Вы когда-то измеряли свою жизнь по песням? Песни-вехи. С ними связаны эпизоды из жизни, целые годы, люди, эмоции, чувства. Я попробовала сделать это сегодня.
Стерео разносило по кухне голос повзрослевшего Юри Шатунова, и меня понесло. Сразу вспомнился "Розовый вечер" и выпускной в восьмом классе. Смешные "Белые розы" и минаевские "Белые козы", которые мы крутили без устали все лето. Потом были "Ночь", "Взрослые" и все такое прочее. Милые, простые и такие похожие друг на друга ласковомайские песенки. Мы гонялись за альбомами, значками, плакатами. Я была гордой обладательницей множества атрибутики "Ласкового мая". Но не об этом я. "Розовый вечер" и вечера на Каралино-бугазе. Дискотеки в "Медике". Мальчишки с прическами под Юру Шатунова. Вареные джинсы и черные майки. Платки на коленках, металлические браслеты. Ах, какое это было лето. Почти взрослая, но все еще такая юная. Беззаботная и такая серьезная. Влюбленная в своего рыжего парня и во всех других симатичных мальчиков с черноморским загаром. Дискотеки при свете фонарей и под бдительным взглядом мамы. Пляж, море, солнце и самое беззаботное лето. "Розовый вечер" и "Белые розы".
Потом пришла пора "Девочки синеглазой" и "Ночного такси". Это была настоящая любовь. Это была прическа под него. Это были стихи для него. Это было все по-взрослому, как только может быть в 15 лет. Это были мечты, планы и надежды. Это была жизнь где-то там, но не здесь, не среди одноклассников милых и безобидных. Это были свидания с классными пацанами города и мысли только о нем. Это была "Алушта". Это были его концерты. Это было забытье. Я позабыла своего рыжего парня. В моей душе, голове и сердце был только кареглазый лгун. Только он.
Но если мы про песни. Рядом с ним была и "Недотрога", и "Ты моей никогда не будешь", и Буги-вуги "Кармэна". Все было в кайф. Были дискотеки. Была школа. Было детство. Уже юность, но еще такое славное, сладкое детство. Была косметика, варная джинса, каскад во всю длину и первые туфли на каблуках. Были игры в "бутылочку" и влюбленные одноклассники. Был первый поход с ночевкой и признания в любви под первые альбомы "Сталкера" и "Фристайла". Под "Мираж" мы скакали как сумасшедшие в весеннем лесу. Как все было замечательно, и весна казалась бесконечной.
Я все еще слушала Его, а мои одноклассники пробовали танцевать в стиле "рэп" под Энигму и Коллинса. Мои рижские друзья крутили Депеш Мод и Технологию. Я начала задерживаться в детстве, а их рвало во взрослую жизнь. Кружась под "Не валяй дурака, Америка" на выпускном я не думала ни о чем вообще. Я танцевала. Я была счастлива. Мои одноклассники уже были взрослыми, а я осталась в детстве. Было шикарное платье, безупречная прическа. Мои фотографии красовались на весь город. Я даже стала "Мисс Осень 1990". Но меня все это особенно не впечатляло. Я жила и радовалась. Я слушала Женю, Володю, Диму и конечно же Лешу Глызина. Как было хорошо в комнате, завешанной их плакатами, открытками. Как хорошо было рядом с магнитофоном из которого неслись их голоса. Как славно и уютно было рядом с ними. Как я хотела к ним.
Потом пришло лето милых на-найцев. Первое взрослое лето в моей жизни. Последнее лето в России, среди родных и друзей. Последнее беззаботное лето. Приближающийся отъезд только прибавил радости, счастья, бесшабашности и пофигительности всем моим приключениям. На-найцы казались самыми красивыми, самыми талантливыми, самыми классными. Голые в "Фаине", смешные в "Эскимосах", романтичные в "Месяце мае". Как же все было замечательно. Я была влюблена во всех Вовок по очереди. Но Левкин был самым самым. Как же я переживала за него, когда с ним случилось несчастье в Александровском саду. Как радовалась его выздоровлению. Белые ночи, разведенные мосты, мои 18 лет, их популярность. Все это кружило голову. Все это звало на подвиги. Все это искрилось, переливалось, выплескивалось, смеялось и пело. Как же было замечательно. Потом начались дожди. Питер посерел. Я уехала.
В Австралии отсчет идет на года, на курсы универа, на годы замужества, на возраст дочери. Совсем не на песни. Хотя есть кое-какие эпизоды. Типа "Не плачь, Алиса" в исполнении Кости Миклашевского. "Зайцы" в его же исполнении на русских дискотеках, когда я выглядела на миллион долларов и чувствовала себя так же. Ну, и наверно "Гуд бай мой мальчик", которую певицу в ресторане наши сиднейские гости заставили выучить за пятть минут. А по большому счету все Ла Буши, Анлимитед и прочие радости поп музыки англоязычного мира обошли меня стороной.
Зато потом вернулись На-Найцы. Года через три после приезда они вернулись с новой силой. Только влюблена я была в Политова. Его "Чудная" до сих пор заставляет меня плакать.
Потом появились "Иванушки". Их Рыжий - копия мой первый парень. Я полетела. Я жила одна в Сиднее. Они составляли мне кампанию. "Колечко", "Конечно он", "Тучи" и "Кукла" были радостями моей ссылки на диссертацию.
Потом было время пуэрториканца Мартина. Ах, какое это было время. Как танцевалось под него, как любилось, как гулялось. Все было ни по чем. Но я зачем-то выросла. Я стала взрослой. Как-то сразу и резко. Я вышла замуж. Мои песни стихли. Были его песни. Была его непонятная музыка. Были мои санундтраки "Баффи" и "Ангела". Фильмы ужасов и про любовь, про монстров и героев.
Потом я вернулась домой, я вернулась в себя и к себе. Вернулись Дима, Женя и Леша, вернулись на-найцы или то, что от них осталось. Появились новые лица, имена и песни. Жизнь потекла в русле.
Сегодня Юра Шатунов что-то разбудил во мне. Пусть даже взрослый. Пусть даже другая песня. Пусть даже другая страна, возраст и жизнь. Но голос, мотив, настроение композиции, и я снова на пляже Каралино-бугаза. Мне снова 15 лет. Снова лето, море, мальчики. Снова нет забот, нет проблем, нет грусти и боли. Все просто замечательно.