфликта, но сохраняя свой союз до той поры, пока это приносило выгоду им обоим.
Франк чувствовал, что время равновесия истекло, и вот-вот будет разыграна последняя партия игры двух искаженных разумов, в которой ему самому отводилась на редкость незавидная и малозначимая роль.
И теперь он собирался нарушить паритет, изменив соотношение противостоящих сил самым непредсказуемым для своих хозяев образом.
Набросив на широченные плечи тут же лопнувший в нескольких местах по швам не слишком чистый лабораторный халат, Франк скупыми движениями, отработанными за бесконечные годы ассистирования хозяину, зафиксировал трепещущее тельце звереныша на столе широкими ремнями. Почти не глядя, произвел венесекцию и ввел в артерии и вены животного тонкие гибкие шланги, по которым из разнокалиберных склянок в тело устремились потоки разноцветных пузырящихся жидкостей. Быстро, но осторожно выбрив шерсть на определенных участках, закрепил на бледной до синевы коже металлические диски контактов, опутав стол вместе с лежащим на нем волчонком паутиной медных проводов в оплетке из пропитанной креозотом ткани. Провода он соединил с гигантской машиной, тело которой сплошь усеивали циферблаты бесчисленных приборов, в показаниях которых Франк ориентировался не глядя. Выглянув в окно на ровную серую пелену туч низкого октябрьского неба, звонко клацнул рубильником погодной машины.
Два аэростата-молниевода воспарили над своими гнездами в замковой кровле и устремились в зенит. По соединявшим их с землей кабелям побежали цепочки разрядов, и когда аэростаты нырнули в облачный полог, за облаками засверкало вдруг пламя электрического огня, а облака, стремительно темнея, завели зловещий хоровод прямо над замком, время от времени плюясь друг в друга и в землю зигзагами молний. Раскаты грома, столь неуместного в конце осени, звучали все чаще, и скоро помрачневшее разом небо вспыхивало ослепительно-белыми сполохами без перерывов и пауз, заставляя замерший мир корчиться в бешеной пляске резких теней. Наконец небеса разверзлись, и с них водопадом хлынул ледяной дождь.
Франк удовлетворенно кивнул сам себе и замкнул контакты большого динамо, оживив спящие циферблаты. Воздух в лаборатории загудел от напряжения хлынувших с неба энергий, и призрачные огни волнами побежали по стеклянным гирляндам изоляторов. Вспыхнули катодные трубки, рисуя странные узоры в своих хрупких телах. Запахло горелой смолой и разогретым металлом.
Из витрины лабораторного шкафа, хранившей на своих полках россыпи хирургических инструментов, наборы сверел, пил и газовых ключей, гигант извлек десяток колб и реторт с плотно притертыми пробками. Жидкости в них играли всеми оттенками радуги, и даже будучи слитыми в одну общую емкость в четко отмеренных Франком пропорциях и согласно ведомой ему одному последовательности, не спешили смешаться между собой, а ложились цветными дисками слоев, медленно проникавших друг в друга.
Надежно укрытый под полом лаборатории тайник явил миру склянку, в которой лениво плескалась густая жидкость цвета вина. Как и волчонок, жидкость не принадлежала этому миру. Как и волчонку, ей предстояло этот мир изменить.
Несколько капель жидкости, добавленные в посудину, полную радуг, произвели разительные перемены с ее содержимым. Изменив цвет на изумрудно-зеленый, жидкость вспенилась и забурлила, норовя выплеснуться за край сосуда. Волнующаяся поверхность исходила остро пахнущим паром. Вновь удовлетворенно кивнув, Франк наполнил получившимся декоктом десяток серебряных спринцовок, увенчанных длинными острыми иглами.
Осторожно сжав в неуклюжих пальцах спринцовку, Франк некоторое время пристально разглядывал почти невидимого за путаницей шлангов и проводов звереныша. В какой-то момент взгляд единственного глаза волчонка прояснился, и Франк увидел наполнявшие его ужас, тоску и страх смерти.
- Ты не умрешь, - почти ласково шепнул волчонку великан, склонившись к самому его уху. - Не сейчас. Не теперь. Тебя ждут великие дела, малыш. Тебе предстоит уцелеть, выжить и спасти целый мир. Ты можешь не понимать меня, не верить мне - но это так.
Волчонок протяжно заскулил.
- А теперь нам пора начинать, - сказал Франк и быстро ввел иглу в шею волчонка, стремительно надавив на поршень. А потом опустил рубильник динамо, выпустив на волю беснующиеся в нем молнии.
Отчаянный крик огласил чертог лаборатории, вырвался в полный струй дождя день, обернувшийся ночью, и полетел над пустынной землей в далеким горам, в которых ему ответил тоскливый вой волчьих глоток.
Процедура началась, и закончиться ей предстояло еще очень не скоро.
Волчонку суждено было кричать снова и снова - еще много, много, много раз.
Франк улыбался, слушая его крики.
В боли и страдании одного маленького существа этой ночью рождалось будущее целого мира.
***
В круговерти бесконечных метелей и снегопадов миновала зима. Немертвые слуги изредка оживляли своим движением пейзаж, пробивая дорожки в снежной толще. Доктор в своих постоянных поездках в столицу сменил карету на огромные черные сани. Дверцу саней украшал неизменный золотой дракон, свернувшийся в кольцо.
С наступлением весны не расцвели цветы, не зазеленела трава, и не вернулись домой из теплых стран птицы. Некому было радоваться теплу солнечных лучей, ледоходу на реках и первым грозам. Немертвые не испытывали эмоций, а жизнь еще так и не вернулась в этот угасший мир.
Лето иссушило голую землю. От жары то и дело вспыхивали пожары в мертвых лесах. Горячий воздух был полон сажи и треска пламени. Больше в мире ничего не происходило.
Вновь наступила осень, унылая и дождливая, как и всегда.
Все это время Франк провел в хлопотах, столь не вязавшихся с его образом молчаливого туповатого гиганта. Он выхаживал свое детище.
Созданное им существо не было более лишь просто волком, и изменения становились все заметнее с каждой неделей. Крупный, быстрый, сильный и опасный зверь был постоянно голоден, и Франку приходилось каждую ночь приносить ему пищу из мира, в который прежде он возвращался лишь для прогулок, порожденных тем неясным зовом души, который можно было бы назвать ностальгией, если бы речь не шла о существе, подобном Франку.
Зверь рос и крепчал, испытывая к своему создателю странную смесь чувств, в которой преданность в равных пропорциях мешалась с ненавистью. Франку были как никому знакомы эти чувства. Именно их он на протяжении бесконечно долгих лет испытывал к Доктору, некогда вдохнувшего в него жизнь, сделавшего немертвым, но так и не сумевшего сделать живым.
Франк укрыл свою креатуру на заброшенной мельнице поодаль от замка Доктора, всеми силами скрывая от хозяина порождение своего разума, страшась не столько его справедливого гнева, сколько неизбежного краха своих планов. Мертвый мир не испытывал боли - но вся его боль легла на плечи великана, взявшего на себя груз вины своего господина, который этой вины за собой не чувствовал никогда. Впрочем, Доктору в последнее время не было никакого дела до того, чем заняты созданные им существа, и даже дела своего первенца и любимчика не интересовали его ни в малейшей степени.
- Грядут перемены! - восклицал то и дело Доктор во время их все более редких встреч. - Скоро, теперь совсем уже скоро!
И, смеясь как безумец, снова и снова упархивал беззаботным мотыльком в столицу, где вместе с Господарем вершил судьбы этого мира, не делясь ни с кем планами сильных мира сего, не считая нужным посвящать в детали ни одно существо, не обращая никакого внимания на немногочисленные происшествия в уснувшем навсегда мире.
Франк не смел спрашивать своего господина ни о чем - и только радовался тому, что и тот не задает ему вопросов. Ибо соврать Франк бы не смог - в лучшем случае промолчать до поры. Ведь Доктору с его огромным опытом игр с живым и неживым были ведомы способы вытащить нужные ему ответы даже из немертвых, лишенных страха и не испытывающих боли.
Между тем некоторые события имели место быть.
Пропала без следа пара слуг. Ночами в темных углах замкового двора прислуга замечала чьи-то быстрые тени. Кто-то изорвал острыми, как бритвы, клыками одного из полумеханических скакунов из упряжки Доктора и попытался полакомится напитанным бальзамическими и гальваническими составами мясом. Мертвых тел не нашли, следов тоже - во многом потому, что расследование происшествия взял на себя никто иной, как сам Франк.
Но теперь ему было совершенно точно известно, что в мертвом мире уцелел хотя бы один биологический вид, и вид этот был хищником. Франк лишний раз получил подтверждение правоты своего начинания и оправдание своего тихого мятежа против гения собственного создателя.
Теперь он со всей определенностью знал, что из этого мира не ушли волки.
А в одно из полнолуний стал, наконец, свидетелем тому, как меняется его собственный подопечный. И понял, что выбирая главный ингредиент своего изменяющего декокта, не зря сделал ставку именно на кровь оборотня, давным-давно принесенную им из изгнавшего их мира и бережно хранимую в тайнике вдали от всех глаз в течение бесконечно долгих лет.
На считанные минуты волчонок, выросший за минувший год в огромного зверя с переливающимися под лоснящейся шкурой буграми стальных мышц, попав в поток лунного света, превратился - перекинулся - в голое двуногое существо, лишенное шерсти, странно уязвимое в своей наготе, беззащитное в своей растерянности, разумное в своем страхе.
В человека.
Превращение было мимолетным, но изменило волчонка навсегда. Кровь оборотня, бежавшая в его венах, была последней надеждой на возрождение человечества в этом лишенном жизни мире, где чудом устоявшие перед безжалостной болезнью, истребившей все живое на планете, волки вынуждены были пожирать друг друга для того, чтобы выжить, одновременно вырождаясь - но и становясь крепче в бесконечной лихорадке борьбы.
Волчонку, измененному разумом Франка, предстояло включиться в эту борьбу, выжить в ней и победить, пользуясь теми преимуществами, что давала ему кровь оборотня и заключенная в ней частица человеческой природы.
Франк верил, что со временем потомки волчонка обретут разум - а вместе с ним и знание того, как вдохнуть жизнь в мир, сделавший их изгоями, и превратиться в расу его новых хозяев.
Ему столькому нужно было еще обучить своего питомца во все удлиняющиеся периоды происходивших с тем в полнолуние метаморфоз, во время которых тот переставал быть только лишь зверем, чтобы быть окончательно уверенным в успешности своей и его миссии возрождения мира... Но, как это бывает всегда, в неспешность течения событий вмешался случай.
***
Утром одного из дней, ничем не отличавшимся от десятков других дней осени, Франка отвлек от занятий со своим питомцем оглушительные лязг и громыхание, неуклонно приближавшиеся к приютившей великана и волчонка руине. Звереныш забеспокоился, мечась из угла в угол, скаля зубы, топорща жесткую шерсть на загривке.
Выглянув в окно, Франк обнаружил катящий по ведущей к мельнице дороге громоздкий экипаж, представлявший собой угловатый стальной короб, приводимый в движение двумя членистыми металлическими лентами, закольцованно бегущими по металлическим каткам по обе стороны от тяжелого корпуса. Франк видел подобный механизм впервые, но хоботы орудий, выглядывающие из бойниц в низких башенках не вызывали никаких сомнений в его предназначении - точно так же, как символ золотого дракона на листе лобовой брони не оставлял иного толкования относительно принадлежности экипажа.
Впрочем, какие еще могли быть толкования этому в мире, где больше не было иных стран и государей?
Господарь нашел их.
Раскрыт! - мелькнуло на мгновение в голове Франка, в то время как его мощное тело уже начало действовать само по себе, подхватив немалую тушу питомца, пребывавшего в этот момент в звериной своей ипостаси, и выбрасывая ее наружу сквозь пролом в полуразрушенной стене на задний двор мельницы.
- Беги и никогда не возвращайся!- прогремел Франк, для убедительности швыряя вдогонку удирающей со всех ног надежде на возрождение местного человечества изрядных размеров камень из рассыпающейся кладки.
Волчонок бросил на него напоследок совершенной дикий и растерянный взгляд через плечо, махнул через стену и был таков.
- Удачи, Лягушонок, - неведомо почему буркнул под нос Франк и, расправив саженные плечи, отправился навстречу своей судьбе.
***
У миньонов Господаря было четкое распоряжение от сюзерена - доставить как можно скорее в столицу существо по имени Франк, являющееся движимым имуществом Доктора. Причина крайней спешки не объяснялась, но то, что на поиски великана были брошены десятки подобных экипажей, произвело на того немалое впечатление.
Что-то затевается. Грядут перемены, думал Франк, устраиваясь на броне взрыкивающего источающим чад двигателем сухопутного левиафана. Едва заглянув в тесное, полное острых углов нутро машины, он наотрез отказался ехать в ее чреве, предпочтя унылые пейзажи мертвого мира ревущему аду механических внутренностей. Команде левиафана ничего не оставалось делать, кроме как согласиться - особенно после того, как презирающий насильственное убеждение Франк пообещал оторвать пару голов, если их обладатели не оставят его в покое.
Теперь пара миньонов ехала на броне, удерживаясь за ее выступы чуть поодаль от гиганта, чуть слышно переговариваясь между собой свистящими голосами. Франку хватило одного взгляда на их белоснежную кожу, выпирающие изо ртов клыки и красные глаза с вертикальными прорезями зрачков, за которыми плескались неописуемые, совершенно животные голод и жажда, чтобы понять, к какому племени немертвых те принадлежат. Больше он в их сторону не смотрел.
Час за часом проходили в лязге, реве и немилосердной тряске. Мимо тянулись тронутые эрозией поля, остовы лесов, глядящие на него пустыми глазницами окон деревни и городки. Левиафан, делая несколько миль в час, увлекал Франка все дальше от привычных ему мест. Великан не любил столицу - и скоро изменившийся пейзаж не преминул напомнить ему о причинах этой нелюбви.
Из царства нежизни левиафан въехал в царство отсроченной смерти.
По обе стороны дороги вырос вдруг лес виселиц. Десятки, сотни и тысячи... тысячи тысяч приспособлений для удушения всех форм и размеров виднелись повсюду, насколько хватал глаз - а механические глаза Франка могли рассмотреть песчинку на горизонте.
На каждой виселице покачивалось тело - хотя бы одно. Впрочем, были виселицы, способные разместить на себе население небольшой деревни - и ни одно место на них не пустовало.
Тела висели здесь еще с дочумных времен - с тех пор, когда смерть не была еще реальностью повседневности. Каждое тело окутывал едва заметно мерцающий саван электрического поля, остановив смерть в миг ее неотвратимого наступления - и заставляя заключенные в остановившемся времени тела переживать миг всепоглощающего ужаса бесконечно. От каждого тела отходил кабель в каучуковой оболочке; кабели сплетались во все более толстые пучки, объединяя отдельные инструменты смерти в ячейки бесконечно большой сети. Пучки кабелей, все утолщаясь по мере вливания в них все новых проводов, тянулись в сторону столицы - и по ним в сердце империи Господаря текла энергия предсмертного ужаса, боли и страдания миллионов его подданных, извлекаемая из замороженных во времени тел алхимическими технологиями, порожденными злым гением Доктора.
Никто не знал, какой цели служило сие зловещее действо. Не знал и Франк - потому что хозяин давно научил его не задавать излишних вопросов своему господину.
Франк подозревал, что теперь совсем уже скоро ему откроется правда - во всей своей неприглядной красе.
Часы спустя лес виселиц закончился - лишь для того, чтобы смениться лесом пыточных колес. Еще через несколько часов пришла очередь кольев - а это означало, что цель их путешествия уже близка.
Франк давно перестал замечать проплывающие мимо искаженные страданием лица, которые стали лишь еще одной деталью пейзажа, являвшего собой средоточие гибельного запустения, смерти надежды и краха мечтаний. К однообразию рано или подно привыкаешь - пусть даже это и однообразие смерти во всех ее многоликих проявлениях.
Столица обступила его стенами домов внезапно - еще мгновение назад вокруг не было ничего, кроме миллионов принявших мучительную смерть на колу людей, заполнявших собой без единого зазора всю чашу мира от горизонта до горизонта - и вот уже вокруг вздымаются в поднебесье многооконные стены, увенчанные шипастыми шпилями громоотводов и уродливыми силуэтами горгулий. Каньон улицы эхом отразил рев мотора левиафана, вокруг появилось некое движение - и Франк увидел скользящие вдоль стен тени, зыркающие на него алыми кляксами алчущих крови глаз. Теням этим не было числа.
Новое Тырговиште встречало гостей во всей своей неприглядной красе.
Повсюду на стенах и стягах виднелись символы золотого дракона. Из поперечных улиц в проспект, по которому двигался левиафан, вливались потоки красноглазых бледных тварей, среди которых пробирались экипажи всех форм и размеров, приводимые в движение силой пара, электричества и сгорания углеводородов. Чад и копоть наполняли воздух, грохот моторов, колес и членистых лент сделались оглушительными. В небе парили аэростаты и летательные аппараты, снабженные крыльями и архимедовыми винтами - некоторые размером с изрядное морское судно, неведомо как удерживающиеся в воздухе, двигающиеся во всех направлениях без видимой схемы и лишь каким-то чудом избегающие столкновений со зданиями и друг другом.
Обращало на себя внимание то, что все экипажи - и наземные, и воздушные - были вооружены. Стволы пушек, многоствольные конструкции, лезвия устрашающих форм и размеров, шипы, острия и крючья - все то, что призвано всеми известными способами умерщвлять живую плоть. Именно живую - немертвым не страшны смерть и боль, потому что пережив первую, они уже навсегда лишены счастья почувствовать вторую.
Эге, да ведь это армия, подумал Франк. Армия, невесть зачем созданная безумцами в опустевшем мире. Армия нежити, неспособной даже умереть...
Абсолютно непобедимая сила в любом из существующих миров.
Вот оно.
Плацдарм.
Умертвить целый мир со всей его жизнью для того, чтобы иметь время и возможность в отсутствие конкурентов создать величайшую во всей многомерной вселенной армию немертвых, создать ее не спеша и не опасаясь опоздать к переделу мира...
Мудро.
Господарь воистину гениальный самодержец. Абсолютный монарх идеального для себя мира, сумевший даже из своих пагубных страстей извлечь несомненную, неоспоримую выгоду для своей грядущей империи, которая раскинется между миров.
Не подобен ли богу тот, кто способен погубить миллионы своих подданных для того, чтобы в будущем суметь погубить миллионы миров? Тот, над кем не властно само время, которое отныне служит восхитительной смелости и безумию его честолюбивых устремлений? Тот, кто сумел поставить на службу своим непомерным амбициям самого гениального безумца современности, соблазнив его бесконечными возможностями для реализации на практике любых, даже самых невероятных его идей?
Тот, чье имя - Дракон?
Такими мыслями была полна голова Франка, когда в конце проспекта над стенами высотных домов, над суетой толпы, над остовом мертвого мира вырос и вознес к хмурым небесам пики своих бесчисленных шпилей, венчающих белокаменную пирамиду донжона, Новый Замок Бран.
***
Дракон замер у стрельчатого окна, выходившего на дворцовую площадь. Взор его был устремлен на бесконечные ряды кольев со скорчившимися на них телами своих бывших подданных, превратившихся из жертв его ненормальности в источник силы его растущей империи. Над площадью барражировали многокрылые летательные аппараты, старательно огибая аэростаты молниеводов и атмосферных фабрик.
Глядя на деяния прошлых лет, Господарь лицезрел картины будущего.
Один мир уже лежал у его ног. Впереди его ждали биллионы новых миров.
Держась за спиной Доктора, Франк разглядывал монарха с использованием всего арсенала средств и возможностей своих новых механических глаз. Однако даже максимальное приближение не позволяло разглядеть во Владе Третьем Бессмертном ничего примечательного. Такого, что несомненно отличало бы простого человека от бога.
- Сегодня? - негромко спросил Господарь, не оборачиваясь. Тяжелая грива его длинных, цвета воронова крыла, волос, ниспадала с плеч на спину и достигала пола, завитками ложась на паркет у самых его ног.
- Именно, - подтвердил Доктор. На его тонких губах блуждала маниакальная улыбка, выражение же глаз, надежно укрытых за непроницаемым мраком очков, оставалось для Франка секретом. Изящные пальцы нервно стискивали набалдашник трости - но в остальном Доктор был абсолютно, непроницаемо спокоен.
- Ждать больше нельзя, - продолжал Доктор. - Производство достигло пика своего развития и может не спеша переходить к задачам восполнения теоретически возможных в ходе предполагаемых во время экспансии потерь. Запас энергии предельно допустимой концентрации создан. Медля сейчас, мы обрекаем себя на неуспех в будущем.
- Верно, - негромко отозвался Господарь и наконец обернулся.
Франк едва не отшатнулся, встретив на мгновение взгляд, полный неистовства первородного пламени, огня чистейшего безумия, в котором способны в пепел сгорать миллионы вселенных за час.
Взгляд глаз Дракона.
- Итак, начнем, о преданнейший из моих вассалов? - без тени усмешки на тонком лице, которое украшали длинные, под стать волосам, вислые усы, сказал Господарь, не ожидая ответа. - Наше время пришло.
Доктор лишь склонил голову в знак согласия.
По мановению великодержавной длани словно из ниоткуда появилась пара миньонов, посверкивая исподлобья краснотой глаз, и в руках Господаря материализовалась пара богато изукрашенных золотых кубка с неизменным драконом на крутых боках. В кубках плескалось кроваво-красное вино. Влад Бессмертный протянул кубки Доктору, предлагая выбирать. Тот, не колеблясь, принял ближайший к себе и шутливо отсалютовал императору неживых.
- За наши свершения, былые и грядущие! - и с этими словами Доктор осушил свой кубок до дна.
Император медлил, внимательно наблюдая за Доктором. Тень сомнения пробежала по его челу, и он с тревогой бросил быстрый взгляд на собственный кубок.
- Нет-нет, мой Господарь, все верно! - ободрил его Доктор, криво усмехаясь. - Мне достался именно эликсир, превращающий неживого в жаждущего. В одного из ваших детей. Вы не учли лишь одного - ведь это именно я составил его рецепт.
Господарь отшатнулся, а потом с нечеловеческой быстротой ринулся к Доктору, отшвырнув кубок прочь. Его миньоны быстрыми тенями скользили рядом с ним, оскалив клыки - но на их пути возникла вдруг массивная фигура Франка.
Черепа миньонов сухо треснули, раскалываясь один о другой, и обезглавленные тела слепо заметались по роскошной зале. Сам Господарь бился в стальных объятиях великана, брызжа слюной и крича что-то по-валашски. Франк без видимых усилий удерживал его на весу.
Доктор не спеша приблизился и пристально вгляделся в вертикальные зрачки своего сюзерена.
- Вот и момент истины, мой друг, - грустно молвил он, сокрушенно качая головой. - Все-таки предательство. Я так надеялся, что обойдется без него, несмотря на то, что в нашем союзе мы изначально преследовали разные цели, и лишь средства их достижения и объединяли нас столь долгое время. Жаль, жаль... Однако теперь у меня развязаны руки.
Господарь забился в тисках рук Франка с отчаянием обреченного, когда Доктор приставил к его груди свою трость и сделал что-то неуловимое с шаром набалдашника. Тонко вскрикнув, Господарь разом обмяк, и слюна струйками закапала с его обнажившихся клыков. Все его тело окутало голубоватое сияние, непостижимым образом минуя Франка. Проскользнувший в зал миньон сноровисто присоединил к телу своего недавнего господина одетый в каучук кабель, уходящий за портьеры, откуда доносилось мощное размеренное гудение.
- Вот так, мальчик мой, - невесело улыбнувшись, Доктор ожесточенно потер осунувшееся разом лицо, словно стараясь проснуться. - Не верь никому. Особенно мне.
Франк бережно опустил застывшее тело Господаря на пол.
- Что же нам делать теперь, хозяин? - спросил он.
- С ним? - уточнил Доктор. - Да, собственно, ничего. В пути не помешают лишние батарейки.
И засмеялся понятной одному ему шутке.
В пути, хозяин? - все еще не понимая, переспросил Франк.
- Ну да, - ответил Доктор. - Батареи корабля полны под завязку, скажем спасибо нашему бывшему другу. Было бы глупо растратить все это богатство в угоду его животным инстинктам. Нам пора.
И видя недоумение Франка, рассмеялся уже действительно искренне.
- Я возвращаюсь домой, дурачок, - сказал Доктор, отсмеявшись. - После стольких лет поисков и мечтаний. Домой, Франк! Дьявол, да как же ты не поймешь?
С этими словами Доктор впервые на памяти Франка снял свои черные очки, и великан наконец смог увидеть его глаза.
Посреди густо-лиловых радужек пульсировали в завораживающем ритме странные звездчатой формы зрачки.
По три на каждый глаз.
Глаз было четыре - по два на глазницу.
***
На закате дня Новый замок Бран затрясся вдруг всем своим массивным многобашенным телом, словно прямо под ним в эту минуту происходило мощное, но очень локализованное в пространстве землетрясение. Низкий рык донесся из-под земли, повалили клубы черного, с прожилками адского пламени, дыма, щупальцами гигантского спрута расползаясь по радиусам отходящих от замка улиц. Бросились врассыпную миньоны, и летательные аппараты спешили убраться подальше от взбесившегося здания.
Так продолжалось долгую минуту.
Потом, поднявшись на ревущем столбе вулканического огня, донжон Нового замка Бран, похожий на пирамиду белого камня, вознесся к низким тучам и ушел за их пелену, оставив позади себя заполненный лавой кратер, куда медленно и величаво сползла бывшая столица Господаря - улица за улицей, дом за домом, вместе с лобными местами и парками виселиц, и вскоре на ее месте не осталось ничего, кроме стремительно остывающего озера жидкого камня, над которым, блуждая в струях дыма и пара, носились в поисках спасения уцелевшие воздушные корабли.
Ночью на берег каменного озера пришли погреться волки. Когда взошла луна, они дружно завыли на нее.
Все, кроме одного.
***
- Высадите меня здесь, мастер, - попросил Франк, глядя в иллюминатор корабля.
Доктор недоуменно посмотрел на него.
- Здесь? Зачем?! Ведь здесь ничего нет!
- Это и хорошо, - ответил Франк. - Покой - это именно то, что мне сейчас нужно.
И Доктору ничего не оставалось делать, как согласиться с ним.
***
Проводив взглядом исчезающую среди звезд искорку корабля, уносившую его творца все дальше с каждым мгновением, Франк перевел взгляд на висящую в абсолютной черноте неба голубую планету с ржаво-черными пятнами континентов и белыми завитками облаков.
Теперь у него появилось время для отдыха и размышлений. Впервые в своей долгой не-жизни он наконец предоставлен самому себе. И это место - как раз из тех, оказавшись в которых, не жалеешь, что лишен необходимости питаться и дышать.
Взглянув на защищенное от безжалостного течения времени тонкой пленкой иного времени тело бывшего Господаря, лежащее в тени стенки кратера неподалеку, Франк наконец смог оценить иронию своего бывшего хозяина и в полной мере насладиться ею. Надо же... Батарейки...
Механизмы его тела могут теперь работать вечно, позволяя ему коротать вечность в прогулках по изрытому оспинами кратеров лику небесного тела, единоличным хозяином которого до поры является он сам... Или столько, сколько будет нужно для того, чтобы дождаться, пока цвет материков близкой планеты не изменится вновь на зеленый.
А потом надо будет еще немного подождать - пока потомки его Лягушонка не доберутся до заветной для их племени небесной скиталицы и не найдут здесь его.
К тому времени он должен быть просто под завязку полон мудрости, которой не преминет немедленно с ними поделиться.
А раз так - к чему терять время? И почему бы не начать прямо сейчас?
Поймав за хвост так и норовившую ускользнуть от него уже долгое время мысль об особенностях электродинамики движущихся тел, Франк уселся на реголит и стал в который уж раз размышлять о том, чей же все-таки мозг использовал Доктор для того, чтобы создать его личность много лет назад.
Так ничего и не надумав, он махнул рукой, снова решив, что по сути, в этом нет никакого смысла - и в то же время нет ничего важнее ответа на этот вопрос.
Надо же, как все-таки все относительно в этом мире, подумал Франк.
А потом поднял глаза к висящей среди звезд Земле и стал ждать.