Тиранин Александр Михайлович : другие произведения.

Разработчики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть в новеллах. Ленинград - Санкт-Петербург, контрразведка, подразделение антитеррора, конец 70-х - середина 90-х. Первые 5 новелл.
  А.Тиранин
  
  
  
  РАЗРАБОТЧИКИ
  повесть в новеллах
  
  Жёнам сотрудников Госбезопасности,
  c низким поклоном за их верность и терпение
  
  Кум Королю и Сват Министру
  
  Седьмой этаж Большого дома, служба антитеррора. Начальник отдела, неофициально именуемого "Разработка", Георгиев Владимир Геннадьевич довёл СИ[1] до аудитории, собравшейся в его кабинете:
  - Вот, в основном, вся информация, которой мы располагаем об их составе и намерениях.
  Его аудитория, он же заместитель Виктор Андреевич, протянул в раздумье:
  - Не густо. Цель приезда даже приблизительно не известна?
  - Даже приблизительно, - подтвердил Владимир Геннадьевич. - Но, судя по тому, как конспирируются - в Ленинград не вместе поедут и не прямыми поездами, а с пересадкой: один в Прибалтике, другой в Пскове и ещё двое в Москве, - что-то замышляют. Даже билеты на первую часть пути покупали не сами, а кто родственников попросил это сделать, кто знакомых. Какие, Андреич, будут соображения?
  - Какие тут могут быть соображения... Работать надо. Для начала выявим их связи в Ленинграде, если таковые имеются. А дальше посмотрим.
  - Хорошо. Время на подготовку у нас есть, но его не так много. Не тяни. Кому думаешь поручить?
  - Кипяток пусть поработает.
  - Пусть, - одобрил кандидатуру Владимир Геннадьевич.
  Вернувшись к себе, Виктор Андреевич вызвал Кипятка, то есть, капитана Кипятильникова.
  - Через пять дней в Ленинград намерены выехать следующие установленные лица: Прутиков Эдуард Савельевич - через Прибалтику. Бобин Олег Вадимович - через Псков. Щерба Роман Иванович и Секундов Антон Петрович - через Москву. В конспиративных целях по пути следования сделают одно- двухдневные остановки для осмотра достопримечательностей: Щерба и Секундов в Москве, Бобин в Пскове, Прутиков в Нарве. Цель приезда в Ленинград не установлена.
  Следующим утром Кипятильников доложил:
  - Установлены две связи. В Ленинграде проживает дальняя родственница жены Щербы, Ильясова, в девичестве Максимова, Валерия Сергеевна. Вдова, живёт одна, работает на ткацкой фабрике. Тесных отношений не поддерживают, лишь открытками обмениваются на Новый год, Восьмое марта и дни рождения. Прутиков знаком с сыном музыкантов Цехиновых, Всеволодом. Их родители познакомились в семейном санатории и некоторое время переписывались. Переписка прекратилась из-за занятости Цехиновых: много времени проводят на гастролях. Сейчас тоже в отъезде. Всеволод закончил музыкальную школу, играет на бас-гитаре в самодеятельном ВИА. В течение последних десяти дней Прутиков дважды звонил Всеволоду по межгороду. Содержание разговоров не установлено.
  - И что мы имеем?
  - Кое-что имеем. У Пахомова[2] и Всеволода Цехинова есть общие знакомые.
  - Уже неплохо. Звони ему.
  
  - Коляныч, надо бы свидеться...
  По форме вопрос, по сути предложение согласовать время встречи на явочной квартире. Согласовали, встретились.
  - Коля, - спросил у Лоистова Кипятильников, - ты как насчёт того, чтобы недельку-другую за городом пожить? Прекрасное селение Токсово. Места лыжно-курортные, отдельный двухэтажный дом девять на четырнадцать с мансардой и с двумя балконами. Один балкон на втором этаже, другой на мансарде. Даже завидую тебе, Коляныч: жить будешь, как кум королю и сват министру.
  - Владимир Валентинович! Душа моя! Ты Токсово да Кавголово мне не рекламируй. На заре туманной юности я в обществе "Динамо" состоял и в Кавголове с трамплина прыгал. Можно сказать, все позднеосенние, зимние и ранневесенние месяцы в отрочестве и юности у меня и у моих друзей, там прошли. На трамплине и на склонах. А между снегами - на Крестовском, в гребной клуб "Знамя" ходил, волны Невки байдаркой рассекал.
  - Я не агитирую, Коляныч, я по-честному завидую. И на воздухе поживёшь, и молодость вспомнишь.
  - Да уж! Есть что вспомнить! - И Николай рассмеялся.
  - Что такое?
  - В школе ещё учился... Поехали с одноклассником Борькой Васильевым, в десятый класс тогда перешли, в Кавголово купаться. Конец августа, но день жаркий, накупались вдоволь и даже больше, чем вдоволь. В буфете возле станции бутылку плодово-выгодного вина купили. За девяносто две копейки - такие цены тогда были. И бутылка небольшенькая, пол-литра всего, но на жаре и перекупались... Развезло нас, тут же в кустах уснули. Просыпаемся, а на наших ногах по одному ботинку. По левому. Шутники какие-то сняли. И ладно бы разные, тогда б один нормально, в двух, поехал, а так... Поискали, поискали снятые, не нашли. Выбросили и эти, не ехать же в одном. В электричке ноги под скамейку прятали, в город приехали, тут уже полегче, стемнело, и носки у нас чёрные, не особо заметно, что за обувка. Заскочили в трамвай, народу много, опять довольны: кто ж ноги в такой толчее увидит. И только Неву переехали, вваливается орава солдат. И один из них в здоровенном сапожище Борьке на ногу взобрался. Вижу, больно Борьке, кривится от боли, морщится. А вскрикнуть боится, сразу все увидят, что он без ботинок, в одних носках. Толкает он солдата и бубнит: "Дяденька... Дяденька... Сходи, дяденька, с ноги, твоя остановка..."
  - Да, не позавидуешь.
  - Ну, это так, маленькое лирическое отступление. Надо, значит, поживу. Вот только для дома как замотивируем? Моя свет-Егоровна после предыдущего мероприятия ещё не отошла. Чуть что, сразу в гвалт: вечно ты где-то шляешься, такой-сякой-разъэтакий! И сейчас, такой-сякой-разъэтакий, мне улыбаешься, а сам на дверь смотришь!
  - Ой-ё-ёй, Коляныч! Кто из нас без таких проблем? Прихожу домой... Очухаться бы, отдышаться... Да какое там! Жена на одной руке висит, дочурка на другой, одна сверчком заливается, другая птичкой щебечет! - Кипятильников обхватил руками голову: - Ка-а-ко-о-й та-ам от-ды-ы-х!!!
  
  Навестил Лоистов ту компанию, где Всеволод Цехинов часто бывает. Друг о друге они знали, и раньше виделись, нужно было лишь зафиксировать знакомство. На следующий день позвонил и поехал к нему. Поставил на стол бутылку армянского сладкого "Айгешата". Посидели, побалакали о том, о сём, о необязательном - общения ради. А когда бутылка почти опустела, Лоистов сказал:
  - Сева, я к тебе, среди другого прочего, и по делу тоже. Мои хорошие знакомые, заядлые лыжники, ищут жильё на выходные в Токсове или в Кавголове. Дом у вас пустует, а деньги, полагаю, тебе лишними не будут. В цене не стесняйся, люди не бедные и снимать будут вскладчину, значит, помногу с каждого не придётся, заплатят, сколько скажешь. В пределах разумного и сложившихся в Токсове цен, разумеется. Плата вперёд. Сейчас до конца месяца, потом помесячно: первого числа за весь месяц. Сразу оговорюсь, я лицо заинтересованное. Пообещали, если удастся снять отдельный дом, то возьмут меня на две должности: сторожем и завхозом. В будни имущество сторожить, а к выходным, к их приезду, продукты закупить, весь дом протопить и еду приготовить.
  - Надо подумать.
  - О чём?
  - Я-то не против. А предки...
  - Они ж на гастролях.
  - Приедут когда-нибудь.
  - Ну и что. Ты на ситуацию посмотри вот с какой стороны: Постоянно живу там только я, дом под моим присмотром, тебе ни о чём беспокоиться не нужно. А лыжники приезжают ко мне и только на выходные. Предки тебе ещё спасибо скажут: и дом охраняется, и денежка капает.
  - Ну, если дом полностью на тебе, а они только приезжать будут - тогда годится. - И замялся: - Вот только...
  - Что ещё? Японская певица Атомуто Ядалата вознамерилась исполнить очередной романс из цикла "Сомнения"?
  - Гости ко мне могут приехать, недели на полторы или две. Собирался на даче их поселить.
  - И много персон?
  - Четверо.
  "Вот и славненько. Содержание телефонных разговоров теперь известно".
  - Сева, это что, тема для саратовских, пардон, для токсовских страданий? Твоих четверо, моих семеро, я-сам один. Итого, двенадцать. А в вашем доме: девять на четырнадцать метров помножь на два с половиной этажа. Сколько получится? За триста, по двадцать пять квадратов на каждого лежащего, стоящего или сидящего. Тут можно поселить не только двенадцать, но ещё раз двенадцать, ещё пол-двенадцать и ещё место останется.
  - Ну, это ты лишнее насчитал, столько не поместится. Девять на четырнадцать - это с верандами, кухней, кладовками А мансарда и веранды не отапливаются.
  - Сева, не сотвори себе проблему. Тем более, из пустяка. Лыжники на втором этаже, причём, только в выходные, я и твои гости на первом. Поместимся, не подерёмся.
  - Не подерётесь. Но удобно ли?..
  - Удобно. Отказаться от охраны дома и заработка или поселить гостей на вокзале - куда как неудобнее.
  С логикой Николая Всеволод согласился, но видно было, по внутренней напряжённости, чувство некоторой неловкости его так и не покинуло. И настаивать дальше Николай не может: нельзя быть большим роялистом, чем сам король.
  
  Прикинул Лоистов и так, и этак, как бы "повеликатнее" безропотной своей Егоровне сказать, что уезжает он за город на две недели. Потом поразгонялся на разговор. Да сколько ни разгоняйся, говорить, всё равно, надо. Сказал. И услышал:
  - Когда-нибудь моё терпение лопнет! Вылетишь на улицу! Будешь босяком жить!
  - Интересное кино... Куда ж это я, из своей квартиры, вылечу?
  - На улицу! К бомжам! Меня с ребёнком никто не выселит, а ты нам такой не нужен! Так что убираться из квартиры придётся тебе! Нормальные мужики на работу ходят, на совместительство устраиваются, халтуры ищут! Деньги в дом несут! А ему на семью наплевать! На всё наплевать! Ему, видите ли, "обшаться" нужно! Уедешь, и не возвращайся! Не нужен мне такой муж! Не нужен моему ребёнку такой отец! Куда поедешь, там и оставайся! А нам ты больше не нужен! Кот блудливый!
  - Ну что ты мелешь? Прекрасно знаешь, что я не блудливый.
  - Не знаю!
  - Знаешь.
  - Не знаю! Не знаю! Не знаю! Не знаю! Не знаю! - И в такт словам, от стола до плиты сердито, очень сердито по полу протопала, будто гвозди пятками в пол вколотила. - Вы посмотрите на него! Раз в неделю на работу сходит, печурку там протопит, а потом шесть дней ни шиша не делает! Да ещё норовит семью бросить, из дома улизнуть!
  - Во-первых, у меня не печурка, а две котельных. Во-вторых... Да, на работу хожу раз в неделю, но в эти сутки работаю за двух кочегаров и за каталя. И получаю соответственно.
  - Что-то я твоих денег не много вижу! Зато вижу другое: шесть дней свободен, а для семьи палец о палец ударить не хочешь! Мог бы в эти шесть дней ещё подработать!
  - Ну, не шесть, а пять. Сутки после вахты я выключен: нужно выспаться и отдохнуть. Котельные-то не газовые, уголь надо подвезти, в топку перекидать, потом топку вычистить, шлак вывезти. А топка не одна. Да что я тебе рассказываю, была у меня на работе, сама всё видела. А пять дней... Мне ведь, и рисовать когда-то нужно.
  - Рисовать ему, видите ли, нужно! А семью кормить не нужно?!
  - За те годы, что мы вместе живём, ты хотя бы один день голодной была?
  - Ну, не была! Ну и что!
  - А то. Нечего клеветать.
  - Клеветать! Оклеветали его бедненького!
  - Конечно. В выходные закончили декорации для ДК. Так что, заработал.
  - Я этих денег пока не видела, значит, для меня, их не было, и нет!
  - В конце этой или в начале следующей недели заплатят. Принесу, увидишь.
  - Вот когда принесёшь, тогда и будешь говорить: заработал! А до той поры, все твои слова - пустые. Сотрясание воздуха, и ничего больше! - Опять протопала пятками, теперь от плиты к столу. Но про деньги услышала и пар уже подвыпустила, и те шаги были не громовыми раскатами ураганных волн, а плеском о берег послештормовой зыби. Постояла у стола. Глубоко вздохнула. - Ой-ёй! Заработал он, видите ли... - Спокойнее проговорила: - Ну, надо тебе рисовать... Ну, надо... И о семье думать нужно! - И вновь по амплитуде вверх пошла: - А работа как?! Работать это время не будешь?!
  - С какой же стати? На сутки раз в неделю смогу в город приехать.
  - И какой леший тебя в этот загород понёс?
  - Знакомые уезжают в отпуск, попросили дом посторожить.
  - А ты и рад стараться! Ну, конечно, не для жены ведь, для чужих людей!
  - Отчего ж не постараться: питание полностью за их счёт, плюс деньги на карманные расходы. Так что и жене прямая выгода: и продукты на мне сэкономишь, и от меня отдохнёшь. Выходит: для жены.
  - Я не от тебя устала, я от твоего безделья устала!
  - Хватит, не заводись.
  - Не заводись... А ты не заводи, и заводиться не стану! Есть будешь? Бараньи рёбрышки с овощами в латке потушила. Как ты любишь. А всё у тебя жена плохая...
  - Сказано: не заводись.
  - А я не завожусь, это ты меня заводишь! - Положила тушёную баранину и овощи в тарелки.
  - Раз завожу, пойдём в спальню.
  - У тебя только одно на уме: в постель и за дверь! - Поставила тарелки с бараниной на стол.
  - Я же не виноват, что ты такая красивая и соблазнительная.
  - Трепло!
  - Не трепло. Могу расписку написать.
  - Не нужна мне твоя расписка! Лживая!
  - Ничуть не лживая. Схожу в жилконтору, там печать на ней поставят, будет самый настоящий казённый документ: "Светлана Егоровна краше всех на всём белом свете". В любую организацию сможешь предъявить.
  - Хватит чушь всякую молоть! Надоело уже! - Открыла холодильник, указала на бутылку "Экстры" за скобой на дверце, спросила спокойно: - Будешь?
  - Наливай.
  - Ещё чего? У меня что, мужика в доме нет! Сам нальёшь.
  Поставила бутылку на стол и, уже не топая пятками, а мягко ступая пошла за стопками.
  Посмотрел вслед, посмотрел сочувствуя: достаётся ей бедолажке. Днём он где-то - где именно, для неё места потаённые; что там делает - для неё поступки неведомые. К ночи, как правило, возвращается. Да и то не всегда, может и утром, и следующим днём прийти - оперативная обстановка по-разному складывается. И не всегда один, бывает и амбрея духмяного в себе принесёт. Нюхай, жёнушка дорогая: с вечера резкий свежачок, а поутру перегар гнетущий. Что ей думать, как реагировать... Такова её нелёгкая планида. И её, и других женщин, у чьих мужей такая же, как у него, работа. Целы их семьи до той поры, пока жёны мужьям доверяют. А уйдёт доверие, на его место неизбежно развод ворвётся и семью порушит.
  Оставить своё дело?
  Так душа моя, свет-Егоровна, если каждый мужик, и я в их числе, в главнейший приоритет поставим житейский покой и эмоциональный комфорт своих семей, то рано или поздно станешь ты, неотъемлемая моя половинка, не Светланой Егоровной, не женой моей и не дочерью запорожского казака, майора артиллерии Егора Трофимыча, а униженной полонянкой, без имени, без семьи, без роду и без племени. Будете, вместе с сыночком нашим Матвеюшкой не людьми, а трофеями во вражьих руках. В одном ряду со скотом и посудой. Как Геннадьич говорит: "Кто не хочет проливать кровь врагов своего Отечества, будет проливать свою; кто не хочет слушать дома вздохи жены, услышит её стенания во вражеском плену". Так что, ворчи, брани... Лишь бы мне доверяла. А я буду дело своё, о вас же, о тебе и о сыночке нашем Матюшеньке, заботясь, делать.
  Взял её за руку, притянул к себе, усадил на колени. Обнял, прижал.
  Посидела так недолго, упёрлась ладонями в плечи:
  - Потом. Баранина остынет, невкусная будет, - вздохнула: - Николашка ты Лоистишкин, горе моё луковое...
  Легонько, едва прикоснувшись, обозначила щелчок по его носу, и быстрой птахой перепорхнула на свой стул.
  
  - Геннадьич, пока не очень надёжно складывается, - пришёл с сомнениями Кипятильников. - Цехинов продолжает интеллигентничать, и стопроцентной гарантии, что эту компанию привезёт в Токсово, у нас нет. Если застесняется такую орду селить в уже сданный дом, попросит приютить кого-нибудь из знакомых - что тогда?
  - Что... А что нам остаётся. Надо забирать инициативу у Цехинова. Попросим[3] Пахомова, командируем его в Нарву и там заводим под Прутикова.
  - Понятно, - Кипятильников снял трубку, набрал номер. - Коляныч, приветствую! Как курортная жизнь? И на лыжах покатался?! И пообедать успел?! Живут же люди! Развлекаются, жируют... Спасибо, Коляныч, с удовольствием бы приехал, но сам понимаешь, об этом говорить, только душу травить. Так что, приезжать придётся тебе. Надо сегодня встретиться. Да, на квартире. Во сколько? В... в... в... - Вопросительно посмотрел на Владимира Геннадьевича.
  - Не откладывайте.
  - Прямо сейчас. Доберёшься до метро, позвони. Я в Управе, после твоего звонка сразу выхожу.
  Встретились на квартире. С Кипятильниковым приехал Владимир Геннадьевич. Подробно обсудили все детали предстоящей поездки в Нарву, и Владимир Геннадьевич положил на стол фотографию:
  - Прутиков.
  Лоистов подвинул её к себе: форма лица, глаза, уши, лоб, нос, рот, подбородок, причёска. На секунду закрыл глаза, представил лицо Прутикова. Открыл. Возникший в памяти образ сравнил с фотографией. Совпали. Всё. Запомнил. Вернул фотографию.
  - Прутиков прибудет в Нарву послезавтра между пятнадцатью и шестнадцатью часами. Вы вдвоём выезжаете туда завтра утром на машине. Пораньше. Володя, устроишь так, чтоб у Николая в гостинице был отдельный двухместный номер, решишь остальные организационные вопросы, и сразу возвращайся, - распорядился Владимир Геннадьевич, пожелал им удачи и уехал. Владимир и Николай засиживаться не стали: до Нарвы путь не близкий, обо всём успеют в машине поговорить. Условились, где и во сколько завтра встречаются, попрощались, и Лоистов ушёл.
  В Токсово ехать нет резона, в Ленинграде надо быть рано утром. Но это не беда, это неудобство. Вот если у электричек какой-нибудь сбой случится, и он в город вовремя не попадёт, тогда... Нет, рисковать нельзя. С другой стороны, этюдник в Токсове остался... Впрочем, на антресолях ещё один, старенький, лежит. С ним поедет. А самое сладкое от того, что ехать не надо - со свет-Егоровной ночевать будет.
  
  Николай уже заканчивал оформляться, когда в вестибюль гостиницы вошёл Кипятильников. Дождался, когда Лоистов получит ключ от номера, поздоровался с администраторшей, спросил:
  - Свободные места есть?
  - Отдельные номера, - склонилась к бумагам, - четырёхместные. А в остальных - только койки свободные.
  - М-да... Это не есть хорошо: соседи всякие могут попасться...
  - У нас сейф, - указала за свою спину, - деньги и ценные вещи можете сдать на хранение.
  - Я не про то. В последние дни подустал крепенько, тишины и покоя хочется. Не попались бы шумные соседи...
  - Тогда... А вот, кстати... Тот товарищ, - указала на Лоистова, рассматривавшего стенд с фотографиями Нарвы, - в двухместный вселился. Вторая койка свободна.
  Кипятильников внимательно посмотрел на Николая, зацепился взглядом за этюдник.
  - Человек, смотрю, он творческий, такой вряд ли будет шуметь и буянить. И спокойно побеседовать с ним, конечно же, интересно... Но с интеллигентом надо вести себя интеллигентно, - подал администраторше паспорт. - Отложите на минутку, сначала познакомлюсь с ним.
  Подошёл к Лоистову.
  - Добрый день, - подал руку: - Гонщиков Борис Степанович.
  - Здравствуйте, - пожал поданную. - Николай.
  - Вы не будете возражать, если нас вместе поселят?
  - Не с чего, вроде, возражать. Селитесь, пососедствуем.
  - Спасибо.
  - Не за что.
  Кипятильников, в нынешней ситуации Гонщиков, вернулся к стойке:
  - Хороший парень, спокойный. Оформляйте.
  Николай досмотрел стенд, пошёл в номер.
  Через несколько минут появился Кипятильников. Из пакета с потёртым рисунком - портретом Моны Лизы - достал изрядно поношенный, но чисто выстиранный спортивный костюм, расправил его на плечиках, повесил в шкаф. Развернул на середине детектив в мягком переплёте, положил на тумбочку текстом вниз. Возле книги - газету с частично разгаданным кроссвордом и дешёвенькую шариковую ручку. Встряхнул, расправил полотенце, сложил его кое-как, криво повесил на спинку кровати. Свёз, сморщил одеяло, постучал по подушке кулаком. Присмотрелся к вмятине, показалась неубедительной. Лег, и по-честному отпечатал на подушке голову. Встал, кинул пакет на кровать, ближе к ногам. Остался доволен: сразу видно, место обжитое. А обживал профессиональный командировочный, привыкший к гостиничным постоям и редко вкушающий тепло и негу домашнего уюта. Подошёл к Николаю, шёпотом проговорил:
  - Ну всё, Коляныч, удачи. Полетел я.
  - Доброго пути, Володя, - прошептал ответное пожелание Николай.
  Пожали друг другу руки.
  У двери, слегка приоткрыв её, Кипятильников обернулся, громко сказал:
  - До завтра, сосед. Я сейчас на "Мануфактурку", потом к подруге, у неё заночую. Счастливо оставаться!
  - И Вам удачи.
  И ещё раз попрощались: взглядом.
  
  Опустил кипятильник в литровую банку с водой. Обедает один, можно не шиковать: суп концентрат, а к чаю то, что из дома привёз - сэкономленные командировочные деньги и семье пригодятся. Посмотрел на этюдник. Морозно, толку с него не будет. Взял планшет и угольные палочки. На всякий случай, без уверенности, что понадобится, сунул в карман коробку с пастелью, и пошёл к Нарвскому замку.
  Нарва город старинный, с 1171 года под названием Ругодив упоминается в новгородских летописях, входила тогда земля эстов в состав Новгородской республики. И нынешняя слава Эстонии, университетский город Тарту, заложен в 1030 году как русский город Юрьев. И эстонская столица Таллин, изначально, с 1154 года, именовалась Колывань, а в Вышгороде, в центре нынешнего Таллина, находилась резиденция русского князя. С начала XIII века Нарва значится как село Нарвия. В 1220 году её захватили датчане. С 1346 по 1558 годы принадлежала Ливонскому ордену. В 1558 году во время Ливонской войны отвоёвана русскими. В 1581 году захвачена Швецией. 19-го, по новому стилю 30-го ноября 1700 года под Нарвой, плохо вооружённые и недостаточно обученные русские войска, получили изрядную трёпку от шведов. После чего Пётр I заочно поблагодарил шведского короля Карла XII за горькую науку, и сразу же приступил к реорганизации и перевооружению армии. В 1704 Нарва вновь отвоёвана уже хорошо обученными и достойно вооружёнными войсками Петра Первого. И такое сказание о той поре существует: После взятия Нарвы Пётр посетил городской магистрат и спросил собравшихся там городских советников об их пожеланиях. Те стали просить императора о сохранении своих прав, земель и привилегий. Пётр их внимательно выслушал и обещал все исполнить. Потом он спросил, не забыли ли отцы города ещё о чём-либо попросить. Те были очень довольны уже оказанной милостью, и отвечали, что им больше ничего не надо. Тогда Петр сказал: "Права ваши я дам, привилегии и земли оставлю, но так как вы сами забыли Бога и не вспомнили про церкви, то я лишаю вас церквей". Церкви городу Нарве были возвращены только при Анне Иоанновне. А с 1919 года Нарва в составе Эстонии.
  Сделал несколько набросков углём. Замок со стороны города. Замок со стороны реки, с моста "Сыпрус", что по-эстонски означает - дружба. Колодезная башня. Висячая дозорная башня. Боевой ход на западной стене. И, конечно же, Длинный Герман, высокая, свыше 50 метров башня, увенчанная двумя флюгерами: львом и драконом.
  Солиден и добротен замок - убедительно выглядит. Ещё бы пару набросков... Но замёрз. И темнеть уже начало. Достаточно на сегодня. А пастель действительно, не понадобилась: оборонительные сооружения в средневековье строили отнюдь не в пастельных тонах.
  Утром заварил кофе, неторопясь позавтракал. Оделся потеплее, взял этюдник, сдал ключ и пошёл на площадь Коммунаров, прежде Ратушную.
  В этот раз и пастель пригодилась. Дворец пионеров, бывшая ратуша - красивое трёхэтажное здание на высоком цоколе, с восьмью пилястрами на фасаде, сложенное из местного плитняка. Портал венчают три женские фигуры: Мудрость, Справедливость и Умеренность - назидание членам магистрата. Над островерхой кровлей стройная башня с флюгером. Флюгер в виде журавля, а журавль символ бдительности. Выбрал точку, с которой ратуша выглядит эффектнее, принялся за дело. Увлёкся и не заметил, как пролетело время. Закончил рисунок, сравнил с оригиналом. Несколько слащаво получилось, тут больше подошли бы краски посуровее и построже. Но пастель есть пастель. Взглянул на часы: пора.
  Возле гостиницы расположился так, чтобы видеть всех идущих к ней. Сделал набросок углём, принялся за прорисовку. Часто смотрел на натуру, но при этом больше внимания обращал не на улицы и дома, а на идущих к гостинице.
  И вот: издали - рост, фигура; вблизи - форма лица, глаза, уши, часть лба, нос, рот, подбородок. Причёски под шапкой не видно, но и без неё нет сомнений: Прутиков.
  Выждал необходимое время, вошёл в вестибюль. Прутиков второй в очереди, женщина перед ним уже заканчивает оформление. Подошёл к стойке, попросил ключ и сказал:
  - Подмёрз немного, но, вроде, удачно сходил.
  - Хорошо нарисовали? - Из вежливости, не из заинтересованности, спросила администраторша.
  Пусть только из вежливости. Но не упускать же такую возможность. Не спросила бы, тогда б сам предложил. Так надо. Достал из планшета рисунок, подал ей.
  - Посмотрите.
  Взглянула мельком:
  - Хорошо, - и уже к бумагам своим возвратиться собралась, но задержала взгляд, всмотрелась, в руки взяла и искренне восхитилась: - Красиво как!
  - Правда, нравится?
  - Конечно! Цвета такие нежные - ратуша, будто изнутри светится.
  - Ну, раз нравится, забирайте.
  - Нет, что Вы!
  - Берите, это подарок вашей гостинице. Повесите где-нибудь.
  - Спасибо большое! Обязательно повесим! Здесь, в вестибюле. Только в рамку вставим. Спасибо!
  Взял ключ от номера и, ни на кого не взглянув, отошёл к газетному развалу.
  Не сомневался: все в очереди обратили на него внимание, и Прутиков наверняка его запомнил. И что замёрз, услышал.
  Выбрал несколько газет, расплатился.
  Прутиков получил ключ, спросил, где поблизости продовольственный магазин.
  - Там их много, - администраторша махнула рукой в сторону окна.
  - Спасибо. Отнесу сумку в номер, схожу, куплю что-нибудь покушать.
  - Конечно, купите. Зачем же голодному быть.
  "Принято", - и Лоистов направился к себе в номер.
  Дверь оставил открытой, принялся раскладывать на столе вчерашние этюды. Мимо прошёл Прутиков, глянул в растворённую дверь. На долю секунды встретились взглядами, но никак не прореагировали. Скрипнула, потом стукнула дверь - Прутиков вошёл в номер. Николай подождал немного, оделся. Сдал ключ, прошёл в сторону "магазинной" улицы, остановился поодаль, но так чтобы видеть вход в гостиницу. Особо не прятался: солнце светит из-за его головы в дверь гостиницы, оно замаскирует. Прутиков направился к магазинам, Лоистов пошёл на лидирование: мимо хлебного и гастронома, остановился за высоким крыльцом вино-водочного. Прутиков зашёл в хлебный, вышел, посмотрел на вывески других магазинов, задержался взглядом на вино-водочном (ага, глаз положил!) и вошёл в гастроном. Дождавшись, когда Прутиков начнёт расплачиваться - через огромное окно-витрину хорошо видно - Лоистов направился в вино-водочный. И не промахнулся, через несколько минут туда вошёл Прутиков. Боковым зрением разглядел: заметил, узнал, направился в его сторону. Остановился рядом. Молчит. Заговорить не решается? Поможем. Повернулся и три "у" - увидел, узнал, улыбнулся:
  - А-а, сосед!
  - Сосед-художник! - Тоже улыбка в ответ. - Какими судьбами в этом заведении?
  - Околел слегка на этюдах. Водочки для согрева думаю купить. "Кристалл" или "Виру Вальге".
  - Дело хорошее. А давайте так: Вы берёте одну, я другую и посидим вместе.
  - Никогда и ни за что не скажу, что это неправильное предложение.
  И оба рассмеялись.
  - Николай, - подал руку.
  - Эдуард, - ответил рукопожатием.
  Купили водку, докупили закуску, вернулись в гостиницу.
  - Пойдёмте ко мне, - предложил Николай, - никто не помешает. Сосед мой, Борис Степанович, командировочный. Сюда, на "Кренгольмскую мануфактуру", часто ездит, иногда, по два, а то и по три раза в месяц. Давно оборудовал себе лежбище у тёплого бока какой-то вдовицы. К ней сегодня пошустрил, у неё заночует. Сказал, если завтра до семи вечера не придёт, то и завтра у неё останется.
  - Это уже без разницы, - махнул кистью руки Эдуард. - Мне завтра до вечера надо в Ленинграде быть.
  - Да? Значит, вместе поедем. Мне тоже до вечера надо быть дома.
  За разговорами время и водка быстро утекают, скоро за окном стемнело и у первой бутылки дно высохло. Лоистов у Прутикова о Прутикове не расспрашивает: что надо, сам скажет, а ничего не скажет, так и не надо. Время есть, и будет ещё возможность за язык потянуть. О себе рассказал: Родители - врач и учительница. У самого в жизненном багаже средняя школа, кружок рисования, художественная школа, да три курса Мухинского училища. Три, потому что ни в какой казённой организации работать не хочет и не может, по натуре он свободный художник и претит ему всякая казёнщина. А для завершения образования, вольнослушателем на некоторые лекции ходил. Не только в "Мухинку", и в Академию тоже.
   Ещё посидели, поговорили. И уже не Эдуард и не Николай они, и даже не Эдик с Колей, а Эд и Ник - ещё не друзья, но уже, несомненно, приятели и единомышленники. Ну, почти единомышленники. А у приятеля и почти единомышленника, не грех помощи попросить:
  - Ник, не подскажешь, где в Питере или под Питером, но недалеко от города, можно недельку-полторы перекантоваться?
  "Угу, значит в Цехинове не полностью уверены. Это хорошо, тут моя поддержка будет кстати".
  - Это нужно тебе?
  - Да. Но нас четверо.
  - Надо подумать... Точнее, поговорить, - Ник на Эда смотрит хмельными, но доброжелательными глазами, и по ним видно: всегда рад помочь. - Одни мои друзья у других моих друзей в Токсове на зиму дом сняли. Они, которые снимают, отчаянные лыжники, можно сказать, лыжные наркоманы, приезжают только на выходные. И то не на каждые - в другие места иногда ездят. А я в том доме и сторож, и завхоз. Доход невеликий, но всё-таки. Комната отдельная, продуктами снабжают полностью и кое-какие деньги на карманные расходы выдают. А всех забот: при доме топтаться, дорожки чистить да котёл топить. Так что с этой стороны препятствий не будет. И мне в компании веселее. Но с хозяевами надо согласовать. Вдруг лоб наморщат. Скажут, договаривались: лыжники в выходные, а в будни только сторож. А тут: и в выходные лыжники, и на буднях толпа. Люди они нормальные, интеллигентные, думаю, возражать не станут. Но всё-таки...
  - А хозяева - что за люди?
  О чём конкретно спрашивал Эдуард, Николай уточнять не стал. А не уточнил вопрос, значит, может толковать его по своей воле, и отвечать, как посчитает нужным.
  - Музыканты. Цехиновы. Правда, сейчас они на гастролях, рулит их сын. Но он тоже парень нормальный...
  - Севка, что ли?
  - Да-а?! - У Лоистова от удивления брови на середину лба поднялись, и глаза величиной по яблоку сделались. - А ты что, его знаешь?
  - Конечно! И давно уже.
  - Надо же, как мир тесен! Тогда, я думаю, проблем вовсе не будет. Ну, ничего себе! - Никак Николай от удивления не отойдёт: - Чуть не за тридевять земель от дома случайно встретился с человеком, и оказывается - общий знакомый есть. И Севка не просто знакомый, приятель можно сказать. - Надо же!
  - Сам же сказал: мир тесен, - Прутикову хочется взять под своё, пусть поверхностное покровительство этого доброжелательного, но не набравшего достаточного житейского опыта человека. И откуда ему жизнь знать, если кроме папы, мамы да этюдника с мольбертом ничего в ней не видел.
  - Я думаю, всё получится. Но знаешь, Эд, сделаем так: всё-таки, я сторож и не более того, поэтому лучше, если Севка сам вас на дачу привезёт: хозяин привез, с хозяина спрос. И перед моими, в случае чего, отмазка: хозяин попросил. Хотя, с моими - чистая теория, они послезавтра на две недели на Эльбрус улетают. Тут стопроцентно никакой отмазки не потребуется.
  Утром проснулись: Николай на своей кровати, Эдуард на кровати Бориса Степановича. Завелись вчера не слабо, мало двух показалось, за добавкой ещё бегали. Так и уснули, поверх одеял.
  Посмотрели друг на друга мутными глазами, потрясли головами и, не сговариваясь, пошли за пивом: ничто так не сплачивает, как общая смертельная опасность и ничто не рождает такого единомыслия, как общее беспощадное похмелье. И в поезде пиво пили. Но уже неторопясь: время коротали да заливали тлеющие угли, оставшиеся от пылавшего поутру нутряного пожара. В Ленинграде на вокзале простились, но не навсегда - до встречи в Токсове.
  Убедившись, что Прутиков спустился в метро, Лоистов позвонил Кипятильникову, сказал одну недлинную фразу:
  - Контакт есть. Продолжение отношений возможно и подозрений не вызовет.
  И после встречи с ним, уехал в Токсово. Ждать. Ждать-ожидать.
  И нервы напрягать. Существует пусть крохотный, пусть мизерный процентик, но всё же он есть, и его не спрячешь и не выбросишь: вдруг Цехинов приезжих не в Токсово повезёт, а к кому-нибудь из знакомых на постой определит. Стёкла на окне в сторону станции, едва не до дыр просмотрел. И на месте не сиделось. Всё время ходил по дому, и дом его нервность утишал. Просторный, со множеством разного назначения помещений, с немалым числом коридоров, коридорчиков и иных проходов и переходов, по нему можно не только перемещаться, по нему можно бродить, как по старинному замку и, отыскивая ходы-выходы, отвлекаться от тянущего нервы вопроса: приедут - не приедут.
  Но всё рассчитали верно, дождался. На следующий день позвонил младший Цехинов, и ближе к вечеру приехали Всеволод и Эдуард, а с ними Роман, Олег и Антон. Посидели за столом, выпили за встречу и за знакомство. Всеволод спросил:
  - Никола, ты не против, если мои друзья здесь некоторое время поживут?
  И к Николаю облегчение пришло, будто тяжкую ношу с плеч сбросил.
  - Не только не против, даже наоборот. Живые человеческие души в доме будут. А то живу как старый бобыль на глухом хуторе.
  - А твои лыжники? Не забузят?
  - Мои лыжники сегодня утром должны были на Эльбрус улететь. Сейчас уточню, - набрал номер Кипятильникова. - Привет. Как дела? Лыжный десант на Эльбрус спровадил? Все улетели? Вот и славно, доброго им пути и лёгкой лыжни. Пока.
  Информацию Кипятильникову передал. Улетели на Эльбрус, значит, приехали в Токсово и остаются на жительство. А все улетели, все и есть, то есть, все четверо остаются.
  Взглянул на Всеволода и на Эдуарда:
  - Пересказывать, полагаю, не надо, сами всё слышали: лыжники подались на Эльбрус. На две недели. Так что, не забузят.
  Допили, доели. Всеволод попрощался и домой уехал. Оставшиеся на жительство, принялись обустраиваться. Жильё на втором этаже - только для хозяев. Ну, теперь, коль сдано, то для лыжников. На первом этаже просторная кухня-холл-столовая с камином и кухонными плитами: газовой и дровяной. Газовая для скорости, а дровяная для вкуса и смака. Две комнаты. Двенадцатиметровую, с окном почти во всю стену, занимает Николай, пятнадцатиметровая свободна. В комнату Николая принесли раскладушку для Эдуарда. Во второй комнате спальных мест и так достаточно: два дивана-книжки, один родной, другой на зимний период, чтоб не плесневел от оттепелей, перенесён с веранды. Надо только порядок навести. С осени никто в ней не живёт, зато всякую мелочёвку, которую до кладовок почёму-то не донесли, сюда сложили.
  Пока обустраивались, присматривался: кто есть кто. Эдуард, внешности вальяжной, командует с удовольствием, но физическую работу норовит выполнять не прикладая рук. Нередко своё мнение высказывает Олег. Роман и Антон работают в паре и, в основном, молча, притом, что совсем не похожи они на простоватых и покорных исполнителей.
  
  С утра прогулялись по окрестностям. Показал и близстоящие магазины, и расположенный в отдалении трамплин. Возле трамплина ностальгия в носу слегка пощекотала. Некогда рядом с большим, металлическим, стоял старенький тридцатидвухметровый деревянный. С него Николай прыгал в школьные годы. На "махачах". Так прыгуны меж собой называли грубые дубовые прыжковые лыжи, которые выдавали им в спортивной секции общества "Динамо".
  После обеда Эдуард прилёг вздремнуть - чтоб жирок завязался. Олег раскрыл книгу по психологии. Роман и Антон оделись и вышли во двор. Постояли недолго у крыльца, повернули в сторону надворных построек. Николай накинул ватник, взял планшет, карандаши и прошёл на трапециевидную веранду, с неё хорошо просматривается весь внутренний двор. Принялся за набросок.
  Роман и Антон остановились возле дровяного сарая, оглянулись на дом, внимательно всмотрелись в окна. Его они не видят и не увидят - скрывают тюлевые, в мелкую сеточку, занавески. Сейчас они прозрачны только в одну сторону, а в обе прозрачными станут только в том случае, если зажечь свет на веранде. Убедившись, что за ними никто не наблюдет, вошли в дровяной сарай. Пробыли там минут пять-семь. Заглянули под навес, который летом гараж и мастерская, а зимой строение без функций. От навеса к бане. Она заперта. Подёргали замок и повернули обратно. На полпути между баней и навесом остановились. Долго и внимательно осматривали участок и прилегающую территорию. Пошли в сторону дома. Николай вернулся на кухню, а Роман и Антон вышли за калитку. Неторопясь, внимательно всматриваясь в окрестности, прошли по улице вдоль фасада, свернули в переулок, вышли на параллельную улицу. Оттуда возвратились по другому переулку.
  Понятно. Территорию и пути подхода и отхода изучают. Спасибо, ребятушки, за информацию. И сразу следующий вопрос: а для какой вам это надобности?
  Во время ужина Прутиков спросил:
  - Ник, у пруда под замком, случайно, не баня?
  - Баня.
  - Попаримся?
  - Эд, она же насквозь промёрзла. А времени, посмотри, сколько. Пока оттает, пока прогреется, в лучшем случае, к трём часам ночи будет готова. Давай до завтра отложим. С утра затопим, пусть хоть весь день кочегарит, пока до кондиции не прожарится.
  - Я не про сегодня. И завтра не получится, в город едем. Поедешь с нами?
  - Надо бы съездить. На семью хоть одним глазком взглянуть. Но дом так не бросишь.
  - Олег здесь останется.
  - Тогда поедем.
  - Ты улицу Петра Лаврова[4] знаешь?
  - Конечно.
  - Поможешь туда добраться?
  - Ничего ж мудрёного. В Девяткино садитесь в метро, прямая ветка до Чернышевской. Из Чернышевской направо, первая улица.
  - Ник, я Ленинград знаю плохо, они вовсе не знают, а нам и в другие места надо. Поедем с нами, помоги.
  - Помогу, какие вопросы.
  К вечеру выделил отличительные признаки[5] поселенцев:
  Эдуард - "Барин". Олег - "Психолог". Роман, роста он невеликого, - "Коротышка". Антон - "Вторушкин", и от фамилии, и от обычая быть всё время при Щербе и всегда вторым номером. Будто адъютант или телохранитель. "Мы с Романом ходим парам, мы с Романой ходим парой". А может быть, на самом деле, адъютант и телохранитель? Надо поконкретнее к их коалиции присмотреться: на чём зиждется и куда стремится.
  
  По Петра Лаврова пошли к Литейному проспекту. У Американского консульства остановились, посмотрели иномарки. Но не только иномарками интересовались. Вся троица, по одному, недолгими, но внимательными взглядами, всматривалась в здание консульства. Рекогносцировка? Пути подхода и отхода? Весьма на то похоже. Но для чего?
  Прошлись по другим улицам, на большинстве из которых находились консульства или иные иностранные представительства. Не случайно, факт. Но непонятно зачем, тоже факт.
  Николая, под предлогом: город не знают, нужен провожатый - от себя так и не отпустили, вместе уехали, вместе вернулись в Токсово. Сели ужинать. Олег поставил на стол то, что приготовил: суп из пакетиков, варёные макароны, пачку сливочного масла, три банки говяжьей тушёнки. Не шедевр кулинарного искусства. И две бутылки водки. А это приправа добрая, с ней, как с чесноком, всякая еда вкусной делается. Первую бутылку распили под суп. Под макароны и тушёнку откупорили вторую. К той поре разговор оживился, вели его, преимущественно, Эдуард с Олегом. Роман и Антон больше молчали. Добили макароны с тушёнкой, а водки ещё полбутылки недопито. Тоже неплохо, под беседу пойдёт.
  - Николай, - спросил Антон, - ты только Севкин дом сторожишь, или ещё где-то работаешь?
  - Да, котлы топлю.
  - В смысле, в котельной?
  - В котельных. Рядышком две маленькие котельные, одна в институте, другая в музее. Начальник на обе один, и бригада одна.
  - Сутки через трое?
  - Нет, через шесть на седьмые. По штатному расписанию должно быть восемь кочегаров и четыре каталя. Но мы работаем всемером, и за кочегаров, и за каталей. Вахты распределили по дням, у каждого свой конкретный день в неделе.
  - И начальник согласился?
  - А с чего ему не соглашаться? Нас ведь семеро. Значит, одна ставка кочегара и полставки каталя у него остаются. Он же не враг своему карману.
  - Ясно. Всеволода давно знаешь?
  - Давно.
  - А как познакомились?
  "Ты бы сразу сказал, кого прощупываешь, меня или Севку. Или нас обоих?"
  - Я уж не помню, Антон. Друг о друге мы знаем лет пять, даже побольше пяти будет. А состыканулись первый раз... Я уж не помню, когда и где. Варимся с Севкой в одной кастрюльке: он на басу пилит, я картинки крашу. Так что, скорее всего, в какой-нибудь компании или в "Сайгоне". Хотя, если в "Сайгоне", значит, тоже в компании. В одиночку там кофе не пьют.
  - А "Сайгон", это что такое?
  - Кафетерий на углу Невского и Владимирского. Не то биржа, не то штаб, в общем, толкучка, где собирается андеграунд, богемствующий и просто праздный люд. Пожалуй, вот сейчас сложилось: центральный клуб андеграунда.
  - ЦК андеграунда, - сострил Эдуард, и благосклонно принял одобрительный смех.
  Проснулись поздно. В доме прохладно. Николай потрогал батарею: чуть тёплая. Оделся в рабочее, вычистил топку, вынес шлак, возвращаясь, два ведра угля принёс и дров на растопку. Запалил котёл. Сейчас дом прогреется, в футболках будут ходить.
  Позавтракали. Николай пошёл в свою комнату, Эдуард к друзьям, и почти до обеда о чём-то они совещались.
  "Беседа перешла на более конспиративную основу, содержание её неизвестно".
  Организовать прослушку... Слишком мало конкретной информации. По таким основаниям санкцию не только прокурор, но и из руководства никто не даст. Попробовать сейчас к двери присоседиться, может быть удастся что-то услышать? "Не выпрыгивай на ходу из вагона и не пытайся бежать впереди паровоза - паровоз задавит". Разным может быть фундамент успеха: где смелость, где дипломатичность, где образование, где выносливость, а в его деле - терпение. Терпение и настойчивость.
  
  После обеда пошёл в магазин. Недалеко от магазина "Волга", в ней Кипятильников. Друг друга увидели, но взглядами не встретились. Свернул за магазин, пошёл по извилистой улице. Метров через двести, за вторым поворотом, рядом с ним притормозила машина. Сел, коротко поздоровались. Без слов, одним рукопожатием. Проехали ещё с километр, выбрали место поспокойнее, остановились. Тут уже эмоций не сдерживали. Кипятильников обхватил руку Лоистова двумя своими, потряс и не спросил, а радость встречи выразил:
  - Ну как ты, Коляныч! Как!
  - Всё нормально, Володя, - Лоистов в ответ сжал его руки своими. - Как говорит Геннадьич: работаем.
  Но времени у них мало, и его, малое время, дело для себя требует. Не до долгих эмоций. О поселенцах, об их распорядке дня и взаимоотношениях, о том, чем заняты и о путешествии по консульским улицам рассказывал подробно. А записывал кратко, тезисно - время тянуть нельзя, в доме могут обратить внимание на долгое отсутствие и заинтересоваться: не ходил ли куда-нибудь ещё, кроме магазина. Расписался. Не Лоистов, конечно, Пахомов, ту фамилию поставил, под которой он в Госбезопасности, не числится, конечно, числится под своей, а на бумагах и на слуху проявляется. Про то, что Лоистов и Пахомов один и тот же человек, во всём Управлении знают лишь несколько сотрудников. Передал листы Кипятильникову. Кипятильников развернул машину, поехали обратно. Перед поворотом к магазину Кипятильников отдал Лоистову пакет с продуктами: времени на покупки и, тем более, на стояние в очередях уже нет. Так же коротко, одним рукопожатием, попрощались, и Лоистов вышел из машины.
  
  Следующие два дня Прутиков, Щерба и Секундов с утра и почти на весь день уезжали в город. Бобина с собой не брали и Лоистова не приглашали. На третий - поехал Бобин, но остался Прутиков.
  Без присмотра дом не оставляют. Его стерегут или что-то своё охраняют?
  В магазин сходили вместе, купили продукты и две бутылки водки: одну Эдуард, другую Николай. Приготовили ужин, тут и "горожане" вернулись. С ужином расправились быстро, вторую бутылку даже откупорить не успели. Осталась под разговоры.
  Выпили, поговорили. Ещё выпили, и ещё поговорили.
  Секундов принялся ловить взгляд Лоистова, поймал-таки и, не отпуская, спросил:
  - Николай, а зачем ты в Нарву ездил?
  - На этюды.
  - Тебе так нравится Нарва, что ты специально туда поехал?
  "Ага, решил ещё раз за деликатные места потрогать? Потрогай. А я послушаю, что тебя интересует".
  - В Нарву мне всё равно надо было когда-то съездить. Я начал большую серию: крепости и укреплённые города Ингерманландской губернии и Новгородской республики. А тут случай подвернулся: знакомые на автобусе в Таллин ехали, место свободное было, я и напросился, чтоб на халяву до Нарвы подбросили.
  - То есть, случайно?
  - Можно сказать: да.
  - Значит, случайно в Нарву приехал, случайно с Эдуардом познакомился, случайно здесь оказался. Что-то много случайностей...
  - Вот оно что! - Лоистов сам впился взглядом в глаза Секундова и подался к нему корпусом. - Тогда слушай, друг любезный! Во-первых, куда и зачем я езжу, это моё личное дело и тебя оно никаким краем не касается! Летом ещё раз туда поеду, и тебя не спрошу, будь уверен! Во-вторых, не я с Эдом познакомился, а Эд со мной. Не я к нему в магазине подошёл, не я ему предложил вместе выпить и не я к нему в номер пришёл, а он ко мне. Не говорю уже про гостиницу: я не первый день там жил, когда Эд приехал. Что получается? Получается, вас ко мне пристегнули. Кто и с какой целью? А? Молчишь! Тогда буду говорить я. Разве я домой к тебе заявился? Или силой тебя в Токсово затащил? Сюда тебя Севка привёз, ему и неудовольствия высказывай. Не нравлюсь - пусть он всех вас как привёз, так отсюда и увозит. А, впрочем, можно и без Севки. Дом он моим друзьям сдал. Целиком. Я здесь, у друзей моих, которые дом сняли, доверенное лицо и, пока он снят, за этот дом отвечаю. Так что, собрали шмутки-монатки - и до свидания! Сегодня же! В крайнем случае - завтра!
  - Ну что ты, Ник, кипятишься?! Свои люди, зачем ссориться! - Прутиков обнял его ладонями за плечи. И на Секундова даванул: - А ты что к Нику прикопался? Всё было так, как он говорит. И рисунки крепостей я видел. Названия только забыл...
  - Орешек, Копорье, Старая Ладога, - подсказал Николай. Но обращение к рисункам его не охладило. Дёрнул плечами, сбросил с них ладони Эдуарда. Взглянул на него, а во взгляде и злость, и обида: - Что за намёки он делает?!
  - Не обижайся, Ник. Всё в порядке.
  - Что в порядке? То, что он мне в душу плюнул?
  - Не плевал он, Ник. Ты не правильно его понял. Не сердись.
  - Не сердись...
  Постепенно остыл. Но Секундова весь остаток дня, в упор не видел. Секундов не нарывался, но и смущённым себя не показывал. Значит... А то и значит: приказ или обязанности исполнял.
  
  Утром Прутиков, Щерба и Секундов опять уехали в город.
  А на следующий день остались дома. После завтрака баню затопили. Пусть оттаивает и прогревается, к вечеру будет готова. Воды туда наносили, дров накололи. В котельную, для домашнего тепла, угля принесли. Так до обеда время скоротали. Пообедали. Бобин спросил:
  - Коля, хочешь немного развлечься?
  - А каким таким развлечением?
  - Ты к гороскопам как относишься?
  - Да никак не отношусь.
  - Разве ты не такой, как все?
  - В смысле?
  - Людей всегда тянет к таинственному, и всегда хочется проникнуть в незнаёмое, и узнать, что впереди. Разве у тебя не так?
  - Так. Только серьёзной литературы по астрологии не видел. А на несерьёзную, где на двух страничках всё человечество расписано, время тратить жалко.
  - У меня серьёзная, - Олег принёс из комнаты машинописную распечатку толщиной сантиметра в полтора-два. - Как видишь, не две страницы.
  Спросил год, месяц и день рождения, поводил пальцем по таблице в начале распечатки:
  - По китайскому гороскопу - ты свинья.
  - Спасибо на добром слове! Хорошо, не жаба и не опарыш.
  Прутиков и Бобин рассмеялись, Щерба и Секундов улыбнулись. И Олег продолжил:
  - Не нравится это слово, пусть будет кабан. А время рождения знаешь?
  - Точного не знаю. Но мать говорит: утром.
  - Уже кое-что.
  Часто заглядывал в таблицу, открывал распечатку то в одном месте, то в другом. Зачитывал оттуда иногда несколько строчек, иногда абзац или два. Наконец, закрыл, подравнял листы и замолчал.
  - Всё?
  - Да.
  - Конечно, интересно было послушать. Но это камешки из мозаики. А мозаика в сборе? Вывод какой?
  - Пожалуйста. Всё прекрасно. Надёжный друг, хороший товарищ, одним словом: ты, Николай, - добрая старина. Недостатки. Первый. В отношении к делам преобладает критерий: нравится - не нравится. Можешь, не закончив, бросить любое дело, если оно тебе станет не интересным. В то же время, сильно чувство ответственности. Из-за этого противоречия, часты внутренние конфликты, метания между "хочется" и "надо". Второй - неряшество. Не потому что грязь любишь, просто она тебе не мешает, ты её даже не замечаешь.
  - Олег, деловое предложение: вечером, после бани, я наливаю тебе стакан, а ты, когда встретишься с моей женой, ей об этом ни гу-гу. Я от неё про неряшество вот так, - попилил ребром ладони выше кадыка, - наслушался. Даже так, - и провёл выпрямленной ладонью по макушке.
  - Хорошо, не скажу, - пообещал Олег и предложил. - Давай тест попробуем.
  - Раз уж начал по косточкам меня раскладывать, давай и тест. Добивай безжалостной рукой.
  Олег улыбнулся его словам, отнёс распечатку, принёс папку, развязал тесёмки и разложил перед Николаем восемь цветных карточек
  "Здравствуй, дядюшка Люшер, борода из ваты! Дерзай, Олежек, дерзай. Люшер да Карнеги по Питеру в несметных количествах перемещаются; трактовки одного и рекомендации другого разве что детишки ясельного возраста наизусть ещё не выучили".
  - А что это за картинки? - Полюбопытствовал. И подивился: - Тут и картинок никаких нет.
  - Они не нужны. Важен цвет. Точнее, выбор цвета. Приступаем?
  - Приступаем. И что я должен делать?
  - Выбирать по приятности. Сначала самый приятный из восьми, потом самый приятный из оставшихся семи, потом из шести. И так далее, пока один, последний, не останется.
  - Понятно.
  - Тогда начинай.
  "Итак, цвета. Серый - отрешение от мира, скрытность, склонность к тайной деятельности. Синий - стремление к покою и к гармонии с окружающими. Зелёный - жажда независимости, желание производить впечатление, уверенность в собственной ценности. Красный - активность, стремление к успеху в жизни; нередко: победа любой ценой. Жёлтый - поиск новых возможностей для реализации надежд, стремление к свободе и к счастью. Фиолетовый - жажда романтической нежности, привлечение людей к себе через дружелюбие и обаяние, этакий родич господина Манилова. Коричневый - желание избавиться от проблем, обрести или поддерживать крепкое здоровье. Потребность в чувственном союзе. Чёрный - протест против существующего порядка вещей, стремление быть хозяином своей судьбы.
  Дальше - выбор цвета.
  Первый цвет: метод достижения цели. Уместнее всего, синий: через гармонию с окружающими.
  Второй - истинная цель. Он при кистях и этюднике, так что выбор однозначен: зелёный.
  Третий и четвёртый - то, что человек делает по внутреннему позыву или по убеждению, что так надо. Сюда определим поиск новых возможностей, желание избавиться от проблем: жёлтый и коричневый.
  Пятый и шестой - законсервированные, невостребованные цвета. То, чем человек не занимается и заниматься не собирается. Нет у него сентиментального сюсюканья, нет желания лезть в тайные делишки: фиолетовый и серый.
  Седьмой и восьмой - не любит, но заниматься вынужден. Претит чрезмерная активность; признание только тех ограничений, которые сам на себя наложил, то есть, неагрессивная и свободолюбивая творческая натура: красный и чёрный.
  Ну вот, то, что доктор прописал. А что прописал? Получилось: четыре цвета по легенде и четыре то, что есть у него на самом деле".
  - Готово. И что там наворожилось?
  - Сейчас, - Бобин подравнял линию выбранных Лоистовым карточек. - Дополнительный вопрос: как ты сейчас одет, это твои любимые цвета, или надел то, что подвернулось под руку?
  Здесь тоже задачу под ответ, точнее, ответ под трактовку подгонять не нужно, в этой выборке скрывать ему нечего. А чем больше правды, тем лучше: легче всего спрятать камень, это бросить его в навал других камней. Или иначе: чаще говори правду - легче протолкнуть дезу.
  - То, что подвернулось. На самом деле, в одежде мне больше нравятся охристые и песочные тона.
  - Охристые и песочные - ближе к коричневому или ближе к жёлтому?
  - К приглушённому охристому.
  Олег неторопясь прошёл взглядом от первой до последней карточки:
  - Интересно! Очень даже любопытно! Цели в жизни наполеоновские, а методы достижения чересчур дипломатичные. Даже... это не в обиду, Коля, это по карточкам видно... едва ли не мягкотелые. Акцентирую: не ты мягкотелый, а твои методы достижения цели. Удаётся сочетать?
  - Пока не знаю, всего ещё не достиг. Перед смертью скажу, удалось или нет.
  - Тут, Коля, несомненное и прямое указание: тебе надо жёстче добиваться своего. Использовать не только переговоры с уговорами, но и настырность, и давление.
  "Ну да, а то я слишком нежно с Секундовым разговаривал, когда он на меня пыром попёр".
  - Не всегда получается настырничать. А подминать - это вовсе мимо меня.
  - На самом деле, это болезнь всей интеллигенции, особенно творческой: деликатность выше необходимости. Но, к счастью, болезнь излечимая. В отношениях с людьми, как и во всяком другом деле, нужны знания, нужно умение, нужна постоянная тренировка. Схема: пришёл, увидел, победил - здесь не работает. Я составлю тебе список практической литературы. Будешь знать, как настырничать, потренируешься, и получится. Дальше... Дальше... дальше идут проблемы. Ярко выраженное желание разрешить какие-то сложности. Скорее всего, они связаны с семьёй. Я не ошибся?
  - Присутствуют. Но проблемы не экзотические, достаточно распространённые: чтобы дальше, чем на метр от её юбки не отходил, чтобы до обеда на кухне полочки вешал, после обеда на прогулку да в магазины сопровождал, а деньги, при этом, сами собой появлялись.
  - Да, женщины такое любят. Когда женат был, насмотрелся. Любят они, когда муж при ноге, а деньги из воздуха сыпятся. Дальше смотрим. Не сентиментален, сюсюкать не любишь, от людей не отвернулся.
  - Нет, не отвернулся. Даже жалею, что портреты мне плохо удаются. С большим удовольствием не пейзажи бы писал, а людей рисовал.
  - Следующий показатель. Необходимость активничать обременяет, нередко приводит к раздражению. В такой ситуации окружающие воспринимаются, как нечто враждебное. Неудача в деле может выбить из колеи. Похоже, Коля, нервишки у тебя подустали.
  - Есть такое. И, пожалуй, это главная причина, почему я согласился пожить здесь. Отдохнуть ото всего и от всех.
  - В то же время, чётко выражены: Желание сохранять контроль над ситуацией. Независимость и свобода от запретов извне. Признаёшь только те запреты, которые сам на себя налагаешь. Такого человека как ты, если не жалко сил и времени, уговорить надежда есть, но поработить и, тем более, поставить на колени - затея бесперспективная: легче убить. Идём дальше...
  Бобин нашёл в папке нужный лист, прочитал:
  - Человек из среды интеллектуалов и творческих личностей. Независимость, ум, воля, хорошее чувствование душевного и эмоционального состояния других людей. Постоянное стремление расширять сферы общения с людьми и постижения мира. Человек с сильным духом, много и плодотворно работает. Однако работа для него должна быть игрой, иначе он превратится в трудоголика. Причём, даже став трудоголиком, такой человек финансовую оплату своего труда никогда не ставит на первое место, для него гораздо важнее признание окружающих, особенно людей близких и тех, чей авторитет он признаёт. В поисках духовных и художественных ценностей, заинтересован больше, чем в достижении социальных и материальных успехов. Для него очень важна свобода выбора, ради неё готов отказаться от карьеры и от больших заработков. Экстраверт и интроверт одновременно: ему интересно быть с людьми и, одновременно, есть внутренняя потребность в уединении. Нуждается в общественном признании и, особенно, в признании людей близких. В коллективе может быть лидером, но если в группе лидер уже есть, воевать за его место не станет. Хорошо ориентируется в явных и подводных течениях социума, видит требования реальной действительности и, если займёт место лидера, будет успешно использовать эти знания во благо себе и своему коллективу. К проявлениям аморальности в обществе относится не равнодушно, но отстранённо: я в этом не участвую, а если другие участвуют - их личное дело: слаб человек. То есть, не высокомерно, а снисходительно. В то же время, если это необходимо для исполнения возложенных обязанностей и благополучия коллектива, может воспользоваться "слабостями" чиновников. Осознаёт аморальность такого поступка, но воспринимает его, как неизбежное зло. К провинившимся подчинённым может проявить резкость и даже грубость, но их это не обижает, воспринимают как прямоту, откровенность, заботу о деле и о них самих: если он рявкнет, то высокий начальник премии уже не лишит. В среде лиц своего пола его многие уважают и ценят, но редко кто любит. Среди противоположного пола и проявления противоположные: любят больше, чем уважают. В общем, всё.
  - Эд, посмотри внимательно: нимб над моей головой ещё не светится? А то Олег такого наворожил, у меня даже лопатки зачесались. Наверно крылья прорастают.
  - Я не ворожил, сказал только то, что есть в трактовках.
  - Тогда спасибо. И, Олег, в развитие моего предложения: я налью тебе второй стакан, а ты моей благоверной, о том, что могу от карьеры и больших заработков отказаться ради поиска духовных и художественных ценностей, опять же, ни гу-гу. Иначе страдательный романс: "Ты мне зарплату в щепотке принёс, научи теперь жить без денег" - годами буду слушать. Без перерывов на сон и обед.
  - И без стакана не скажу, - пообещал Бобин.
  - Всё-таки, для надёжности, налью. Чтоб уверенность у меня была полная.
  За язык никто не тянул, пообещал Олегу два стакана, надо идти за ними.
   Оделся и пошёл в магазин.
  Вспомнил, прокрутил в памяти всю послеобеденную ситуацию. Тестировал его Олег не развлекухи ради, это без вопросов. Промахи с его стороны... Вроде бы не наблюдаются.
  "А отчего Вы, господи Бобин, про то, что нет во мне скрытности и склонности к тайной деятельности, ничего не сказали? Для своих приберегли? Ну что ж, доложите без меня. Только доложите обязательно".
  А старик Люшер, получается, не зря над своим тестом трудился. "Очень важна свобода выбора". Так и есть. Чтобы обрести свободу выбора ушёл он из Мухинского училища. Чтобы сохранить свободу выбора в Госбезопасности - письменно оговорил себе право участвовать или не участвовать в том или ином мероприятии, в зависимости от того, интересно ему это направление или не интересно. Но выговоренное право, в основном, душу тешило, да бумагу потешало - если и реализовывалось, то крайне редко и в гомеопатических дозах. Когда осерчавшие дядьки в одном из подпитерских городов-музеев, куда нередко во время летнего сезона приезжает с высокими гостями первое лицо Государства, стали готовить покушение на него; когда шибко грамотные, но подцепившие вирус "красных бригад", студиозусы затеяли бодяжить в лаборатории ВУЗа цианистый натрий и иные, подобного свойства, цианиды, - никому из руководства в голову не пришло испрашивать его согласия. Вперёд, Коляныч, в город-музей! Вперёд, Коляныч, в ВУЗ и в лабораторию! Вот ориентировки, действуй. И чтоб результат лежал на столе. Безотлагательно.
  Скорее всего, ему достаточно было осознавать, что такой документ существует и в случае нужды он сможет за него спрятаться. Работа в Госбезопасности ему нравится, он убеждён в её необходимости: защищать свою страну, для любого мужика, дело и достойное, и нравственное. И если надо - значит надо, а нравится - не нравится та или иная просьба, дело пятнадцатое.
  Болят щёки, ноют челюсти - зубы стиснуты от напряжения. Плечи сжаты и почти к ушам подтянуты. Расплата за внешне свободное и даже легковесное поведение во время тестирования. Впрочем, и за все предыдущие дни тоже: непрерывный стресс, всё время надо быть начеку, ежеминутно отслеживать разговоры и перемещения подселенцев. И, уже не ежеминутно, но, не прерываясь даже на мгновение, контролировать свои слова и поступки. Хронический напряг нервов и психики загнан внутрь, но не исторгнут. Война есть война, а на войне, как на войне: гибнут люди. Не от пуль, конечно, - война его без огневых контактов. Это война умов и нервов, а не стволов. Гибнут от гипертонии, ишемии, стенокардии, инфарктов, инсультов; случается, и от алкоголизма - сначала психику разряжают и, не заметив, грань переходят. И от иных хвороб, стрессом рождённых. Сжал плечи сильнее и ещё выше поднял их, и, расслабляя, бросил вниз. Обвисли, как мокрая тряпка. "Я спокоен. Я абсолютно спокоен. Мышцы лба расслаблены. Мышцы глаз расслаблены. Мышцы щёк расслаблены. Губы и зубы разжаты. Лицо спокойно и неподвижно как маска". Вот и магазин витрины свои высветил. Отвлёкся во внимании от лица и плеч, и тотчас зубы сжались, а плечи к ушам потянулись. Заметил, когда челюсти заныли. Опять: плечи мокрой тряпкой вниз, губы и зубы разжаты, лицо спокойно и неподвижно как маска.
  Купил водку, три бутылки, вышел из магазина и поймал себя: снова зубы сжаты и плечи напряжены.
  Напротив магазина павильон из стекла и пластика. Закусочная. Сто грамм водки и кружку пива. Бутерброд? Вроде, ни к чему. Ну, раз водку без бутерброда не отпускаете, давайте и бутерброд. Водку залпом, вдогонку полкружки пива. Отломил кусочек бутерброда, пожевал. Аппетита нет, но когда жуешь, челюсти не стиснуты. Тоже неплохо. Доел бутерброд, допил пиво. Пошёл. Но не к выходу, а к прилавку: полсотки и пиво, ну конечно, и бутерброд. Вернулся к столу. По телу разливается тепло, плечи оседают. Выпил водку, запил длинным глотком пива, принялся неторопливо жевать бутерброд. Огляделся. На месте павильона когда-то стояла деревянная столовая, крашенная блёкло-голубой краской. В отроческие ещё годы, после тренировок, если до электрички в город оставалось достаточно времени, они, уставшие и проголодавшиеся, прибегали сюда "порубать". Каждый покупал котлету с макаронами, с подливкой и с куском хлеба. Стоил этот праздник голодного живота 17 копеек. Во вкушении у них существовал полный и непременно исполняемый ритуал. Сначала ели макароны с хлебом. Потом, нанизав котлеты на вилки, вымазывали ими подливку и слизывали её с котлет. И лишь после того, как тарелка становилась абсолютно сухой и чистой, съедали котлеты. Весной, когда начинал активно таять снег, приезжали за два, а то и за три часа до тренировок. Ходили по склонам, искали монетки, которые зимой выпали из карманов лыжников, а сейчас из снега вытаивают. В удачные дни по сорок-пятьдесят копеек на брата набирали, тогда не только на котлету с макаронами хватало, и на мороженое оставалось.
  И тут почувствовал: плечи размякли, распрямились и вернулись туда, где им должно быть. Зубы разжаты, лицо спокойное, но не неподвижное, как маска, а лёгкая улыбка на нём. От воспоминаний то, или от выпитого, или от того и другого вместе - анализировать не хотелось. Без того за последние дни не мало голове и нервам досталось. А впереди ещё больший напряг предстоит. Надо поэкономить и мозги, и психику.
  Допил пиво и вышел из павильона.
  
  Ещё через два дня его вахта при котлах. После обеда угля в топки побольше закинул, переоделся, запер обе котельные, дворами прошёл на параллельную улицу. Там его ждал Кипятильников. Сел в машину, отъехали в тихое место, неторопясь и обстоятельно поговорили.
  - Проверяют. Активно проверяют, - согласился Кипятильников. - Даже тестируют. Но, скорее всего, тестирование проводят не только для проверки, и на перспективу тоже: насколько ты им можешь быть полезен в будущем. - И рассмеялся: - А суров ты, Коляныч! Ой, суров и свиреп! С тобой, смотрю, не забалуешь!
  - Пусть знают своё место.
  - А если б, в самом деле, ушли?
  - Куда? В лес под ёлку? Некуда им идти, потому не церемонился. Зато сейчас, как шёлковые. И ни в ком не сомневаются.
  Вроде всё обговорили. Отвлеклись на посторонние темы. Занятие полезное, нередко во время таких отвлечений вспоминается что-то важное или приходят в голову толковые решения.
  - Доложу Геннадьичу, поставлю машину в гараж. И домой! - Владимир постучал костяшкам пальцев по "торпеде". - Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Вчера поздно пришёл. Вымотался, голова как барабан, огромная и пустая. Дух бы перевести, а красавицы мои, одна с одной стороны виснет, другая с другой. А мне хоть немножко очухаться надо! Дайте вы хотя бы полчасика, чтобы в себя прийти! Нет, не слышат, вопль мой - в пустыне. Схватился тогда поперёк брюха:
  - Ой, что-то с животом!
  Подцепил на ходу какую-то книжонку, и в туалет, полчасика, думаю, один побуду. Минут десять потерпели, а потом маленькая прибегает, в дверь стучит:
  - Папа, ты скоя?
  И через каждую минуту:
  - Папа, ты скоя?
  Так и не дала отдохнуть, стрекоза этакая. А утром жене сказал:
  - Иди-ка ты, дорогая моя, на работу. Денег нам хватает, сколько станут платить, столько пусть и платят, лишь бы ты на людях была. На работе вдоволь наговоришься, тебе днём веселее, а мне вечером легче будет. Собиралась сегодня в детском саду, куда дочурку водит, поговорить насчёт работы. И слава Богу: сама на людях будет, и маленькая при ней.
  Отвлеклись, но по делу ничего не вспомнилось и не решилось. И, уже разворачиваясь, чтоб ехать обратно, Кипятильников сказал:
  - Коляныч, уточни-ка на всякий случай: действительно Прутиков рулит, или он только изображает командира.
  - Хорошо, уточню.
  
  Утром приехал с работы, сели чай пить. Николай меж делом, как о чём-то примечательном, но не существенном, сказал:
  - Сейчас, когда шёл с электрички, видел: квартальный по соседям шустрит.
  Трое: Прутиков, Бобин и Секундов коротко, но разом взглянули на Щербу.
  Опаньки! Ай, да Кипяток! Ай, да умница! Спасибо, Вова, за инструктаж! Теперь ясно, кто по-настоящему рулит. Щерба так же коротко глянул на Прутикова - руководящее указание выдал. И Прутиков спросил:
  - А что он у соседей искал?
  Если взгляд на Щербу справка, то взгляд Щербы и вопрос Прутикова печать на ту справку.
  - Шут его знает. Сейчас пойду в магазин, по пути старушек поспрошаю, они всегда в курсе всего.
  "Да вы, ребятки, смотрю, на правоохранителей ой как настораживаетесь! И конспирируетесь по полной программе. И атамана зашифровали. Для каких, интересно, надобностей?"
  Вернувшись из магазина, объяснил:
  - У одной бабульки племянник, который у неё живёт, на условно-досрочном, поэтому квартальный у соседей выспрашивал: как он себя в быту ведёт. Соседи без претензий: смирный, а если выпьет, то по-тихому и, выпивши, из дома совсем не выходит.
  - Понятно, - кивнул Прутиков.
  "Ну, что ж. С книжками на кровати повалялся достаточно, нелюбопытствие своё и нежелание совать нос в чужие дела продемонстрировал в полной мере. Пора дерева отрясать, да плоды собирать".
  
  Несколько дней спустя зашёл в комнату Щербы-Бобина-Секундова - и едва удивление скрыл. За столом Щерба и Секундов чистят оружие: Щерба - револьвер, Секундов - двуствольный обрез. К его появлению отнеслись спокойно: ни попытки чем-нибудь закрыть, хотя газета лежала рядом, ни взгляда настороженного. Лишь когда закончили чистить и собрали, Секундов спросил:
  - Николай, где можно стволы понадёжнее спрятать.
  - Выбирайте сами где, но только не в комнатах.
  Они пошли наверх, он остался внизу. Прислушался: брякали двери на чердак и в кладовую на втором этаже. Выходит, до этой поры оружие держали при себе и, в случае экстремальной ситуации, готовы были применить. Теперь, получается, успокоились. Значит, поверили ему и в доме почувствовали себя в безопасности. Это хорошо. А если б до этого всерьёз его заподозрили? Стволы у них при себе были... Хм... Стало быть, проверять его закончили. И подготовка у них, похоже, близится к завершению, уже два дня в город не ездили.
  
  Об оружии Кипятильникову сообщил условной фразой по телефону. А при встрече говорили совсем недолго. Николай сразу же достал ручку, принялся отрясённые и собранные плоды переносить на бумагу:
  "В результате общих бесед и разговоров один на один, а также наблюдения за поведением группы в целом и отдельных её членов, установлено:
  Группа является остатками организации псевдорелигиозного толка, имеющей самоназвание: "община поборников света и разума не запятнавших себя синагогой, церковью и мечетью".
  Щерба Роман Иванович - реальный лидер группы. Скрытен и подозрителен. Крайне властолюбив. Власть для него самая главная ценность в жизни. Хорошо видит достоинства и недостатки людей и умело их использует в своих целях. Малообщителен. В быту неприхотлив. Основатель и руководитель "поборников", сумел сформировать её ядро и начал привлекать приверженцев. Родители одного из вовлечённых, семнадцатилетнего юноши, увидели в "общине" духовную, нравственную, а возможно и физическую (для здоровья) угрозу сыну: стал скудно питаться, у него появились неуверенность, тревожность, замкнутость. Написали заявление в милицию. Дальнейшая деятельность организации была прекращена правоохранительными органами. В настоящее время Щерба не оставил намерения восстановить её в полном объёме, тем более, что руководящее ядро "общины" сохранилось. Вместе с тем, считает, что в СССР правоохранительные органы ему это сделать не позволят. Кроме того, не единожды говорил, что Россия и, тем более, советский народ не созрели ещё, чтобы понять и принять идеологию "общины": толпе интересны только телевизор и выпивка, а правителям деньги и власть. Принял решение любым способом выехать за рубеж и увезти с собой лояльных людей, чтобы там воссоздать "общину" и, в перспективе, развить её деятельность до наднационального и надконфессионального уровня. А отъезд "общины" из СССР отождествляет с исходом евреев из Египта.
  Прутиков Эдуард Савельевич - демонстрируемый, подставной лидер группы и "штатный" идеолог "поборников". Излагая основы идеологической концепции "общины", высказал следующие суждения:
  1. Мир погряз во лжи, лицемерии и погоне за материальным благополучием. Всё святое в человеке отвергнуто и попрано. Человек человеку стал волком, и видно это на каждом шагу и в каждом месте.
  2. Существующие институты (министерства культуры, традиционные религии и т. п.) не в состоянии вытащить человечество из этого пагубного состояния, так как сами насквозь пропитаны лживыми ценностями материального стяжательства. Государственные служащие думают только о карьере и взятках. Чиновники от религий давно забыли Бога. Даже те из них, кто числится в монашестве, живут в роскошных дворцах, на содержание которых тратятся огромные средства: пожертвования мирян и деньги, заработанные рядовыми служителями; а их капризы и прихоти ублажает несметный штат прислуги.
  3. Те немногие, кто смог сохранить в себе дарованные Богом искры "света и разума", обязаны объединиться, чтобы спасти свои бессмертные души и всё человечество.
  4. Мир на краю пропасти, человечество заражено, началась гангрена. В сложившейся ситуации "терапевтические" средства не только бесполезны, но и опасны: гангрену они не остановят, более того, дадут ей время ещё больше распространиться вглубь и в ширину. Необходимы радикальные "хирургические" меры - всё заражённое непременно и безотлагательно должно быть отсечено. Но так как "заражённых" в тысячи и даже в десятки и сотни тысяч раз больше, то сохранившие в себе "свет и разум" "общинники", чтобы не заразиться, вынуждены жить изолированно.
  5. На "поборников" возложена великая миссия: спасти свои бессмертные души и всё человечество. Следовательно, для членов "общины" исполнение дарованного Богом предназначения, безусловно, выше законов, написанных развращёнными людьми и направленных на уничтожение в человеке "света и разума", и на закабаление его в стремлении к низменным животным потребностям материального мира.
  6. Наравне с государственными и конфессиональными институтами, местом духовного разложения и материального порабощения стала семья. Все усилия всех её членов всегда направлены на служение злейшему врагу "света и разума", бесу материального стяжательства. Забыт Бог. Забыт, а во многих семьях неведом, завет Христа: не стяжайте.
  7. Способ исполнения "великой миссии" включает в себя две составляющие: а) очищение от низменного дурмана материальных ценностей; б) единение с "космическим светом и разумом".
  В рассуждениях Прутикова много слов о свободе личности, но в частных беседах, все его свободолюбивые устремления сводятся к одному постулату: дайте мне побольше денег и не мешайте жить так, как я хочу. Тщеславен, стремится быть на виду. В общих беседах норовит к единоличному владению вниманием собеседников. Но волей не настолько силён, чтобы взять на себя лидерство. Поэтому признаёт авторитет и руководящую роль Щербы, лояльность к которому в немалой степени обусловлена надеждой на будущее. Считает, если будет возобновлена, развита и расширена деятельность "общины", то жизнь его станет безбедной, он обретёт славу, почёт и авторитет главного идеолога "поборников".
  Бобин Олег Вадимович - занимает нишу главного психолога "поборников". Его задача: разработать методики вовлечения в "общину" неофитов и удержания в ней действительных членов. Частично эти методики им уже разработаны (в основном, списаны у других авторов), и он продолжает доводить их до полного объёма. В раннем детстве и в школьные годы был кумиром семьи. В школе подавал надежды, неплохо рисовал, писал стихи, в том числе, для школьных утренников и праздников. Некоторые из них в ту пору были опубликованы в местной газете, в подборке детских стихов. Среднюю школу окончил без троек. Поступил в университет на факультет психологии, но там "меж делом" учиться не получилось, за стихи и оформление праздничных стендов оценки не повышали - надо было много работать. А к кропотливому и натужному труду ни навыка, ни желания не имеет. По успеваемости к концу первого курса оказался в числе троечников, а к такому положению в "табели о рангах" он не привык. На втором курсе кое-как вытянул зимнюю сессию, но сдать курсовые зачёты и экзамены не смог. Оскорбился и ушёл из университета. Искал места и компании, где мог бы ощущать свою значимость, не затрачивая особых усилий. В результате поисков сошёлся со Щербой. Прилюдно Щерба подчёркивает уважение к интеллекту, способностям и знаниям Бобина, что Бобиным воспринимается весьма положительно. Малоконфликтен. В быту предпочитает комфорт и обилие, но некоторое время может обходиться тем, что есть. Продолжает изучать психологию самостоятельно, но к теоретической части относится как к подспорью, основные усилия направляет на прикладную: тестирование, умение вести переговоры, убеждать и привлекать на свою сторону.
  - Володя, сейчас я не буду растекаться ручкой по бумаге, и вываливать весь туман, который они собираются напускать при вербовке...
  - Конечно, конечно! Кратко, тезисно.
  Секундов Антон Петрович - в его ведении личная охрана Щербы и безопасность "общины". Родственник Щербы по материнской линии, находится под полным его влиянием. Убеждён в безупречности и гениальности Щербы, не исключает даже его мессианской избранности. Неоднократно говорил: "Роман не просто человек, он намного выше, он Посланец. Но об этом пока рано говорить". Щербе предан безгранично, готов безоговорочно исполнить любое его повеление, в быту во всём ему подражает.
  Таким образом, группа Щербы это устойчивая псевдорелигиозная структура с конкретным распределением основных функций. В случае благоприятной обстановки, структура готова к немедленному действию. Каждый из функционеров имеет сектор ответственности, определённую самоподготовку и готов в любой момент активизировать работу по своему направлению.
  В настоящее время в "общине" установлены шесть степеней посвящения. Три внешние: "кандидат", "общая молитва" и "братское молитвенное стояние". "Кандидат" должен безоговорочно принять постулаты "общины", лишь после этого он становится действительном членом, "братом" или "сестрой", и допускается к "общей молитве". Лица "молитвенного стояния" могут быть назначены на невысокие должности, при этом получают некоторые привилегии. На внутренние, "сакральные", уровни посвящения допускаются лица, уже доказавшие безграничную преданность "общине", её "харизматическому" лидеру и прошедшие уровни "общей" и "братской" молитвы. Они могут претендовать: лица четвёртого уровня посвящения на средние руководящие должности, лица пятого - на высокие, из них будут назначаться заместители и помощники руководителей шестого уровня посвящения. Для лиц "сакральных" уровней предполагаются немалые привилегии, в том числе, материальные. Руководители, при высокой доходности их подразделений, и несомненной, много раз доказанной, преданности "общине" и лидеру, могут быть переведены на более высокий уровень посвящения, с повышением в должности и расширением привилегий. Шестой уровень - приближённые лидера, занимают высшие должности, каждый из них руководит определённым направлением деятельности "общины". В настоящее время, это Прутиков, Бобин и Секундов. Сам Щерба ни к какому уровню не принадлежит, он надо всеми, - и над людьми, и над уровнями посвящения.
  Как частные составляющие своего "учения" "поборники" признают духовные ценности основных мировых религий, и, в тоже время, в "общине" культивируется враждебное даже непримиримое отношение к официальным служителям этих религий.
  "Великая миссия", в более конкретной трактовке, заключается в спасении не всего, без исключения, человечества, а только избранных, то есть членов "общины". Судьба равнодушных к учению "общины" не должна волновать "общинников", а со врагами необходимо быть безжалостными.
  По наработкам Бобина, у членов "общины", особенно, у принадлежащих к "внешним" уровням посвящения, не должно быть никаких теоретических знаний и практических наработок, позволяющих им адаптироваться и реализовывать себя в социуме. Напротив, необходимо внушать им постоянное противопоставление членов общины окружающему миру, жёсткое разделение на "вы" и "они", на "здесь" и "там", на "у нас" и "у них". Они там развращаются сами и развращают других людей, а вы здесь спасаетесь сами и спасаете человечество. А погибнет венец Божьего творения - человечество - неизбежно рухнет мир. Значит, спасая себя, вы спасаете "мироздание света и разума".
  На начальном этапе, на "массовку" решено время не тратить, а усилия сосредоточить на подборе будущих администраторов низшего и среднего звена. На эти роли запланировано рекрутировать молодых, энергичных, амбициозных людей с задатками руководителей и не старше двадцати пяти лет. Номинальная причина ограничения по возрасту: люди старше двадцати пяти уже пропитались отравой материального стяжательства. Фактическая: не имеющими достаточного жизненного опыта, легче управлять".
  Расписался, передал листы Кипятильникову.
  - Угу, - Кипятильников убрал бумаги в папку. - Основа их объединения понятна, налицо все признаки жёсткой тоталитарной секты. Другой вывод: из провинции в Питер они приехали, чтобы из Питера махнуть за бугор?
  - Очень похоже на то.
  - Способ переправки?
  - Пока никаких намёков. Будем дальше работать.
  - Не прозевать бы...
  - Постараюсь.
  
  Поздно вечером на ночлег по комнатам разошлись. В большой негромкий разговор. Эдуард и Николай книги раскрыли. Но вскоре Прутиков отложил книгу и сказал:
  - Ник, в конце недели нам на пару дней понадобится грузовик. Крытый, под тентом и без водилы. Поможешь найти?
  - Щас! Подельников ищи в зеркале. Вы какую-нибудь квартиру или дачу обнесёте, под тентом барахло вывезете, а я по тундре, вдоль железной дороги... Сенькам вери мач!
  - Ник, неужели ты до сих пор не понял? Неужели мы на уголовников похожи? У нас совсем другие планы.
  Лоистов плечом повёл и лицом изобразил: дескать, догадываться, вроде как, догадываюсь, но уверенности полной нет. Уточнил:
  - А что тогда? Собираетесь на машине за бугор рвануть?
  Эдуард посмотрел на Лоистова недолго и не пристально, похоже решение открыться было принято прежде, и не он его принял, потому ответил скоро и серьёзно:
  - Вроде того.
  - Грузовик не танк, через границу на нём не прорвёшься. И не самолёт, не перелетишь, - Лоистов тоже говорил серьёзным тоном: люди ему доверяют, куражиться неуместно.
  - Нам на грузовике не через ту границу надо. Поближе.
  - Консульство? - Догадался Николай.
  - Да.
  - В Американском ворота всегда нараспашку, но перед ним всё машинами заставлено. На грузовике не протиснитесь.
  - Мы это сами видели, поэтому не Американское.
  - А смысл тогда? В Австралию к кенгурам? Стоит ли ради кенгуров надрываться?
  - И не Австралия...
  - Знаешь, Эд, мне до фонаря на какое конкретно консульство вы глаз положили, я о самой идее: из любой другой страны, кроме Америки или Англии, они не любят выдавать беглецов, вас обратно в две секунды выпрут.
  - Всё правильно, Штаты. Но конечная цель у нас даже не Америка, а Канада. Там самые либеральные, в отношении религий, законы. В Штатах задержимся на некоторое время, они из Джеймстауна[6] могут что-нибудь подбросить. А консульство в Ленинграде, это промежуточное звено, способ давления.
  - Тогда зачем договариваться, себя светить, деньги тратить? Угоните какую-нибудь машину, поблизости от консульства, которое вы наметили.
  - Не годится такой вариант. Во-первых, нам нужна большая машина, нас всё-таки шестеро...
  - Откуда шестеро?
  - Наши жёны, моя и Романа, завтра приедут. Рвать когти - так с семьями.
  - Они сюда приедут? Где ж мы их разместим?
  - Нет, не сюда. У Ромкиной жены в Питере дальняя родственница живёт, у неё остановятся. Ромку она, правда, на дух не переносит, - презрительно фыркнул: - Ударница-многостаночница коммунистического труда, (кому-нести-чего-куда!), но женщин наших приютит. А самое главное, я снова про машину, нужна мощная, чтобы ворота протаранить, если они будут закрыты. И ещё её надо зарядить, а для этого пригнать сюда. Потом, когда уже в Америке будем, скажем, как можно отключить взрыватель. И не за спасибо, разумеется, потребуем, чтоб Совдеп заплатил полностью, сколько назначим.
  - Надеюсь, заряды для машины вы не здесь держите?
  - А где же? Другого места у нас нет.
  - Да вы, ироды, дом разнесёте и нас всех поубиваете!
  - Не боись, Ник, это там, - махнул рукой в сторону надворных построек. - В доме только стволы.
  - Не знаю даже... То есть, я на вашей стороне и готов помочь. Но машина под окном у меня не стоит. И даже если найду, согласится ли кто?..
  - Согласится. За хорошие деньги оставить в замке ключ зажигания, в бардачке права и документы на машину, забыть запереть дверь и потеряться на день-другой, скажем, у друга на даче запьянствовать - согласится. Потом, когда будем во дворе консульства, пусть заявляет об угоне пишет.
  - Может быть, к какому-нибудь водиле на улице подойти и ему такой бизнес предложить?
  - Нет. Водила должен быть свой. Чтобы раньше времени об угоне не стуканул.
  - Да, ты прав, - согласился Лоистов. - Случайный человек может и деньги взять, и в ГАИ побежать. Хорошо, поищу. Но как только начну разговор, сразу встанет вопрос: сколько? Я понимаю, окончательная цена не моя забота, вы договоритесь между собой. Но и мне придётся какую-то стартовую цифру назвать.
  - Стартовая - две его месячных зарплаты.
  - Всё. Вопросов больше нет. Буду искать. Есть у меня кое-кто на примете, но они, в основном, по области мотаются, надо выяснить, кто из них сейчас в городе.
  Весь следующий день Лоистов, чтоб не возникло подозрение: увидел стволы, услышал про машину - закладывать побежал, провёл дома. И когда пошёл в магазин, Бобина с собой взял. А после магазина даже во двор не выходил. А что Щерба и Прутиков в город едут, Кипятильникова ещё с утра предупредил. После завтрака потянулся в истоме:
  - Что-то по Егоровне моей соскучился! - Суставами похрустел. - Как она там без меня? Надо хоть на работу ей позвонить...
  Набрал номер Кипятильникова и когда он ответил, попросил:
  - Будьте добры, Светлану Егоровну.
  - Вы ошиблись, здесь таких нет.
  - Это 121-15-02?
  - Нет, у нас другой номер.
  - Простите, действительно ошибся.
  Снова набрал, на этот раз правильно. И с четверть часа помурлыкал с желанной своей Светланой Егоровной. А Кипятильников откинул первые две цифры у названного Лоистовым телефонного номера и увидел: на электричке уходящей из Токсова в 11-50 выезжают 2 человека. А именно: Прутиков и Щерба, на них указывали начальные, отброшенные цифры 1 и 2. Поехали бы Бобин с Секундовым, тогда в начало номера встали бы тройка с четвёркой.
  Поздно вечером Роман с Эдуардом вернулись довольные: жён встретили, и до места довезли.
  "Раз сами до места довезли, значит, то место устанавливать нужды нет, оно уже известно", - принял к сведению Лоистов.
  
  В магазин пошёл после завтрака. Никого не позвал и никто сам с ним не напросился. По улице шёл неторопясь, с легендированными разворотами: останавливался на короткое время, с соседями немного поговорить. И посмотреть: не увязался ли следом кто-нибудь из "общинников".
  Недалеко от магазина "Волга" и Кипятильников. Пошёл за угол, на извилистую улицу. Дождался, сел в машину. Времени у них, как всегда, впритык. Передал устную информацию, расписался в бумагах.
  - Вот такая, Вова, кутерьма получается: с одной стороны, по замыслам, злодеи, а с другой, по реализации, - детский сад какой-то! - Развёл руками Лоистов.
  - Детский-то детский. Но если машина во дворе консульства рванёт, совсем не по-детски будет.
  - Не по-детски, - подтвердил Николай. - Я думаю, пора ребяткам бантики на запястьях защёлкивать. Тем более, жёны прибыли, значит, все в сборе.
  - Похоже, пора. Машину "искать" когда поедешь?
  - Думаю, сейчас, сразу после обеда. Тянуть дальше - сами за поиски возьмутся. А это нам ни к чему, до беды может дойти. Кстати, Щерба и Секундов, когда были в Москве, к посольствам присматривались.
  - Ну, в посольство даже на машине прорваться не так просто. А до беды доводить нельзя. Как только в город приедешь, сразу позвони. Мне или Геннадьичу, кого застанешь. Часы у тебя?..
  - Свои.
  - При встрече обменяем.
  
  После обеда уединился с Эдуардом:
  - Полчасика отдохну, крошечки в животе улягутся, и поеду машину искать. И ещё, Эд. Я твоим мужикам доверяю, иначе б за это дело не взялся. Но светиться лишний раз не хочу. Поэтому, зачем еду - строго между тобой и мной. Для всех остальных: уехал домой по семейным делам.
  
  Позвонил из Девяткино, согласовали встречу.
  На явочной квартире дверь открыл Кипятильников, в комнате ждал Владимир Геннадьевич. Кипятильников пошёл на кухню заваривать кофе, Владимир Геннадьевич поинтересовался самочувствием и настроением, попросил уточнений по сегодняшнему письменному сообщению Николая, и спросил:
  - На захват консульства все одинаково настроены?
  - Нет. Щерба и Секундов, эти без вопросов. Связка неразрывная: куда иголка, туда и нитка. Прутиков сам себя связал: играет ва-банк, всё поставил на Щербу. И пока игра не закончится, обязан быть рядом и подыгрывать. А Бобин неустойчив. Есть в нём что-то от телёнка, которого то за ухо ведут, то сам он за куском подсоленного хлеба тянется. Сегодня сказал мне: "Прорываться со взрывчаткой в консульство не слишком здорово. Но и делать ведь тоже что-то надо".
  - Понятно. А если Прутиков увидит, что, поставив на Щербу, он поставил на пустышку, не будет ему со Щербой ни сладкой жизни, ни авторитета, то отойдёт от него?
  - В принципе, может сработать вариант Попандопуло. Убедится, что у пана атамана золотого запасу не только нет, но и никогда не будет, не исключено, скажет: Рома, и почему я был в тебя такой влюблённый? Но, думаю, маловероятно. В никуда уйти он не может, ему обязательно нужно быть при каком-нибудь пане атамане. А в новой организации придётся всё создавать сначала и отвоёвывать себе место. Здесь уже создано, и престижное место ему обеспечено. Осталось дождаться благоприятной ситуации и довести начатое до намеченного результата. А стимул добиваться намеченной цели у него есть. Нет-нет, да процитирует какого-то западного деятеля: "Хочешь стать богатым - создай бизнес. Хочешь стать очень богатым - создай политическую партию. Хочешь стать бесконечно богатым - создай религию". К тому же, дружат они ещё со школы, и когда Щерба затеял "общину", Секундова и Прутикова призвал первыми. Так что Прутиков - человек из ребра Щербы. А люди из ребра от своих лидеров отказываются крайне редко. Если вообще отказываются.
  - Отказываются. Правда, в иных ситуациях: когда сами хотят занять их места. А раз из ребра и его место занять не стремится, значит, и впредь будет идти в одной связке со Щербой. И безобразничать.
  - Это как пан атаман прикажет.
  - Прикажет, можно не сомневаться. Тебя ещё не агитировали?
  - Агитировали. Но так... Больше примерялись. В итоге, если срастётся, светит должность их представителя в Питере, с перспективой на весь Союз.
  - Твоя реакция?
  - Ни да, ни нет: к религии, мол, отношение индеферентное.
  - На данный момент, позиция уместная.
  Владимир принёс кофе, снял салфетки с двух тарелок: в одной печенье, в другой пирожки с мясом, с зелёным луком и с капустой. Лоистов, большой любитель выпечки, благодарно улыбнулся обоим - сомневаться нечего, для него постарались. Сразу же налёг на пирожки. Владимир Геннадьевич тоже съел пирожок, отпил глоток кофе и перешёл к делу:
  - С шофёром ты переговорил. Будет ждать вас завтра с 10-30 до 11-30 возле железнодорожной станции Ручьи. Сегодня среда. Переговоры с шофёром в четверг. Машину он может предоставить с вечера пятницы до полудня воскресенья. Сработал ты оперативно, но не навязчиво. В принципе достал, но не через две минуты на ладошке принёс.
  Лоистов согласно кивнул и потянулся за другим пирожком.
  - Вот номер машины, - протянул бумажку Владимир Геннадьевич, - запомни. Фотографию шофёра показывать не буду, Вельчинского и так узнаешь.
  - Постараюсь, - улыбнулся.
  - Уж постарайся, - улыбка в ответ. - Задержание проводим завтра, ближе к вечеру. К тебе просьба: чтоб они не разбрелись. Организуй шашлыки или ещё что, но так, чтобы плотно сидели дома, и никуда их не тянуло. Необходимую сумму Володя тебе выдаст. Завтра милиция проводит свою операцию, будут отлавливать дачных воров. Для нас очень кстати.
  - Понял.
  - Следующий вопрос: оружие?
  - СВУ[7] в сарае, в поленнице дров. Стволы в доме, в тайниках. Обрез на чердаке, в большом чемодане под старыми газетами. Револьвер на втором этаже в кладовке, в металлическом ящике со слесарным инструментом, на самом дне, завёрнут в промасленную ветошь.
  - Часто достают?
  - Нет. Почистили, смазали, спрятали, и больше в руках я не видел. Похоже, чувствуют себя в безопасности.
  - Оружие могут быстро применить?
  - В зависимости от того, где будут ключи от чердака и кладовки - чердак и кладовка заперты. Штатно эти ключи находятся на первом этаже в связке от подсобных помещений.
  - Позаботься, чтоб они там и были, в связке на первом этаже. А связка где-нибудь подальше, в закутке.
  - Сделаю. В принципе, я сторож, ключи моё заведование, никто кроме меня, их не найдёт.
  - Хорошо. Но при себе не держи, заподозрить могут. Как вести себя во время штурма знаешь, не первый раз.
  - Да. Надеваю самую большую кастрюлю на голову и громко пою: "Взвейтесь кострами синие ночи..." - улыбнулся Лоистов.
  Георгиев чуть-чуть растянул губы, как бы ответил на улыбку:
  - Петь не обязательно.
  И Лоистов согласился с ним: не ко времени шутка - сродни ёрничеству:
  - Виноват.
  - Но голову и рёбра побереги. В доме оружие, нет никакой гарантии, что оно и завтра останется в тайниках, а не перейдёт в руки. Так что группа захвата будет работать стремительно и активно. А на тебе не написано, кто ты и что ты. Контрольное время с 16-30 до 17-00. Если в этот период не подашь сигнал об отмене, в 17-00 начинаем штурм.
  - Понятно. Геннадьич, хорошо бы сын Цехиновых при этом поприсутствовал. Сам привёл, пусть сам и посмотрит: кого. Вот только не знаю, как надёжнее его выдернуть.
  - Не надо тебе его выдёргивать. Это вопрос уже решённый. Утром организуем тревожный звонок, пусть съездит, удостоверится, не ограблен ли дом. Под раздачу попадёт, в другой раз крепко подумает, прежде чем селить неведомо кого. Телефон на даче нормально работает?
  - Да.
  - Володя... - Владимир Геннадьевич с недоумением взглянул на Кипятильникова.
  - Команда дана. Сегодня, до конца рабочего дня, исполнят, - ответил Кипятильников. - А восстановят линию только к субботе.
  - Тогда у меня всё. Вопросы? - Владимир Геннадьевич взглянул сначала на Лоистова, потом на Кипятильникова.
  - Нет.
  - Не имею.
  Владимир Геннадьевич поднялся с места, Лоистов и Кипятильников тоже встали.
  - В таком случае, желаю удачи. До завтра, - протянул руку Лоистову. А Кипятильникову сказал: - Закончишь с Николаем, сразу в Управление.
  Кипятильников проводил начальника отдела, запер за ним дверь. Вернувшись, достал из кейса часы, такие же как у Лоистова. Но только внешне. Лоистов отдал Кипятильникову свои, надел служебные: не рация, конечно, но с их помощью можно подавать сигналы на несколько сот метров. А принимают сигнал, как звонок будильника, почти с полутора километров. Получил деньги на завтрашние расходы, написал расписку. Налили еще кофе под пирожки и печенье.
  - В воскресенье от души расслабился, - Владимир потянулся и блаженно заулыбался. - В постели провалялись чуть не до десяти. Позавтракали, в Сосновку съездили, по парку погуляли. Маленькая счастливая, щёчки розовенькие, глазки блестят. Потом в мороженицу зашли, дочурка лимонаду попила, мы с женой шампанского выпили. И домой поехали. По пути к обеду сухонького купили. Жена дочурку быстренько накормила, и та сразу же уснула. Набегалась. Мы неспеша пообедали, вина выпили, концерт по телевизору посмотрели. Потом жена за ужин принялась, я по хозяйству немного повозился. В спальне карниз с одного края обвис: пробка высохла, из гнезда полезла. Заменил пробку, новый шуруп ввернул. Ровно и красиво стало. Поужинали. Я коньячку принял, жена сухое допила. Девчушку спать уложили, пошли на последний сеанс в кино. Красота! Жалко не часто такое бывает.
  Закончил Владимир трогательные воспоминания, вернулись к насущным делам. Уточнили некоторые детали завтрашнего мероприятия. На плане дома Николай кружочками пометил двери на чердак и в кладовку - при штурме их заблокируют в первую очередь.
  Попрощались. С печалью посмотрел Лоистов на пирожки, но пришлось оставить - как залегендируешь, откуда они взялись после переговоров с шофёром.
  Кипятильников просмотрел документы, которые были в папке, вымыл кофейную посуду и поехал в Управление.
  
  В Ручьях Николай познакомил Эдуарда и Романа с шофёром и отошёл в сторону: без него обойдутся. Минут пятнадцать топтался вокруг газетного киоска на обложки журналов глазел да купленные газеты просматривал, ждал, пока торг закончится.
  Закончился.
  - Ну, как? - Спросил он Эдуарда. - Договорились?
  - Да. Цену, правда, крепкую заломил и задаток 100 рублей выклянчил...
  - Цена-то посильная? - Посочувствовал Николай.
  - Раз договорились, значит, посильная. Ты отвечаешь, что он с этой сотней не смоется?
  - Отвечаю? - И Николай рассмеялся. - Где купюрами запахло, туда его звать не нужно. Сначала, попробуй оттуда выгони! Скорее надорвёшься, чем его от денег отгонишь.
  - Вот жлобина! - Роман косо посмотрел вслед отъезжавшей машине. К спутникам оборотился: - Какие дальше планы?
  - Полагаю, болтаться по городу без острой необходимости не стоит, - отозвался Николай. - Мало ли какая случайность... Налетит пьяный дурак и закончится разборками в милиции. А туда нам не сильно нужно.
  Прутиков быстро глянул на Щербу и своё заключение вынес:
  - Всё правильно. Возвращаемся.
  В Токсове у магазина Эдуард предложил:
  - Давайте пузырь возьмём.
  - Одной на всех мало, возьми лучше две, - подсказал Роман.
  - А я, что, не люди? Я тоже в доле, - не захотел отставать Лоистов. - Вчера за халтуру заплатили, для концерта в Доме культуры декорации делали. Севка, кстати сказать, наколку дал. - Про Всеволода сочинил для убедительности, но без боязни: не сомневался, после того как Секундов по языку получил, проверять не станут. - Четвертак, даже тридцатник выделить могу.
  - Отлично, - согласился Эдуард.
  К их двум бутылкам Лоистов купил ещё четыре.
  - Упиться или утопиться решил? - Исподлобья глянул Роман.
  - И не упиться, и не утопиться. А вот хорошенько выпить - настроение есть, всё-таки, за халтуру купюры получил. И на время посмотри - время детское. И закусь добрую возьмём. А под добрую закуску она ой как хорошо льётся! Что ж, потом вечером за добавкой бегать? У нас с Эдом такой печальный опыт уже есть. С Нарвы.
  - Есть, - подтвердил Эдуард. - Перед самым закрытием в магазин бегали.
  - Ну вот, по бутылке на нос, точнее, на глотку - в самый раз будет. А одну на завтра, на похмелку оставим. Утром-то где купишь?
  В магазине купили "Украинской" колбасы, хлеба и горчицы. В Домовой кухне готового холодца, полпротивня, да свиной вырезки два килограмма, в камине запечь.
  Но по бутылке на нос, если одну на завтра оставлять, не получилось: Всеволод приехал. Позвонили ему знакомые, сказали, что от своих соседей по даче слышали: в последние дни в Токсове много дач разграблено. Настоятельно посоветовали убедиться, что в его доме всё в порядке. Попробовал он дозвониться, но в трубке только треск, писк, да короткие и глухие, как из подземелья, гудки. Пришлось ехать.
  Прошёл к вешалке, из внутреннего кармана пальто достал бутылку сухого вина.
  - Это на завтра оставим, - решил Эдуард. - А на сегодня у нас есть и погорячее.
  С морозца да с устатку - в Ручьи-обратно смотались, переговоры провели - за стол тянуло безотлагательно. Нарезали хлеб и колбасу, разрезали холодец, открыли банку с горчицей. Эдуард разлил всю бутылку, почти по полстакана. Потом наливал по четвертинке и даже меньше: куда спешить, если на столе закуска добрая, а за столом собеседники приятные. Добили вторую. Небольшой перерыв сделали, и совещание учинили: как готовить вырезку.
  Николаю было всё равно как приготовят, лишь бы приготовили: не его дело здесь свою волю навязывать. Прошёл в комнату, запер дверь на задвижку. Со дна межрамья, с подоконника, через форточку достал бумажный пакет. В нём 50 граммов сливочного масла и четыре сырых яйца. Масло проглотил откусывая понемногу: в желудке растает. Запил яичками. Теперь можно и дальше хмель потреблять, без риска потерять разум. Скорлупу сложил в пакет, пакет смял в комок и засунул за батарею.
  Единого мнения по приготовлению вырезки так и не сложилось, каждый творит по-своему разумению: кто мелкими кусочками на шампуре как шашлык готовит, кто большой кусок на вертеле над углями неспешно поворачивает.
  Пока мясо готовится, под колбасу да холодец с горчицей, ещё одну бутылку, не заметив того, целиком раскатали. И побеседовали.
  Охмелели, бродят по дому. Кое-кто порывается выйти на крыльцо, там покурить. Нет уж, нет уж... Все должны быть в доме.
  Прошёл в туалет, он возле тамбура входной двери. Из туалета в тамбур. Входных дверей две. Наружная, сплошная, слегка приоткрыта. То, что нужно. Дёрнул внутреннюю остеклённую - заперта. Дверь летняя, лёгкая и одного доброго удара ногой в район замка хватит, чтобы её открыть. Вынул ключ из замочной скважины остеклённой двери, толкнул его под буфет: вывалился из замка и сам туда отскочил. Двери на чердак и в кладовку на втором этаже тоже заперты. Проверено. Флажки на чемодане и ящике с инструментом, целы. Значит стволы на месте. Ключи от чердака и кладовки... Ключи далеко, самому б потом найти.
  Взглянул на часы. 16-25. Пока всё идёт по плану. Но если возникнет непредвиденное, незапрогнозированное развитие событий, нажмёт он на часах кнопку выбора мелодий для будильника, и прозвучит мелодия на приёмнике у Владимира Геннадьевича. Выдвинувшаяся группа захвата, вместо ожидаемой команды: "Атака!", получит другую: "Отбой!", и вернётся на исходные позиции, снимут милицейское оцепление, а Геннадьич и Кипяток в условленном месте, на кривой улице за магазином - по легенде: мало показалось, ещё за одной бутылкой пошёл - будут ждать его самого и его разъяснений. А потом, в другой день, всё по новой. И по новой с машиной договариваться, и по новой Севку выдёргивать... Нет, все в сборе, откладывать нельзя.
  16-30. Вернулся на кухню. Все колдуют у камина. Взял свой шампур, откусил, прожевал. К Эдуарду подошёл:
  - Англичане правильно говорят: горячее сырым не бывает. И русские правы: сухая ложка горло дерёт.
  - Ник, всё в наших руках! - К остальным обратился: - Пассажиры! Занимайте места согласно купленным билетам! - Прошёл к столу, откупорил бутылку, плеснул в стаканы.
  - Это что? - Николай поднял стакан, посмотрел на свет.
  - В смысле?
  - Это выпивка?
  - А что же?
  - Это, Эд, называется: надо в аптеку идти, пипетки покупать и в глаза закапывать. На большее тут не хватит.
  - А по сколько наливать?
  - Всю бутылку мечи. Под мясо же! Под настоящую вырезку, запечённую на углях!
  - Как скажешь, я не жадный, - разлил водку, бутылку под стол катнул, и в сторону камина: - Пассажиры, долго вас ждать? Сейчас поезд уйдёт!
  Все быстро расселись за столом. Лишь Роман остался возле ярких углей:
  - Я пропущу.
  - А что так? - Пьяный и удивлённый взгляд Николая в его сторону.
  - Ник, - остановил его Эдуард. - Если он сказал, то не будет. Не наседай, бесполезно, - поднял стакан. - Ну, давайте: за всех за нас, и за ну их на фиг!
  - Нормальный тост! Я за, и до дна, - одобрил Всеволод, которого уже изрядно развезло.
  Чокнулись, выпили до дна. Первые минуты только чавканье. 16-40. Потом чавканье и разговоры. 16-50. Едят уже не так усердно, больше разговаривают. 16-58. Разговаривают... Даже не разговаривают, а говорят все разом. Роман по-прежнему сидит на низкой скамеечке возле камина. Он, практически, трезвый, пил мало. Ворошит угли в камине, но уши к столу навострил, в разговоры вслушивается. Пусть слушает. 17-00. За столом разговоры, за дверью тихо. 17-02. То же: в доме громкие разговоры, за дверью полная тишина. Похоже, Геннадьич на всякий случай даёт выдержку, вдруг будет сигнал "Отбой". 17-05. Без перемен. 17-06. Хруст замка, треск двери, звон разбитого стекла.
  Застолье не только осознать - услышать толком не успело как, словно февральской вьюгой, через распахнувшуюся дверь, в несколько секунд, намело полный дом вооружённых людей.
  - Всем на пол! Лицом вниз! Смотреть в пол! Руки на голову!
  "Лежать! Бояться! Трясти коленями! Сдаваться!"
  Лишь затрещала дверь, метнулся Николай под стол, ладони на затылок положил и ноги раздвинул. Всякий сомневающийся мог убедиться: в руках у него ничего нет и между ступнями граната с выдернутой чекой не зажата - не оттолкнёт он её и не катнёт под ноги штурмующим.
  
  После личного досмотра всех загрузили в милицейский транспорт: в уазик и в микроавтобус, и отвезли в местное отделение милиции. Некоторое время держали под охраной в коридоре. Николай то садясь прямо, то склоняясь к коленям, боковым зрением фиксирует, оценивает поведение "общинников". Все сидят неподвижно, сосредоточенно, особенно непроницаем сам Щерба. Не переговариваются и даже не переглядываются. Значит, линия поведения при задержании у них отработана заранее. Лишь у Всеволода голова вертится во все стороны, словно флюгер на осеннем ветру, и глаза таращатся: никак не может понять - что же произошло, и как он здесь оказался. Тигрятник переполнен, оттуда часто слышны удары в дверь и возмущённые крики:
  - Слышь, начальник! Ты какого рожна меня сюда засадил?! На хрена мне чужая дача - у меня своих две: моя и тёщина. Зачем мне по чужим шастать?! Слышишь, начальник, выпусти!
  - Разберёмся, - отвечает начальник с сержантскими погонами. - Не шастал, пойдёшь домой. Шастал, пойдёшь в камеру.
  Привели ещё одну группу задержанных, рассадили у перпендикулярной стены. Через минуту небритый мужчина в тёмно-сером суконном пальто и в папахе хрущёвке (из каких же нафталинов он её извлёк?!) встрепенулся и крикнул дежурному:
  - Кузьмич, какие дачи?! Я на последней электричке, во втором часу ночи, приехал. С соседкой, со Степановной, вместе ехали. И с электрички до дома вместе шли. Дома сразу спать завалился. А утром Илюха Баскаков пришёл. Разбудил меня, бухать начали. Не веришь, спроси у Степановны и у Илюхи.
  - Спрошу, - обещает дежурный.
  - Спроси, спроси!
  - Сказано тебе: спрошу. Подтвердят, пойдёшь домой. А сейчас уймись! Не уймёшься, в тигрятник затолкаю!
  - Понял. Молчу.
  Вытянул ноги, привалился затылком к стене и захрапел приоткрытым ртом. Стало быть, невинен он, как новорождённый младенец.
  Вскоре их разъединили и развели по кабинетам. После недолгого допроса: установили личность и цель пребывания в Токсове - Всеволода и Николая отпустили, дачных грабителей в них не усмотрели. Всю обратную дорогу Севка шёл молча, лишь, по-прежнему, вертел головой и таращил глаза. Несомненно, он был в шоке и в шоке не малом. Только бы урок пошёл впрок.
  В доме их ждал участковый. Проверил документы, убедился, что Всеволод действительно сын хозяев дачи, велел ему и завтра быть здесь: нужно получить письменное объяснение по поводу проживания не прописанных лиц.
  Лишь только за участковым закрылась дверь, Николай откупорил бутылку и налил по полстакана. Выпили залпом. Зажевали кусочками мяса. Через несколько минут Всеволод зарозовел, оживился. И заговорил. Обо всём и сразу. И без остановок. Перепрыгивал с темы на тему: То, кто они такие, откуда взялись и по какому праву их забрали? То начинал рассказывать о концерте, в котором на прошлой неделе участвовал, то о девушке своей, о том, какая она замечательная, то о каких-то друзьях, о приятелях и о просто знакомых. Шок у парня. Надо тормозить, иначе далеко уедет, не дай Бог, с мозгов скатится. И Лоистов налил себе полстакана, Всеволоду побольше. Выпили. Залпом не получилось, одолели за два раза. Закусили тем мясом, что было на столе. Всеволод говорил всё медленнее и всё косноязычнее. И вот, голова его стала никнуть к столешнице. Николай отвёл Севку в комнату, уложил на кровать, расстегнул и снял сапоги. Вместо одеяла накинул пальто. Надо ехать домой. Посмотрел на часы, время ещё есть. Сел за стол, доел мясо со своего шампура, в стакан налил воды из чайника, запил. Прошёл в комнату, посмотрел Севкины ключи. Нормально, два ключа от обеих дверей, понадобится выйти из дома, выйдет. Положил ключи от подсобок, в том числе от чердака и кладовки, на видное место. Запер сплошную дверь, ключи положил в дровяном сарае за наличник. Сарай и баню оставил незапертыми: не факт, что "общинники" не переместили СВУ из поленницы под полок или за каменку. Кипятильников и взрывотехники скоро приедут за стволами и взрывным устройством, изымут их по-тихому, без понятых и протокола. В доме, к той поре, останется лишь крепко спящий Всеволод, а его, Николая, здесь быть не должно.
  Пошёл на станцию.
  
  И вот он дом, вот она дверь квартиры! Нелёгкое дело сделал и домой вернулся. Гора с плеч и радость возвращения к семье! Свет-Егоровну обнимет. Крепко обнимет! Сынулька на руки взберётся, обхватит его шею своими ручонками, прижмётся, и будет так сидеть, пока время сна не подойдёт. Даже за столом с колен не слезет. А в середине ночи или ближе к утру, притопочет розовыми пятками к их кровати, подёргает его за плечо, чтобы на спину перевернулся. Заберётся под одеяло, свернётся калачиком, а точнее сказать - в утробной позе - на его груди. И будет сладко посапывать, пока утром мама не возьмёт на руки: пора в садик собираться.
  Но рано возликовал: Матюша уже спит. И давно спит. А за хмельное состояние организма от смиреннейшей своей Светланы Егоровны без перекуров и перерывов, пока не уснул, получал и то, что полагается и ещё надбавки с коэффициентами. И к великому её огорчению, так и не дослушав заслуженного порицания до конца, уснул быстро и крепко. Спал без снов. Лишь под утро увиделось что-то нежное и ласковое. Наверное, ангельская душа Светланы Егоровны приснилась. Но, увы, забыл то видение едва проснулся. И не до воспоминаний о приятных снах: надо ехать на явочную квартиру, отчитываться в подробностях о Токсовском житье-бытье. Считай, на весь день. А что ненаглядной Егоровне городить?.. Не придумаешь ничего убедительного - от скандала уйдёшь, к скандалу и вернёшься. Аксиома. Впрочем, что тут придумывать. После вчерашнего. И лысому ёжику понятно, что ему после вчерашнего нужно.
  - Ты куда это собрался?!
  - За пивом схожу. Головичка бо-бо...
  - Да шут-то с ней, с твоей дурной башкой! Что болит, что не болит - всё равно от неё никакого толку! Не допросишься! Нет, не допросишься что-то по дому сделать! И не мечтаю! Ещё глаза не продрал, а уже за дверь намылился! Лишь бы дома ничего не делать! Лодырь! Лодырь и бездельник! Лень твоя за сто лет до тебя родилась! Да какое - за сто! За тысячу! Нет, вы только посмотрите, что вытворяет! Говори ему, не говори - продолжает одеваться! Куда ты, спрашиваю?!
  - За пивом.
  - Знаю я твоё пиво! Опять ушлындаешь на весь день! Явишься к ночи и нажравшись! А я всё время одна! На работу - одна! С работы - одна! По магазинам с полными сумками таскаться - одна! С ребёнком дома сидеть - опять одна! Будто мужа у меня нет, будто я уродина какая...
  Но Николай уже за дверью и, по мере удаления, недовольство любезной Светланы Егоровны слышится ему как шум весеннего ветра, потом как журчание лесного ручейка, а в самом далеке, куда едва достигает её голос - как воркование нежной голубки.
  
  ________________________
  
  
  [1] Сигнальная информация.
  [2] Псевдоним Лоистова.
  [3] В спецслужбах со схожими формами и методами работы, во время проведения мероприятий, подчинённых чаще просят, нежели приказывают им. В постоянно меняющейся оперативной обстановке, выполнить приказ буквально и в срок не всегда удаётся, случается, не удаётся вовсе. А в военной структуре невыполнение приказа - преступление.
  [4] Фурштадтская.
  [5] Приём мнемотехники, заключающийся в выделении наиболее примечательного признака у предмета, у человека или группы людей, у события, исторического периода и т. д., и в присвоении им меток-прозвищ. В обиходе метод освоен с незапамятных времён и широко используется во всех сферах жизни: прозвища, личные позывные в боевых подразделениях, и т. д., и т. п., и пр. Из того же ряда: "Разработка" - отдел Георгиева, "разработчики" - сотрудники того отдела. Официально отдел имел другое наименование
  [6] Джеймстаунский фонд - организация, помогавшая перебежчикам из Советского Союза и стран Варшавского договора адаптироваться в Соединенных Штатах. В конце холодной войны сотрудники спецслужб и иные секретоносители из восточноевропейских стран, продававшие секреты спецслужбам США и бежавшие на Запад, получали от него реальную помощь.
  [7] Самодельное взрывное устройство.
  
  
  
  
  * * *
  
  Купола Золотые в Неве Отражались...
  
  Летом много всякого народа из-за кордона в Ленинград едет: и туристы, и под видом туристов; и стажёры, и под видом стажёров; и... короче, полная запарка. Но невзирая ни на что, выкроили время, обмыли капитанские звёздочки Вельчинского, меж своими - Вельчика. Разошлись уже за полночь, а поутру... Поутру вызвал виновника вчерашнего торжества начальник отдела Георгиев:
  - Понимаю, Сергей, цейтнот у тебя полнейший, но надо ещё с одной парочкой разобраться. Ночью, по сути уже утром, в гостинице "Астория" офицер, капитан первого ранга, ломился в чужой номер. Мало того, в ответ на замечание администрации гостиницы, устроил скандал. Вызвали сначала милицию, потом комендатуру.
  - Так, небось, девушка в том номере живёт. И, наверно, собой не дурна.
  - Судя по фотографии - очень даже не дурна...
  - А мы здесь причём? Пусть с ними разбираются его жена и её муж, а нет мужа, так отец.
  - Капраз тот, не просто капраз, командир атомной подводной лодки. Причём, даже среди атомных - его лодка не рядовая, единственная в новом проекте. А юная красавица - гражданка Швейцарии.
  - Ну, мало ли... Дверь перепутал, - вежливо, но настойчиво отбояривался Вельчик.
  - Не перепутал. Перед тем вышел из её номера, а когда вернулся и в дверь стучал, по имени называл.
  - У маримана гондурас чешется, у девицы импортной в панаме волнения, а мы расхлёбывайся... - Уже не так почтительно пробубнил Вельчинский, и его скептически оттопыренная нижняя губа, стала зло оттопыренной. - А Третья служба сама с ним не разберётся?..
  - Разбираются. По своей линии. А на тебя, смотрю, беда великая и непредвиденная свалилась: думать придётся.
  Георгиев исподлобья взглянул на Вельчинского, и Сергей понял: и он зарвался, и Геннадьич сам не в восторге от непрофильной заботы. Хотя своё направление, не своё направление - слова, не более. Где необходимо в данное время, там и работают.
  - А девушка, так и вовсе наша забота, - продолжил Георгиев. - Кто такая, почему в её номере наш офицер оказался, да, к тому же, офицер не рядовой. Только романтическое свидание там состоялось, или нечто иное, мёдом[1] подмазанное? Короче, полная информация по обоим.
  - Когда?
  - Завтра в десять мне докладывать. Поэтому утром, в девять, информация должна быть, - положил ладонь на крышку стола, - вот здесь.
  - Так ведь... - Посмотрел на часы.
  - Сроки не обсуждаются.
  Обозлённый Вельчик, в отместку за свалившиеся хлопоты, фотографию красавицы засунул в задний карман брюк, изображением... ну, к телу. И капразу, на всём пути в свой кабинет, пусть заочно и беззвучно, зато со всей нежностью души рассказывал про кобелей, которых не в "Асторию" следует везти, а к ветеринару вести, тогда с ними хлопот, и от них головной боли не будет.
  Лейтенанту Виктору Честовому, стажёру при нём, дал команду:
  - Собери всё, что удастся по этой крале. Особенно, по какой линии сюда прибыла, цель приезда и все связи здесь, даже самые хлипкие. И уточни где именно капраз.
  Несколько минут посоображал, позвонил Лоистову, назначил встречу.
  Честовой быстро принёс информацию: Мадемуазель Жюстин Сирен учится в Сорбонне, славистка. По этой линии прибыла в Ленинград, на стажировку по русскому языку и русской литературе. Отец промышленник, довольно богатый, предприятия и в Швейцарии, и в Италии, и во Франции, и в Германии. Связи... Барышня весьма общительная: целый список, на лист едва уместились. Капраз сидит, точнее, спит в комендатуре на Садовой.
  - Хорошо, пусть сидит, пусть спит... - проговорил Вельчинский, вчитываясь в список связей мадемуазель Жюстин и соображая, что из него можно извлечь. - Сидит... сидит... ну и пусть себе сидит, раз одна голова другой покоя не даёт... - И поднял глаза на Виктора. - Так подожди... Он же капраз. Это же не лейтёха какой. Его, как только проспится, сразу отпустят. А потом где искать? - Набрал номер начальника отдела:
  - Геннадьич! Мариман наш сейчас на Садовой, пусть его там хотя бы до вечера попридержат. Иначе, где мы его искать будем? Созвонись, пожалуйста, с кем надо.
  Положил трубку внутреннего телефона и снял с городского:
  - Будьте добры, Лёшу Софронова. Лёша, сейчас к тебе на работу Виктор подъедет. Выкроишь минуток десять? Отлично. Встретитесь... Место на нейтральной территории сами выберете.
  Передал трубку Честовому, дождался окончания разговора и отдал ему распоряжение:
  - Переоденься в форму, но не в нашу, а в общевойсковую. Заедешь сначала в военкомат, к капитану Головкину, он даст тебе повестку на Софронова. Потом встретишься с Лёшей, объяснишь: Его вызовут в отдел кадров, там ты вручишь повестку на переподготовку. Явка сегодня. В военкомат пусть не в указанный срок прибудет, а минут на сорок или на час припоздает. Но не больше. И перед военкоматом примет водочки, грамм сто пятьдесят. Больше не надо. Чтобы видно было: выпивши, но не пьян. Пьяного могут в вытрезвитель отправить. В военкомате пусть попререкается, но до скандала не доводит. Сегодняшний дежурный по военкомату большой любитель строптивцев в комендатуру отправлять. То, что нам надо. Там, за дебош в гостинице, сидит, точнее, спит наш капраз. Один капраз, на всю комендатуру, не ошибётся. К Лёше просьба: завестись под капраза, понять, что он за человек, с точки зрения наших интересов, и установить всё, что имеет хотя бы малейшее отношение к ночному инциденту в "Астории". Повестку Софронову вручишь под расписку. В расписке обязательно проставь время вручения. После этого отвезёшь расписку в военкомат и поезжай... Нет. Машина мне нужна, поэтому сразу же, как только отвезёшь расписку, гони в Управу... Нет... Долго... Я своим ходом подъеду к Ленфильму и там заберу машину. А ты своим ходом в военкомат с распиской. Да. Так и сделаем. Всё. Действуй.
  Вельчинский забрал машину, в условленном месте подобрал Лоистова. Отъехали во двор, в тенёк под деревья.
  - Коляныч, просьба от руководства к нам с тобой такая. Вот девица-красавица Швейцарского роду-племени. - Показал фотографию.
  - Да, красавица, ничего не скажешь, - согласился Лоистов.
  - Вот её связи, - протянул список. - Но это, думаю, не все, общительная деваха. Однако другие не установлены, будем работать по этим. Надо войти с ней в контакт и выяснить: а) что она за птица; и б) максимум из того, что произошло между ней и капразом сегодня ночью в гостинице "Астория"; в) как они познакомились.
  - Выход на неё?
  - Увы.
  - И что делать будем?
  - Сначала думать, потом действовать. Можно наоборот, но нежелательно. Посему, прочитай список внимательнее: нет ли там твоих знакомых или, хотя бы знакомых твоих знакомых.
  Лоистов перечитал.
  - Нет. Никого.
  - Тогда второй список: связи первого списка.
  - Тоже нет.
  - Тогда будем знакомиться с людьми из третьего списка. Есть тут один человечек. У него вечно суетятся всякие люди, в иные дни не квартира, а проходной двор. Он знаком с итальянцами, те с французами, а французы, в свою очередь, с интересующей нас девицей.
  - Ни фига себе, городьба!
  - А что делать... Посему, вот тебе адрес. Приступай.
  - Замотивируем как?
  - Как-нибудь попроще. Сложный ход и дурак придумает.
  - Может быть, соседей по лестнице просчитать, и оттуда мотивировку?
  - Некогда уже, Коляныч, просчитывать. Дело надо делать. В девять утра доклад должен лежать у папы Вовы на столе.
  - Суров, однако ж, папа по части хронологии. Тогда поехали.
  Вельчик включил передачу и отпустил сцепление.
  - С чего начнёшь?
  - Попрошусь позвонить, а там по обстановке.
  - Четвёртый этаж, всё-таки. Не первый. Как-то не по пути.
  - Ищу, кто бы комнату сдал. Для родственников, которые должны приехать из провинции. Заходил на пятый. Оказалось, ошибка, неверный адрес дали. Надо уточнить.
  - А с пятого почему не позвонил?
  - Да неловко как-то дважды людей беспокоить. А ещё лучше: дверь не открыли, сказали через запертую, что ничего у них не сдаётся. Или дома никого не оказалось. В, общем, сочинять не буду. Поднимусь на пятый, позвонюсь в какую-нибудь квартиру, и в зависимости от реакции, начну плясать.
  - Да, так лучше. Но не факт: зачем в квартиру ломиться, звони из автомата.
  - Аргумент. Но поищём свой. Одно: нет монеты. Другое, иду сверху и наудачу зашёл: вдруг у них, на четвёртом этаже, комната сдаётся.
  В парадной Вельчинский заглянул в почтовый ящик нужной квартиры:
  - О! Не зря говорят: на ловца зверь бежит.
  Достал конверт.
  - Теперь не с пустыми руками пойдёшь.
  - Что ж я, по почтовым ящикам шастал?
  - Ни в коем случае! Ты человек деликатный, куда не просят, не лезешь, что не велено, руками не трогаешь, - пооглядывался в парадной, ничего нужного не нашёл. - Пойдём к машине.
  Взял бутылку с водой, из которой доливал в подтекающий радиатор, поискал на асфальте место, где больше пыли собралось, плеснул туда воды. Повозил ботинком по грязи, разостлал газету и наступил на неё. Отпечаток ему понравился.
  - Отлично!
  Положил на сухой край газеты конверт, адресом вверх и на нём отпечатал протектор своего ботинка. Полюбовался.
  - Отлично! Шёл мимо, на третьем этаже увидел... Нет, лучше на ступеньках между третьим и четвёртым этажами: валяется; посмотрел на адрес - с четвёртого. Не возвращаться же с ним на первый, к почтовым ящикам, если до квартиры десяток ступеней. Тем более, позвонить нужно... - Передал конверт. - Ну, Коляныч, с Богом!
  Ещё в начале славных дел папа Вова, в ту пору совсем не папа и не полковник, а опер и капитан, провожая Лоистова на мероприятие, напутствовал:
  - Ни пуха, ни пера!
  На что Лоистов не громко, но твёрдо ответил:
  - Я иду с людьми работать, а не на зверей охотиться.
  С той поры Лоистову либо удачи желали, либо "С Богом" говорили. А про пух и перья никто не вспоминал. Примерно в то же время, излагая добытую информацию, сказал "мент", и услышал от Георгиева: "они для нас - милиция". И слово "мент" из лексикона Лоистова исчезло насовсем.
  
  В комендатуре возле загородки дежурного стоит заметно подпивший "партизан" лет сорока. Форма мешком, погоны домиком, ремень обвисший, пряжка на боку, пилотка, не по размеру, как шляпка старого гриба на уши обвисает. Дежурный просматривает его документы, а солдат объясняет:
  - Товарищ майор! Я всё тип-топ! В кафетерий пришёл тип-топ... Понимаешь тип-топ? Культурно, значит, интеллигентно. Сел за столик у окна: и публику видно в кафетерии, и улицу - тип-топ. Заказал буфетчице сборный салатик, соляночку, котлетку по-киевски со сложным гарниром, графинчик водочки да пару бутылочек пивка из холодильника. Ну, солянки у них не было, гороховый суп взял. Котлет по-киевски со сложным гарниром тоже не было, взял тефтели с макаронами. Выпил водочки. Правда не из графина, нет у них графинов, но она мне по честному, не в гранёный, а в тонкий стакан две соточки налила. Покушал. Тип-топ! Заказал буфетчице, чтоб на магнитофоне поставила "Очи чёрные", и не за здорово живёшь попросил, а заслал ей сколько полагается. Сижу пивко попиваю, в окно гляжу, песню Эдуарда Хиля про итальянского генерала слушаю, потому что нету у неё "Очи чёрные". А тут мимо патруль идёт. Увидели меня через окно и в закусочную, прямо ко мне: пьянствуешь. Да какое ж это пьянство? А он, - указал на начальника патруля: - говорит мне: пройдёмте! Говорю ему, - опять жест в сторону патрульного начальника, - дай Хиля дослушать, я же деньги заплатил! А он: "Не пойдёшь сам, прикажу силой вывести". И это тип-топ? Что ж получается: если я солдат, так мне уже и Хиля нельзя послушать?! Эх, люди на верблюде... И пиво не дал допить, почти полбутылки осталось. Холодное пиво, правда не из холодильника, но буфетчица бутылки под холодным краном честно подержала, я сам видел...
  Майор просмотрел документы:
  - Заканчивай базар, снимай ремень, и всё из карманов в пилотку складывай.
  - Понял. Не дал Хиля дослушать, а я деньги заплатил...
  Снял пилотку, расправил её корытом на стойке. Положил в неё ключи, записную книжку, документы.
  - Деньги есть? - Спросил майор.
  - Есть. Как не быть.
  - Давай сюда.
  - Что ж, вот так, за здорово живёшь и отдать?.. - Засомневался солдат.
  - Никуда твои деньги не денутся. По описи приму, а когда приедут за тобой из части, так же, по описи, верну.
  - Ну, если по описи...
  Майор взял у него деньги, пересчитал, записал. "Партизан" перегнулся через стойку:
  - Покажи, сколько записал?
  - Сколько есть, столько и записал. Мне твои деньги не нужны.
  Но "партизана" это с панталыку не сбило.
  - Покажи, покажи. Ага, правильно, - спокойно одобрил он. Достал из кармана и протянул ещё несколько купюр. - Тогда и вот эти запиши.
  Майор недовольно качнул головой, но молча записал. "Партизан" удостоверился, что записано правильно. Порылся в карманах и подал ещё.
  - Сразу не мог все отдать? - Сердито посмотрел на него майор.
  - Мог. Но ты, товарищ майор, не серчай: надо ж мне убедиться, что с деньгами всё тип-топ будет.
  - Ещё есть деньги?
  - Ты, главное, записывай правильно. А есть у меня деньги, нет у меня денег - это мои проблемы. Я всегда на свои живу. Правило у меня такое. Записал? Ага. Теперь ещё запиши... - протянул две купюры.
  - Издеваешься, что ли?! - Рявкнул майор и со стула поднялся.
  - Вот, сразу: издеваешься. Не издеваюсь, а деньги счёт любят. Запиши, запиши. Правильно запиши, что б всё тип-топ было. А запишешь их, я тебе ещё мелочь дам, только сначала сам сосчитаю...
  - Ну, ты меня довёл! - И кивнул патрульным: - Обыскать его, и всё из карманов сюда: деньги на стойку, вещи в пилотку. - Солдату: - Подними руки!
  - Нет, руки поднимать я не могу. Русские не сдаются. Русиш зольдатен нихт капитулирен!
  - Давайте, ребята, в темпе, - опять обратился к патрульным. - Только аккуратно, не помните его. Клоун!
  И пока патрульные обыскивали "партизана" и перекладывали содержимое его карманов на стойку, майор подошёл к рослым курсантам с красными погонами и негромко спросил:
  - Гражданка у всех есть?
  - Так точно. У всех.
  - Тогда переоденьтесь и к шестнадцати часам сюда. Вечером потолкаетесь на точке, там сегодня, похоже, "уклонисты" и "невозвращенцы" могут быть. Послушаете, присмотритесь. Деньги, по десять рублей, получите, и инструктаж пройдёте у капитана Егорова. Пока всё, до шестнадцати свободны.
  Те кивнули, отдали честь и ушли.
  - У вас что? - Обратился к прапорщику, стоявшему возле Софронова.
  Тот объяснил.
  - Да вы, смотрю, совсем сдурели! И так все сутки как белка в колесе, а они ещё гражданских привозят! Не нужен он тут, некому с ним нянчиться. Уматывайте оба отсюда.
  - Мне приказано обязательно оставить. Сегодня он не гражданский, на сборах...
  - Тогда оставлю. Обоих. В одной камере. Чтоб не скучно было.
  Прапорщик слегка побледнел, но сообразил и оправдался:
  - Товарищ майор, я всего лишь выполняю приказание! Он старше меня по званию, а я только документы его привёз. Мне подполковник Вязов так приказал.
  - Вязов... Понятно, - и повернулся к Софронову: - Состав? Приписка?
  - Офицерский. ВМФ.
  - Казюлин, - майор крикнул в коридор, - у нас, вроде, один водоплавающий уже пребывает на покое?
  - Так точно. Спит.
  - Тогда и этого оформишь к тому. Пусть меж собой выясняют, у кого из них задница ракушками больше обросла.
  
  Старший лейтенант Казюлин открыл Софронову дверь в камеру. Капитан первого ранга шевельнулся, приподнял голову.
  - Прошу добро, товарищ командир?
  - Добро, заходи, - буркнул тот в ответ и взглянул исподлобья. И посоображал, и вспылил. - Издеваешься, что ли?! Тебе что тут, Центральный пост - добро спрашиваешь!
  - По старой памяти... Северный флот. Надводные корабли.
  - Вот и я Северный. А на северах где служишь?
  - Сейчас я на гражданке.
  - А как же сюда с гражданки попал?
  - Переподготовка. Принесли повестку. Прямо на работу: срочная явка в военкомат. А я, пока шох-ворох, да ещё по пути мужиков знакомых встретил, с ними пару раз по соточке с пивком протянули, почти на полтора часа опоздал. В военкомате подполковник на меня полкана спустил: Проверка из штаба! Контрольная явка! А ты такой-сякой! А я, что... Я тоже молчать не стал. Если б трезвый был, сдержался, промолчал бы. А выпивши, я на язык дурноватый. Ну, и залепил ему: подполковник, это тот, кого имеет полковник, независимо от пола и звания. А он обиделся и сюда сослал.
  - Да... Я тоже, когда выпью... А тут ещё с девчонкой познакомился... Красивая!
  - Что, из-за девчонки сюда попал?
  - Вроде того.
  - А как сумел?
  - Сумел. Познакомились на набережной. Лето. Белые ночи. Она из Европы, для неё такие ночи в диковинку. Я на севере и на белые, и на полярные вдоволь насмотрелся. Но всё равно: мосты разведены, Нева блестит, купола да шпили золотом светятся и в Неве отражаются, красивая девушка рядом, то по-русски, то по-французски мило так щебечет - романтика. Погуляли... Оказалось, в одной гостинице живём... Пригласила к себе в номер, говорит, посидим, полбутылки водки есть. Пошли к ней в номер. Посидели, выпили. Пальчики ей поцеловал... А пальчики тоненькие такие, нежные, прохладные... - у капраза и голос понежнел. - За плечики обнял... Не возражает. Я пуще, но тут она уже, вроде как, заупрямилась. Ну, думаю, значит, мало водки девушке. Пошёл в бар за другой бутылкой. Возвращаюсь. Дверь заперта. Постучал. Молчит. Задремала, думаю. Громче постучал, позвал по имени. А тут, сначала этажная, а потом и вохровец гостиничный на меня попёрли:
  - Прекратите шуметь! Не нарушайте порядок!
  А я вохровцу:
  - Ты, парень, греби своим курсом и в чужие дела не встревай.
  Ну, слово за слово. Вызвали они милицию, а те в комендатуру позвонили. С досады я и ту бутылку, что в баре взял, заглотил. Не помню, как уснул...
  
  Звякнула щеколда, открылась дверь
  В дверном проёме стоял среднего роста и со всех сторон - сзади, спереди и с боков - округлый подполковник, смотрел сурово и топорщил усы.
  - Софронов, Вы где работаете?
  - На Ленфильме.
  - Кем?
  - Много кем, там работа разнообразная. Сейчас бригадир декораторов.
  - Угу, - удовлетворённо кивнул. - То есть, столярная работа знакома?
  - Естественно.
  - Пойдёмте со мной.
  Софронов крякнул: только разговор стал налаживаться, и на тебе!
  Подполковник запер дверь камеры и пошёл по коридору. Внезапно остановился, посмотрел на одну из дверей, прислушался. На цыпочках подошёл к ней, посмотрел в глазок. Обернулся к часовому в коридоре, приложил палец к губам и жестом подозвал его к себе. Часовой также, на цыпочках подошёл к подполковнику и тот прошептал:
  - Я отобью щеколду, а ты сразу же открывай.
  Часовой взялся за ручку двери, и когда подполковник ударил ногой по щеколде, резко открыл дверь. За дверью, растерявшись от неожиданности, стоял "партизан" со складным ножом в поднятых руках, а у ног его, на тёмном полу, сияли свежие желтоватые стружки.
  - И что ты тут мудришь? - Шипящим голосом вопросил подполковник.
  Опешивший от неожиданности, "партизан" выложил начистоту:
  - Да вот, петли вырезаю. Вырезал бы сначала нижнюю, - присел и показал, как бы он её вырезал. - Потом верхнюю, - поднялся, показал, как бы и эту вырезал. - И ушёл бы.
  - И куда б ты ушёл?! Тут, в коридоре, часовой. И дальше, за каждым поворотом по часовому. Да ещё дежурный по комендатуре, его никак не обойдёшь! Далеко бы ты ушёл?!
  - Да? - поскрёб затылок. - Действительно, не ушёл бы. - И укорил подполковника: - А что ж Вы сразу меня не предупредили?
  - Это я ещё и виноват получаюсь?!
  - Всякое бывает... И с генералами промашки случаются, - милостиво смягчил его недальновидность "партизан".
  - Ну, наглёж! А нож как у тебя оказался?
  - В сапоге был.
  Подполковник обернулся к часовому.
  - Забери у него ножик. Насовсем. А ты, - уже "партизану", - раз руки чешутся, пойдёшь со мной. Ему, - кивнул на Софронова, - помогать будешь.
  Тоскливое предчувствие подкатило Софронову под ложечку. И не обмануло его.
  Подполковник завёл их в кладовую, где стояла и лежала ломанная мебель: столы, стулья, тумбочки, рассортированные на две категории - в центре поцелее, которые можно отремонтировать, а у стен совсем уже негодные.
  - Ваша задача вот это, - указал на центр, - отремонтировать. Клей, болты, гвозди, шурупы, инструмент - в ящике под окном. Что понадобится на замену - возьмёте оттуда: указал вдоль стен. Работа аккордная: раньше закончите - раньше освободитесь. Вы домой пойдёте, а за тобой из части приедут. Проволынитесь - будете до самого отбоя здесь копаться. Так что, прямая заинтересованность. Вопросы есть? Нет. Будут - к помощнику дежурного. Всё. Приступайте!
  Полный облом! Всё, что готовилось тонким расчётом и великим тщанием - рухнуло от хозяйственного зуда товарища подполковника. Связаться со своими? Неоткуда. От дежурного? Даже если и удастся упросить, при нём ничего не скажешь. Надо вырваться. Но как? В коридоре часовой и за каждым поворотом по часовому... А время уходит. Надо что-то делать: под лежачий камень вода не потечёт.
  Спрятал стамеску за брючный ремень, открыл дверь и, выходя, через плечо сказал "партизану", но с расчётом, чтоб часовой слышал:
  - Сейчас стамеску принесу.
  Сходил, обратно возвращался уже со стамеской в руке, часовой пропустил. Сработало. В следующий раз вышел во двор. И вернулся. Но у выхода со двора - часовой. Его как миновать? Опять во двор. Повезло!!! Арестованные, по двое на одних наручниках. Подошёл, угостил сигаретами и, одновременно неприметно оглядывался, изучал обстановку. И тут по лестнице спускается майор. На повязке его: "Начальник караула".
  - В чём дело?! - Закричал начкар. - Часовой, почему возле арестованных посторонние?!
  - Товарищ майор, знакомого навестил! - За часового ответил Софронов.
  - Не положено! Отойдите немедленно!
  - Всё, ухожу, - и мимо часового к двери со двора. Часовой смотрит на начкара, тот видит, что Софронов уходит, но не препятствует. Значит, так надо. - Софронов открыл дверь в коридор и, обернувшись к майору, опять же с расчётом, но уже с расчетом на часового перед выходом на улицу:
  - Спасибо большое, товарищ майор! Нельзя больше, так нельзя! Сколько можно, столько и можно, хоть курево передал и за то Вам большое спасибо! До свидания, всего Вам доброго.
  - Не за что, - отзывается на вежливость начкар.
  Часовой. Коридор. Уверенно мимо часового, и ему сказал:
  - Всего доброго.
  Часовой, слышавший разговор с начкаром, кивнул в ответ:
  - Всего.
  Дверь. Тротуар. Садовая! Воля! Фу-у-у... А теперь что? Звонить, что же ещё... Монеты нет. Зашёл в кафе, показал Ленфильмовское удостоверение, объяснил:
  - Подбираем кафе для съёмок. Можно ваше посмотреть?
  - Смотрите. А про что кино?
  - В общих чертах про жизнь, а конкретнее: про любовь, - Алексей на ходу сочинял синопсис. - Девушки-подружки знакомятся с парнями, влюбляются, выходят замуж. По началу не всё гладко у них, сами понимаете, жизнь прожить, не поле перейти...
  - Нам ли этого не знать!
  - Но финал добрый и красивый: много любви, много счастья, много детей, а в финале и внуков.
  - Ой, девочки, интересно как!
  - Но такой вот момент: если утвердят - посетители будут наши: и главные герои, и массовка. А вот персонал... Можем, конечно, своих привезти, но если вы не захотите, чтобы здесь посторонние вашим оборудованием командовали...
  - Конечно не захотим! С какой стати чужие сюда полезут! Тем более, кино про любовь!
  - Тогда, опять же, оговариваюсь: если утвердят - то снимать будем у вас и вас, ваш персонал. Аренда либо договорная, либо по установленным расценкам, как моё и ваше руководство сговорятся. Оплата сотрудникам, как массовке, не очень большая, но гарантированная.
  Разулыбались женщины:
  - Да ладно, разве мы что-нибудь про оплату... Мы и так про любовь снимемся.
  Обошёл зал:
  - На мой взгляд то, что нужно. Можно я моему начальству позвоню?
  - Звоните, звоните, сколько нужно!
  Набрал номер. Ответил Вельчинский. Отрапортовал:
  - Я на Садовой, в кафе недалеко от комендатуры. Натура для фильма подходящая. Но вот те двое, кого хотели взять на роли второго плана, моряка и работника студии, с ними проблема: одного, который во флотской форме, пока что, не отпускают со службы, а другого заставили ремонтировать мебель, сейчас его, правда, на месте нет, вышел за территорию, пообедать.
  - Возле комендатуры не светись, - понял его Вельчинский, - но выход держи в поле зрения. Сейчас капраза выпустят, не разминись с ним.
  - Понятно. - Положил трубку, обернулся к кафейным служительницам. - Спасибо большое за телефон.
  - Что Вы, что Вы, не за что! - Продолжали улыбаться они. - Может быть, покушать хотите?
  - Спасибо...
  - Вы не беспокойтесь, мы Вас так, без денег, накормим.
  - Нет, так не надо, сколько стоит, заплачу. Я приятеля подожду, чуть позже вместе зайдём.
  - Заходите, обязательно заходите, мы и приятеля Вашего так, бесплатно, накормим!
  И не обманули, накормили. И не только накормили от души, но и пива из холодильника, и прохладный графинчик с катящейся по боковинке прохладной слезой, принесли. Правда, не совсем безмездно: самая привлекательная из них, принёсшая графин, та, что больше других радовалась фильму про любовь, к уху Софронова склонившись и знойной грудью к его плечу прижавшись, прошептала:
  - Вы уж за нас похлопочите! Чтоб у нас снимали.
  - Обязательно.
  Рад был капраз и пиву холодному, и графинчику со слезой: после ночного вливания, ой как кстати они пришлись! Но не из той Софронов организации, чтобы мошенничать. Потому, невзирая на посул покормить их бесплатно, положил деньги под тарелку: никто и никакую любовь в кино здесь снимать не будет.
  Но капраз увидел и того не позволил: велел забрать деньги, заплатил сам. И не втихаря, принудил знойную администраторшу кафе взять и цену за обед, и хорошие чаевые сверху.
  
  Вельчинский дочитал, подравнял листы, положил их на стол.
  - Что Пахомов пишет? - Поинтересовался Честовой.
  - Пишет... Пишет, что контакт с мадемуазель Жюстин Сирен состоялся. Правда, недолгий, но продуктивный, удалось поговорить наедине и добыть интересующую нас информацию. Девушка - единственная дочь весьма богатых родителей. В Ленинграде квартирует в "Астории". Её приятели французы от зависти слюнки глотают да приговаривают: "Она каждое утро на завтрак заказывает себе блины с икрой!" Увлечена коммунистическими идеями. В Питере всех Ленинов и все надписи, где только встречается его имя, сфотографировала. А увидит наших военных в форме да со звездами на фуражке и на погонах - тут, вообще, сама не своя делается. - И Вельчинский скептически поморщился. - Всё это скоро пройдёт: детский понос левизны в империализме. Как только отойдут ей папенькины заводы, газеты да пароходы, тут же любовь к коммунизму испарится. Как говаривал один старый хохол в одном старом фильме: "Такого добра я богато бачив". Но вот капраз... Мужик нормальный, Лёша с ним обстоятельно побеседовал. И в кафе и после. А может так получиться, что карьеру она ему крепенько подпортила. Задрать бы ей, свистушке, подол да большой чёрной резиновой калошей по голой заднице один разок, но от души врезать!
  - Ну, ты и садист! - Рассмеялся Честовой. - И потом, где ж ты видел у русалки подол?
  - У какой русалки?
  - Сирен - сирена, по-нашему русалка. Интересно как совпало: русалка и к капразу подплыла. Недаром говорят: имя это судьба. Вот у меня была знакомая девушка по фамилии Шварц - чёрная, как цыганка, а в школе одноклассник, Павел - ростом самый маленький в классе...
  - А у меня был знакомый грек по фамилии Полихрониди, так он до тридцати не дожил, - урезонил его филологические изыскания Вельчинский. И головой мотнул: - Казанова хренов!
  - А может быть...
  - Ничего не может быть, Витя.
  - Но ведь знакомство состоялось по её инициативе: сама подошла, сама заговорила, сама пригласила, сама выпить предложила. И не шпионка она, так, с жиру бесится. Досадное недоразумение, ничего больше.
  - Про досадное недоразумение я завтра в девять утра папе на стол в письменном виде положу. А то, что капитана первого ранга девятнадцатилетняя соплюха спровоцировала - такой великий комплимент командиру атомной лодки, что больше некуда! Пальчики целовать да за плечики обнимать мог бы и на набережной. Не хрен было в номер к ней переться и, тем более, потом в запертый ломиться. И впереди ещё большой вопрос: какой вывод из такого поведения в Третьей службе сделают и как на этот вывод его командование посмотрит. Как на досадное недоразумение или... Вот дурень! Ладно, это уже его проблемы, давай другими делами заниматься.
  
  
  
  
  * * *
  
  Покуда Бог не Опалит Вселенную Лобзаньем...
  
  Рано Вельчинский решил, что стряхнул с себя все заботы капразовского ухажёрства. Уже на следующий день вызвал его Георгиев и стал подробно расспрашивать не только о Жюстин, но и о её друзьях. Но, коль скоро, ситуация накануне складывалась с острым дефицитом времени, то подробности Лоистов сообщил только о Жюстин, а об остальных фигурантах упомянул вскользь, лишь то, что они присутствовали. И немногое смог добавить Вельчинский.
  - Нужны и по остальным подробности, - дал указание Георгиев. - Думается мне... Впрочем, вперёд забегать не будем, дождёмся более конкретной информации.
  Вернувшись от него, Вельчинский позвонил Лоистову:
  - Коляныч, сможем ли ближе к вечеру пересечься?
  Что Коляныч может ответить... Раз "сможем ли", значит надо, а если надо, тем более - надо. Лишь уточнил:
  - Именно пересечься?
  - Не совсем. Посидим, обкидаем кое-что...
  - Где и во сколько?
  Вельчинский назначил время и иносказанием, им понятным, указал ту явочную квартиру, где сегодня пройдёт встреча.
  "Что поделаешь, любезная моему сердцу свет-Егоровна, опять тебе одной ужинать. Знаю, и меня не забудешь, к моему возвращению испечёшь на своём язычке ватрушек со свежей горчицей да пирожков с кайенским перцем".
  Георгиев тоже приехал, и едва по глотку кофе сделали, принялся уточнять информацию о швейцарской прелестнице и об её импортных приятелях.
  - По ней я вчера всё написал, добавить нечего, - ответил Лоистов. - А с остальными... При первой же возможности на мадмуазель переключился, много ли с тех за первый недолгий контакт информации добудешь.
  - И всё-таки.
  - Хозяин квартиры и соотечественники...
  - Не трать на них время. Обычные всеядные любители везде бывать и всех приглашать.
  - Тогда импортные. Итальянцы, Паоло и Элеонора. Вдвоём, но не пара - просто хорошие меж собой знакомые. Студенты, живут и учатся в Генуе. Он только закончил первый курс, она перешла на последний. Элеонора специализируется на русской литературе, для диплома выбрала: "Тема покаяния в творчестве Достоевского". Общительная, порой непосредственная. Когда один из русских обратился к ней "Лора", даже фыркнула: "Я не Лора, я Элеонора, зачем ты меня каким-то грузинским именем называешь!" Паоло любознателен, но созерцатель, больше молчит. Впрочем, его созерцательность может объясняться незнанием русского языка - с этим ещё надо разбираться. Учится на коммерческом факультете, приехал посмотреть Советский Союз и познакомиться с русскими для общего развития. Русского языка, я уже говорил, не знает, вопросы через Элеонору задаёт. Надо отметить, конкретные и не пустые. Продолжить образование и найти работу намеревается в Соединённых Штатах.
  Немка Адельгейда и англичанка Кимберли, переводчицы, обучение уже закончили, живут на свой кошт. Кимберли с родителями в родовом гнезде, в старинном доме с прудом и садом. Адельгейда в Дюссельдорфе, снимает комнату. Имя такое потому, что её мать очень любит сказки Гофмана. Обе, и мисс и фрейлен, из недавно выведшейся или выведенной популяции, если можно так выразиться, буржуйских декабристок. Намереваются оформить у нас брак с каким-нибудь поэтом, писателем, художником из неофициальной культуры, желательно поталантливее, и таким образом "вывезти угнетённый талант из застенков тоталитарного режима". - Лоистов поднял глаза на Геннадьича: - Не понимаю: не хочет человек здесь жить, зачем его силой держать?..
  - Не мы, Коля, законы пишем. И не мы решаем: кому выдать выездную визу, а кого оставить. Для законов - Верховный Совет существует, для виз - ОВИР.
  - Но это же лишняя головная боль для нас: есть "отказник", есть проблема, нам с ним нянькаться: кто знает, что он от обиды отмочить вздумает. Только ли листовку про тоталитарный режим в сортире приклеит, или мешок пороха с запалом в час пик в трамвае оставит: тут нам отдуваться. А уехал "отказник", и проблема с ним уехала.
  - Мы правоохранительная структура, обязаны сами исполнять законы и комментарии к ним, и требовать исполнения законов от других. И тебе ли не знать, на сколько мягче сейчас стали условия выезда. Скольким мы, за последнее время, помогли выехать, особенно, по израильской визе. Сам сказал: лишняя головная боль нам не нужна. Ведётся и в этом направлении работа. Но это уже не наша компетенция. Держать их насильно?.. Ты этот контингент прекрасно знаешь, идейных среди них единицы, в основном, это "желудочные" эмигранты. По мне - пусть едут. И эти девицы тоже: оформляют браки и здесь живут или к себе мужей увозят - их личные заботы. Лишь бы по закону. Дальше...
  - Дальше. Французы. С ними уже вне квартиры познакомился. Все пятеро - сорбоннские, кто только начал учиться, кто уже заканчивает. Даниель, руководитель группы, есть на нём этакий чиновный налёт, но врождённое это или положение обязывает - пока не понял. Эжен, его сверстник, контактен, в общении лёгок, но не легковесен. Антуан, годом и курсом младше их, самодоволен и самодостаточен, и превосходство над земляками не то, чтобы выпирает из него... как бы точнее сказать... пожалуй, вот так: существует, как само собой разумеющееся - ведь он сын весьма богатых родителей. Жан-Мишель и Ксавье, двойняшки, но не близнецы, младшекурсники, на всё русское смотрят широко открытыми глазами и с широко раскрытым ртом. Русский язык знают, но слабовато.
  Со всеми импортными продолжение отношений возможно и подозрений не вызовет.
  - Как познакомился с иностранцами?
  - Как отработали с Сергеем: без замысловатостей. Поднялся на пятый этаж, позвонил в две квартиры. В одной тишина, в другой сказали, что жилья не сдают. Тогда спустился на четвёртый. С тем же вопросом и, заодно, попросился позвонить.
  О письме с отпечатком ботинка Николай умолчал: за подобное фокусничанье Геннадьич им обоим на темена такого ядрёна батона накрошит, что горчичные ватрушки и перцовые пирожки с языка Егоровны свежеиспечёнными сдобными булочками с марципанами покажутся. Даже самая смелая и небанальная инициатива не должна превращаться в фиглярство: такая тенденция чревата привычкой не думать, а ловчить и изворачиваться. А Николай, Сергей, Геннадьич и все на "ты" - это форма общения, но не суть отношений. Если Георгиев начальник отдела и полковник и, соотносясь с общевойсковыми частями, приравнен к командиру полка, так он и есть командир полка, пусть в штатское одет и к нему, в каждодневном обиходе, не принято строевым шагом подходить. А с полканом не забалуешь.
  - Впустили, - продолжил Лоистов. - Позвонил по телефону. Сделал вид, что поговорил, тема: поиски временного жилья для родственников из провинции. Объяснил хозяевам: "Нужный человек будет минут через десять-пятнадцать". Разрешили подождать. Более того, раз сами пили, то и мне в стакан плеснули. Начало знакомству есть, но всего лишь начало - надо закреплять. Как говорят на флоте: осмотрелся по отсекам. На стене плакат: "Не теряй!". Достаточно распространённый: едет машина, из дырявых бортов зерно сыплется, и чем ближе к нижнему краю, тем в более крупные по размеру и по номиналу монеты, выпавшие зёрна превращаются. Но они плакат усовершенствовали, из сельскохозяйственного сделали его общим по значению: обрезали верхний край, с машиной и монеты образуются не из зёрен, а из неконкретных пятен. Буквы на плакате, практически, по крайний правый обрез, а на стене, смотрю, возле последней буквы "й" обои прорваны и надрыв очень отдалённо, но похож на твёрдый знак. "Как забавно, - говорю, - получилось: твёрдый знак после "й". Есть в Питере художник, Владлен Гаврильчик, он на своих картинах и после гласных твёрдый знак ставит". Картины Гаврильчика они знали, и разговор пошёл о неофициальном искусстве Ленинграда. Отыскались общие знакомые, точки соприкосновения, схожие оценки и взгляды. Как писали в летописях: своя своих познаша. Когда итальянцы уходили на встречу с французами, пошёл вместе с ними: разговор к той поре переключился на литературу, к выходу из квартиры, конкретно на Достоевского, в частности, о его влиянии на экзистенциалистов Камю, Сартра, Гамсуна, Хайдеггера. Надо же мне было замотивировать совместный уход. Тема не короткая, хватило на весь путь до встречи с французами, и даже с ними эту кость слегка поглодали. С французами была Жюстин. А дальше - дело техники.
  - Технику конкретизируй, - потребовал Владимир Геннадьевич.
  - Когда представлялся ей, назвал не только имя, но и фамилию. Она переспросила, на французский манер: Лоисто`в? Я поправил: Ло`истов, и пояснил, что предки мои с незапамятных времён и до деда при маяках смотрителями были. А ло`исто - свет маяка, луч или проблеск, да и сам маяк тоже. Поэтому фамилия у меня такая. Сам я не смотритель маяка, но от моря не ушёл, служил на военном флоте. В развитие темы был заготовлен вопрос: любит ли она море, если у неё знакомые военные моряки и как она, в целом, к морякам относится? Но он не потребовался. "О, как интересно, - говорит, - ты военный моряк, а я сегодня ночью с морским полковником познакомилась; мы с ним долго гуляли, потом немного посидели в моём номере. И как он ушёл, сразу уснула, мы много гуляли и я очень устала". Дальше вопросы естественные: как имя "морского полковника", где служит - может быть я с ним знаком, тогда был бы рад его видеть. Тут уже поле широкое для уточняющих вопросов...
  - Понятно, - остановил его Георгиев, и к Вельчинскому: - Серёжа, посмотри на него: сколько информации за один недолгий контакт добыл, а прибедняется. И с плакатом и твёрдым знаком как сообразил: одной фразой в тему неофициального искусства вошёл, и как бы меж делом - случайно взглядом за рваные обои зацепился и забавную ситуацию увидел. И Достоевского с Хайдеггером сплёл. И даже фашиста Гамсуна к делу пристроил. Можно бы похвалить, да зазнается.
  - Может быть, не зазнается...
  - Нет, Серёжа, лучше не рисковать: не стану хвалить. А то слышишь, что говорит: только увидел Жюстин, и всего лишь дело техники - шесть секунд, и вся она на блюдечке у него.
  - Как любит говорить полковник Георгиев: работаем, - отозвался Лоистов.
  - Не подхалимничай, всё равно не похвалю, - обрезал его поползновения Георгиев.
  Сказал Геннадьич в шутку, а подумал всерьёз. Несомненно, всерьёз: чтоб не расслаблялся, и впредь не надеялся на лёгкую удачу.
  Отпили по глотку и по другому кофе.
  - Коля, - продолжил Георгиев, - по всем им всем нам вот такая задача: Политические и психологические портреты. Цели и намерения на данный приезд у нас. И более широко, каковы их надежды и возможности в перспективе: планы в социуме, в карьере и политике; возможные тенденции там же, в социуме, карьере и политике. Связи с авторитетными и влиятельными людьми и организациями для карьерного роста. То есть, максимум по всем направлениям. Вопросы?
  - Вопросов нет, есть просьба.
  - Говори просьбу.
  - В сутках двадцать четыре часа, а их десятеро. Если даже по два часа на каждого...
  - Вот видишь, у тебя ещё четыре часа на всякое безделье остаётся.
  - Спасибо, Владимир Геннадьевич, добрая душа. Действительно, не малый временной промежуток, есть, где развернуться. И выспаться, и с сыном погулять, и жену поцеловать, и много чего другого успею за четыре часа сделать. Одна незадача: свет-Егоровна давеча ба-а-альшущую скалку купила. Так что, рыцарские доспехи нужны. Похлопочи, чтоб из какого-нибудь музейного запасника выдали, наверняка там комплект-другой без дела пылится. А то...
  - Не-е, - стал отговаривать Георгиев. - В доспехах сейчас жарко. А от скалки Сергей тебе самых лучших мазей в аптеке купит.
  - На том спасибо.
  - На здоровье, - взглянул на часы. - Мне уже пора. Будешь писать - об импортных ребятках подробнее, о квартире кратенько, даже адрес не упоминай, только то, что касается иностранцев. Фамилию художника не указывай, и вообще, об этом моменте меньше конкретики, подбери что-нибудь более обтекаемое...
  - Так... - Лоистов задумался и предложил: - Обратил внимание присутствовавших на творческие находки одного из художников, после чего разговор пошёл о живописи, литературе и, в целом, об искусстве. Годится?
  - Годится, - встал, подал руку. - До свидания. Не зазнавайся.
  - С тобой да с Егоровной, пожалуй, зазнаешься...
  Написал. Расписался. Попрощался с Вельчинским.
  Судя по постановке темы, среди импортного люда возможны потенциальные разведчики. А может быть и действующие. Откуда СИ? Из ПГУ или свои наработки? А какая разница... Есть инфа, есть фигуранты, и его забота установить чем они дышат.
  Первый прикид: ещё не разложить по полкам, но распределить по нишам. Согласившихся работать в разведке, не так уж много. Не по числу лиц, конечно, а по категориям. По раскладу Вашингтона Плэтта, всего-то четыре: 1. По убеждению. Самые надёжные и самые стойкие. 2. Ради карьеры, заработка, престижа и т. п. Вторые по надёжности. При благоприятной обстановке, могут быть первыми по трудоспособности и продуктивности. При неблагоприятной, может быть всякое. Наёмник, он и есть наёмник. Даже в своей стране. 3. Любители острых ощущений, сиречь, авантюристы. Полезны в экстремальных ситуациях и рискованны в спокойной обстановке. Их всегда тянет на подвиги. Особенно, на своевольные и непредсказуемые. Но если авантюризм не сильно выражен, то могут отработать весь карьерный срок весьма продуктивно и без серьёзных эксцессов. 4. Под давлением, то есть, зашантажированные. Ну, эти - одноразовые. Сделал - расстались. При дальнейшем сотрудничестве, запросто получишь двойника или предателя.
  В таком разрезе и будем разрабатывать: Первая, вторая и третья категории. Четвёртую можно сразу отмести - не тот контингент.
  Действующие разведчики среди них?.. Французы... Первое внимание к Даниелю и Эжену. Средний класс, подходят под первую или вторую категорию. Подходят, но там ли? Подошли, не есть вошли. Дальше: Даниель - руководитель группы. Руководитель группы едет бесплатно. Кто оплатил? Сорбонна? Или кто-то дал деньги Сорбонне, чтобы оплатили его поездку в Союз? Надо смотреть. Антуан... При доходах его семьи... Про него, как про Жюстин друзья-товарищи с завистью говорят: "Он каждое утро на завтрак заказывает себе блины с икрой". Зачем ему надевать такой хомут... Впрочем, если хочет сделать политическую карьеру... Из спецслужб вышло не мало серьёзных политиков. Но чтобы пойти в политику ему и денег хватит, не понадобится в спецслужбах корячиться, не самый сладкий там хлеб. Вторая категория возможна, но маловероятна. Однако ж другая сторона: папенькины предприятия ещё у папеньки и, мало ли как ребёночку вздумается порезвиться, вдруг третья категория взыграет. И причастность к первой не следует исключать. Младшенькие Лапи-Кролики. Мало вероятно - годиков маловато. В общем, с французами - лишь намёки, и никакого просвета. Итальянцы. Паоло? Из него шпион как из сибирского пима бритва - даже языка не знает. К тому же, экономист, сицилиец, завершить образование, жить и работать намерен в Штатах - вполне возможно, его там какой-нибудь, если не аль-капоне, то родственник аль-капончик дожидается. Элеонора... со всех сторон - вопрос. Немка и британка. По их словам, в Союзе задерживаться не собираются, намерены сразу после венца вместе с благосуженными за бугор вернуться. Они тоже вопрос: замужество для вывоза у них реальное намерение, или прикрышка? Быть может искренне желают вывезти из Союза какого-нибудь шалопая от творчества из "Сайгона" или даже подающего серьёзные надежды молодого научного человека. Но может быть и другое: их миссия - прекрасная возможность знакомится с разными людьми, в том числе и с секретоносителями. И Жюстин со счетов не сбросишь: с кем ещё романтические части её души и её тела по случаю белых ночей погулять да в номере посидеть вздумают? И только ли посидеть? Не медовушка ли? С капразом, однозначно, медовой ловушки не было. Сама сказала: "...немного посидели в моём номере, потом он ушёл, и я сразу уснула". А дальше... Девочка внешне весьма привлекательная, любовь к острым ощущениям и не совсем обдуманным поступкам, присутствует. Сейчас всего лишь шалунья, а куда приведёт её шаловливая тропинка с возрастом... Если захочется ей кровь свою вспенить. Тоже надо смотреть.
  И пусть Геннадьич пока не сказал, но гадать незачем: со сроками будет напряг. Как говорится, бывает и хуже, но реже. Однако ж, на вопли и стенания времени нет. Надо дело делать. Ну, сегодняшнее расписание очевидно: сейчас домой, с утра шевелить ногами да извилинами. А пока до дома добирается, прикинуть: к чему приступать, с чего начинать.
  
  Утром, но не слишком рано, позвонил в гостиницу Даниелю. Задал несколько легендированных вопросов по истории французской живописи, от легендированных пошло развитие к постимпрессионистам: Ван Гог, Гоген, Мунк, Сезанн. Естественно Тулуз-Лотрек, трагизм его картины "Одна"; фильм Лурманна "Мулен Руж" и насколько сильно, исходя из фильма, судьба самого Лотрека перекликается с этой картиной. Минутка-две о кино и разговор, как бы сам собой, перетёк на литературу. Несколько вскользь о поэзии: Верлен, Рембо, конечно же Вийон, отметили его схожесть с Есениным: и тот и другой озорники немалые, у того и у другого их биографии в их стихах. Проза. Конкретно Марсель Пруст: "По направлению к Свану", "Под сенью девушек в цвету" - шедевры эстетического наслаждения. И, в целом, о потоке сознания поговорили. Литературное направление "поток сознания" - для избранных, рядовые читатели к этим книгам, разве что, ненароком прикасаются. Французские ребята - интеллектуалы, получающие образование в одном из престижнейших университетов мира, и Лоистову надо в их мнении набирать очки человека эрудированного и умеющего самостоятельно мыслить. Закончили о живописи, кино и литературе, ещё минутки три-четыре поболтали о пустяках, из светской вежливости и доброго расположения друг к другу. В конце разговора пригласил Даниеля, а через него и всех остальных, заходить к нему в любое, удобное для них время.
  Так, о себе инфы слил достаточно. Будем надеяться, полезной.
  По Даниелю сегодняшний вывод: Прекрасное знание, по крайней мере тех частностей живописи, кино и литературы, которых они коснулись. Есть и понимание. Но от проникновения в творческую сущность, в поэзию произведения, далековат. Получается, чиновный налёт, на который раньше обратил внимание Лоистов, это не налёт: Даниель служака и чиновник по натуре. И судя по тому, как легко он ориентируется в авторах, в их произведениях и в оценке их произведений различными критическими школами - чиновник добросовестный. Через этот разрез и будем на него смотреть. Пока. Дальнейшее наблюдение либо расширит этот разрез до основного пути к нему, либо выявит другие.
  Через день к Лоистову в гости пришли Даниель, Эжен и Жюстин. Пришли без предупреждения: были неподалеку в музее и, вдруг, Жюстин захотела посмотреть, как живут русские художники. Егоровна вся переполошилась. И рада была - она любила принимать гостей. И тут же стенания до небес:
  - Ах, я не в виде! Ах, мне к столу нечего подать!
  Успокоить её: не суетись ты, не на тебя, дескать, пришли смотреть. За такие слова кастрюлю об его лоб изомнёт. В лучшем случае. А то и чугунную латку об его же лоб в куски искрошит. Убежала в спальню, переоделась в тонюсенький джемперок в облипку и в цвета молочного шоколада бархатные брюки в обтяжку, благо, есть, что этими нарядами подчеркнуть: лицом пригожа, ростом высока, телом стройна, грудь торчком - знай наших, и умирай от зависти иноземная прелестница! Если даже ты свои прыщики льдом натрёшь, грудь твоя красивее, чем у Егоровны не станет: куда тебе до Егоровны! У Егоровны и без лифчика третий номер в горизонтальном положении. И нижнее бельё на более нарядное сменила. Ну, как же, Жюстин специально из Швейцарии приехала, чтобы посмотреть какая шикарная мережка на трусиках Егоровны! Одна досада - под брюками не видно. И другая досада: раз не видно, то не похвалишься и тем, что сама ту мережку сделала.
  Не прыщики, конечно, у Жюстин, второй номер однозначно, Николай, всё-таки, художник, а анатомия в Мухинке не последняя из дисциплин. Но кто бы к красоте Егоровны даровал ей ещё и умение молчать. Господи помилуй, есть же счастливые люди, которым Ты даруешь немую жену! Лоистову не только светские разговоры с пришедшими вести, и дело делать надо! А что ты, свет-Егоровна, самая красивая, самая привлекательная и самая желанная я тебе, радость моя и счастье моё, не только скажу, я тебе продемонстрирую. В спальне. И не один раз. Только помолчи сейчас. Ну, хоть несколько минут! Ну-хоть-минуточку!!!
  Но вотще его немой вопль: тараторит и тараторит! Всё-таки есть неточность в толковании Библии: не яблоко змей-искуситель Еве всучил, а язык.
  Так, за тараторством Егоровны, впустую встреча и прошла. Ну, если по-честному, не совсем впустую: информации не добыл, но неформальные отношения укрепились. Можно было бы, меж делом, спровадить Егоровну на кухню, но знал, есть гости откажутся категорически: питание в гостинице оплачено, и как можно не есть то, что оплачено, западно-европейской голове непонятно. А угощение на стороне и оплаченное съесть - это уже западно-европейскому желудку не по силам.
  Отпили гости из вежливости по глотку чаю с ничем, даже к печенью не прикоснулись. За чаем Лоистов, когда удалось вставить словечко меж словесными руладами Егоровны, сказал:
  - Жюстин, а ты знаешь, что твой любимый Ленин по национальности чукча.
  - Как?! Такое не может быть! - Не согласилась она.
  - Точно. Спрашивают: "Чукча, какой национальности Ленин?" - Чукча отвечает: "Однако чукча, потому что шибко умный был".
  Жюстин коротко, но весело и звонко рассмеялась, даже голову слегка запрокинула.
  Ну что ж, психологический показатель в её пользу: люди скрытные и себе на уме, редко смеются так искренне и откровенно.
  Даниель и Эжен лишь слегка улыбнулись, и слушали не особенно внимательно, значит, знали этот анекдот, и Даниель отозвался на него:
  - У нас тоже, как у вас про чукчей, про бельгийцев анекдоты рассказывают.
  - А что в бельгийцах смешного? - Попросил уточнения Лоистов.
  - Они много едят.
  Ещё немного поговорили, то есть, послушали монологи Егоровны, и расстались, гостям пора в гостиницу.
  Назавтра Жюстин опять пришла. С незнакомым Лоистову человеком, Гюставом. По-русски он говорил вполне сносно, а меж собой они переговаривались по-французски, значит, оттуда паренёк. Лоистов, вспомнив, как развеселил девушку анекдот про чукчу, рассказал ещё несколько. И полюбопытствовал:
  - У нас анекдоты рассказывают про чукчей, во Франции про бельгийцев. А в Швейцарии про кого?
  С ответом неожиданно вступил Гюстав:
  - Мы про них тоже анекдоты рассказываем. Про то, какие французы жадные и про то, какие они неряхи.
  Однако, ж! Получается - влип. Выпутываться... А как... И, главное: зачем? Пусть меж собой разбираются: кто жадный, а кто обжорливый. И, потихонечку сдвинул разговор на общих знакомых, на французов. Оказалось, такие анекдоты в их компании, не более чем приятельское подшучивание. Сверх того, бельгиец, если не дружил, то крепко приятельствовал с Эженом: Эжен умный, начитанный, много знает, умеет доходчиво объяснить. И даже сожаление высказал: скоро они расстанутся. После Сорбонны уезжает Эжен учиться в Британию. В какой именно университет, Гюстав не знает, но то, что после университета Эжен останется в Британии, и будет жить с гаельцами уже решено.
  А нифигушеньки себе! Инфа-то серьёзная. То, что немалая часть французов и гаельцы, в русской транскрипции гэльцы, англосаксов не жалуют, а те взаимностью платят и в учебнике истории для пятого класса написано. Значит, если Эжен среди гэльцев на несколько лет осядет, то и лысому ёжику понятно: не для сбора полевых цветов и не для ловли бабочек. Подробности, подробности... Нужны подробности, в первую очередь, этнические корни Эжена.
  - Гюстав, а...
  - А я читала, что в западной Англии, люди очень суеверные... - Похвалилась познаниями Егоровна.
  "М-м-м!!! Ы-ы-ы!!! У-у-у!!! Господи! И зачем Ты женщинам язык дал?! Нет, не Ты, Господи, прав я был вчера, сатана лукавый женщин языком снабдил!"
  - Да, это так. И не совсем так, - отчасти согласился Гюстав. - Не знаю, как правильно по-русски... По-английски, может быть, лучше сказать dualism. Они признают существование злых ведьм и колдунов, но борьба против них идёт не от церкви, а от добрых ведьм и колдунов. Как бы war of white magic against black magic. В простые дни белое волшебство воюет с черной магией. А церковь просят только в самых важных случаях, когда у доброго волшебника мало сил, чтобы победить злого колдуна.
  И недолго о западноанглийских жителях посудачив, и о разделении обязанностей между белой магией и церковью в борьбе с тёмными силами, перешли они втроём к суевериям и ведьмачеству в мировом масштабе. И даже в литературе. Соотнёс Гюстав мистические рассказы Гоголя с мистическими же сагами западной Англии, и Жюстин с ним согласилась, привела, как пример схожести с творчеством Николая Васильевича, сагу "Рука славы" из приграничной с Уэллсом местности. И Эдгара По, и Кафку к этой теме привязали. Любопытно, конечно, вот только про Эжена на этой канве никакой, даже меленький, стежок с вопросом не поставишь. И Николай молчал, осознавая полную свою никчёмность для дела. Ну, если о деле не спросить, тогда хоть о безделице...
  - Гюстав, а почему церковь просят в последнюю очередь? Ведь, казалось бы, кому, как не церкви и начинать, и завершать эту борьбу?
  - Сам я долго буду объяснять... Так думаю. Лучше расскажу маленькую сагу о пастухе из Cornwall. Он шёл домой ночью через... не знаю, как правильно по-русски... по-английски bogs of Cornwall, - и посмотрел на Жюстин.
  - Трясины Корнуолла, - подсказала та.
  - Корнуоллские болота? - Не совсем уверенно предложил Николай уточнение.
  - Болото, да. Спасибо, - принял подсказку Гюстав. - И когда ему осталось пройти до своего жилища три или четыре мили, его встретил Черный охотник с devil's dandy dogs... по-русски, думаю, правильно: с псами дьявола. Охотник был ужасный: чёрный, с огромными горящими глазами, рогами и хвостом, и с длинным копьём в лапе, на которой когти. Собаки, их было очень много, изо рта их шёл огонь, громко лаяли. Спрятаться пастух никуда не мог, и вынужден был остаться во власти злых сил. И вдруг он случайно вспомнил: давно уже, кто-то ему говорил, что ни один злой дух не устоит перед силой молитвы к Богу. Он упал на колени, и только сказал первые слова молитвы, как Черный охотник крикнул: "Он молится!", прогнал псов данди и сам ушёл с дороги пастуха.
  Я так думаю, они от церкви далеко стоят, Бога вспоминают случайно, поэтому волшебники в их жизни ближе, чем Бог и церковь.
  - Понятно. Русские о таких ситуациях говорят: когда жареный петух в попу клюнет.
  - В попу?..
  - Roasted cock... to peck... on ass. Idiom, - вымучил ответ Лоистов.
  Гостав и Жюстин переглянулись и расхохотались:
  - О, как образнa эта идиома!
  
  Утром позвонил Вельчинскому, при встрече рассказал о визитах сначала троих, потом двоих, а главное, что Гюстав рассказал об Эжене.
  - Очень интересно. Немедленно докладываю руководству.
  После обеда встретились ещё раз.
  - Коляныч, с Эженом ситуация любопытная, а времени у нас не так много, - налил кофе. - Выясни: а) насколько серьёзны его намерения относительно Англии; б) отношение к англичанам, в смысле, к англосаксам; в) отношение к гэльцам и, вообще, к кельтам. И от руководства просьба - побыстрее.
  - А как залегендируем срочность встречи и выход на тему?
  - Это тебе решать.
  - Спасибо, товарищ капитан, что не оставил боевого товарища один на один с превосходящими силами беспощадного супостата.
  - Коля, я же не знаю тонкостей ваших отношений. Я могу дать общие рекомендации, но ничего конкретного посоветовать не смогу...
  - Оставь, Серёжа, я просто подурачился.
  - Угу. Допиваем кофе пока не остыл, и к делу.
  Задумался Лоистов по пути домой. Разум его сначала бурно вскипел, потом спокойно забулькал, и выварился выход: "Соломон Абрамович[2] выручит".
  Из дома позвонил в библиотеку Академии Наук, повелителю ксерокса. Поболтали несколько минут о знакомых и о разном, и к делу, то есть, к Соломону Абрамовичу, Лоистов перешёл:
  - Один мой знакомец, он не научный человек, так, самостийный историк-любитель, сейчас что-то про исконные народы Великой Британии кропает. Просил, если есть возможность, какой-нибудь материал по этнографии и верованиям гэльцев, немного, странички две-три будет достаточно, и ещё, кто там из народов с кельтскими корнями, валлийцы, вроде бы в Уэллсе живут.
  - Кого? Гэльцев? Хорошо, попрошу девочек в отделе, что бы подобрали. Завтра ближе к обеду позвони, думаю, будет готово.
  - Да, ещё один достойный внимания момент: человек обещал пузырь поставить.
  - Ну что ты, Коля, за три странички бутылку брать, как-то неловко...
  - Во-первых, его за язык никто не тянул, сам предложил, во-вторых, я думаю, это его комплимент тебе на будущее, мало ли ещё придётся обратиться.
  - Тогда ты решай.
  Забрал в середине дня ксерокопии, отдал бутылку 33-го портвейна - не только существует историк-любитель, но и слово своё держит. Позвонил Эжену, договорились встретиться в парке возле гостиницы.
  Слегка опоздал на встречу. На скамейке, где условились встретиться, Эжена не было. Лоистова всегда немного удивляла манера французов, не только этих ребят, но и за иными их соотечественниками замечал: если они не заставали его, то не дожидались на условленном месте, а принимались бродить окрест и искать.
  На скамейке, с краю, сидят две подросшие девчушки, почти девушки. Одна из них, с волосами цвета светлой соломы, собранными в хвостик, томно потянулась и медленно проговорила:
  - Я так люблю с Антошей, с племянником, гулять. Тогда парни меньше пристают...
  Лоистов ещё раз взглянул на неё: дурнушкой не назовёшь, но и в то, что вниманием парней утомлена до изнеможения, верится слабо. Ну, что ж, мечты - не грех. Тем более, девичьи.
  Тут, со стороны, противоположной гостинице, прорисовались Эжен, Жан-Мишель и Ксавье. Ту скамейку оставили барышням, пересели на свободную. Поведал Эжену о любителе истории, который собирает материал для статьи о кельтских народах Англии, попросил:
  - Эжен, Гюстав сказал, что ты хорошо знаешь кельтские народы, особенно гэльцев. Посмотри тексты, всё ли там толково.
  И пока Эжен просматривал все одиннадцать листов, а на каждый лист по две страницы скопировано - расстарался повелитель ксерокса Валентин Юрьевич, норму перевыполнил, - заговорил с младшими, спросил о планах на будущее. Те ответили, что пока не решили, им ещё долго учиться. Может быть после учёбы, как Даниель - оказалось, их дальний родственник - поступят на военную службу.
  - А Даниель твёрдо решил стать военным?
  - Да. Но он не сам так думал. Его пригласили, много раз беседовали, потом дали время думать. Он думал и согласился.
  Опаньки! Сорбонна, три иностранных языка: русский, английский, немецкий. Ясное дело, не ванькой-взводным, или как там во Франции командира взвода кличут, и не заведующим складом постельного и нательного солдатского белья будет при таком образовании. И родственников, как не порадеть родному человечку, если годны будут - пристроит... Перспективная ситуация.
  Просмотрел Эжен листы:
  - Коля, мне это очень интересно. Я потом буду в Британии учиться и на несколько лет останусь там жить. Пока не знаю сколько. Обязательно сколько-то лет буду жить с гаельцами[3], поэтому мне важно знать про них, как можно больше. Это писали умные люди, которые хорошо знают историю кельтских народов, - приподнял с колена листы, прочитал: "...металлургия оставила многочисленные археологические памятники... западнокельтский (в Австрии и на Британских островах) преимущественно очажные печи... велик вклад в кузнечное дело... им мы обязаны появлением дверных железных замков и ключей, ножниц, пил-ножовок и пилок специального, в том числе хирургического назначения... железных серпов, а также кос... доказательством высокого уровня служит и различного рода оружие... владели целым рядом сложных приёмов, ранее неизвестных в Европе: науглероживание, сварка железа и стали". Вот ещё, - похоже, Эжен вошёл во вкус. - "В древнебретонском языке существовала конструкция is mi a karam (это я, который любит). Точную параллель можно найти в гэльских языках: древне-ирландский is me asbeir (это я, который говорит), шотландский is iad a tha ag coiseachd (это я, который её спрашивает)". Коля, я, конечно, это знаю, но мне интересна трактовка русских научных деятелей, таких грамотных, какие здесь. Сможешь ли ты дать мне это до вечера, я в консуля сделаю для себя копии?
  - Это не вопрос, Эжен. Человек только собирает материал, и получит он эти тексты завтра или через неделю, для него никакой разницы. Более того, он ещё не знает, что копии уже сделаны и они у меня. Я, прежде чем ему звонить, решил посоветоваться с тобой. Как с экспертом.
  - О, какой я эксперт? Я уже начал глубоко изучать историю и обычаи гаельцев, но первый раз поеду к ним только в августе.
  - Гюстав считает тебя экспертом.
  - Гюстав хорошо думает о моих знаниях. Иногда слишком хорошо, как я не заслуживаю.
  - Наверное, у него есть основания, не из пальца же он высосал.
  - Он тоже учится в Сорбонне, на студенческом семинаре я делал несколько докладов о V и VI веке. С того времени, когда в Римскую Галлию пришли воевать вестготы. Римляне попросили военную помощь у франков, у короля Хильдерика, я думаю, так правильно его имя на русском. Когда совместная армия римлян и франков победила вестготов, король Хильдерик имел большой почёт и привилегии от римлян. Франки, весь народ, его уважали как короля и как военного полководца. Но его ненавидели все отцы и мужья. Он был сильный любовник и имел связь со всеми красивыми жёнами и дочерями своих подданных. Он даже вынужден был бежать из своего королевства в Тюрингию, иначе мужчины убили бы его. В Тюрингии он жил 8 лет, за это время франки стали сильно зависимы от римской империи. Они не хотели быть совсем зависимы, и Хильдерик вернулся в Галлию, и франки его приняли, как своего короля. С ним или немного позже, в разных источниках написано по разному, приехала жена того правителя в Тюрингии, где он жил, потому что полюбила его, и стала его женой, и у них родился сын Хлодвиг. Поэтому франки получили ещё одну поддержку от Тюрингии, от родственников и союзников новой жены Хильдерика. Стали ещё сильнее и Хильдерик снова объединил многих франков и они не стали сильно зависеть от Рима. Хлодвиг, когда стал королём после Хильдерика, был ещё больше, чем его отец воин и завоеватель. Ему было только двадцать лет, когда он заключил союз со всеми франкскими королями, начал войну против Рима и завоевал Римскую Галлию, где жило много римлян. Ещё к своему королевству он присоединил те народы, где сейчас Голландия и Бельгия, они скоро стали единые и всех их вместе стали называть франками. Хлодвиг был язычник, но уважал христианских руководителей, которые были среди римлян. И когда католический епископ попросил вернуть священные сосуды, захваченные во время завоевания Римской Галлии, Хлодвиг приказал вернуть их. Один воин не захотел вернуть сосуд, который присвоил, и разбил его. Сразу Хлодвиг воина не наказал, но позже, в строю, при проверке оружия и доспехов, нашёл нарушения в правильном уходе и разрубил ему голову боевым топором. Во время войны с алеманами Хлодвиг почти проиграл очень важное сражение и тогда он взмолился к Христу, к Богу, в которого веровала его жена, и постоянно уговаривала его стать христианином, попросил помощи, и франки смогли победить алеманов. После победы Хлодвиг созвал франков, но едва начал говорить про Христа, многие сами сказали, что хотят принимать христианство, и тогда, вместе с ним, христианство приняли несколько тысяч человек. После этого и ещё некоторых побед над вестготами, римляне стали его надёжными союзниками, а византийский император Анастасий объявил Хлодвига почётным консулом империи. Что было очёнь почётно, и Хлодвиг иногда проезжал по городу в пурпурных одеждах, как римский император. Он продолжал объединять франков, и его королевство было от Британии до Кёльна и от Бельгии до Пиренеев, а столицей стал Париж. Римский образ жизни ещё недолго сохранялся в Южной Галлии, но там, и во всём королевстве все, которые были разными народами, стали именоваться как один народ - франки.
  - Эжен, посмотри, какой ты молодец! За пять минут разъяснил мне историю образования Франции, и в историческом масштабе, и на примере конкретных персоналий, и своего народа - франков. Так что, мнение Гюстава не на пустом месте.
  - Спасибо. Но я бретонец. Я француз, но не франк. Франки, это германские племена, а мои предки - кельты, которые пришли из Британии. Кельтские племена бриттов были основным населением Британии уже за 800 лет до рождения Христа. К пятому веку их было почти два миллиона. После ухода римских легионов, на Британию напали пикты и скотты. Бритты одержали две победы, один раз благодаря Св. Герману Оксерскому, явившемуся очистить и укрепить их веру, второй раз - благодаря голоду. В тот год голод был таким сильным, что бритты предпочитали умереть в бою, а не от слабости и голода. Они сражались так яростно, что язычники были обращены в бегство. Но этого было мало, чтобы была полная победа, верховный вождь бриттов Вортигерн призвал саксов на помощь против пиктов и скоттов. Но саксы совершили подлость, договорились с пиктами и скоттами против бриттов. Саксы были не только коварные, но и жестокие: убили большое число бриттов, а остальных обратили в рабов или наполовину рабов, которые вынуждены были платить им очень большой налог, правильнее, думаю, - большую дань. Независимость бритты сберегли только в горах Шотландии, Уэллса и Корнуолла. Да те бритты, которые перебрались на материк в Арморику. Это мои предки. А Арморика сейчас - Бретань, моя, как по-русски говорят, малая родина.
  А германские завоеватели саксы, англы и юты, и ещё фризы, слились в один народ - это англичане.
  Если бы у бриттов были такие сильные правители, как Хильдерик и Хлодвиг, их никогда бы и никто не победил. Они получили поражение потому, что почти каждое селение было отдельным королевством и их легко перебили поодиночке.
  - То есть: если бы король Хильдерик не шастал по чужим женщинам, не совратил бы Тюрингскую королеву, то не родился бы Хлодвиг и не было бы великого королевства франков со столицей Парижем, а Рим и Византию завоевали бы алеманы и готы. Если свести к формуле, то распутная жизнь короля, это движущая сила истории и гарантия целостности нации. И бриттам для спасения нации не хватило всего лишь короля-сперматозавра.
  - О, интересная мысль!
  - Дарю. Будешь делать в следующий раз доклад, вставь.
  - Спасибо, обязательно вставлю. Но скажу, что эти слова ты говорил.
  - Не надо про меня, ведь я их тебе подарил. А на копирование дня три-четыре, думаю, хватит. Впрочем, можешь и неделю подержать.
  - Нет-нет, столько не надо. Я в консуля быстрее сделаю.
  Лоистов поднялся со скамейки. Французы тоже встали, пожал им руки и пошёл к троллейбусной остановке.
  
  С утра, к девяти, приехал на явку, устно и письменно отрапортовал Вельчинскому о произошедших контактах и добытой информации. Вельчинский достал из кейса, и положил перед Николаем ксерокопию: "История Англии. 1.Кельтская Британия. 2.Римская Британия. 3.Англосаксонская Британия. 4.Вильгельм Завоеватель и англонормандская династия". И три книги: "Легенды старой Англии", "Предания Шотландии", "Ирландские саги".
  - Я часа на полтора-два отлучусь, а ты пока вгрызайся, изучай традиции, предания и амбиции. Основное внимание: В истории - противостояние кельтов и англосаксов: причины и развитие противостояния. В мифологии - проявление различия духовных платформ. Чтоб тебе подходы не выискивать, ориентирую: в начале завоевания англосаксами британских островов: кельты - христиане, англосаксы - язычники. В дальнейшем, например, во время Великого голода в конце 40-х XIX века в Ирландии, официальная английская историография списывает трагедию ирландцев, в основном, на объективные причины и на недальновидность самих ирландцев: сельское хозяйство у них монокультурное, в основном, картошка - сгубила её болезнь, и по всей стране голод. Лишь часть вины отнесли к английскому правительству: малорасторопными оказались чиновники. В действительности, чиновники волынили только в оказании помощи умирающим от голода ирландцам, а отнимали дома и изгоняли их с земель за неуплату налогов и арендной платы за землю, очень даже расторопно. И за три года население Ирландии сократилось, практически, вдвое: кто-то иммигрировал, а кто не смог - умерли. Тут набери деталей и конкретики.
  - Ты где это таких, вселенского масшаба, знаний нахватался? Университет имени "Великой Дружбы с кельскими народами" окончил?
  - Университет, не университет, но вчера вечером, когда мои уснули, с книгами просидел, верхушек насшибал. Теперь ты дерзай.
  Дерзай, так дерзай. Сначала принялся за ксерокопию.
  "Введение. О кельтах мы знаем гораздо меньше, чем о греках или римлянах, хотя они тоже создали великую и своеобразную цивилизацию. В отличие от римлян они не заботились о создании обширной империи... Известно, что у кельтов существовала письменность, но создается впечатление, что они ею не пользовались. Можно предполагать, что эта странная особенность была составной частью их культуры и что друиды, или жрецы, наложили на весь народ своего рода табу, запрещающее записывать что бы то ни было".
  "История Рима": "Кельтская, иначе галатская или галльская, нация была наделена общей матерью иначе, чем её сестры - италийская, германская и эллинская. При многих прекрасных и даже более блестящих качествах ей недостает той глубокой нравственной и государственной основы, на которой зиждется всё, что есть хорошего и великого в человеческом развитии. Они подчинялись только военной организации, которая благодаря узам дисциплины освобождает от тяжелого труда владеть самим собой".
  Однако ж, круто: быть независимым и отвечать самому за себя - не благо, а тяжкий труд!
  Дальше, Тьерри: "Выдающиеся особенности кельтской расы заключаются в личной храбрости, которой она превосходит все народы, в открытом, стремительном, доступном для всякого впечатления темпераменте, в больших умственных способностях, но вместе с тем в чрезвычайной живости, в недостатке выдержки, в отвращении к дисциплине и порядку, в хвастливости и нескончаемых раздорах, порождаемых безграничным тщеславием".
  Катон Старший: "Двум вещам кельты придают особую цену - уменью сражаться и уменью красно говорить".
  Автор не назван, похоже, опять Моммзен: "Такие свойства хороших солдат и вместе с тем плохих граждан служат объяснением для того исторического факта, что кельты потрясли немало государств, но сами не основали ни одного. Всюду, где мы встречаемся с ними, они всегда готовы двинуться с места, т. е. выступить в поход, всегда отдают предпочтение перед земельною собственностью движимости и главным образом золоту, всегда занимаются военным делом, и притом так успешно, что даже Саллюстий признавал превосходство кельтов в военном деле над римлянами.
  Они носили пестрые, украшенные вышивками одежды, которые нередко сбрасывали с себя во время сражения, а на шею надевали широкие золотые кольца; они не употребляли ни шлема, ни какого-либо метательного оружия, но зато имели при себе громадный щит, длинный, плохо закалённый меч, кинжал и пику; все это было украшено золотом, так как они умели недурно обрабатывать металлы. Сражались они обыкновенно пешими; но у них были и конные отряды, в которых за каждым вольным человеком следовали два конных оруженосца; боевые колесницы были у них в раннюю эпоху в употреблении, точно так же как у ливийцев и у эллинов".
  Следующий автор, похоже, более современный: "Некоторые черты напоминают средневековое рыцарство, в особенности незнакомая ни римлянам, ни грекам привычка к поединкам. Не только на войне они имели обыкновение вызывать словами и телодвижениями врага на единоборство, но и в мирное время они бились между собою на жизнь и на смерть, одевшись в блестящие военные доспехи. Само собой разумеется, что за этим следовали попойки".
  Да-а, нескучные ребята кельты.
  Раскрыл "Саги".
  "Правил некогда в Эмайн Махе великий и славный король по имени Конхобар, сын Фахтна. Ни в чем не знали тогда недостатка улады. Были среди них мир, покой и довольство, хватало плодов, всякого урожая и добычи на море, под доброй властью жили все по праву и справедливости. Порядок, согласие да изобилие царили в королевских покоях Эмайн".
  Воистину, о чём ещё могут мечтать подданные.
  "Все доблестные воины Улада могли собраться во дворец Красная Ветвь Конхобара на пир, и все ж ни один из них не теснил другого. Славны и прекрасны были доблестные воины, что сходились во дворце в Эмайн. Немало празднеств и сборищ случалось там, и были на них пение, игры и музыка - воины показывали свою ловкость, филиды пели, а арфисты и прочие музыканты играли.
  Как-то однажды собрались улады в Эмайн Махе, чтобы распить иарнгуал. По сто раз наполнялась чаша в такие вечера. На веревке, что протягивали от одной двери дома до другой, показывали воины свою ловкость. Три искусных приема совершали воины: приём с копьём, приём с яблоком и приём с остриём меча.
  Поистине не было среди них никого быстрее и искуснее Кухулина. Превыше всех прочих любили его женщины Улада за ловкость в играх, отвагу в прыжках, ясность ума, сладость речей, прелесть лица и ласковость взора. Многим был славен Кухулин. Славился он мудростью, доколе не овладевал им боевой пыл, славился боевыми приемами, умением игры в буанбах и фидхелл, даром счета, пророчества и проницательности. Лишь три недостатка было у Кухулина - его молодость, неслыханная гордость своей храбростью, да то, что был он не в меру прекрасен и статен.
  Задумались тогда улады, как быть им с Кухулином, ибо уж слишком любили его их жены и дочери, а юноша в то время еще не выбрал себе жену. Решили они, что надо найти девушку, к которой посватался бы Кухулин, ибо думали улады, что, имея добрую и заботливую жену, не станет он соблазнять их дочерей и женщин. И еще страшились они, как бы не нашел Кухулин смерть в юности, и оттого хотели найти ту, что принесла бы ему наследника. Ибо знали они, что лишь через себя самого возродится Кухулин.
  Тогда отправил Конхобар девять мужей в каждое королевство Ирландии, дабы нашли они супругу Кухулину в первейших крепостях и селениях среди дочерей королевских или иных знатных мужей и хозяев. Вернулись посланные через год в тот же самый день, так и не отыскав девушки, которую выбрал бы для сватовства Кухулин.
  И решил тут сам Кухулин отправиться посвататься к девушке, что, как он знал, жила в Садах Луга - к Эмер, дочери Форгала Манахаб. Вместе со своим возничим, Лаэгом, сыном Риангабара, взошел Кухулин на колесницу. И была это та самая колесница, за которой всем множеством не могли угнаться кони других колесниц Улада, ибо воистину неудержимы и стремительны были сама колесница и сидящий в ней воин.
  Увидел Кухулин девушку на лужайке для игр, окруженную своими молочными сестрами. И были это дочери владельцев земель, что лежали у крепости Форгала. Все они учились у Эмер шитью и иной искусной работе. Воистину была она лучшей из девушек Ирландии, с кем мог бы Кухулин вести разговор и посвататься. Шесть даров было у нее: дар красоты, дар пения, дар сладкой речи, дар шитья, дар мудрости и дар чистоты. Говорил Кухулин, что возьмет себе в жены лишь девушку, что окажется равной ему по возрасту, красоте, знатности, уму и ловкости, да в придачу будет шить лучше всех в Ирландии, ибо никакая другая ему не годится, а только такая. Потому и отправился он посвататься к Эмер, что только она одна отвечала его желанию.
  Подъехал Кухулин к тому месту, где были девушки, и приветствовал их. Подняла Эмер свое прекрасное и милое лицо, взглянула на Кухулина и сказала:
  - Доброй дороги тебе! (т. е. Бог, да смягчит её тебе) - сказала она.
  - Спасение от всякого зла вам! - ответил на это Кухулин.
  - Откуда ты прибыл? - спросила девушка.
  - Из Интиде Эмна, - ответил Кухулин. - Что же скажешь ты про себя, о девушка? - спросил Кухулин.
  - Не трудно ответить, - сказала девушка, - я Темра[4] женщин, нету меня белее, я воин, который не сдастся, невидимый страж, червяк, который уходит в воду, камыш, вокруг которого не ходят. Немало есть воинов, что не хотят никого допускать ко мне без ведома их и Форгала.
  - Что же это за храбрецы, добивающиеся тебя? - спросил Кухулин.
  - Не трудно ответить, - сказала Эмер, - двое по имени Луи, двое по имени Луат, Луат и Лат Гойбле, сыновья Тетры, Триат и Трескад, Бриан и Балор, Бас, сын Омна, восемь по имени Конла, Конд, сын Форгала. Любой из них силою равен сотне, а ловкостью девятерым. Не трудно описать многоискусность самого Форгала. Мужа любого сильней он, ученей друида, знанием и мудростью выше филида. Уж лучше, чем предаваться забавам, сразился бы ты с Форгалом, ибо воистину всем наделен он для славных деяний и подвигов.
  - Почему бы тебе не оставить меня среди этих мужей, о девушка? - спросил Кухулин.
  - Что за причина не сделать этого, коли и ты способен на славные подвиги? - ответила Эмер.
  - Воистину, о девушка, - ответил Кухулин, - и мои подвиги прославятся среди деяний других героев!
  - Какова ж твоя сила? - спрашивала девушка.
  - Не трудно ответить, - сказал ей Кухулин, - когда я слабее всего, то сражусь с двадцатью, тридцать сдержу я лишь третью всей силы. Сорок врагов встречу я в одиночку. Сотня мужей не страшна, коль стоишь под моею защитой. В смятении и ужасе от меня покидают враги брод схваток и поле сражений. Отряды и воинства в страхе бегут, лишь завидев мой облик.
  - Вот славное дело для мальчика! - сказала девушка, - но все же не достиг ты силы повелителя колесницы.
  - Воистину, о девушка, - сказал Кухулин, - хорошо воспитал меня мой господин Конхобар. Не как скупец, грабящий свое потомство, не между печью и квашней, между стеной и очагом, не у кладовой воспитал меня он. Среди воинов и колесничных бойцов, среди друидов, кравчих и музыкантов, филидов и мудрецов, знатных людей и владельцев земель Улада вырос я, так что стал сведущ в их мудрости и искусстве. Фергус воспитал меня так, что своею геройскою силой сильнейших могу сокрушить я. Горд я силой своей и доблестью, и могу охранять рубежи своего края от чужеземцев. Всех, кто слаб, я опора, сокрушитель всех сильных. По справедливости воздаю я обиженному, и унижаю заносчивых, ибо так воспитал меня Фергус. У колен филида Амаргина сидел я и потому сумею прославить короля на любом празднестве да состязаться с любым в силе, храбрости, мудрости, ловкости, находчивости, могуществе и справедливости. Могу я поспорить с любым колесничным бойцом. Никому не воздаю я благодарности, кроме самого Конхобара. А ты, о девушка, - сказал Кухулин, - как воспитывалась в Садах Луга?
  - Воспитали меня, - ответила Эмер, - в обычаях фениев[5] в законном поведении, в чистоте, в королевском достоинстве и благонравии, так что славлюсь я честью и нравами среди стай коровосхожих женщин Ирландии.
  - Воистину достославны эти обычаи, о девушка, - сказал Кухулпн, - и раз так, то почему бы не соединиться нам? До сего дня не встречал я женщины, которой были бы по силам беседа и встреча со мной.
  - Хочу спросить у тебя, - сказала Эмер, - была ли у тебя супруга?
  - Воистину, нет, - ответил Кухулин.
  Так говорили они, и вдруг взглянул Кухулин на грудь девушки, что виднелась в вырезе её рубахи. И тогда сказал он:
  - Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма!
  А девушка ответила Кухулину такими словами:
  - Не войти на эту равнину тому, кто не поразит сто воинов у каждого брода от Ат Скене Менд на Олбине до Банкуинг Бреа Фейдельма.
  - Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма! - снова сказал Кухулин.
  - Не войти на неё тому, - отвечала девушка, - кто не сумеет совершить подвига и поразить трижды девять мужей с одного удара, да так, чтобы оставить в живых по одному из каждого девятка.
  - Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма! - сказал Кухулин.
  - Не войти на нее тому, кто не бьется на поединке с Бенн Суаном, сыном Роскмилка от Самайна до Имболка, от Имболка до Бельтана и от Бельтана снова до зимы[6].
  - Как ты сказала, так и сделаю, - молвил Кухулин.
  - Тогда я согласна на твое предложение, принимаю его и исполню, - сказала Эммер".
  Это ж в кои веки так красиво писали? - Лоистов заглянул в Приложение. - Так, поздняя редакция, IX век. А ранняя? Ага, вот:
  "Среди ирландских рукописей наиболее ранний манускрипт и поэтому представляющий особый интерес с точки зрения реконструкции древней гэльской мифологии, находится в собрании Ирландской академии. Помимо прочих архаических текстов, в его cocтаве сохранился полный вариант знаменитой эпической саги "Tain Во Cuailgne" ("Похищение быка из Куальгне"), в которой легендарный герой Кухулин совершает свои славные подвиги. Этот манускрипт получил название "Книга Бурой Коровы", поскольку он, как гласит предание, написан на пергаменте из шкуры любимой коровы св. Киарана, жившего в VII веке".
  Стало быть, ранний вариант - никак не позднее VII века. Достойно.
  Вернувшись, Вельчинский справился:
  - Просветился?
  - Да, конечно. И не только немало нового узнал, но и эстетическое удовольствие получил. Вот только принципиальной разницы между гэльцами и кимрами не уловил. Или не заметил.
  - Не особо она есть, потому и не заметил.
  
  Георгиев прочитал сообщение Лоистова, выслушал доклад Вельчинского, отпустил его и задумался. Эжен Фауше бретонец, корни кельтские. В Англии с кельтскими корнями: шотландцы, ирландцы, валлийцы, корнуоллцы, мэнцы. Те, с которыми он собирается сотрудничать.
  У кельтов и англосаксов, всё время существования Англии, отношения, мягко говоря, сложные. Неоднократно англосаксы пытались поработить, а не удастся, тогда уничтожить кельтов. И Вильгельм Завоеватель предпринимал такие попытки. И тоже тщетно. Ирландский язык под страхом смерти был запрещён в течение почти тысячи лет, однако ирландцы не только его сохранили, но и сберегли рукописные книги на нём начиная с VI века. И исконную культуру других кельтов англосаксы пытались уничтожить, и тоже безуспешно. Так что позиция Эжена понятна и намерения его объяснимы. И, похоже, в дополнение к исконным корням, подогревает его интеллектуальная составляющая. Он человек хорошо обучаемый, намерен получить второе высшее образование, способен к истории, литературе, искусствам. А англосаксы в восприятии изящных наук и искусств люди грубоватые, не случайно почти вся великая литература Англии, написана авторами с кельтскими корнями. Однако ж и англосаксы не менее талантливы, но в другой сфере. Когда пришли на острова, у них ещё не было письменности, но они прекрасно знали свою историю, законы, мифы легенды. Всё хранилось в головах и передавалось изустно. У них изумительно тонкий юмор и умение посмеяться над собой. И, пожалуй, величайшее наследие, которое оставили англосаксы своим потомкам, англичанам - язык. Лучшая литература Великобритании написана потомками кельтов, но написана она на английском, на языке потомков англосаксов. А грубоватость свою они и сами признают. Разговаривал как-то Георгиев за рюмкой чая с англичанином, который не лорд и не пэр, так, мелкопоместный дворянин. Но родословную свою, практически, с завоевания британских островов знает, и корни помнит: юты, вначале новой эры жили на полуострове Ютландия, ему и название дали; когда их с полуострова вытеснили даны, ушли на Нижний Рейн, а оттуда в V или VI веке, вместе с англами и саксами переселились на Британские острова. Сказал он:
  "У нас в фольклоре - в стихах, пословицах, загадках очень много рискованных двусмысленностей. Средневековый англосакс мог запросто сказать даме: до кустов далеко, ты отвернись, я малую нужду справлю. И это было не хамство, а стиль поведения. И современный юмор сохранил ту же грубоватость. Вот, послушай:
  Летним утром полицейский обходит парк. Свернул на боковую аллею, навстречу ему прошла молодая привлекательная женщина. Полицейский сделал ещё десятка два шагов и видит: на газоне возле аллеи, приняв упор лёжа, отжимается молодой легко одетый джентльмен. Полицейский подходит к нему и говорит: "Простите, сэр, это конечно, не моё дело, но леди, с которой вы так страстно продолжаете заниматься любовью, уже ушла, я только что встретил её у выхода на главную аллею".
  А газета того небольшого городка, откуда родом англичанин, называется "The midnight sun". Не обладая отменным юмором, дать официальной газете такое название вряд ли возможно.
  И вообще, юмор англосаксов не столько творчество, сколько образ жизни: "Everyone has a fool in his sleeve" - "У каждого в рукаве сидит свой дурак". И не принято у них обижаться на шутки, а умение посмеяться над собой является достоинством.
  Попал англичанин на необитаемый остров. Прожил там какое-то время, и наконец, заметили его с проходящего судна. Пришла за ним шлюпка, смотрят его спасители, как он устроился, интересуются:
  - Сэр, вот это что за хижина?
  - Это мой дом, здесь я живу.
  - А та огромная и красивая, недалеко от Вашего дома?
  - Это клуб, членом которого я состою и посещаю его в воскресные дни и по вечерам.
  - А маленькая, заброшенная, хибарка на отшибе?
  - Это другой клуб, устав которого для меня неприемлем, и вступать в него я не захотел.
  Но что бы стать равноправным участником такого образа жизни, наверняка нужно родиться англичанином. Пусть не англичанин Владимир Геннадьевич, но без ответного слова оставаться не пожелал, привёл цитату из уже забытого им автора XIX века: "Англичанин премудрый, англичанин обезьяну себе в родню записал". Чем немало повеселил собеседника.
  Ладно, это лирическо-историческое отступление. Эжен Фауше. Работать в Англии будет на совесть. Несомненно. И такой случай хорошо бы не упустить. Набросав необходимые выкладки, пошёл к руководителю своей Службы.
  Генерал особого энтузиазма не проявил, но и возражать не стал:
  - Не наше направление. И оснований маловато. Но, если видишь перспективу, попробуй.
  
  Лоистов сменил ботинки на тапки, переоделся в домашнее и пошёл на кухню. Там, кроме Егоровны, Лена, одноклассница и школьная подруга Светланы, в гости приехала. Женщина не глупая, закончила технический ВУЗ, сейчас экономическое, как второе высшее обретает и уже на деле применение ему нашла: работает аудитором. Но, по жизни, то одно колёсико в её голове, то другое, а то оба разом, вдруг выскочат из зацепления с главной шестернёй, и вертятся, как получится. Тогда разные бестолковки с ней происходят. Замуж уже раза четыре сходила. Зайдёт, с полгодика, а то и меньше посмотрит, что там и как, и уйдёт. И не только замужества, всего это касается. Вот и сейчас: босоножки лаковые ярко-зелёные, брюки тоже яркие, но розовые, футболка белая, сумка рядом с ней на стуле, насыщенно-бирюзового цвета. Все амазонские попугаи от зависти чахнут. Так мало того, на футболке, на самом выступающем месте ярко-розовая надпись WORTHLESS GIRL .
  Поздоровался, сел с ними, подождал, пока Светлана нальёт ему чаю, отпил глоток и спросил:
  - Ленка, ты почему с такой дурной надписью по городу разгуливаешь?
  - А что такого? Что там написано? - Лена оттянула футболку от высоких точек груди и принялась рассматривать буквы.
  - Там написано: дрянная девка.
  - Фу, грубиян какой! Мог бы сказать: нехорошая девочка.
  - В следующий раз скажу. Когда такая надпись будет.
  - А плевать, - Лена опять оттянула футболку, посмотрела на надпись - не все понимают, что написано. Зато в тон с брючками.
  И нежно погладила брючки повыше колена. Видимо, недавно их приобрела, быть может, первый раз надела.
  - Если в тон с брюками, то с тобой не поспоришь
  - И не спорь! - И повернулась к Светлане. - Светик, так о чём я тебе говорила... А, вот, вспомнила, о Димке говорила... Домогается и домогается, дай и дай! Разозлил даже! Я ему только в этом месяце уже три раза в долг давала! А он опять: дай!
  Лоистов даже поперхнулся от смеха. Сбегал к умывальнику, выпустил чай из ноздрей, ополоснул лицо, вернулся на место.
  - А что смешного? - Не поняла Лена.
  - Ленка, ты хоть думай что говоришь! С кем это ты три раза в месяц любовью в кредит занимаешься?
  Тут в голове Лены соскочившее колёсико в зацепление с главной шестернёй вошло, сообразила, расхохоталась и несильно ткнула Николая низом кулака в лоб.
  - Дуралей ты! Димка брат мой двоюродный, недавно из армии пришёл. Живёт рядом, деньги у меня в долг всё время клянчит, а не то, что ты подумал. То на дискотеку ему надо, то на кафешку, на девиц нынешних денег не напасёшься. С получки, всё что займёт, отдаст, а через неделю опять бежит: дай! А ты б лучше не смеялся над бедной девушкой, а помог: познакомилась я с мужчинкой, а серьёзные у него намерения, или только время коротает?
  - Несложно, Ленусик. К любимому человеку всегда хочется прикасаться и смотреть в его глаза. А дальше наблюдай: прижимается или отстраняется, если в глаза смотрит, то как смотрит: прямо и внимательно - пока присматривается, изучает; если искорки в глазах и, тем более озорство почти детское - это плюс, и не малый; а если чаще по сторонам, чем на тебя...
  - Нет, по сторонам он не глазеет. Но смотрит на меня чаще так, будто заглядывает.
  - Тут разные могут быть причины: либо не хочет тебя обижать, не всякой понравится, когда её как экспонат изучают, либо не решается смотреть смело. Но это не стопроцентно, есть категория людей, и мужиков, и женщин, которые не признают "телячьих нежностей", но даже они, пусть изредка будут прикасаться, обнимать, прижимать и пить своими глазами взгляд любимого человека. Поэтому посмотри сначала насколько он, в принципе, склонен к нежности, а потом смотри на количество проявлений этой нежности.
  - Не вижу я от него никакой нежности... А может быть он вообще не способен. Как мужчина.
  - Всё правильно, женщины давно эту формулу сочинили: Когда мужик на работе вымотается до полного изнеможения, так, что шевельнуться не может - он импотент. А когда женщине просто лень шевелиться, у неё голова болит. Хоть бы новенькое что-нибудь изобрели.
  - А зачем? Сказала: голова болит - и не обидно, и понятно.
  - О-о, каковы изыск и деликатность! Во-вторых, если сомневаешься способен-неспрособен, кто тебя заставляет сохранять отношения в стиле априори, и мешает проверить его способности в апостериорном варианте?
  - Ай, чего там проверять, все мужики одинаковые: просят руку и сердце, а сами только в трусы и лезут. А про руку и сердце даже не вспоминают. Ты, чем пошлости говорить, лучше бы сказал, что мне конкретно делать.
  - Во-первых, понять, что с замком на трусах, замужем делать нечего. Ещё раз двадцать сходишь, и счастья не обрящешь. Сейчас немножечко поактивничай: капельку пококетничай, немножечко губки надуй - мол, не хватает тебе его внимания, ненадолго прижмись. Побуждай его к активности.
  - Это я и сама знаю, только особых результатов не вижу.
  - Я же с ним не знаком: какой он по характеру, по психологическому типу...
  - Спокойный такой, часто молчит, а говорит, медленно, как резину тянет. Иногда даже раздражает...
  - То, что медленно говорит, неплохой признак. Не всегда, правда, но очень часто медленно говорят искренние люди. Они тщательно подбирают слова, чтобы не солгать, и делают паузы, что бы у собеседника было время обдумать и проанализировать услышанное. А кто много тараторит... Может быть, безобидный пустозвон, а может быть и намеренно замусоривает мозги через уши, чтобы у человека не было времени обдумать услышанное. И ещё посмотри: Есть ли у него друзья и товарищи, или он бирюк, не способный наладить отношения с людьми? Ты ведь тоже люди, и с тобой ему надо будет выстраивать отношения. А самое главное, главнее главного реши нужен ли тебе муж, нужна ли семья?
  - А как без семьи?! У Светика Матюшенька есть. А я, что, ребёночка родить не способна?
  - У Светика муж есть. И только потом родился наш сын Матвей. Запомни, не только у Светика, у нас двоих. А если для тебя семья это ты и ребёнок, то не морочь мужикам головы. Выйди на площадь, кинь клич и зачни от первого встречного-поперечного. А нормальные мужики нормальных баб себе найдут. Не такую побегушку, как ты.
  - Ну, что ты обиделся?!
  - А ты думай, что ляпаешь! Вегетативным способом Матвей от Светы образовался, что ли? Из почки пророс?
  - Не обижайся. В самом деле, не подумала, - погладила его по руке. - И ты так много всего наговорил! Мне даже не запомнить, не то, чтобы сделать.
  - Тогда я тебе коротенько. Пример наглядный. Очень наглядный. Разговаривал я не так давно с одной женщиной. Возраста не юного, опыт жизненный и житейский есть: четверо детей, двое внуков, майор милиции, по должности начальник отдела по работе с несовершеннолетними. Так что, не мало в жизни видела. Рассказывала о своих родителях:
  - Заневестилась когда мама, приехали сваты. Посмотрела она на суженого, и в слёзы: маленький, худенький, какой он жених, совсем мальчишка. Но воле родительской покорилась. "Кости есть, мясо нарастёт. А вся родова их честная, работящая, хороший муж тебе будет", - так родители сказали. Рассказывала мама, действительно, днём он не ленился, пусть с виду маленький и худенький, и не особо жилистый, но выносливый - работал наравне со всеми. Только радоваться такому мужу. А вечером... От стыда на улицу боялась выйти. У неё уже первенец на руках, второй под сердцем, мужья других жён соберутся, беседуют обстоятельно, серьёзные дела обсуждают, а её супруг, в это время, на полянке с ребятишками в бабки играет. Но смирилась, и, не даром говорится: стерпится - слюбится. И сейчас, когда приезжаю к ним... Нас семеро, шесть братьев и я. Братья с весны до осени, по очереди приезжают, и если семьи могут, обязательно с семьями: кто картошку посадит, кто дрова заготовит, кто сено поставит. Ремонт сделают, кто в доме, кто на дворе, кто осенью картошку выкопает. А моё дело - заготовки на зиму. Но немного у меня забот, невестки, когда приезжают, сложа руки не сидят. Выходит так, что я больше для своей семьи заготавливаю. И живу когда у них, вижу: уйдёт отец за грибами или за ягодой, мать поначалу спокойная, а потом всё чаще на крыльцо выбегает, на лес смотрит да приговаривает: "Ой, ноги промочит, промочит же ноги... Говорила ведь ему: надень высокие сапоги! Надень!" И точно: возвращается отец, а у него в одном сапоге портянка мокрая - когда шёл через болото, соскользнула нога с кочки. А если мама где задержится, то отец молчит и на крыльцо не выходит, и вида не показывает, но чем дольше её нет, тем чаще в окно да на дверь смотрит.
  - Вот так вот, Ленусик, добрые семьи рождаются.
  - Ой, не знаю, Коляшенька, не знаю! А если я со своим мужчиной к вам зайду? Посмотришь на него, поговоришь, потом, что думаешь о нём, скажешь. Ты же художник, в людях разбираешься, иначе, как людей рисовал бы.
  - Приходите, без вопросов. Но когда... У меня сейчас всё время раздёргано.
  - Конечно! Откуда при шести выходных в неделю у него время для жены и для друзей найдётся! - На повышенном тоне вставила свою обиду Светлана. - Ему же надо с расфуфыренными иностранками "обшаться"!
  "Ах ты, коза-дереза! Про иностранок сказала, а про иностранцев мужского пола, которые сюда приходят с полными мешками комплиментов для тебя, и полсловечка не нашла. Впрочем, это сейчас. Пока его не было, наверняка не один раз все комплименты пересказала - не каждая женщина про комплименты умолчит".
  - А кто расфуфырен? Все достаточно скромно одеты.
  - Особенно Элеонора! - И повернулась к подруге. - Представляешь, Лена, вот тут - указала на стул, рядом со стулом Лены, - сидит студенточка из Италии. На ней килограмма полтора золота с камешками: серьги, бусы, браслеты - и жалуется: "Мы совсем скромно живём, даже постоянную прислугу нанять не можем, домработница приходит три дня в неделю, а садовник только раз в неделю".
  - В тот вечер она, прямо от нас, в оперу уезжала. Потому и золото с камнями надела, - пояснил Николай.
  - Значит, есть, что надеть!
  Однако ж! Даже для женской логики поворот крутоват. Но если разговор в это направление двинулся, спорить, не просто бесполезно - опасно. Непременно закончится упрёками: а почему ты не купишь мне золотое колечко или перстенёк с самоцветным камешком? А ссылки на то, что совсем недавно подарил ей серебряный кулон-сердечко на серебряной же цепочке, вряд ли что, кроме фырканья, вызовут: "будешь теперь эту фитюльку целый год вспоминать!", невзирая на то, что подарком всем подругам похвасталась - сначала по телефону рассказала, а потом и воочию показала. Надо уводить с этого пути, а лучше, чтоб сама оттуда ушла.
  - Действительно, ей есть, что надеть. Но она не носит украшения каждый день, а надевает их только...
  - Да какое мне дело! Пусть ходит, в чём хочет!
  Не дослушав, Света резко встала и понесла остывший чайник на плиту. Николай повернулся к Лене:
  - Ленусь, ты эти, пусть и не мелочи, пока отложи, посмотри на основу. В любви всегда, или почти всегда: один любит, другой позволяет себя любить. Причём, позволяющий себя любить, вовсе не равнодушен, сила его любви может быть большей, чем у другого, но его любовь всегда зависима от того, любят ли его так, как ему хочется. Впрочем, я бы сказал: не хочется, а необходимо. Есть люди, которые любят, потому что любят. Как я Егоровну.
  Светлана на его слова спинку прогнула, бровками поиграла да грудками поводила: вот я какая, меня только за то, что я есть, муж любит.
  - Есть иные, которые могут, подчёркиваю - могут любить - только в ответ, только тех, кто их любит. А есть и такие, которым и этого мало, отвечают любовью только тем, кто их любит так, как им хочется. Как Егоровна меня: любит только в тот день, когда получку приношу.
  - Я сейчас по твоему бестолковому лбу чашкой тресну! Чтоб ересь всякую не нёс, - пообещала Светлана.
  Что ж, кровь запорожская, казацкая. И замашки такие же: чуть что, сразу за саблю. Но не поверил Николай:
  - Не треснешь, чашку пожалеешь: вдруг, разобьётся. - И к Лене: - Ну, это грубо, три ступеньки топором вытесанные, на самом деле градаций гораздо больше. Но вектор именно таков: один любит, другой позволяет себя любить. Вот сюда и смотри: кто из вас может любить, а кто будет позволять. Если оба можете только позволять - тогда не срастётся.
  - А так, чтобы оба просто любили?
  - Лена, у тебя высшее техническое образование, и ты прекрасно знаешь: чтобы лампочка светила, для неё генератор должен вырабатывать ток. И тут так же: один должен быть генератором чувства, другой светом любви.
  - Красиво ты сказал про чувство и про свет любви. Но боязно...
  - Что есть. А чтобы оба сразу... Из литературы, за уши можно притянуть Маниловых и старосветских помещиков... А другие примеры, из жизни, в голову не приходят... Ладно, об этом хватит, о чём говорили, проверь сама. А сейчас снимай одёжку с этой дрянью, - указал на футболку.
  - А как я по городу поеду?! На мне же бюстгальтера нет!
  - И хорошо. Все мужики от восхищения упадут, у тёток от зависти глаза полопаются.
  - Да ну тебя, - махнула на него рукой, заулыбалась и порозовела.
  - Светланушка тебе даст, что надеть, сходите сейчас в магазин, купите новую футболку, без надписей. А я пока подготовлю трафарет с путной, а не с распутной надписью и подберу краску в тон к твоим брючкам.
  - Ой, она мне так нравится, трикотаж тоненький... Лёгкая, мягкая и к телу приятно...
  - Если твоему телу приятно, тогда слушай точный перевод, какую приятность ты на своём теле носишь: WORTHLESS GIRL - "девка, которая ничего не стоит". Это, Леночка, не украшение, это уже предложение: девушка готова задаром. И подумай теперь, как с таким предложением по улицам разгуливать. А как-нибудь поздно, да в глухом месте, какие-нибудь хмыри прочитают и скажут: "Она сама себя бесплатно предлагает". И воспользуются. И в милицию не пожалуешься: предложение о бесплатных услугах - во всю грудь напечатано.
  - Коляша, зачем ты меня пугаешь! Да ещё так гадко!
  - Я тебя не пугаю, а остерегаю. Надпись, если уж ты собралась её на себя натянуть, надо подбирать к мозгам или к душе. Не надо на себя наговаривать и всякую дрянь к себе притягивать. Не зря же говорят: кем назвался, тем и оказался. И только цвет её, можно с брюками или с чем иным сочетать. Кстати, текст дрянной, но на футболке расположен удачно, снимай, по ней буду трафарет ориентировать. Всё.
  Прошёл к своему рабочему углу, перебрал уже готовые трафареты. Один, по тексту, вполне уместен: MOST CHARMING GIRL, надо только по месту прикинуть. Ну, сколько часов нужно женщине, что бы снять футболку? Постучал в дверь спальни:
  - Ленка, ты футболку снимаешь или трёхболтовое водолазное снаряжение? И на трёхболтовку норматив времени меньше, чем у тебя на футболку!
  - Я давно сняла.
  - А почему не принесла?
  - Мы со Светиком меряемся, подбираем, что бы в одном стиле были одеты.
  О, женщины! До магазина на углу - пять минут, столько же обратно, пусть десять минут потратят там, на выбор футболки. И чтобы прогуляться двадцать минут, нужно сорок минут подбирать наряды, да ещё, что бы в одном стиле были!
  - Отдавай футболку по-хорошему!
  - Я не одета...
  - А то я в Мухе и в Академии на обнажённых натурщиц не насмотрелся...
  - Держи, - приоткрыла дверь, и не только для руки с футболкой, но немного шире. Правая, дальняя от Лоистова грудь, предплечьем прижата, у левой, что к нему, сосок поперёк большим и указательным пальцами перехвачен. Будто прикрыла, впрочем, со стороны Егоровны она, действительно, видится прикрытой ладонью. А на самом деле, оттянула грудь немного вперёд и приподняла вверх: теперь как у молоденькой девушки - торчком и кверху. Он же художник, оценит по достоинству. На долю секунды задержал взгляд, дескать, заметил, поверил и оценил. Зачем женщину огорчать: не охмуряет она его, просто хвастается, пусть и сплутовала немножко.
  Как вам, женщинам, не хочется и мало быть, такими, какие вы есть, и как вам хочется "выглядеть", пусть и с помощью, мягко выражаясь, ухищрений. Сказал как-то об этом в среде женщин, и услышал:
  - Какой ты бестолковый! Для вас же стараемся, что бы вам радостнее было на нашу красоту смотреть!
  Пожалуй, они правы. И разве у мужиков, особенно у парней иначе? Мужчины любят глазами - женщины красуются, женщины любят ушами - мужчины благовествуют о своих подвигах, реальных и измышленных. Чтобы видела его избранница, какой он умный, сильный, умелый и надёжный. И те, и другие не верят во всей полноте глазам и ушам, но верят иному: творится это для того чтобы ей или ему понравиться. А это большая и важнейшая правда, нежели та, которую демонстрируют одни и о которой повествуют другие. И слаще она, и убедительнее: ты мне нравишься, я тоже хочу тебе понравиться.
  "А подобных фокусов, Леночка, что ты проделала, у художников и фотографов только для груди не один десяток существует. Впрочем, сдаётся мне, что женщины их знают гораздо больше, чем фотографы и художники".
  Взял футболку, в своём углу бросил её на свободный стул: и не думал он по ней трафарет примерять.
  Часу не прошло, собрались. Заглянули к Лоистову:
  - Мы уходим.
  Николай взглянул на них, и тихонько посвистел.
  - Послушайте, цацки, вы куда собрались? В угловой магазин за футболкой, или на светский раут?
  - Мы же по улицам пойдём, значит, должны быть в виде, как ты не понимаешь! - Возмутилась Света.
  Ну, если по улицам да ещё "в виде", то часа на четыре, не меньше. Впрочем, каблучищи вон какие высоченные, на четыре часа никаких ног не хватит. Но в любом случае, пока, по крайней мере, полдюжины мужиков оглядываясь на них, шеи себе не вывихнут, да столько же женщин от зависти скрипя зубами, до корней их не сотрут, эти куклы не угомонятся. Егоровна красавица, Лена, до неё не дотягивает, но тоже собою весьма хороша. Ростом одинаковы, фигурами схожи. А сложение женской красоты это не арифметическое действие, а многократно возросшее воздействие не только на мужские глаза, но и на весь мужской организм. И оделись они воистину удачно: красота плюс романтичность, подчёркнутые ненавязчивой элегантностью. У Егоровны вкус есть. И не малый. И она это знает. А после того, как услышала от Николая, что вкус встречается гораздо реже таланта, эту фразу в свой жизненный девиз возвела. Впрочем, и таланты у неё есть, даже не один, могла бы быть и прекрасным модельером, и великолепной актрисой. И на фортепиано совсем недурно играет, техника, конечно, не отточена, но её нехватка часто покрывается душой и настроением. Однако реализация таланта требует повседневного усердия и труда и, нередко, кропотливости, а это для Егоровны дело несусветное.
  То, что Светлана не реализовывает свои таланты, сильно огорчало Лоистова. Особенно его огорчило... Помогал он знакомому сантехнику перенести на другое место батарею отопления в мастерской Сары Моисеевны Бунцис на Кировском 26/28. Живут Лоистовы рядом с жилконторой, специальность у него смежного профиля, поэтому почти все жилконторовские рабочие ему знакомы. И иногда они, если нужны дополнительные руки, зовут его на халтуру. Так и сейчас. Закончили, получили расчет и уже одевались, когда Сара Моисеевна сказала Николаю:
  - Какая у Вас красивая и необычная куртка.
  - Да, - согласился Николай. - И красивая, и тёплая, и удобная. Моя жена сшила.
  - Правда? Ваша жена портной? Она в ателье работает?
  - Нет. Можно сказать, самоучка. Только на курсы кройки и шитья три месяца отходила, а всё остальное - сама. Дома шьёт.
  - Снимите, я внимательно посмотрю.
  Осмотрела и в запахнутом, и в развёрнутом виде, и снаружи, и с изнанки, прощупала швы.
   - Николай, у Вашей жены прекрасный вкус и талантливые руки. Приводите её ко мне в мастерскую, я научу её ткать гобелены.
  Но Егоровна идти не пожелала. Не кропотливая труженица она по натуре, а изысканная дама, которая что-то сшить может только под каприз и настроение. Художницы, особенно мухинские выпускницы, когда узнавали, что Света отказалась учиться у самой Сары Бунцис, таращились на неё как на великое, но абсурдное чудо.
  Не хотела Егоровна понять и принять: Талант не только радость, талант ещё и тяжкое бремя, не зря один питерский писатель сказал: "Талант не индульгенция. Талант пуще каторги". И иногда, на несколько секунд, накатывался на Николая необъятный страх за Светлану: жизнь её не только жизнь неиспользованных возможностей, жизнь её - жизнь отвергнутых даров. И если есть Бог, и Он ей таланты даровал, то ведь спросит, притча о зарытых талантах не напрасно в Евангелии помещена...
  И почти в то же время, всего несколько дней спустя, увидел Николай в мастерской знакомого художника, прямо на стене, полууставом начертанное изречение:
  "Грозное слово в Евангелии против тех, которые скрывают талант свой. Тебе дано дарование и способность, а ты хочешь всё это бросить и уйти.
  Страшно подпасть такой беде под благовидным предлогом.
  Прп. Амвросий Оптинский".
  Даже переписал для Егоровны. Но она молча прочитала, молча вернула листок и молча пожала одним плечом, мол, не царицыно это дело, повседневным прилежанием заниматься.
  Из простой семьи: отец, в прошлом офицер, сейчас работает в небольшой строительной организации на должности среднего звена, мать из зауральского села, инженер, проектирует системы вентиляции. Ни у того, ни у другой дворянских корней и в помине нет. Однако ж, Егоровна... Даже когда вместе идут, если не берёт его под руку, то на полкорпуса вперёд вырывается. Замедляет Николай ход, и она притормаживает. Пойдёт быстрее, чтобы поравняться с ней, и она рвётся вперёд. Ещё прибавит, и она наддаст. И так, сколько бы он ни прибавлял шаг - пусть у неё искры из-под каблуков и пар из-под юбки, но на полкорпуса впереди его всё равно будет. Как-то, осерчав, выговорил Николай:
  - Ох, и скромная же ты! Если идёшь куда-то, тебе обязательно нужна свита, а когда приходишь, чтобы при встрече играл оркестр, гусары с кавалергардами на конях гарцевали, и гимназистки в белых передниках стояли шпалерами. Не для дела живёшь, а ради аплодисментов!
  Светлана положила ладони на его грудь и наклонилась к нему:
  - Да, Коляшенька, да! Я не люблю ходить одна, мне нужно, чтоб со мной кто-то был, а если куда-то прихожу, то чтобы все заметили, что я пришла, и обратили на меня внимание. Ну, такая я! Не убивать же меня за это...
  Не было в её словах ни вызова, ни отместки, ни покаяния, но лишь искреннее объяснение: я действительно этого хочу, я действительно в этом нуждаюсь.
  Не так уж мало людей обоего пола с подобной потребностью видел в жизни Николай. И они этого добиваются: кто действительным авторитетом, кто мнимым, а кто покупает разного рода подачками своим клевретам. Но Егоровна не такова, она ничего не хочет добиваться усердием и кропотливостью, ведёт себя так, словно всё, что едва ей возжелается, должно само и в сию секунду с неба к её ногам упасть.
  Замашки её не назовёшь барскими, нет в ней барственности. И царственности тоже. Но вот балованная принцесса в ней прорисована чётко. Откуда? Воспитание? Исключено. Все годы её детства, отрочества и начала юности родители строили и отделывали дом, большой, трёхквартирный, чтоб отцу с матерью и двум дочерям жильё было. И вернувшись с работы и немного отдохнув, мать переодевалась в рабочий халат, допоздна трудилась на огороде или в доме. Когда ж тут дочь баловать. Отец военнослужащий, часто ездил в командировки и, что совсем не редкость у казаков: был любящим, но мало нежным отцом. Как-то, в семилетнем возрасте, Светлана тщательно и аккуратно прополола грядку: не оставила ни одного сорняка и не повредила ни одного ростка редиски, Егор Трофимович не погладил её по головке, и тем более, не поцеловал, а когда сели обедать, сказал:
  - Света сегодня хорошо выполнила задание. Надо её поощрить.
  Тогда, наследственность остаётся? Прямой очевидности нет. А по косвенной, очень даже возможно. Казаки нередко возвращались из походов с невестами. А в лице Светланы, Николай это видел, и другие говорили, есть приметный отголосок индийской красавицы.
  Вряд ли какой-то предок Егора Трофимыча взял в бою на саблю дочь-красавицу раджи, не доходили запорожцы до дворцов раджей. Но то, что казаки могли напасть на возвращавшихся поработителей, отбить пленных и одну из приглянувшихся полонянок он забрал как военную добычу, а дома она стала ему венчанной женой - вполне возможно. Или же не отбил, а залюбовался и выкупил на невольничьем рынке. Сейчас никакой достоверности не узнаешь, можно только гадать. Но то, что кровушка балованной принцессы в жилах Егоровны играет, у Николая сомнений нет.
  И бездельницей её назвать, значит солгать. Она очень редко сидит, сложа руки. В квартире чисто, всё аккуратно прибрано. Правда, если свет-Егоровна принялась за приборку, скандал по её окончании, Николаю обеспечен, даже если он будет помогать. А если увлечётся каким-то делом, пока не закончит, вернувшись с работы и до позднего вечера, будет им заниматься, и столько дней, сколько оно потребует. А увлекается часто и так же часто меняет увлечения. Видимо, о таких людях сказал философ Ильин: "беспечное дитя вдохновения". Не услышала она и слова поэта Владимира Матиевского... Последние годы жизни Володи и его жены Лиды, Лоистовы и Матиевские дружили семьями, часто навещали друг друга и нередко говорили не только о литературе и искусстве, но и о жизни в разных её проявлениях. Сказал как-то Володя:
  - Надо найти свою гнилушку, и долбить её, долбить, пока всю не искрошишь. Только тогда вытащишь всех червячков и успеха добьёшься. А прыгать с одной на другую, только кору царапать. Это справедливо и для творчества, и для всей жизни.
  А возможно, и услышала, но не приняла: пусть не лентяйка она, но не терпит даже малейшего, даже ради высокой цели, даже собой наложенного принуждения. Почему? Слаба она здоровьем, оттого, похоже, её раздражительность. Слаба духом, и от этой слабости, строптивость. Слабые волей и духом люди, часто упрямы и строптивы.
  Но, что делать. Он не знает, как ей здоровья прибавить и как её дух укрепить. Значит, пока хватит у него сил, будет нести её на себе, и раздражительную, и строптивую, и ласковую, и холодную, и талантливую, и всю, какая она есть.
  - Уже что-нибудь подготовил? - Спросила Лена.
  Николай показал MOST CHARMING GIRL.
  - А что это значит?
  - Ленка, у тебя уже полтора высших образования...
  - У меня немецкий! - Капризно топнула ножкой.
  - Всё у тебя не как у людей. Это значит: САМАЯ ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ ДЕВЧОНКА.
  - Класс!!! - Подбежала к нему и чмокнула в щёку. Вернулась к Светлане, затормошила - Пойдем, Светик, пойдём...
  Конечно, нарядились, так разве дома утерпится, надо идти перед народом красоваться, - снисходительно улыбнулся им вслед Николай. Некая знаменитость, София Лорен, вроде бы, сказала: одежда для женщины - самый лёгкий способ продемонстрировать неповторимость своей внешности. Судя по Егоровне, она права. Светлана умеет подчеркнуть свою красоту нарядом, как хороший ювелир умеет подчеркнуть оправой красоту драгоценного камня. При этом, она абсолютно не одностилевой человек. Безусловно, у всякой женщины, есть наиболее предпочитаемый стиль. У Светы, чаще спортивный. Но в него она вносит столько своего видения, и каждый раз по-новому, что всегда её наряд, даже спортивного стиля, становится бесконечно женственным. У неё не очень много вещей, пока не могут они себе это позволить, но, сочетая в различных вариантах то, что есть, она создаёт и романтические наряды, и элегантные, и строго-деловые, и озорные, и иные, и все ей к лицу и к фигуре. Любит наряжаться. Мусор выносить - непременно на каблуках, с сыном гулять - как на вечеринку оденется. Дома, иной раз, по часу и дольше комбинирует в различных вариантах свои юбки, брюки, джемперочки, блузки, кофточки, и прочее. Каждый раз прибегает в рабочий угол Николая, демонстрирует себя:
  - Ну, как?
  И его это не раздражает, напротив, даже развлекает и едва ли не умиляет, невзирая на то, что работе, однозначно, препятствует. Видимо, умиротворяет присущая ей при этом, почти детская, непосредственность. К тому же, разница в возрасте: Светлане двадцать четыре, Николаю тридцать один, позволяет ему смотреть на некоторые её выходки, как на ребячество. Похоже, ребячество и есть: в подростковом возрасте и в юности не наигралась девушка в наряды. Родители строили дом, каждая копейка на счету, поэтому едва ли не до института донашивала Светлана одежду старшей сестры, а из нового надевала - то, что мама сошьёт. Мама шила умело, красиво, даже модно. Но всегда в довольно строгих рамках: ничего слишком короткого, ничего прозрачного, никаких глубоких вырезов. Первое элегантное платье ей сшили в ателье на школьный выпускной. Вот, и добирает сейчас Светлана то, что в подростковом возрасте и в юности недополучила. Николай это понимал. Но осознавал, скорее, не по опыту жизни, не тот у него ещё опыт, а видел сквозь знания той части прикладной психологии, которую постиг в Госбезопасности.
  Но иногда восставал, когда сшив уж слишком воздушную юбочку, собиралась Светлана на променад:
  - Дома в ней будешь ходить.
  - Она же совсем новая, должна я её хоть разок выгулять.
  - Она вещь, а никакой вещи ты ничего не должна.
  - Специально такую сшила, пусть моему мужу завидуют, - продолжала убеждать Света.
  - Вот поэтому в ней и не иди: украдут из зависти.
  - А ты береги меня, охраняй, чтоб не украли.
  - Переодевайся. Это самый надёжный способ охраны.
  Надев несколько раз дома, убрала в шкаф, в самую глубину полки. Но в ближайший романтический вечер, Николай попросил: надень.
  - Она же тебе не нравится, - мстила Светлана.
  - Напротив, очень даже нравится.
  - Но ты же не разрешаешь в ней ходить.
  - Конечно. С автоматом по городу ходить нельзя, а одной рогаткой я от мужиков тебя не отобью.
  Светлана коротко засмеялась, и пошла к шкафу.
  Мама её до сих пор одевается приметно. Не броско и не вызывающе, но непременно выделено: её наряды примечательны в любой толпе, в любой компании своей элегантностью и женственностью. Вспомнил Николай: Ехали они в троллейбусе, Светлана сидела с Матюшей, её мама, Надежда Фёдоровна, и Николай стояли. Рядом освободилось место, и один из пассажиров указал на него Надежде Фёдоровне.
  - Спасибо, я постою. Пусть пожилые садятся, - ответила не слишком громко, но полтроллейбуса на неё обернулись.
  "Вот молодец! - Восхитился тогда Николай. - Как тонко сумела себя похвалить! И со всех сторон. И молодая она, и вежливая, и воспитанная, и заботливая". И сейчас, вспомнив, улыбнулся.
  Вернулись красавицы часа через два с половиной, с двумя мешками продуктов, а в третьем ворох разноцветных футболок. Туфли сразу у порога сбросили, продукты на кухню, переоделись в халаты, плюхнулись на диван, ноги на стулья, и принялись растирать их.
  - Что, цацки, докрасовались перед чужими мужиками, теперь стонете...
  - Ни перед кем мы не красовались.
  - Ага, я поверил. Вы ездили в промзону и гуляли вдоль складских заборов. Причём, со стороны пустырей, чтобы вас никто не видел.
  - Ни на какие пустыри мы не ездили, ходили по магазинам и на рынок. Коляша, не мучь нас, дай отдохнуть. Отдохнём, и сядем обедать, - попросила Света.
  - Отдыхайте, - и Лоистов рассмеялся.
  - Ничего смешного, - капризно-плаксиво протянула Лена, - у нас ножки болят...
  За обедом Николай выпил две рюмки водки, Света и Лена по фужеру вина. Встал, что бы идти в свой рабочий угол. Света открыла пошире форточку, налила в фужеры вина, Лена достала сигареты.
  - Н-да, - усмехнулся Николай. - Прямо как в романах девятнадцатого века: "После обеда кавалеры отошли к сластям и к кофею, дамы к сигарам и к рому".
  - Светик, ну что он сегодня весь день дразнится и грубости говорит, - плаксивым голосом протянула Лена. - Скажи, чтоб перестал.
  Набил надпись на двух футболках, для Лены ярко-розовую, для Светы синюю, к джинсам.
  - Коляша, ты нам и на других футболках потом надписи сделай! И слова красивые подбери, чтобы не везде одинаковые были, но тоже приятные.
  - Хорошо, Лена, сделаю и слова подберу, чтоб были лёгкие, мягкие и к телу приятно.
  - Светик, он опять дразниться...
  - Забирай, - Николай подал Лене старую футболку.
  Лена принялась было её складывать, ойкнула и закуксилась:
  - Что ты наделал?.. Плохой... Нехороший... Светик, ты посмотри... Хны... хны... хны... Он кусок из футболки вырезал...
  - Мерзость я с твоего тела удалил.
  - Теперь её только выбросить...Хны... хны...
  - Зачем выбрасывать? Вшей на это место элегантное кружево. Придёт твой кавалер, наденешь к его приходу, увидит он ту красотищу, что лишь слегка и загадочно прикрыта изящным кружевом с тонким романтическим узором, падёт к твоим ногам, и будет у твоих ног и тот миг, и тот день, и всю оставшуюся жизнь.
  - Да ну тебя... - Заулыбалась. И смирилась: - Ладно, пущу на тряпки.
  
  Следующим утром на явку опять приехал Георгиев. Ситуация явно не ординарная, начальник отдела так просто на встречу не приезжает, тем более, не впервые за одно мероприятие: рядовые оперативные задачи рядовыми оперативниками и решаются. И едва Николай уселся за стол, сказал ему:
  - Коля, как хочешь, хоть кровь из носа, хоть сорок часов в сутки паши, но в ближайшее время полный психологический портрет Даниеля Шанвре, особенно его слабости, склонности и сильные черты характера, должен лежать на столе. Даже не на моём. Ты меня понял?
  - Конечно.
  - Впредь: по французам, итальянцам, немке, англичанке и бельгийцу - здесь обсуждаем подробно, но на бумаге, по месту, дате, времени и ходу встречи, никакой конкретики. Состоялась встреча, добыта такая-то информация. И не более.
  Всё на своём месте: чего не должен знать враг, не сообщай и другу. А раз такая конспирация, значит, насчёт этих ребятишек намерения серьёзные. И, похоже, долгосрочные.
  - Приглашение во французское консульство у тебя ещё действует?
  - Да, до конца года.
  - Именное?
  - Других не держим.
  - Сорбоннские и иже с ними, знают о приглашении и о том, что ты бываешь в консульстве?
  - От меня - нет.
  - Хорошо. Если оно тебе дорого как память, привези Сергею, он положит в сейф. Если нет - уничтожь. И в консульство больше ни ногой.
  В тот же день Эжен вернул ксерокопии. А вместе с листами привёз литровую бутылку итальянского вермута "CORA". Помнит Эжен, что это любимый напиток Николая, небось, профессиональной памятью помнит.
  - Эжен, ты явно перестарался, это слишком дорого.
  - О, нет, не дорого! Я всем рассказал твои слова: распутная жизнь короля, это движущая сила истории и гарантия целостности нации. Всем нравилось, все очень смеялись и решили вместе купить для тебя твой любимый вермут.
  - Тогда, спасибо.
  И это лыко в строку: пусть не шедевр среди афоризмов, но к позитивному мнению о нём, несомненное дополнение.
  На явке Лоистов долго не рассказывал, подвинул к себе бумагу, написал, расписался. Вельчинский взял лист и стал вполголоса читать:
  - В ходе состоявшейся беседы Эжен подтвердил, что после Сорбонны намеревается продолжить обучение в одном из английских университетов, в каком конкретно, пока не решил. - "Ну, это за него пока не решили", - вставил ремарку Вельчинский и продолжил: - И потом несколько лет пожить в Англии. Конкретизируя причину своего будущего проживания с гэльцами, сказал: "У французов и гаельцев есть один общий враг - Британия". Также сказал, что кельтские народы Британии очень гордятся своими языками, делают всё возможное, чтобы они сохранились и между собой говорят преимущественно на кельтских языках. И истинной великобританской традицией считают не англосаксонскую, а кельтскую. Следует отметить, что Эжен об этом говорил не только с симпатией и уважением, но и с заметной гордостью за людей, с которыми он имеет общие этнические корни. Так же он сказал, что по его убеждению кельты и славяне некогда были одним народом, но потом разделились: кельтская ветвь расселилась вдоль атлантического побережья, а славяне ушли на восток, некоторое время жили с германцами, но не смешивались с ними.
  Вельчинский положил бумагу на стол.
  - Очень даже любопытно. Сразу докладываю руководству. Постарайся от телефона далеко не отходить, возможно, понадобится пересечься.
  И действительно, под вечер Сергей позвонил. В нескольких улицах от своего дома Лоистов сел в машину. Укрылись в тихом месте, в хозяйственном дворике театра имени Ленинского Комсомола.
  - Завтра у тебя какой распорядок?
  - С утра и до обеда в котельную: подготовка двух котлов к капитальному ремонту. Покопаюсь немного, кое-что поделаю.
  - А после обеда не задержат?
  - Некому, воскресенье же, начальство за городом: кто на рыбалке, кто на даче, кто на шашлыках. К часу дня буду умыт, переодет и свободен.
  - Хорошо. Очень хорошо. Тогда сделаем так... Возле твоей ТЭЦ...
  - Поиздевайся, Сергей Владимирович, поиздевайся, попользуйся моей слабохарактерностью.
  - А ты не прибедняйся, ТЭЦ и есть. Поблизости какая-нибудь кофейня найдётся?
  - Центр города, как не быть.
  - Спокойная, Коля, нужна, чтоб народу не битком.
  - И такая сыщется. Тихая пивнушка в закутке.
   - Продиктуй адрес и название, если есть название. Завтра, с двух часов, даже раньше, чтоб не ты его ждал, а пришёл к готовому, с половины второго, там будет один человек. С собой он принесёт 2-3 иностранных журнала по фотографии и живописи, и альбом с репродукциями. Так что повод подсесть к нему, у тебя будет. К тебе просьба: познакомиться с ним и закрепить знакомство. Вопросы?
  - Нет.
  - Тогда завтра жду звонка.
  "Что делать, свет-Егоровна. Опять воскресная прогулка - всей семьёй да по набережной - накрывается большой медной посудиной". Впрочем, Егоровна в особом накладе не останется: где не прогуляется, там отыграется. А, с другой стороны, отыгрывается она не с пустой выдумки.
  "Днём не получается, так надо будет по белым ночам вдоль набережной её прогулять, да в каком-нибудь павильончике посидеть, чего-нибудь бодряще-веселящего попить". Так решил.
  После котельной, в питейном заведении взял Николай две кружки пива да сушек солёных. Медленно прошёл по залу, но не высмотрел человека с альбомом и журналами. Сел в угол, чтобы весь зал и вход видеть: мало ли по каким причинам задержался человек. Выпил одну кружку - после пыльной работы в котельной быстро проскочила. За вторую принялся. Не спеша, тянул. Народу немного, по одному-два человека за столом, и то не за каждым. Лишь в углу, по диагонали от него, шумная компания, человек шесть. Присмотрелся: вроде бы что-то листают. Пересел ближе: точно, то, что нужно: альбом с репродукциями и журналы по живописи и фотографии. Но у какого нужного человека это нужное, если их шестеро за столом? Ясное дело, у одного из шестерых. Надо его вычислять и сначала выдёргивать, потом на себя перетягивать.
  Хотел дождаться, когда освободится какое-нибудь издание, да, похоже, недавно принялись за них, передают друг дружке. Чего доброго, закончится время у человека или перегорит терпение, что ж его потом на бегу за рукав хватать. Знакомства должны происходить естественно. Как радуга после дождя. А ещё надёжнее, как утро после ночи.
  - Доброго дня, мужики, и приятного аппетита. Я видел у вас журнал по живописи, когда освободится, если можно, дайте на несколько минут полистать...
  - Этот?
  - Это альбом с репродукциями. А журнал у него, - Николай указал на другого пивника.
  - Этот-то?.. - Пожал плечами второй. - Забирай, смотри. Нет в нём ничего интересного: писанина иностранная, мазня абстрактная да, вместо людей, какие-то чучела страшенные нарисованы.
  - Может быть, что-то интересное увижу или прочитаю, - взял журнал. - Я рядом, за соседним столом.
  - Садись к нам, места хватит.
  - Я лучше там, уже освоился: почти дома. И просторнее - журнал надо во весь разворот разложить.
  Журнал листал не торопясь: надо за что-то зацепиться. Английский у него, мягко говоря, слабенький, но по профессиональным терминам суть ухватывал. И вот:
  "Proportions and plastics of a human figure are a basis and a dominant of all art, whether it be design, architecture and even music ...
  Пропорции и пластика человеческой фигуры есть основа и доминанта всего искусства, будь то дизайн, архитектура и даже музыка...
  Наиболее пластичными, мягкими и нежными являются формы женского тела...
  Лобковая кость, которая является центром фигуры, у женщин находится ниже, чем у мужчин, а наклон таза больше, чем у мужчин, поэтому женская талия всегда более прогнута, чем мужская...
  Главный ключ к правильному изображению фигуры, это средняя линия, которая позволяет правильно изобразить тип фигуры, движение, положение частей тела...
  Чтобы фигура не выглядела падающей, при изображении спереди вертикальная линия из... незнакомое слово, не совсем понятно, откуда... должна пройти через середину стопы опорной ноги. А при изображении сбоку... опять непонятно...
  Пропорции... Размеры рук и ног... От головки плеча до локтя примерно полторы головы, от локтя до сустава указательного пальца - столько же... Голову рисуют вместе с шеей...
  У обнажённой женщины грудь не должна быть похожей на прикреплённый воздушный шар с тёмной выпуклостью в центре шара. К грудной клетке крепятся грудные мышцы и только к ним грудь..."
  Всё, что здесь написано, ему прекрасно известно и по Мухинскому училищу, и по лекциям в Академии. Но владельцу журнала откуда знать, что ему известно, а что нет...
  Спросил у давшего журнал:
  - Твой?
  - Его, - указал на сидевшего в середине стола.
  - Можно тебя на минутку? - Переключился на владельца.
  - Конечно. Говори.
  - Ну, зачем мы будем перекрикиваться через половину стола, другим мешать. Пойдём, несколько минут за моим столом посидим.
  Владелец журнала взял кружку с недопитым пивом, пересел.
  - Николай, - представился Лоистов.
  - Владислав, - пожал руку, сел спокойно, даже на спинку стула откинулся. Но не вальяжно развалился, а просто расслабился. Обе ноги на полу, руки на столе, ладони... с ладонями пока ясности нет...
  Подвинул тарелку с сушками ближе к Владиславу:
  - Угощайся, - приподнял кружку, предложил: - За знакомство.
  - Конечно, - отпил глубокий глоток пива, взял сушку, - Спасибо. - Оторвался от спинки, облокотился на стол, сломал сушку в ладони, ещё пальцами измельчил и небольшими кусочками стал закусывать. Ладони... Теперь яснее. Почти параллельны, немного раскрыты в сторону Николая.
  Похоже, цену себе знает, но не дерзок, не самовлюблён и умнее других себя не считает. Контактен. К разговору готов, особо раскрываться не хочет, но то, что скажет, скажет, скорее всего, искренне. Нормально, надо приступать.
  - Статья в твоём журнале любопытная...
  - Живописью интересуешься... Искусствовед? Художник?
  - Да, рисую. В основном, городские пейзажи. Говорят, удаются. А вот с портретами...
  - Образование есть?
  - Три года Мухинки, да ещё на лекции ходил туда же и в Академию. База есть. А портреты... внешняя схожесть, не проблема. Обывателям очень даже нравятся: похоже, говорят, как на фотографии. А я недоволен: передать нутро, главную суть - душу выявить - пока не каждый раз удаётся. Хотелось бы статью в твоём журнале внимательнее прочитать.
  - Журнал, Коля, не проблема. На долго не смогу, но на несколько дней дам. Только по статьям душу вряд ли уловишь и передашь. Не зря же один питерский поэт, кстати, хороший поэт, Сергей Давыдов, написал:
  Стихи писать не научил никто
  Не зря твердят: талант даётся Богом,
  Который год я прихожу в ЛИТО
  И честно притворяюсь педагогом.
  - Умно сказано. А журнал мне на долго не надо. У меня знакомый в БАНу работает, при ксероксе состоит, можем даже вместе подъехать: он заберёт, отксерит и сразу вынесет: тебе журнал, мне копию статьи.
  - Не будем суетиться и жизнь усложнять: несколько дней есть. Вдруг подъедем, а у него срочная работа, что ж, под дверью топтаться...
  - И такое может быть. Кстати, как тебя чаще называют: Влад или Слава?
  - Слава.
  - Слава, а, часом, Давыдов, которого ты цитировал, это:
  Ленинградец душой и родом
  Болен я сорок первым годом
  Пискарёвка во мне живёт
  Здесь лежит половина города
  И не знает, что дождь идёт
  - Да, он.
  - А честно притворяется педагогом в ЛИТО Ленсовета?
  - Да, там.
  - Так человек, который в БАНу при ксероксе - в ЛИТО у Давыдова.
  - Возможно мы знакомы: я к Давыдову некоторое время ходил. Кто он?
  Иуда выберет осину,
  А Человеческому Сыну...
  - Да, я его знаю. Не надо, дальше не читай. Там не богохульство, конечно, и даже не ирония. Всего лишь прихвастнул красным словцом и эффектной мыслью. Но Крест не тема для шуток - не слишком почтительно по отношению к Богу. Ведь читал он Евангелие и Апокалипсис, и прекрасно знает, что следующего на кресте не будет. Талантливый, очень талантливый парень, но как бы не разменял себя на подобную куражливость. Талант человеку даётся, как солдату оружие, а место битвы, как совершенно справедливо написал Фёдор Михайлович, сердце человеческое.
  - Скажи ему об этом.
  - У нас не настолько короткие отношения.
  - А если я твои слова перескажу?
  - Рискни. Бог даст, прислушается.
  Чем дальше продолжался разговор, тем больше Лоистов чувствовал во Владиславе некую силу, которой сам не обладал, пусть и не был слабаком - слабаков в контрразведку не берут. И неожиданно, помимо мыслей, будто вложили в голову, возник вопрос:
  - Слава, ты верующий?
  - Да. А ты разве нет?
  - Не знаю, не задумывался над этим.
  - Когда всерьёз задумаешься, уверуешь.
  - Возможно. Любопытство есть: прочитал несколько Евангелий - четыре, которые в Библии и два в распечатках: ессеев-терапевтов и, по-моему, от Никодима, впрочем, могу ошибаться в авторстве, то, где Иисус ответил на вопрос Пилата: "Что есть истина?" В синоптических Евангелиях Он ведь не отвечает, молчит. Ветхий Завет, если подряд, то от начала до смерти Моисея, и ещё, россыпью, Екклесиаста, Притчи Соломона, Песнь Песней, Псалтирь. Недавно начал читать Апокалипсис, но до конца пока не добрался.
  - Немало. А Псалтирь на каком языке читал?
  - На двух. Первый раз на русском, второй - на старославянском.
  - Старославянский знаешь?
  - Относительно. С листа и со слуха воспринимаю свободно, но писать или говорить на нём, вряд ли рискну.
  - А ты не так прост, пруссачёк...
  - В смысле?.. А! - Вспомнил фильм "Щит и меч" и схожие слова генерала, обращённые к Вайсу-Белову. - В школе у нас была очень хорошая учительница истории, через неё и я историю полюбил. Ходил в исторический кружок, оттуда у меня старославянский, и на полном серьёзе хотел стать историком. Но мольберт пересилил.
  - Можно сочетать: история, страна обширная, и для мольберта дело найдётся. Кстати, и в библейский сюжетах тоже.
  - Да. Но у меня... Как бы точнее выразиться... Бытовое восприятие этих текстов. Евангелия и Ветхий Завет до смерти Моисея - исторические, а Екклесиаст, Притчи, Псалтирь, Песнь Песней - художественные. Сам видишь, с мольбертом мне туда, как со свиным рылом в калашный ряд.
  - А ты не торопись. В церковь походи. Путь не на долго, но почаще. Не тянет молиться, так по храму пройдись: свечи о здравии и упокоении родственников поставь, постой у икон, а там, раз интерес уже есть, глядишь, молитва из сердца пойдёт, и вера на сердце ляжет. Библию продолжай читать. Обязательно прочитай про братьев Маккавеев и отца их Маттафию - сродни нашим Сергию Радонежскому и Дмитрию Донскому.
  Значит здесь, понял Николай, Владислав сильнее его: верой в Бога. И не стал продолжать тему. Не потому, что побоялся видеть себя в чём-то слабее собеседника, но пусть и нет в нём веры, всё равно, неловко было дальше вести, не трогавший душу разговор - не та тема, чтобы празднословить. Спросил: - А ты стихи пишешь?
  - Да.
  - Публикуешься?
  - Как сказать... Поначалу было две подборки: в "Молодом Ленинграде" и в "Дочкиных опорках", - вопросившему взглядом Николаю улыбнулся и пояснил: - Так окололитературные балагуры сборник "Точка опоры" прозвали. Да ещё несколько текстов в Прибалтике, в одной комсомольско-молодёжной газете. А последнее время только в самиздате да за бугром. Здесь публиковать не хотят, говорят много формализма и оторванности от жизни. - И переменил тему: - Журнал можешь сейчас забрать, сделаешь ксерокс, созвонимся, вернёшь.
  - Спасибо.
  Обменялись телефонами.
  Владислав Балагин. Нет, не слышал Николай о таком поэте. Балагин посмотрел в сторону стола, за которым сидел прежде.
  - Тебе к своим пора? Просил Николай.
  - Они не мои. Договорился с человеком здесь встретиться, чтобы альбом и журналы ему передать, а он не пришёл, наверно с дачи не смог приехать. Пока то да сё, с ними посидел.
  - А если, вдруг, знакомый твой подъедет? Журнал ведь у меня.
  - Раз до сих пор не приехал, то сегодня уже не приедет - из его Волосовской губернии путь не близкий, а главное, неудобный и долгий. Завтра и послезавтра до вечера, меня в городе не будет. Поеду на рыбалку, люблю я это занятие. В среду на работу, на сутки. Так что, до четверга я с ним не увижусь.
  - А где работаешь?
  - Мост развожу.
  - Ух, ты! Интересная работа! Никогда не был под мостом во время разводки.
  - Нет проблем, придёшь в мою смену, и побываешь. Так... Добры молодцы альбом и журнал ещё не досмотрели... Ты торопишься?
  - Не особо.
  - Давай ещё по пиву. А то у них своя компания, свои разговоры: им со мной, а мне с ними не интересно. Одному сидеть, ждать пока досмотрят, тоже не в кайф...
  - Можно. Я в котельной работаю, сегодня кладку разбирали, пыли наглотался - горло прополоскать не повредит.
  - Тогда по паре. Сейчас принесу, - принёс пиво, сел. - Выставляешься часто?
  - Не особо. И не в ЛОСХе, естественно. Где-нибудь в ДК или в подобном месте.
  - Покупают?
  - Случается. Но не в таком количестве, чтобы на это жить.
  По этому руслу и потёк разговор: поэты, художники, выставки, публикации. Потом о себе понемногу друг другу рассказали. Лоистов семейный, Балагин уже два года разведён. Но отыскалось и общее: у Лоистова отец блокаду пережил, у Балагина и отец, и мать. И ещё у них едино: их родители, блокадники, уже перешли в мир иной. Светлая им память. Подняли кружки, не чокаясь, отпили, помянули.
  Пока домой добирался, несколько раз прокрутил в памяти встречу. И целиком, и отдельные эпизоды. Всё, вроде бы, на месте. Но были и не совсем типичные нюансы. На контакт Балагин шёл охотно, журнал дать согласился сразу, с первой просьбы, даже не с просьбы, а с пожелания. Придержал на пару пива, а ведь мог бы забрать альбом и журнал, не обращая внимания, досмотрели или нет: ничего не поделаешь, пора уходить. Хотел закрепить знакомство. И даже под мост на разводку пригласил, невзирая на то, что в машинном отделении разводного механизма, посторонним быть запрещено. Впрочем, последнее ещё не показатель: творческие люди редко бывают дисциплинированными. Это не разгильдяйство, а необходимое условие для творчества - даже самый талантливый человек, загнанный в жёсткие рамки, творить не сможет. Не заточение тела, конечно же, превалирует: раб Эзоп заложил такую творческую основу для последующих поколений, что все великие баснописцы мира, включая Лафонтена и Крылова, оглядывались на него. О причине развода, сказал: "Женщины - богини, кто спорит. Но иной из них, того мало: ей хочется быть Богом. За тьмы, тьмы и тьмы лет не истребилось из их ушей обещанное дьяволом: "...будете яко Бози". И ей мало было моей любви, она требовала, чтоб я жил по её, даже не по указке, а по её мировоззрению. Однако ж, не она мне жизнь дала, а Господь. Впрочем, и её можно понять: выходила замуж за студента-технаря, а оказалась женой поэта - всякая ли женщина такой удар перенесёт. И финал естественный для всякого мезальянса: когда я ушёл с диплома, она ушла от меня". И, при всём этом, Балагин старался подчеркнуть: не он инициатор знакомства. Не он, так не он, в данном случае, это не принципиально. Когда принёс пиво, деньги у Лоистова, за его кружки, взял, но притормозилась рука. И определённо, не жадность со щедростью в препоны тогда вступили, жесты и мимику Лоистов отслеживал втихую, но тщательно, а сомнение: какой из поступков произведёт более выгодное впечатление - взять деньги, или угостить. Хочет произвести впечатление. Пусть производит, со временем, станет видно: какое и зачем. И в любом случае: "Контакт есть. Продолжение отношений возможно и подозрений не вызовет".
  
  Понедельник - радостный день!
  В котельной у него выходной.
  В Управлении с утра и почти до обеда планёрки, совещания и прочие говорильные мероприятия. После совещаний - "разбор полётов" в подразделениях. Так что до двух дня туда можно не звонить. Повалялся от души: жалко Егоровна на работу ушла, ещё с большей душой и радостью вместе бы повалялись. Встал, умылся, позавтракал. Прошёл по магазинам, накупил мяса, молока, овощей и прочей снеди. Починил подтекавший смеситель на кухне - сменил износившуюся прокладку. А часы, меж тем, тикают, время к обеду. Пообедал. Дело к двум. Позвонил. Ни Вельчинского, ни Георгиева на месте нет. Позвонил дежурному по Управлению, попросил передать им, что звонил Пахомов, он будет дома ждать их звонка. Поставил вариться бульон из свиной сахарной косточки с доброй прибавкой мякоти. Нарезал говядину на куски в палец толщиной да в ладонь величиной, отбил хорошенько, выложил на доску, поставил в холодильник, ближе к морозилке: меньше риска, что пустит сок. Начистил картошки побольше, чтоб на щи и на гарнир хватило - любит Егоровна картоху, особенно пюре. Овощей начистил, капусты нашинковал. Спассировал мелко нарезанные лук и морковку. А закипел бульон, принялся отправлять в него пассировку, капусту, картошку и прочие продукты, щи составляющие. Но доварить не успел - позвонил Вельчинский. Нужны подробности по вчерашнему знакомству. Выключил газ под кастрюлей, Егоровна доварит. Впрочем, всё, кроме соли и лаврового листа уже в кастрюле, так что не она доварит, а огонь. И поехал на явочную квартиру.
  По полчашки кофе выпили, и к делу перешли:
  - Коляныч, пишем, как Геннадьич просил, по минимуму: "В соответствии с отработанной линией поведения, состоялось знакомство с таким-то. По взаимной договорённости, следующая встреча состоится в ближайшие дни". Дата, подпись. - Дождался, когда Николай напишет и распишется, и продолжил: - К тебе просьба: в ближайшее время познакомить его с французами, в первую очередь, с Эженом. Сможешь?
  Теперь понятно поведение Балагина. Похоже, не Лоистова под него заводят, а... Но это не тема для раздумий. И, тем более, не для вычислений. Чего не должен знать враг, не следует знать и другу. Если друг, окажется вдруг... То официально их не знакомили, а догадки - не факты, и при любом раскладе, никакие утверждения юридической силы иметь не будут.
  - Учили. Или, как любит говорить Геннадьич: работаем, - ответил Вельчинскому.
  - Это Геннадьич говорит после успешного завершения мероприятия.
  - Дерзнём отнестись так же и к нынешнему мероприятию.
  - Тогда дерзай. Какие-то соображения есть?
  - Есть небольшая идейка. Балагин по ночам разводит мост, а они ребята молодые, несомненно, любознательные и, несомненно же, им захочется побывать ночью при разводке в машинном отделении моста. Тем более, вид на ночную Неву из-под моста, совсем не такой, как с набережной.
  - Приманка, конечно, соблазнительная, да только разводной механизм моста, не экспонат для обозрения иностранными туристами. Попадёт нам не хило, если руководство узнает.
  - Они не туристы. Факт. А, насчёт, попадёт, сам сказал: если руководство узнает. Сделаем небольшую корректировку, и что оно может узнать? Не запланированная экскурсия будет проведена, потому что произойдёт несчастный случай на прогулке. Вблизи моста напьётся кто-нибудь из младших французов до зелёной сопли, а когда ему совсем худо станет, позову Балагина, попрошу, чтоб пустил пересидеть, пока ребёнок очухается. Не оставлять же младенца на растерзание вытрезвителю. Если даже всех не пустит, то Эжена с собой, в любом случае, возьму. Вот тут и знакомство - случайное и естественное. И даже благодарность от спецслужб пусть и не братского, но единоматерикового французского народа получим.
  - С тобой получишь благодарность. С тобой, скорее от руководства по башке получишь. Авантюрист.
  - А чего это - со мной? Чья школа. Кто учил на конверты наступать?
  - Я нечаянно наступил.
  - И братец Кролик нечаянно напьётся.
  - Почему Кролик? Ах, да, фамилия, не сразу увязал. Ладно. Попадёт, так попадёт. Зато дело сделаем. Когда Балагин работает?
  - Послезавтра. К той поре ксерокопии будут готовы, не просто к нему пойду, журнал понесу - так что всё залегендировано и замотивировано, все лыки в строку ложатся.
  - Тогда, удачи. Следующий, Коляныч, вопрос: чуть позже надо будет познакомить Балагина с мисс Кимберли Блодуэн. Обязательно. Но так, чтобы это выглядело абсолютно естественно, даже нечаянно. Пусть привлекает и завлекает его, фамилии своей соответствует.
  - И что её фамилия?
  - Красивая фамилия. Кстати сказать, с кельтскими корнями. Наверно потому Эжен с ней так задружбанился. На валлийском blod - цветок, gwen - белый, чистый. А вместе: Blodwen - белый, чистый цветок. Вот, пусть проявляет чистоту, обаяние и способности, предоставим такую возможность.
  - Понятно. Но навскидку, пока ничего нет.
  - Поэтому Геннадьич и передаёт просьбу заранее: чтобы обдумать времени хватило. Мы с Геннадьичем тоже обкидаем, потом посидим, вместе решим.
  Всё активнее приходится работать. И всё тщательнее его шифруют. Это очевидно. Похоже, реализуется какая-то многоходовка для... Про "для" можно только догадываться, а догадка всего лишь догадка. Не говорят, значит, он может выполнять своё дело и без дополнительной информации. И не потому, что ему не доверяют: не доверяли бы, не был бы он на острие, в непосредственном контакте с импортными делателями. Каждый должен знать только то, что касается непосредственного его участия в общем мероприятии. Это относится ко всей вертикали, в обе стороны. Сейчас он не знает всей задачи проводимого мероприятия, руководители, выше Геннадьича, не знают конкретных ситуаций его работы, получают лишь конечный результат - добытую им информацию или завершённое действие. Которые изложены на бумаге. И, опять же, не из-за недоверия. Но, бережёного, Бог бережёт.
  Печальных иллюстраций немало. Сотрудник Госбезопасности, нелегал из управления "С", по приказу Центра на некоторое время должен был вернуться в Советский Союз. Поскольку, он выполнял весьма ответственную работу и в очень сложных регионах, где происходили путчи или шли гражданские войны, и с этими странами у Советского Союза не было дипотношений, то по пути, ему не единожды меняли легенды и документы прикрытия. В одной из западно-европейских стран, при замене документов и смене легенды, сотрудник резидентуры, проводивший замену документов, сообщил о нём заместителю резидента: ну, казалось бы, какие могут быть секреты от человека, занимающего такую высокую должность. А заместитель, на тот момент, уже был предателем, впоследствии стал перебежчиком. Западные спецслужбы дали возможность нелегалу проехать ещё несколько стран, чтобы отвести подозрение от предателя и арестовали. Попробовал он отпираться, прикрываясь легендой, но показали ему фотографию его молодости, а на обороте фотографии, латиницей, фамилия, имя и отчество. Фамилия родная, которая от папы с мамой в наследство перешла, и имя ими дарованное, и отчество от отца. Куда ж тут отпираться. Себя признал, но сотрудничать отказался. Обменяли его. До обмена жил на загородной вилле, кормили, как он выразился, на убой, поили на упой. Всё на своём месте: не хамите нашему...
  Правда, обмена ждать пришлось долго. За немалую цену обменивали: за одного Алексея Михайловича потребовали западные контрагенты двенадцать своих - таково, получается, соотношение в достоинстве. Насобирали для обмена одиннадцать западноевропейских разведчиков и одного ЮАРовского офицера разведки, того, до комплекта, в Анголе отловили[7].
  Лоистов в своей стране и, конечно же, в случае дешифровки, некому его арестовывать и нагибать, но по его контактам и связям, импортные спецслужбы кого-то могут выявить в Союзе, и, что гораздо хуже - кого-то за рубежом.
  
  В среду Балагин заступил на смену. В четверг свет-Егоровна благополучно проспала подъём на работу. Николай кое-как встал, отвёл Матюшу в садик, благо рядом, из двора во двор по тротуару пройти. Вернулся. Крепкий кофе, в него много горячих сливок, на бутерброд много масла и два толстых колёсика жирной колбасы. Прилёг - муторно: всё-таки грамм 700-750 он ночью в грудь принял. И почти без закуски. И почти не спал. Открыл холодильник, в два захода выпил поллитровую бутылку молока. Встала Егоровна, выкушала полчашки холодного чаю, позвонила на работу, взбодрила, как могла голос, сказала, что готовит документы, а потом поедет развозить их на разные площадки. И побрела в спальню. Спиртного ночью она выпила немного, а ломает её недосып: вроде, и не болеет ничем серьёзным, разве простуды случаются, а здоровья у неё - кот слёз больше наплачет. Ночь не поспала, до вечера будет спать. Вечером часика два побродит по квартире, и опять к Морфею. До утра. Походил Николай, поразгонял кровь, ещё молока попил. Легче стало, и в сон поклонило. Но не до сна: надо звонить и ехать.
  
  - Всё в порядке, Балагин и Эжен познакомились. И, похоже, показались друг другу интересными и симпатичными людьми.
  Кофе попили, тяжесть Николая отпустила, но слегка хмельное состояние ещё оставалось. Принялся подробности рассказывать:
  - Встретился с французами, вместе перешли на нашу сторону Невы, там, на набережной меня жена ждала, принесла журнал и бутерброды. Спустились к воде, выпили понемножку раз-другой-третий, закусили и, неторопясь, к мосту пошли. Я и Даниель ушли чуть вперёд, "за жизнь" с ним беседовали, остальные позади, одной группой. Пили хоть и не по многу, но несколько раз, так что кой-какая доза грамм в 100-150, в организмах осела, к тому же, французы есть французы, как им при симпатичной даме молчать. Знай, вешают ей комплиманы на уши. Ну а та и рада слушать: аж целых четыре кавалера вокруг неё вытанцовывают. Я с Даниелем разговариваю, но краешек уха в сторону общего разговора завернул, хотя делаю вид, что занят разговором и ничего не слышу. До поры до времени. Ну, а когда стал рассыпаться в любезностях Ксавье, у меня будто слух прорезался:
  - Что Вы, сударь, себе позволяете? Вы норовите соблазнить мою жену? В таком случае, сударь, я вызываю Вас на дуэль!
  Он отпираться и извиняться. А я своё гну:
  - Извольте, сударь, дать мне сатисфакцию! Вы охмуряли мою жену, а сейчас, когда я, что бы защитить честь моей жены, вызываю Вас на дуэль, Вы отказываетесь от дуэли, то есть, ещё больше оскорбляете честь моей жены! Я прошу Даниеля быть моим секундантом, и Вы выбирайте себе секунданта. Если Вы француз и шевалье, то примете мой вызов, а если откажетесь от дуэли - то не француз и не шевалье.
  Трое старших видят в этом откровенную забаву. Баба, естественно, млеет - какая дама не сомлеет, если дуэль из-за неё разгорается, пусть и шутейная. Жан-Мишель, вообще не может врубиться в то, что происходит. А Ксавье не может понять: шутка это или серьёз, но чем дальше, тем больше за чистую монету принимает.
  - Я буду секундантом Ксавье. - Предложил Антуан. - Какое оружие выбираете?
  - В России за честь дамы может быть использовано только одно, только традиционное русское оружие. А именно, водка. Поскольку у меня в этом оружии более высокий класс подготовки, чтобы уравнять возможности и соблюсти честность и справедливость, я обязуюсь выпить пол-литровую бутылку водки через горло, единым духом, не отрываясь. Ксавье, как менее подготовленный, обязан выпить сорок процентов моей дозы, а именно 200 грамм и не из бутылки, а, опять же, учитывая уровень подготовки, из стакана, но так же, единым духом, не отрываясь. Секунданты согласны?
  Ещё бы! Секунданты, чтобы увидеть, как целую бутылку водки через горло единым махом заглатывают, были на всё согласны. А заодно, посмотреть на что свой, подрастающий, способен - и не просто интересно, а надо знать.
  Отошли от набережной к кустам сирени, я открыл бутылку, раскрутил её, чтоб водка винтом пошла, и за один раз влил в себя. И аплодисмент сорвал от секундантов и зрителей. Кроме Егоровны, правда, она не аплодировала, даже губы поджала и головой покачала. Налили стакан для Ксавье, и бутылку с морсом Егоровна для него приготовила. И квохтала возле него, и квохтала... Такое, матеролепие велие, вмале не ангелозрачное. Даже, момент улучив, для меня пальцем возле своего виска покрутила. Старался парень изо всех сил, как я понимаю, ему уже не до Егоровны и не до её чести было, хотелось после увиденного и себя показать. До конца стакан не осилил, но грамм 170-180 одолел. И тоже без аплодисментов не остался. Секунданты, с согласия дуэлянтов, объявили боевую ничью. Но побаивался я, как бы его не стошнило, до того как хмель приживётся, однако обошлось, морсом да бутербродами заперла Егоровна водку в его желудке.
  - Ну, ты ястреб!
  - Как говорит Геннадьич: работаем. До состояния через губу не переплюнуть Ксавье не опьянел, но то, что, крепко выпивши, было заметно. Посему у моста и под мостом проблем не было: Балагин как увидел его, сразу же всех впустил. Ксавье в машинном отделении моста сидел просто блажной, и лыбился так, что щёк для улыбки едва хватало. Я до того принял не слабо, поэтому под мостом выпил грамм 50, максимум, 100, надо ж было и ситуацию под контролем держать, а главное, с Даниелем беседу "за жизнь" поддерживать. А остальное спиртное, остальные присутствующие утоптали, так что, и познакомились, и подружились. А когда свели мосты, французы к себе в гостиницу отправились, мы с Егоровной домой подались.
  - Очень хорошо. Вот только авантюрные методы - совсем не хорошо.
  - Зато всё естественно вышло: устроили маленькую хохму с дуэлью, и ничего личного. Доза не смертельная, Ксавье восемнадцать лет - не ребёнок, а вернётся домой, будет, что родителям рассказать.
  - Угу. Родителям. Умник. Теперь пиши...
  - Где именно произошло знакомство, я опущу, напишу только возле какого моста. Во-первых, мои личные наработки, вдобавок я со всей Балагинской бригадой перезнакомился, знакомство ещё пригодится. А личные наработки и знакомства, я не собираюсь никому дарить. Во-вторых, если я снастырничал, то зачем буду тебя приплетать.
  - Спасибо, уважил! Хорошо, в рожу не плюнул. Что ж, я мужик под центнер весом, буду за твою спину прятаться? Не позорил бы меня.
  - Ну, прости.
  - Ладно, Бог простит. А подробности, действительно, не нужны. Напиши очень кратко, только факт и результат знакомства. Кроме Эжена и Балагина никого не упоминай.
  Лоистов взял из стопки лист бумаги: "Состоялось знакомство Владислава Балагина и Эжена Фауше. В ходе знакомства они проявили друг к другу взаимный интерес. Дата. Пахомов".
  Вельчинский прочитал подписанный текст и переложил в свою папку.
  - Отлично. По Даниелю готов писать?
  - Основа есть, но я бы хотел ещё по частностям поработать.
  - Работай, несколько дней в запасе у нас найдётся. Теперь обкидаем пару Балагин - Кимберли.
  - Наиболее приемлемым вариантом было бы знакомство через Эжена. Только...
  - И я про это самое "только".
  - Значит, надо немку нейтрализовать.
  - Твоими методами? Тебе дай волю, так ты всех иностранцев в Питере до алкоголизма доведёшь.
  - Зачем всех? Только тех, кто в разработке. Зато как легко станет работать! Вечером угостим хорошенько, а утром: или всё рассказываешь, или похмелиться не дадим.
  - Пытки запрещены Советским законодательством и международной конвенцией. Так что, этот вариант отпадает. Какие-нибудь кандидатуры наметил?
  - Пока две: художник Макарушкин и поэт Неждановский.
  Вельчинский пожал плечами:
  - Ничего конкретного про них не знаю. Подожди несколько минут, попробую уточнить.
  Поэты и художники не их подразделения интерес.
  Вельчинский прошёл в соседнюю комнату. Телефон, чтоб не отвлекал он от разговоров, стоял там. И если звонил, подходил к нему не оперативник, а хранитель явки.
  
  Макарушкина Лоистов знал уже несколько лет. Личность своеобычная. В молодости обворовал газетный киоск и был осуждён на полтора года с отбыванием срока в колонии общего режима. Отбыв в заключении несколько месяцев, задумался: лет ему не так уж много, главная часть жизни впереди, а судимость в биографию уже впечатана. К тому же за такое дело, которое и среди подростков-бузотёров не сильно котируется, не говоря уже о людях постарше и посолиднее. Уж если от судимости не избавиться, надо статью на более престижную поменять. Но по престижным, в уголовном мире, статьям, срок можно получить преизрядный. И нашёл выход: написал две листовки типа "КПСС угнетает все народы всего мира". Одну наклеил на дверь административного корпуса, другую на стену, рядом. Почерка не менял, искали не долго. Добавили ещё год по статье 190-прим и перевели на соответствующую статье зону. Вышел Макарушкин на волю не мелким воришкой, но политзаключённым и борцом с тоталитарным режимом.
  Обосновался в Ленинграде, устроился на работу: в садово-парковом хозяйстве дорожки подметал. Писал картины, изредка удавалось что-то продать, а основную часть их взял на реализацию один питерский коллекционер. Реализовал или у себя оставил, неведомо, но не расплатился и картины не вернул. Впрочем, с Макарушкиным у коллекционера ситуация не единичная: практически, нет ни одного питерского художника той поры, который поминал бы этого коллекционера добром - картины брал, а денег не давал, а если и давал, то какие-нибудь позорные крохи.
  Работу в садово-парковом хозяйстве Макарушкин вскоре оставил, зарабатывал тем, что рисовал иностранцев. В метро, на улицах, возле музеев и в других местах их скопления. Рисовал быстро, делал лёгкие прориси, часто удачные - внешность ухватывал несколькими штрихами. Сделав набросок, вручал оригиналу и в ответ, помимо устной благодарности, частенько получал купюру-другую.
  Пока тратил эти прибытки в "Берёзке", надзирающие структуры на его промысел смотрели сквозь пальцы: пусть не совсем по закону оплату принимает, однако ж валюту в государственную казну несёт. Но постепенно Макарушкин вошёл во вкус. Валюту уже не в "Берёзку" нёс, частникам сбывал и, если обстановка благоприятствовала, покупал у иностранцев для перепродажи. Как известно, ЧК не дремлет. ЧК спит. Но иногда просыпается. И вот, как-то проснувшись, эта самая ЧК взяла Макарушкина за локоток, отвела в сторонку и предупредила: если не прекратишь шалить с валютой, то 88-я статья тебе не просто светит, - сияет как ясное солнце в июньский полдень. Макарушкин предостережению внял. Некоторое время честно и добросовестно носил импортные купюры в "Берёзку". А потом снова принялся за старое. Сначала аккуратненько, а дальше - пуще. Дело-то прибыльное: при официальном курсе копеек в 65-70, на чёрном рынке за доллар давали три-четыре рубля, как удавалось договориться.
  А ЧК или спала, или эпизоды коллекционировала, но достаточно продолжительное время не трогала, - и решил: забыла она про него. Но нет, не забыла. И когда во второй раз подошла к Макарушкину, взяла уже не за локоток, а под белы руки. К какому сроку приговорил суд, тут разночтения: 6 или 8 лет. По вражьему "Голосу" один художник, с которым Макарушкин был знаком, сказал: "осудили на восемь лет за то, что он посмел продавать свои собственные работы иностранцам". Стало быть - и тут без уточнений. Ведь не за то осудили, что продавал свои собственные работы, а за то, что покупал и перепродавал иностранную валюту, так что мог и про срок приврать приятель.
  Вернувшись в Ленинград жил, где придётся - чаще всего у знакомых. Писал небольшие картины: исходный вариант краской на стекле, и сразу же делал оттиск на бумаге. Получалась этакая симпатичная размытость. На работу, не имея прописки (возможно и желания) не устроился, а на жизнь зарабатывал прежним - рисовал иностранцев. Но теперь уже с политическим подтекстом - как борец за права уличных художников.
  Почему руководство страны и города против таковых - неведомо. Пусть рисуют, людей радуют, себе зарабатывают и государству прибыток в виде налогов поставляют. Отвечают: Частное предпринимательство, не предусмотренное законом. Заговорил об этом с Георгиевым, тот лишь руками развёл:
  - Чем больше разрешительных законов, тем меньше у нас хлопот. А что может КГБ? Организация мощная и авторитетная, но правом законодательной инициативы не обладает. Вот так вот.
  Ответ и на этот вопрос, и на все подобные разом.
  Попросил Макарушкин одних знакомцев, чтобы помогли ему составить текст в защиту уличных художников, других попросил, чтобы перевели тот текст на английский, третьих - распечатать перевод на фотобумаге размером тринадцать на восемнадцать сантиметров. Русский текст куда-то исчез, возможно, он был сразу же после перевода истреблён за ненадобностью. Зато английский вариант знали многие: Макарушкин постоянно носил с собой пачку этих фотопрокламаций. На оборотной, чистой, стороне рисовал иностранцев и вручал им не только портрет, но вместе с ним и агитку с изнанки.
  Ну что ж, на находчивость и изобретательность русского человека можно только с восхищением смотреть.
  Смысл текста таков: во всём мире есть уличные художники, лишь в Советском Союзе на них наложен запрет. И вы, господа буржуи проведите в своих буржуинствах шествия, митинги и демонстрации в защиту советских уличных художников. Шествий, митингов и демонстраций в буржуинствах не случилась, но статья в одной французской газете об этой проблеме и о Макарушкине, борце за свободу уличных художников, была опубликована.
  Вскоре ЧК опять проснулась. Пригласила Макарушкина на задушевную беседу и спросила: "Ты скажи, чё те надо, может быть я те дам?". И предложила на выбор три варианта, что может дать: А) Если уймётся, поможет вступить в Союз художников и получить мастерскую; Б) Если не уймётся, поможет переселиться за колючую проволоку поближе к северным оленям, благо есть за что - опять с валютой озоровать принялся; В) А если пожелает эмигрировать, поможет с выездной визой.
  От первого варианта Макарушкин отказался категорически: "С этими козлами из ЛОСХа я и ... на одном поле не сяду, не то, что идти к ним в союз!" К северным оленям тоже не стремился. Избрал третий.
  
  Вернулся Вельчинский.
  - Макарушкин отпадает: его документы уже в ОВИРе, выезжает по израильской визе.
  Несколько дней спустя, от приятельницы Макарушкина услышал Лоистов о забавном случае в ОВИРе.
  Когда в первый раз заполнял анкету, написал:
  Фамилия: Макарушкин.
  Имя: Степан.
  Отчество: Леонидович.
  Национальность: еврей.
  Сотрудник ОВИРа пожурил за самозванство: если с евреями водку да бормотуху пил, ещё не факт, что сам стал евреем. Потребовал заново заполнить анкету и национальность вписать, как в паспорте: русский. А чтобы, пусть формально, оправдать выдачу израильской визы - указать хотя бы одного родственника в Израиле. Макарушкин фантазию сильно напрягать не пожелал, и в родственники записал: дядя Рабинович, живёт в Тель-Авиве.
  Раз Макарушкин отпадает, значит, вторая кандидатура:
  - Тогда Витя Неждановский.
  - Расскажи о нём подробнее, - попросил Вельчинский.
  - Мужик талантливый, даже весьма, уровень Нестеровского, Охапкина, Ширали. Но характера, мягко говоря, конфликтного. Сумел перецапаться со всеми редакциями и со всеми издательствами. В политические сферы не лезет, пишет талантливую добротную лирику, но печатать его не хотят, из-за обид и скандалов. У некоторых издателей даже не обиды, озлобленность. А в Союзе писателей, от одной его фамилии, у иных членов правления лица цветами побежалости идут. На работе тоже нигде ужиться не может, с соседями по коммуналке постоянно конфликтует. Питается, чем Бог пошлёт, частенько от чужих столов. Случается, заходит в какой-нибудь шалман, и читает вслух стихи за стакан бормотухи и бутерброд. За бугор он не целится и не поедет, но если прицепится к Адельгейде, то пока у неё шуршат купюры, с живой не слезет. И она, ни куда не денется, будет возле него топтаться.
  - Корыстолюбив?
  - Нет. Может жить на крохи, на самом необходимом. Но раз не работает, подпитываться и, особенно, подпаиваться на что-то надо.
  - Схема, в принципе, элементарная: показать ей стихи, рассказать, как он бедствует, пробудить сочувствие и познакомить. Вот только тебе там светиться никак нельзя. Подборку его стихов сложно найти?
  - Их много по городу ходит. А десятка два-три его текстов и у меня есть.
  - Твоя подборка исключена - вдруг она чем-то приметна. Поищи у своих знакомых, я тоже поищу. Впрочем, не вмешивайся, тебе лучше в стороне остаться. Раз по городу ходят, то найдём.
  
  В тот же день созвонился Вельчинский с Софроновым. Встретились.
  - Лёша, тебе известен поэт Виктор Неждановский?
  - Конечно. Талантливый автор.
  - Сможешь завтра-послезавтра организовать на киностудии его поэтический вечер?
  - Слишком быстро.
  - Чистый межсобойчик, человек восемь-десять.
  - Тогда, да. В нашей группе тесновато, всё заставлено коробками и мебелью, но где-нибудь в павильоне место найдём.
  - Посмотри связи одного человека. Кто-нибудь знаком?
  Софронов просмотрел лист.
  - Да. Ульрика Линссен, шведка, подбирает натуру для коротышки[8] по рассказу одной московской писательницы. Наши группы напротив, практически, дверь в дверь.
  - Она должна быть в курсе и приглашена. Причём, заранее. Придёт, не придёт, как получится, но в курсе и приглашена - обязательно. Если вечер - завтра, сумеешь её сегодня предупредить?
  - Попытаюсь. Утром она была на студии.
  - Утром была, не факт, что и сейчас есть. Не будем рисковать. Тогда вечер послезавтра, вот небольшая подборка стихов Неждановского. Расскажешь Ульрике, кто такой Неждановский и отдашь подборку при первой же возможности. Проход для участников?
  - Заявок на пропуска у меня целая пачка. Пусть только заранее позвонят, что бы я ради каждого с отдельным бланком не бегал, а впишу всех в один или два, и оставлю в бюро пропусков. А ещё лучше, назначить время встречи у бюро пропусков, всех дождусь, а когда соберутся, в один бланк впишу, получат пропуска и проведу в павильон, к месту. Только пусть обязательно возьмут с собой паспорта.
  - Решено.
  - А как я объясню мою осведомлённость и согласие содействовать?
  - Осведомлённость: попросил Соломон Абрамович. А согласие: ответ на его просьбу плюс личная симпатия к творчеству поэта.
  - Соломон Абрамыч имя и статус уже имеет?
  - Нет. Сам подумай, что в данной ситуации уместнее.
  - Понятно. Но пришедшими аудитория, однозначно, не ограничится. Как только начнёт читать, начнут и иные любители поэзии подгребать. И сколько их наберётся, предсказать невозможно.
  - И хорошо. Главное, чтоб Ульрика узнала о вечере, по крайней мере, за сутки.
  
  Дня через четыре зашёл Лоистов в подвал именуемый в Питере Бункером, в доме за Преображенским собором. Бункер вскладчину арендовали фотографы и художники. В фотолаборатории за столом трое: фотограф Толик Шишков, поэт Неждановский и рядом с Неждановским, спиной ко входу, женщина. Неждановский тормошит за рукав соседку:
  - Адельгейдиха, слышишь, Адельгейдиха, давай деньги на вино!
  - Виктор, Вам уже достаточно пить вино! Вам нужно хорошо кушать и писать стихи.
  - Умная нашлась! Лучше меня знаешь, когда мне стихи писать!
  Лоистов подошёл к столу, поздоровался.
  - Николай, и Вы здесь? - Удивилась Адельгейда.
  - Да. Здесь же художники и фотографы, так сказать, собратья, и я нередко захожу сюда.
  - Лоистов, - обратился к нему Неждановский, - а ты что, её знаешь?
  - Правильнее сказать: немного знаком.
  - Поучи меня, поэта земли русской, правильному русскому языку! Избавь нас Бог от филолОгов! Раз Адельгейдиху знаешь, скажи ей, чтоб дала денег на вино.
  - Не надо, Витя, её денег. У меня пузырь бормотушки есть. Посидим, посмотрим, как пойдёт, может быть хватит.
  - А что на неё смотреть: ставь на стол и наливай.
  - Подожди, я хоть стул от художников принесу, не стоя же мне пить.
  - Ай! - Раздражённо мотнул рукой над столом. - Ехидный ты человек, Лоистов! Выставляй, без тебя нальём. А ты хоть за стулом, хоть за диваном ходи.
  - Наливай, - согласился Лоистов и поставил вино на стол.
  Звание ехидного человека Лоистов получил года три тому назад. Утром, шёл на автобус, чтобы ехать в котельную. По пути встретил весьма смурного, с опухшим лицом, Неждановского. Живут они неподалеку друг от друга, видятся нередко.
  - Лоистов, дай денег, - потребовал Неждановский.
  - Нет у меня, Витя, лишних денег на выпивку.
  - Мне не на выпивку, мне на еду.
  Тогда Лоистов, безо всякой окольной мысли, достал из сумки пакет с бутербродами и отдал Неждановскому.
  Тот с грустью посмотрел на пакет, с полным разочарованием на Николая и обречённо, но жёстко приговор огласил:
  - Ну и ехидный же ты человек, Лоистов!
  Когда вернулся со стулом, в двух стаканах вина было по половине, в третьем, перед Адельгейдой, чуть-чуть на дне, а четвёртый, перед Неждановским, уже пуст. Выпили втроём, по сути, вдвоём, Адельгейда лишь омочила губы.
  - Николай, - спросила она, - Вам знакомы стихи Виктора?
  - Да. Талантливый поэт.
  - Я завчера днём читала его стихи на листах, а вечером того дня слышала, он читал в киностудии, куда и меня пригласили. Одна шведка, Ульрика Линссен, пригласила. Она тоже слушала стихи Виктора, ей очень понравилось его творчество. Я вас потом знакомлю, она очень интересная, режиссёр, будет в Ленинграде кинофильм снимать. Это было так романтично: поэт читает свои стихи на фоне декораций древнего русского замка!
  - Не замок, бестолочь ты немецкая! Это кремль древнего русского города, - вразумил её Неждановский.
  - Кремль, да. Спасибо, Витя, сказал, как надо правильно, - ответила Адельгейда, и снова к Лоистову: - Мне очень понравилась его поэзия, я хочу ему всегда помогать, чтобы он писал много хороших стихов.
  - Я и без твоей помощи плохих не писал, - огрызнулся Неждановский. И Лоистову скомандовал: - Чего сидишь, наливай...
  За разговорами, допили бутылку. И когда Неждановский снова привязался к Адельгейде, та ответила:
  - Нет, Виктор, на вино я денег не дам. Сейчас мы поедем к Вам, купим продукты, я приготовлю быстрый ужин, и Вы покушаете.
  Но Виктор так просто не сдался. За согласие поехать домой и поужинать, вынудил у неё бутылку вина к ужину.
  Лучше не придумаешь: Раз Адельгейда поступила в няньки к Неждановскому, то путь от Балагина к Кимберли чист, как загородное шоссе в раннее морозное утро.
  
  На ближайший выходной устроили Лоистовы званый вечер. Приглашены были Балагин, Элеонора и французы. Приглашая, Лоистов сказал Эжену:
  - У нас будет читать стихи один очень интересный поэт. Помнишь Славу из-под моста?
  - О, да, конечно.
  - Поэт он талантливый, но в Союзе его почти не печатают, много формализма и оторванности от жизни, говорят. На Западе несколько публикаций было, даже что-то переводили. Трудно ему здесь, ты сам слышал, он при тебе, когда были у него на работе, досадовал: "Ну, сколько можно писать в стол?! Не всю же жизнь этим заниматься".
  Лоистов выдержал паузу, дал Эжену время вспомнить.
  - Помню, да.
  - Пригласил я ещё Элеонору, она человек литературный, думаю, ей любопытно будет послушать его стихи. А вот Жюстин и Кимберли... Не знаю, насколько им это интересно. Эжен, возьми на себя труд, переговори с ними. Если приедут, мне и Светлане только в радость их видеть. Неважно, интересны им стихи Славы или нет. Но Славе, не сомневаюсь, будет приятно, если его стихи такие симпатичные девушки услышат. А не интересно им, что поделаешь.
  Ближе к назначенному времени Лоистов расположился так, чтобы в окно видеть всех, подходящих к парадной. Первым пришёл Балагин. Вскоре во двор вошла группа: приглашённые иностранцы, кроме Жюстин. Направился к кухне, а Егоровну попросил:
  - Светлашенька, впусти гостей.
  Когда они вошли, выглянул из кухни, так, чтобы гостям были видны его намыленные руки, извинился:
  - Я через две минутки, не дольше. Эжен, будь добр, соверши галантный жест: в комнате Слава, представь его этим прекрасным барышням.
  Ополоснул и вытер руки, выдержал время, чтобы познакомиться успели. Вошёл в комнату, уже познакомились, но ещё стоят. Рассадил:
  - Служитель муз и две прекрасные музы располагайтесь на диване. Служитель посредине, музы по бокам, чтобы вдохновение на него со всех сторон нисходило. Стул у двери для хозяйки, ей надо будет на кухню за кушаньями ходить. Остальные, рассаживайтесь, кому где понравится.
  Расселись идеально: главные действующие лица - ради их встречи и знакомства всё затеяно - на диване рядышком. Массовка - вокруг. Элеонора - не помеха, есть один свободный стул рядом с Лоистовым, в нужное время принесёт Лоистов какую-нибудь интересную книгу о Достоевском и переманит Элеонору на свободный стул, который предназначался для Жюстин, но она не смогла быть, уехала на балет. Что Егоровну совсем не огорчило: этой красотки не будет, а Элеонора и Кимберли для неё не соперницы. Так что сегодня королевой красоты безо всякого конкурса будет... Понятно кто. Да ещё вкусностей всяких наготовила, да ещё стол вон как красиво сервировала! Два вечера: жарила, парила, варила, мариновала. Николая на уши поставила: в магазин, наверное, раз по десять в день бегал. И не из-за того, что гости иностранные будут, насмотрелась она на иностранцев, они к Лоистову часто приходят. Она, в принципе, любила гостей. И ходить в гости и, особенно, принимать. В гостях, конечно же, хорошо, но там лишь себя да наряды продемонстрируешь. А дома воля и простор - во всём блеске, и как красавицу, и как умелую хозяйку, и как светскую даму, умеющую устраивать приёмы, и со всех-всех сторон себя показать можно.
  - Господа! Я предлагаю вначале послушать Славу, потом приступим к застолью.
  С Лоистовым согласились, и Балагин, под приглашающие, короткие, но искренние, аплодисменты, достал из портфеля распечатку стихов.
  - Из нового, только что законченного сборника. Рабочие названия его в процессе написания менялись, но несколько дней назад, с Колиной подсказки, утвердил окончательно: "Апокалипсис до конца не прочитан".
  Поаплодировали и Лоистову, он слегка поклонился, и Слава приступил к чтению:
  
  * * *
  Церковный колокол гудит перед закатом...
  О чём названивает он сейчас?
  На службу созывает?..
  О прихожанина успеньи извещает?..
  Иль объявляет комендантский час?..
  Прохожие похожи на тени прохожих:
  Потупя взор, проходят мимо храма,
  Спешат купить, найти, иль вымолить в подарок
  Не Божью милость. Суету сует.
  Не слышат благовест, меня не замечают...
  "А кто нам ты? Ты, встреченный случайно, -
  Их лица равнодушно извещают. -
  Нам и до ближнего, и Бога дела нет,
  Не то, что до тебя".
  
  * * *
  Обветшала ограда, местами упала,
  Козы пасутся между могил,
  Когда б не они, всё б в траве утопало -
  У селян нет желанья косить, или сил.
  Сном непробудным спят прародители,
  Здесь обрели они вечный покой.
  Прежде трудяги. Теперь небожители:
  В кельях дощатых под влажной землёй.
  
  * * *
  А в воздаянье нам за тяжкие труды,
  За верность Родине и о семье заботу:
  Просевший бугорок, затянутый дерном,
  И чёрный покосившийся крест,
  Похожий на согбенную старуху.
  
  * * *
  Утро. Звонок. Нина: "Скоро приеду".
  Полдень. Звонок. Нина: "Я уже еду".
  Вечер. Звонок. Нина: "Еду я, еду".
  Всё едет и едет... Но нет её, нет...
  И я в ожиданьи красавицы Нины,
  И я в ожиданьи обманщицы Нинки,
  Пью чай, и мощною чая струёй,
  Со стен унитаза смываю чаинки.
  
  - Если не устали, потерзаю ваше терпение ещё тремя стихами. Из Уильяма Йейтса. Это не совсем переводы - достаточно далеки от оригинала, и не стилизация - немало взято от самого Йейтса. Нечто промежуточное, скорее всего, реминисценции.
  
  * * *
  Если б был я богат, то скупил бы я ткани небес:
  Золотую парчу у заката,
  Торжественно-синий бархат у ночи,
  Утра прохладный и радостный шёлк
  И нежный батист у полудня.
  Но мой пуст кошелёк, мне доступны лишь грёзы...
  И в мечтах, в дар те ткани от неба приняв,
  Их сложу у твоих милых ног в подтвержденье любви.
  ......................................................
  Но делая шаг ко мне для объятий,
  Деликатней ступай -
  Не растопчи любви моей грёзы.
  
  * * *
  У этой стройный стан,
  У той прекрасное лицо,
  Третья же - само очарованье.
  Но минут годы и уйдёт краса,
  Оставив лишь воспоминанья,
  Как заяц оставляет поутру
  Примятую траву
  Под вереском, где ночевал.
  
  * * *
  Однажды услышал я ненароком -
  То говорили седые старцы:
  "Мир лишь меняется,
  Мы ж иссякаем всецело".
  Их скрюченные руки и ноги,
  Искажённые трудом и недугом,
  На старый терновник были похожи...
  Однажды услышал я ненароком -
  Так говорили старцы седые:
   "Всё прекрасное прочь уплывает,
  Как поминальный венок по воде".
  
  - Слава, я думаю, тебе очень нравится ирландская поэзия? - Спросил Эжен
  - Не только ирландская, в целом кельтская. Очень нравится шотландец Бард Маклин, родственную душу в его стихах ощущаю. Прикрыл глаза, и негромко прочитал:
  
  Песнь Америке
  Томясь в тумане, в глухом урмане,
  судьбою брошен в чужом краю,
  который тесен для слов, для песен -
  я знаю: больше не запою;
  здесь жизнь другая: стихи слагая,
  не утешаться отныне мне;
  живу далече от гэльской речи,
  она осталась в родной стране...[9]
  
  - А Дункан Макинтайр, он мне просто на душу лёг.
  - Да, прекрасные поэты. И у тебя прекрасный вкус. Гаельское имя Барда Маклина: Iain MacGilleEathain. Если хотите, я несколько его строк, которые Слава читал, повторю на гаельском?
  - Конечно!
  - Читай, конечно!
  - Очень интересно!
  - Спасибо, - улыбнулся Эжен:
  
  Oran do dh' Ameireaga
  Gu bheil mi 'm onrachd 's a' choille ghruamach,
  Mo smaointinn luaineach, cha tog mi fonn:
  Fhuair mi 'n t-aite so 'n aghaidh naduir
  Gu'n threig gach talanta 'bha nam cheann;
  Cha dean mi oran a chur air doigh ann,
  Nuair ni mi toiseachadh bidh mi trom;
  Chaill mi 'Ghaidhlig seach mar a b'abhaist dhomh
  Nuair a bha mi 's an duthaich thall.
  
  - Какой необычный и красивый язык, - похвалила Светлана.
  С ней все согласились, и Эжен ещё раз улыбнулся.
  Перешли к застолью. Даниель достал из пакета вермут "CORA" и подал Николаю.
  - Вот спасибо, дружище, порадовал! - Николай обнял Даниеля. - Господа, думаю, начнём с этого прекрасного напитка, который подарил Даниель.
  - О, это не я один, это вместе купили. Коля, это не на стол, это тебе.
  - Даниель, раз вы купили вместе, то и я хочу выпить с вами вместе. Так вкуснее.
  Гости согласились, но понемножку, по полрюмочки. Лишь Светлане, Балагину и себе Николай налил по полной. А потом все категорически перешли к водке, правда Элеонора и Кимберли на одну часть водки добавляли две части минералки. К вину никто не прикоснулся. Впрочем, не диво, итальянку и французов местным вином соблазнить сложно.
  В целом, вечер удался. По крайней мере, для Лоистова. Он сидел рядом с Даниелем, времени и возможностей для разговоров и понаблюдать за ним со стороны, когда с другими разговаривает и как себя при этом держит - преизрядно. Балагин и Кимберли друг к другу, практически сразу, после того как он прочитал первые стихи и выслушал её мнение, проявили интерес. Потом симпатию, а к концу вечера и вовсе только друг с другом разговаривали. Он стихи ей вполголоса читал, она ими восхищалась. Вначале иногда, а чем дальше, тем чаще Кимберли просила всех послушать, и тогда одно или два стихотворения, по её выбору, Владислав читал для всего застолья. А как дошёл он до стихов, написанных в стиле хайку и танка , то по желанию Кимберли, перерыв в трапезе сделали.
  - Тот же сборник "Апокалипсис до конца не прочитан", из цикла "Невстреченной". Постараюсь не утомлять, всего несколько текстов:
  
  * * *
  Не отпускает забота-докука:
  Сокровенные мысли доверю кому?
  В чьи ладони вложу моё сердце?
  Осень. Ветер и мокрый снег за окном.
  О стекло бьётся запоздалая муха.
  
  * * *
  Одичалая трава неприкаянности
  Густо в доме моём растёт;
  Домочадцы мои: холод и одиночество.
  Да ещё ненастная осень
  В гости приходит ко мне.
  
  * * *
  Во мраке по жизни иду...
  Слава Богу, звонит церковный колокол.
  На молитву и на то, что где-то Вы есть, уповаю,
  Как слепой в ночи на фонарь:
  Чтобы зрячий об меня не ушибся.
  
  * * *
  Как долго тянулся сегодня рассвет!
  Но горесть такую смогу пережить,
  И затаённые в сердце слёзы не сильнее меня:
  В осеннюю слякоть и в зимнюю стужу согреюсь
  Молитвой к Богу и мечтою о Вас.
  
  * * *
  Неспешно хожу, в строки сплетаю слова.
  Рассеялись тучи, на редких листьях солнце играет.
  Каштан над тротуаром раскинул голые ветви,
  Ворона, с гайкой в клюве, сидит на одной из них.
  Проказница. Ждёт прохожего.
  
  * * *
  На кончике кленового листа
  Прозрачная капля, точно алмаз сверкает...
  Упадёт - станет лишь тёмным и влажным пятном.
  * * *
  Ночь. Стою у окна, Вас представить себе пытаюсь.
  Как прекрасны луна и звёзды!
  И ни капли бахвальства у них...
  
  * * *
  Перечитал бы строки Вам посвящённые:
  До чего ж сокровенны, глубоки и сердечны они!
  Но нет ни единого слова в строках: их говорить пока некому.
  
  * * *
  Господи, Ты везде.
  Но почему я так часто
  Бываю где-то ещё...
  
  - И последнее из этого цикла:
  
  * * *
  Ни радости никому от меня, ни печали,
  Никто не спешит мне навстречу...
  Взять за руки Вас могу лишь в мечтах.
  Даже уйти в монастырь не благословляет старец.
  Незавидная участь: жить для себя одного...
  
  Аплодировали недолго, но уважительно к его таланту и сочувственно к его одиночеству.
  Лоистов внимательно вслушивался. Действительно, если исключить "японские", элемент декадентства в его оригинальных стихах и в реминисценциях присутствует, - своевольничает то с размером, то с рифмой. Но не перехлёстывает, флёр, не более. А вот рефлексии и пессимизма, изрядно во всех. К авторам таких стихов всегда тянутся чувствительные интеллигентные барышни, в их видении, страдает талантливая, но никем не понятая душа.
  А у Егоровны... Когда подала горячее, случай, несколько её смутивший, произошёл... Курьёзом это не назовёшь, конфузом тем более... Ради гостей сходил Николай к знакомому мяснику, взял у него за повышенную цену просто шикарный кусок говядины. И пестовала его Светлана в сорока соусах и в сорока приправах, и когда единым куском запекала, обложила черносливом, а в каждый чернослив по орешку миндальному, посыпала тёртым сыром, залила майонезом. И такая красивая, с золотистой корочкой, получилась говядина, и такая вкусная, и такая сочная и нежная, что жевать не надо, сама на языке тает!
  Восхитились первым кусочком, комплиментов хозяйке полные уши насыпали.
  - Спасибо. Я очень рада, что вам понравилось, - и спинку прогнула, и глазками поиграла.
  И по второму кусочку в рот положили, и вдруг спрашивает Жан-Мишель у Егоровны:
  - А почему вы так любите мороженую говядину?
  Не слабый вопрос! Ну, ладно, определил, так определил. Была же принцесса на горошине, почему не быть принцу при говядине. Но ведь и отвечать что-то надо: Егоровна, великая говорунья, а сейчас сидит молча и с полуоткрытым ртом. Не может понять, как он определил под всеми соусами и приправами? И, вообще, какая разница, мороженая или нет?
  Мог бы Николай подобрать достойный ответ: "В тот день, когда покупал, другой в магазине не оказалось", - например.
  Но есть у него прикрышка для контактов с иностранцами: мечтает пожить в Западной Европе, а если приживётся, то и совсем там останется. Надо только капитал оригинального художника здесь наработать, чтоб не с пустыми руками ехать. Потому сказал, что легенде соответствовало:
  - Так вот живём. И другой говядины, кроме Аргентинской, не видим. А оттуда путь не близкий, пока довезут, ещё удивляемся, что в целлюлозу вся не перемёрзла.
  - Понятно, да.
  - Вот если повезёт пожить у вас, за бугром, тогда парной поедим.
  Но как ни верти, умыл французский гарсон советское животноводство.
  - Неважно, Жан-Мишель, - вошёл в разговор Даниель, - мороженая говядина или нет. Но как прекрасно она приготовлена!
  - Чудесно приготовлена! Замечательно! Просто изумительно! - Пошли подтверждения от всего застолья. А Жан-Мишель почувствовал себя неловко, и принялся объяснять: - Я не сказал невкусно, очень вкусно! Я только удивлён стал - почему мороженое мясо любите?
  Егоровна от похвал засияла, и так засветилась, что впору люстру выключать.
  Возобновились тосты, пошла в ход закуска, которую Егоровна усердно подкладывала, благо у неё одних салатов шесть сортов.
  Уходить гости собрались около одиннадцати часов. Лоистовы тоже вышли, проводить и немного прогуляться.
  На тротуаре общая группа несколько распалась. Лоистов с Элеонорой шли позади, ему надо было видеть весь расклад. Первыми, причём достаточно оторвавшись - Слава и Кимберли. А в центре королева вечера, естественно, в окружении галантных французских шевалье.
  Вышли на Кировский проспект, к остановке. Первыми уехали французы, следом за ними Элеонора. Слава почитательницу его таланта одну в ночи не оставил, пошёл провожать. Жила она недалеко, в международной молодёжной гостинице за Карповкой, до неё всего полтора километра, и они решили идти пешком. Прощаясь с Лоистовыми, Кимберли сказала:
  - Николай, спасибо, что знакомил со Славой. Его поэзия прекрасна, только немного грустная, даже печальная. Но я надеюсь, он избавится от печали.
  - Я рад, Кимберли, что тебе понравились Славины стихи. Вот только благодарность твоя, увы, не по адресу: привёз тебя, чтобы ты послушала его стихи, Эжен, познакомил вас тоже Эжен. Так что я опять же, увы, ни при чём.
  - Эжен, да, ќ- вспомнила подробности Кимберли и согласилась. - Но ведь у вас слушала и знакомились, значит, ты и Светлана тоже при чём.
  - Разве самую капельку. И то нечаянно.
  Слава и Кимберли медленно пошли по Кировскому. Николай и Света, так же, не спеша, по своей улице, к дому.
  Ну что ж, и эту часть: познакомить Балагина с Эженом и создать ситуацию, чтобы Эжен познакомил Кимберли и Славу, можно считать выполненной. Для чего это затеяно? Если ему надо знать, он знать будет. А не будет знать, то и не надо. Похоже, его миссия в этом мероприятии выполнена. А если так, к бабке гадалке не ходи: не завтра, так послезавтра начнёт он вгрызаться в новую информацию нового мероприятия.
  Едва вернулись домой, Света обвила его шею руками, подпрыгнула, обхватила талию ногами и принялась целовать в глаза, щёки, нос, в губы, мало показалось, ещё во рту язычком пощекотала, и прошептала:
  - Николашка ты Лоистишкин! Я люблю тебя! Я тебя очень люблю!
  Николай сцепил руки под её бёдрами, чтобы не на своих руках висела, а на его руках сидела, так ей легче будет.
  "Светланушка, душа моя, радость моя, счастье моё, я прекрасно знаю, что внутри ты человек светский. Работал бы я за бугром, была б у меня прикрышка "атташе по застольно-гостевым вопросам", вот тогда бы посиделки с гостями были бы у тебя почти каждый день. Что, знаю, для тебя как именины. Тогда и настроение, такое радостное как сейчас, приходило бы к тебе часто. Но, куда денешься, прикрышка у меня - котельная. А, впрочем..."
  - Светланушка, я тебя тоже очень-очень люблю. И вот что подумал... Ты всегда рада гостям, давай выберем в неделе день, для гостевого вечера: в тот вечер мы всегда дома, а все наши знакомые будут знать: мы их ждём, и они могут приходить, даже без приглашения.
  - Какой ты у меня умный! И заботливый!
  И опять перешла к лобзаниям. Но очень скоро утомилась, слезла с него и пошла переодеваться: каким бы затяжным, обильным и многолюдным ни было застолье, как бы ни устала, неприбранный стол и невымытую посуду, на ночь после гостей, она никогда не оставляла. Говорила: "Банкет надо обязательно вымыть". Хотя в повседневности случалось всякое, и по два, и по три дня посуда ждала мытья, если Светлана в шитьё или в иное увлечение впадала, а Николая дома не было или он на посуду времени не смог выкроить.
  Николай тоже переоделся и стал ей помогать, носил посуду со стола на кухню. За этим делом обговорили своё намерение подробнее и нашли, что самый подходящий день - пятница. И денег много не уйдёт: винегрет, два-три салата, а готовить их Светлана великая мастерица, грамм 150-200 колбасы, столько же сыра, хлеб, булка, бутылка спиртного. Что-нибудь к чаю, сама испечёт. А кому спиртного мало, с собой принесут.
  Управились с посудой. Опять обвила его шею руками, поцеловала в губы:
  - Я устала. Пойдём спать.
  В постели засунула свои ступни между его икрами:
  - У меня ножки замёрзли, согрей мои ножки...
  - Я не только ножки, я всю тебя согрею.
  - Да! Да! Грей! - Приподнялась, легла на него сверху, обняла, прижалась. - Грей! Чтобы с тобой мне всегда было тепло!
  Утром Светлана ушла на работу, Николай, созвонившись с Вельчинским, поехал на явочную квартиру. Как понимал, надолго. Не только о вчерашнем вечере отчитываться. Пришла пора писать о Даниеле, всё подробно, включая и его слабости, и его склонности, и сильные черты его характера. И схема по основным фигурантам этой группы выстроилась полностью. А всего за двадцать минут не напишешь.
  
  * * *
  Прошло несколько лет.
  Получил Лоистов от Эжена из Франции бандероль, до того лишь открытки из Англии приходили. В ней журнал и письмо. В журнале статья с фотографиями о деятельности французской миссии в НАТО. На одной из фотографий Даниель с ним, чуть позади, дама и два месье. Взял Лоистов словарь, попыхтел, и пусть дотошно не перевёл, но смысл подписи под фотографией понял: "Руководитель службы переводчиков-референтов (или переводчиков и референтов?) Даниель Шанвре со своими служащими".
  В письме Эжен сообщал, что сейчас он в отпуске, приехал во Францию навестить родителей. В Британии подолгу живёт среди кельтских народов, иногда в Уэллсе, но в основном, с гаельцами. Часто встречается со Славой.
  "...Слава и Kimberley вместе не живут, они не планировали создавать семью, а заключили брак, чтобы он мог выехать из СССР и жить в Британии. Даже когда у них был брак, они жили не как муж и жена, а как брат и сестра, несмотря на то, что Слава некоторое время жил в доме её родителей. Я знакомил Славу с одной семьёй в Британии, отец француз, его имя Робер, мать русская, она Елена, учитель русского языка в college. Её родители эмигрировали из России во Францию в 1918 году, и родилась она во Франции. Во время оккупации они оба были в Сопротивлении, а когда им грозил арест от германских оккупационных властей, бежали в Британию. В Британии поженились, но Робер ещё не один раз возвращался во Францию, в группе, которая составилась из 3 человек: разведчик американец, разведчик британец, и он, из "Свободной Франции". Их перевозили на территорию Франции для оказания помощи маки; (партизанам). Потом, перед высадкой войск в Нормандии в D-day, он участвовал в обмане германской армии, чтобы они думали, что десант будет не в Нормандии, а возле Па-де-Кале. Там ставили палатки, делали макеты танков и автомобилей, как настоящие, а Робер работал на рации, будто передавал воинам приказы от командира. Скоро после того, как возвратился в Британию, родные Елены, её тётушка и муж тётушки, совсем пожилые люди, пригласили Елену и Робера жить в их доме, чтобы им не быть одинокими на старости. И подарили им свой дом, чтобы Елена и Робер стали его хозяевами, после того как тётушка и её муж окончат жизнь. Им дом очень понравился, он не очень большой, но красивый и удобный, и они остались там жить, как граждане Британии. У них две дочери. Младшая Lisa-Marie и Слава месяц и две недели раньше, поженились. Я и Kimberley тоже были приглашены на их... прости, стал забывать некоторые русские слова... wedding... думаю, не совсем нужное слово, оно не всё отражает. В целом, на всю церемонию: Сначала официальная регистрация, потом ceremony of wedding in church, если правильно помню, по-русски говорят: "обряд венчания в церкви". Обе дочери и их мама Елена принадлежат к православной церкви. И русское застолье в небольшом ресторане, потому что на свадьбе были их русские друзья и родственники. Робер работает в газете, руководит отделом, в котором журналисты пишут не о Британии, а об остальном мире. Я и Робер, как по-русски говорят, земляки, мы оба бретонцы, и на многое смотрим одинаково. Старшая дочь Barbara с семьёй живёт близко, на улице которая рядом. Её муж Eugene, ирландец, у них двое прекрасных сынулей, одному 7 лет, другому 5 лет, оба большие шалуны. Barbara вступила в Labour party, стала политиком, в этом году выиграла небольшие выборы. Муж её Eugene работает в Foreign office, делает хорошую карьеру. Робер и Eugene очень уважают знания Славы и советуются с ним по вопросам о России. Поэтому Слава, чтобы дать совет Eugene и Роберу, читает в библиотеке много русских газет и журналов. Иногда даже он, чтобы ответить на их вопросы, выдаёт себя за русского моряка, у которого ремонтируют судно, и разговаривает с разными советскими туристами, чтобы были совсем свежие и не газетные сведения. У Славы скоро будут все документы, чтобы работать, тогда Eugene и Робер сделают его своим официальным советником, и ему будут платить гораздо больше, чем сейчас. В творчестве Славы уже совсем нет пессимизма, но стало больше романтики и нежных слов о любви. Его стихи многим очень нравятся. Робер помог ему издать две книги, правда, экземпляров немного. И ещё Слава имеет некоторое количество стихов опубликованных в журналах. Какие-то из них переведены на английский язык. И он уже пробует писать стихи на английском языке, я считаю неплохо, но ему ещё не нравятся. Один раз Елена приглашала его читать стихи в её college, он читал для учеников, которые изучают русский язык, и имел колоссальный успех. Kimberley иногда говорит: в том, что Слава в своём творчестве избавился от пессимизма и внёс много романтики и лирики, есть и её заслуга, потому что она убедила Славу оформить брак и переехать из СССР в Британию. Сразу он не решался, но она его убедила. В Британии у него стали хорошие перспективы в публикациях его стихов и, возможно, в хорошей карьере с помощью Eugene и Робера. Lisa-Marie скоро заканчивает своё обучение в Exeter, но пока не решила, где будет работать. Её приглашает в свою политическую команду сестрёнка, и предлагает работать вместе с ним Eugene. Сказала, будет советоваться с мужем, тогда решит окончательно. Слава и Lisa-Marie очень полюбили друг друга, когда свободны, всегда вместе и когда гуляют, держат руки вместе и я даже немного гордый, что их знакомил.
  После того как закончу отпуск у родителей, я поеду обратно в Британию. Буду жить там ещё два года, и писать книгу по этнографии и религиям гаельцев, правильно: про то, как они отрекались от язычества и становились христианами. У меня уже есть несколько статей об этом в исторических журналах. Но чтобы написать книгу, мне будет нужно много работать в архивах и с источниками археологии.
  Ты спрашивал, и я тебе из Британии писал, что в Cambridge я дорогу не ремонтировал[10]. Сейчас хочу написать подробнее. Этот сюжет британцы взяли у шотландцев, из историй о мистере George Bjukenen, королевском шуте. В одной из историй три важных учёных англичанина решили доказать, что шотландцы народ невежественный, для этого отправились в Шотландию. Мистер George опередил их, сразу же за границей Шотландии у знакомого пастуха взял его одежду и погнал овец вдоль дороги навстречу англичанам. При этом он громко пел баллады на латинском языке. Англичане удивились, и один из них обратился к нему по-французски, мистер George ответил на иврите, другой задал вопрос на древнегреческом, мистер George ответил по-фламандски. Когда третий по-голландски спросил: "Где ты получил такое прекрасное образование?" мистер George ответил по-гаельски: "В этих краях, когда перегонял овец отсюда до Лохабера". Англичане не знали гаельского языка, и попросили перевести. Мистер George перевёл на английский, и предложил: "Вы, как я догадываюсь, мясники. Я могу продать вам нескольких овец". Англичанам стало стыдно и они повернули обратно. А возвратившись, в присутствии знатных людей и епископов, признали, что были неправы, когда считали шотландцев людьми невежественными"
  - А свиреп ты, дружище Эжен, к англичанам, - покрутил головой Лоистов. - Родного Кембриджа не пощадил, только бы англосаксов ущучить. Впрочем, "отечество" твоё - Сорбонна, а Кембридж из "целый мир - чужбина".
  "Когда вернусь домой, буду продолжать работу над религиозными верованиями, философскими и этическими установлениями кельтов. Мировоззрение и культура кельтов имели очень сильное влияние на мировоззрение и культуру народов Западной, Центральной и Северной Европы. В общности единения, которую, я думаю, можно назвать кельтской, кроме непосредственно кельтов функционировали ещё галлы, германцы, славяне, балты, скифы, сарматы и некоторые другие народы. Если видеть сплошное влияние, то до линии Висла - Днепр. А если как диффузия, то много дальше на восток, возможно до Урала. Но самое важное: буду выявлять и изучать идею их духовного объединения на основе кельтской культуры - это главная задача моей будущей работы. А вторая задача: как далеко на восток распространялось кельтское влияние.
  Также я хочу писать несколько статей, а возможно книгу, по истории в Европе начиная с 1935 года и до 1970 года. Главное в статьях, как я думаю, сопротивление между странами в Европе и роль в этом сопротивлении дипломатических и секретных служб. Хочу отдельно писать в ней о России в конце войны, и после окончания войны в Европе. Некоторое внимание буду уделять о авиационных и других боях американцев и британцев против русских[11]. Поэтому буду приезжать в Россию чтобы работать в архиве, и надеюсь, что мы ещё будем встречаться не один раз. Но эта тема может остаться в мечте, т.к. главное мое дело это кельтские народы Британии.
  Существует, гипотеза, что кельты в Британию шли несколькими потоками. Первый, в позднем бронзовом веке 1000-1200 лет до Р.Х., культура их называлась "поля погребальных урн". Второй 600-800 лет до Р.Х., шёл с голландского побережья, культура говоривших на гойдельском языке древних кельтов. И третий, с территории нынешней Франции через Ла-Манш, это кельты, говорившие на бриттском языке и носившие название претаны или претены. В том, что эта гипотеза правильная, я убеждён. В этом убеждены и учёные, которые обладают большим авторитетом Г. Чайлд, П. Бош-Гимпера и X. М. де Наварро. Для меня есть ещё одно доказательство, которое не могут использовать археологи. Психологический аспект. Кельты очень смелые, активные и подвижные люди, и такого не может быть, чтобы они жили на берегу и не переплыли Ла-Манш. А сэр В. Гордон Чайлд полагает, что племена полей погребальных урн говорили уже по-гаельски.
  Есть и более смелая гипотеза, некоторые исследователи первые кельтские переселения на острова относят к рубежу между неолитом и бронзовым веком.
  Но все подобные гипотезы нуждаются в подтверждении сведениями из археологии, сравнительного языкознания (это основной метод, который я использую в моих исследованиях) и других наук. Сбором этих сведений я буду заниматься, когда вернусь в Британию. Для этого мне потребуется много изучать археологических, лингвистических и архивных материалов, на это уйдёт несколько лет, я так думаю.
  Прости, что так много написал, отнял твоё драгоценное время. Слава просил, когда буду писать тебе из Франсе, передать большой привет и сообщить, что в Британии у него всё хорошо, и небольшие подробности о его жизни. Я очень рад, что у него всё хорошо сложилось, поэтому у меня получились большие подробности для тебя. Но я думаю, тебе интересно будет больше читать о твоём друге. Сам он в Россию писать никому не хочет.
  С Антуаном у меня общения нет, мы на разных ступенях. С Элеонорой иногда пишем друг другу открытки. Даниеля видел совсем немного раз. Он живёт в Бельгии, делает успешную карьеру в NATO. Там он познакомился с германцем, они стали добрыми друзьями. Германский друг имеет авторитетный пост в штаб-квартире, недавно он говорил о Даниеле с руководителями, и Даниелю предложили более высокую, чем сейчас, должность в комитете по восточной Европе. После того, кода Даниель закончит необходимую подготовку, он перейдёт в Восточно-европейский комитет".
  Ещё несколько по-дружески вежливых фраз, прощание и обещание иногда и немного писать из Британии. А после:
  "P.S. Kimberley очень понравился обряд венчания в православной церкви. Она говорила: "Как красиво, празднично и торжественно это событие произносится в русском языке! И как прекрасно смотреть, когда оно совершается в церкви!" И даже немного плакала, потому что вспомнила свою лучшую подругу. Прости, я вынужден немного писать о печальном. У Робера и Елены была ещё одна дочь, Janet. Она и Kimberley учились вместе, в одном классе и всегда были большими подругами. Когда Janet повзрослела и стала девушкой, она и Steve, старший брат Kimberley, полюбили друг друга. Но когда перешла в последний класс, опасно заболела и раньше, чем прошло полгода, умерла. Kimberley и Steve почти всё свободное время были возле Janet. Kimberley ухаживала, как сестра милосердия, Steve читал стихи и рассказы о любви и рассказывал интересные истории. Робер и Елена стали им очень благодарны за это, Janet была спокойная, иногда улыбалась и только иногда грустила и совсем редко плакала. И ещё врачи сказали: Janet проживёт меньше двух месяцев, а она жила почти шесть, потому что её поддерживали подруга и любимый".
  Николай опустил письмо: печально, когда молодые умирают. И его одноклассница Аня, тихая, доброжелательная девочка, когда в третьем классе учились, умерла. Всем классом провожали её до могилки. И сколько лет прошло, а как сейчас перед глазами, будто смотрит: чёрное, окаменевшее от горя лицо Аниной мамы. И бабулька, родственница её или знакомая, под руку держит, уговаривает:
  - Поплачь, поплачь, милая, выплачешься, хоть немного душу облегчишь. И не забывай, только чистые и добрые души во младенчестве Господь к себе призывает. Непорочные да безгрешные Ему нужнее, чем нам. Анечка у Него в святости пребывать будет и за нас, грешников, молиться. А чему бы она здесь, от нас, грехом растленных, научилась? Выплачь горе, доченька любимая ушла, как не горевать. И утешься, не сгинула Анечка, только перешла от нас к Господу.
  Но по-прежнему, с чёрным и неподвижным лицом, стояла Анина мама. А бабулька, попросила поддержать её стоящую рядом женщину, подошла к гробику, развернула на лбу Ани полоску бумаги с надписью, в руки вложила крест и свёрнутый в трубочку, текстом внутрь, лист бумаги, сказала:
  - Пора прощаться.
  Взглянула на папу и маму Ани.
  - Иди, - еле слышным шёпотом сказала мама мужу. - Я последняя подойду.
  Простились все, и отец Ани тоже, а мама всё стояла на месте. И только когда к могиле подошли мужчины в ватниках и с верёвками, встрепенулась, упала на колени перед гробом, прильнула к Ане, и заплакала, запричитала во весь голос. С ней заплакали, женщины и девочки-одноклассницы, заплакали со слезами, но потихоньку. Мужчины опустили глаза, а мальчишки принялись тереть варежками ноздри. Поплакали, успокоились, но маму никто не торопил:
  - Пусть выплачется, трое суток слёзы в себе держала. Не выльет горе, головой повредиться может.
  И не вспомнил Николай, не забывал этого никогда, но осознание из затылка, где хоронилось, в темя перешло и на сердце тяжестью схлынуло: а ведь Светланушка никогда не плачет! Как можно женщине без слёз? Оттого часты у неё истерики со скандалами. И выпивки случаются. Надо ведь как-то разряжаться. И страх, нередко переживаемый, на секунду нахлынул: только по капризу да под настроение воплощает свои таланты Егоровна. А если Бог... желалось завершить... есть, но сама собой мысль переменилась на более жёсткую: А если Бог с неё спросит? И приглушился страх, взамен его жалость вперемежку с горем по груди прокатились: "Зачем же ты, радость моя, себя губишь?! Ведь, если Он есть, то спросит!"
  И отогнал от себя эти мысли, и задавил их. Подумал: чтобы беду не притягивать. К письму возвратился.
  Но прочитал лишь несколько слов, снова Светлана нахлынула, её горе, и его вина тесно сплелись. А он разве не виноват? Разве он не прячет, по-страусиному, голову от проблем и от Бога? А Вельчик не зря любит повторять: не уподобляйся страусу - под ногами вместо песка, может оказаться каменная плита или асфальт. И быстро, и совсем без надрыва решение пришло, будто в голову кто-то вложил: надо в церковь идти. Бог есть, и нечего больше от жизни и правды прятаться. Взял Библию в тёмно-красной хлорвиниловой обложке - ещё в конце первого года работы, после удачно проведённого мероприятия вручил её Геннадьич в качестве премии. За что Лоистов много и искренне благодарен и ему и руководству: давно он хотел приобрести, но на чёрном рынке Библия стоит половину его месячного заработка, а больше её взять негде.
  Взмолился:
  - Господи! Укажи волю Твою для всей семьи, и для каждого из нас: для меня, для Светланы и для Матюшеньки.
  Зажмурился, раскрыл наугад, не глядя - Господи, Твоя власть! - отметил пальцем строку. Открыл глаза, прочитал: "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут".
  - Господи, прости меня, слепца и труса!
  Посидел молча, без дум, но не пустоголово. Тепло, которое на сердце легло, мысли заменяло. Долго посидел.
  Потом попил чаю. Но надо и дело завершить. Ещё раз прочитал письмо.
  Да, семья подобралась интересная: Отец и старший зять, кельты. Мать русская, младший зять, на одну половину русский, на вторую белорус. Дочери кельто-славянских кровей. (Интересно, как они младшенькую в семье называют: Лайза-Мэри, Лиз-Мари или Лизка-Машка?) Друг семьи француз, не оголтелый галльский шовинист, но то, что кельтоман, и не умозрительный, а активно действующий с другими кельтами "против общего врага Британии", сомнению не подлежит. И далеко не факт, что Балагина в эту семью он ввёл только потому, что ему симпатичны Слава и Лайза-Мэри. Возможны и иные причины. И совсем другая ходилка не исключена. Быть может связки: Эжен, Балагин; Кимберли и Эжен; Балагин, Робер и Юджин - ещё в житьё Балагина в Питере, просчитаны и определены, как линия поведения. И удача всегда идёт навстречу усердному - полюбили Слава и Лиза-с-Машей друг друга и поженились. Теперь общение и сотрудничество с Робером и Юджином не только замотивировано и обоснованно, оно неизбежно в силу клановости кельтских народов. Родители его умерли, в первом браке детей не было, с друзьями-товарищами и просто знакомыми в Союзе все связи оборвал. Ещё год-другой-третий, и станет он стопроцентным альбионцем. Лучшую прикрышку отыскать трудно. Тем более, Кимберли убеждена и других убеждает: поначалу Слава не хотел, но она сумела уговорить его на фиктивный брак и вывезла в Англию.
  Выражаясь площадным языком: шпионское гнездо? Очень и очень сомнительно. Практически, исключено: не те методы и, главное, не тот контингент. В "гнезде" два иностранца. Разумеется, основная задача МИ-5 отгонять смог от Биг Бена, чтобы жители Лондона могли чётко видеть, который час. Но в свободное от этого, государственно-важного дела, время, МИ-5 ещё и контрразведкой занимается. И, из песни слов не выкинешь, весьма профессионально. Так что любое активничанье в сторону секретоносителей, тут же будет выявлено и пресечено. Структура политического влияния с анти-Великобританским вектором? Классический вопрос: мотивы? Кельтская составляющая "гнезда", скорее всего, настроена антибритански. Не исключено, что и их близкая родня переняла эти взгляды. Но Робера, Елену и Славу Великобритания приютила, Юджин и Барбара с сыновьями и Лайза-Мэри в Великобритании родились. Так с какого перепуга им быть анти-Великобританцами? Кельтский клан, противостоящий англосаксам? Это, скорее всего. Но Слава, учитывая его положение, не станет вмешиваться в разборки кельтов и англосаксов, по крайней мере, видимо. Скорее всего, он сохраняет нейтралитет и демонстрирует уважение к тем и к другим. К кельтам за то, что сохранили нацию, языки и традиции, невзирая на войны и жестокие гонения; к англосаксам за то, что не закоснели в издревле обретённой походной грубости, а переродились в аристократичных джентльменов. Ну, разве что большую симпатию к семьям Робера-Елены и Юджина-Барбары проявляет. А тут ни куда не денешься - родственники.
  Робер. Робер... Очень даже любопытная личность. Во французское Сопротивление мог пойти и на юношеском задоре. Но дальше: "...возвращался во Францию... в группе... из 3 человек: разведчик американец, разведчик британец, и он из "Свободной Франции"... для оказания помощи маки".
  Это состав тех групп, которые Американское УСС, (Управление стратегических служб, или как подтрунивали над аббревиатурой в советской госбезопасности: "У-у, сплошной секс") создавали вкупе с английским УСО (Управление специальных операций). А третьим брали местного сопротивленца. Аналогичные формирования забрасывали также в Бельгию, Голландию, вроде бы, в Норвегию и ещё куда-то. И если Робера привлекли, то он не просто из "Свободной Франции", а из её разведывательно-диверсионной структуры. Оттуда потом выросли французские спецслужбы.
   "...перед высадкой войск... участвовал в обмане германской армии... работал на рации..."
  Работал на рации, был в одной группе с разведчиками профессионалами. На уровень партизана-любителя не сильно похоже. Очень даже может быть, Робер не только журналист. Интересно, какой страны погоны он носит под пиджаком? Впрочем, это не Николаевых забот хлопоты, и даже не предмет его любопытства.
  А для Славы ситуация достаточно просторная. Ну, что ж, Слава, счастья тебе в семье и удачи в прочем.
  Даниель. Привлекли его к непосредственному сотрудничеству или нет - не узнаешь и не угадаешь. Явно выраженных показателей для его вербовки не заметно: к Франции и к системе государственного устройства во Франции лоялен, карьеру делает успешно - обид на правительство быть не должно, прижимист, но патологической жадности к деньгам нет. Но что-то, наверняка, удалось, не зря же его так усердно в Питере обтаптывали, выясняли склонности и слабости. А на личностных свойствах, продуктивно поработать с ним можно. Честолюбив. И весьма. И карьерные устремления очень даже не слабые. Вербанули под чужим флагом? Или вовсе без флага: присоседили к нему германского друга, как частное знакомство. Тем более такого, с которым не только интересно, но и лестно поддерживать отношения и, более того, он Даниелю ещё и в карьере помогает. А что к такому человеку Даниеля всегда будет тянуть, он будет всегда ему благодарен и предельно искренен и откровенен с ним - ещё в то время, когда Даниель был в Ленинграде, Лоистов писал. И то, что германский друг ему в восточно-европейский комитет на нерядовую должность помогает устроиться, видать не спроста.
  Позвонил Вельчинскому, сказал о бандероли.
  И пока добирался до явочной квартиры, даже сдерживать себя приходилось - тепло, обретённое после строки в Библии, продолжало греть сердце, и едва ли ни к каждому встречному хотелось подойти и доверительно сказать: "А Бог есть..." - с каждым человеком поделиться Богом.
  Приехал и Геннадьич на несколько минут. Даже не присаживаясь за стол, раскрыл на нужном месте журнал, особой заинтересованности не проявил, посмотрел фотографию и спокойно сказал:
  - Молодец. Пусть дальше служит.
  Письмо Георгиев читал внимательно. Окончив чтение, попросил:
  - Если можешь, дай дня на два-три.
  - Бери, конечно.
  - Сергей возьмёт. Сначала зафиксируйте некоторые моменты: Балагин... Нет, фамилию не надо... Слава женился вторично, отец нынешней жены заведует в газете иностранным отделом, муж её старшей сестры работает в министерстве иностранных дел, успешно продвигается по службе.
  - Тогда в форин офис...
  - Ни в коем случае. Ни страны, ни форин офиса. Периодически Слава выполняет отдельные поручения родственника жены, работающего в МИД, связанные с исполнением тем служебных обязанностей. Фразы можешь изменять, как тебе удобнее, но информация именно в этом объёме. По журналу... По журналу не надо ничего писать, Сережа, отметь название и номер, найдём у себя эту статью. Вот так вот, - протянул руку Лоистову. - Не зазнавайся.
  - Я б позазнавался, да с тобой разве получится.
  - Вот так вот?
  - Конечно.
  
  По пути домой, заехал в собор. Купил свечи. Одна, ясное дело, Николаю Угоднику. А две другие... Спросил у бабулек свечниц. Икону евангелиста Матвея указали, святой Светланы нет вовсе, есть Фотиния, но её иконы нет в их храме и свечу для Фотинии можно поставить праздничной иконе перед алтарём: все молитвы к Господу, будь то непосредственно, или через ходатаев, святых покровителей. У книжного прилавка спросил, что можно прочитать о святой Фотинии, купил буклетик.
   "Святая мученица Фотиния (Светлана) была той самой самарянкой, с которой беседовал Спаситель у колодца Иаковлева".
  Ох, ничего себе! Николай удивился и за Светлану порадовался: какая у неё хорошая святая, с самим Иисусом Христом беседовала.
  "Во времена императора Нерона в Риме, в 65 году, проявившего чрезвычайную жестокость в борьбе с христианством, святая Фотиния жила с детьми в Карфагене и там безбоязненно проповедовала Евангелие. Слухи о христианке и ее детях дошли до Нерона, он приказал привести христиан на суд в Рим. Святая Фотиния, извещенная Спасителем о предстоящих страданиях, в сопровождении нескольких христиан отправилась из Карфагена в Рим и присоединилась к исповедникам. В Риме император спросил их, действительно ли они веруют во Христа?
  Все исповедники решительно отказались отречься от Спасителя. Тогда Нерон подверг их изощреннейшим пыткам, но никто из мучеников не отрекся от Христа. В бессильной ярости Нерон приказал содрать кожу со святой Фотинии и бросить мученицу в колодец. Остальных император приказал обезглавить. Святую Фотинию же вытащили из колодца и заключили в темницу на двадцать дней. После чего Нерон призвал ее к себе и спросил, покорится ли она теперь и принесет ли жертвы идолам? Святая Фотиния плюнула императору в лицо и, посмеявшись, ответила отказом. Нерон снова велел бросить мученицу в колодец, где она предала дух свой Господу. Вместе с ней пострадали за Христа оба ее сына, сестры и мученица Домнина. Святая исцеляет разные болезни, помогает страдающим лихорадкой".
  
  Просвещение светом Христовым
  (проповедь Митрополита Антония о самарянке на 5-ю неделю по Пасхе)
   Евангелие не сообщает нам имени женщины-самарянки, но Предание Церкви его сохранило, и мы называем её по-гречески - Фотиния, по-русски - Светланой, на кельтских языках - Фионой, на других западных языках - Клэр. И все эти имена говорят нам об одном: о свете. Повстречав Господа Иисуса Христа, она стала светом, в мире сияющем, светом, который просвещает тех, кто встречается с ней. Каждый святой дается нам в образец и в пример. Мы не всегда можем конкретно повторить действия святого, мы не всегда можем подражательно следовать его путём от земли на небо. Но от каждого святого мы можем научиться двум вещам. Одно, это что силой благодати мы можем достичь того, что по-человечески кажется невозможным: стать человеком по образу и подобию Божию, и в этом потемненном, трагическом мире, который во власти у лжи лежит, быть словом правды, знамением надежды, уверенностью, что Бог может победить, если только мы дадим Богу доступ в нашу душу и в нашу жизнь. И второе, чему могут научить нас святые, - это понять, что говорит нам их имя. Самарянка сегодня говорит нам о свете. Христос сказал, что Он - свет миру, свет, просвещающий каждого человека: и мы призваны дать в наших душах, в наших умах и сердцах, во всем нашем существе приют этому Свету, чтобы в нас и через нас могло исполниться и стать реальностью слово, сказанное Христом: "Так да просветится свет ваш перед людьми, чтобы, видя ваши добрые дела, они прославили Отца вашего, Который на небесах" (Мф.5;16). Только видя, как мы живем, только по нашим делам люди могут поверить, что свет - есть свет Божий; не по нашим словам - разве только что наши слова - это слова такой же правды и силы, как слова апостолов или даже Самого Христа. Поэтому задумаемся, пусть задумается каждый из нас о значении нашего имени и о том, как нам стать тем, чем мы названы. Самарянка пришла к колодцу не из духовных соображений: она просто пришла, как приходила каждый день, чтобы набрать воды, - и встретила Христа. Каждый из нас людей может встретить Христа на каждом шагу жизни, например, когда мы заняты обыденными делами, нам надо, чтобы сердце наше настроилось правильно, если мы готовы к тому, чтобы встретить Христа, принять благословение, услышать - и задать вопросы. Потому что Самарянка задавала Христу вопросы: и то, что она услышала в ответ, настолько превосходило ее вопросы, что она узнала в Нём пророка, а потом узнала в Нём и Христа, Спасителя мира. Но свет нельзя прятать под спудом: обнаружив, что Свет пришел в мир, Что слово Божественной правды звучит теперь среди людей, что Бог среди нас, Самарянка оставила все земные заботы и бросилась бегом разделить с другими радость, изумление о том, что она нашла. Сначала она рассказала им, почему она поверила, и когда может быть любопытство, а может быть, и убедительная сила ее слов, и та перемена, которую они в ней самой могли видеть, привели их ко Христу, они убедились и сами сказали ей: Теперь мы верим, - это сказали люди не потому, что ты нам рассказала, - теперь мы сами видели, сами слышали... Вот чему Самарянка учит всех нас: чтобы во всякое мгновение нашей жизни, за самыми незатейливыми занятиями, мы были так открыты, чтобы принять Божественное слово, быть очищенными Его чистотой, быть просвещенными Божественным светом и принять Его в глубины нашего сердца, принять Бога всей нашей жизнью, так, чтобы люди видя, кем мы стали, могли поверить, что Свет пришел в мир. Будем же молиться Самарянке, чтобы она научила нас, привела бы за руку ко Христу, как она сама пришла к Нему, и служит Ему, как она послужила ему, став спасением для всех, кто был вокруг нее".
  
  Вечером Светлана, рассмотрев фотографию в журнале, проговорила удовлетворённо:
  - Надо же, как возмужал, какой стал солидный и представительный! - Отложила журнал и с укором вздохнула, даже лёгкий стон издала: - Продвигаются люди! Не то, что некоторые!
  "Ну, коза-дереза, шиш ты у меня когда-нибудь увидишь или узнаешь, что-нибудь подобное! И почему у красивых женщин так част кусачий характер? - Задумался, и вывел: - Наверное, всё наоборот. Это женщинам с кусачим характером Бог красоту, как спасательный круг, бросает. Чтобы у мужика была хоть какая-то причина взять её замуж".
  О том, что был в церкви, пока не сказал: отложил на самый вечер, когда все дела иссякнут и поговорить можно будет спокойно. Но едва Света выслушала Николая и прочитала буклет, тотчас взялась за телефон:
  - Леночка! Здравствуй. Ну, как ты? Коля сегодня в церковь ходил, принёс житие Фотинии Римской, оказывается, это моя небесная покровительница. Фотиния, по-гречески Светлана...
  Ох, тараторка, тараторка! Даже здесь тему для болтовни нашла... Но вслух ничего не сказал: на себя и самому надо смотреть - много говорящая женщина психологически отдыхает и изгоняет тревогу. Значит... А то и значит: нет ей с ним полного покоя.
  Через два дня Вельчинский вернул письмо, а неделя не завершилась, опять короткая встреча с Георгиевым:
  - Коля, письмо Эжена надо подшить...
  - Какие вопросы: у меня с ним не частное знакомство, а у переписки только видимость личной.
  - Следующее. Переписку с ним необходимо прекратить. Но не резко бросить, чтобы там не было беспокойства и подозрений, а выйти плавно. И, в тоже время, не затягивая.
  - Предлог есть: переезжаю, когда перееду, сообщу новый адрес. А за время переезда, потеряю его адрес.
  - Переезжаешь когда?
  - На следующей неделе смотровую получаем. А открытку, о том, что получил бандероль и готовлюсь к переезду, сегодня не обещаю, но завтра или послезавтра отправлю.
  - Хорошо. Отправляй.
  Похоже, тандем Балагин - Юджин срастается всё плотнее. А может быть, там уже трио: и Лайза-Мэри согласилась работать с Юджином, ведь обещала она послушаться мужа. Перспективы неплохие. Ну, что ж, мозгами Геннадьич шевелить умеет. Двух чижиков впарить, одного в НАТО, в комитет, который непосредственно против Советского Союза и соцстран работает, другого аглицкому лёве в форин, это не два кукиша воробьям через форточку показать.
  Но не стал Лоистов ограничивать себя открыткой, письмо написал. Длинное и по дружески уважительное. И здесь он не легендировался и не лукавил. Жаль было прекращать переписку. И, пуще того жаль: видимо, придётся обрывать знакомство совсем. Эжен умён, прекрасно образован - Сорбонна и Кембридж. Помимо своих двух, французского и бретонского, свободно владеет пятью иностранными языками: русским, английским, ирландским, шотландским, валлийским. Прекрасно разбирается в литературе и в живописи. По характеру деликатный интеллигент, мягкий, но не мягкотелый. Страну свою и народ свой уважает, предков чтит, и не только сам чтит, но и у других почтение к ним пробудить старается. Против Союза не работает. С таким бы дружить да дружить. Но что поделаешь - не судьба. Прекратил Лоистов переписку. Но на всю жизнь сохранился у него интерес к кельтской истории и любовь к кельтскому искусству, особенно к гэльской и кимркской музыке и поэзии. И к англосаксонскому юмору, и к английскому языку, над которым слегка подтрунивал: чем короче английское слово, тем больше у него значений, но с удовольствием читал, посильные знанию языка, стихи и рассказы.
  
  * * *
  И от Макарушкина весточки докатывались.
  Прилетел по Израильской визе в Вену, там надлежало около месяца прожить в карантине. Но где и когда люди российские отличались законопослушанием? Недели не прошло, другой художник, эмигрировавший несколькими годами раньше, перевёз его в ФРГ. Непосредственно через границу - в багажнике автомобиля. Имя художника-перевозчика лучше опустить, пусть и прошло более двадцати пяти лет, но неведомо, как отнесутся к подобным проделкам австрийские и немецкие власти.
  Блукать по Западногерманским землям Макарушкин не стал, осел в Баварии, а именно в Мюнхене. И так случилось, вскоре после прибытия Макарушкина, туда же, в Мюнхен, - шла предвыборная кампания - приехал председатель ХСС Франц Йозеф Штраус. К нему на митинге подошёл Макарушкин и пропел баварские страдания: бежал из России от преследований Совдепа, а здесь ему никак не устроиться. Герр Штраус, нежных чувств к Советам вовсе не питавший, посочувствовал и поручил одной из своих канцелярских фрейлин разобраться и помочь. И вскоре Макарушкин получил социальное жильё и регулярное денежное вспоможение. Через какое-то время то вспоможение увеличили, и на столько, что он уже мог арендовать ателье (мастерская художника), а кормился с остатков вспоможения после оплаты аренды и с продажи картин и рисунков.
  В письмах писал, что поганее советской эмиграции в Германии никого нет, единственные приличные люди, это этнические немцы-репатрианты, выехавшие из Советского Союза, только с ними и общается. Вскоре письма от него стали редеть и года через два прекратились вовсе: видимо всё у него обустраивалось и необходимость в общении с друзьями и товарищами из Союза, исчезала.
  Но сведения о нём доходили. Иногда забавные. Вот что рассказал Женя В., переводчик, ныне живущий в Германии. Его родственник, тоже бывший питерец, на ту пору житель Гамбурга, приехал по делам в Мюнхен. Завершил дела, осталось время. А человек он не безразличный к искусству, особенно к современной живописи решил прогуляться и по "мюнхенскому Монмартру". Идёт не спеша, картины, рисунки рассматривает, и зацепился за одну взглядом: уж очень на Исаакиевский собор похоже. Присмотрелся - точно Исаакий. Поинтересовался тогда на немецком языке: "Похоже, герр художник, Вы были в России?" На что ответ получил по-русски:
  - Пошёл ты на (герр) немецкая морда! Всё равно ничего не купишь.
  Всё понятно, свои люди. Слово за слово, откуда, что, как. А здесь как устроился?
  - Да кое-как. Этих баварцев искусство вовсе не интересует. Им бы только пиво с сосисками трескать!
  Человек тот еврейской национальности, а евреи на предмет заработать, тут ни убавить, ни прибавить, народ смекалистый, предложил:
  - Помогу продать, половина моя?
  - Конечно. Всё равно почти не покупают.
  - Тогда давай картон и фломастер, - взял и по-немецки написал:
  "Это известный русский художник Макарушкин, который более 10 лет провёл в сибирских концлагерях, потому что боролся с коммунистическим режимом за свободу и демократию. Сейчас он живёт у нас, но у него нет постоянной работы. Поможем ему, купим его замечательные картины!"
  Возможно, для баварца пиво с сосисками и важнее искусства, но если тронуть его за сентиментальную струну, сочувствие пробуждается скоро. Ушло не только то, что с собой было, Макарушкин ещё дважды в своё ателье бегал, "товар" подносил. Совместными усилиями всё сбыли, даже эскизы.
  А последнее известие было более, чем печальным.
  Каким-то образом оказался он в компании наркоманов в загородном доме. Да, видать, не простых шелапутов: когда приехала за ними полиция, принялись не косяки травкой набивать, к тому времени накосячились уже изрядно, а магазины пулемётов и автоматических винтовок патронами. Ну, немецкая полиция сильно шутить не любит, в ответ на выстрелы всех их, до единого, в том доме и положила. И когда зашёл разговор с художником, в прошлом близким другом Макарушкина, который сейчас часто ездит в Германию, нет ли возможности уточнить, что же произошло с Макарушкиным, тот покачал отрицательно головой и проговорил:
  - Не пытаюсь, Коля, и пытаться не буду. Очень похоже на правду: он и здесь травкой баловался. А я не хочу, чтобы мне визу в Германию закрыли.
  Вот такая судьба: боролся человек с "тоталитарным совдеповским режимом", а пулю получил от свободной западной демократии. Жаль, конечно - художник он, всё-таки, не бездарный и душа человеческая земной путь рано прервала и что-то доброе в жизни, несомненно, совершал.
  
  * * *
  Помучалась Адельгейда месяца полтора или два с Неждановским, увидела полную бесперспективность для исполнения своей исторической миссии - не желал он спасаться ни от пьянства, ни от скандалов, ни от коммунистического режима. Хоть тресни! Оставила она его, и отправилась миссионерствовать в Москву.
  А месяцев через восемь от неё пришло письмо, омытое слезами, и не только в переносном смысле: были на бумаге пятнышки от высохшей влаги.
  "Я познакомилась в Москве с очень интересным человеком, он не поэт, не художник, не писатель, но всегда прекрасно рассказывал о живописи и литературе, о Москве, по которой мы гуляли иногда целые ночи и, при этом, он мог целый час и даже два часа без перерыва читать для меня стихи. Я влюбилась в него так, как никогда не влюбилась, даже когда я была совсем юная девушка, я так не влюбилась! Мне с ним всегда было очень хорошо, легко и радостно. Даже такое время, когда мы гуляли молча, для меня было, будто я в этот час читала книгу прекрасных стихов. А он всегда нуждался в моей заботе. Он большой романтик, только романтик, а романтик очень плохо знает жизнь, особенно плохую сторону жизни, и всегда слишком доверчивый. Поэтому он часто попадал в разные ужасные истории, где он должен был много денег, иначе ему грозила опасность. Сколько я передала ему денег, чтобы он мог заплатить и спасти своё здоровье или даже жизнь, я даже считать не знаю! Тогда я сказала: давай поженимся и уедем жить в Германию. Там безопасно. Он согласился, и не только согласился, он обрадовался. Я заплатила за его заграничный паспорт, помогла ему быстро оформить визу в Германию. Мы решили, в Германии я всё подготовлю к свадьбе, звоню ему, и он прилетает на самолёте в Германию. Я оставила ему деньги, чтобы жить и на самолёт, и улетела в Германию готовиться к свадьбе. Я часто звонила ему, и мы долго разговаривали. Когда я сказала, что всё готово, он сказал, что идёт покупать билет, и чтобы я позвонила через день, потому что за билетами большие очереди, и за один день он не сможет купить билет. Я звонила через день, но к телефону он не подходил. Больше я до него дозвониться не могла целую неделю, и десять дней. Я не знала, куда себя деть! Я почти не могла спать! Я думала всякое, даже самое страшное! Когда прошло две недели, я купила билет, прилетела в Москву, поселилась в гостинице. И всё это на свой карман!"
  Ай, умничка! Вот спасибо за инфу! Значит, и в самом деле, "декабристками" вы состоите и наши мозги и таланты вывозите не из личного сострадания к "жертвам тоталитарного режима", а выполняете оплаченный заказ!
  "В первый день в Москве я смогла позвонить ему. Он сказал, что у него очень серьёзные неприятности с КГБ из-за статьи 88, у него нашли валюту, которую на время оставил в его квартире его знакомый. Сказал, что с ним встречаться сейчас опасно, потому что за ним следит КГБ, и меня могут арестовать, как сообщницу. Сказал, как только станет возможно, он сразу же мне позвонит, а я ему звонить не должна, потому что его телефон слушает КГБ, и они могут подумать, что звонит сообщница. Я сидела одна в номере, выходила совсем ненадолго в ресторан, чтобы только быстро кушать, и ждала звонка. И плакала. Я почти всё время плакала. Я боялась КГБ, но всё равно, каждый день звонила ему. Но он не отвечал. Когда закончилась неделя, мне надо было улетать, потому что у меня был билет на самолёт. Я улетела, он так и не позвонил, а я и в самолёте почти всё время плакала. Я даже сейчас не знаю, что думать".
  Дальше: "прости, что беспокоила", и прочая словесная атрибутика, типичная для конца письма.
  Ой, дурочка-дурёха! Не романтика ты повстречала, а на прохвоста нарвалась, и не о чем тут больше думать. Не в мужья, а в тюрьму его надо. Да только кто ж за этого проходимца возьмётся, без твоего заявления в милицию? А если и напишешь - доказывать как? Деньги он не крал, давала сама и, наверняка, без расписки. Обманом выманивал? Конечно. Но где и как этот обман и, главное, то, что он брал у тебя деньги - зафиксированы? Отопрётся: крупных сумм не брал, а мелочёвку сама давала. Чем докажешь иное?
  А с другой стороны на твою ситуацию посмотреть. Зачем в Союз стала ездить? Русского мужика хотела вывезти? Да ещё талантливого и мозговитого? Такой и попался: бездарный глупец так бы тебя не провёл. Теперь опыт есть, знаешь, как они, способные да смекалистые, вывозятся.
  Не лезла бы, ты, девушка, в политику. Вышла бы замуж за добропорядочного бюргера, родила ему детишек шесть или восемь, и жили бы счастливо. И в Союз приезжали бы на экскурсии и в музеи, да в Питере на белые ночи посмотреть. А вывезти что-то захочется, балалаек и матрёшек у нас не меряно, увозите, хоть мешками, хоть вагонами.
  Так Лоистов подумал, но ответ писать не стал. Во-первых, она сюда приехала со спецзаданием, а в таких структурах супротивникам носы вытирать не принято. Своим-то не вытирают. Во-вторых, вряд ли она ждёт его ответа, ей просто надо было выплеснуть кому-то своё горе, а тут он в памяти подвернулся, ему и написала. Выплеснула, и ладно. А в-третьих: Бойся жалобников, пуще данайцев и коней троянских! Тот, кто постоянно жалуется, может быть рано, может быть поздно, но неизбежно, выльет своё раздражение и даже гнев на того, кому он жалуется. Это аксиома.
  Но ошибся, недели через три, следующее письмо от неё пришло:
  "...Тогда я тебе не всё писала. У меня был парень, я его любила, он меня тоже любил, и мы должны были стать мужем и женой и потому что из-за любви, и ещё потому, что наши семьи давно дружат и хотели стать родными. Наверное, правильнее: родственниками. Я оставила своего парня ради того, который в Москве, а он меня обманул. Теперь семья и друзья моего парня, теперь правильно сказать: моего бывшего парня, смеются надо мной и над моей семьёй, а моя семья ко мне совсем холодная. Говорят, я их опозорила. Я совсем одна".
  Ой-ё-ёй! Влипла ты, девушка! С одной стороны: поделом. А с другой - что поделаешь... Служба службой, а человек человеком, к тому же, подраненный. Написал:
  "...Адельгейда, к сожалению, я не знаю немецкого языка, поэтому переводить придётся тебе.
  У одного мудреца спросили: кто одновременно самый трусливый и самый смелый? Он ответил:
  "Самая трусливая - женщина. Когда она видит самую маленькую мышку, то запрыгивает на стол и визжит от страха. Самая смелая - женщина. Если она полюбит, то ради любви и любимого человека совершит такие подвиги, на которые никогда не отважится самый храбрый герой из самой могучей армии самой великой страны мира".
  Переведи это для твоих родителей".
  И получил ответ: "Спасибо, Николай, тебе и твоему мудрому человеку! Я перевела и дала прочитать сначала маме, потом папе, теперь они меня хорошо понимают. Папа только сказал: "Хорошо, что я не женщина. Если б был женщиной, ещё больших глупостей, чем ты, сделал бы". А мама плакала вместе со мной. Но от поездки в Москву на семинар переводчиков, я вынуждена была отказаться, мне будет больно видеть Москву и ходить по московским улицам".
  Ну, что ж: В Москву я больше ни ногой! Стало быть, урок впрок. Вот только как же ты, девушка, при таком серьёзном жениховстве, собиралась фиктивный брак заключать? Впрочем, вариантов тут много. Например, только подать заявления и до регистрации, по гостевой визе, вывезти.
  Ответил короткой открыткой, пообещал, когда будет возможность, написать письмо. Письма он не написал, и от неё никаких известий больше не приходило.
  
  * * *
  Антуан Дентель тот сезон отжировал в Ленинграде на блинах с икрой, потом мелькнул в Москве и на Золотом Кольце, и растаял. Видимо, осел в офисе отцовского концерна. Перед отъездом из Ленинграда подарил Лоистову просто шикарный набор колонковых и беличьих кистей. И увёз подарок от Николая, очень понравившуюся ему небольшую, 32х43 сантиметра, картину: Петропавловская крепость в лучах заходящего, уже склонившегося к горизонту, солнца. Хорошо освещён только собор. Благородного, почти червонного золота шпиль, но не блестящий, как днём, а словно изнутри светящийся, яркая, красно-коричневая колокольня. Бастионы и куртины полностью в тени, цвет их лиловый, густой и приглушённый. Тёмно-зелёные кусты и деревья, ультрамариновая вода Кронверкского пролива с редкими блёстками мелких волн.
  Братья Кролики, Жан-Мишель и Ксавье, в поле зрения подразделения Георгиева больше не попадали. Так же итальянец Паоло Россо и бельгиец Гюстав.
  Элеонора прекрасно защитилась, даже какую-то межуниверситетскую награду получила. Чем и Лоистов слегка покичился: ведь это он подарил Элеоноре несколько толковых книг о творчестве Достоевского. Приезжала ещё в Ленинград, забегала ненадолго, не раз бывала в Москве на стажировке и на семинарах. Но когда вышла замуж, переписка с ней стала убывать, а пошли один за другим детишки, и вовсе прекратилась.
  Юная обольстительница Жюстин, с политическо-романтических увлечений которой эта ситуация заварилось, в то лето забегала к Лоистову ещё несколько раз. И однажды похвалилась:
  - Николай, мне очень понравилось, что ты сказал про жареного петуха. И я стала собирать такие же идиомы. Вот смотри, это наверно интересно, я думаю, - подала ему почти целиком исписаннй блокнот.
  Посмотрел Николай. М-да... Суток на пятнадцать за мелкое хулиганство блокнотик явно тянет. И то, если по минимуму.
  - Ох, Устинья ты, Устинья. Устинья-разбойница...
  - Но, почему разбойница?
  - Так, вспомнилось. Лет двести тому назад промышляла в подмосковных лесах недалеко от Бронниц разбойничья шайка, а атаманшей в той шайке была твоя тёзка, Устинья.
  - Она была хорошая разбойница, да? Она не могла быть плохой, ведь Жюстин - это справедливая. Расскажи мне про Устинью, - придвинулась к нему вплотную, обхватила его ладонь, прижала к своему плечу. - Всё расскажи, всё, что знаешь про неё.
  Николай полюбовался ею, улыбнулся: "Будь ты не Жюстин, а Устинья, какая б хорошая сеструха из тебя получилась!"
  - Так я больше ничего о ней не знаю.
  - Всё равно расскажи. Я хочу про неё много слушать, - сильнее прижала его ладонь к себе.
  "Точно дитя малое, - опять улыбнулся. - Сочини сказочку, да расскажи ребёночку".
  - Лет через 100 после её смерти, окрестные жители весь Устиновский лес перекопали, искали клады, которые могли спрятать Устинья и её разбойники.
  Про кладоискателей Николай мог рассказывать долго - информации о чёрных копателях у него было достаточно.
  В конце июля Жюстин уехала. Прощаясь, обняла Николая, прижалась виском к его щеке:
  - Ты и Светлана хорошие. Я всегда про вас буду помнить только хорошее.
  - И мы тебя будем добрыми словами вспоминать.
  Больше она не проявлялась, и так как, повода для служебного интереса не давала, то и ею не интересовались, где она и чем занята. Лишь Лоистов иногда вспоминал и, немножко взгрустнув, мирился с тем, что не было и не будет у него милой и, по-детски непосредственной, сестры Жюстин-Устиньи.
  
  ____________________________
  
  [1] Медовая ловушка - ловля на красивую женщину-агента.
  [2] Жаргон. Не существующий, вымышленный человек.
  [3] Разночтение с русской транскрипцией, видимо, от написания: Gaelic.
  [4] Эмер имеет ввиду высшую степень достоинства.
  [5] Имеются ввиду свободные и благородные ирландцы.
  [6] Названия начал четырёх сезонов.
  [7] Где рулят серьёзные и крепкие мужики, там есть кодекс чести, пусть нигде не записанный. Один из пунктов негласного кодекса во взаимоотношениях между спецслужбами: не хамите нашему, и вашему никогда не нахамят. А ЮАРовского разведчика в Анголе добыли сотрудники ГДРовского Ministarium fur Staatssicherheit, в просторечии "штази". Эрих Мильке личность неоднозначная, и вряд ли, на пустом месте в ГДР вырос такой анекдот: Пошёл Мильке охотиться на зайцев, да неудачно, лишь хомяка застрелил. Сидит он огорчённый в охотничьем домике, тянет пиво, и тут адъютант заходит и радостно докладывает: "Шеф, мы хорошенько допросили хомяка, он сознался в том, что он заяц и чистосердечно раскаялся в том, что ввёл Вас в заблуждение". Но определённых, вызывающих уважение качеств, у него не отнимешь. Он никогда не оставлял на произвол судьбы своего провалившегося разведчика, делал всё возможное, чтобы его вызволить. По свидетельству представителей КГБ при "штази", точно так же он относился и к советским разведчикам, и не мало сделал для их освобождения. Во времена Мильке проведены блестящие разведоперации "штази", ставшие классикой мировой разведки. Сотни тысяч, а может быть и миллионы листов развединформации безвозмездно переданной нашей стране. Разоблачены сотни натовских разведчиков, сориентированных на советские военные объекты в ГДР. На приёме в посольстве ГДР в Москве Мильке сказал: "Я стою на этой земле так уверенно только потому, что за моей спиной стоят двести пятьдесят миллионов советских людей..." И как утверждают люди хорошо его знавшие, это не слова вежливости, это его убеждения и его позиция: "Он любил не только русскую водку и русские пельмени. Он любил Россию, которая в годы войны стала ему второй родиной, и с гордостью носил на груди Звезду Героя Советского Союза".
  [8] Короткометражный фильм.
  [9] Перевод Е.Виктовского.
  [10] Старинная легенда Кембриджского университета. В университет направился строгий, придирчивый и даже беспощадный инспектор. Студенты перепугались не на шутку. Но у студента если и случается нехватка знаний, то смекалки и находчивости всегда в достатке. Наиболее грамотные из них переоделись в одежду дорожных рабочих и, завидев экипаж инспектора, принялись за работу. Экипаж остановился у первой группы рабочих, и секретарь инспектора спросил: правильно ли они едут к университету. Рабочие ответили, что правильно, назвали точное расстояние до университета и указали ориентиры, чтобы не сбиться с пути. На латыни. У следующей группы секретарь поинтересовался, нет ли более короткого пути к университету? Рабочие также подробно рассказали о короткой дороге, но ехать по ней не советовали, она в плохом состоянии. На древнегреческом. Когда экипаж остановился у третьей группы, и на вопросы секретаря рабочие стали отвечать на старом французском, инспектор приказал кучеру поворачивать обратно: если столь грамотны простые дорожные рабочие, что тогда говорить о студентах!
  [11] В 1944 году под руководством американской разведслужбы УСС была начата совместная американо-английская операция "Кейзи Джонс". Её цель - проведение сплошной аэрофотосъёмки Восточной и Центральной Европы, Скандинавии и Северной Африки. Фотографирование осуществляли 16 эскадрилий американских и английских бомбардировщиков. В ходе проведения операции над территорией занятой советскими войсками, произошло немало воздушных боёв между советскими и англо-американскими самолетами. При этом, несколько самолётов было сбито. Операцию прекратили только в июле 1945 года, после решительного протеста со стороны СССР и категорического заявления, что все иностранные самолёты, вторгшиеся в воздушное пространство над территорией занятой советскими войсками, будут непременно сбиты. С 1947 года по 60-е годы противолодочные самолёты "Нептун" постоянно осуществляли разведывательные полеты вдоль тихоокеанского побережья Советского Союза, неоднократно вторгались в воздушное пространство СССР. Только официально американцы признали потерю четырех самолетов, сбитых советскими истребителями. Сколько их было сбито на самом деле?.. Сбившая сторона не сообщает. Стратегические разведчики SR-71 "Blackbird" в 1966 году пришли на смену U-2 (U-2 пилотируемый майором Пауэрсом был сбит в 1962 году в районе Свердловска) и широко применялись для ведения разведки над территориями Вьетнама, Кубы, Ливии, Никарагуа, стран Ближнего Востока и Персидского залива, Китая. В 1967 году SR-71 сфотографировал испытание китайской термоядерной бомбы. Однако советского воздушного пространства никогда не нарушали: с ЗРК С-200 связываться не желали вовсе, позволяли себе лишь разведывательные полеты вдоль побережья Баренцева и Балтийского морей.
  
  
  
  
  * * *
  
  Начало Конца, Который не Наступил
  
  Невзрачный жигулёнок под частным номером, побрякивая на выбоинах асфальта крышкой багажника, привязанной из-за неисправности замка ботиночным шнурком, скрученным вдвое, вяло тащится в левом ряду вдоль осевой. Гаишник насторожился было на поживу, но, приглядевшись, профессионально оценил возможности "чайника" и охладел: больше возни с тобой. Однако ехавшие в жигулёнке сотрудники контрразведки: старший опер майор Сергей Вельчинский и управлявший машиной старший лейтенант, мускулистый, но не накачанный, а крепко сбитый, точно сиамский кот, - даже не заметили пренебрежения гаишника. Они всматривались в идущие навстречу машины.
  - Должны... Должны они здесь проехать, - пояснял спутнику или убеждал себя, а может быть заклинал Вельчинский.
  И наворожил.
  Сразу за перекрестком навстречу им, без суеты и без форса, но и, не скрывая мощи своего двигателя, лайнером прошёл серо-голубой мерседес с желтыми номерами совместного предприятия.
  - Они! - Определил старший лейтенант.
  - Они, - подтвердил Вельчинский.
  Жигуленок с разворота пересек двойную осевую и, натужив мотор, рванул за иномаркой.
  Ну, уж такого нахальства, от этого замухрышки гаишник потерпеть не мог. Засвистел соловьем-разбойником и выскочил на проезжую часть и, размахивая жезлом как палицей, потребовал прижаться к тротуару и остановиться. Но, приняв "отсечку", равнодушно отвернулся и неторопясь вернулся на исходную позицию.
  В мерседесе тоже смекнули, что к чему, и наддали газу.
  Оперативники, использовав фактор внезапности, заметно сократили дистанцию. Однако ушлые иноземцы выскочили на переполненную машинами Гороховую и у контрразведчиков не было ни какой возможности их настичь: оказавшиеся между ними машины не обращали внимания на ругань и размахивание Венчика, вначале кулаком, а затем и милицейским жезлом.
  Вырвавшись из потока "совместная" машина повернула к Исаакиевской площади и полетела к стоявшей у Астории "ниве" с дипломатическими номерами. Одна из сидевших в "ниве" женщин открыла дверцу и, к той поре, когда оперативная машина приблизилась к Астории, в "ниве" все сидели на заранее расписанных местах: мужчины из мерседеса позади, женщины впереди и замки дверей были заблокированы.
  - Проедь стороной, - распорядился Вельчик. - Видишь, интуристы оптикой сверкают, ждут, когда злые чекисты двери у дипмашины начнут выламывать и несчастных женщин истязать. На инцидент мирового масштаба рассчитывают.
  Действительно, несколько человек в группе интуристов, надо полагать, совершенно случайно оказавшихся именно в это время и именно на этом месте, наводили видеокамеры и фотоаппараты то на ниву, то на жигулёнка.
  - Молодцы ВАЗовцы! Хорошую машину для шпионов сделали! - Ругнулся старший лейтенант.
  - Андрюш, что за площадной жаргон, - укорил Вельчик.
  - Ну, для браконьеров.
  - Так-то лучше. Пока он разведчик, он сильный и умный враг, которого ты обязан победить. А как только перевёл в разряд шпионов, то и отношение к нему переведётся на уровень песенки, которую ещё с тридцатых годов поют октябрята.
  - Что за песенка?
  - Такая, - и Вельчинский прочитал стихом:
  Ребята шли гурьбою по солнечной дороге,
  Алёша шёл последним и больше всех пылил.
  Случайно иль нарочно, того не знаем точно,
  На пуговку Алёша ногою наступил.
  
  Он поднял эту пуговку и взял её с собою,
  И вдруг увидел буквы нерусские на ней.
  Ребята всей гурьбою к начальнику заставы
  Бегут, свернув с дороги, скорей, скорей, скорей!
  
  - Рассказывайте точно, - сказал начальник строгий,
  И карту перед собою зеленую раскрыл, -
  - Среди какой деревни и на какой дороге
  На пуговку Алёша ногою наступил?
  
  Четыре дня искали, четыре дня скакали
  Бойцы по всем дорогам, забыв еду и сон,
  В дороге повстречали чужого незнакомца,
  Сурово осмотрели его со всех сторон.
  
  А пуговки-то нету от левого кармана,
  И сшиты не по-русски широкие штаны.
  А в глубине кармана - патроны для нагана
  И карта укреплений советской стороны.
  
  Вот так шпион был пойман у самой у границы.
  Никто на нашу землю не ступит, не пройдёт.
  А мы не школьники, Андрюша, у нас такой проницательности нет и на пуговку с надписью "я шпион" наступить не удаётся и никогда не удастся. Поэтому противника своего, разведчика, обязаны уважать. А так же, любить, холить и лелеять, тогда с него информацию вагонами снимать можно, а через него, в ещё больших количествах, дезу гнать. Это для вашей службы внушали: раз враг, так кулаком ему в лоб...
  - Букварь вслух читать совсем не обязательно. Кой-чему учили, так что азбуку я помню наизусть. А кулаком в лоб - далеко не первое, что нам предписывалось. Не качков-терминаторов из нас делали. В первую очередь, требовали работать головой: собрать информацию, оценить обстановку и выполнить боевую задачу. Каждый из нас знает хотя бы один иностранный язык, у многих 2-3 высших образования, некоторые иностранные вузы окончили, в том числе престижные, в Штатах, в Англии и во Франции. Мне не довелось, не успел, а некоторые старшие товарищи "стажировались" в НАТОвском спецназе. Нелегально, разумеется. Так что, умение и возможности потенциального врага, мне известны, и что с ним надо считаться и уважать его способности, тоже знаю.
  - Ты не обижайся, Андрюша, я не от высокомерия тебя по плечу похлопать решил, я иное говорю: не увлекайся, не забывай, кто мы и что мы, чтоб не приходилось напоминать. А чему вас учили, я наверно и в голодный год за сто пирожков не сделаю. Хотя Бог здоровьем не обидел. У тебя какой вес?
  - Шестьдесят восемь.
  - А у меня девяносто пять. Получается, в полтора раза тяжелее. И ростом почти на голову выше тебя. Вот скажи, сколько тебе понадобится ударов, чтоб такого мужика как я завалить?
  - С одного уложу. Если очень стойкий попадется, да с хорошей подготовкой, несколько секунд, может быть, придётся повозиться.
  - Хм... - Оценил его умение Вельчик. И продолжил. - Теперь нарастим меня на голову и добавим половину веса. Получится амбал за два метра ростом и под полтора центнера весом. Можешь меня не уважать, но я не уверен, что такого жлоба уложу с одного удара. Если, конечно, перед тем, не напою хорошенько. Так в него, в паразита, ведро водки влить придется, меньшее ему нипочем. Это ж какие деньги! Нет, лучше я с ним связываться не буду, - вывел свою выгоду Вельчик. Помолчал, но в уме эту тему еще не закончил. - Андрюш, а если тебе такой жлобина попадётся... Завалишь?
  - Учили, - спокойно ответил Андрей.
  - И я к тому: вас тоже, не лаптем щи хлебать учили.
  - Не лаптем. Но только у нас, если нейтрализация переходила в дуэль, это расценивалось как брак в работе и отсутствие профессионализма: раскрыл противнику свои намерения, дал ему время оценить соотношение сил и подготовиться.
  - Понятно, - согласился Вельчик. И ругнулся: - Вот, падла! - И скомандовал: - Останови.
  Неприлично, будто задрался подол у неряшливой старухи от порыва ветра, вздыбилась крышка багажника - ботиночный шнурок не вынес возложенных на него тягот и обязанностей, и оборвался. Вельчинский вышел из машины и пригрозил замку:
  - Ну, хреновина с морковиной, ты меня доведешь! Бутылку ремонтникам не пожалею, но заменю на новый. А тебя, поганца, на самую поганую помойку выкину.
  Опустил крышку багажника и, всердцах, бухнул по ней кулаком, как раз над замком. Замок крякнул и, видимо, убоявшись обещанной участи, защелкнулся.
  - Трус и прохвост, - охарактеризовал его натуру Вельчик.
  Втиснулся обратно в машину.
  - Ладно, Андрюша. Расслабились немного, отвлеклись приятными разговорами. Теперь будем соображать, что дальше делать. Рули в Управу.
  
  В Управлении Вельчик заглянул в свой кабинет. Никого. Оставил Андрея с наказом отвечать на телефонные звонки и не отлучаться.
  Соседние кабинеты заперты, значит, тоже пусты. Наконец, в одном нашел живую душу. Там старший опер, смуглый, сухой и длинный с седоватой шевелюрой бобриком и оттого похожий на многолетний, потемневшего дерева припорошенный снегом скворечник, званием майор, именем Александр Зубатов и прозвищем Старый Зу, заваривал кофе. Зу, потому что Зубатов, а Старый - потому что по возрасту был самым старшим оперативником в отделе.
  - Серёга, тебе заварить?
  - Не до того, Шура, - отказался Вельчинский. - Папа Вова у себя?
  - У себя. Только...
  - Что случилось?
  - Ситуевина такая... Да заходи, я уже заварил. Пока рассказываю, попьешь.
  - Давай, - согласился Вельчинский.
  - Команда импортных дельцов приезжает, почву прощупать для организации совместных предприятий по линии конверсии...
  Вельчинский отхлебнул и передернулся.
  - Шура! Дай чем разбавить!
  - Я тебе что, чистого спирта налил? Впрочем, и чистый спирт можно пить неразбавленным, - удивился Старый Зу.
  - Вот сам и пей это варево неразбавленным, а я дёготь пить не могу, - Вельчинский отлил две трети в пустую чашку, а свою долил кипятком.
  Зубатов был своеобразной знаменитостью в Большом Доме: заваривал себе такой крепкий кофе, что у других, рискнувших его отведать, от одного глотка сердце билось и металось, как попавший в силок заяц. А майор Владимир Кипятильников уверял, что собственными глазами видел, как Старый Зу открыл непочатую двухсотграммовую банку растворимого кофе с надписью "BRAZILIAN GOLD", при нём, при Кипятильникове, вырезал фольгу, что неоспоримо свидетельствовало о непочатости и непорочности содержимого, долил банку до верха из чайника, размешал, слегка подсластил и всё за один раз выпил. После этого рассказа Управление раскололось на две партии. Одни уверяли, что Кипяток изрядно привирает. И как на довод своей правоты указывали: деньги Зубатову на венок и на оградку не собирали, и сам он, Зубатов, вовсе не умер, а носится по Управе как лось сохатый по тайге во время гона. А нормальный-де человек с такого пойла непременно помрет: мотор откажет. Другие апеллировали к знаменитому постулату: что русскому здорово, то немцу смерть. А так как Старый Зу не немец, а самый настоящий русак, то и помирать ему не с чего. Не то ещё пил. Сам Старый Зу факт столь варварского распития бразильского кофе не отрицал, но и на принародное повторение его не соглашался. А когда стали наседать слишком усердно, огрызнулся:
  - Я вам не Аркадий Райкин, чтобы фокусы показывать! - И для пущей убедительности добавил. - Тут вам не цирк.
  Где и когда Аркадий Райкин показывал фокусы, автору неведомо. Посему, оставим первую часть заявления на совести старшего опера Александра Зубатова. Как, впрочем, и последнюю.
  - И что? - побудил Вельчинский Зубатова к дальнейшему рассказу.
  - Мужики установили, что в эту делегацию внедрён сотрудник ЦРУ. Сам понимаешь, куда они смотреть собираются. Папа Вова к Шефу: надо мэрину доложить, пусть их не пускают, куда не следует. А тот говорит: у меня ни минуты свободной, иди сам докладывай. Ну, папа к мэрину. Мэрину не до того, в очередной вояж за бугор собирается. Отправил к помощнику. А помощник послушал, послушал и выдал:
  - Разве мы поручали вам собирать сведения об этой делегации? Или запрашивали какую-то информацию о ней? Когда спросим, тогда и доложите. А сейчас, извините, я занят.
  - Ну, клоуны! В цирк ходить не надо, - покачал головой Вельчинский.
  - Ребята, которые эту группу разрабатывали, рапорта об отставке папе на стол положили. Папа засел в кабинете, коньяк, что в сейфе у него стоял, выпил. За другой бутылкой меня сгонял, и ту, видно, допивает.
  - Да вы с ним оба, что, рехнулись?! Он же помрет! Он сроду больше трёх рюмок подряд не выпивал.
  Вельчик отодвинул чашку, набрал номер начальника отдела раз, другой, третий. Тот трубку не брал. Тогда пошёл к кабинету. Постучал.
  - Геннадьич! Геннадьич, разреши к тебе.
  - Я... Я за-занят.
  - Мне всего на пару минут. По "Волне" острая информация.
  - Входи, - Владимир Геннадьевич, стараясь не качаться, и оттого столбенело, будто не на ногах, а на негнущихся жердях, вернулся к столу. - Что у тебя?
  - Так, оперативная текучка.
  - Конкретнее, - скорее предложил, чем потребовал начальник отдела.
  - Не удалось. На передачу однозначно не успевали, слишком поздно получили информацию. По пути тоже... Надеялись воспользоваться тем, что у них не дипмашина и отобрать бумажки, но встретили почти на походе к гостинице. А возле "Астории" их дипмашина ждала. И интуристы вокруг с камерами. Те уже не их, те нас ждали.
  - Что дальше?
  - Пока надо выяснить, когда повезут документы за кордон. Потом обкидать ситуацию и действовать по обстановке.
  - Действуй, - согласился с его предложением Владимир Геннадьевич. - И как хочешь, твои проблемы, но сделай так, чтобы они отложили вывоз, по крайней мере, на сутки, а лучше на двое... За это время надо либо предотвратить вывоз окончательно, либо окончательно дискредитировать документы. Вот так вот. Никаких технических выкладок и обоснований там нет, но по сценарию изложенного, они не дураки, поймут, что уже сейчас можно увеличить дальность "Волны" с четырёхсот до шестисот километров... А что свыше пятисот, того, не хуже меня знаешь, по договору быть не должно. Конечно, им надо ещё доказать, что такие усовершенствования уже разработаны и увеличение дальности не проблема, а производственный процесс. Но и сейчас, ссылаясь на эти документы, в парашу сами же нагадят, пожиже разболтают да где-нибудь в ООН или на иной международной сходке вывалят... Такую вонь разведут, что не скоро уляжется. И, к гадалке не ходи... Вот так вот.
  - Это понятно, Геннадьич.
  - Понятно, значит, действуй. А можешь представить, как меня сегодня умыли?
  - Могу. Старый Зу рассказал.
  - Ну, меня ладно. Что я такое - занюханный полковник. Но нельзя же так, Сережа! Нельзя до того страну доводить, чтобы импортные шпионы по нашей оборонке, как по своим супермаркетам шастали, выбирали, что приглянется. Даже не по супермаркетам... Там платить надо. А тут... Как на своей кухне... Как в своем собственном холодильнике: на что хочу, на то смотрю, что приглянется, то и беру. Нет уж, хрен им! Вот такой, - Владимир Геннадьевич щедро отмерил до плеча и ещё украшение добавил. - С мечами и с бантом. - Посопел, покачался. - Я так мыслю... Не для того ты, Сережа, в Арктике на мысе Шмидта на солнечной Чукотке да на январском зное от жары млел. Не для того я на погранзаставе... Не для того мои родители с войны... Не для того здесь ребята мёрзнут, мокнут, недосыпают и семьи свои неделями не видят... Согласен со мной: не для того!
  - Геннадьич, конечно не для того.
  Вельчинский видел: Георгиев держится только на ожесточении: собрал в кулак и злость и волю. Ну, что ж, это, собирать в кулак злость и волю, он умеет.
  - Выпьем, Серёжа, за то, чтоб им... Всем им... Хрен в глотку! По самые помидоры! Вот так вот.
  - Тост поддерживаю, но выпить не могу. На мероприятие надо.
  - А я выпью. Последний раз спрашиваю: налить?
  - Нет, Геннадьич, извини. Не могу.
  - Как знаешь, - Владимир Геннадьевич налил полстакана коньяку. - Не для того мой отец с фронта... А мать на строительстве укрепрайона... Чтобы эта шелупонь... - И, недоговорив, выпил.
  Может быть, расслабился за разговором, или перешёл критическую для себя грань, но коньяк не прижился, не принял его организм. Вельчинский помог начальнику быстрее добраться до туалета, и послал Андрея за кефиром. Когда Андрей вернулся, Вельчинский уговорил начальника выпить кефир, и пошел к Зуеву.
  - Шура, а где остальные? Где Трахимыч?
  - Ребята в городе. Трахимыч с Кипятком ещё утром уехали в Сланцы, а из Сланцев к Нарве. На том берегу маленький, но гордый и свободолюбивый народ, какую-то хрень затевает.
  - Понятно. Ты сегодня на машине?
  - Да.
  - Папа сейчас немного отойдет. От кефира. Отвези его домой. Лады?
  - Так у вас же с Андрюхой есть машина.
  - Шура, мы с Андрюхой в такую бодягу влезли, до завтра не расхлебаем.
  - Ладно, отвезу, - пообещал Зубатов.
  
  Вельчинский вернулся к себе в кабинет, опустился на стул.
  - Расклад такой, Андрюша: кашу мы с тобой замесили, осталось доварить и расхлебать. Документы они захотят переправить в ближайшие часы, самое позднее - завтра. Повезут, скорее всего, под дипломатическим прикрытием. Сходи к Васильеву, передай от меня привет, поинтересуйся: как новорожденный. У него сын недавно родился. И спроси, нет ли у них сведений, не собирается ли кто-нибудь из интересного консульства сегодня или завтра выехать. Неважно под каким предлогом. Я тоже попробую что-нибудь предпринять.
  Андрей ушёл, а Вельчинский снял трубку и набрал номер Копеловица.
  - Иосиф Наумыч, приветствую. Как драгоценное? Простыл? Что-нибудь серьезное? Ну, кашель дело поправимое: вечерком в баньку да водочки... Некогда... Всем нам некогда, а о здоровье тоже надо позаботиться. Тогда горячее виноградное вино, красное, лучше сухое и обязательно натуральное. С мёдом. Дорого конечно, но здоровье, разве, не дороже. Вот и я говорю. Подогрей, такой температуры, как чай пьёшь. В термос налей, чтоб не остывало. И как начнёт кашель донимать, чайную ложечку мёда и двумя-тремя глоточками из термоса запей. Конечно, попробуй. Родные и близкие как? В порядке? Ох, Иосиф Наумыч, да кому сейчас легко... А бизнес как идёт? Да?.. Но что ж делать... Налоги правительство определяет, тут уж никуда не денешься. Но ничего, Иосиф Наумыч, есть у меня для тебя приятное известие. Поговорили нужные люди с нужным человеком... Будем надеяться, что надежно... Уровень главы районной администрации устроит? Да, с самим. Обещал зелёную улицу на аренду. Так что скоро магазин откроешь... Постучим по дереву, чтоб не сглазить... И будем надеяться. Ну что ты, Наумыч, какой коньяк. Кофе сейчас допить не успел. Потом как-нибудь. Иосиф Наумыч, у меня к тебе вот какой вопрос: помнится, ты был вхож в некое консульство... Ах, до сих пор вхож... Отлично. Просто замечательно. Иосиф Наумыч, меня интересует, не собирается ли кто-нибудь из этого представительства сегодня или завтра выехать за пределы нашей необъятной... Под каким соусом спросить? Давай обкидаем вместе. Спросить надо аккуратненько, чтоб наши уши не вылезли. Там знают, что ты собираешься открывать антикварный магазин? Отлично. Тогда попробуем вот так. Тебе нужны деньги... Совершенно верно, кому они не нужны. Но тебе нужны срочно. На открытие магазина. У тебя есть некоторые деловые контакты с неким лицом за рубежом. И ты хочешь срочно переправить - услуги естественно оплачиваются - ему кое-что из антиквариата. Не иконы, конечно, шестнадцатого века и не Фаберже, и не подлинник Ренуара, но тоже стоящее денег и небольшого объема. Но у тебя этого пока на руках нет, вот-вот должны подвезти. И ты как бы мечешься: не хочешь упустить возможность для переправки, и нет вещи на руках. Будет предлог периодически справляться: едут - не едут. Нет, переправлять ничего не нужно: не успели подвезти - и всё. К нам просьба от руководства: узнать - едут ли и если едут, то когда... А чтобы не было у них сомнений, потом можно будет показать кое-какие вещицы, вот, мол, что переправить хотел. Своё покажешь, или мы из конфиската найдём. Такая идея годится? Тогда давай обкидаем детали...
  Пока Вельчинский и Иосиф Наумович думали вместе, Андрей исполнил поручение Вельчинского, вернулся и доложил:
  - Какие-то шевеления в консульстве происходят, но пока ничего конкретного.
  - Понятно. Почти наполовину. Чай-кофе пил?
  - Нет ещё.
  - Молодец. Мне минут через тридцать-сорок должны отзвониться, пока ждём, давай по кофейку. Пойдём в машину, термос освободим. Потом свеженького заварим.
  - Пойдём, - Андрей развернулся на выход.
  - И, Андрюш, имей ввиду, - продолжил Вельчик по пути, - папа Вова попросил, просил, кстати, очень нежно и очень убедительно, чтобы до завтра они с этими документами не только уезжать, и рыпнуться не смели.
  - По-ня-тно. - Протянул Андрей. - А как?
  - Будем думать.
  - А может быть, позаимствовать? Без предварительной договорённости.
  - Не зря говорят: хороший разведчик и в мирной жизни вор...
  - ...а хреновый разведчик всегда голодный, - зло ответил Андрей. Но не на Вельчинского то зло было направлено: - Нет их, Серёжа, разведчиков. Разогнали. Всех разогнали! Не нужна больше разведка России! Хорошо вы, антитеррор, пока на плаву, было куда, после пинка под зад, попроситься. Поработаю в этой Службе, пока и её, в угоду потенциальным друзьям, не разгонят.
  - Будем надеяться: уцелеем. А пока надеемся, расскажи-ка, Андрюшенька, как такое могло получиться: тебя Отечество учило-учило, как нужно Родину-Мать защищать, а ты чем за науку отблагодарил? Вэушку[1] в штабе РВСН бабахнул.
  - Ты откуда знаешь?
  - В выходной в пивнухе посидел, пивка попил, людей послушал. Пьянчужки тамошние об этом рассказывали.
  - Да, эти могли рассказать. Они в курсе.
  - Тогда добавь подробности. Какие можно.
  - Рассказывать особо, нечего. Всё скучно и примитивно: сдал зачёт, и ничего личного.
  - Не набивай цену, Андрюша, аплодисментов перед спектаклем всё равно не дождёшься. Да и после спектакля тоже.
  - Сам увидишь. На зачёт получил задание: Вывести из строя штаб одной из частей "ядерного зонтика" условного противника.
  - Противник - условный, а в/ч наша, родная и настоящая. Хм!
  - А где ж её, условную, на нашей территории взять? Деваться некуда. Изготовил необходимые документы прикрытия, взял с собой два ИВУ[2]. Соответствующую форму надел, пристроился к тем, кто на смену шёл, с ними на территорию и прямиком к бункеру. Одно ИВУ заложил на техническом этаже в кабельной выгородке. Но этого мало, вторую надо в "мозги" втыкать. А мозги искать не просто - стены одинаковые, двери одинаковые, полы одинаковые - никакого ориентира. Но нашёл: ковровые дорожки на полу подсказали. Товарищи Большие Звёзды и тут не как все люди, даже тут им надо показать, что другие им не чета. Оставил привет от нашей службы, и на выход.
  - За сданный зачёт, товарищам с большими звёздами коньячок поставил?
  - Не-а.
  - Ну, хотя бы, спасибо сказал?
  - Не-а.
  - До чего же Вы, товарищ старший лейтенант, неблагодарный человек!
  - Очень даже благодарный. Через полчаса после моего ухода, и командование, и службу охраны штаба обе "ивушки" поблагодарили. Вреда не причинили, но хлопнули и дыму напустили будьте-нате.
  - Вот ты каков, северный олень! И вот она, одна из составляющих, нашего неадекватного, но действенного ответа вражьей системе ПРО.
  - Был, Серёжа, ответ. Был да сплыл. В прошлом остался. Теперь у нас нет потенциальных противников, сплошь одни вероятные друзья.
  - Да-а... И что наверху думают!
  - Не могу сказать. Рискованно наклоняться к их думающему органу - вдруг ветры оттуда подуют. Потом не отдышишься и не отмоешься. Но не это самое печальное, Серёжа. Самая беда в том, что ошибки предшественников никого и ничему не учат. Службы, подобные нашей, уже разгоняли. И не единожды. В предпоследний раз, когда появилось ядерное оружие. Решили: война будет вестись на дистанциях огромного размера, следовательно, не только спецподразделения, но и оружие ближнего боя теперь анахронизм и место всему этому в музее да на свалке.
  - Да, песня старая. Малой кровью и на чужой территории. Но уже с новой мелодией и на новом витке спирали.
  - Так и есть. И только когда увидели, что бункеры и командные пункты можно уничтожить исключительно прямым попаданием ядерной бомбы (а попробуй, попади!) и после того, как американцы ракетой-перехватчиком сбили свою стратегическую ракету с имитатором ядерной боеголовки, только тогда, уже в конце шестидесятых, опомнились и принялись восстанавливать наши службы.
  - Значит, после ваших курсов один офицер-выпускник равняется одной ядерной бомбе, - констатировал Вельчинский.
  - Не знаю, Серёжа, нет у меня такой рулетки, чтоб измерить. Но то, что наши бойцы при наступлении "особого периода", во время "Ч" или по свистку, в одиночку или в составе группы, уничтожат конкретную цель, будь то стратегический объект или лидер противодействующей структуры, это без вопросов. Понадобится, и техногенную катастрофу устроим, а все будут убеждены - несчастный случай или трагическое стечение обстоятельств. С террористами на их языке говорить умеем, а потому доходчиво. Не так давно наших дипломатов захватили... Помнишь?
  - Да, помню.
  - МИД по-хорошему попросил: "Отдайте". Те: "Не отдадим". Не отдадите, тогда получите. И получили родственники одного из главарей посылку, а в посылке его голова. При голове письмо главному главарю и в нём один единственный вопрос: "Угадай с трёх раз: чья голова будет в следующей посылке?" Угадал. С первого раза. Уже на другой день и дипломатов вернули, и даже компенсацию, им за причинённые неудобства, а МИДу за непредвиденные хлопоты, выплатили. А сейчас, Серёжа, специалисты такого уровня подготовки и такого класса исполнения, нашему правительству не нужны. Это у царя-батюшки не было друзей, чужих стран правителей. Зато у России были два верных и надёжных союзника: Российская Армия и Российский Флот. А сейчас с Западом "конкретно" забратались, и брателлам в угоду "Вымпел", подразделение высочайшего класса, сначала внутри страны заперли, а потом, будто в издёвку, милиции подарили. Что ж им вместе с ОМОНом на демонстрациях обнищавших матерей и голодных пенсионеров "демократизаторами" лупить? Естественно, элитнейшее, высококлассное подразделение спецназа, распалось. КУОС расформировали, нас разогнали. А мировой опыт последних десятилетий говорит только об одном: в военных конфликтах удельный вес разведывательно-диверсионных методов всё возрастает и возрастает. Потому-то брателлы-штатники ни одной своей базы не закрыли, и свой спецназ оставили в целости и сохранности. Продолжают на тех базах готовить высококлассных разведчиков-диверсантов и для своих нужд, и для угодных им государств. У нашего нынешнего президента чуть не в каждой стране по другу-президенту, зато у страны ни одного союзника. Забугорным политикам мы и в прихожую на роль коврика не нужны, а своих, Армию, Флот и спецслужбы наши правители в такую клоаку затолкали...
  - Ты б, Андрюша, неудовольствия свои поделикатнее излагал.
  - А чего мне бояться? Выгонят? Пусть. Без работы не останусь. У частников в месяц получать буду больше, чем здесь за год. Одно, Серёжа, обидно, и очень даже обидно: шёл страну защищать, а придётся воров да бандитов охранять. Мы ведь готовились не политикам угождать и не карманы набивать, а стране своей служить.
  - Я не про боязнь, Андрюша. Я про другое: отвечать верностью на верность - не велика доблесть. Мать - будь она больна, ленива или даже на стакан не безмятежно смотрит - всё равно мать. И страна - не абстрактная территория. Это мать, отец, бабушка, дедушка, прабабушка, прадедушка. И все предки, от которых я род свой веду. Так же и потомки: дети, внуки, правнуки. И все последующие поколения, пока род не прекратится. Бессмертие, Андрюшенька есть. Не знаю, как исполняется то, что написано в религиях и философиях - я не поп и не философ, но в жизни бессмертие я понимаю так: от предков пришёл и продолжусь в потомках. И если про одно, смертное поколение, сказано: "из земли взят, в землю и уйдёшь", то бессмертным, - всему роду - надо где-то существовать. И в поколениях, и в веках. И если я принял от предков землю обитания, то обязан её сохранить, а потребуется, защитить, и передать в целостности и сохранности детям, внукам и, если хватит жизни и здоровья, правнукам. В любом случае - потомкам. В этом и есть жизненное бессмертие. И, прости, повторюсь: Пусть косоглаза и нерадива моя мать. Но она моя мама. А мы люди в погонах. И как я понимаю: одно из главных назначений людей в погонах - исправлять последствия ошибок и просчётов политиков. Не все они неумные, не все ренегаты, в политике немало честных и порядочных людей, но все - люди. А человеку, банальность, но никуда не денешься - свойственно ошибаться. А человек в погонах крайний. Как машинист на железной дороге: не завернёт слесарь гайку на тормозной тяге - машинист увидит и исправит, переведёт стрелочник стрелку на занятый путь или диспетчер направит поезда друг другу навстречу - машинист и их ошибки сможет исправить: вовремя затормозит. А исправлять ошибки машиниста некому - он крайний. Так и человек в погонах: не последний, но крайний. Это подлинно не только для Госбезопасности, но и для всех, кто носит погоны.
  - Но это же не справедливо.
  - Справедливо, Андрюша. Мы приняли присягу на верность своей стране, а они её не принимают. Так что, какой с них спрос... Не больше, чем с колхозного конюха. Однако ж нет, с конюха спрос больший: падёт конь, с него непременно взыщут.
  - А падёт страна - политику памятник поставят и его фамилией улицу, а то и весь город назовут.
  - Нет, Андрюша, этого не будет. Для того мы, люди в погонах, и существуем, чтобы не пала наша страна. Не имеем права допустить. И политик политику рознь, не надо всех подряд одной чёрной краской мазать.
  
  Владимир Геннадьевич приехал в Управление рано утром, как только мосты свели. После вчерашнего чувствовал себя, сурово, но вполне работоспособно. К началу рабочего дня подбил давешние недоделки. Позвонил:
  - Андреич, зайди.
  Трахимыч, в миру подполковник Валентин Андреевич Трофимов, Трахимычем стал после назначения его заместителем начальника отдела. До той поры был просто Трахимом. А прозвище свое принес из веселой студенческой поры, и снискал его не столько фамилией, сколько любвеобилием. Жил он на Васильевском острове, занимал большую, но тесную квартиру. Тесную, потому, что с ним, кроме жены и детей, проживало несметное число родственников: тетушки, дедушки, бабушки, прабабушки, прадедушки и пра... пра... Бог знает, до какого колена. Иные из них, с возрастом, в памяти своей возвратились в молодые годы, да там и остались. И так как каждый возвратился в свое время, то беседы их нередко приводили к спорам. Один говорит:
  - По телевизору объявили: скоро праздник, День Победы в Отечественной войне. Надо бы отметить.
  И другой соглашается:
  - Конечно отметим. Славно наши деды этому хвастливому Бонопартишке загривок намяли.
  На этом согласие заканчивалось, и начиналась распря: с кем же была Отчественная война, с французом или с германцем, и кому намяли загривок, хвастливому Бонапарту или бесноватому Гитлеру. А самая престарелая, Апполинария Елпидифоровна, на каждый полуденный выстрел с Петропавловки вздрагивала и возмущалась:
  - Опять этот злодей, поручик Каховский, в генерала Милорадовича пистолетом выстрелил!
  В силу прожитых лет и перенесенных лишений, родственники Валентина Андреевича крепким здоровьем не отличались. И он постоянно хлопотал то о консультации у врача, то о месте в больнице, то о путевке в санаторий. В некоторых лечебницах у него за долголетние мытарства, оказались почти забронированные места, и он возил туда своих престарелых родственников на обмен. Бабушку заберет, тетушку на её место положит, дедушку выписывают, а на освобождающуюся койку прадедушку оформляют. Владимир Геннадьевич порой ворчал на своего заместителя за использование служебного времени в личных целях, но больше для порядка, чем за дело. Потому что Валентин Андреевич домой сильно не рвался и, распределив родственников по койко-местам, неделями мог пребывать на работе. А чтобы род не иссяк, с женой встречался на какой-нибудь из явочных квартир. И довольно успешно - произведенных их усердием потомков насчитывалось ещё больше, чем живых предков.
  - Как съедили?
  - Ай... - Трофимов махнул рукой. - По большому счёту, собираются выйти на свой берег Нарвы, снять штаны и показать голые задницы нашему берегу.
  - Со своего пусть показывают, хоть задницы, хоть передницы. Их дела. На наш берег лезть не собираются?
  - По имеющейся информации - нет.
  - Всё-равно, ситуацию держи под постоянным контролем. Эстонцы народ горячий, мало ли распаляться. И если вздумают поплавать, чтобы пловцов сразу с берега и в авоську, а не бегать за ними и не отлавливать на нашей территории. Поэтому подготовь, на всякий случай необходимое.
  - Понятно. Сделаю.
  - Что-то я Кипятка в строю не наблюдаю?
  - После мероприятия отсыпается. До обеда. Я вечером вернулся, а он только к утру.
  - Тогда ладно. А эти, оба-трое, - Георгиев указал на рапорта об отставке, - где?
  - Здесь.
  - Пусть перепишут свои писюльки. Но число не ставят. И сразу же зайдут ко мне. Ты тоже с ними зайди.
  Трое вошли вместе с Трофимовым. Трофимов сел у начальственного стола, а оперативники стали перед столом в шеренгу.
  Владимир Геннадьевич прочитал рапорт каждого и разложил пасьянсом перед собой. Повернулся к Трофимову:
  - Андреич, объясни этим обидчивым мальчикам... Мальчикам, которые до сих пор не поняли, что они российские офицеры. Объясни им, что должен делать настоящий мужик, когда мерзавцы хотят его дом спалить? Что он должен делать? Размазать по щекам слезы с соплями и из дома убежать? Или ещё что? Это ты им потом объяснишь, когда из кабинета уйдёте. И ещё скажи, если сами не додумались... Разум учит: крепись и держись; совесть требует: служи; а хилая натура подзуживает: беги и прячься. Пусть решают, как им жить: по разуму и совести или по хилой натуре. Видишь ли - унижаться они не хотят! Работать надо на профессиональный результат, а не на похвальбу и спокойствие. А сейчас... Сейчас передай: я даю им три дня. Три дня, чтобы разработали мероприятия по нейтрализации этой группы. А по прибытии её - реализовали. Справятся, порву эти писюльки, - приподнял двумя пальцами уголок одного из рапортов. - Не справятся, их проблемы - подпишу, и пусть убираются куда хотят. А сопливые носы я утирать не собираюсь. Других забот хватает. Всё. Скажи им: могут идти. Вот так вот.
  "Оба-трое" старательно, но не слишком в лад - все-таки не кремлёвские курсанты, развернулись через левое плечо, и вышли из кабинета.
  Когда они ушли, Владимир Геннадьевич потребовал:
  - Позови Вельчика. Надо обкидать, что и как у него.
  Первым делом у Вельчинского спросил:
  - Удалось задержать переправку?
  - Да. Заслали дезу: в разработках обнаружена ошибка, чтобы её устранить привлекли смежных специалистов и пока не нароют, все движения по этой теме приостановлены. А дезу подготовили...
  - Не забивай мне голову деталями, она у меня не безразмерная. Подумаем о другом: как предотвратить вывоз.
  Подумали. И, особо не изощряясь, надумали: Ошибку в расчетах, вроде бы, нашли. Но при пробном пуске сымитировать аварию и после этого с чистой совестью, полной откровенностью и предельной искренностью заслать маловероятным друзьям новую дезу: идея оказалась неперспективной, увеличивать дальность полёта "Волны" признано нецелесообразным и все работы в этом направлении прекращены.
  - Всё это хорошо, Геннадьич, да только всё это временное, - с сомнением качнул головой Вельчинский. - Как только те из наших политиков, которые записали себя в общечеловеки, пронюхают, что это деза, тотчас инфу своим забугорным другалькам за жменьку мятых, но зелёных рублей втюхают. Ведь среди них же оказался источник утечки секретной информации, и они помогли импортным дипломатам получить документы о возможности увеличить дальность "Волны". Слава Богу, не конкретные разработки. И впредь к бабке гадать не ходи, случая не упустят.
  - Наше дело, товарищ майор, своим конкретным делом заниматься: доложить руководству, как можно предотвратить дальнейшую утечку информации по этой теме и подвести ситуацию к тому, чтобы переданная дипломатам информация оказалась лежалым товаром. А гадать... Всё равно не отгадаем, что общечеловеки, как ты их называешь, отчебучат. Вот так вот.
  И прав оказался полковник Георгиев. Уже к вечеру поступила сигнальная информация, которая через день подтвердилась официально: в качестве жеста доброй воли, демонстрируя своё миролюбие и ориентированность на общечеловеческие ценности, Правительство, вняв настоятельным просьбам вероятных друзей, снимает с вооружения четырёхсоткилометровые ракеты "Волна" и уничтожает их. Потому что, как изложили "вероятные" в своей челобитной, "Волна" для них - неперхватываемая ракета. А чтобы создать сколько-нибудь надёжные средства противодействия "Волне", пришлось бы им потратить не один год времени и около 120 миллиардов долларов[3].
  
  Вернулись к Управлению, но из машины сразу не вышли, сидели, негромко разговаривали на общие темы. Представление о присвоении майору Вельчинскому очередного воинского звания подполковник, достоверно известно, подписано, и потому Сергей несколько благодушествовал. Андрей больше ворчал на политиков. Потом помолчал недолго, и неожиданно зло ругнулся:
  - Сволочи! И подонки!
  - Ты кому в любви объясняешься?
  - Тем, кто заслужил. Всё по просьбе вероятных друзей... Вспомнилось сейчас... Даже космический истребитель с лазерным вооружением, свели с орбиты и утопили в Тихом океане. Ну, если вероятные друзья ведут себя, как привередливая барыня, то Верховный Правитель наш никак не крепостной крестьянин Герасим, а боевой спутник "Скиф-ДМ" не дворняжка Му-Му. С чего бы, вдруг, такая покорность?
  - Ах, вот ты про что. Ну, "ДМ" относительно боевой. Он хоть и вооружён, но всё-таки экспериментальный, а на следующей модификации "Скиф-Стилет" полагалось не только лазерное, но и более действенное вооружение.
  - И что именно?
  - Потом покажу. А у тебя откуда такая точность, что "Скиф" был сведён с орбиты, а не сошёл сам из-за аварии?
  - Все, с кем разговаривал, убеждены в этом. И люди связанные с космическими разработками, так же считают.
  - Понятно.
  В кабинете Вельчинский достал из сейфа тоненькую папку, положил перед Андреем.
  - Ознакомься. Гриф на ней не стоит, но после того как прочитаешь и усвоишь, забудь, что держал её в руках.
  - Бу-сделано, - раскрыл папку, взял первый лист.
  
  Сообщение ТАСС от 15.05.87г. "В Советском Союзе начаты лётно-конструкторские испытания новой мощной универсальной ракеты-носителя "Энергия", предназначенной для выведения на околоземные орбиты как многоразовых орбитальных кораблей, так и крупногабаритных космических аппаратов научного и народнохозяйственного назначения. Двухступенчатая универсальная ракета-носитель... способна выводить на орбиту более 100 тонн полезного груза... 15 мая 1987 года в 21 час 30 минут московского времени с космодрома Байконур осуществлён первый запуск этой ракеты... Вторая ступень ракеты-носителя... вывела в расчетную точку габаритно-весовой макет спутника. Габаритно-весовой макет после разделения со второй ступенью должен был с помощью собственного двигателя быть выведен на круговую околоземную орбиту. Однако из-за нештатной работы его бортовых систем макет на заданную орбиту не вышел и приводнился в акватории Тихого океана".
  "Программа полета "Скифа-ДМ" включала в себя 10 экспериментов: четыре прикладных и 6 геофизических. Эксперимент ВП1 был посвящен отработке схемы выведения крупногабаритного КА по безконтейнерной схеме. В эксперименте ВП2 проводились исследования условий выведения крупногабаритного КА, элементов его конструкции и систем. Экспериментальной проверке принципов построения крупногабаритного и сверхтяжелого КА (унифицированный модуль, системы управления, терморегулирования, электропитания, вопросы электромагнитной совместимости) посвящен эксперимент ВП3. В эксперименте ВП11 планировалось отработать схему и технологию полета.
  Программа геофизических экспериментов "Мираж" была посвящена исследованию влияния продуктов сгорания на верхние слои атмосферы и ионосферы. Геофизические эксперименты ГФ-1/1, ГФ-1/2 и ГФ-1/3 планировалось проводить при работе двигательной установки "Скифа-ДМ". Эксперимент ГФ-1/1 был посвящен генерации искусственных внутренних гравитационных волн верхней атмосферы. Целью эксперимента ГФ-1/2 было создание искусственного "динамо-эффекта" в земной ионосфере. Наконец, эксперимент ГФ-1/3 планировался для создания крупномасштабных ионообразований в ионо- и плазмосферах (дыр и дактов). "Скиф" оснащался большим количеством (420 кг) газовой смеси ксенона с криптоном (42 баллона, каждый емкостью 36 л) и системой выпуска его в ионосферу".
  - Вот это да-а-а!!!
  - Ты про что?
  - Про динамо-эффект и, особенно, про дыры и дакты.
  - Угу. С ними шутки плохи.
  "Схема выведения аппарата "Скиф-ДМ" 15 мая 1987 года была следующая: Через 212 сек после контакта подъема на высоте 90 км сбрасывается головной обтекатель. Это происходит следующим образом: в Т+212 сек производится подрыв приводов продольного разъема обтекателя, через 0,3 сек происходит подрыв замков первой группы поперечного разъема ГО, еще через 0,3 сек подрываются замки второй группы. Наконец в Т+214,1 сек производится разрыв механических связей головного обтекателя и он отделяется.
  В 20 часа 30 минут (21:30 ДМВ, 17:30 GМТ) прошёл сигнал "Контакт подъёма", отошла площадка 3 ЗДМ, от "Скифа-ДМ" отделился переходный стыковочный блок. Огромная ракета ушла в ночное небо. В первые секунды полета в бункере управления возникла легкая паника. После отрыва от стыковочно-опорной платформы (блок Я) носитель сделал сильный качок в плоскости тангажа. В принципе, этот "кивок" был заранее предсказан специалистами по системе управления. Он получался из-за заложенного в систему управления "Энергии" алгоритма. Через две секунды полёт стабилизировался и ракета ровно пошла вверх.
  Две ступени "Энергии" отработали успешно. Через 460 секунд после старта "Скиф-ДМ" отделился от ракеты-носителя на высоте 110 км. При этом орбита, точнее - баллистическая траектория имела следующие параметры: максимальная высота 155 км, минимальная высота минус 15 км (то есть перицентр орбиты лежал под поверхностью Земли), наклонение плоскости траектории к земному экватору 64.61 град.
  В процессе разделения без замечаний сработала система увода аппарата с помощью 16 РДТТ. Возмущения при этом были минимальны. Поэтому по данным телеметрической информации сработал лишь один РДТТ системы компенсации угловых скоростей по каналу крена, что обеспечило компенсацию угловой скорости 0,1 град/сек по крену. Через 52 секунды после разделения начался маневр "перевертона" аппарата. Затем в Т+565 сек произошел отстрел донного обтекателя. Через 568 сек. была выдана команда на отстрел крышек боковых блоков и защитной крышки СБВ. Тут случилось непоправимое: двигатели стабилизации и ориентации ДСО не остановили вращение аппарата после его штатного разворота на 180 градусов. Несмотря на то, что "перевертон" продолжался, согласно логике работы программно-временного устройства прошло отделение крышек боковых блоков и системы безмоментного выхлопа, раскрытие антенн системы "Куб", отстрел крышек датчиков инфракрасной вертикали. Затем, на вращающемся "Скифе-ДМ" включились двигатели ДКС. Не набрав нужной орбитальной скорости космический аппарат пошел по баллистической траектории и упал туда же, куда и центральный блок ракеты-носителя "Энергия" - в воды Тихого океана.
  Из заключения комиссии: "...Функционирование всех агрегатов и систем КА... на участках подготовки к пуску, совместного полета с ракетой-носителем 11К25 N6СЛ, отделения от ракеты-носителя и автономного полета на первом участке до выведения на орбиту прошло без замечаний. В дальнейшем на 568 секунде от срабатывания КП (контакт подъема) из-за прохождения непредусмотренной циклограммой команды системы управления на отключение питания усилителей мощности двигателей стабилизации и ориентации (ДСО), изделие потеряло ориентацию.
  Таким образом, первый импульс доразгона штатной длительности 384 секунды выдавался при непогашенной угловой скорости (изделие совершило примерно два полных оборота по тангажу) и через 3127 секунд полета, вследствие неполучения требуемой скорости доразгона, совершило спуск в акваторию Тихого океана, в районе зоны падения блока "Ц" ракеты-носителя. Глубины океана в месте падения изделия... составляют 2,5-6 км.
  Отключение усилителей мощности произошло по команде блока логики 11М831-22М по получении метки от бортового программно-временного устройства (ПВУ) "Спектр 2СК" на сброс крышек боковых блоков и защитных крышек системы безмоментного выхлопа изделия... Ранее на изделиях 11Ф72 эта метка использовалась для раскрытия панелей солнечных батарей с одновременной блокировкой ДСО. При переадресовке метки ПВУ-2СК на выдачу команд на сброс крышек ББ и СБВ изделия... НПО "Электроприбор" не учло завязку по электроцепям прибора 11М831-22М, блокирующего работу ДСО на весь участок выдачи первого корректирующего импульса. КБ "Салют" при анализе функциональных схем СУ разработки НПО "Электроприбор" также не выявило эту завязку.
  Причинами невыведения изделия... на орбиту являются:
  а) прохождение непредусмотренной циклограммой команды СУ на отключения питания усилителей мощности двигателей стабилизации и ориентации в ходе программного разворота до выдачи первого импульса доразгона. Такая нештатная ситуация не была выявлена в ходе наземной отработки из-за непроведения головным разработчиком системы управления НПО "Электроприбор" на комплексном стенде (г. Харьков) проверки функционирования систем и агрегатов изделия... по полетной циклограмме в реальном масштабе времени.
  Проведение аналогичной работы на КИСе завода-изготовителя, в КБ "Салют" или на техническом комплексе было невозможно поскольку:
  - заводские комплексные испытания совмещены с подготовкой изделия на техническом комплексе;
  - комплексный стенд и электрический аналог изделия... в КБ "Салют" были демонтированы, а оборудование передано для укомплектования штатного изделия и комплексного стенда (г. Харьков);
  - технический комплекс не был оснащен предприятием НПО "Электроприбор" программно-математическим обеспечением.
  Отсутствие в аппаратуре СУ разработки НПО "Электроприбор" телеметрической информации о наличии или отсутствии питания на усилителях мощности двигателей стабилизации и ориентации".
  В контрольных записях, которые делали самописцы при проведении комплексных испытаний, факт отключения усилителей мощности ДСО был зафиксирован. Но времени на расшифровку этих записей не оставалось - шла спешная подготовка к запуску "Энергии" со "Скифом-ДМ".
  При запуске комплекса произошел курьезный случай. Енисейский Отдельный командно-измерительный комплекс N4, как и было запланировано, приступил на втором витке к проведению радиоконтроля орбиты запущенного "Скифа-ДМ". Сигнал на системе "Кама" был устойчивый. Каково же было удивление специалистов ОКИК-4, когда им объявили, что "Скиф-ДМ", не завершив и первого витка по орбите, канул в воды Тихого океана. Оказалось, из-за непредусмотренной заранее ошибки ОКИК принимал информацию с совершенно другого космического аппарата. Подобное случается иногда с аппаратурой "Кама", имеющей очень широкую диаграмму направленности антенн.
  Невзирая на неудачный полет "Скифа-ДМ", получено много необходимой информации. Прежде всего, получен весь необходимый материал по уточнению нагрузок на орбитальный корабль 11Ф35ОК "Буран" в обеспечение летных испытаний комплекса 11Ф36 (индекс комплекса, состоящего из ракеты-носителя 11К25 и орбитального корабля 11Ф35ОК "Буран"). При запуске и автономном полете аппарата были выполнены все четыре прикладных эксперимента (ВП-1, ВП-2, ВП-3 и ВП-11), а также часть геофизических экспериментов ("Мираж-1" и частично ГФ-1/1 и ГФ-1/3).
  "...Тем самым, общие задачи пуска изделия..., определенные задачами пуска, утвержденными МОМ и УНКС, с учетом "Решения" от 13 мая 1987 года по ограничению объема целевых экспериментов, были выполнены по числу решенных задач более чем на 80%. Решенные задачи охватывают практически весь объем новых и проблемных решений, проверка которых планировалась при первом пуске комплекса...
  Летными испытаниями комплекса... в составе РН 11К25 N6СЛ и КА "Скиф-ДМ" были впервые:
  - подтверждена работоспособность РН сверхтяжелого класса с асимметричным боковым расположением выводимого объекта;
  - получен богатый опыт наземной эксплуатации на всех этапах подготовки к старту сверхтяжелого ракетно-космического комплекса;
  - получен на основе телеметрической информации КА... обширный и достоверный экспериментальный материал по условиям выведения, который будет использован при создании КА различного назначения и МКС "Буран";
  - начаты испытания космической платформы 100-тонного класса для решения широкого круга задач, при создании которой был использован ряд новых прогрессивных компоновочных, конструктивных и технологических решений".
   - Сергей, а ты убеждён, что "...НПО "Электроприбор" не учло завязку по электроцепям прибора 11М831-22М, блокирующего работу ДСО..." и "КБ "Салют" при анализе функциональных схем СУ разработки НПО "Электроприбор" также не выявило эту завязку", - по разгильдяйству, а не по команде сверху?[4]
  - Нет, не убеждён. Но я убеждён в том, что трендеть тебе об этом надо поменьше: пока нет неоспоримых доказательств - это домыслы, а то и вовсе клевета.
  
  "Волну" разрезали. "Скиф" утонул. Красноярскую РЛС разрушили. И сколько ещё утопили, разрезали, разрушили, переправили...
  А на седьмом этаже, и не только там, во всём Управлении, во всём Комитете и все российские люди погоны носящие, порой, от досады зубы стискивали, да кулаки сжимали, но служить продолжали: страну ведь защищать надо.
  
  ______________________________________________
  
  [1] ВУ, взрывное устройство.
   [2] ИВУ - имитатор взрывного устройства.
   [3] Название изменено. Впоследствии, с учётом наработок по этим ракетам, был создан новый, ещё менее уязвимый и более мощный, и с большей дальностью полёта ракетный комплекс.
   [4] Из воспоминаний ведущего конструктора темы "Скиф-ДМ" Ю.П.Корнилова:
  "11 мая 1987 г. Горбачёв прилетел на космодром. 12 мая он знакомился с образцами космической техники, в. т.ч. и военной. Об этом осмотре рассказал в книге своих воспоминаний заместитель начальника космодрома Байконур генерал-майор Анатолий Павлович Завалишин:
  "...К окончанию осмотра вся процессия приблизилась к зоне космических средств боевого применения. Я объяснил назначение спутника ИС, при этом, не забыв сообщить о боязни-неприязни к этому старому спутнику леди Тетчер. Далее перешёл к одиночному спутнику системы "Наряд" и охарактеризовал первый макет спутника для противоракетной обороны. Горбачёва заинтересовал макет спутника активного противодействия. Увидев это, я сразу же обратился с просьбой о разрешении проверки выбранного принципа, напомнив, что США уже проводили эксперименты системы ASAT с уничтожением своих отработавших спутников. Обещал, что придумаем любую легенду и обставим эксперимент так, что и "комар носа не подточит". Но Горбачёв советовал провести все испытания и проверку принципа нацеливания и управления не в космосе, а в направлении центра Земли (под землей). Я с таким поворотом не мог согласиться, вступил в полемику, напомнив генсеку, что политика политикой, а нужно иметь оружие, которое хотя бы не уступало по характеристикам существующим образцам техники вероятного противника. Напомнил о второй мировой войне и о первоначальном отношении к "катюшам", но Горбачев пустился в путаные многословные объяснения, итогом которых был вежливый, но твердый отказ".
  13 мая во Дворце офицеров состоялась встреча Горбачёва с военными и гражданскими работниками Байконура. Горбачёв говорил долго, хвалил работников космодрома и создателей космической техники. Не забыл в своей речи пройтись и по "милитаристским кругам Запада". Он заявил:
  "...Наш курс на мирный космос не признак слабости. Он является выражением миролюбивой внешней политики Советского Союза. Мы предлагаем международному содружеству сотрудничество в освоении мирного космоса. Мы выступаем против гонки вооружений, в том числе и в космосе... Наши интересы тут совпадают и с интересами американского народа, и с интересами других народов мира. Они не совпадают с интересами тех, кто делает бизнес на гонке вооружений, хочет добиться через космос военного превосходства... Именно с этих позиций мы и оцениваем так называемую Стратегическую оборонную инициативу, которую стремиться осуществить американская администрация... Мы категорически против переноса гонки вооружений в космос".
  Как написал позднее Губанов, последний тезис Горбачева отвечал нам на все вопросы относительно нашего будущего. Стало ясным, что ждет "Энергию". Л.Н.Зайков после моего приглашения Горбачеву побывать на первом пуске "Энергии" сказал мне: "Неужели тебе не ясно, что, если останется Михаил Сергеевич на пуск и произойдет авария, то весь мир будет говорить, что даже Генсек не помог, а если все будет в норме, то скажут, что Генсек заворачивает гонку вооружений?.." Ясно было особенно последнее - мы перестаем укреплять ядерный щит".
  И независимо от результатов пуска дальнейшая судьба всего "скифова племени" была решена. А происшедший при запуске аппарата отказ, помешавший его выходу на орбиту, стал лишь дополнительным аргументом "против".
  В мае 1993 г. были прекращены все работы над РН "Энергия" и ОК "Буран". Это стало последней точкой в истории "племени скифов".
  
  
  
  
  * * *
  
  А. Тиранин
  С. Румянцев
  
  
  Мирный Атом
  
  В феврале девяносто четвёртого года, Георгиев уже был на пенсии, из НИ[1] поступила СИ. Информация была бы анекдотической, если б не оказалась страшной: Перемещаются по городу Санкт-Петербургу три молодца: столяр-плотник и иже с ним два неустановленных лица. Ходят, едва ли не обнимая стеклянную банку. А банка ураном наполнена. И ищут, кому бы ту банку вместе с содержимым по дешёвке сбыть.
  Информация острая, потому на встречу с Копеловецем поехал нынешний начальник отдела подполковник Румянцев:
  - Наумыч, тебе дома или в магазине по столярке что-нибудь сделать надо?
  - А что такое? - Насторожился Наумыч.
  - У человека твоей национальности спрашивают: "Наумыч, а почему вы евреи всегда отвечаете вопросом на вопрос?" Наумыч отвечает... - Сдеалал паузу.
  - А что? - Озвучил ответ Иосиф Наумыч.
  - А то, Наумыч. Интересует нас человек, столяр и плотник в одном флаконе. Надо с ним познакомиться.
  - Делать, конечно, надо. Вот лоджию хотел остеклить. Но дорого всё, Сергей Юрьевич. И работа, и материалы.
  - Куда денешься: капитализм.
  - Да, никуда не денешься. И заработать, вроде, разрешили. Зато налоги какие! И конкуренты...
  - Наумыч, ты на слезу сильно не дави, и при Советской власти на своём антиквариате не бедствовал.
  - И не наглел тоже.
  - Не наглел, не спорю. Но согласись: к приходу капитализма площадку себе расчистил и соломки подостлал.
  - Какая там площадка? Так, магазинчик...
  - Господин Копеловиц, Ваше степенство, не прибедняйтесь. Сто двадцать метров в центре Питера это не "так, магазинчик", плюс, не забыл, что в добавку к магазину в торговом центре целый отдел арендовать вознамерился.
  - За аренду же платить надо!
  - Не вся жизнь на халяву, Наумыч, надо и вкладывать что-то. Хочешь осенью два мешка картошки накопать, посади весной, по крайней мере, ведро.
  - Ох, Юрьич! Если б такое соотношение...
  - А оборот? На картошку четыре месяца потребуется, а ты за неделю купить-продать управляешься.
  - Всякое случается, бывает, купишь вещь, и она в запаснике пролежит столько, что картошка два раза успеет вырасти.
  - Не без того, в торговле без риска не бывает. Но вернёмся к нашему столяру и плотнику.
  - Надо, Юрьич. Конечно, надо. Но сейчас не потяну. По деньгам. На мели я. Можно сказать, без копейки сижу.
  - Поможем твоему горю, Наумыч, поможем. Ты, главное, нужного столяра найми.
  - Как его звать и где нанимать?
  - Юрой звать и в Пушкине нанимать, - в тон ответил Румянцев.
  - Раз столяр и плотник в одном лице, то работает, наверно, в жилконторе...
  - Скорее всего, - согласился Сергей Юрьевич.
  
  Через несколько дней Иосиф Наумович пропел весёлую песенку, наполовину собственного сочинения:
  Чижик-пыжик, где ты был?
  За ураном я ходил.
  - Ты, рифмач, такие шуточки оставь. Не та тема, - попридержал его ретивость Румянцев.
  - Я и не думаю шутить. Более того: сбытчики утверждают, что уран обогащённый.
  - И где он?
  - В кармане, - похлопал ладонью по правому карману куртки.
  - Наумыч, у тебя что, крыша рухнула?! Посмотри, ничто не оборвалось и в ботинки не провалилось?
  - Нет. Всё на месте. Ночью проверял.
  - Давай сюда!
  - То, что проверял? Не отдам! Самому нужно! И Инга сердиться будет, если отдам. И не только сердиться. Прогонит, да ещё на прощанье побьёт хорошенько: на фига ей без фига, когда с фигами до фига.
  - Уран давай, балагур.
  - Отдам, не жалко, ещё принесут. Говорят, у них этого барахла, как у деревенского дурачка махорки.
  - У них - это у кого?
  - У сантехников жилконторовских.
  - Вот это да! Прав Козьма Прутков: глядя на мир нельзя не удивляться! Стране нужны герои, а женщины рожают сантехников. С неограниченным количеством урана. Да ещё обогащённого. А теперь, Наумыч, хватит цену себе набивать, подробностями делись. Кто эти сантехники? Кто такой столяр-плотник?
  - Так их, подробностей, Сергей Юрьевич, не особенно много. Нанял я столяра лоджию остеклить... Дорого всё... И материал, и работа...
  - Наумыч, не перехлёстывай, денег тебе дали. И на материал, и на работу. Про сантехников выкладывай.
  - Да, сантехники... А сколько времени я потратил, пока столяра нашёл! Ведь не в конкретный адрес и не к полным паспортным данным поехал. Пока нашёл, почти весь Пушкин исползал! И заплатил ему не мало...
  - Кому? Пушкину заплатил? Семён Семёныч!
  - А-а-а! - Подыграл Фридманович, повторил жест Семёна Семёновича Горбункова. - Так я про сантехников и говорю. Закончил столяр работу, расплатился я, а сверх оплаты, на свои угостил его. Специалист хороший, сделал быстро, а мне, мало ли, стеллажи или полки в магазине понадобятся. Выпили, разговорились. Говорю ему: небольшой магазинчик содержу, нет ли у него чего для продажи. А он отвечает, антиквариата нет, но есть уран, по триста баксов за грамм. Но что я могу... Товар не мой, а такие покупатели в моих карманах не водятся. Подумаю, отвечаю, к кому с твоим предложением обратиться, а ты тем временем пробу вези - с пустыми словами к покупателю не пойдёшь.
  - Всё правильно сделал. О себе плотник, который столяр, что рассказал?
  - Толстовцев Юрий Григорьевич, тридцать четыре года, родился в Псковской области. Жена Татьяна, около тридцати лет, двое детей, дочь школьница, сын в детском саду. Работает в жилконторе, номер не называл, да я и не спрашивал, а территориально в Пушкине, но не в центре, ближе к полустанку на 21 километре. Живёт в отдельной квартире, недалеко от места работы. Домашний телефон...
  - Телефон есть, без проблем найдём, где живёт. Спасибо, Наумыч.
  
  В Управлении Румянцев сразу же поднялся к технарям. С предложением:
  - Вова, надо уран на хранение определить...
  И на предложение ответ выслушал:
  - Иди ты, Серёга... Туда, где часы висят. И посмотри на стрелки. У меня уже все сейфы заперты и опечатаны. Завтра принесёшь.
  - А до завтра я его в столе должен хранить? Или домой взять?
  - Вот прилип! Как банный лист!
  Забрал аптечный пузырёк с ураном, сунул его в жестяную коробку.
  - Вова, разве у тебя спецконтейнера нет?
  - Учителей у меня и было выше крыши, теперь ещё один прибавился. А вот со спецконтейнерами, прости, проблемы. Дефицит.
  Но когда отправляли уран в Хлопинский институт, спецконтейнер Владимир всё-таки нашёл. Из института ответ получили: присланное на анализ вещество уран-238, насыщенность (степень обогащения) четыре девятки, вес пробы 53 грамма. Вот такая СИ, в данном случае не сигнальная информация, а суперинформация. Пробу, анализ и сопроводительную бумагу понёс в Шестую службу, начальнику подразделения:
  - Забирайте по принадлежности.
  - И сколько всего?
  - Говорят, сколько надо, столько принесут.
  - Это ж у кого такое богатство?
  - У сантехников в жилконторе.
  - Не постно живут господа сантехники! Допустим, у них килограмм. А теперь давай посчитаем: три с половиной тысячи долларов умножаем на тысячу грамм. Получается три с половиной миллиона.
  - Ты ещё на Иран с Ираком стрелку переведи, те готовы по двадцать тысяч за грамм обогащённого платить.
  - Тут без Ирано-Иракских цен, сам видишь, сумма немаленькая. За такое количество денег убьют запросто. - Паузу взял. И растянул её на минутку. И ответ огласил: - Я так думаю, Серёжа: и по совести, ты это дело начал, и по принадлежности - где гарантия, что не попытаются террористы перехватить - тебе и завершать. Зачем же я хлеб у тебя отбивать буду.
  Ну что ж, раз в Шестой службе люди щедрые, с террористами дел иметь не хотят и рискового хлеба не едят, придётся жевать самому. Отправили ШТ[2] в Москву. И не откладывая, не дожидаясь пока столица надумает, что и как, вызвонил Румянцев Копеловица.
  - Наумыч, просьба к тебе такая: своему Папе Карле, который столяр-плотник, скажи, что предложением заинтересовались. Конкретно, некий прибалт. Ещё конкретнее - эстонец, потому что, сам знаешь, переправка урана и подобных продуктов в Европу осуществляется по каналу через Эстонию. В Питере прибалт будет через несколько дней. Это первое. Второе, получи зацепку для установки героев-сантехников, но сам с ними в контакт не вступай. Начинать надо, не откладывая ни на секунду, наверняка, они ищут других посредников, а упустить уран за кордон мы не можем. Поэтому передай через Папу Карло, что прибалт уже шубу в один рукав надел, и Водяные пусть не рыпаются. А то мало ли на кого нарвутся.
  - От Саддама не подкатили бы...
  - От Саддама вряд ли. Далеко, не успеют, если даже узнают. И не сумеют - придержим, если будут успевать. Ты и придержишь. Лицо у тебя средне-статистическое семитское, купим тебе арафатку, сделаем документы прикрытия на араба, например, на Гасана Абдрахмана ибн-Хаттаба или на Гаруна аль-Рашида, и пойдёшь саддамовским молодцам на перехват - договор о нераспространении ядерного оружия исполнять будем. А вот бандюки, рядом. Эти подкатят в шесть секунд, и товар с руками и с головами оторвут. Но бандитами сильно не стращай, предупреди доходчиво, но слегка, а то с перепугу выбросят уран куда-нибудь подальше, ищи потом. Да ещё, не дай Бог, народ облучат и потравят.
  
  Иосиф Наумыч тут же, из ближайшего автомата, набрал номер Толстовцева:
  - Юрий, приезжай, срочная работа есть. И столярка, и не только... Нет, Юрий, откладывать мы не будем, потому что по сантехнике работа очень срочная. Та работа для двух сантехников, о которой мы уже говорили. Хозяин согласился, нельзя возможность упускать. Если то, что у них есть, материал качественный, то хозяин цену за него даст. Нет, им приезжать пока не нужно. Я знаю тебя и имею дело только с тобой, поэтому перечень работ и условия оплаты передам через тебя. Скорее всего, после того как они просмотрят перечень работ, потребуются какие-то уточнения, так что запиши для меня их телефоны. И я про то же - без уточнений работа редко обходится. Хорошо, Юрий, хорошо, что их телефоны у тебя есть, а сейчас прости, туго со временем - ни секунды у меня, ни грамма. Когда сможешь подъехать? Отлично. Встречаемся на том же месте, возле моего дома. Пока, до встречи.
  Когда Копеловиц и Толстовцев, встретившись, пришли к Иосифу Наумовичу, дома была бабушка Лея Лейбовна. Маленькая, сухонькая, в преклонных летах уже. Но по квартире перемещается необычайно бойко. Правда, при ходьбе слегка припадает на правую ногу. Так и возраст.
  Сели на кухне, и пока бабушка относила с кухни в комнату плетёную из тонкой лозы вазочку со своими лекарствами, Толстовцев бутылку водки на пол, у ножки стола возле стены поставил. От бабушкиных глаз подальше. Несколько яблок - не покупные, всё-таки, со своей дачи, - на стол положил. Бабушка на кухню возвратилась.
  - Иосиф, ты утром рано ушёл? Я даже не слышала, как ты завтракал и ушёл.
  - А как ты могла услышать, если я дома не ночевал.
  - Как не ночевал? Совсем не ночевал?!
  - Совсем.
  - Так это ты, меня, больной бабушка одну в пустой квартири ночью бросил? - Возмутилась Лея Лейбовна. - А если б мне плохо стало? Кто бы мне врача вызвал?! Ты звер! Ты хуже звера! Нахал!
  И сердито поглядывая на внука-разгильдяя вышла из кухни. А, уходя, добавку присовокупила:
  - Марзавец!
  Иосиф Наумович открыл холодильник, посмотрел, что оттуда можно взять на закуску. С подхода не нашёл, а вглубь холодильника лезть не захотел.
  - Бабушка, - крикнул он, - дай нам чего-нибудь покушать.
  - Ты ночью где бил? - Вернулась Лея Лейбовна. С недовольным взглядом, всё ещё обиженная. - Бабушка бросил, а теперь кушать просишь. - Прошлась по кухне, и... Какая ж бабушка может долго сердиться на проказы внука? Лишь укорила: - Позвонил бы, сказал, что не придёшь, - лукаво и, невзирая на возраст, кокетливо улыбнулась. - Я бы себе какой-нибудь дедушка на ночь пригласила.
  Но видно не совсем ещё улеглась её обида и выхода требовала. Посмотрела недовольно на внука, на стол, где лежали принесённые Толстовцевым яблоки, и возмутилась:
  - Что? Он, прынос тольки два яблоки и садится кушать? Нахал!
  - Ты не считай, кто и что принёс, а подавай закуску. А то я сейчас сам в холодильник залезу, и всё что там найду, на стол выставлю.
  Такой вариант Лею Лейбовну явно не устраивал. Достала из холодильника жареную рыбу и салат из свежей капусты.
  - Колбасу ещё давай, сыр.
  - Откуда сыр? Откуда колбаса? Всё давно кончилось.
  - Сам найду, тогда всё съедим, - опять пригрозил внук.
  - Там совсем немного осталось, тебе утром на завтрак.
  - Давай, давай. Утром яичницей позавтракаю.
  Вздохнув, Лея Лейбовна выставила на стол и сыр, и колбасу.
  - Ты опять у этой... У Инги ночевал?
  - А если у неё...
  - Зачем ты к ней ходишь? Она плохая женьсчина.
  - Забодала ты меня своими местечковыми заморочками...
  - У бабушка заморочки, а у тебя нет заморочки: к латышки ходишь, - не сдавалась Лея Лейбовна. - А в ЧК латыши твой дедушка питали. Шубу надевали, в баню на самый верх посадили и газ пустили...
  - Да не газ, бабушка, пар, - поправил Иосиф Наумович. - И потом, Инга не латышка, а литовка.
  - Да, пар, - приняла первую поправку бабушка. А на вторую не среагировала, видимо для неё не было разницы между латышами и литовцами. - И когда дедушка в шубе питали, сказали мне: "Пока не отдашь все деньги, всё золото и всё, что муж пратал - пар пускать будем". И меня приводили, и следователь... У него фамилия нехорошая была, гразная такая: Болотис.
  - Дедушка говорил: Балодис, - уточнил внук.
  - И я говорю: Болотис. И этот Болотис показал мне как мужа в баню на самый верх садили в шубе и пар пускали. И я видела как твой дедушка Исайя со скамейки падал, а его снова сажали на скамейку. И следователь Болотис сказал: "Пока не покажешь где деньги и золото он пратал - ми будим пар на него пускать, и он здесь умрёт". Мне страшно было, что муж умрёт, и я показала, где он пратал. Они долго не верили, что я всё показала. А когда поверили, муж пришёл домой из ЧК и сделал мне синяк на лицо. "Зачем ты отдала, - говорит, - я ещё мог терпеть". А я говорю: "Я боялась, что ты умрёшь". А он говорит: "Я бы не умер, я мог ещё терпеть. А если бы умер, то всё тебе и детям осталось бы". И опять сердился. А потом говорит: "Показывай, что осталось?" И когда увидел, сколько ещё осталось, много осталось, я мало отдала, уже не так сердился, тольки ругался. А ты к латышки ходишь...
  - Бабушка, говорю же тебе: Инга не латышка. И, вообще, мы после работы, устали, дай нам спокойно посидеть, поговорить.
  - Бабушки ночью одну бросил, бабушки весь день одна была, бабушки кушать ему готовила, теперь бабушки не нужна! Звер! Хужи звера! Марзавец!
  - Бабушка, ну что ты ругаешься... Мне с мастером по работе надо дела решить. А мастер уйдёт, с тобой сядем, спокойно чаю попьём, поговорим. Захочешь, весь вечер чай пить и разговаривать будем.
  Когда бабушка вышла, Иосиф Наумыч попросил:
  - Юра, не обижайся на неё за слова и за яблоки...
  - Брось ты, Наумыч. Старые люди редко без странностей бывают. И не странности это: люди пожилые, здоровья нет, заработать уже не могут, поэтому стараются сберечь, то, что есть. И бабушка не из жадности так говорит, о тебе печётся, чтоб утром хорошенько позавтракал и сытым на работу пошёл. Правильно делает: о внуке заботится.
  - Хорошо, что так понимаешь. Доставай, что у тебя на полу. Закусим и о деле поговорим. Сам-то товар видел?
  - Да видел. В двухлитровой банке вот так вот, - прежде чем открыть бутылку, ногтём на ней провёл, показал высоту.
  - Это уже кое-что. То есть, получается килограмма 3-3,5.
  - Где-то так. По весу на трехлитровую банку огурцов похоже. Вот их телефоны, ты просил. Держи.
  Иосиф Наумыч взял бумажку, на несколько секунд взгляд на ней задержал: Аркадий - 470-54-17. Аркадий - Арка; цифры переводятся в буквы, получается: КРН-ПК-ДР. По буквам, слова: КРН - крынка, ПК - персональный компьютер, ДР - дрель. На долю секунды прикрыл глаза, представил во весь "экран": арка его дома, под аркой крынка в мониторе компьютера, а справа присоседилась-прислонилась дрель. Следующий: Борис - 465-92-34, Барка - КШП-ЗБ-ЧК. А в результате: на барке в кашпо забрался чекист. Представил Сергея Юрьевича за таковым занятием. Более чем забавно. Зато этот образ в памяти будет столько дней и лет, сколько для дела потребуется. А телефон, даже вспоминать не надо, прочитается, как в записной книжке: от образа-книжки к словам-странице, от слов к буквам - на странице запись нашёл, от букв к цифрам - номер прочитал. Конечно, по канонам мнемотехники на ЗБ должен быть объект, а не действие, но уж очень завлекательной картинка получилась. Опять увидел: на палубе барки большое кашпо и в него - в чёрных очках, в низко надвинутой шляпе, путаясь в полах серого плаща, мрачно и настороженно озираясь, забирается чекист Румянцев. И не сдержался, негромко фыркнул.
  - Что? - Не понял Юра.
  - Говорю: а на фига мне их телефоны? - Вернул бумажку: телефоны он не переписывал, выучить наизусть времени у него не было, тем более, не такие уж они лёгкие, за те немногие секунды, что их видел - тресни, не запомнишь. Так что контактов, даже косвенных и опосредованных с водяными, Толстовцев подтвердить не сможет. - Лишнее это, Юра. Как только прибалт объявится, выведу тебя на него, а ты на них: чем меньше звеньев в цепи, тем скорее дело сделается. А сейчас не сиди, как в гостях: принёс, так наливай, нечего душу томить.
  - Запросто. И рука не дрогнет.
  Выпили, закусили.
  - Ещё, Юра, просьба прибалта, даже не просьба, требование: приедет он с деньгами, с деньгами немалыми и, само собой, остаться без денег, причём, без серьёзных денег и без товара не хочет. Поэтому твои ребята пусть эти дни сидят тише мышек. Начнут с товаром ещё к кому соваться - мало ли бандюки пронюхают. Отнимут и товар, и деньги, да ещё, чего доброго, по башке дадут.
  - Да, - согласился Толстовцев, - бандюки могут: всё отобрать и по бестолковке настучать.
  - Вот и скажи другалькам своим, пусть пока тихарятся. Теперь, Юра, самый главный вопрос: наша с тобой доля. Они хотят 300 баксов за грамм. Я правильно понял?
  - Да, триста. Всё правильно.
  - Свою долю определишь сам, а для меня, - сильно борзеть в этом деле, считаю, не нужно, тут важнее скорость, - для меня пусть накинут по десятке на грамм.
  - Понятно. Только триста десять - какая-то странная цена получится.
  - Почему же триста десять? Пусть для начала просят четыреста, прибалту эта цифра, как стартовая уже заслана. Прибалт, естественно, станет торговаться, а они пусть снижают до общей суммы: их триста плюс наши с тобой... Ты, если не секрет, сколько хочешь?
  - Не знаю даже... Мужики обещали десятку, с общей суммы, откинуть. В смысле, десять тысяч долларов.
  - Зачем тебе их деньги брать? Пусть покупатель платит. Они сэкономят, ты заработаешь. Заработаешь своё, и больше, чем они предлагают. Тебя устроит такой же процент, как у меня? Если там действительно три килограмма, то со всего товара тридцатка должна получиться.
  - Конечно! Тридцать лучше, чем десять.
  - Вот и отлично. При торге с прибалтом пусть они сбавляют цену сначала до трёхсот пятидесяти, а потом до трёхсот двадцати, и на этой цифре упрутся. Но, - и это, Юра, обязательно - сбавлять надо не за два раза: сначала четыреста, потом триста пятьдесят, потом триста двадцать, а уступать постепенно: до трёхсот пятидесяти по двадцать, потом по десять. Он же коммерсант, увидит такие резкие скачки, и будет дальше на понижение давить. Другальки твои потом замучаются окончательную цифру удерживать. Может продавить, и трёхсот не получат.
  - Конечно. В каждом деле свои тонкости. Передам обязательно.
  
  Поздно вечером из Москвы прибыли специалисты с мощным и чувствительным дозиметром. По внешности обычный кейс-дипломат, но там где должен быть цифровой замок, находится дисплей. Утром приступили. С уникальным своим прибором и в сопровождении сотрудника райотдела, обошли едва ли не половину города Пушкина. И не безрезультатно: в одном месте обнаружили такой мощный фон, что на дисплее дозиметра едва цифр хватило. Изымать? А вдруг это только часть всего запаса? Встревожишь, где потом остальное искать? Квартира коммунальная, огромная, народу много живёт и много посторонних приходит. Нельзя исключать и такой вариант, что квартиру, как хранилище, используют втёмную, а люди в ней проживающие, об уране ни слухом, ни духом не ведают. А про живущих: если облучились, то уже так облучились, что любая дополнительная доза к смерти ничего не добавит.
  Параллельно разрабатывались водяные-продавцы. По установке вышло: ни сами они, никто из их родственников и связей, никакого отношения к радиоактивным материалам не имеет, и никогда не имели. Откуда взяли уран - неизвестно. Где хранят весь - неведомо. И не знают, или во внимание не принимают, что контрабанда есть объект покушения на экономическую безопасность государства. А контрабанда в особо крупном размере - десять миллионов американских долларов иначе квалифицировать вряд ли получится, - не просто покушение. А перемещение через границу урана-238, из которого без проблем можно получить двести тридцать девятый плутоний и изготовить заряд для ядерной бомбы - вообще, туши фонарь. Учитывая невысокую критическую массу плутония-239 и его огромный энергетический потенциал, имеющегося у водяных урана, даже того количества, о котором сказал Толстовцев, хватит на создание атомной бомбы такой мощности, сколько выделяется её при сгорании 12-15 тысяч тонн высококалорийного угля-антрацита. Это 200-250 под завязку гружёных железнодорожных вагонов. Тут фонарь тушить не надо. Сами фонари погаснут. В округе не одного десятка километров.
  Откладывать больше нельзя. Пора "прибалту" в Питере объявляться.
  
  Позвонил Копеловиц Толстовцеву:
  - Приезжай. На улице встречаться не будем, сразу ко мне иди.
  Лея Лейбовна внимательно всмотрелась в гостя и спросила у внука:
  - Иосиф, а они у нас уже бил?
  - Бабушка, ты что, не узнала? Это же мой школьный друг Зява Оппенгеймер.
  - А-а... То-то я смотру, они у нас бил. Ну, садитесь кушать. Суп варила, котлеты есть, недавно пожарила.
  - Да за что его кормить, - посмотрел на бабушку и плутовато улыбнулся. - Он в этот раз даже яблок не принёс.
  - Ну и что, что яблоки не прынос? Что ми нищчие, что ли?
  - Ой, бабушка, бабушка, уже восемьдесят пять лет прошло, как тебя из твоей Бярозы увезли, а до сих пор Картузо-Берёзовские замашки не выветрились.
  - Нахал! - Неожиданно осерчала Лея Лейбовна. - Ты зачем говорил: восемьдесят пять? Разве ты не мог сказать: восемьдесят? А то бабушки такой старая получилась! Марзавец!
  И сердитая ушла в свою комнату. А Иосиф и Юра переглянулись, и головы в плечи втянули: для них что восемьдесят, что восемьдесят пять - никакой разницы. Поставили чайник, расположились на кухне. Иосиф Наумыч негромко проговорил:
  - Пойми её правильно, Юра. Если б мы друг за дружку не держались, если б друг другу не помогали, друг друга не продвигали и не поддерживали, давно бы ассимилировались или вымерли.
  - Всё так, - согласился Толстовцев. - Это хорошо видно, особенно в деревнях: когда родня друг за дружку держится, тогда и живут богаче, и семьи крепче, и, странно даже, но в таких семьях всегда детей больше и здоровее они.
  - Ничего странного. Одиночка только на себя может надеяться, а когда вместе - уверенность, и не пустая: придёт беда, помогут; случись что с родителями, детей не оставят.
  - Наверно поэтому еврейских детей в приютах мало.
  - Не мало, Юра. Их там вовсе нет: мы всегда и везде обязаны отвечать за своих. О, чайник готов. Попьём и по делу поговорим. Своим водяным скажешь: прибалт в Питере будет послезавтра утром. Не откладывай, сегодня же скажи. Но я, к сожалению, дня на четыре должен уехать. По своим торговым делам. Договорились ещё месяц назад, поэтому ни отменить, ни перенести поездку не могу. Уезжаю сегодня в ночь. Завтра ты как? С работы сможешь отпроситься?
  - Теперь только с обеда. Если б знал днём, отпросился бы на весь день.
  - Нормально, полдня хватит. Во второй половине дня встретишься с человеком, который вывел меня на прибалта. Обговорите, где, когда и как он тебя с прибалтом сведёт. В пять возле нашего метро тебя устроит?
  - Устроить, конечно, устроит, а как я его узнаю?
  - Он тебя узнает. Только оденься вот так, как сейчас. Подойдёт и попросит продать жетон - в это время народу на входе всегда битком и в кассу очередь большая - предложит деньги и среди монет будет эта:
  Достал из кошелька кругляшок с квадратным отверстием в центре и иероглифами между отверстием и ободком.
  
  Человек с монетой на встречу пришёл вовремя. Себя не назвал и монета, как показалось Толстовцеву, была похожа, но не та, которую показывал антиквар.
  - Юра, нас уже ждут, задерживаться не будем.
  Раз по имени назвал, значит, ошибки нет.
  - Времени у меня в обрез, через полтора часа регистрация на самолёт. Сейчас познакомлю с человеком из Прибалтики и сразу еду в аэропорт.
  - Он разве приехал?
  - Да. Сегодня. А мне в аэропорту надо ещё багаж из камеры хранения забрать.
  Похоже, везти Толстовцева на встречу было для него не обузой, дело есть дело, но дополнительной на сегодня нагрузкой. Поэтому спешил.
  Покупатель, плотный, выше среднего роста, с вполне подходящим прибалтийцу лицом, сказал Толстовцеву, что он готов встретиться с продавцами, взять пробу и согласовать технологию покупки и количество товара. Причём, проба должна быть не в пузырьке принесённая, а будет взята им непосредственно из всего объёма. Если всё количество не в одном объёме, то из каждого места отдельно. Он всего лишь посредник, проверять будет хозяин за бугром, в одной из подвижных лабораторий. Этих лабораторий по Европе достаточное количество перемещается. На всё: доставить пробу в Европу в лабораторию, провести анализ, предъявить результаты хозяину и возвратиться - потребуется дня три-четыре.
  Вечером Толстовцев дождался звонка Прибалта и отрапортовал: Водяным всё сказано, они готовы. Согласовали время и место встречи: через день, вечером в четыре часа, в Пушкине на пустыре между платформой 21-го километра и жилмассивом.
  
  На лохматом жигулёнке на такое мероприятие не поедешь - не поверят в солидность и платёжеспособность покупателя. А увидят питерские номера - ничему не поверят. Пришлось в Службе экономической безопасности прибалтийские номера на машину доставать. Саму машину, не самую крутую, но вполне приличную иномарку одолжили в МВД, в угонном отделе. Чтобы обеспечить оперативную безопасность и исключить вмешательство, а, называя вещи своими именами, нападение криминальных структур во время переговоров и забора пробы, в качестве силового обеспечения призвали спецподразделение "Град". Ждите "Град" в любую погоду.
  4 марта того же 1994 года, на "угонной" машине, с не её, с чужими номерами, с липовыми документами и с хорошо поставленным эстонским акцентом, выехал Сергей Юрьевич в город Пушкин.
  Ехал аккуратно, чтобы не привлечь внимание ГАИ, иначе доказывай потом, что не верблюд. Проявят служаки-гаишники бдительность - умеют они это не кстати делать - и скажут: мало того, что машину угнал, так ещё и удостоверением прикрываешься. Как объяснишь, чем оправдаешься?
  А обеспечение: два джипа управления, два жигулёнка, два микроавтобуса и пять машин с различными надписями на кунгах выехали намного раньше. "Градовцы" уже прибыли на место, рассредоточились, зашифровались. Не против двух сантехников, конечно, такое воинство, а мало ли бандиты пронюхали.
  У поворота на Детскосельский бульвар, как и условились, его ждал Толстовцев. Не то соучастник покушения на контрабанду, не то законопослушный гражданин, помогающий пресечь созревавшую контрабанду, - дело покажет.
  Остановились в намеченной точке: между железной дорогой и жилмассивом, метрах в 100-120 от дорожки, что ведёт к железнодорожной платформе. Развернул машину к железке передом, багажником к домам: со стороны домов будет вестись видео и фотосъёмка.
  Вышел из машины, протёр лобовое стекло: "Распределиться!"
  Лишь 16 часов минуло, пунктуально, почти минута в минуту от дорожки к машине направились две фигуры.
  - Этто они? - Спросил Юрьевич.
  - Они, - подтвердил Юра.
  Румянцев открыл дверцу, вытряхнул пепельницу: "Все по местам!"
  - Пойтём, Юра.
  Установил пепельницу на место. Вышли, поздоровались. Толстовцев назвал подошедших:
  - Борис, Аркадий.
  - Харальд, - представился "прибалт". Слегка склонил голову, как бы в поклоне, но руки не подал.
  - Я теперь не нужен? - Спросил Толстовцев.
  - Стесь не нушен. Поттошти в авто, поттом нушен.
  - Хорошо.
  Толстовцев сел на заднее сиденье, прислушался к тому, что происходит у открытого багажника.
  А там происходило уже оговорённое действо. Вначале покупатель повторил то, что уже говорил Юрию: про хозяина и про три-четыре дня, необходимые для доставки пробы в лабораторию, проведения анализа, доклада хозяину и возвращения. И приступили к забору пробы. На глазах у всего честного народа шедшего с электрички, и под недрёманным взором длиннофокусной оптики фото и видеокамер, отсыпал прибалт в штатском пробу сырья для ядерной бомбы из банки в спецконтейнер.
  Борис, он, в отличие от Аркадия, человек семейный и потому на деньги более решительный, обратился к покупателю:
  - Хорошо бы аванс получить...
  - Аванс это хорошо, - согласился покупатель.
  - А сколько заплатите?
  - Нисколько не могу. Теньги в хотелле.
  - Тогда за первую пробу надо рассчитаться.
  - Теньги в хотелле.
  "Заладил одно и то же, - усмехнулся Толстовцев. - А ещё говорят: попугай, птица южная".
  - Ну, хоть сколько-нибудь дайте...
  - Теньги в хотелле. Утром прал восемь сотен паксов, за тень тратил, только на бенсин осталось. Вы не волнуйтесь. Вы Юру снаетте, Юра меня снает. Вы ше не тершитте меня за таккой глуппый, что я ехаль из Европпы за тватцать грамм? Я в этой стелке саинтересован польше, чем вы. Мне надо всё поккупать, когда буттет готоф аналис. Токта все теньги оттам.
  Так ничего и не дал упрямый чухонец.
  А "упрямый чухонец" закрыл контейнер и опечатал его штампом:
  "БОЛЬШ. ЗОЛОТАЯ МЕДАЛЬ
  Ростовъ н-Д" 1907г.
  Штамп накануне взял в подсобке у Иосифа Наумыча, из коробки с неликвидами. И тут Наумыч попричитать случая не упустил:
  - Юрьич, только не потеряй! Вещь редкая, ценная!
  Даже вопрос:
  - А почему ты ценную и редкую вещь в коробке с неликвидами держишь?
  Его не остудил.
  Штамп передал Толстовцеву, а Борису с Аркадием пояснил:
  - Печать путтет у него. Стоп вы не тумалли, сто я меняль проппу. Юра, мне с топой ешё надо говорить.
  Убедившись, что у этого жмота аванс всё равно не выскоблишь, Борис да Аркадий попрощались и пошли в сторону улицы генерала Хазова.
  Сергей Юрьевич закрыл багажник и обошёл вокруг машины, то по колёсам ногой постукивая, то под кузов заглядывая. Взял тряпку из бардачка, фары протёр: "Товар у них. Полностью".
  Сел в машину и медленно поехал наискосок, выбирая место, где можно перебраться с пустыря на Железнодорожную улицу. Наконец нашёл.
  - Юра, тепе кута натто?
  - Недалеко живу, могу и пешком дойти.
  - На колёсах пыстрее. Кута?
  - На Детскосельский.
  - Это ряттом, по пути. Сейчас расвернусь.
  Борис и Аркадий, несколько огорчённные отсутствием аванса, но вполне удовлетворённые тем, что покупатель нашёлся на весь товар сразу, и по той цене, которую они изначально для себя намечали. И даже больше: Юраку не надо долю отстёгивать, молодцом мужик оказался, сам о себе позаботился и их расходы на покупателя переложил. Свернули с Железнодорожной на Хазова. "Водоканал" всё ещё работает: на встречу с прибалтом шли, машина тут же стояла. Возле проезжей части шурф пробит, в нём работяги водоканальные копошатся, переноской себе подсвечивают. Мужичок в замызганном ватнике и в ушанке, одно ухо свисает, другое загнуто за отворот шапки, сразу не определишь, работяга трудами замотанный или бомж, недалеко от машины, ближе к центру проезжей части стоит, окурок сигареты во рту держит и с зажигалкой воюет. И проигрывает сражение за сражением. Заметил их:
  - Мужики, огоньком не выручите?
  Ну, как же собрату не помочь: можно сказать, коллеги, только по разные стороны водомера работают. А если и не собрат водяной, то земляк, это без вопросов. Аркадий достал зажигалку:
  - Кончно.
  Мужичок отбросил в снег свою, склонился к зажигалке Аркадия, и вдруг в нагрудном кармане у него запищало, заскверчало, заверещало. И всё громче и громче. Выпрямился:
  - Мужики, радиация! От вас, что ли?!
  В это время крепкие руки уже заводили их запястья за спины, а "мужичок" забирал из рук Аркадия пакет, в котором лежала банка с ураном. И голос из-за спины:
  - Мужики! Вы что, олошадели или мыла наелись?! Мы тут все трассы перерыли, никак не можем причину найти: почему у воды радиоактивность повышенная. А это вы постарались, оказывается! Пойдёмте к начальству объясняться, нам надо жалобу закрывать.
  Сергей Юрьевич развернулся и неторопясь поехал в сторону Детскосельского бульвара. Подъезжая к перекрёстку, скосил взгляд на улицу Хазова, там Борис и Аркадий. Но их уже не двое - с работягами из "Водоканала" стоят и мирно беседуют. Но вот, все вместе, водяные с водоканальными, стали подниматься в кунг[3].
  Резко дал газу, и быстро пролетел перекрёсток.
  А Борис и Аркадий, которые от неожиданности едва по яичку не снесли, даже в кунге не могут сосредоточиться и сидящему там "водоканальному" начальнику на вопросы отвечают искренне, но не совсем связно.
  Юрьич высадил Юру на Детскосельском бульваре, и так же, как в эту сторону, аккуратно и вежливо проезжая мимо постов и сотрудников ГАИ, прокрался к Управлению. Дело за малым: поставить машину, доложить о выполнении, принять в грудь заслуженные фронтовые граммы и можно двигаться в сторону дома. Но не тут-то было: на всякого подполковника найдётся прапорщик. Запер он Сергея Юрьевича между наружными и внутренними воротами, одолели его сомнения: похоже, машина, госномера на ней и документы - не одной системы. И никакие слова, никакие уговоры на него не влияли: он больше верил своему бдительному оку и чекистской проницательности, нежели подполковничьим словам. Невзирая на то, что подполковник - начальник отдела. Лишь после того, как за благонадёжность подполковника Румянцева Сергея Юрьевича поручился сам начальник Управления генерал-майор Черкесов Виктор Васильевич, прапорщик смилостивился и впустил машину во внутренний двор Большого Дома. Хорошо, хоть генералам прапорщики доверяют.
  Поднимаясь в высокий кабинет для доклада, Сергей Юрьевич уже не помнил ни гаишников, ни прапорщика, другое занимало. Надо с Толстовцевым определиться. К хищению он отношения не имеет. Однозначно. А в остальном - пособник ли в сбыте, или временный помощник при установке фигурантов хищения сырья для ядерного оружия и попытки контрабандного вывоза похищенного урана за пределы Российской Федерации - будет видно из его дальнейшего поведения. И надо бы поделикатнее, но надёжнее сотворить алаверды Шестой службе, спихнуть на них дальнейшие хлопоты с пушкинскими водяными. Пусть они выясняют, откуда сантехники уран брали, много ли его там осталось, как удалось взять и вынести, где хранили. И... И много ещё вопросов этой парочке будет задано.
  И слова убедительные подобрал, и аргументы надёжные, и услышал их генерал Черкесов, и внял, и согласился: пусть водяными и что откуда и почём они брали, Шестая служба занимается.
  Но, как известно, всякая палка о двух концах:
  - А ты, Сергей Юрьич, бери на себя канал через Эстонию. Дело серьёзное, торопиться не будем, завтра в 15-20 зайдёшь ко мне, доложишь свои соображения.
  
  ________________________________
  
   [1] Надёжный источник.
   [2] Шифротелеграмма.
   [3] Рассказ об этом ветерана подразделения "Град" и в прошлом его командира Александра К. "Пришлось нам задерживать и продавцов урана. Наш оперативник выступал в роли покупателя. Товара было прилично, около четырех килограммов. Правда, уран был необогащенный, но "светил" всё равно будь здоров! "Покупатель" попросил образец урана, как говорится, на пробу. Продавцы же, опасаясь, что "покупатель" исчезнет, так ничего и не купив, притащили на эту встречу весь товар. Наши ребята рассредоточились вокруг места встречи и изображали кто бомжа, кто водопроводчика. И когда поступила команда на задержание, наши клиенты опешили: какой-то бомж вдруг оказывается вооруженным, да еще и мастерски крутит руки..." Подробнее о питерских спецподразделениях "Балтика" и "Град":
  http://www.bratishka.ru/archiv/2000/3/2000_3_4.php
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"