На ней было легкое летнее платье. Рядом стояла открытая бутылка вина. Ее волосы игриво трепал прохладный ветерок. Сидя на краю крыши в закатных лучах, она казалось сошедшей в этот мир нимфой. "Так вот какой ты, Париж!" Крыши домов, чуть алые в это время суток, огни окон, загорающиеся то здесь, то там, и, конечно же, творение Эйфеля, величественное и прекрасное. Еще в детстве на нее произвело неизгладимое впечатление выражение: "увидеть Париж и умереть". Вот она, мечта! Восхитительно! Конечно, она писала стихи. А как еще может выразить свои чувства юное сердце, полное вдохновенной романтики. Но даже в минуты сладких грез Париж был лишь далекой, почти несбыточной мечтой. Две недели назад она, девочка из простой русской семьи, и думать не могла, что сейчас она будет пить вино на парижской крыше.
Две недели назад она приехала в Москву. Ее случайное знакомство с пилотом пассажирского самолета превратилась в мимолетный роман. Он предложил ей слетать во Францию, естественно, одним днем, и, естественно, нелегально. И тогда мечта вспыхнула в ней тем безудержным огнем, на какой способны лишь сердца людей, не задавленных обыденностью будней. У кого может вызвать подозрение девочка лет семнадцати в летнем платьишке? Она беспрепятственно покинула аэродром, и оказалась в Париже. Незнание языка и практически полное отсутствие денег нисколько ее не пугало. Она была из тех людей, которые, подобно эльфам из знаменитых произведений Рональда Руэла, могли долгое время питаться лишь впечатлениями и эмоциями. Побродив целый день по улицам Города Влюбленных, она случайно увидела лестницу, ведущую на крышу. Там она вспомнила, что с собой у нее была бутылка вина, купленная в магазине свободной продажи в Московском аэропорту. Так начался ее первый вечер в незнакомом, но уже давно любимом Париже.
"Пятого августа, в двадцать два часа, неизвестная девушка бросилась с крыши дома на Райской улице напортив Салон "Сонор", разбившись насмерть. По непроверенным данным полиции, она являлась незаконной эмигранткой из России..."
Это были обычные новости одной из парижских радиостанций утром шестого августа, доносившиеся из старого радиоприемника в одном из маленьких ресторанчиков Парижа. Однако она не понимала французского языка, и поэтому спокойно пила кофе, глядя из окна на залитую солнцем мостовую.