3. МОРЕ
3.1
Учитель уже проснулся и стоял у открытого окна. В
комнате было холодно: наверное, окно оставалось открытым
всю ночь. Он был стар. Любой старик в Европе закрыл бы окно
- но не этот человек в льняной рубашке. Другой сидел на
стуле, в зеленом брезентовом комбинезоне. Учитель
пристально всматривался в горы и обернулся не сразу. Но,
обернувшись, он начал разговор в несвойственной ему манере.
- У нас мало времени. Пятьдесят лет назад русская экспедиция
нашла в горах базу пришельцев. Их люди улетели на космическом
корабле. Наш агент был убит, другим агентом был я. Я не всегда
был ученым. Сейчас корабль возвращается, в корабле какое-то
оружие.
Это было совсем не в том стиле, в каком мы обычно
разговаривали. Учитель был стар, но не глуп и не склонен к
дешевым эффектам. Я молчал и внимательно смотрел на учителя и
того, другого. Учитель изменился: обычно рассеянный взгляд его
стал твердым, жесты быстрыми. Я привык, что возраст учителя
трудно определить: ему можно было дать и двадцать лет, и
семьдесят. На самом деле ему было больше девяноста лет. Он
продолжал:
- Тайны гор содержатся не только в бумагах. Вы неплохой
мастер игры в бисер, но сейчас вам придется участвовать в другой
игре. Для этого я слишком стар. Это русский, который шел по
следу. Вы вместе с ним должны сделать все, что сможете, а сейчас
срочно уберитесь отсюда, например, в Пакистан. Вы говорили,
что служили в армии?
- Да. Правительство оплачивает мое обучение. Десантные
войска флота.
- Внизу вас ждет машина. В ней много оружия и горючего.
Он повернулся боком к окну. Я сомневался. Странно, но меня
убедила какая-то схожесть этих двоих : старика у окна с буграми
мышц на прямой спине и сосредоточенного русского в зеленом
комбинезоне, похожего на затравленного и готового прыгнуть
зверя. Учитель произнес совсем уже несвойственным индийскому
гуру издевательским тоном:
- Русский расскажет вам подробности. По-русски. Убирайтесь
быстрее. К старым книгам мы вернемся потом.
Я не стал возвращаться к себе и оставил и магнитофон, и
документы. Мне не понравились слишком частые взгляды в окно. И
когда я это понял, опять почувствовал себя в старой тарелке:
рядовой Людвиг Витгенштейн готов к выполнению задания. Только
ехать пришлось без музыки.
3.2
Машина была подходящая: на плитах чистого маленького дворика
у самых ворот стоял зеленый открытый джип. Никого вокруг не было
- и ладно, меня не интересовало, кто занимается экипировкой.
Внутри лежали два ручных пулемета, автоматы, гранаты и магазины.
Похоже, что в монастыре держали целый арсенал. Двор, освещенный
утренним солнцем, пересекали густые черные тени. Было тихо.
Можно было ехать. Русского я посадил, вернее, уложил на заднее
сиденье, чтобы его поменьше видели - неизвестно, кому он тут был
знаком. Хорошо отрегулированный мотор работал бесшумно. И
некоторое время я окончательно просыпался, обдуваемый холодным
воздухом гор, с такой бесцеремонностью вытолкнутый из
монастырских библиотек. Очень, очень резко пришлось просыпаться:
вдали уже слышался звук мотора. Я знал, что скоро дорога выйдет
с карниза на ровное место, где есть заросли кустарника - но пока
наш джип был виден как на ладони со следующего витка серпантина.
Еще каких-нибудь двести метров. Мы успели. Я как мог аккуратно
свернул и заехал подальше за кусты и камни. Там было довольно
ровно, но все-таки ехать было некуда, уйти можно было только
пешком. Я взял один пулемет и, пригнувшись, вылез вместе с
русским к кустам над дорогой. Русский без приглашения захватил
автомат. На другой стороне ущелья из-за скал выезжали три
зеленые грузовика, крытые брезентом. "Не стрелять" - сказал я
русскому, и кажется, тот понял. Через некоторое время эти машины
проехали мимо нас; позади брезент был завернут. Грузовики битком
были набиты людьми неизвестной мне народности или касты, похожие
на европейцев. Они сидели на лавках и подскакивали на ухабах,
мотая плечами и головами, как резиновые куклы. Все они были
какими-то худосочными, с белыми или, наоборот, красными лицами,
и держали между колен автоматы Калашникова. Вся Азия наводнена
этими дрянными автоматами. "Vanjky", - тихо с ненавистью
проговорил русский. Машины проехали, но я остался лежать
неподвижно, и русский тоже. Некоторое время было тихо: шум
моторов заглушала стена, за которой начинался ведущий к
монастырю карниз. Облаву надо было начинать гораздо дальше от
монастыря, нам уже почти повезло. Потом на дороге появилась еще
одна такая же машина, и мы решили больше не глазеть, а прижались
к земле у самых корней. Эти тоже проехали мимо. Я подождал еще
пять минут, и мы продолжили путь. Теперь нужно было как можно
дальше уехать, тем более что мне жалко было бросать
такой арсенал. Русский утащил к себе на заднее сиденье второй
пулемет, хотя я сомневался, что он умеет им пользоваться. Пока
мы ехали, он внимательно его рассматривал, а потом наконец
отложил, видимо, изучив и удовлетворившись. Мне было легче: моя
подготовка предусматривала владение всеми видами оружия, кроме,
может быть, самых экзотических. "What Your name?" - со скверным
произношением спросил русский. Я назвал имя и фамилию, и русский
весело рассмеялся. Может быть, он тоже был игроком в бисер?
"True Liudwig Wittgenstеin" - с обидой произнес я. Не хватало
еще показывать документы, хотя они все равно остались там.
Русский тоже назвался, как-то длинно и непонятно. Я стал
называть его по-французски: "Nicolas", и его это устроило. Кроме
всего прочего, еще надо было где-то найти время и тихое место,
чтобы поговорить! А сейчас говорить было некогда.
3.3
Мы отьехали уже далеко от монастыря и даже проехали два
поселка. Было слишком рано, и нас мало кто мог видеть - но мог.
Русский никак не хотел быть ниже бортиков и все время
высовывался. В конце концов я решил: черт с ним, он может
увидеть что-то, чего я сам бы не понял. Так и получилось. Мы
выехали на развилку. Налево уходила хорошая асфальтовая дорога -
на юг, в сторону Шимлы. Прямо - дорога на Лахор. По асфальту
двигалась какая-то машина, и на перекрестке мы оказались совсем
рядом. Русский был оригинален: он расстрелял содержимое этой
машины в упор. Я даже затормозил, чтобы он мог полнее завершить
процесс. Мне оставалось надеяться, что он не ошибся, тем более,
что деревня была совсем недалеко. Впрочем, в этих горах привыкли
к стрельбе. Русский с довольным видом заменил магазин - магазин
на двести патронов - и поднял большой палец. Все-таки плохо, что
он не знал английского языка. Дальше все шло тихо. На дороге
стали появляться погонщики с козами и ослами, и даже автомобили.
Я надеялся, что расстегнутая джинсовая куртка сойдет за военную
форму. Зеленый комбинезон русского меня в этом смысле устраивал.
Наконец мы вьехали в довольно большое село, где было полно
народу и стояло несколько машин и повозок. Я поставил машину в
переулок возле какого-то бара и купил в этом баре еды. Дорога и
площадь хорошо отсюда просматривались, а двое аппетитно
завтракающих на виду у всех военных не привлекали внимание. Там
я и попытался обьясниться, и главное вроде понял. Теперь мне
нужен был надежный контакт с ЦРУ, и для этого лучше всего было
убраться из Индии. Чертовы горы, и оставшиеся в монастыре
документы. Впрочем, брать их было бесполезно: там куча всяких
других бумаг обо мне, рекомендации из университета, переписка,
свидетели ... Я был настроен решительно и готов был идти на
прорыв границы - тем более с такой экипировкой.
3.4
Для этого надо было двигаться быстро. Каких-нибудь триста
километров по прямой - но горы ... И все же все было спокойно. Я
про себя благодарил монахов - наверное, про этот автомобиль мало
кто знал и ничего никому не сказал. Из бормотанья русского я
понял, что в расстрелянной машине были идеологи всей операции -
значит, руководить и стремиться к цели некому. Те, что ехали в
монастырь, выполнят приказ и успокоятся, а нового приказа,
скорее всего, никто не получит. Кроме пограничников и служб
безопасности. Может быть, стоило переодеться ? Но я решил, что
нет - тогда будет слишком заметный контраст с военным джипом. Я
даже вытащил наружу пулемет, и управлять машиной сразу стало
легче. Я интуитивно чувствовал, что здесь мы проскочим. Горы
становились ниже, и вот мы уже были на каменистой равнине.
Несколько раз попадались другие военные машины, и от
предчувствия пуль холодела даже моя джинсовая куртка. Но все
обошлось. В одном из придорожных баров - даже не знаю, как их
правильнее называть - нашлась туристическая карта. Не знаю,
правда, каких туристов мог привлечь такой неспокойный район. И
мы ехали уже по карте, как настоящие туристы. Русский, во всяком
случае, усердно вертел головой по сторонам, хотя все, что нужно,
он уже расстрелял. Я не знал, понимает ли он, что бесполезно
думать о смерти. Я думал только о границе, и все больше
убеждался, что без этой машины шансов у нас никаких нет.
Американец совсем лишний в этом азиатском углу, тем более
русский. К тому же, похоже, еще и дело у этого русского было
срочным, и не стоило терять время. Но все-таки мы должны были
остаться целыми. Я не думал, что граница окажется сложной.
Все-таки это не граница с Россией. Но после шума должна была
начаться погоня, причем как индийская, так и пакистанская,
русская и еще непонятно какая.
3.5
Значит, не нужно было шума. В узком ущелье торчала какая-то
будка с огородом. Как раз было много машин и повозок. Гораздо
хуже, если бы здесь оказался оборудованный по всем правилам
таможенный пункт - с большими зданиями, заграждениями,
кондиционерами, машинами и прочей дрянью. А так все прошло тихо
- просто мы вытащили на вид оба пулемета, да перед этим я
набросил на плечи найденную в деревне рогожу. Пограничник даже
не моргнул глазом, и даже не сразу пошел звонить, но я знал, что
он это сделает. Дальнейшее зависело от качества туристской
карты. И мы вовремя бросили машину недалеко от вьезда в деревню
- когда мы не торопясь шли по дороге обратно, к другой деревне,
со стороны Пакистана над нами пролетел вертолет.
3.6
Теперь мы совсем походили на оборванцев. Роскошный
комбинезон русского пришлось разделить на части и вымазать их в
масле. Свою джинсовую куртку я выбросил, взяв взамен часть
комбинезона, а русский остался в усердно драной рубашке. Все
равно у нас было мало времени. Дело было немногим лучше, чем до
границы. Только уменьшилась вероятность встречи с индийцами.
Срочно был нужен какой-то надежный, лояльный и быстрый транспорт
- и непонятно куда, может быть, до Исламабада. Где здесь есть
американские войска или представители, об этом туристская карта
молчала. Но лучше войска, представители могут быть разные.
Впрочем, я послал к черту и войска, и представителей,
внимательно осматривая каждого встетившегося человека. Надо было
цепляться за любую соломинку. "Helikopter", - произнес русский.
И он был прав. Вертолет не пролетал обратно, значит, есть
вероятность, что он приземлился где-то здесь, например, возле
той будки. И мы изо всех сил побежали вперед. Конечно, это было
глупо, но не очень. Когда вертолет снова показался далеко
впереди, русский уже лежал в пыли на дороге, а я стал изо всех
сил вопить и махать руками.
3.7
Мне было нужно, чтобы вертолет сел. И это удалось.
До сих пор мне и другим приходится расхлебывать
последствия. Дело в том, что русских, видимо, не зря называют
медведями, или ему придала силы безнадежность положения. И самое
главное, они сделали ошибку: вдвоем вышли из вертолета, чтобы
тащить русского. Я уже и не говорю, что их было только двое.
Вообще, во всем этом путешествии была какая-то скользкая, мутная
смесь гарантированной неудачи и непонятного везения. Я
чувствовал себя скверно: неизвестно было, кого мы покалечили и
насколько. Утешало то, что у приличных людей не должно было быть
таких драных вертолетов. Он весь шатался и скрипел, как
этажерка, и все-таки долетел, дотянул до большой речной долины,
в которой виднелся аэродром, белые здания, огороженные бетонным
забором, и самолет с надписью : "US air forces".
3.8
Это были действительно US air forces, иначе нам пришлось бы
плохо. Было гораздо лучше сидеть целый месяц в подвале и
дожидаться окончания проверок и каких-то других мероприятий.
Подвал был мерзким, ночью ледяным, а днем жарким, но более
надежного помещения здесь не нашлось. Не знаю, почему они сразу
не отправили нас отсюда - может быть, в виде мести за посадку
вертолета, может быть, боялись, что мы захватим и самолет тоже.
Кстати, могли отправить еще дальше. Но вероятнее всего, с такой
скоростью работала бюрократическая машина, и уж кто-кто, а
русский должен был это понимать и не верещать, что у нас мало
времени. Кроме того, я начал подозревать, что времени у нас
сколько угодно, что события сами подождут этого русского. И мы
сидели в этом подвале, до одурения играя в карты и изучая
русско-английский язык. Мне приходилось видеть в зоопарке
гризли, и русский больше всего походил на медведя, когда начинал
угрожающим неразборчивым голосом говорить по-русски с
персоналом. Потом они сказали, что им тоже пришло в голову
сравнение с гризли: когда мы по очереди выходили по наклонной
лестнице подвала под дулами автоматов. В этом подвале у меня
сформировался прочный языковый стереотип: когда мне приходится
(очень редко) иметь дело с русскими, я приобретаю озабоченный
мрачный вид и начинаю гнусавым голосом произносить русские
слова. Насколько я могу заметить, меня сразу принимают за
своего, но другие говорят, что мой язык неадекватен.
3.9
Потом выяснилось, что мы остались живы только благодаря тем
парням и их подвалу. Они наотрез отказались отдавать нас кому бы
то ни было, кроме каких-то своих бывших начальников. Конечно,
они понесли наказание, в том числе двое вертолетчиков. По
крайней мере, народу они собрали много, и для нашей отправки
понадобился целый транспортный самолет - тот самый, что стоял
тогда на аэродроме. Среди сопровождающих был и мой бывший
начальник. Всю дорогу он уговаривал меня бросить философию и
вернуться на флот, а русский сидел в другом конце самолета и
беседовал по-русски с человеком в штатском. Я смотрел через
иллюминатор вниз, на последние уплывающие назад вершины, и думал
о том, что большой разницы нет. С другой стороны, возвращаться
мне почему-то казалось опасным, а защита индийских и даже
тибетских богов - ненадежной. Было ли это тоже частью игры в
бисер, или это только майя, иллюзия ? Или, может, ну его на
... ? Я чувствовал, что больше никогда не смогу заниматься
старинными книгами
так, как раньше и как другие до меня, просто превращая их в
другие книги, с глянцевыми обложками, в шлягеры и манеры
сопляков. Теперь я задавал себе не индийские, а русские вопросы,
какими бы они ни казались бессмыссленными. Я участвовал в этой
истории до конца, но так и не понял, чем она закончилась.
3.10
За этот месяц они нашли следы возвращения. Конечно, главную
роль сыграли радары флота. Воздух хранит много тайн, и
большинство из них имеет отношение к математике, а не к реальным
предметам. Я вспоминаю нашего корабельного локаторщика, его
железную будку и экраны, как будто налитые дрожащей светящейся
водой. Он показывал мне НЛО - неопознанные летающие обьекты,
которые локатор видит в гораздо большем количестве, чем человек
глазами. Потом он, смеясь, обьяснял мне, как сигнал искажается
неоднородностями в атмосфере и неисправностями аппаратуры. Он
говорил, что так ни разу и не видел настоящего НЛО, ни сам, ни с
помощью радаров - такого, которого он бы не мог обьяснить. И
однажды никто из этих людей не смог обьяснить сигнал. С палубы
были подняты самолеты - хорошо вооруженные самолеты с угловатыми
короткими крыльями, с антеннами, с приборами инфракрасного
видения. Они сбрасывались катапультой и уносились над морем к
горизонту, а потом возвращались по одному, и пилоты рассказывали
странные вещи: светящиеся шары уходили под воду, а радары не
показывали ничего, и системы вооружения не срабатывали. Потом
туда были отправлены корабли и большие самолеты, и несколько
дней локаторщики сходили с ума, потому что чудеса не
прекращались, даже несмотря на надводную, подводную и воздушную
толкотню. Для нас выделили легкий катер - спецы, с которыми
общался русский, сказали, что большее не имеет смысла. Они
просили обеспечить только радиосвязь с авианосцем, на котором мы
прибыли в подозрительный район.
3.11
Катер с шумом упал на воду, и мы с русским первыми
спустились в него. Матрос наверху стоял в ожидании, а потом
потребовал отдать концы. Остальные стояли у борта. "Только мы ?"
- спросил я. Ответа не последовало. Я и сам понимал, что техника
сделала все, что могла - авианосец видел чуть ли не каждую
рыбку в радиусе десятков километров, его оружие с гарантией
уничтожало любую цель. И люди могли сделать только то, что они
могли - непонятно, что. Начиналось волнение, в воздух летели
брызги, и к тому же море затягивал редкий для этих мест туман. В
тумане звук мотора казался совсем глухим, и скоро от авианосца
осталась только огромная неясная тень, которая маячила сквозь
туман еще долго - таким большим был корабль. Когда авианосец
совсем скрылся, я опробовал радиосвязь. Несмотря на туман, она
была отличной. Мы шли в точку, где радары заметили первую
неопознанную цель. Радары и сейчас работали, заполняя туманное
пространство невидимыми волнами, и ничего, кроме отметки на
экранах от нашего катера, они не показывали. Мотор тихо ворчал,
а мы сначала всматривались в туман, потом прекратили и уселись
на мокрые сиденья. Становилось похоже, что мы пройдем насквозь
этот туман, потом поездим тут еще в разных направлениях, а потом
вернемся на борт, хорошо прогулявшись. Русский предложил снизить
скорость. Я снизил ее до предела, с трудом удерживая катер,
чтобы он не стал бортом к волне. "Помалу вперед", - попросил
русский. Ничего по-прежнему не было видно. Потом в тумане
появилась длинная тень, лежащая поперек нашего курса, как будто
черная кромка берега. Мы продолжали двигаться вперед, и вот
перед нами очутилась старая, ржавая посудина - какая-то баржа со
срезанными или развалившимися надстройками, корпус которой едва
торчал над водой. Тумана вокруг стало меньше, и старое судно
стало лучше видно. Я запросил авианосец. "Пусто", - ответили
мне. "А нас видите?" - "Вас видим". "Тут полно железа",
-возразил я, и там началась ругань. "Это и есть ваша
галлюцинация?" - спросил я русского, с отвращением глядя на
склизкий ржавый корпус. "Вряд ли" , - ответил тот. Мы
приблизились к судну, и тут я заметил, что ошибся в оценке
расстояния. Судно было очень большим, и теперь было видно, что
это старинный военный корабль, правда, без орудий и только с
остатками носовой надстройки. Труб тоже не было. "Что, и теперь
не видите?" - спросил я. В ответ шли одни издевательства. Может
быть, их локаторы не работали в таком густом тумане. Над нами
возвышался изьеденный ржавчиной борт, весь в заклепках, и
кое-где попадались черные разбитые иллюминаторы. "Ну что,
посмотрим?" - спросил я русского. Тот молчал. Наконец попался
какой-то свисающий сверху канат, больше похожий на мочалку, и я
остановил катер под ней, а русский ухватился за конец руками и
полез наверх.
3.12
Когда Сальвадор вскарабкался на борт старого корабля, туман
почти рассеялся, и стала видна огромная пустая палуба. Она была
неровной - то тут, то там торчали остатки оторванных или
отрезанных чьей-то хозяйской рукой конструкций. Туман исчезал
как-то странно, кусками. Над палубой его уже не было, а в
стороне над водой он, наоборот, сгустился и стоял стеной.
Сальвадор подошел к борту в том месте, где свисал конец, и
катера внизу не увидел. Наверное, помощник отвел его подальше,
чтобы не ударило волной. Сальвадор двинулся к носовой
надстройке. Посудина походила на баржу, потому что посреди
корпуса в палубе был большой проем, уходивший до самого дна, и
внизу валялись обломки переборок и стальных швеллеров. Туман
возле надстройки на глазах рассеивался. Он был здесь плотным и
молочно-белым, и один его кусок улизнул из-под ног Сальвадора,
изогнувшись и завернув за угол. Сальвадор проводил его взглядом
и стал подниматься по мокрой лестнице, прижатой к стене
надстройки. Наверху было что-то вроде мостика с уходящими вправо
и влево балконами, в конце которых виднелись изуродованные
пулеметные турели. Посреди стоял большой штурвал вроде тех, что
рисуют в детских книжках, а рядом с ним две толстые
вентиляционные (или переговорные?) трубы.
- На мостике, - утверждающим тоном послышалось из трубы.
- Капитан, - ответил Сальвадор.
Больше никто не вступал в переговоры. Сальвадор повернулся
к палубе. Вниз вела широкая железная лестница, доходившая до
самого дна огромной дырки в корпусе. Судно казалось
выпотрошенным, от него осталась только скорлупа внешней обшивки.
Сальвадор стал спускаться по лестнице, и увидел, что
переговорные трубы срезаны прямо под железными листами мостика.
Какая гадость. И где-то здесь бомба. Туман рассеялся, но воздух
все равно был влажным, и откуда-то летели брызги. Сальвадор
спустился вниз, на дно выпотрошенного корпуса, где среди луж
валялись остатки железных конструкций. По бокам в стенах
тянулись ряды выпуклых заслонок с поперечными закрутками,
наподобие крышек сварочного газогенератора, - кажется, они
назывались "кингстоны". Сальвадор стал отворачивать винт
ближайшей заслонки, потом она со звоном упала, но против
ожидания оттуда не хлынул поток воды - в круглом отверстии
болталась зеленоватая муть. Сальвадор методично отвернул все
заслонки и стал снова подниматься по лестнице. На середине пути
он оглянулся: дно посудины уже скрывалось в тумане, который
вытекал из отверстий так же, как вытекает из трубы сжиженный
газ. Сальвадор поднялся на мостик: что-то еще здесь надо было
сделать. Он подошел к отполированному медному штурвалу и с
облегчением увидел, что вместо румбов на него нанесены даты:
1897, 1905 .... Он поставил колесо против числа "1908" и пошел
по балкону или пандусу в сторону ближайшей пулеметной турели.
Балкон выступал за пределы корпуса, внизу плескалась уже
приблизившаяся вода. Сальвадор залез на остатки турели и прыгнул
в воду.
3.13
Холода воды он не боялся, и не только потому, что с детства
любил реки, снег и леса. Вода была вещественной, мокрой, и могла
разве что утопить. В ней по крайней мере не было лжи. Как они
все достали со своей брехней, творчеством и свободой! Сальвадор,
не оглядываясь, плыл к стене тумана, который вдруг размягчился и
стал ближе, стал обыкновенным туманом. Вода не была чистой, на
поверхности попадались щепки, огрызки и всякая дрянь. Сальвадор
с отвращением смотрел на мусор и думал, что корабль на самом
деле тоже мог быть куском яичной скорлупы. Но это не ложь, а
только иллюзия. И Сальвадор решил досмотреть до конца. Он
оглянулся назад. Сквозь туман еще был виден тонущий корабль, там
шла последняя сцена спектакля. Посудина тонула, погрузившись в
воду носом и задрав корму, развернувшись к Сальвадору боком.
Где-то он уже видел эту жидкую носовую надстройку, эту огромную
задницу. И вдруг он вспомнил: да это же крейсер "Аврора".
3.14
Сальвадор проснулся в своей комнате, на блестящей железной
кровати в гостинице института Механизации. Начинался белый
зимний день. Со двора уже доносились звон посуды и веселый запах
мочи. Сальвадор взглянул на стол: никакого журнала там не было.
И, пытаясь удержать обрывки стремительно исчезающего
воспоминания, он так и не мог понять, происходило ли все на
самом деле, или это только сон, вызванный наворотами вчерашней
машинной игры.
г.Тетрахид, 1988