Когда в начале двадцать первого века в научных кругах шли жаркие дебаты о природе космического излучения Лебедь Х-3 и его возможном влиянии на человека, мало кто из широкой общественности обращал на них внимание. Да это и неудивительно - размытые теории эволюции не так захватывающи, как ежедневные примеры чьей-то деградации. И только когда в двадцатых годах, наконец, восторжествовала концепция Мак-Калахана, все вдруг заговорили об уникальном микроблазаре, чье излучение направлено прямо на Землю. 'Перст Бога', 'Компас эволюции' - эти и похожие названия пестрели в газетных заголовках и яркими красками били в глаза с экранов. Слово 'мутация' перестало пугать и приобрело если не положительный, то, по крайней мере, нейтральный научный смысл.
Именно тогда на волне всеобщего интереса и возникла международная организация 'Дети Лебедя'. Под ее эгидой в подземных научных центрах разных стран несколько сотен беременных женщин, добровольно участвовавших в эксперименте, ожидали очередного периода активности 'Звезды Бога', в надежде родить может и не богоподобных, но наверняка гениальных детей. Собственно говоря, ждали не только они. По всему миру взгляды миллионов людей были направлены в сторону восхода крестообразного созвездия. Они ждали чуда, надеялись увидеть нечто, что сумеет изменить их жизнь, хотя и представляли себе эти изменения каждый по-своему. Но приборы не фиксируют чудеса.
Когда мощное излучение, наконец, достигло Земли, оно разочаровало экзальтированно настроенную публику полным отсутствием каких-либо внешних проявлений. И только радостные лица ученых свидетельствовали о том, что все-таки что-то произошло. Пройдя сквозь толщу земли, скальных образований и всевозможных экранов, отфильтрованный импульс из первичных частиц донесло до лабораторий лишь нейтрино и уникальные cygnets. В этом и состояла чистота эксперимента - не допустить влияния остальных видов излучения на формирование плода.
После непродолжительной серии коротких вспышек источник Лебедь Х-3 опять успокоился, и для участников эксперимента потянулись дни томительного ожидания.
Первый ребенок родился через шесть недель. По прихоти родителей, и не без влияния организаторов, мальчика назвали Денебом. Остальные родители придерживались более традиционных взглядов при выборе имен. Но последнего ребенка, который родился спустя семь месяцев, было решено назвать именем предпоследней звезды - Дженах (не давать же, в самом деле, имя Азельфафага), что наверняка уже не обошлось без вмешательства руководителей проекта.
Вопреки прогнозам скептиков и страхам защитников прав человека, все дети родились вполне здоровыми и в положенный срок, что поубавило интерес общественности к данному вопросу. Впрочем, количество желающих родить гениев от этого не уменьшилось. Теперь уже корпорация 'Дети Лебедя' поставила производство вундеркиндов на поток, все чаще вызывая насмешки, а то и критику ученых, к удивлению которых, фиксирование вспышек задействованными в эксперименте центрами увеличилось прямо пропорционально росту желающих явить миру чудо ребенка. Но этот вопрос уже мало кого интересовал, кроме непосредственных участников спора. Как и раньше, мир опять от размышлений об эволюции погрузился в созерцание собственной деградации.
И лишь спустя четырнадцать лет вокруг проекта вновь возник ажиотаж, когда было объявлено о его провальном завершении. Надежды оказались напрасными. Безусловно, опубликованная статистика свидетельствовала о том, что интеллектуальное развитие наблюдаемых детей было гораздо выше среднего (при созданных им условиях странно было бы ожидать иных результатов). Но черту, отделяющую талант от гениальности, никто из них так и не переступил. И дело было совсем не в возрасте, как утверждали особо рьяные адепты, к слову, никто из 'Детей Лебедя' до конца своей жизни ничем особо так и не отличился. Просто все уже устали ждать. А в глазах людей заявленное, но не случившееся чудо, становится насмешкой. А такое не прощается никому. Даже детям. Так в мире стало на несколько тысяч изгоев больше.
* * *
Он выпустил из рук последнюю нить видения и медленно открыл глаза. Полумрак его спальни резко контрастировал с тем буйством красок, из которого он только что вынырнул. Мужчина посмотрел на свои ладони, вокруг которых клубился, переливаясь всеми цветами радуги, прозрачный туман, и улыбнулся. Подождав, когда свечение угаснет совсем, он поднялся с кровати и подошел к большому зеркалу.
- Свет.
В комнате стало по-утреннему светло, и в воздухе повеяло свежестью морского бриза. Мужчина стоял перед холодной плоской поверхностью, рассеянно глядя на свое отражение. Его блуждающий взгляд скользил по высокой худощавой фигуре, словно в поиске знакомых очертаний.
- Меня зовут Шадар.
Он посмотрел в глаза своему сонному двойнику и утвердительно кивнул головой.
- Меня зовут Шадар, - снова повторил он, и, удовлетворенный очередной победой своей памяти над забвением, не спеша направился в ванную.
В просторной Комнате Судеб, присев на край кушетки, застыл в покорном ожидании Абдалазиз. С улыбкой блаженства на лице он не сводил взгляда с большого экрана, на котором отражалось все, что происходило в самых удаленных уголках Дворца сновидений: хранилище, казна, комната технического персонала и слуг, длинные коридоры, двери, просторный двор и сад с бассейном. Все было как на ладони. И за всеми следил он, Абдалазиз, самый преданный слуга Господина.
Он перевел взгляд на изображение Зала Ожиданий, и его счастливая улыбка стала еще шире - вот они, замершие с трепетной надеждой, что именно их дары будут приняты сегодня Шадаром, что именно их просьбы и пожелания будут рассмотрены и воплощены. Для любого из них быть хотя бы услышанным - уже неизмеримое блаженство. Какова же тогда степень счастья его - Абдалазиза - каждый день удостоившегося созерцать Господина, разговаривать и находиться рядом с Ним.
При мысли о Нем, смотритель Храма тревожно взглянул на ту часть экрана, где было изображение коридора, ведущего в личные покои Шадара - не упустить бы момент его прихода, дабы не вызвать и тени недовольства Хозяина...
Через два часа после пробуждения, упорядочив свои мысли и чувства, Шадар вошел в Комнату Судеб.
- Мое почтение, Господин. Хорошо ли Вам спалось?
- Спасибо, Абдалазиз, как обычно.
- Рад за Вас.
Шадар внимательно посмотрел на собеседника.
- Мне кажется, или я в твоем голосе действительно слышу зависть?
- Вы как всегда проницательны ,Господин. Зачем скрывать очевидное. Любой из них, - он кивнул на изображение Зала Ожиданий, - готов отдать целую жизнь за хотя бы один из Ваших снов.
- Возможно. Но ведь ты - не они. И можешь видеть сны тогда, когда сам того пожелаешь. Или этот мой дар тебя больше не устраивает?
- Что вы, что Вы, Господин! - голос Абдалазиза предательски задрожал от страха. - Простите меня за дерзкие слова. Я...
- Не утруждай себя извинениями. И не завидуй тому, чего не понимаешь. Тебе и этим людям, по крайней мере, не надо каждое утро вспоминать собственное имя и бороться с желанием уснуть навсегда.
- У нас разные жизни.
- Если бы только жизни. У нас разные судьбы. А также возможности и соответствующие им положения тоже разные. И не забывай, Абдалазиз, о том, что и ты мог бы сейчас стоять не здесь, рядом со мной, а там - среди них.
- Да, Господин. Я всегда помню об этом.
- Ладно, хватит об этом. - Слегка раздраженный нелепым спором со старым слугой, Шадар поспешил взять себя в руки и успокоиться - ведь этот день должен стать особенным. И не только в его жизни. А великий путь надо начинать с больших деяний, а не мелочных разговоров. - Я вижу, в Храме сегодня много людей.
- С каждой неделей их становится больше.
- Ну что же. Давай посмотрим, кому сегодня улыбнется Фортуна в моем лице.
* * *
После закрытия проекта 'Дети Лебедя', его участники старались убежать от пристального внимания, меняя города и страны, имена и фамилии, внешность и взгляды на жизнь. Они вычеркивали годы из своих биографий, словно номера телефонов из записных книжек. Больше всего повезло тем детям, которые в силу своих малых лет еще не успели осознать сути происходящего и восприняли перемены с присущей ребенку тягой к новизне. Родители старались не упоминать о тайне их рождения, да и во многих семьях даже для взрослых эта тема была зловещим табу.
Хуже всего пришлось тем, кто родился в числе первых и успел испытать на себе и восторг от всеобщего внимания, и тяжесть бремени несбывшихся чужих надежд. Их угнетало бегство и атмосфера лжи. Со временем, с трудом сумев раствориться в обществе, большинство из них так и не смогло почувствовать себя его частью. Их учили не выделяться среди остальных, но стремление быть как все привело лишь к очередному грандиозному разочарованию: слабые уходили из жизни, те, кто были сильнее, искали общение с себе подобными. Так, спустя годы, первое поколение начало воссоединение.
Люди разных взглядов и религиозных убеждений, профессий, социальных положений и возрастов находили друг друга в соседних городах и на других континентах с одной лишь единственной целью - спрятать свое одиночество среди сотен и тысяч таких же неприкаянных. Их прошлое было ложью, настоящее - социальным обманом. Единственное, что они могли бы сделать со своим будущим - это окутать его тайной. И этой тайной было чудо, в которое, не смотря ни на что, продолжали верить, хранить и воспитывать. Но уже не в себе, а в своих потомках...
Ожидание придает силы и радость. Надежды порождают фантазии, которые каждый волен раскрашивать в черные или розовые цвета. Странно, почему свое будущее никогда не видится серым? Откуда эта готовность - лучше прослыть полным неудачником, чем посредственным ничтожеством? Впрочем, третье поколение 'детей Лебедя' ряд ли задавалось такими вопросами. Воспитанные в вере своих дедов и отцов, вскормленные чаяньями бабушек и матерей, не знавшие стыда и позора прадедов, они изменили в начале представления людей о мире, а потом и сам этот мир. В них больше не было страха, у них больше не было веры - только знания и нерушимая уверенность в себе.
Уже их родители - второе поколение - почувствовали, что они сильны не только в своих желаниях, но и в возможностях эти желания реализовать. То, что когда-то зарождалось как сообщество людей, хранивших от других свою тайну, вскоре переродилось в настоящее тайное общество, где основными критериями членства являлись наследственность и интеллект, что в данном случае было синонимами. Пытливый ум быстро осознает свое превосходство над остальными, что приводит либо к страдающей от собственных моральных и этических принципов скромности, либо к находящему поддержку в самом себе эгоизму. Оба пути бесповоротны и ведут в разные стороны. Между ними глубокая пропасть, которая заполняется телами и жизнями тех, других. И какую бы из этих двух дорог не выбрал гений, рано или поздно он все равно окажется на вершине своего одиночества, глядя либо с состраданием, либо с презрением, на копошащихся внизу людей.
Первое поколение 'детей Лебедя' стремилось к равенству для всех. Второе, используя свои выдающиеся умственные способности и достигнув вершин социальной иерархии, говорило о равноправии уже только среди своих. Третье поколение, ослепив мир своей гениальностью и купаясь в лучах славы, обожания и почета, не говорило уже ничего, разумно полагая, что время само расставит все по местам. Идеализм - хорошее топливо для костра тщеславия.
То, что раньше называлось научно-технической революцией, для людей конца двадцать первого века выглядело как неуклюжее топтание на месте. Прежние достижения человечества были похожи на осторожные постукивания в запертую дверь, в то время как 'дети Лебедя' бесцеремонно вышибли ее ногой. Сознание людей не успевало усваивать объем информации, брошенной в них легкой рукой гения - казалось, что чья-то необузданная фантазия воплощает в реальность прочитанные в детстве научно-фантастические книги: нестареющий организм, лечение всех болезней, космические путешествия и жизнь, наполненная смыслом. По началу растерянное, а потом удивленное человечество окунулось в окруживший его комфорт и замерло от восторга. Быть счастливым стало нормой жизни. Пока однажды...
* * *
- Как ты думаешь, кто из них больше достоин?
Шадар и Абдалазиз стояли перед экраном, на который было выведено изображение Зала Ожиданий.
- Разве я посмею давать Вам советы, Господин? - Смотритель обвел взглядом преклоненные фигуры просителей. Если бы только он мог выбирать...
- Мне просто интересно твое мнение. Так кто? - В голосе Шадара действительно прозвучала заинтересованность.
- Вот этот старик, - Абдалазиз указал на прислонившегося к колоне тучного мужчину.
- Почему именно он?
- По всему видно - человек почтенный...
- Банально. Здесь все люди состоятельные и почтенные. Это не причина.
- ... к тому же - в возрасте. Может для него это последняя возможность в жизни прикоснуться к счастью.
- Хм. Возможно, ты и прав. Но мой выбор пал на молодого человека, стоящего рядом с ним. Действуй.
Абдалазиз наклонился над заставленным приборами столом и что-то прошептал в микрофон. Тот час два служителя храма, находившиеся в Зале Ожидания, подошли к избраннику и отвели сияющего от радости юношу в Комнату Сна.
- Могу ли я спросить, Господин? Почему именно он?
Шадар отвел взгляд от экрана и посмотрел на собеседника.
- Почему я выбрал его, а не старика? Все очень просто - зачем сегодня делать подарок тому, кто возможно завтра уже не сможет им воспользоваться? Молодой наверняка проживет дольше, а значит и дольше будет помнить, кому и чем он обязан. К тому же, если бы ты был повнимательнее, то возможно заметил бы, как счастлив теперь твой протеже, - Шадар указал пальцем на улыбающегося старика. - Скорее всего, это дед и внук. Если бы я выбрал старшего, то младший бы наверняка отравил свою душу ядом зависти. А так...Разве может быть большей радостью для старика, чем видеть, что его потомки счастливы. Или ты со мной не согласен?
Послышался робкий стук в дверь. Смотритель вышел в коридор и тотчас же вернулся назад, держа в руке пробирку с образцом крови.
- Надо же, - задумчиво произнес Шадар, наблюдая, как Абдалазиз наносит образец по плоскому стеклу. - Чтобы стать счастливым, нужно отдать всего несколько капель крови.
- Осмелюсь напомнить Вам и о финансовой стороне вопроса, - смотритель закончил приготовления и почтительно отошел в сторону.
- Да, конечно. Деньги. Куда же без них.
Шадар подошел к столу и провел пальцем по гладкой поверхности стекла, размазывая по ней кровь юноши. Затем удобно устроившись в кресле закрыл глаза и, как могло показаться со стороны, погрузился в глубокий сон. В этот же момент лежащий на кушетке в Комнате Сна юноша забился в конвульсиях. Абдалазиз со священным трепетом и одновременно с завистью смотрел на молодого человека, вспоминая, как сам двадцать лет назад, точно так же, пройдя сквозь боль и страх, прикоснулся к тайне возвращения сна...
Через полчаса, изможденного и еле стоящего на ногах юношу служители Храма вывели под руки в Зал Ожидания. Его обступила гудящая толпа просителей, и тотчас же по ее нестройным рядам пронеслось как эхо: 'Он видел Господина! Господин сотворил чудо!'.
- теперь он будет счастлив, - в голосе Абдалазиза звучала ничем не прикрытая грусть.
- Теперь он перестанет завидовать сам и познает, что такое зависть других. Вряд ли это принесет ему много счастья.
- Оно того стоит. Уж Вы-то, Господин, должны это знать.
Шадар в ответ пожал плечами. Для него это был разговор ни о чем. А, по большому счету, и ни с кем.
- Покажи мне внутренний двор.
Абдалазиз вывел на экран площадь, заполненную многочисленными паломниками, не имевших средств на жертвоприношения внутри Храма, но преисполненных надеждой, питаемой отчаяньем, чтобы просить целыми днями о снисхождении снаружи.
- Приведи в комнату сна этих пятерых, - Шадар указал на группу бедно одетых взрослых мужчин.
- Но, Господин... Ведь больше одного человека в день... - Смотритель растерянно посмотрел на хозяина.
- Ты во мне сомневаешься?! - Шадар повысил голос и с нетерпением посмотрел на Абдалазиза.
- Простите.
- За полчаса это уже второй раз.
- Простите.
- Твои необдуманно сказанные слова говорят больше, чем отрепетированная покорность.
- Простите.
- Но ты хороший смотритель, и я не держу на тебя зла. Просто делай, что говорю, а об остальном я позабочусь сам.
- Да, Господин.
- Приведи этих пятерых.
* * *
В начале это выглядело как обыкновенная психологическая проблема. Мало ли что может произойти в человеческом сознании под прессом ритма современной жизни. Просто люди стали чаще жаловаться на утреннюю усталость от недосыпания, которая впрочем проходила в течении дня. Вряд ли удивишь медицину такими симптомами. Есть болезни и посерьезнее. Но время шло, а количество страдающих этим недугом не уменьшалось. Наоборот, их становилось все больше, и это выглядело уже как настоящая эпидемия. Более того, теперь усталость не исчезала в течение дня, а напротив - накапливалась. К вечеру человек становился безвольным и неспособным к принятию каких-либо серьезных решений. Вскоре обнаружил причину заболевания - организм перестал вырабатывать аминокислоту триптофан, что привело к недостатку серотонина, мелатонина и, уже как следствие, к потере способности видеть сны. Но найти причину еще не значит ее устранить. Были задействованы лучшие умы и все доступные ресурсы. Но искусственные и гормональные инъекции лишь продлевали агонию. Людям удалось сохранить жизнь, но волю к ней так и не вернули. Мир начал медленно погружаться в депрессию, апатично наблюдая за бесплодными попытками ученых его спасти. И никто уже не в силах был задаться вопросом - не смогли спасти или не захотели?..
Слухи о том, что спасение возможно, распространились быстрее, чем когда-то сама болезнь. С начала эпидемии прошло семь лет. К этому времени недугом было охвачено все население Земли. Когда стало известно, что существуют те, кто не только дает надежду на выздоровление, но и воплощает ее в жизнь, души людей содрогнулись от радости. Казалось бы, из ниоткуда во всем мире появились тысячи целителей, способных всего за несколько минут сотворить чудо и вернуть человека к прежней жизни. К ним потянулись вереницы страждущих, готовых отдать последнее ради полноценного бытия. Места проживания Повелителей Снов, как их стали называть, превратились в центры паломничества, вокруг которых со временем возникла целая инфраструктура. Исцелившихся было много. И все они прославляли своих избавителей на разные лады, вызывая зависть и отчаяние среди немощных, которых было гораздо больше. И как знать, какие бы чувства возникли в их сердцах, узнай они правду...
В то время, когда третье и четвертое поколения 'детей Лебедя' сделали мир счастливее и богаче, окутав его негой исполненных желаний, в недрах пятого созревала жажда власти. Их уже не устраивало вчерашнее положение отцов. Они, как когда-то младшие боги, уже не хотели просто создавать. Повелевать людьми стало теперь их идеалом. И пока наука осыпала щедрыми дарами своих открытий и облагораживала внешнюю жизнь, они вернулись к самому началу, окунувшись вглубь самих себя, в поисках источника своей гениальности - на свалку, где хранилась непроизводящая белков 'бесполезная' ДНК. Распутывая сантиметр за сантиметром двойную двухметровую спираль, они быстро научились управлять запускаемыми ею в организме процессами, нарушая заложенные инструкции и создавая новые. Теперь их власть могла стать не просто абсолютной. Их воля и стечение обстоятельств могли сделать ее божественной. Оставалось только выбрать путь осуществления.
Блокировать вырабатывание триптофана у людей в масштабах всей Земли оказалось задачей нелегкой, но вполне осуществимой. На то, чтобы научиться управлять квантовым сознанием и нелокальностью сигнала ДНК у них ушли годы. Но разве это не стоит того, чтобы почувствовать себя богом? Через двадцать лет, после того, как они выдали себя за спасителей человечества, их влияние на людей стало безграничным. То, что для них было всего лишь наукой, для других стало религией. Опутав Землю сетью Храмов Сновидений, они торговали ими же украденными жизнями, пребывая в блаженном неведении относительно того, что один из них уже готов сделать следующий шаг...
* * *
- Ты молчишь, но я слышу, как мечется твой разум в поисках ответа. Спрашивай.
Шадар и Абдалазиз стояли перед экраном, наблюдая, как пятеро паломников, с трудом волоча ноги, шли по внутреннему двору Храма, экзальтированными возгласами собирая вокруг себя возбужденную толпу: 'Мы видели Господина! Господин Шадар сотворил чудо! Он призрел нас, бедных и страждущих, и одарил богатством своих снов!'.
Абдалазиз был растерян и подавлен. Он перестал понимать действия Повелителя и, что хуже всего, в глубине души их осуждал.
- Я не могу понять, почему Вы отказались излечить старика, готового отдать все за выздоровление, но милостиво снизошли к этим нищим, не взяв при этом с них плату?
Шадар усмехнулся.
- Теперь у них есть то, что нужно мне больше, чем деньги - это их вера. Вера в то, что я не только всемогущ, но еще и благ. И они эту веру не будут прятать ото всех и относиться к ней, как к дорогой купленной вещи. Нет - они разнесут ее как новую болезнь среди родственников, друзей и знакомых. И те тоже обязательно придут ко мне. Но не для того, чтобы излечиться, а с единственной целью - заболеть, заболеть верой в меня.
- Но Ваши братья и сестры не одобрят...
- Не упоминай имена тех, кому не служишь! - Лицо Шадара исказилось от гнева.
- Простите, Господин. Я просто хотел напомнить...
- Дай мне свою кровь.
- Что?
- Ты всегда говорил, что хотел бы увидеть один из моих снов. Я покажу тебе. Дай мне свою кровь, - голос Повелителя был тверд и настойчив.
Абдалазиз покорно взял со стола стеклянную пластину и надрезал ею палец. Скривившись от боли, он приблизился к хозяину и протянул тому кровоточащую руку.
- Не скрою, что мечтал об этом всю жизнь. Но я всегда надеялся, что это будет проявлением Вашей милости и щедрости ко мне, а не порывом гнева.
Шадар прикоснулся к ране смотрителя и грустно улыбнулся.
- А с чего ты взял, старик, что мои сны это подарок, а не проклятье?
Но ответа не последовало. Абдалазиз рухнул на пол и, как двадцать лет назад, забился в конвульсиях...
Он стоял в центре лесной поляны, обвитый с ног до головы гигантскими змеями. Они шипели, касаясь своими раздвоенными языками его лица и сдавливая кольца каждый раз, когда он пытался пошевелиться. Вместо листвы на ветвях деревьев висели миллионы человеческих глаз. И все они смотрели на него, Абдалазиза, пронзая холодным, обездвиживающим взглядом.
Вдруг на поляне появился Шадар. Его одежда, казалось, была сшита из змеиных шкур, от чего сам он стал похож на дракона. Или это была не одежда?
- Здесь не задают вопросов, старик. Здесь молча внимают ответам.
Он стремительно приблизился к Абдалазизу и вонзил тому в грудь острый широкий нож. Нестерпимая боль, раскрытый в неистовом крике рот и - ни единого звука. Этот мир не хотел его слушать.
- Тебе просто нечего здесь сказать. Вся твоя жизнь, старик, для меня словно веревочное письмо, - Шадар извлек из груди Абдалазиза длинную нить. - Хочу - завязываю узлы, хочу - развязываю. А если придется, то могу и разорвать ее.
С этими словами Повелитель Снов начал расслаивать в руках нить на две части. Абдалазиз почувствовал, как его тело стремительно покидает жизнь.
- Радуйся, старик. Еще никто и никогда такого ни с кем не делал. Здесь так важен индивидуальный подход. Твоя смерть станет первой ступенькой на пути моего восхождения. Ты хорошо мне служил. Но теперь просто служить - мало. Нужно еще и безоговорочно верить. - Нить в руках Шадара расслаивалась все больше и больше. - Для тебя и остальных людей я и мои братья равны. А мне с моим способностями это так неприятно слышать.
Наконец, нить распалась на две части, и тело Абдалазиза неподвижно застыло на полу...
Шадар стоял перед огромным стеклянным шкафом и с любовью рассматривал свою коллекцию - около трех тысяч образцов крови его бесчисленных родных, двоюродных, троюродных братьев и сестер, племянников и племянниц, дальних родственников и просто знакомых. Создаваемое годами правдами и обманом почти полное досье всех 'детей Лебедя'. Как их много. Как они уже все надоели друг другу своим совершенством. Абсолютная власть, разделенная тысячами единомышленников, перестает быть таковой и становится лишь суррогатом. Зачем тешить себя иллюзией, когда можно держать все нити в одних руках?
Шадар улыбнулся и открыл дверцы шкафа. Конечно же, понадобится время. Но разве прежние поколения не научили его ждать? И разве не они взрастили в нем чувство интеллектуального превосходства?
- Я буду помнить и любить вас всех. Потом. Когда останусь один.
Шадар пробежался глазами по стеллажам в поисках подходящего кандидата. Наконец, найдя то, что искал, он достал образец крови своего отца.