Каждому из нас и не однажды предлагали купить лотерейный билет. Наша реакция? Чаще всего мы отказываемся, зная заранее, что не выиграем, потому что раньше никогда не выигрывали сами и не выигрывали наши, заслуживающие доверия, знакомые: "Нет, спасибо, не надо, - говорим, - как-нибудь в другой раз". Но бывают случаи, когда под игривое настроение неожиданно соглашаемся: "Ладно, - говорим, - дайте один (или два) на счастье". Если мы не желаем покупать, а нас начинают уговаривать, тогда тоже возможны варианты: становится как-то неудобно, что такая симпатичная особа нас просит, а мы упрямимся, словно... - не будем называть животное, оно не виновато, что у него такой характер - мы сдаёмся и покупаем один или даже два; или нас уговаривают и откровенно лгут с улыбкой или без, на полном серьёзе, что мы обязательно выиграем, что почти все билеты выигрышные, или, ещё неправдоподобнее, - билеты волшебные; и мы и продавец понимаем, что его реклама, мягко говоря, недоброкачественная, тем не менее покупаем - на нас подействовал гипноз со стороны продавца или мы это сделали от скуки. И всё-таки все варианты перечислить не берёмся, это было бы утомительно и скучно, тем более что возможны и сочетания из них. Купив билет или получив его в подарок, мы становимся обладателями надежды: у людей амбициозных - непременно выиграть автомобиль, квартиру или крупную сумму денег, у совсем скромных - вернуть бы свои кровные, все остальные случаи находятся где-то между этими крайними, а их, конечно, подавляющее большинство. При этом мы не имеем в виду, о чём вы, наверно, подумали, людей исключительных, которые покупают лотерейные билеты пачками, потому что таких людей, говорят, становится всё меньше, и потому ещё, что о них надо писать в другом месте и по иному поводу. Да, позволим себе заметить ещё без скобок, что речь не идёт о лотереях благотворительных, на дружеских вечеринках или где-то на стадионах - там может быть всё и по-другому. У нас было всё просто: мужчина купил у женщины в магазине один билет - она его уговорила, и из этого что-то вышло. Но обо всём по-порядку.
Мария Леонтьевна Наливайлова и её гражданский муж Иван Куприянович Наливайлов сидели на кухне за столом, они заканчивали ужинать и молча пили чай. Мария Леонтьевна допила, встала и начала греметь посудой, собирая её ближе к раковине, чтобы помыть. Женщина была среднего роста, в ярком красно-синем халате, со светлыми волосами, которые она пыталась убирать в какую-то старомодную причёску с большим количеством шпилек, но волосы не слушались, и значительная их часть всегда торчала или свисала хвостами в любую сторону, куда им хотелось. Иван Куприянович продолжал прихлёбывать из блюдечка; в старом вылинявшем спортивном костюме он занимал значительную часть маленькой хрущёвской кухни. Иван Куприянович был худой, высокий и сутулый, с длинными руками, почти без волос: просторную лысину обрамлял седеющий газончик, который он сам и постригал периодически электрической машинкой; серый цвет лица и впалые глаза напоминали тем, кто его знал, о хронической язве желудка этого человека, - он сам о ней рассказывал, когда держал в руке рюмку, а держал он её нередко, конечно, не забывал добавить о врачах, которые категорически запретили ему спиртное.
- Опять у тебя премии за прошлый квартал не будет? - спросила Мария Леонтьевна, начиная мыть посуду.
- Очевидно, твоя догадка верна, Маша, выговор я сам видел, а это значит, что о премии не заикайся, - ответил Иван Куприянович.
- Я уже привыкла к твоим выговорам, дали бы до пенсии доработать! Ты сам-то, о чём думаешь? Если выгонят, тебя нигде не возьмут ведь в таком возрасте!
- Никто меня не выгонит, успокойся. Где они второго такого дурака найдут, который и вечерами задерживается, и в выходные, бывает, и в праздники, когда непрерывные испытания идут, беспрекословно выходит? Я и приборы некоторые сам ремонтирую, кстати говоря, без всякой дополнительной оплаты - не каждый это может и захочет. Они же видят, не слепые; я им нужен, понимаешь? Уже лет пять грозятся выгнать, не принимай всерьёз.
- Конечно, ты работник ценный, я согласна, особенно после того, как проштрафишься, но иногда ты людей подводишь, на тебя нельзя положиться - так что грозятся, грозятся, а подберут замену и уволят; ни один суд на твою сторону не станет - столько выговоров!
- Э, Маша, что будет, увидим! Чего гадать?
- Ты, может быть, мечтаешь, я тебя буду кормить? Даже не рассчитывай! А кто ты мне? Сожитель? Так и есть, с птичьими правами! Сам думай, как ты будешь жить.
- Да в этот раз я элементарно проспал, не пил ни грамма, ты же знаешь!
- Тебе, Ваня, вчерашнего хватило: ты водички выпил - и хорош! Ты мне давно говорил, я запомнила, что вы вчетвером собираетесь на важную встречу. Как я теперь поняла, ты эту самую встречу и сорвал: вначале они тебя ждали, нервничали, что из-за тебя опаздывают, а когда увидели в каком ты виде, - куда ж тебя везти? Я представляю, как твой начальник около тебя подпрыгивал! Позорище, одним словом... Тебе пятьдесят три года, Ваня, учитывай! Раньше где-то ты за счёт здоровья выкручивался, а сейчас его у тебя всё меньше остаётся. Мне до твоих годов далеко, но и свои сорок четыре я уже начинаю чувствовать. Тебе, Ваня, если разумно рассудить, только сухое вино можно, и не больше двух рюмок по большим праздникам, а лучше и того не надо.
- Нельзя мне вино, язва у меня! Хватит об этом, хлебом тебя не корми, только дай мораль мне почитать, я постараюсь... всё... давай о чём-нибудь другом. Ты билеты в театр собиралась купить, помнишь или уже забыла?..
- Хотела, но того, что надо, не было. Не купила пока... Помню, конечно... куплю, это, как говорят, мелочи жизни. Я вот о Валентине хотела с тобой поговорить, да, я ей две тысячи вчера дала, гони тысячу, - дочь у нас совместная.
- Пожалуйста, зачем так грубо? Разве я отказывался от неё, тем более теперь, когда она совсем взрослая стала, - сказал Иван Куприянович и отдал деньги, - что ты мне хотела сказать о ней?
- Мама меня надоумила: беспокоится она, как бы по рукам не пошла наша Валентина. Обожглась она с этим Сергеем, наркоманом несчастным, а теперь - ни девка, ни баба. Девятнадцать лет, студентка, заканчивает второй курс уже; учится она легко, не успеешь оглянуться, как будет инженером. Мама говорит, её бы познакомить с серьёзным молодым человеком. Технический вуз, а одни девчонки учатся, куда смотрит наше начальство? У меня на заводе, сам знаешь, публика какая, а у тебя? Всё-таки НИИ, нет ли подходящего? Помнишь, она с детства всякие планы строила, мечтала о семейной жизни; у меня никогда такого в голове не было; так не повезло...
- Надо подумать... неожиданное для меня задание... А знаешь, есть, пожалуй, один аспирант, Виктором зовут, лет двадцать пять, наверно, серьёзный парень, да, Виктор Михайлович Анохин, кажется... но как это сделать? Дело-то тонкое. Он, по-моему, не пьёт, целеустремлённый такой, как у нас говорят, упёртый, маменькин сыночек, кажется, и с девицей ни разу его не видел, второй год он у нас...
- Только с "голубым" ещё не познакомь!
- А кто их знает, разве влезешь? Родители нормальные, состоятельные, я слышал, а он сам, по-моему, скуповат: всё норовит, чтобы ему бесплатно помогали или мелочью расплачивается. А хорошая водка нынче, сама знаешь, сколько стоит!..
- Вам на водку, сколько ни дай, всё будет мало... не надо про водку - противно!.. Вот как мы сделаем: я поговорю с Валентиной, куплю в театр четыре билета; ты его пригласишь, скажешь: "Выручай, Виктор Михайлович, билет пропадает, подруга Валентины заболела, в больницу, понимаешь, положили с аппендицитом". - Понял? Раз он жмот, скажи, что за билет может не платить, не обедняем. А?
- Гениально, Маша, не случайно ты уже больше двадцати лет мужиками командуешь. Только постарайся заранее мне сказать, он не каждый день бывает: у него занятия какие-то, поездки, библиотечные дни. Я думаю, за билет он заплатит, ты уж подумала, что он совсем, нет, главное, чтобы согласился. А если не пойдёт, не прогоришь?
- Да на эту вещь билет не пропадёт, продам перед началом. Мы ещё поговорим с тобой ближе к делу, и ты тоже подумай, как нам твоего Виктора Михайловича сагитировать. И с Валюхой тоже будет непросто: мы с мамой вдвоём с ней будем заниматься, думаю, уговорим.
Конечно, Мария Леонтьевна и Иван Куприянович не всегда были в зрелом возрасте, в котором мы их застали; молодые годы были у них, нельзя сказать, что бурными, но нескучными - можно; об этих годах стоит кратко рассказать читателю. Встретились молодой специалист и. о. мастера механического цеха Маша Шрамкова и ведущий инженер Иван Куприянович Наливайлов, без пяти минут кандидат наук из "почтового ящика", - так назывались в СССР, кто не знает, секретные военные предприятия в том числе и научного профиля - да, встретились они в заводском цеху как исполнитель заказа и заказчик, когда ей было двадцать четыре, а ему тридцать три года. Маша была необыкновенно скромной и в то же время рассудительной и практичной девушкой, что, пожалуй, больше всего и привлекало в ней Ивана Куприяновича: она показалась ему идеальной женой и хозяйкой. В этом направлении и развивались события: невинные встречи, походы в кино, на природу, поцелуи и предложение Иваном Куприяновичем руки и сердца, и счастливое согласие Маши, которая считала себя, по меньшей мере, недостойной такого счастья, взвешивая на своих рассудочных весах: кто он и кто она. Надо упомянуть о том, что Маша очень нравилась матери Ивана Куприяновича, и её роль в состоявшемся браке была чуть ли не решающей: её мечта увидеть сына женатым хотя бы на четвёртом десятке осуществилась; и она уже, продолжая мечтать, готовилась увидеть внуков. Но после свадьбы не прошло и года тихой семейной жизни, Маша была в это время беременна, как у Ивана Куприяновича случился роман с замужней женщиной. Конечно, Иван Куприянович того времени совсем не сутулился, не имел хронической язвы желудка и носил на голове роскошную шевелюру, - короче говоря, был очень даже привлекательным мужчиной. Упомянутый роман был бурным, привёл к обоюдному разводу участников и их стремительному браку, который, правда, оказался неудачным и распался через полгода по причине несовместимости характеров; он подорвал здоровье матери Ивана Куприяновича, которая воспринимала поведение сына как свою личную трагедию, отчего скоропостижно скончалась, так и не увидев внучки, которая появилась двумя неделями позже. А ещё через некоторое время каждый персонаж романа, так или иначе, вернулся в прежнюю семью. Оценивая задним умом произошедшие с ним тогда события, Иван Куприянович считает для себя их бесовским наваждением, стихийным явлением, похожим на землетрясение, а встретив однажды случайно на улице ту женщину, сильно постаревшую и располневшую, он почувствовал к ней неприязнь, сравнимую с ненавистью, что было нехарактерно для его широкой натуры. Мария Леонтьевна так и не смогла простить ветреного супруга: она не согласилась на формальное восстановление семьи, считая такую процедуру для себя незаслуженно унизительной; хотя они жили втроём, и Иван Куприянович называл посторонним Марию Леонтьевну супругой, она не упускала случая подчеркнуть, что бывший супруг для неё всего лишь "сожитель с птичьими правами", а объясняя некоторым новым знакомым, почему она тоже Наливайлова, называла его двоюродным шурином, даже не задумываясь, что это за родство она для него придумала. Описанные выше события не способствовали творческому росту инженера Наливайлова: кандидатская диссертация вначале была отложена, а потом, когда стало известно о защите в другом "ящике" диссертации на аналогичную тему, и вовсе заброшена; к тому же соискатель мало-помалу пристрастился к выпивке, о чём было уже упомянуто раньше. Но вернёмся к текущим событиям.
Не прошло и двух недель после значимого разговора родителей Валентины, как задуманный план начал осуществляться: билеты были куплены, молодые люди подготовлены, о чём ещё будет сказано ниже, и Мария Леонтьевна с Иваном Куприяновичем ждали их у входа в театр. Первым появился Виктор. Вид у него был спортивный, роста был выше среднего, но заметно уступал Ивану Куприяновичу, одет в приличный тёмно синий костюм и белую сорочку без галстука. С лица его редко сходила улыбка, он старался шутить, в том числе над собой, рассказывая о своих сборах в театр, которым старался помешать кот по имени Алексей. Марии Леонтьевне он понравился, она отметила, что он, пожалуй, малый не простой и окрестила его про себя "Хитреньким Аспирантиком", но данное ей ему имя, в последующем как-то не оправдалось и благополучно забылось. Тут же подошла Валентина, стройная, с приятными чертами, немного бледная от волнения, с распущенными светло-русыми волосами, в красивом сером платье с шарфиком на шее; она была, несмотря на каблуки, немного ниже Виктора ростом. Родители их, конечно, познакомили, и вся компания последовала на свои места, звонил первый звонок. Во время антракта были обмены мнениями, разговоры и, можно сказать, продолжение знакомства. И вот конец, - стоит кратко описать атмосферу в театре - спектакль имел большой успех у публики: овация, зрители стоя приветствуют артистов, которые вновь и вновь выходят на сцену, - одни сдержанно улыбаются, другие не скрывают своего счастья. Представление понравилось и нашим героям, на Виктора большое впечатление произвела песня, исполненная под гитару одним из актёров в заключение; он был возбуждён, и было видно, что Валентина на него тоже произвела впечатление. Мария Леонтьевна раскраснелась, что с ней бывало крайне редко, толи от увиденного, толи от важности момента, тихо шепнула Ивану Куприяновичу, что это будет достойная пара. Виктор, как оказалось, приехал на машине, которую припарковал где-то поблизости; он предложил подвезти всех до дома; по маршруту движения нужно было высадить прежде Валентину, а потом довести её родителей, но Виктор, придумав несложную шутку о том, как им проехать повеселее, предложил изменить маршрут и поступить наоборот, и Валентина с улыбкой согласилась. Короче говоря, молодые люди, очевидно было, понравились друг другу; с этого вечера они стали перезваниваться, иногда встречаться; стоит только заметить, что их первые впечатления друг о друге оказались, мягко говоря, неточными. Виктор, конечно, догадался о нехитром замысле Ивана Куприяновича и его супруги познакомить его со своей дочерью; первое движение было - ответить отрицательно на приглашение, но, приучив себя с некоторых пор не спешить с ответом, выдерживать паузу, он вспомнил о том, что последний раз ходил в театр ровно два года назад, сразу после поступления в аспирантуру, и решил не отказываться от подвернувшейся возможности, тем более, что на этот спектакль он давно намеревался сходить, но как-то не выкроил время; и ещё появился шанс сблизиться с заведующим лабораторией, от которого кое-что зависело в его работе, - отказ мог бы его обидеть; "само знакомство с девушкой, - подумал он, - ни к чему меня не обязывает"; короче говоря, он согласился. Стоя у театра с родителями Валентины, он невольно обратил внимание на девушку, которая выделялась среди других и шла по тротуару по направлению к ним, успел даже подумать: "вот если бы она оказалась Валентиной"; она ей и оказалась, - через пару минут они были знакомы. Первое впечатление было романтическим, она показалась ему поэтическим созданием, но скоро Виктор понял, что Валентина очень рационально мыслит: поэтическое создание быстро уступало место реалистическому, но отнюдь не менее интересному. Валентина согласилась на знакомство с молодым человеком не сразу, она всегда была против подобных знакомств, считала, что судьба, а не люди, соединяют пары, что вмешательство людей ни к чему хорошему привести не может; а бабушке, которая изложила ей замысел родителей, заявила: "Что ещё вы с мамой для меня придумали? Я вас просила? Ты сама пойдёшь в театр и познакомишься с женихом, сколько можно тебе быть вдовой? Пора уж и замуж выходить, Елена Сергеевна! А я с родителями опять буду жить, чтобы вам молодым не мешаться в твоей малогабаритной двушке". Но Елена Сергеевна, которая заверила дочь, что уговорит Валюшу, не собиралась сдаваться: "Почему ты упрямишься? - сказала она, - я тебе рассказывала, как меня с твоим дедом, когда мы были совсем молодыми, познакомили друзья и, как оказалось, удачно: мы прожили с ним душа в душу до золотой свадьбы, и, если бы не страшная болезнь, жили бы и сейчас". Всю сцену знакомства бабушки с дедом Валентина давно уже представляла себе во всех подробностях, но бабушка, когда её идея познакомить внучку с серьёзным молодым человеком могла стать реальностью, вновь достала пожелтевшие фотографии и целый вечер посвятила воспоминаниям, убеждая Валентину согласиться: "Я чувствую, - говорила она, - что ты, Валюша, повторишь мою судьбу только в теперешней, не очень понятной мне, жизни; чувствую, что ты можешь пройти мимо своего счастья, если не согласишься, и будешь потом жалеть об этом, я почти уверена... Сделай это ради меня; а если ничего не получится у вас с Виктором, то, значит, я зря живу на свете; а моя интуиция - плод деградирующего старческого ума". При этом бабушка сильно волновалась, что было небезопасно для её сердца, и Валентина, жалея её, вынуждена была согласиться: "Всё, успокойся, - сказала она, - я согласна познакомиться с твоим женихом, не то случится с тобой какой-нибудь удар, а я буду виновницей - я этого совсем не хочу". Виктор поначалу ей не понравился: он показался ей человеком с желчным, саркастическим складом ума, и это её сильно смутило и насторожило, - Чадский не был среди её героев. К счастью, первое впечатление оказалось ошибочным и быстро улетучилось: он, как выяснилось, не любил излишней дипломатии в личных отношениях, что ей импонировало - она также терпеть не могла лицемерия и недосказанности. Именно эта взаимная откровенность и какая-то подчёркнутая честность, которая для других могла показаться странной, для них стала основой их привязанности.
Валентина, как было уже упомянуто её матерью, с детских лет любила мечтать о семейной жизни, представлять себя в роли мамы: её многочисленные куклы до сих пор заселяли нижнюю часть большого дивана в квартире родителей. Игра в куклы - увлечение важное для неё и не в меру продолжительное, было, к счастью, не единственным её занятием: под руководством отца она рано освоила чтение и счёт и в возрасте шести лет сама запросилась в школу. Родители не стали препятствовать её желанию, согласились попробовать. Училась она ровно, хорошо, быстро стала самостоятельной, не требующей в своих учебных делах контроля со стороны взрослых. Из школьных предметов больше всего интересовалась английским языком. Но после окончания школы, испугавшись большого конкурса, не стала поступать в языковой вуз, по совету родителей подала документы и поступила в филиал технического вуза, который был на работе у папы, и где детям сотрудников "ящика" предоставлялись льготы при поступлении. Филиал в результате реформ вскоре закрыли, а студентов перевели в основной вуз, где они продолжили учёбу. Вместе с Валентиной в вуз поступил молодой человек по имени Сергей, старше её четырьмя годами, который оказался по причине слабости характера совершенно неспособным к учёбе: он, при активном вмешательстве родителей, поступал, начинал учиться, а в первую же сессию его отчисляли за неуспеваемость - в тот год это была его третья попытка. Валентина добровольно начала ему помогать в учёбе и, к сожалению, излишне увлеклась: дело в том, что в отношениях с девушками у молодого человека были и опыт и способности. Какое-то время Сергею удавалось скрывать свою зависимость от наркотиков, когда же Валентина увидела его ломку, и как он выходил из этого состояния, она была так потрясена, что хотела покончить с жизнью; и если бы не активные действия Марии Леонтьевны и бабушки, развязка могла быть трагической. Нужно ли было нам вспоминать об этом? Наверно, это как раз тот случай, когда из песни слова не выбросить.
Конечно, нелишне сказать несколько слов и о Викторе. Во-первых, он был назван в честь своего дяди, старшего брата отца, человека исключительной честности и порядочности, единственной слабостью которого была техника. Дядя Витя, будучи убеждённым холостяком, много времени уделял племяннику, мальчик был ему, кажется, ближе, чем сын, - они были друзьями. Квартира дяди Вити была настоящей мастерской, в которой хозяин постоянно что-то изобретал, проверял свои новые идеи и вновь изобретал. Своё увлечение техникой старший Виктор передал в какой-то степени младшему, как и свои холостяцкие убеждения. До встречи с Валентиной молодой Виктор лишь однажды, в девятом классе школы, имел опыт неразделённой любви, после чего избегал знакомств с девушками.
Конечно, отношениями молодых людей живо интересовалась Елена Сергеевна, она сама непременно хотела познакомиться с Виктором Михайловичем и скоро нашла повод: она пригласила его через Валентину на свой день рожденья с предложением своих услуг по бесплатному консультированию его по математике, особенно по прикладной математике, в которой она была специалистом. Виктору такая помощь оказалась весьма кстати, он пришёл на день рождения, а через какое-то время подружился с Еленой Сергеевной по-настоящему: "Если мы когда-нибудь рассоримся с Валентиной, чего я, конечно, не хотел бы, - говорил он, - мы с вами, Елена Сергеевна, всё равно останемся друзьями, согласны?" - "Согласна, Витя!" - с улыбкой отвечала бабушка, счастливая уже тем, что её профессиональные знания кому-то пригодились. Когда никого не было дома, она почти ежедневно перезванивалась с Марией Леонтьевной, и они, чего греха таить, обдумывали проблему, как им не упустить зятя, который стал, после упомянутого дня рожденья, частым гостем у Валентины; обе были уверены, что она на этот раз встретила свою половинку. А что они могли? Обычно Елена Сергеевна излагала дочери факты: был жених, когда пришёл, когда ушёл, о чём говорили, из того, что ей удалось услышать, какое у кого настроение. Мария Леонтьевна ждала этих сообщений матери, считала их важными, содержание их скрывала даже от Ивана Куприяновича, плотно закрывая от него дверь; после, правда, делилась с ним своими мыслями и информацией, полученной из своих тайных телефонных бесед. Впрочем, ситуация беспокойства не вызывала, молодые люди с первой встречи у театра чувствовали интерес и любопытство друг к другу и какое-то неописуемое взаимное притяжение. Валентина, например, рассказывала бабушке, что "слышала" некоторые мысли Виктора в виде слов, которые он вслух не произносил, а когда, значительно позже, рассказала ему самому об этом, он признался, что также "слышит" некоторые её мысли. И всё в их отношениях было необычно, и каждый так много места занимал в сознании другого, что они как-то постепенно принимали друг друга, неспешно, потому что чувствовали, что это навсегда; и уже скучали, если по каким-то причинам не могли встретиться два-три дня. Елена Сергеевна вела себя крайне тактично, не позволяла себе лишнего слова, - по принципу "не навреди", особенно, когда видела, что дела и без неё идут к сближению; в присутствии Виктора она находила занятия у себя в комнате или на кухне, понимая, что в таких делах третий лишний. Когда Виктора не было, она и с Валентиной старалась быть осторожной, зная излишнюю категоричность её, склонность к рациональному мышлению и упрямству, которые она унаследовала от своей бабушки, т.е. от самой Елены Сергеевны. Однажды Виктор не приезжал к ним почти неделю, объясняя это крайней занятостью; Валентина переживала, была недовольна и в разговоре с бабушкой допускала нелестные в его адрес замечания. Елена Сергеевна, как и всегда раньше, сразу встала на его защиту: "Мне видно со стороны, - сказала она, - что ты к нему придираешься; придирки - это лучший способ расстроить ваши отношения. У него сейчас очень трудный и ответственный период, он много работает, ты должна это понимать и быть снисходительной. Я думаю, мы с тобой, Валюша, должны сейчас помогать ему. Конечно, мы не специалисты в его области, но по-русски говорить и писать не разучились. Предложи ему давать нам на прочтение, написанные вчерне главы диссертации. Мы на листочках будем писать свои замечания, а он уж решит, принимать их во внимание или нет. Он так, я думаю, сэкономит время на редакционных правках". Валентина назвала бабушку "настоящей лапой", поцеловала её и тут же позвонила Виктору, - он с благодарностью согласился; на следующий день привёз им работу. А время шло, и молодые люди сблизились до того, что Виктор стал оставаться ночевать у Валентины; и однажды утром, во время завтрака, сделал ей торжественно предложение стать официально его женой; и Елена Сергеевна присутствовала при этом. Валентина, конечно, ожидала его предложения, думала не раз об их будущей совместной жизни, и с практической точки зрения тоже: "Мне, Витя, приятно твоё предложение, я согласна быть твоей женой, - сказала она, - но слово "официально" мне не понравилось, оно плохо пахнет: вроде мы с тобой неполноценные люди и нашему союзу нужна какая-то подпорка, короче, мне не понятно, зачем оформлять наш брак в госучреждении? Что это нам даёт? Мои школьные знакомые, можно сказать, друзья, я могу и тебя с ними познакомить, живут в гражданском браке уже четыре года, у них двое чудесных ребятишек, они получают на них пособие от твоего государства, - в этом я вижу от него пользу. Так живут многие, я знаю, да мои папа с мамой, например. Я тебе верю, что ты будешь мне хорошим мужем, и я постараюсь быть тебе хорошей женой - этого, я считаю, достаточно". Некоторые рациональные суждения Валентины, и последнее в их числе, озадачивали Виктора своей неожиданностью, казались ему поначалу даже циничными, но постепенно он к ним привыкал и, поразмыслив на досуге, находил их разумными. "Пусть будет по-твоему", - сказал он после минутного молчания. Бабушка и здесь не посмела вмешаться со своими устаревшими представлениями, она только прослезилась и сказала: "Я поздравляю вас, дети, очень рада, что дожила до этого важного момента, позволю себе по-старому благословить вас и пожелать вам доброго здоровья, семейного счастья и деток побольше", - перекрестила и поцеловала их обоих. Когда молодые ушли по своим делам, Елена Сергеевна ещё долго и тихо плакала, радуясь за них, за единственную свою внучку, потом мысли и слёзы стали горестными: она перевела их на себя, обременённую старческими болячками, которые она старалась скрывать, но которые всё больше делали её беспомощной; ей шёл семьдесят девятый год. А совсем недавно была насыщенная интересная, как она считала, жизнь, о которой нетрудно в нескольких словах рассказать читателю. Выпускница математического факультета университета Елена Сергеевна вместе со своим мужем инженером Леонтием Ивановичем Шрамковым всю жизнь проработали в том же "почтовом ящике", в котором до сего дня, но теперь уже под вывеской НИИ, работал их зять Иван Куприянович. Работа, конечно, была секретной, сравнительно хорошо оплачивалась; они почти не бывали в отпусках по причине "производственной необходимости". Однако в те времена не принято было роптать, напротив, они гордились своей работой, а когда удавалось отдохнуть одну, редко две недельки, то жили в деревне у родителей Леонтия Ивановича, в доме на высоком берегу реки Оки. Они были молоды и счастливы, а если и огорчало что-то их семейную жизнь, особенно в первые годы, так это отсутствие детей, с чем они в последствии смирились, приняв как аксиому заключение матери Леонтия: "Значит так Богу угодно". А на тринадцатом году их совместной жизни, когда Елене Сергеевне шёл тридцать четвёртый год, родилась на радость всем Маша и, как это бывает, время разделилось на то, которое было до Маши и на то, что - после её рождения. Воспитанием девочки больше занимались дедушка и бабушка, но и родители, когда выкраивали время, особенно отец, который и привил ей интерес к технике, верным поклонником которой он был всю свою жизнь. Смерть Леонтия Ивановича сильно сказалась на здоровье Елены Сергеевны: она была вынуждена оставить работу и едва не последовала за мужем, но поправилась и, как она сама говорит сейчас: "Я, видно, нужна ещё на этом свете".
Содержание словесно заключённого союза между Виктором и Валентиной, конечно, стало известно родителям: её родители приняли его с пониманием, как должное, поздравили молодых; его - вынуждены были согласиться и поздравить, заикнувшись, правда, о свадьбе, но их предложение не было принято по причине излишней траты времени и денег. Виктор перебрался жить к Валентине; к этому времени он уже защитился и остался работать там, где учился. Валентина перешла на последний курс и думала о защите своего диплома. По выходным они, если находили время, бывали то у её, то у его родителей. В один из вечеров Валентина, возвращаясь с занятий, зашла к своим: Мария Леонтьевна была дома одна - посидели, поговорили, попили чаю, а перед уходом Валентина, сильно смущаясь, сказала: "А у нас, мама, скоро родится ребёночек... как тебе такая новость?.. Я бабушке, кстати, ещё не говорила: она такая плаксивая стала - чуть что и в слёзы, а я не могу на её слёзы смотреть". Мария Леонтьевна обрадовалась новости, немного растерялась, расцеловала и поздравила дочь, хотела что-то подарить на память и, не найдя под рукой ничего, дала им на счастье лотерейный билет, который лежал на письменном столе отца. Проводив дочь, Мария Леонтьевна долго не могла успокоиться и в возбужденном состоянии ходила по квартире, обдумывая случившееся: "как будут жить молодые, как мама, которая хотя и на ногах, но вряд ли сможет им помогать, ей уже самой иногда нужна помощь; новый человек много внимания потребует, - но постепенно успокоилась, придя к выводу, - люди растят, и мы вырастим, только дай Господи всем здоровья". Наконец пришёл Иван Куприянович, он задержался на работе. Мария Леонтьевна рассказала ему о новости и не забыла сказать о лотерейном билете, который подарила Валентине. Иван Куприянович отнёсся к сообщению супруги спокойно, он будто ожидал его и принял со словами: "Что ж, Маша, ты будешь бабкой, а я дедом, к этому всё шло, непривычно, но я готов, - сказал он; его больше удивило упоминание о лотерейном билете. - С билетом не понятно: я его проверил, он оказался пустой, прекрасно помню, как смял и бросил его в мусор, и вдруг он оказался у меня на столе?" - "Наверно, ты купил два билета: один выбросил, другой остался на столе, он был неизмятый, совершенно ровненький", - в свою очередь удивилась Мария Леонтьевна. "Не было никакого второго билета, этот мне навязала в магазине женщина с внешностью чистокровной цыганки, она сказала, что билет волшебный". - "Что билет уже был проверен - это некрасиво, но я не знала - мне простительно; а выбросить ты только хотел, но заспешил, так с тобой бывает, и оставил его на столе; кажется, во всём разобрались". Иван Куприянович неохотно согласился. А между тем с билетом происходили чудеса. В тот же самый вечер Валентина после ужина, они вдвоём были на кухне, вспомнила о лотерейном билете и сказала Виктору: "Пока ты не уселся за свою работу, проверь вот лотерейный билет, мама нам дала на счастье". Виктор открыл ноутбук, взял билет и через пару минут сказал: "Ничего твой билет не выиграл". - "Подожди, как не выиграл? - шутливо удивилась Валентина и подошла к мужу, - покажи". - "Вот смотри, номер... выиграл... и серия и номер... два миллиона рублей!.. Чудеса!" - "Ты хотел от меня деньги зажилить? Сказал мне, что билет не выиграл, а на самом деле..." - "Зачем ты так? Я только что смотрел, и выигрыша не было, готов поклясться, ты подошла - и здравствуйте, два миллиона! Ну-ка, снова отойди". Валентина отошла. "Вот так! Ты отходишь, выигрыша нет, а если я отойду? Проверь". Валентина подошла и с удивлением убедилась, что билет не выиграл. Стали вдвоём рядом, - появилась новая строчка и билет выигрывал два миллиона. "Что делать? Позвонить маме?" - сказала Валентина. "Странный билет, а чем мама поможет? Мы сами должны разобраться. Утром пойдём вдвоём в банк, предъявим билет к оплате, - посмотрим, что будет". - "Давай покажем хотя бы бабушке, - сказала Валентина и громко позвала, - Елена Сергеевна, можно тебя на минутку?" Показали ей, как ведёт себя лотерейный билет; она, конечно, удивилась и сказала: "Лотерея - это игра, я, к сожалению, не сильна в теории игр, она не была в сфере моих интересов, но если бы и была, то здесь, по-моему, необъяснимый случай, что-то сверхъестественное; что вы собираетесь делать?" - "А ничего, пойдём утром вместе в банк и предъявим билет к оплате", - ответила Валентина. "Ваше намерение, Валюша, вполне естественное, - сказала Елена Сергеевна, - иррациональному явлению вы хотите предложить рациональное разрешение, но вряд ли оно плодотворно; математика говорит нам, что эти явления находятся в разных пространствах, по меньшей мере - в разных измерениях. Я не знаю, что вам посоветовать. Думаю, что будет продолжение, поэтому билет не выбрасывайте, если вам скажут, что он не выиграл". Так и решили, а утром в банке им сказали, что билет их действительно ничего не выиграл. "Молодые люди... могли бы сами его проверить!" - недовольно ворчала женщина в окошке. Дома их встретила Елена Сергеевна: "По вашим лицам вижу, что не выиграли, не огорчайтесь сильно, - сказала она, - Маша звонила, оказывается, Иван Куприянович купил его у цыганки, которая уверяла, что билет волшебный". - "Всё может быть, - ответила Валентина, - только нам-то от этого какой прок? Вот его билет, можем вернуть ему назад, в банке волшебные билеты не принимают". Виктор зачем-то включил свой радиоприёмник, и слова, которые из него все трое услышали, были: "Вначале они зарегистрировали свой брак, потом получили выигрыш", - сказал женский голос, и зазвучала музыка. После того, как прошло общее изумление, Елена Сергеевна заметила: "Вот вам и продолжение, о котором я вчера подумала"; а Виктор сказал: "Что ж, Валентина Ивановна, моё вам предложение остаётся в силе, я готов хоть завтра". Завтра они не пошли, были какие-то неотложные дела, а послезавтра пошли в ЗАГС и подали заявление на регистрацию брака. Родители настояли на том, чтобы была хотя бы небольшая свадьба, расходы они брали на себя. И закрутилась карусель: подготовка, свадебное платье, костюм, кольца и т.д. Настал момент, когда молодожёны надели друг другу на пальцы обручальные кольца и их торжественно объявили мужем и женой. У Валентины, неожиданно для неё самой, дрогнули губы и брызнули из глаз обильные слёзы, она их не сдерживала и не вытирала, они текли по щекам, капали на платье, они были необыкновенно приятными, по всему её существу разливалась радость, уважение к себе и неизведанное никогда ранее чувство ликования; по-видимому, откликнувшись на чувства матери, в утробе её впервые зашевелился ребёночек, вернув маму с небес на землю: ей стало немножко тревожно, но он тут же успокоился. Глядя на Валентину, заливались счастливыми слезами ещё две женщины, и вы правильно догадались, кто они. Потом была свадьба и на ней всё, что на свадьбе бывает... Что стало с выигрышем? Для вас это важно? Слышал, что исчез билет, будто его никогда не было; номер и серию никто не догадался записать, а зачем?