На протяжении нескольких лет Андрея преследуют странные головные боли. После очередного приступа он остаётся один. Девушка, друзья - весь мир отворачивается от него. Смысла жить больше нет...
Неожиданный друг спасает Андрея от гибели и открывает страшную тайну. Они не обычные люди. Биологические устройства, клоны, созданные для выполнения загадочных функций. И кто-то решает, что их ресурс исчерпан, пора отправляться на свалку, как отслужившим своё механизмам.
Времени мало. Чтобы выжить, Андрею и его друзьям придётся распутать хитрый клубок из тайн, окружающих старый парк. Таинственные хозяева против.
И познаете истину,
и истина сделает вас свободными.
От Иоанна, 8, 32.
Глава 1. Андрей
Шея нестерпимо ныла, уши горели, глаза норовили выскочить из орбит. В голове, в районе затылка, размеренно пульсировал комок боли. Ощущение было такое, словно мозг лежал на раскалённой наковальне, а по нему кто-то лупил молотком.
Я понял: ещё чуть-чуть, ещё один приступ, ещё один удар молотка и голова не выдержит, мозг лопнет!
Кончики пальцев онемели, сотни иголок впились в подушечки. В глазах завертелся рой чёрных мушек. Я застонал и прошипел:
- Не могу больше... - слова застряли в пересохшем горле. Я тихонько откашлялся, с каждым "кхе-кхе" рискуя лишиться чувств от боли. - Ната, дай ещё одну таблетку...
Ната вздохнула и с укором проворчала:
- Андрей, сходил бы ты, в конце концов, к врачу, а? Хорошему. Платному. Не к этим... из поликлиники!
- Схожу, схожу... Обязательно... В следующем месяце, ладно? - я был готов пообещать хоть на луну слетать, лишь бы она не начинала это бесполезный разговор снова. Но она не унималась.
- Опять в следующем? Смотри, доиграешься! Получишь какое-нибудь кровоизлияние в мозг. Не дай бог, тебя парализует?! - она насупилась, - И что тогда? Что?
Я промолчал, ответить мне было нечего.
- Я с твоим бездыханным тельцем морочиться не буду, - буркнула она.
Я умоляюще, из последних сил стараясь походить на известного кота, уставился на неё. Получилось так-себе.
Ната тяжело вздохнула и сжалилась.
- Ну ладно, не помирай... Сейчас принесу лекарство, воды вот только налью.
Встала с дивана и вышла из комнаты.
Яркий свет от большой ажурной люстры, висевшей в центре комнаты, посреди гипсового портальчика навесного потолка, сильно давил на глаза. Словно враз поменялись физические законы, и он превратился из волны в настоящие частицы, причём в тяжёлые, с нехилым таким весом. Я прикрыл веки, стараясь не обращать внимания на глухой шум крови в ушах. А через несколько секунд услышал, как Ната открыла дверцу кухонного шкафчика и зашуршала пакетиком с лекарствами. При этом она не переставала ворчать что-то про врачей, меня и мои странные приступы боли.
Ната, Наташа - моя девушка. Хоть и крашенная, но блондинка с голубыми глазами. Высокая, стройная; фигура - всё что нужно мужчине. Небольшая, но упругая грудь, высокие бёдра, попа, что твой персик... Мм! В общем, всё при ней!
Ей двадцать девять лет, она младше меня на полтора года. Ерунда, конечно, но как все женщины нервничает только лишь при упоминании возраста. Иногда в шутку хлопается себя по бёдрам и приговаривает: "старушка уже я, и ягодки уже не те". Бухтит, в общем, о своём, о женском. Но для меня она всегда была, есть и будет красива, молода, свежа и, вообще - лучше всех на свете. Люблю я её. Больше всего на свете люблю.
Мне стало стыдно. Чего это я, здоровенный мужик валяюсь тут, понимаешь, беспомощный, прямо квашня какая?!
Я вздохнул и подумал было встать с дивана, чтобы отправиться на кухню, но только лишь сделал усилие, как в глазах потемнело, а во рту появился металлический привкус. В голове что-то "тюкнуло".
Треньк! От очередного приступа головной боли я чуть не потерял сознание. Громко застонал и решил больше не геройствовать.
Подумал, полежу немного. В конце концов, а чего мне Нату стесняться-то? Скоро два года как мы вместе, и всякое бывало. Правда, некоторые моменты лучше бы совсем не вспоминать, а ещё лучше стереть из памяти. Ну, например, эпизод, где я, перебрав на неожиданной вечеринке с друзьями-сослуживцами, без чувств приполз домой и упал на коврике у двери. Мне было плохо... Со всеми вытекающими. Я чувствовал себя настоящей свиньёй, и был ей по сути в те моменты. Но Ната меня жалела.
А было как-то, Ната воспаление лёгких подхватила. Температура за сорок, всю трясёт... Она была так слаба, что не в силах была встать даже в уборную. Но ведь на то и есть на свете такая штука, как любовь! Чтобы в немощи помогать, и во всём поддерживать друг друга. Любим мы с Натой друг друга. Безумно!
А детей у нас нет, пока. Вот поженимся, и тогда - сразу. Но только почему-то никак не решимся. Ответственное это дело, дети, а мы с Натой жутко безответственные...
На кухне звякнул бокал и выдернул меня из пучины воспоминаний. Я услышал, как скрипнул питьевой краник. Старый он, давно поменять надо. И фильтр тоже. Нехорошо ведь, пьём хлорку и ржавчину из труб, надо поменять... Вот завтра, например, и поменять. Решено! Заеду после работы в магазин, куплю новый комплект и устрою Нате сюрприз.
Очередной удар боли пронзил сознание, я стиснул зубы, но стало только хуже. Странно, конечно, но голова болит у меня как бы по расписанию: ровно раз в три недели. Это факт! Но врачи по этому поводу только пожимают плечами: "Вы здоровы как бык! - говорят, - Но, если хотите, назначим амбулаторное исследование. Анализы, обследование, то да сё. Может быть, это результат психологической травмы, полученной в детстве. А может и неизвестная науке болезнь. Получите почёт и славу. Посмертно".
Ну их, к чертям, в амбулаторию свою!
Я сам много думал об этом, читал, искал, анализировал. Но так и не нашёл реальной причины.
Сначала решил, что это лунные фазы на меня так действуют. Только лунный месяц, он длиннее, оказался - 28 дней, в среднем. Да и приступы возникали независимо от наличия полной луны на небосклоне.
Потом обвинил океанические приливы. Но понял, не-е, не катит... Какие могут быть океаны в Москве? И, вообще, они же тоже вроде как от Луны зависят!
А однажды, я предположил, что во мне проснулось некое женское начало. Мы же из одной клетки миллионы лет назад появились? Во-от! Если отбросить ребро Адама и не вдаваться в теологию, вот я и подумал, что это у меня, как бы женские боли... Я аккуратно, так чтобы Ната не подумала, что я совсем с ума сошёл, поинтересовался у неё об этом. Услышав мой бред, Ната ржала полчаса как конь. А под конец, всхлипывая обессиленно, назвала меня гиноидом*. И потом неделю прикалывалась, всё спрашивала: не надо ли мне каких ни будь специальных средств купить в магазине? Ну вот чего она?.. Куда я их совать-то буду, в уши?
Я вот что ещё заметил. Когда голова у меня болеть начинает - все чувства резко обостряются. Вот сейчас, например, сижу я в дальнем углу комнаты (а она, надо заметить, не маленькая - тридцать с чем-то там квадратов) и слышу шуршание пакетика с лекарствами на кухне. И скрип краника отчётливо слышу. И это при том что до кухни по коридору несколько метров и там работает телевизор.
Я решил проверить, несмотря на боль сосредоточился и прислушался. И действительно услышал, как маленькая струйка бьётся о металлическое дно раковины. Грохот не хуже гула водопада!
Ну не сверх способности ли? Самое поганое, наутро башка будет пустая, как ржавое ведро. Словно из неё мозг высосали.
В голове что-то опасно натянулось как струна, грозя не выдержать напряжения и лопнуть. Стало совсем уж не по себе.
- Ната-а? - тоскливо позвал я.
Но она не спешила.
-Иду, тёплая из холодного идёт...
Сливала тёплую, застоявшуюся за день воду в кране. Чтобы мне, значит, холодную принести. Малышка, да сейчас я на любую согласен! Хоть из лужи. Лишь бы с таблеткой от головной боли. Если что я и слюнями обойдусь!
- Иду, иду! - наконец, сообщила Ната, закрывая кран.
Я невзначай бросил взгляд в окно. На часах всего десять вечера, а на улице было уже темно. Странно, ведь лето же? Одинокий фонарь на высоком облупленном столбе изо всех сил старался разогнать тьму, но толку от него было мало. Калеченый он: светил тускло, периодически жужжал, моргал и обессиленно гас. Правда, потом, отдохнув и набравшись сил, загорался снова.
Вот и сейчас фонарь щёлкнул и потух. Зажёгся опять. Света давал он мало, и был не белым или жёлтым, как обычный, а странным, мутно-голубым.
Мало бы кто рискнул бродить там во тьме, за домом. Заброшенный котлован, вырытый несколько лет назад и брошенный, представлял реальную опасность. Свалиться с обрыва и переломать все кости, как раз плюнуть.
В дверях появилась Ната с бокалом в руке. Сквозь муть очередного приступа я попытался изобразить благодарность на лице, но получилась лишь жалкая гримаса.
Ната подошла ближе, присела рядышком, и положила таблетку мне в руку.
- Держи, страдалец... - она ласково поцеловала меня в лоб, сжимая мою руку.
- Спасибо, малыш... - я театрально всхлипнул, - Какая ты замечательная. Ната, как же я без тебя был бы, а?
Она тихонько захихикала. Моя дурная сверхспособность лучше слышать сыграла поганую шутку: её смех превратился в рокот. Увидев, как я скривился, она быстро успокоилась.
Я взглянул на свою девушку. Какая же она у меня хорошая! Я поцеловал своими горячими губами её прохладные, и сладкие.
О-о! Похоже, она успела съесть на кухне персик. Как заманчиво... Перед глазами появились не менее заманчивые образы Наты, медленно снимающей лазурного цвета ночную рубашку и призывно манящей к себе...
Все мы мужики одинаковы, заявила как-то она, даже перед лицом неминуемой гибели будем думать об "этом".
Ладно! Сейчас выпью лекарство, оно подействует минут через пять - десять, и я буду снова в порядке. Настолько, что смогу отблагодарить Нату за её заботу. Нежно. Горячо и страстно...
Я решительным движением бросил таблетку в рот.
Я скривился. Горькая!
Скорее залил её водой и проглотил. В ожидании облегчения я попытался расслабиться. Но нестерпимая боль снова пронзила меня раскалённой иглой.
Да что же это такое?! Кажется, сегодня всё гораздо хуже, чем обычно.
Сквозь усиливающиеся приступы я отчётливо почувствовал, как пилюля движется по пищеводу. На вид такая гладенькая - она буквально скрежетала чем-то по моим внутренностям. Когда же она упала в самый низ, в желудок, я вырубился.
Последним, что я увидел перед тем как погрузиться во тьму было лицо Наты. На нём застыло облегчение.
Глава 2. Скверное утро
Я вышел из подъезда в отличном настроении. Глубоко вдохнул, слегка поёжился от утренней свежести и поспешил на стоянку.
Между машин, сонными бегемотами, заполонившими небольшую парковку, слонялся Палыч - местный пьянчужка. В каждом дворе такой имеется. Как всегда, с утра он нёс неизменную чушь про демонов, пришельцев и конец света.
- Проснитесь! - взывал он охрипшим голосом, пугая редких прохожих и сонных собачников на лужайке неподалёку. - Вы не понимаете?! Они смотрят вашими глазами! Они слушают вашими ушами! Проснитесь, чёрт возьми!..
Палыч - мой бомжеватого вида сосед с двенадцатого этажа - постоянно твердил про то, что нас давно поработили злые инопланетяне, что нами управляют и используют, ну и всё такое, и в том же духе. Я частенько его видел, но каждый раз старался обойти стороной, из-за вполне понятной брезгливости.
Обычно ближе к вечеру Палыч напивался окончательно, успокаивался и угрюмо бродил по двору, никому особо не докучая. А когда сил совсем не оставалось, садился на лавочку у нашего подъезда. Сидел, молчал, уставившись мутным взглядом в одну точку. Порой, в такие моменты, мне становилось его жаль. Хотелось сделать что-то для него, поговорить, убедить его изменить свой образ жизни. Но подойти и попробовать завязать разговор мешал непреодолимый барьер бомжацкой вони.
А вообще, Палыч был интеллигентным бомжом. Речь его изобиловала знаменитыми высказываниями, заумными техническими словами, а иногда он даже умело вворачивал английские фразы. Он не лазил по кустам в поисках бутылок и банок, не собирал макулатуру на помойке. Был одет в грязные, но вполне цивильные вещи, с завидной регулярностью новые.
Когда я подошёл к машине, Палыч куда-то пропал. Мой чёрный "Ниссан", надо заметить вчера с вечера помытый и обработанный горячим воском - чтобы блестел, ночью подвергся жёсткой атаке с воздуха. Ворона или голубь, а может сразу оба, метили в лобовое стекло, но просчитались на десяток сантиметров. Противное пятно расплескалось по капоту, попав ровно в центр, оно окончательно испоганило вид моей машины.
И как столько(!) могло влезть в небольшую городскую птицу? Не иначе орёл прилетал. Хотя откуда в центре Москвы орлы?
Оттирать ночные творения пернатых времени не было - я и так опаздывал на работу. Припозднился с выходом. Проспал, забыв с вечера поставить будильник. А ещё никак не мог оторваться от спящей Наты. Смотрел на неё и душу почему-то жгло, словно калёным железом. Никак не мог избавиться от ощущения, что смотрю в последний раз.
Забыв о пятне, я погрузился в воспоминания. Перед глазами снова всплыл образ Наты на кровати. Она лежала на животе, подогнув ногу под себя и обняв руками подушку. Простыня с рюшечками по краям укрывала только лодыжку, оставив остальное, всё самое интересное, на виду. Ната сонно посапывала, когда я гладил ей волосы, плечи, попу. Но не просыпалась. Она так сладко спала, что несмотря на дикое желание я пожалел её - решил не тревожить. Ничего! Вечером возьму реванш, - подумал я.
Хриплый вопль Палыча испачкал сладкое наваждение.
- Проснись! - гаркнул он мне в ухо.
Я аж подпрыгнул от неожиданности. Ключ от машины выпал из рук и заскользил по пыльному асфальту куда-то под неё.
А Палыч, этот грязный бомж, стоял рядом и нагло пялился мне в лицо.
- Не спи, болван! - снова крикнул он. - Они управляют тобой!
- Тьфу ты! - дёрнулся я и грубо огрызнулся, - Да чёрт бы тебя побрал, бомжара хренов!
За малым я не обматерил Палыча на чём свет стоит - вовремя заметил настороженную бабульку в ярком цветастом платочке. Она держала за ручку девочку лет пяти и пристально смотрела на нас, ожидая ссоры. Я еле-еле успел подменить словарный запас на пристойный, не дал повода.
Бородатый - в спутанных волосах опилки, какой-то мусор - Палыч напомнил мне Льва Толстого, каким запомнился со школьных времён и урокам литературы. Он глядел на меня безумным взглядом, скаля зубы. Жуткий перегар изо рта сбивал с ног. От старого коричневого пальто несло псиной. Вокруг витал кислый запах нестираных штанов и давно не мытого тела.
Я грозно уставился на Палыча. Он же смотрел на меня, подняв руки, словно защищаясь. Неожиданно я понял, что стою с занесённым, готовым к удару кулаком - рефлекторно стал в стойку, почуяв опасность. Буйное детство, наглая юность и один нехороший случай, произошедший со мной не так давно, приучили не терять бдительности.
Палыч громко дышал носом, раздувая ноздри. Мне показалось на секунду, что он меня обнюхивает, как собака. Вдруг на заросшем лице мелькнула тень удивления. Как будто он заметил во мне нечто интересное.
Не знаю сколько бы мы так ещё простояли, но игру в гляделки прервал пронзительный гудок. В метре от нас остановился старый синий "жигуль", тарахтя усталым двигателем и скрипя ремнями под капотом. За рулём сидел дедок в серой рубахе. На сморщенном лице, небольшая, почти квадратной формы, аккуратная бородка, толстые очки на носу, и серая засаленная кепка на седой голове. Вцепившись обеими руками в баранку, он смотрел с ненавистью. В глазах отчётливо читалось: "Ну чего стоите? Чего не поделили-то, бараны?"
Деда я узнал, он из соседнего подъезда. Собака ещё у него есть - дряхлая такая овчарка. Один он живёт, правда, иногда к нему приезжает дочка. Смазливая такая девчонка, лет двадцати двух, на яркой Мазде. Дед аж светится, когда замечает вдалеке её красную машинку. А овчарка начинает лаять - ревнует, видать, недолюбливает девицу. Каждое утро он заводит свою старую колымагу и едет куда-то по делам. Вот и сейчас, хотел проехать, а мы перекрыли дорогу, устроив дурацкие разборки.
Я ретировался к своему "Ниссану", а Палыч отпрыгнул на обочину. Грязные полы пальто взметнулись и медленно опали. "Чёрный плащ" тоже мне!
Пыльная "пятёрка", чихнув, прогромыхала мимо.
Блин! Я же опаздываю! - вспомнил я. Похлопал по карманам, вспомнил, что он улетел на землю. Поискал ключ глазами: глянул там, сям - нету. Глянул под машину. Ага! Вот он где! Металлический блеск за передним колесом выдал беглеца.
Присев на корточки, стараясь не испачкаться о соседний Форд и пытаясь не упустить из вида Палыча, я полез под свою машину.
Мало ли что сотворит этот псих?! Но Палыч продолжал стоять на другой стороне, сгорбившись и наклонив недоверчиво голову. Он буквально сверлил меня взглядом, при этом шумно вдыхая воздух носом.
Наконец, я выудил ключ из укрытия за коробочку брелока сигнализации. Осмотрел - вроде цел, сдул грязь и нажал на кнопку с изображением замочка. Сигналка квакнула, замки в дверях щёлкнули, машина открылась.
Палыч громко зашипел, как пробитый шланг и удивлённо произнёс:
- Пф-ф! А ты, в курсе, что не совсем обычный, а?
Я уже почти залез в машину, но услышав слова Палыча, оторопел. Не совсем обычный? Что это значит? Необычный человек? Или кто необычный?
Палыч коротко хохотнул. Потом упёр руки в боки и захохотал уже безудержно. Не совсем уж безумным смехом, который стоило бы ожидать от человека его пошиба, но таким редко смеются хорошей шутке.
- Ты же не знаешь, кто ты, да? - больше утверждая, чем спрашивая, сказал он. - А ты не как все! Совсем не как все.
Нехорошо мне стало от его слов, совсем не хорошо.
Надоел мне этот псих! Я не выдержал и заорал через дорогу:
- Да пошёл ты, козёл! Сам ты не как все! Вали на свою помойку, бомжара!
Злясь на всё и всех вокруг, я плюхнулся в кресло и захлопнул дверь. Отгородился от всего, замкнулся в своём мирке. Звуки внешнего мира почти не проникали внутрь и через полминуты я почувствовал себя гораздо лучше. Завёл машину. Тихое урчание двигателя напомнило домашнего кота, и мне стало совсем хорошо.
Всё! Решено! Не буду я обращать внимание на какого-то там бомжа и психа Палыча! Пускай несёт любую чушь! Мне то что? У меня вон других дел по горло!
Я выехал с парковки, резко газанув. На выезде из двор подрезал серую "Калину" и, даже не извинившись, нырнул в поток гудящих железных коней на Каширском шоссе.
Палыч не спеша добрёл до лавочки, стоящей рядом с подъездом, тяжело плюхнулся на неё, засунул руки поглубже в карманы пальто, и съёжился, словно замёрз.
- Жаль его! - пробормотал он в пустоту. Пошамкал губами, достал серебряную фляжку, отвинтил крышку и сделал долгий глоток. - Жаль... Ну ничего, третьим будет... А бог, как известно, троицу любит!