Ясень огладил на себе новый голубой космический костюмчик.
Блестящий, удобный комбинезон, сделанный на заказ в старом мире, ладно облегал его тело. В костюме можно было делать все, что угодно: спать, заниматься хозяйством, подновлять кожу контейнера, залезая в сочащиеся животной жижей внутренности корабля - грязь сходила, как вода со стегоцефала. Внутри комбинезона поддерживалась стабильная температура, при потоотделении усиливалась вентиляция. Приемник для отходов, когда требовалась замена, реагировал приятным электрическим покусыванием. На запястье переливались цветовые показатели давления, пульса, состава крови и прочей хиромантии. И задницу обтягивало симпатичненько. Просто шедевр комфорта. Но главное - цвет приятный, бирюзовый. Очень к его, Ясеня, глазам шло, к темно-русым кудрям.
Раньше они с батюшкой в простой холстине ходили. Мама шила балахоны по колено, без рукавов, с дырой для головы. Перед работой препоясуешься, передний подол засунешь между ног, задний - вперед, под пояс. Не потому, что бедные: удобно так-то. Волосья - под ленту. А на праздник уже дорогие покровы надевали.
Бабы - те в сарафанах ходили, еще непривычнее им в обтягивающих костюмах. Но батюшка по велению Божию летал за тридевять земель в тридесятое царство к одному кудеснику, костюмы заказывать. Как уж тот звероящер умудрился их сотворить, никто не знает. Да там, где Бог, устаешь удивляться.
Ясень усмехнулся. Вспомнил, как выбирали цвета для команды, а Лага не хотела зеленый и плакала, что он ей не идет. Папаня тогда все силы положил на уговоры. Вещал: "В Божьей радуге ты у нас зеленая, девочка, и костюм тебе надобно зеленый. У тебя особое предназначение, милая: распространение, плодородие! О тебе пророчество, что станешь родоначальницей большинства, не в обиду другим будь сказано... Забыла? Наш символ - зеленая лягушка в радужном круге! Не идол, конечно, упаси Бог - долой идолопоклонство! - но символ Обновления! Должна гордиться, что центровая в радуге!.."
Лагушка тогда от досады покусала свои губки. В шатре Ясень слизывал сукровицу с них и слезинки с рыжих ресниц, целовал соленые конопатые щечки... Сиротинушка! Трудно ей теперь без папы-мамы. Хотя должна бы уж и привыкнуть, не из дома взята - из храмовых, посвященная...
Лага
- Диафрагму прижимай к позвоночнику, дева. Что тут непонятного. Где у тебя диафрагма? Выше пупка! А позвоночник где?.. Вот-вот-вот, спинка-то и выпрямляется, держи ее.
Лага была сутулой девочкой, даже когда жила при храме. Главная жрица Мать-лягушка никак не могла научить ее ходить красиво. Так-то Лажка ничего была, симпатичная, но уж слишком задумчивая. Сядет, бывало, согнется дугой, засунет в большой рот опаловое ожерелье и сидит-думает. Ноги скрутит по-змеиному, а то раскорячит, засунув юбку между ног. Зато когда, бывало, надо в жреческом танце ноги разводить - ни в какую не хочет, стесняется.
Даже там она была Зеленая. У всех "лягушек" в храме Плодовитой Лягушки был свой цвет радуги. Семь танцующих девушек, и подрастали другие, на подмену. Когда представительница какого-то цвета достигала серьезного возраста, ее дефлорировали, переводили в жрицы. А пока девочки - просто артистки-лягушки: Красная лягушка, Оранжевая лягушка, Желтая лягушка, Зеленая... Каждый Охотник Желает... У Зеленой обязательно должны были быть зеленые глаза. В семерке зеленые глаза только у нее: редкий цвет, как у звероящеров. Поэтому ее и терпели.
Набирали девочек по конкурсу. Все родители из селений вокруг храма Священной Царь-Лягушки мечтали отдать в жрицы свою дочь. Завидная доля! Творческая работа: пой, пляши, в навозе не надо ковыряться. Кому постарше - преподают науку любви, учат на гида, рассказчика. Гимнастика каждый день. Истории изучают, сказки непременно надо уметь рассказывать в лицах - клиенты обожают сказки, сидят, разинув рты. Опять же, деньги. Их семьям хорошо перепадает, если, скажем, жрица в славу войдет, в моду.
Денег много. Богатые туристы хорошо платят, всем хватает. Питание прекрасное, и наше, и заморское, массаж, всевозможные ванны, секреты омоложения. Девочкам-воспитанницам внимание особенное: их купают и натирают сами жрицы, рабам не доверяют. Зацеловывают, демонстрируют, как тело работает. Пусть девушки сначала полюбят свое тело. Опять же - самооборона. Ткнула злодея пальчиком и все - паралич. Тоже надо!..
Волосы у Зеленой волнистые, рыжие, как огонь. Кожа белая, прозрачная. Ножки-ручки длинненькие, ровненькие, стопочки и ладошки маленькие. Живот облачком, грудки что надо, зад сердечком. Личиком рыжебровая не вышла, ну да и так хороша. Сама настоятельница обожает Зеленую купать, волосы ее огненные гребнем разбирать. И все-таки непутевая девка, никак не научится ходить павой. Походка дерганая, подпрыгивающая, лицо неприветливое, грудку не выпячивает, как будто стесняется ее.
Их сажают на паперть в разноцветных платьях привлекать народ. Лестница каменная в коврах самотканных. По бокам - мраморные лягушки с глазами из самоцветов: две у входа и пять внутри, в огромном храме, с зеленоглазой посередине, на алтаре. Царь-Лягушке поклоняются, когда хотят много детей. Паломники едут отовсюду. Мужчины совокупляются со жрицами, женщины-жены - тоже со жрицами. Главный жрец снисходит только до дефлорируемых, с простыми - ни-ни!.. Но сначала-то все участвуют в богослужении: курят и доводят себя до возвышенных чувств при помощи радужных гипнотических танцев.
То, что Зеленую зовут Лага, все забыли. Зеленая и Зеленая. Залезет в реку, наберет водорослей, обвесится ими, как кикимора, вымажется в глине и ходит по территории. Выговаривают ей: наш тотем чистое животное, грязи не терпит, в нечистой воде не живет! А Зеленая то вся в пахотной земле прибежит, то в золе, то песок с нее сыплется, то пчелами покусанная, в меду. Иди отмывайся!.. Неудобная девица. И ругать нельзя, несовершеннолетняя, на добровольной основе, родители в любой момент забрать могут.
Сидит на корточках, не от мира сего. Рот большой, ожерелье во рту, глаза навыкате - задумалась. Платье фисташковое, в волосах изумруды. Одна открытая грудка между коленок, как белый налив, подвязана сиреневым кушаком. Очень любит сиреневые, розовые, белые кушаки. Зеленое-то ей ох как надоело. Не понимает, не хочет понять, как к ее глазам идет все зеленое. Хлора. Флора. Лагушка.
Середняк
Ясень облокотился о пузырь капсулы и разглядывал спящую жену. Русые пряди его упали на прозрачный покров, лицо в красноватом полумраке светилось. Юноша любовался. Соскучился по жене. В новую жизнь с ней пойдет, рука об руку - мысль эта волновала Ясеня. А так - даже не знал: любит ее или нет. Какая-то слишком простая Лага, словно товарищ.
Капсула светилась тихим розовым светом, и Лажка в ней казалась ему совсем не рыжей, а какой-то загадочно-каштановой, почти брюнеткой. Ее бесцветные ресницы отбрасывали длинные тени на щеки. Жена. Почти красивая.
Парень горящими глазами оглядел остальные пузыри с девушками в анабиозе, и вздохнул. Живка была хороша, да и Отрада, чертовка, ничего, особенно ее полные, сильно очерченные губы. Все три были прекрасны. Ясень вздохнул, с трудом оторвался от созерцания и пошел по рядам Природного Архива с эмбрионами животных, икряными грозьями свисающих с потолка и по стенам. Коричневые икринки слабо мерцали и шестиграньем походили на медовые соты. Показатели светились привычными разводами. Журчала и попискивала подача питательных ингредиентов, мерно пыхтела дыхательная система корабля. Ясень погладил морщинистую кожу коридора. Она была достаточно влажной и пахла цитрусом.
Радужные цвета были основой религиозного учения отца. Восемь человек, из них каждый получил парадный костюм своего оттенка в честь Бога Света и его радужного кольца. Ясеню достался голубой, папе - красный. Еще бы, отец главный, он же капитан корабля. Зато мама выбрала белый, всеобъемлющий...
Ясень прошелся на мостик. В иллюминаторе раскинулась Земля. Такая же бело-голубая, как и его замечательный костюмчик. Сплошной океан в кольцах циклонов, ни единого намека на просвет. Приземлиться пока - некуда. Вот уже полгода наматывают они кольца по орбите. Внизу - последствия Потопа.
Батя в ярко-красном комбинезоне похрапывал в удобном кресле перед пультом управления. На шаги сына подхватился, сел повыше.
- Сынок! Фу, напугал.
- Ты чего, дед? Человечество исчезло, кого бояться... Да не спи ты! В капсуле выспишься. Сегодня уже нас сменят. Пошли, позавтракаем.
Корень-Ной вздохнул, приподнялся и начал разминаться-приседать, морща намечающийся животик.
Батя был тощий, как жердь, и высокий. Сутулая спина, шевелюра черных седоватых волос, стриженая бородка. Неподвижными карими глазами и длинным носом Корень напоминал птицу. Красный цвет молодил его. Стариком его можно было назвать с большой натяжкой, даром что перевалил за вторую сотню. Шутили сыновья, звали батю "старче" да "отче".
- Посмотри, - ткнул Корень крючком пальца в иллюминатор, где мягко изгибалась поверхность Земли - сплошные облака. - Глянь-ко, никак там островок пробивается?
- Не, батя, не островок, - успокоил Ясень. - Ты уже совсем слепой, старче мой. Обычное атмосферное завихрение. Сколько тебе говорить: за таким одеялом из облаков ничего мы разглядеть не сможем. Надо "разведчика" посылать.
- Эх, - виновато крякнул патриарх, но тут же нахмурился грозно на любимого сынка, - какой я тебе "старче"! Опять за свое!.. Я теперь Ной, а значит - совершенно новый, ясно тебе, глупый ты Ясень? Молодой я! Никакой не "старче"!.. И не дед! У меня еще и внуков-то нету!..
Ясень остановился в дверях. Обернулся вальяжно.
- Батя, брось церемониться, никто нас не видит. Вот вместе соберемся, тогда вознесу тебе почести. Обещаю, отче! Лучше скажи, из чего будем кожу кораблю поправлять, питание налаживать, когда цветная глинка-то кончится? Надолго затянется вся эта бодяга?
- Эх, неверующий ты, сынок, приземленный какой-то! Ясен пень - все от Бога зависит.
Корабль
Корень не сердился на середняка. С тех пор, как оказался в космосе, постоянно пребывал в состоянии блаженнного спокойствия. Он - патриарх, пророк, Ной. Наконец-то исполнилось его пророчество о всепланетном потопе. Корень торжествовал. Сто двадцать лет насмехались над ним люди, бывало, и били, не только дикие, но и соплеменники, однако вера в Божью правду победила. Конечно, омрачала гибель миллионов, но дорогие его сердцу близкие с ним. Корень благодарил Бога. Теперь он налюбоваться не мог на освобожденную, умытую водой Землю в иллюминаторе. Старец даже спать не желал ложиться.
Сын-любимушка настоял. Ясеня Корень слушался. Мать-то больше младшенького да старшого ублажала, обходила этого вниманием.
Притворно вздыхая, патриарх отправился будить четырех женщин - смену. И пока девчонки просыпались, щебетали, приводили себя в порядок, Корень не спеша в бочке помылся, надел длинную красную рубаху, сделал наставление, чтоб будили, в случае чего, лег и приготовился к отключению.
Над капсулой появилось свежее лицо жены Цветоши, одуванчика милого.
- Ну что, Нойка, пень старый, - лукаво пропела она и подмигнула, - готов заснуть и проснуться в своей ноевой жизни?
- Ой же, нет! - подхватился Корень и стал вылезать обратно. - Забыл сказать проповедь!..
Корабль "Лягушка-на-Радуге" пролетал над Землей границу ночи и врывался в день, блистая разноцветными кольцами в лучах солнца. Он напоминал семицветное колесо, на спицах которого возлежала огромная зеленовато-коричневая лягушка.
Цветоша, жена Коренева, назвала корабль ковчегом, контейнером. Но кроме функции хранилища яиц, эмбрионов и всяческих семян, контейнер "Лягушка-Р" был домом и для них, восьми избранных человек. Он имел рубку управления в голове лягушки, четыре капсулы-каюты в ее лапках, кают-компанию и камбуз в желудке. Главный коридор был арочный - проходил внутри "позвоночника". Четыре основных магистрали находились внутри конечностей Лягушки. А разветвленная сеть более мелких коридоров наполняла весь корабль, бродя по которым, люди проверяли состояние инкубаторов и самого корабля.
Потому что корабль был живой. Корень сам его построил.
Корень
За свою долгую прошлую жизнь Корень как-то незаметно разбогател. Имел свое землевладение, драконье хозяйство: выращивал и объезжал молодь, обучал дракончиков навыкам послушания в полете. Землю, правда, выкупал болотистую, но зато много ее было. В старом мире на плантациях у Корня работали батраки, он торговал рисом, деликатесными хвощами, папоротником, имел много обменных самоцветов.
Любил Корень по-старинке выпить с друзьями. Раньше люди вообще подольше жили, дружба крепче была. Вот они и ходили в связке - Корень, Жало и Боровик, а еще Медведюшка, тот старший был. Не по возрасту - по характеру. По возрасту - Корень.
Бывало, по морю пройтись на пузыре, с горы попрыгать на драконьих шеях, на стрекозах полетать - это Корень первый. Что ж, богатый был, можно. А за компанию и друзья развлекались, все ж хоть от инфошара оторвешься.. Медведюшка - конструктор, он первый драконий зомболет придумал, всех друзей научил воздушную стихию покорять. Зомболет называется: лепишь из живой глины конструкцию, вкладываешь внутрь драконьи параметры, ДНК - и вырастает идеальный реактивный зомболет.
Жало - ученый, голова. Придумал невесомость, научил, как гравитацию тушить. Медведюшка на основе его изобретения гоминоидов удивлять хотел, парк развлечений задумал построить, да не успел до потопа.
Боровик - тот биолог. То стегоцефала зачем-то клонирует, то динозавров разных между собой скрещивает. Корня научил ДНК определять, Корень всех своих парней потом проверил - его ли дети. Мало ли что, Цветоша хоть и преданная, но в тихом омуте...
Сам Корень просто пророком работал. Верующий был, отрицал магию. Друзей сразу стал звать в послепотопный, обновленный мир. Отказали, да еще и посмеялись: не хочешь ссориться, закрой уста, блаженный. Давай лучше выпьем. А дружбой Корень привык дорожить, вот и слушался. Выпивал зелье и плакал, плакал... Под конец уж не Корнем - Плаксой его прозвали:
"Сто двадцать лет назад, все знают, - начал свою проповедь Корень, - человечество, как всегда в конце времен, размножило богов, впало в идолопоклонство и изменило очередной мир до неузнаваемости. Оскудение повлекло за собой наказание, и Бог избрал для этого способ - всепланетный потоп. И меня выбрал в Нои, потому что я оказался последним, кто верил в Него. Так было всегда, со всеми Новыми. Миллиард лет и множество Обновлений назад.
Так я стал, дети мои, очередным радужным космическим патриархом и самодержцем Всея Земли-Пангеи. И то, что я именно человек, а не какой-то другой гоминоид - эльф там, гном, великан или разумный дракон - не мой выбор. Но это определило наше будущее вперед на сотню тысяч оборотов".
- Батенька, то есть, простите, Ваше Радужное Величество, - перебила Корня быстроглазая Живка, - а без предисловий никак нельзя?
- О, чада нетерпеливые! - Корень руки вознес, рукава спальной рубахи опали, обнажив жилистые предплечья. - Вот самое главное, что вы должны знать! Выслушайте патриарха! Я боролся с Богом, я спорил с ним, чтобы не насылал Он на людей страшное наказание, не топил, как тараканов! Чтобы пожалел, смилостивился над ними, дал знак надежды! И что я услышал в ответ?.. Дам вам знаменье, сказал Бог. В ваше время радуга примирения являлась вам цветным кругом, но если после потопа вы увидите только половину, полукруг, дугу - это будет последнее всепланетное Обновление. Дальше наказания пойдут только поместные. Молитесь, чтобы ваша радуга на этот раз оказалась половинкой!..
- О! Алли-люли, люли-люли, люли-люли, люли-я! - дружно, по ритуалу, вскрикнули четыре женщины, прихлопнули, притопнули и тоже воздели руки вверх, сияя блестящими космическими локтями и бедрами.
Только на кругленькой маме Цветоше поверх комбинезона колыхался привычный белый балахон. Да длинная Лага нацепила темно-зеленый, навигаторский. Две другие женщины - оранжевая кудрявоголовая Отрада и в желтом, как рыба-солнце, комбинезоне Живка красовались, как есть.
- Весь срок, - продолжал вдохновленный их молчанием Корень, - весь этот срок я выполнял все, что говорил мне Бог. Я выбрал широкое лягушачье болото для нашего Архива и обнес его семью круглыми стенами из семи обожженных глин. Я укрыл его куполом с семью поддерживающими спицами свода. Я сто двадцать лет ловил животных: драконов, пресмыкающихся, насекомых и прочих червей, бросал в болото Архива образцы ДНК: покровы, клювы, рога и всяческие когти. Я показывал бесплатно любой экскурсии, любому зеваке, как растет, оформляется наша гигантская лягушка, как постепенно вбирает она в себя волшебное болото, как обрастает суперкожей, способной переносить огромные температуры. Дивились. И все равно никто не поверил в Потоп.
Корень создал скорбное лицо.
- И вот - жахнуло. Наступил судный день...
По лицу проповедника прошла тень воспоминания, и он запел...
"Жахнуло на всю вселенную. Небо - вдребезги. Черно, как ночью, молнии слепят, небосвод раздирают. Бог стрелы мечет. Вулканы поднимает, внутренности Земли - наружу выворачивает. Страшно.
Пока дети прыгали под дождем, вопили, дождь стеной встал.
Матушка Цветоша вышла, позвала: "Не пора ли?"
- Эй, оглоеды, забирайтесь, а то потонете! - крикнул Ной.
- Батянь, неужели правда, что все люди погибнут?!
- Видите, никто не идет. До последнего будут сидеть на своем гумне и за любимых эгоцефалов держаться..."
Корень осмотрел женщин. Пригорюнились.
- Знаю, жалко вам родню, девки. Но зарок простой был - брать на борт только по вере, по любви, не из страха. Страх в новом мире нам ни к чему. Корень всех бед. А где вера в единого Бога и любовь - там всегда место и надежде... Когда закрылся за нами рот "Радужной Лягушки", больше не открывался.
- Почему?
- Господь сам закрыл, а откроет только в новый мир... Что ж внешние? Прибежали, стучались, когда цунами увидели... Когда все хозяйство потеряли под водой, за жизнь начали опасаться. Страшно стало! А надежда от устрашения - нечистая, несвободная...
- Но зачем же ты, батя, прежде запер-то нас по кельям? - Живка с укором спросила.
- Это я сделала, - повинилась матушка Цветоша, встряхнула светлыми седоватыми кудряшками, - так надо было. Мало ли чего. Взыграло ретивое, забыли бы про мужей, обратно до мамки потянуло бы...
- Только не меня, - заугрюмилась Отрада, - я Хмелюшку ни за что не брошу...
- Но можно же было за руку притащить, с собой взять, хоть маманю? - спросила Живка, жалостно изломав бровки.
- Видишь - нету с нами никого? - Цветоша за плечи обняла. - И за руку тащила бы, никто не пошел. Проводили бы - да. А внутрь ни за что не полезли бы. Себя уважать бы перестали.
- Я сотни лет людей наблюдал, девки, - поддержал Корень. - Верьте мне. Верьте Богу. Ему-то все заранее известно; сказано: восемь человек в ковчеге спасутся в новый мир.
- Тогда и запирать не надо было.
- На Бога надейся, а сам не плошай, - Цветоша слезки Живушке вытирает.
- А я мамку с собой звала, когда дождь пошел. Не хочу, говорит мамка, папку твоего одного оставлять... - подала голос Лагушка.
Цветоша к этой бросилась - по головке погладить.
Корень смотрит на жену, величавый, крепкий. В его блаженном взгляде печаль, нежность. Одна она у него осталась ровесница, соратница. Утонула вся родня, сгинул старый, беззаботный и бесшабашный мир, друзья-сотоварищи...
Радужное колесо Контейнера кружилось в звездном небе. Корабль входил на ночную сторону.
- Смотри ж за девками, - строго наказал Корень Цветоше и, смежив глаза, почувствовал на губах женин поцелуй, - не давай им тут...
Хотел сказать, чтоб не плакали. Но девки - правду говорят: волос долог, ум короток - уже очнулись от горя, прыгают вокруг:
- Сказку, сказку! Без сказки не заснешь, батя! Не дадим!
- Про что же, девки?
- А как дети Ноя невест искали! Про нас - Живку, Лажку да Отрадку!..
Корень-Ной лукаво покосился на красивую Отрадушку:
- Ладно уж. Сто раз рассказывал, а еще - не лишка...