Будильник взревел дурным голосом, три часа ночи. Влад вскочил с постели и принялся нашаривать тапочки. Пол был холодный, печка погасла, надо срочно топить, а то образцы погибнут. Влад накинул старую куртку, включил лампу и принялся разводить огонь. Комната была длинная и узкая. Вместо дальней стены - огромное окно с двойными рамами. С противоположной стороны тянулись трубы - все, и отопление, и вода, и еще какие-то. Посреди длинной стены, слева от окна, находилась дверь в коридор, широкий и гулкий, с провалившимся паркетом. Но в комнате полы чернели кафелем - чтобы легче мыть. Справа от двери стояли лабораторные шкафы, слева кто-то в незапамятные времена пристроил будку из фанеры, вроде кладовки. С годами она забилась так, что войти в нее не удавалось, а разобрать барахло руки не доходили.

       Между глухой стеной и кладовкой образовалась ниша, в которой они с Валеркой держали рабочую одежду. Отопление в институте отключили давным-давно, поэтому напротив ниши стояла железная печка. Топилась она дровами, которые добывались, где повезет. Иногда на ней и готовили.

       Стол они сколотили сами, табуретку нашли на чердаке. Рядом с печкой, напротив двери, разместилась кровать. Ее притащил сторож Никитич. Большая, с панцирной сеткой, с металлическими шарами на стойках. Теперь такие можно увидеть разве что в кино. Влад и Валерка спали на ней по очереди, во время дежурств.

       В другом конце комнаты, у окна, в большом деревянном ящике росла саксаулослива. Пока Влад спал, саксаулослива пробурила в ящике очередное отверстие и вытянула в сторону длинный, похожий на белого червя корень. Они с Валеркой специально поставили ее в самом светлом месте, но далеко от воды.

       Отверстие получилось аккуратное, будто просверленное дрелью. Саксаулослива тянулась к воде. Как она определяет направление? Влад бился над этой задачей уже давно. Кое-какие наметки, конечно, были, но все это еще проверять и проверять. Дерево выглядело страшновато. Два других опытных образца стояли в кадках ближе к стене, они вели себя не так активно.

       Дрова не разгорались, Влад извел целую газету. Эх, махнуть бы в Москву или Питер, или хоть в Екатеринбург, поискать нормальную работу. Валерку зовут зоотехником в фермерское хозяйство. Какой-то немец. Чего его к нам понесло? Но деньги дает хорошие, потом - перспектива. Если Валерка уйдет, оставаться здесь нечего. Сколько можно сидеть на картошке с молоком, ждать у моря погоды? Педагогический институт в Заливном Осетре - это вам не МГУ. Откуда, интересно, у города такое название? Осетров здесь сроду не водилось - за это Влад, как биолог, мог поручиться. С работой было глухо, а Гаврилов предложил приличную по местным меркам зарплату. Собирался купить кусок пустыни, мечтал развести там сады. Дал денег на исследования. Они с Валеркой ухватились за это предложение - учительствовать на селе не хотелось. С тех пор прошло почти три года, деньги кончились. Гаврилов не проявлялся.

        Единственным их достижением за это время стала саксаулослива. Как явствует из названия, им удалось скрестить саксаул и сливу. Получилось растение, прекрасно приспособленное к засухе и при этом дающее плоды. Правда, ягоды у саксаулосливы напоминали по размеру перец горошком, были горькие и противно воняли.

       Печка разогрелась, около нее стало даже жарко. Захотелось есть. Влад поставил на конфорку сковороду, чайник, вытянул фанерку, заменяющую выбитое внутреннее стекло, и достал из импровизированного холодильника масло и вареную картошку. Банка рыбных фрикаделек уже ждала на столе.

       Заскрипела дверь. Небось, Никитич. Не спится ему.

       - Никитич, у тебя консервный нож есть?

       Дверь приоткрылась, из нее в комнату лился голубой свет. Влад притих, по спине поползли мурашки. В его страхе было что-то иррациональное. Кто, в самом деле, может заглянуть в лабораторию? Никитич, Валерка, ну, еще Анюта. Но не ночью же?! Дверь заскрипела и распахнулась. Не помня себя, Влад шмыгнул в нишу, зарылся в висевшее на вешалке тряпье. Сердце гулко колотилось, стало трудно дышать.

       Голубое сияние разливалось все шире и шире. Влад лихорадочно прикидывал, что бы это могло быть. Короткое замыкание? Пожар? Сияние распространялось в полной тишине, оно заполняло комнату, стекая к окну. Желудок сжался в комок. Вдруг со стороны окна раздался хлопок, будто взорвалась банка с помидорами. Влад подскочил от неожиданности. Вешалка снялась с гвоздей и повисла у него на плечах. Саксаулослива! Путаясь в рваных халатах и телогрейках, он рванул к образцам, забыв об опасности.

       Углы комнаты как-то странно расплылись, вообще, все предметы несколько изменили очертания. Голубое нечто колыхалось, ходило по комнате волнами, поэтому Влад не сразу заметил, что он в комнате не один. С разбега он врезался в стоящего на проходе парня.

       Парень выглядел странновато. Бритая голова, наивные голубые глаза. Одет в белую рубаху, почему-то торчащую пузырем во все стороны. Штаны зеленые, с одним карманом, вокруг которого болтается бахрома. На ногах кроссовки, почти обычные, только каждый палец - отдельно. Влад сразу вспомнил, что у него на тапке дырка. Он поджал пальцы, чтобы было не так заметно, и увидел, что гостей двое.

       Девушка лет шестнадцати, высокая и стройная, с любопытством разглядывала банку фрикаделек. В первый момент Влад обратил внимание только на темно-синие волосы, перехваченные серебряной лентой. Ее тело облегало что-то очень откровенное, тоже серебряное, в некоторых местах с развевающимися синими прозрачными оборками или шарфиками. Выглядело это непривычно, но довольно привлекательно. Картину портила только висевшая на груди ярко-зеленая лягушка.

       Впрочем, вид гостей Влада не смутил. В наше время и не такое можно увидеть. Правда, лягушка время от времени широко открывала рот, будто зевала. Это было неприятно и наводило на мысль, что она живая.

       - Мы темпорировались посмотреть лабораторию великого ученого, открывателя эффекта просачивания. Его первые шаги в науке. Где мы можем его увидеть? - строго спросила девушка. Говорила она как-то странно, Влад даже не понял, чего она хочет.

       - Какого ученого? Тут давно никого нет, институт закрыт.

       - Тупо. А вы?

       - Я здесь работаю.

       - Это невозможно. Наша поездка организована Педагогическим обществом Верхнего Петербурга. Сегодня пятнадцатое марта две тысячи восьмого года?

       - Да.

       - Я выиграл эту поездку в Щ&Ю, - вступил парень. - Съел двести сорок четыре пачки хрумсов и все этикетки им прислал. За пятьсот можно было посмотреть пожар в Риме, но это сколько ж надо в день? Я их теперь видеть не могу. А вы тот самый ученый? Правда? Мы вас в школе проходили. Там большой такой портрет во весь рост, с бородой и в костюме. Только я думал, вы старый. Все великие ученые старые. Это саксаулослива? Можно, я ягодку сорву? Ну, нельзя, так нельзя. Что вы кипятитесь? Я ж только спросил. Мик поехал на жертвоприношение в Теночтитлане. Знаете, где это? В древней Америке. Ему целых три прививки сделали от разных болезней. А нам - ничего. Здесь климат здоровый.

       Девушка рассеяно оглядывалась.

       - Зря мы сюда поперлись, Типпи. Даже сесть некуда.

       Влад смахнул с табуретки газеты, приготовленные на растопку, принес два пустых ящика.

       - Вот сюда присаживайтесь. Хотите чаю? У меня конфеты есть, лимонные дольки.

       - Да? А нам можно? Лу, посмотри в путевике. Там написано, что разрешено, а за что потом оштрафуют.

       - Ну, ты опять о своем. Подумаешь, оштрафуют! Хочу конфет. Пусть все лопнут от зависти.

       Влад ополоснул из чайника свою чашку, достал вторую, Валеркину, из ящика стола, а себе поставил банку из-под джема.

       - Надолго вы к нам? - любезно осведомился он.

       - Не, на двадцать три минуты пятнадцать секунд. Больше нельзя, темпоральное поле сместится.

       Влад достал пакетики с чаем, разлил кипяток. Гости попробовали конфеты и теперь молча жевали их на скорость. Возникла неловкая пауза.

       - Давайте знакомиться, - предложил Влад. - Я Влад.

       - Я Типпи, а она - Лу, - с набитым ртом пробурчал парень.

       - Я так и понял. Вы к нам откуда? - поддерживать светскую беседу было сложно, но конфеты кончались, к тому же одолевало любопытство.

       - Не откуда, а из когда. Мы из две тысячи пятьсот ...

       - Тупо. Вот за это точно оштрафуют.

       Парень сник.

       - Вы не говорите никому, ладно? У меня и так уже три штрафа.

       - Не беспокойтесь. Да мне и некому рассказывать, - согласился Влад. - Скажите только, откуда вы знаете про саксаулосливу?

       - Мы ее в школе проходили. В смысле, эффект просачивания. Он его на саксаулосливе открыл. Теперь все пользуются.

       - Кто "он"?

       - Ученый этот.

       - Может быть, вы скажете, как его звали?

       Девушка доела последнюю лимонную дольку, отхлебнула чаю. Парень уже вскочил и болтался по комнате, рассматривал.

       - Не помню. Какая-то сельскохозяйственная фамилия.

       Влад вздрогнул.

       - Боюсь, вы перепутали, не туда попали. Никаких великих ученых в этом институте нет, да, по-моему, и не было. А про эффект просачивания я даже не слышал.

       - Тупо! Мы-то могли ошибиться, а Педагогическое общество - вряд ли.

       Парень сорвал-таки ягоду и сунул в рот.

       - Ой, гадость какая! Не, все правильно. Сейчас какой год? Две тысячи восьмой, а он свой эффект открыл то ли в десятом, то ли в двенадцатом. Мы проходили, только я не помню.

       - У тебя, наверное, по биологии трояк?

       - Трояк? Это что?

       - Тупо. Мы его по истории цивилизации проходили.

       - Так может быть, вы знаете, как его фамилия?

       - Не, я только помню, что он саксаулосливу вывел. Куст есть? Значит, все правильно.

       У Влада мелькнула безумная мысль. Он даже побоялся на ней задерживаться. Великий ученый, который вывел саксаулосливу. Это кто?

       - А больше вы ничего о нем не знаете?

       - Почему это? Он того... Гиперпространственная связь основывается на эффекте просачивания. Да вообще, все. И темпорирование, и движки у флаеров.

       - Жаль, что вы не помните фамилии.

       - Тупо. Можно посмотреть в путевике, раз тебе так приспичило. Типпи, дай путевик, ты его в карман положил.

       Парень опустил голову и внимательно посмотрел на свои штаны. Влад мог поклясться, что карман был у него на колене. Сейчас там лоснилась гладкая ткань. Карман нашелся на заду. Влад присмотрелся и понял, что бахрома вокруг - это короткие зеленые щупальца. Его затошнило. Парень похлопал себя по заду. Щупальца зашевелились и сложились в красноречивую дулю.

       - Нет у меня путевика. У себя ищи.

       - У меня и карманов нет.

       - А лягушка?

       Лу пощекотала лягушке живот, и та выплюнула плоскую коробочку, обтянутую серой кожей.

       - Счас посмотрим, - она что-то сделала, и на коробочке, как на подставке, появилась объемная фигура сантиметров двадцати высотой. Пожилой мужчина в темном костюме, с бородой и усами.

       - Вот, - пропела Лу. - В.А. ...

       Влад замер. Как Валеркино отчество? Андреевич, кажется.

       В этот момент откуда-то извне раздался голос:

       - Время экскурсии закончено. Примите позу темпорации.

       Парень с девушкой встали, слегка согнув ноги в коленях и приоткрыв рты.

       - А фамилия- то? - крикнул Влад. Но в комнате уже никого не было.

       Обидно! Торчать в этой дыре еще четыре года? Питаться фрикадельками в томате? И только один... Кто?! Может, не говорить ничего Валерке? Пусть идет к своему немцу... Нет, нельзя. Неохота быть свиньёй.

       Влад подбросил в печку две деревяшки - ножки от сломанного стула. Видел бы Никитич... Вокруг - никого, комната приобрела привычные очертания. Только на табуретке лежала маленькая изящная штуковина, внешне она напоминала футляр для визитных карточек, обтянутый хорошей кожей. Влад взял ее в руку, она была еще теплая. Эх, не успел! Еще бы пару минут, и никаких вопросов. Осторожно потер кожу пальцем. Коробочка поежилась и хихикнула. В нижней части проявилась большая розовая кнопка, одна-единственная. Влад нажал на нее, и фигурка пожилого мужчины возникла вновь. А под ней были какие-то знаки. И все. Что это? Буквы? Пункты меню? Влад вгляделся в лицо старика. Ничего себе дед, крепкий. На кого он больше похож: на Валерку или на него? Кто же, все-таки, этот великий ученый: Владимир Александрович Огородников или Валерий Андреевич Морковкин?