Очередной "красный день календаря", а именно годовщину революции решили отмечать на квартире Леночки и её мужа. Вообще-то квартира принадлежала Леночкиным родителям, да и не совсем квартира, а только две комнаты в безразмерной коммуналке в центре города, что оказалось удобным для всех, потому как в двух шагах от дома станция метро.
Теперь требовалось уговорить родителей перекантоваться пару деньков на уже подготовленной к зиме даче, подкинуть дочку дедушке с бабушкой и отвезти им запас продуктов. Родителей даже и уговаривать-то не пришлось - они сами были рады продышаться чистым воздухом после городской грязи и пыли. Да и с дочкой проблем не представилось: внучку обихаживать - привычное для них дело, а продукты Леночкин муж Васенька обязался доставить на дачу накануне. Так что всё уладилось быстро и без труда.
Леночка с мужем Василием второй год работали в небольшом музейчике, посвящённом известному поэту. Несмотря на то что поэта даже изучали в школе, музей был совсем маленьким, но тем не менее имелись все положенные настоящему музею отделы: экспозиция, фонды и даже экскурсионный, состоящий из трёх экскурсоводов. Получалось, что за праздничным столом должны были собраться человек восемнадцать и соответственно именно на это количество требовалось приготовить, как выразилась местная модница Люда Довгарь, "чего-нибудь вкусненького и не очень сложного". К мнению Люды Довгарь Леночка прислушивалась, потому как та была старше лет на десять, уже успела развестись с мужем - эстрадным артистом, переехать в Ленинград из западноукраинского городка, где несколько лет проработала диктором на местном телевидении. И, конечно, опыт "богемной жизни" Люды был очень полезен совершенно домашней натуре Леночки.
На дворе стоял 1977 год, отмечалась не просто очередная годовщина - это были, как писала газета "Правда": "Всенародные торжества". К ним готовились истово и рьяно. Готовились к приёму гостей и Леночка с мужем. По дороге с работы они отстаивали в очередях то за баночками майонеза (давали по две банки в одни руки), то за мясом для холодца, то ещё за чем-то необходимым. А вернувшись домой, прибирали свои две комнаты, а заодно чистили всю коммуналку. Вообще-то в квартире и так стоял образцовый порядок, но Леночке всё время казалось, что крашенные белой краской двери не достаточно белы, намазанный жирной мастикой натёртый пол мало блестит в свете старой люстры, а вымытые до скрипа тарелки требуют дополнительного ополаскивания.
Вальяжная профсоюзная дама не очень настойчиво предложила помощь в приготовлении салатов и салатиков, но Леночка категорически отказалась. Она представила, как её коллеги будут крутиться в их коммунальной кухне, сталкиваясь у раковины с соседями и те потом обязательно "выльют" свои впечатления на головы её родителей, и решила, что уж такую ерунду, как оливье и всё прочее, она приготовит сама. Для этого надо всего лишь заранее сварить овощи, а нарезать их она успеет ночью, когда на кухне никого из добрых соседей не будет. Коллеги скинулись по рубль десять на еду, а мужчины - аж пять человек, включая мужа Леночки, - должны были обеспечить стол ещё и вином.
За день до события Василий отвёз родителей и дочь на дачу. За последние две недели он почему-то так умотался, что на обратной дороге заснул в электричке. Дома уже во всю стоял дым коромыслом - Леночка развила бурную деятельность: ополаскивала сияющие бокалы в подсиненной воде и ставила их подсыхать на неподъёмный мельхиоровый поднос. Потом тщательно вытирала, придирчиво осматривала на просвет - всё сияло и сверкало. Она ещё раз попросила мужа натереть щёткой паркетный пол в комнатах, а заодно и во всей квартире, сама же пошла доводить до ума ванну и туалет. Соседи не возражали, но потихоньку шипели и сплетничали на кухне.
В два часа ночи Василий потребовал от жены прекратить это безобразие и немедленно лечь спать. На что Леночка согласно покивала, пообещав всего лишь дочистить свёклу - и сразу в постель. Муж посмотрел на синие круги под её глазами, вздохнул, взял нож и встал рядом. Ему пришло в голову, что, наверное, так во время войны становились рабочие к станку и из последних сил вытачивали нужные фронту снаряды. "На кой чёрт нам эти галеры?!", - промелькнула мысль, но тут же угасла, потому что на Леночкином лице с нездоровым румянцем усталости глаза светились фанатичным блеском.
Гости начали собираться сразу после демонстрации. Они входили в эту старинную квартиру, которая когда-то принадлежала большому любителю искусства и где он собирал картины, скульптуру. Огромный камин из чёрного мрамора в прихожей давно использовали как место для хранения старой обуви, а в полукруглой нише вместо стоявшей здесь мраморной Дианы теперь сделали полки под вёдра и тазики. И только цветной овальный витраж ванной комнаты напоминал о прежней красоте. Музейщики оглядывались, понимающе кивали, снимали пальто и проходили следом за Василием в комнаты. Тут они дружно ахали, потому что одна комната была круглой и на все стороны выходили окна самой причудливой формы.
Леночка сновала между кухней и сдвинутыми столами, подносила хитро украшенные салаты и радостно всем улыбалась. От её усталости не осталось и следа - видимо, открылось второе дыхание. Люда Довгарь появилась в числе последних, да не одна. Она привела с собой (надо же!) бывшего мужа - чем-то смахивающего на Александра Лазарева. Рядом они смотрелись прямо-таки двойниками актёрской пары Немоляева - Лазарев и хорошо знали об этом. За спиной долговязого "Лазарева" маячил с гитарой его друг-приятель, с которым они вместе выступали на всех концертах. Приглядевшись, Леночка узнала в нём довольно известного бардовского исполнителя Долинского. Он снял своё потрёпанное кожаное пальто, повесил на крючок и вопросительно взглянул на Людмилу.
-Ленусик, мужики есть хотят... Ты покормишь их? Им ещё на концерт сегодня, - тут же отозвалась та.
-Все уже собрались, только тебя и ждали, - улыбнулась Леночка и повела гостей к столу.
Шумная компания весело расположилась за столом, конечно, на всех стульев не хватило - пришлось занять у соседей. Причем зловредная старушка Ольга Моисеевна, кивнув в сторону Людмилы (та выскочила в коридор с видом "не могу не покурить, сейчас умру без сигареты", манерно отвела в сторону крепкую руку в браслетах и ждала, чтобы Долинский поднёс ей зажигалку), прошипела:
-Это для них ты, что ли, стараешься? Э-э-эх... - и скорчила такую гримасу, что Леночка ни с того, ни с сего залилась краской.
Несмотря на то что салатов было несколько и в нужном количестве, слопали их почти мгновенно. Леночка только хлопала ресницами, успевая подносить с кухни холодец, мёрзнувший в холодильнике, фаршированные яйца, фаршмак по-одесски, нарезанную кольцами докторскую колбаску, сыр. За столом уже все были рады друг другу и едва ли не обнимались от родственных чувств. Пили вино (мужчины не поскупились) всех цветов: от белого к кроваво-красному. Артисты деловито поставили возле себя добытую из Васиных запасов бутылку "Столичной" и уже почти прикончили её.
Перед чаем Леночка собрала посуду и поставила мужа к раковине, чтобы он быстро вымыл тарелки, потому что иначе торт не во что раскладывать. Василий сосредоточенно мыл, она быстро вытирала тарелки, радуясь, что вчера купила несколько тортов (пришлось, правда, доплатить свои деньги, так как собранные уже кончились да отстоять за ними больше часа), она еле дотащила их до дома, зато теперь всем должно хватить и даже, возможно, не по одному кусочку.
Появилась Людмила:
-Тебе помочь? - сунулась она к Леночке. Та оглядела длинное, до пола, золотистое платье подруги и отрицательно помотала головой.
-Уже всё закончили, вот неси, - и сунула Людмиле в руки стопку тарелок.
Состояние гостей уже перешло в стадию совместного пения. Но тут Долинский и бывший Людмилин муж взяли гитары. Они очень профессионально спели несколько песен, потом к ним присоединилась Людмила, и они с бывшим мужем трогательно пропели: "Не уезжай ты, мой голубчик, печально жить мне без тебя. Дай на прощанье обещанье, что не забудешь ты меня". Незаметно умолкли Людмила с мужем, и теперь уже только Долинский пел свои чудесные умные песни. За столом притихли, и певец быстро сообразил, что сейчас у всех совсем другое настроение и оно требует чего-то другого. Весёленького, что ли? Он залихватски ударил по струнам и завёл что-то совсем неприличное про какого-то Луи, причем ни одного бранного слова он не произнёс, но рифма подсказывала нужное, и все смущались, но при этом сгибались от хохота.
Последние тосты решили произнести в честь присутствующих дам. Дам было много. Просто так - только за имя - пить было неинтересно. И тогда стали вспоминать, кто чем особо отличается. Пели дифирамбы красоте, обаянию, дружелюбию, чудесному характеру, и прочее, и прочее. Когда очередь дошла до Леночки, произошла заминка: все вопросительно смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Пауза явно затянулась и становилась уже неловкой, но тут Долинский засмеялся:
-Вы посмотрите, какие у неё дивные ресницы... Давайте выпьем за эти чудные пушистые глаза! - и все обрадовано загомонили.
Первыми ушли артисты, они спешили на концерт и прихватили с собой Людмилу. Потом как-то очень быстро разошлись все остальные. Проводив последних гостей, Леночка отправила мужа разнести по соседям занятые стулья, а сама стала к раковине. Она мыла тарелки, чашки, рюмки, вилки, ножи, ложки и вспоминала, как весело было сегодня у них. Подошёл Василий и стал молча насухо вытирать посуду. Конечно, они оба смертельно устали и можно было бы всю уборку оставить на завтра - всё же завтра выходной день. Но он знал, что мама приучила Леночку никогда не оставлять грязную посуду после еды, и потому она, пока не уберёт всё на свои места, не пойдёт отдыхать.
Они долго не могли заснуть, ещё и ещё раз проживали этот вечер. Наконец сон сморил Василия. Во сне у него чуть подёргивались руки, будто он отбивался от кого-то. Леночка тихонько толкала его в бок, и муж успокаивался. Ей вспомнилось, как пили вино за каждую женщину и как почему-то никто не мог вспомнить ни одного её, Леночки, замечательного качества. И только Долинский (спасибо ему!) заметил её ресницы. Неужели в ней ничего, кроме ресниц, нет замечательного?! И даже выпить-то не за что?! Она было расстроилась, но потом вспомнила смешную песню про Луи, улыбнулась и заснула.