|
|
||
К маленькому домику,
утопающему в зелени олив, подошли несколько легко вооруженных воинов
во главе с десятником, который тихо скомандовал:
- По местам! - и
бойцы организованно разбежались вправо и влево, оцепляя
дом.
Десятник, оставшись с одним помощником, постучал в
дверь.
Открыл немолодой, бородатый, с умным взглядом, человек в
белом хитоне.
- Гражданин Аристотель?
- Зачем я понадобился
армии? Я уже слишком стар для войны.
- У нас для вас новости.
-
Что ж, проходите. Угостить мне вас особо нечем, живу я один, скромно,
но если новости хорошие, вина для вестников найду...
-
Благодарим, мы на службе. Нас отправили сообщить вам, что ваш ученик,
величайший император Александр, скоропостижно скончался.
Чаша
выпала из руки старика.
Он судорожно вдохнул, бесцельно подвигал
руками, словно нашаривая что-то, нащупал стену и держась за нее,
медленно сел.
Командир продолжил:
- Поэтому мы имеем приказ
доставить вас к временно замещающему его Антигону.
- Куда мне, в
моем-то возрасте... А что с ним случилось?
- На пиру заболел
тропической лихорадкой.
- А где?
- В Вавилоне.
- Она же
страшно заразная... А много еще народу померло?
- Он один.
-
Забавно получается, ребятки... Умереть в одиночку среди толпы от
заразной хвори - это ж надо умудриться! Что-то здесь не так...
Пожалуй, не поеду я с вами...
- На этот случай у нас тоже есть
приказ.
- Какой?
- Вам не понравится.
Старик оперся на
кувшин вина, порываясь встать:
- Вы что, сынки, угрожаете
мне?
Ему в грудь уткнулся меч десятника:
- Поедешь, папаша,
или с нами, или с Хароном.
- Ну вот, я только начал обретать
смысл жизни...- затянул старик. Помощник десятника нетерпеливо возвел
очи горе - ну чего командир возится с этим пенсионером!
А
десятник так и не понял, что случилось. Кувшин оказался тверже его
головы и быстрее его меча. Подхватив падающее оружие, старик одним
взмахом вонзил его в горло только-только начавшему движение
помощнику. Заслышав возню в доме, воины с улицы устремились внутрь,
но по размеру для этого подошло только одно окно. Первый, кто в него
полез, получил сокрушительный удар в челюсть, и застрял
бесчувственным телом прямо в оконном проеме, закупорив его. Остальные
побежали ко входу, но старик оказался расторопнее всех, а приемы
панкратиона в тесном низком пространстве - эффективнее мечей.
Убедившись, что наемники закончились, он сорвал забрызганный
кровью хитон, прошел к каменной бочке с водой и тщательно отмылся.
Потом надел неброские старые лохмотья, окинул взглядом поле битвы,
негромко произнес:
- Что не дозволено Аристотелю... - и
выскользнул из дома.
Десятник очнулся от страшной боли в голове.
С большим трудом выбравшись из-под лежащего сверху помощника, он
поморщился: уже холодный. Мысль устремилась дальше: раз за столько
времени после гибели помощника никто не пришел ему на помощь, значит,
уже и некому. А упрямый старик, стало быть, давно на пути в
какую-нибудь Скифию или Ливию, где отловить его будет
невозможно.
Десятник на дрожащих ногах подошел к маленькому
алтарю и щедро плеснул на него из чудом уцелевшего кувшина,
прихваченного по пути. Это усилие взорвало мир перед его глазами, и
только отдышавшись, он смог произнести:
- Прими жертву эту, о
Гермес, бог хитрости, и наставь меня...
Силы кончились и он сполз
на скамью.
Когда он снова смог открыть глаза, на соседней скамье
нога на ногу сидел молодой человек самого нахального вида. Щегольской
хитон с золотым шитьем, золотой обруч, держащий волосы, в руках жезл
тонкой работы. Ну и, конечно, тип этот нетерпеливо болтал свободной
ногой в крылатой сандалии.
- Очнулся? Давай свою проблему.
-
Что делать?
- Ничего.
- Нет, меня послали с приказом, а он...
А я... А теперь с меня шкуру снимут...
- И правильно сделают.
Ладно, ладно, не напрягайся, все я знаю. Посуди сам, он же сбежал не
для того, чтобы оттуда кричать "вот он я!"
- Ну да...
Во второй раз за ним пошлют сотню...
- Воооот. Старичку хочется
спокойно дожить свое, тем более, что он это заслужил.
- Ну
да...
- Так что ты кого-нибудь из своих наряди в его хитон, да и
спали дом к Аиду - типа, неосторожное обращение с даром Прометея. А
остальных запиши в потери при выполнении задания, и всего делов.
-
Благодарю тебя, мудрейший!..
Гермес предупредил его попытку:
-
Вот только на колени не бухайся, а то еще не встанешь. С твоей ЗЧМТ
тебе бы разве что успеть прибрать да отчитаться...
- С моей
чем?
- А, не бери в голову, у тебя и так в ней дыра. Счастливо! -
и бог растворился в воздухе.
А еще через час, когда в доме
философа не осталось чему гореть, прибывший к пожарищу сотник
брезгливо оглядел место событий и подозвал помощника:
- Этого...
Ударенного головой... Отнесите на галеру, и ночью случайно
скормите рыбам... Они точно говорить не умеют... И запишите его
в потери при исполнении.
Бросившийся исполнять помощник не
услышал, как сотник пробормотал себе под нос:
- А отчет кому надо
я и сам составлю...
Двумя месяцами ранее.
-
Боги, что ж вы за люди! Вы ж всевидящие и милосердные, как вы
допустили, чтобы с этим человеком так обошлись!
Небеса
безмолвствовали. Тогда Аристотель не без труда поднял избитое тело,
закинул его руку себе на плечо, и, слегка отдышавшись, неспешно
зашагал домой, поддерживая пострадавшего.
Исаний очнулся
среди ночи. Раны ныли, но острой боли не было. А самое странное, что
он нашел себя не в канаве, а на скромном, но вполне достойном ложе.
Крепкий старик, явно ожидавший его пробуждения, протянул ему чашу с
разбавленным вином, а потом спросил:
- Как тебя зовут?
-
Исаний. А ты кто, добрый человек?
- Аристотель Стагирит.
-
Как?! Тот самый?! Аристотель, величайший ученый, воспитатель
величайшего из царей?!
- Да.
У Исания закружилась голова:
- Боги, я не сплю? Сам Аристотель спас меня, промыл мои раны и
напоил вином! Благодарю вас всех скопом и каждого в отдельности!
Аристотель удивленно поднял брови, а потом молча протянул Исанию
плошку с залитыми медом грецкими орехами.
Тот взял орех и стал
жевать, не сводя с Аристотеля восхищенного взгляда.
- Я готов...
- Сначала поешь, тебе нужны силы.
- Я готов быть твоим
рабом, о великий Аристотель!
- Мне не нужны рабы.
- А что
тебе нужно? Я понимаю, что тебе достаточно попросить у Александра, и
у тебя будет всего больше, чем я даже смогу представить... Но я готов
верно служить тебе!
- Мне не нужны слуги. И просить я ни у кого
ничего не буду.
- Но как же так? Ведь всем чего-то не хватает -
рук для уборки олив, комнат в доме, детей, вина, праведных законов...
- Мне всего достаточно.
- Но чего-то же и тебе не хватает,
иначе ты не притащил бы меня к себе, ведь так?!
Аристотель
вдруг оглушительно расхохотался:
- А ведь ты прав! Мне не пришло
в голову взглянуть на вещи с этой стороны! Похоже, ты больший
философ, чем я, и мне есть чему у тебя поучиться!
- Тогда
позволь же и мне учиться у тебя!
- Чему?
- Всему, что ты
сочтешь нужным.
- Важно, что считаешь нужным ты сам.
-
Тогда... Мудрости!
- Хмм... Задача нелегкая... Но я принимаю
вызов!
...
- Все ли буквы ты
запомнил?
- Да, учитель.
- Это какая?
- Гамма.
-
Правильно. А эта?
- Альфа.
- Молодец. Читай дальше.
-
Тау, тау, альфа.
- Хорошо. А прочитай их все вместе - и быстрее.
- Гамма, альфа, тау, тау, альфа.
- А еще быстрее?
-
Гамма-альфа-тау-тау-альфа!
- Хмм... А ведом ли тебе египетский
зверь, живущий при доме и истребляющий мышей?
- Гатта? Конечно!
- Ну и...
- Что - и?
- Произнеси его имя по буквам.
- Гамма, альфа, тау... О! Гатта! Я пооонял!!!
- Ты ловишь
на лету, я могу гордиться таким учеником. Даже дети с их гибким умом
не сразу это понимают. Кстати, сколько тебе лет?
- Я не знаю,
учитель. Я никогда не считал.
- А помнишь ли ты царя Филиппа,
отца Александра?
- Да, я даже помню, как он взошел на престол
после гибели своего брата, Пердикки.
- Выходит, что тебе как
минимум... Ну, сорок пять точно. А что из более ранних событий ты
помнишь?
- А до этого я воевал на стороне иллирийцев и попал в
рабство, вот так и оказался в Пелле.
- Исаний, ты не перестаешь
меня удивлять... Ты едва ли не мой ровесник, но возраст выдает только
твоя борода...
- Учитель, но ты ведь тоже не выглядишь стариком.
- Ну, я ведь был победителем Олимпиады по панкратиону... О! А
это мысль!
...
В небольшом гимнасии
всего три человека. Один в белоснежном хитоне, наблюдает за схваткой
двух других, раздетых, лоснящихся от пота:
- ... Да не хватай
его за руку, не твое - не хватай! Прижми и накатись туловищем! Вот
так, молодец! На сегодня достаточно. Милон, как тебе соперник?
-
Он похож на тебя, учитель. Он, как и ты, выше и тяжелее меня, и так
же силен, но и вполовину не так ловок.
- Но он и старше тебя.
- Да, и это меня удивляет! Несмотря на это, он ловит все на
лету! Еще две-три луны, и я не смогу его победить! Такое ощущение,
что ему помогают сами боги!
- Боги помогают лишь тем, у кого
есть цель и желание ее достичь. У тебя есть цель?
- Да, я хочу
победить на Олимпиаде!
- Хорошая цель, и ты ее достигнешь, я
уверен, но что дальше?
Милон задумался. Аристотель повернулся к
Исанию, молча обтиравшемуся полотенцем:
- А у тебя какая цель,
Исаний?
- А я хочу быть достойным своего учителя, и добиться
такой же ясности мысли, чтобы дальше самому ставить себе цели!
Аристотель помолчал, вглядываясь куда-то вдаль сквозь Исания, а
потом тихо сказал:
- А вот на это у нас может даже не хватить
времени...
- Учитель, это что, невозможно?
Аристотель
задумчиво ответил:
- Все возможно, пока мы живы... Ладно. Милон,
завтра продолжим, думаю, две-три луны у нас есть. Исаний будет
становиться ловчее, и тебе придется нелегко, зато к Олимпиаде ты
будешь готов, как никто. Только не упоминай меня, если спросят, кто
тебя учил. Не все будут рады слышать мое имя.
Милон, успевший
облачиться, молча кивнул и вышел.
Аристотель слегка нахмурился,
потом коротко бросил Исанию:
- А мы с тобой вернемся к твоей
цели... Идем.
Тот же гимнасий, месяц спустя.
-
Он победил меня нечестно!
- Перестань, Милон, он выполнил хорошо
известный тебе бросок, все в пределах правил.
- Начало такое же,
а дальше...
- Милон, я сам тебя научил этому броску. Исаний
просто додумался, как его изменить, и видят боги, его идея лучше
моей! Он потратил на это меньше сил и добился того же результата!
Попробуй сам, и убедись, что это так. И к Олимпиаде выучи как следует
- пригодится.
Повеселевший Милон несколько раз бросил Исания
по-новому, с каждым разом все больше убеждаясь в правоте учителя.
-
Ух ты, правда! Я ваш должник, а если выиграю Олимпиаду...
Исаний:
- ... То отщипнешь нам пару лавровых листиков с венка - на суп с
бараниной!
Взрыв хохота потряс стены гимнасия.
...
Вести
с полей победоносных битв Александра приходили редко, но тому, кто
видит природу вещей, нет нужды в ежедневном подтверждении его
правоты. События чуть раньше или чуть позже будут развиваться так,
как должно. Аристотель хорошо знал и Антигона, и Антипатра, и
Птолемея, и прочих военачальников своего царя. Все они люди волевые,
целеустремленные и давно привыкшие платить за свой успех чужими
жизнями. В точности как и Александр. Аристотелю вдруг подумалось:
"каков царь, таков и псарь", и он усмехнулся этой шальной
мысли. Забавный афоризм, надо будет записать. Только не так грубо -
для вечности же работаем. Пусть будет, скажем, "что наверху, то
и внизу".
Однако размер империи создает сложности не
только с получением известий для отставного философа, но и для
управления ею. И вчерашние верные соратники не упустят возможности
откусить кусок чужого пирога, а то и постараются создать для себя
такую возможность, пока их не опередили. И весть об этом даже до
Двурогого дойдет ох как не сразу, и новоиспеченный властитель успеет
закрепиться в отхваченном уделе. И тогда известный всем старик,
слишком много знающий о них всех, станет лишним. И не спасут его ни
былые заслуги, ни слава в масштабах всей Ойкумены...
-
Исаний, а случалось ли тебе бывать на острове Зевса?
- На Крите?
Да, довелось строить там дорогу к местному дворцу...
- Где ты
только не был... И какова там жизнь?
- Там жарко, поэтому
надзиратели ленивы и не лютуют почем зря, а люди, включая
протокосмов, скромны и веселы, горды и трудолюбивы, обожают вино и
танцы. А уж женщины - м-м-м! Радушнее и красивее нет во всей Элладе!
- Кхм... Да... Исаний, я не буду повторять свою любимую фразу,
но...
- Я опять тебя удивил?
- Не то слово. Ты бы хотел
вернуться на Крит?
- Да, конечно! Это достойное место для
скромного бывшего раба Исания, но я не хочу тебя покидать! Я только
начал учиться, и знаю только то, что ничего не знаю!
- А
оставаться со мной тебе будет опасно.
- Почему?
Аристотель
задумчиво продекламировал:
Да минует нас пуще различных печалей и
горя -
сильных мира сего в равной мере и гнев и любовь...
Исаний улыбнулся и ответил в тон:
Я с тобою, учитель, готов согласиться не
споря,
Но я думал, что это касается только рабов.
Аристотель
изумленно поднял брови, но воздержался от входящей уже в привычку
реплики, вздохнул и сказал:
- Увы, мой друг. Истина не зависит
от того, в цепях ты или в парче.
- Значит, Крит?
- Да. Вот
только боюсь, что уехать мне не дадут.
- Учитель, а если
применить твой метод?
- Какой метод?
- Логику.
-
Логика подсказывает, что можно даже из дома не выходить - сами сюда
придут.
- Нет, я вот о чем... Аристотелю уехать не
дадут...
- Ну да, а я кто?
- ... А Исаний никому
не интересен...
- И?
- Скажи мое имя по буквам.
-
И-с-а-н-и-й...
Исаний схватил со стола первый попавшийся свиток
и ловко изобразил стражника у сходни в порту:
- Исаний... Есть
такой в списке, проходи на борт! Следующий!
Аристотель
оторопело наблюдал за этой сценкой, потом встряхнул головой:
-
Ну, Исаний... Ах да, ты знаешь. Да, это сработает. Но здесь ведь
должен остаться Аристотель!
- Ну, Милон же сказал, что мы
похожи. А когда я доберусь до Пирея, уже никто и не вспомнит, что
один какой-то Исаний отплыл неделю назад, и точно так же пустят
второго на другой корабль. А в Кноссе мы сможем встретиться в таверне
Элефтериоса Стратиотиса, ему знакомо мое имя и он не задает лишних
вопросов.
- Зато у меня есть один вопрос: почему ты это делаешь?
Исаний посмотрел Аристотелю прямо в глаза, и тот подумал, что,
пожалуй, Исаний может оказаться даже старше его. Сейчас на него
смотрел не начинающий ученик, а зрелый, много повидавший человек.
-
Всю жизнь я работал на чужие цели, на чужую славу, на чужое
богатство. Ты был первый за всю мою жизнь, кто проявил заботу обо
мне, единственный, кто стал учить меня, бывшего раба, тому, что
знаешь только ты, ты показал мне цель, и теперь я не могу позволить
сановным проходимцам помешать мне ее достичь. Их имена и так уже
останутся в веках, и с них хватит. Я хочу подумать и о себе, и
вернуть тебе заботу, когда это понадобится. А для этого нужны знания,
нужна мудрость, и прежде всего - нужно выжить. Обоим...
|