Кабинет студенческого совета не вызывает уже ничего, кроме чувства отвращения. Все из-за нескончаемого допроса. Но на сегодня осталось не так много, по сравнению с субботой.
И тогда точно было что-то упущено.
Леон просматривает досье Эшли Митчелла. Ничего особенного. Никакого дара у парня не имеется - прочерк в строке. Зато он, судя по информации, умеет обращаться с метательными ножами, хотя это уже второстепенная информация на данном этапе.
- Вроде ничего нового, - задумчиво изрекает Фергюсон, глянув на Робби. - Сейчас он подойдет.
И сразу же за этими словами дверь открывается.
Митчелл обводит равнодушным взглядом комнату, проходит вперед и опускается в кресло. Можно было бы высказаться по поводу такой показной наглости, но Гордон предпочитает промолчать. У парня вид такой, что он сейчас уснет на ходу и круги под глазами. На подготовку вряд ли спишешь, он и в прошлый раз выглядел не лучше.
Робби осторожно - словно рукой, еле касаясь, проводит - сканирует Эшли. Что-то же он в прошлый раз упустил? И сейчас - пустота. Но не такая как у Аллена. Странная. Как лед - вроде бы прозрачный, но внутрь не пробиться.
Гордон беззвучно выдыхает - ничего подобного ранее не было, - поворачивается к Леону, едва заметно кивает.
Опять пусто? Леонард переводит взгляд на Митчелла. Тому, кажется, плевать на то, где он вообще находится. Зевает, прикрывая рот ладонью, и смотрит безразлично.
- Что делал в пятницу вечером и последующей ночью? - спрашивает его Фергюсон. Сейчас, главное, не оступиться.
Эшли тошнит от обоих. Элита, мать ее. Нетрудно быть надеждой Академии, когда у тебя отец в правительстве. А когда он сдох за это самое правительство? И все, что осталось нищенская пенсия для них с матерью - тогда приходится крутиться самому.
- Кажется, это уже где-то было, - короткий равнодушный взгляд на Фергюсона. - В библиотеке. До закрытия.
Леона что-то настораживает в этом ответе. Как будто...
- В прошлый раз ты говорил, что спал в своей комнате, - не отводит взгляда. - Как-то не стыкуется с посиделками библиотеке, - усмехается. - Что из этого правда?
Роберт с интересом наблюдает за бесстрастным выражением лица Митчелла. Никаких изменений. Все та же ледяная стена.
- Говорил. Но вы уже знаете, что я не спал в своей комнате. Почему сразу не сказал? - Митчелл кривит губы, склонив голову на бок, переводит взгляд с Робби на Леона. - Если бы тебя поймали в библиотеке, например с ним, - кивает в сторону Гордона, - не за чтением книг, как бы ты себя вел? Хотя... вам все можно, да? Хоть на парадной лестнице.
Слишком ярко. Леон вспоминает переданные Робертом чужие ощущения. Если бы... Сглатывает.
Совсем не то, что нужно сейчас.
Хоть на парадной лестнице, как же... Хмыкает, не удержавшись.
- Суть в том, что ты соврал, - бесстрастно. - И еще неизвестно, правду ли ты говоришь на этот раз.
Прикрыв глаза, Леонард откидывается на спинку кресла. Становится тоскливо от осознания - впереди еще много допрашиваемых.
Роберт фыркает. Ни столько от ответа Митчелла, сколько от реакции Леона, которая невольно окатывает его с головой, как волна.
- Иди, Митчелл. Привет Крису, - голос Гордона одновременно мягкий и насмешливый. Так и подмывает добавить что-то вроде: "и поинтересуйся, хорошо ли ему спалось". Но он молча ждет, пока за Эшли закроется дверь.
Только потом подходит к креслу, в котором сидит Леон, наклоняется и, отведя пряди, шепчет:
- Пойдем в библиотеку...
От голоса Робби по телу пробегают мурашки. Фергюсон проводит языком по губам, поворачивает голову, смотрит другу в глаза. Издевается?
- Хочешь что-то выяснить? - тихо.
Лишь бы только не показать, что он думает совсем не о том, о чем следует. Эти отношения между студентами... иногда о них знать совсем не следует.
Роберт опускается на ручку кресла, кивает.
- Время, когда мальчики вошли в библиотеку и во сколько ее покинули. В базе данных смотрителя.
Любой повод, чтобы уже уйти отсюда, избавить себя от обязанности копаться в одинаковых, абсолютно предсказуемых эмоциях курсантов. Гордон сам себе напоминает хирурга, безжалостно вскрывающего точным движением пациента. Ничего нового. Все одинаковы. И это дико скучно.
За окном - кусочек низкого неба, который постепенно заволакивают пепельно-серые облака. Пахнет дождем и дымом. Больше всего хочется туда, за площадки для гольфа и футбола, к подсобным помещениям. Расстелить на земле китель, достать сигарету...
Робби соскальзывает с кресла, подходит к окну.
- Хотя нет, давай быстрее закончим. Хочу есть.
Леон невольно тянется вслед, потом моргает и кивает:
- Тогда нужно начать прямо сейчас, - достает стопку тонких папок - личные дела студентов Академии. Тех, кого еще не успели опросить. И вряд ли будет что-то новое - серая масса. Вздыхает тяжело...
Начинается работа.
В кафе Эшли покупает сэндвич и пакет сока. У него есть полчаса и никакого желания оставаться среди галдящих курсантов. Стены давят. Митчелл выходит из здания и идет через футбольное поле к лужайке. Трава пожелтевшая, жесткая, но если сесть на китель, то вполне сносно.
Сюда тоже доносится гвалт, пользующихся перерывом, парней, но все-таки, если отвернуться от здания Академии, можно представить, что сидишь во дворе своего дома.
Эшли подключает гарнитуру и набирает номер.
Коммуникатор высвечивает звонок в темноте комнаты. Посмотреть, кто: мальчишка-студент. Алексис усмехается. Пока не принимает вызов - подождет. Достает сигарету, чиркает зажигалкой. И только после этого, выдыхая дым, нажимает кнопку:
- Да, - голос низкий с хрипотцой.
Каждый раз, когда Митчеллу приходится разговаривать с этим человеком, по позвоночнику проходит холодок. Он прекрасно знает и об опасности, и обо всех слухах, которые ходят... И все же чувствует непреодолимую, ничем необъяснимую тягу. Этакий душевный мазохизм.
- Нам нужно встретиться. У нас тут паника.
Маловероятно, что прослушивают все разговоры курсантов. И все же лучше поберечься.
Одно из правил - нужно быть осторожным. Алексис цыкает, затягивается и, чтобы разговор не был долгим:
- Во сколько освобождаешься?
Все - обстоятельства, события, последствия - можно будет узнать уже при встрече. Рисковать лишними секундами общения по коммуникатору не стоит.
Собеседник Эшли лаконичен и спокоен. Митчелл прикидывает. Он сможет получить увольнительную до отбоя.
- В шесть. У главного входа в парк. Там еще такие большие ворота...
Это уже лишнее, наверняка. Этот точно не потеряется, хоть и чужак.
- Хорошо, - Алексис тушит сигарету в пепельнице. - Остальное уже там. Не опаздывай, - последние слова говорит с улыбкой.
И отключает связь.
Итак, в остатке - тупик. Согласно базе данных, Аллен и Митчелл действительно находились в библиотеке до закрытия. Чем они уж занимались - сухим бездушным колонкам данных неизвестно.
Остальные допрошенные курсанты тоже совершенно явно никакого отношения к убийству не имели.
Что дальше?
Робби сидит, подперев рукой щеку, смотрит поверх раскрытой книги в окно.
- Как с Оливией? Все хорошо?
Леон лежит на кровати и смотрит в потолок, закинув руки за голову.
- Хорошо, - голос даже немного безразличный. Опять допрос выкачал все силы.
В комнате прохладно, светло от мутного солнца. День идет к вечеру, и потихоньку закрываются глаза от недосыпа. Можно поговорить, пока окончательно не сморило.
- Правда она обиделась на меня из-за истории, - чуть улыбается. - Наверное, я сволочь.
Робби выдыхает беззвучно, закрывает книгу.
- Конечно, сволочь. Но она терпит - значит, все нравится. Каждый сам себе выбирает то, чего он достоин.
Лучше остановиться, пока не поздно - но уже несет, кровь толкается в кончиках пальцев.
- Может, потому что понимает - год, и вы сыграете свадьбу, еще через два-три ты войдешь в правительство, наштампуете маленьких пупсов...
Робби прикусывает губу, садится на кровать рядом с Фергюсоном - смотрит долго, прежде чем тихо спросить:
- Скажи, ты, правда, хочешь такого?
Не правда. Это самая наглая ложь. Он не хочет - ему не нужны эти рамки, к которым можно привыкнуть, но невозможно смириться. Это клетка с цепями - нельзя вырваться. Все решено за них.
Но есть отчаянное желание погнуть прутья решетки.
Леон так же молча смотрит в глаза Робби. Вздыхает, переводит взгляд в потолок.
- Стараюсь делать все правильно, - отвечает спокойно, но Гордон наверняка чувствует, что внутри бьется бессильный гнев. Не скрыть. Как и ему - не закрыться.
Больно. Тупая тянущая боль, которая всегда сосредотачивается в одной конкретной точке - между шестым и седьмым позвонками. Роберт понимает, что нельзя все сваливать на чип. Выбор сделали за них, но...
- У тебя получается лучше. Всегда получалось это лучше.
- Просто пока я не вижу другого выхода. После того... - выдыхает. - Не мы хотели получить это. Митчелл вот посчитал, что нам - элите - живется легко, - усмехается. - У него, по крайней мере, будет выбор. И сейчас он есть. Черт...
Леон вовремя понимает, что если не успокоиться хотя бы чуть-чуть, то невольно использует силу. В большом количестве. Она раздирает изнутри - бьет разрядами тока с желанием выбраться наружу - тоже хочет получить свободу... Но нельзя. Опять же эти правила, рамки, границы. Останавливает одно единственное веское обстоятельство - может покалечить Робби. Приподнимается на локтях, улыбается немного натянуто.
Гордон чувствует злость Леона, внутри мелкими волнами, поднимается возбуждение. Воздух вокруг сгущается, начинает вибрировать. Каждый раз - как перед грозой - у Роберта дыхание перехватывает, и внизу живота сжимается. Физически ощутимая, практически безграничная власть. Насчет "безграничной" ложь, конечно. Не больше, чем позволено. Все под контролем. Они сами - лишь подопытные мыши. Но даже знать, какой эта сила может быть, если снять все ограничения - достаточно, чтобы по телу прошла дрожь.
- Прекрати. Не хочу на ночь глядя еще ползать здесь и приводить все в порядок.
Роберт тянет Леона за прядь, двигается ближе, а минуту спустя - ложится рядом.
- Я так хочу спать.
- Не ты один, - Фергюсон уже спокоен, обнимает его и закрывает глаза. - Не забыл, что сегодня надо сдать отчет? - нехотя вспоминает.
Лежать бы так долго-долго... Хотя впереди еще ночь. Робби наверняка опять поменяет место сна. Леонард улыбается. Тишина...
Еще десять минут, и можно идти.
Эшли стоит, облокотившись о решетку, опоясывающую мутный, затянутый маслянистой пленкой, пруд, по поверхности которого плавают разноцветные листья.
Он даже не знает, как выглядит тот, с кем ему предстоит встретиться. Ничего кроме голоса. Так что остается только ждать.
К вечеру парк почти опустел, да и небо заволакивают тучи - вот-вот начнется дождь. Это тоже на руку. Вероятность встретить кого-то из Академии почти ровна нулю. И все же... Случайности бывают.
Ровный уверенный шаг. Широкие штаны из грубой ткани, тяжелые ботинки и толстовка с накинутым на голову капюшоном. Руки в карманах, меж губ сигарета - терпкий дым на секунду сбивает запах свежести перед дождем.
Так пахнет смерть. Болезненная, но быстрая. И, после свершения которой еще тяжело и гулко бьется сердце - послевкусие.
Ровно шесть вечера. Мальчишка уже ждет. Точно такой, как на фотографии. И даже этот сонный взгляд... Алексис усмехается и идет к нему. Выбрасывает окурок в черную воду пруда и смотрит на Эшли сверху вниз - близко.
- Давно подошел? - если еще не догадывается, кто перед ним, то по голосу узнает точно.
Митчелл вздрагивает и резко оборачивается.
Это и есть человек, которого так боятся? Алексис. Может быть, это и не его настоящее имя? Кто знает. Слишком много слухов. И о том, что он сумасшедший, и о том, что он чужак, пришедший из того, разрушенного мира. Эшли с жадным любопытством разглядывает мужчину. Высокий. Глаза - светлые, холодные - в тени от капюшона.
- Не очень.
Облокачивается спиной о решетку, скучающе смотрит в сторону, на воду. Лучше сразу переходить к делу.
- Они пошли по всем курсантам. Ищут убийцу.
Алексис взглядом изучает мальчишку. Совсем молодой... И уже замешан во всем этом. Парк совсем пустой. Только вдали виднеются силуэты людей - поблизости никого. Можно говорить спокойно.
- Кого-нибудь уже подозревают?
Зеркальную поверхность пруда разбивают первые капли дождя.
Мужчина снимает капюшон.
Эшли пожимает плечами, вновь смотрит на Алексиса - ветер шевелит короткие светлые волосы. Вдруг очень хочется потянуться, пригладить их ладонью.
- Меня вызывали два раза. Из-за Аллена. Допрашивал эмпат. Ему нетрудно было догадаться... о наших с Крисом развлечениях. Но убийство не навесят, в любом случае.
Капли падают на шею, сбегают за шиворот - Эшли проводит ладонью по коже, морщится. Рядом с Алексисом неспокойно.
Дождь усиливается.
Алексис вытягивает руку, наблюдает, как капли тяжело врезаются в ладонь - чистая вода растекается по линиям. Кажется, будет ливень.
- Может, стоит убрать тех, кто допрашивал? - спрашивает спокойно. Немного риторический вопрос. Ответа не требуется именно от Эшли. Об этом нужно поинтересоваться у тех, кто стоит выше.
Хотя дело Алексиса небольшое. Дальше лезть не стоит. У него есть цель - ее и придерживается.
- По пути сюда видел заброшенный дом. Можно спрятаться от дождя.
- Они слишком... много влияния имеют. Это тебе не мальчик - серая мышка. Для них еще рано.
Эшли отстраняется, наконец, от решетки, одергивает китель. Если подумать, то гораздо полезнее было бы видеть обоих - и эмпата, и телекинетика на своей стороне.
- Тебе передали для меня что-нибудь?
Это самое важное сейчас. По сути, настоящая причина встречи. Идти с Алексисом в богом забытый дом - идиотский поступок. Но это лишь логические рассуждения. Митчелл совсем не боится.
Мужчина кивает, чувствует, что нет страха - непривычно. Но это не имеет значения.
- Пойдем.
В полуразрушенном еще со времен войны здании затхлый воздух, влажный из-за дождя. Хотя в самом доме сухо. Только грязь и пыль - не прислониться к чему-либо.
То, что нужно Эшли - тонкий шприц. От одного взгляда на него начинают ныть вены предплечий.
- Твоя доза, - Алексис протягивает его мальчишке.
Даже в этом Митчелл особенный. Необходимость лгать. Эшли смотрит на иглу, потом переводит взгляд на мужчину. Тонкая линия носа, влажные пряди на висках, бледная полоска сжатых губ и глаза - светлые, холодные. Это будет сущим безумием, но... Здесь даже зеркала нет. Митчелл, вздохнув, расшвыривает ботинком острые осколки кирпичей, опускается на ступеньку полуразрушенной лестницы и, глядя на Алексиса, открывает рот.
Так просто, без тени сомнений. Будто с доктором, а не один на один с убийцей.
Алекс стискивает подбородок Эшли пальцами, заставляя открыть рот шире и запрокинуть голову, зажимает между зубами колпачок иглы - снимает. Отплевывает в сторону. Сейчас он с легкостью может вывернуть мальчику челюсть или без проблем сломать тонкую шею.
- Сиди смирно, - вслед за словами игла легко входит в мягкую плоть - под язык.
Эшли и сам знает, поэтому только стискивает пальцы, пока костяшки не побелеют, а боль, сконцентрированная в одной точке, не разойдется по телу, становясь терпимой.
Все хорошо. Еще на несколько дней. Митчелл отстраняется, морщится - язык онемел. Главное, чтобы за ночь прошел отек. Обнимает руками колени, опускает голову.
Через минуту - по телу прокатятся волна за волной - дрожь возбуждения и приятный, как от мятных леденцов, холодок.
Алексис кидает пустой шприц под ноги. В тишине только стук пластмассы об пол, хруст осколков под подошвой ботинка и дробь капель дождя по старой полуразвалившейся крыше. Закуривает. Сигаретный дым перебивает противный запах сгнившего дома.
Смотреть через дыру в стене, которая когда-то была окном, на серую завесу. Поток воды скрывает. Смывает все ненужное, то, что хочется забыть - избавиться.
Над головами - в небе - прокатывается гром. Алекс усмехается, переводит взгляд на Митчелла. У него уже немного сбитое и тяжелое дыхание - значит, препарат начинает действовать. Протягивает руку, убирает пряди от лица Эшли, касается светлой, почти полупрозрачной кожи. Подушечками пальцев по щеке - горячая.
Митчелл вздрагивает от прикосновения. Сейчас оно чувствуется особенно остро, как к оголенным нервам. Больно и приятно. Он тянется за рукой, трется о нее, прикрыв глаза, судорожно выдыхает.
Запах дыма и осени - пряный, ласкающий. От всего этого бегут по коже мурашки. Нужно прийти в себя.
- Так никто не увидит... - язык почти не слушается. И Эшли совсем не уверен, что Алексису нужны объяснения. Скорее они необходимы ему самому - чтобы отвлечься.
Алекс смотрит на него, чуть склонив голову на бок. Слишком доверчивый? Или ему плевать? Скользнув рукой вниз - к шее, хочет сжать. Это уже неконтролируемые желания: убить или сделать больно. Словно им управляют, крючки по телу, и от каждого - тонкая невидимая леска.
Царапает кожу, отстраняясь. Знает, что из-за повышенной чувствительности это болезненно. Выдыхает дым.
Дождь утихомиривается.
- Послезавтра в это же время, - тушит окурок о стену. - Скажешь, как обстоят дела в Академии. И я принесу тебе это, - кивок на раздавленный шприц.
Не глядя на Эшли, не прощаясь, Алексис надевает капюшон и выходит из дома.