Аннотация: Отрывок из журнального варианта повести "Грааль"
Грааль
(Начало в 51-м томе)
В слегка рассерженном виде я вернулся с выставки через дорогу к Фотографу и спросил: "Чем они хороши? Тем, что они все умерли?" В ответ он с едва заметной ноткой сожаления сказал напевно "вам не нраавится" и достал большую картонку со старинными фотографиями Гуся-Железного. Склонившись над большими листами, мы голова к голове пристально рассматривали плотину, лодки, планы и парк, и беседовали о подземельях и Гуся-Железного, и Сиреневой Аллеи. Я спросил Фотографа:
- А где ваши цветные фото?
- Хотите выпить чаю с коньяком?
Я удивился. Мы прошли в соседнюю комнату, где, как уже говорилось, была фотолаборатория. Окна, выходящие на улицу Полонского, наглухо завешены; вдоль окон стоял горизонтальный увеличитель на большой формат, увеличитель кончался столом. Фотограф достал из тумбочки коньячку и налил один стаканчик себе, другой мне. Чай предлагалось пить потом и отдельно.
После чая Фотограф отправился ещё в какой-то закуток справа от увеличителя, что-то там уронил, но вынес мне фотоальбом. Это был обычный альбом горизонтального домашнего формата.
И в нём были фотографии, опять чёрно-белые. Но эти казались цветными. Точнее, казался один цвет - серебряный. Часть фотографий была фотомонтажами - чего Фотограф в официальной работе никогда не делал - например, на первой странице огромный городской Собор, у которого четыре купола синих со звёздами и центральный золотой - здесь был с серебряным пятиглавием - настолько серебряным, что я даже решил, что это ещё одна химия наподобие той самой живописи проявителем. Фотография имела типовую композицию городской открытки (вид с набережной от вяза), даже и небо не было притемнено светофильтром ЖС-17 или 18, но оставалось странное впечатление тревоги... или какой-то потери(?). Ещё бы не потери: на ней вообще не было колокольни. Узор чугунной ограды на набережной был не округлым, а заострённым. Похоже на странную смещённую реконструкцию состояния XVII в., когда классическую-позднеампирную колокольню ещё не построили (её строили с середины XVIII до конца XIX века, по удачному выражению Вагнера, "обойдя" настоящий ампир). Потом шли фотографии Московских Красавиц, в том числе и моей знакомой. У одной секретная горошинка просто-таки горела влажным светом, как серебряная капля. Фотограф здесь не применял советских штампов, среди которых было изображение фактуры бугристой кожи, измученных глаз с морщинами и приторно правильных асимметричных композиций наподобие ругаемых Солоухиным журнальных столиков 1960-х годов (что я не люблю, например, в фотографиях Пескова). То, что художник всё же управлял композицией и что снимки не были случайными, было видно в виртуозном сочетании живых деталей, заметном при внимательном рассматривании. Применялся мягкий сильный свет, который, наоборот, сглаживал фактуру. Это было забавно и стильно. На одной из фотографий я увидел страшный предмет чуть больше того клитора, похожий на горный хрусталь, к которому была примонтирована чёрная, чёрная цепочка. "Вот редкий снимок", - сказал Фотограф. Готический альбом. Очевидно, в альбоме были собраны результаты творческого эксперимента. В состоянии лёгкого головокружения я доложил почти обо всём, что было во время путешествия в Аллею. "Цветные фотографии я все отдал", - сказал Фотограф.
На местном телевидении - несколько лет - выходили передачи, в которых Фотограф рассказывал. Рассказов у него было огромное множество, и они не повторялись. Во всяком случае, во время моих посещений лаборатории бывали похожие темы разговоров, но Фотограф рассказывал каждый раз другое.
Вспомнил историю Площади Ленина, на которой до Ленина стоял рыбный киоск, куда весь город ходил покупать дефицитную в те времена селёдку. А перед этим там была "биржа труда" подённых рабочих, которые для экономии отдыхали лёжа, а цена дня работы была у них написана мелом на подошвах сапог.
Также у Фотографа была серия забавных лирических рассказов про женщин. Мне показалось, что со своим кофром с фотоапаратами он проникал во все уголки города и области - и снимать баб ему было с этой техникой и его художническим прикидом гораздо легче, чем мне с этими "гаджетами" и иногда с собакой.
Но это всё было где-то за пределами застёгнутого мира Народного образования и - о ужас! - областной епархии, в которой он одно время работал епархиальным фотографом.
* * *
Возвращаюсь к этому тексту. Было много работы по строительству дачи, некогда писать, но пришлось поехать за материалами - и по пути навестил затопленную подводную лодку. Парадный вход в базу с суши (ствол) теперь дестроен. За этот год его снесли, и убрали обломки бетона, дерева, металла и шифера, как будто ничего и не было. Этому могли способствовать именно мои прошлогодние хождения. Ровная площадка. Маленький золотой Ленин лишь тянет свою ручку над берегом пруда. Возможно, там есть какие-нибудь интересные кадры с Лениным; я ходил вокруг и пробовал найти дырку в заборе, но Ленин почему-то хорошо закрыт со всех сторон, вместе с заводоуправлением. Проходная и пропуск. Мечта Высоцкого "чтобы везде пускали" для меня всегда исполняется. Но сейчас этим заниматься некогда, и вряд ли Ленин стоит того. Текст надо дописать ко дню рождения Фотографа, и представить на развлечение общественности. Подводная лодка мирно спит под водой в темноте, рыжая и мохнатая от ржавчины, в прозрачной спокойной воде моих лесов, в свете моего фонаря. Когда-нибудь найдутся новые историки; выделят технику, расчистят канал и выведут из-под лесной вырубки в Ладогу этот корабль; и все бункера откроют и применят для какой-нибудь пока неизвестной надобности; а пока этот спрятанный мир только наш.
* * *
Итак, после всего услышанного и увиденного я стал ходить по южной промзоне.
Люки. Башни. Окошки и почтовые ящики. Вентшахты (ВШи). Нелогично пустые территории. Подьездные пути. Домички и гаражики нежилого, но исправного и закрытого вида. Нашёлся целый стройтрест, который так и называется: "Подземстрой"! И даже возможно, что есть подземля непосредственно под ним. Как я уже говорил, прежде, чем обратиться в библиотеки и архивы, сначала решил просто присмотреться. Поговорить с людьми на задворках гаражей и во дворах складов. Погладить собак. Постоять на необозримой равнине непонятного назначения под тёплым ветром, среди разбросанных до горизонта самых разных предметов в лабиринте канав, заборов и труб. Один из слухов гласит, что здесь где-то рядом с ТЭЦ и нефтезаводом был задуман подземный атомный реактор. То ли он предназначался для какой-то особо качественной обработки нефти, то ли это должна была быть резервная электростанция для подземного аэродрома. На картах Яндекса это место, нарочно, чтобы все знали, что тут есть секретное, выделено полосой, для которой нет карт высокого разрешения. Вы скажете: аффтар чудит, это слишком. И подземная подводная лодка, и подземный реактор, и подземный аэродром, и подземстрой. Но всё пишется с натуры! Что вижу, то пою. Лодка здесь, где пишу, в шести километрах на восток; всё остальное там, где вы читаете. Это ещё не всё, там на юге был ещё один аэродром, и ещё один, и, небось, пятнадцатикилометровый тоннель к ним тоже есть. Говорите: да это же наш город! Это он на самом деле такой?! - Да, это и есть он.
Подземстрой строил очистные сооружения, станции перекачки сточных вод и водозаборные скважины... Кстати, это тоже интересные, красивые сооружения. Вход пока открыт! но осторожно... как будете вылезать из отвесной гладкой железной трубы, в которой и мобила не берёт?
В старой насосной я стоял в тишине и рассматривал голые побеленные стены, неизменный столик 70-х гг, покрытый жёлтым лаком, и разные журналы и газеты на полу, мух в стакане, остатки мыла, эбонитовые обломки пускателей и выключателей и фундаменты срезанных на металлолом насосов. Было интересно отследить подземный путь труб. Было приятно отследить в лесопарке огромную прямую и пустую аллею времён Председателя, с огромными теперь тополями и фантастическими другими семью радиальными аллеями. А вот выходы городской канализаци было отслеживать не так приятно. Впрочем, за площадью, где устраивают собачьи выставки, нашёлся забавный канализационный тоннельчик, который привёл меня ещё к двум насосным. Да, Подземстрою было над чем работать.
Это поле - есть такое старинное психологическое понятие. Поле притягивает меня сюда, к берегам Оки, и логика этого расследования требует изучать южный промузел.
И вот по всей стране ведомые полем и форумами лазят школьники, и взрослые мужи - специалисты и историки техники, с фотоаппаратами и без, пешком, на мотоциклах и навороченных джипах. И наш Фотограф, оказывается, бывал в этом мире, далёком от епархии и советских учителей, ведомый силовыми линиями поля или неизвестной мне пока целью. Беспредельщики же приходят не только с фотоапаратом, а с ломом и болторезом, и не изучают, а вскрывают решётки и гермы, и ищут в бомбоубежищах "тарен" из аптечек ГО. Других поле приводит сюда на солнечную асальтовую площадку с подземельями, но они не знают, что с этим теперь делать, и просто рисуют граффити на стенах старой насосной.
Вспомнил прецедент! Ефремов описал учителя, который лазил вместе с учеником по ходам внутри стен. У Ефремова есть минимум два рассказа про "диггеров".
Соблазнительно написать, что людям нужно воссоединение с прошлым. Но людям нужно не прошлое, а приключения - новое, но в физиологически благоприятном соотношении с привычным. Например, можно для развлечения увидеть в привычном новое (старинное), например, "фотографии людей с усами и тростниковые аэропланы". Чтобы привычное не становилось тюрьмой взгляда. Ещё нам нужна игра, или, другими словами, творчество. Всему этому помогали взгляд через фотоаппарат и колдовство фотолаборатории, а исторические (краеведческие) исследования и просто байки Фотографа создавали эффект "остраннения" привычных учебно-комнатных занятий. Такое впечатление, что он как мог скрашивал скучную жизнь своих студентов, но при этом в определённой тайне от начальства делал своё.
Должен сказать ещё вот что, это очень важно: фотография и история - занятия епархиального фотографа - имеют очень мало отношения к религии и даже к литературе. Фотография и история имеют дело с тем, что есть, а религия - с тем, чего нет (бога нет). Выдумывается литературный герой (в том числе бог); выдумываются правила лёгкой настольной игры, лёгкой, потому что всё здесь в наших руках, мы сами придумываем и мир игры, и её правила. В конце концов это надоедает. А фотоаппарат имеет дело с физическим миром, который не прогибается под нас.
Кстати же, однажды я встретил там возле Лампочки ещё одного молодого человека с фотоаппаратом, гладкого столичного вида, который на всех парах нёсся мимо кафедры психиатрии к описанной на форумах песочной автобазе, и спрашивал у меня, правильно ли он идёт к АТП номер такой-то. "Верной дорогой идёте, товарищи!"
* * *
Больше всего подземных заводов, военных частей и бомбоубежищ было построено в 50-е годы. Это и понятно: только что закончилась война, только что началась атомная бомба. Зарываться под землю казалось разумным решением. Но через 20 лет точность и эффективность оружия возросли настолько, что подземные заводы, стационарные ракетные шахты и командные пункты потеряли смысл, и были разрушены или просто брошены. Перестройка довершила их судьбу.
По общему правилу, у каждого военного завода были подземные цеха, которые должны были работать при разрушении обычных. Поэтому у "Лампочки" с её несколькими почтовыми ящиками должны были быть, в общем-то, типовые подземелья. И, в общем-то, я их нашёл. При внимательном рассмотрении оказалось, что изрыт весь холм, на котором стоит этот участок промзоны. По ходу движения я вспомнил из детства, что за Лампочкой тоже были песчаные наносы. Именно там теперь я нашёл нечто вроде артезианской скважины, но с "наклонником" (наклонным входом в шахту) рядом с ней. Недалеко нашлась чистенькая будочка, слегка похожая на гараж. Нашлись слишком чистые и новые. крашенные зелёной краской двойные люки.
Нашлось целое здание довольно-таки фантастического внешнего вида и назначения: в частности, там расположена контора дружбы с немецким городом-побратимом. Да, всё это одна подземно-агентурная тема, и наверняка связаннная с Фотографом, ибо его дед обучался в этом немецком городе; а отец Фотографа в этом же городе сидел в лагере, попав в плен. Во дворе этого дома нашёлся ещё один наклонник не то большой погреб, похожий на склад ГСМ. В обнаруженных мной в развалинах котлонадзора планах был также план отведения стоков гальванического производства. Сброс в реку происходил или происходит возле гипермаркета "Лента" при довольно большой глубине залегания труб или даже тоннеля. Искомое улизнувшее из истории техники "ракетное КБ" в принципе могло быть где-то там. Там же вполне могли быть и те мифические бронетранспортёры с форумов. Но "поле" говорило мне: ищи лучше. Либо мне просто хотелось, чтобы искомое ракетное КБ нашлось брошенным в каком-нибудь забытом бункере, и доступным безо всяких овчарок, ФСО и живых контор с лейтенантами за пишущими машинками (здесь цитирую компьютерную игру). Вдобавок контора дружбы находилась совсем уж в другой стороне от "конца улицы", о котором писал Сиделец. Теперь по ходу оказалось вдобавок, что и Фотограф каким-то боком зацепился за эти места настолько крепко, что даже выгрузил из сумки свои фотоаппараты, лишь бы незаметно унести найденный в этой промзоне неизвестный трофей. Мне уже было интереснее узнать именно про Фотографа, потому что - что я мог бы найти на месте "ракетного КБ" из рассказа Сидельца? Неужели чертежи ракет и журналы отправки инженеров на картошку, и другие милые моему сердцу бумажки сохранились бы там?
Я никак не могу поймать в фокус эти места. Я знаю, что нужно всего лишь найти правильную точку зрения (реальное или выдуманное лицо, которое смотрит. Безразлично, из какого времени). Ходил по Соколовке и Никуличам много раз. По традиции, показывал Фотографу свои снимки - пустых платформ, хрущёвских домов и прудов - люди никак не вставали в кадр. Фотограф говорил в ответ только про какую-то редакцию районной газеты в Соколовке. Окна и вывеску этой редакции я видел там - они давно были покрыты пылью и мухами. Кажется, Фотограф и я пребывали тогда в разных временах. Было просто странно: он говорил, к кому зайти в редакции, и что он ездил туда неделю назад, притом на троллейбусе. Я не спросил, как именно выглядит троллейбус, на котором он ехал на Цветмет на Соколовку. Троллейбусов давно нет в городе. Я там даже покупал на рынке 90-х г. печенюшки и мясо коту - но оно как-то бесследно и быстро без послевкусия сьедалось, и я даже не уверен, доносилось ли оно вообще до дому, или оно исчезало ещё в пути в троллейбусе. Мистика!
Но один интересный кадр я там всё-таки нашёл. Это вынесенные габаритные ворота на железной дороге недалеко от переезда, на выезде из складов. Ворота стоят в большой открытой охранной зоне, состоящей из железа рельсов, травы и солнца, и поэтому уж точно принадлежат нашему времени. Как уже говорилось, по традиции свои похождения по дворам я документировал мобилой, а потом развлекал Фотографа и спрашивал. Ему было приятно отвечать, а мне слушать ответы. "Входите любыми вратами, ибо входящий не зависит от врат" - только этой цитатой из евангелия от Завкафедрой я смог удивить Фотографа; и габаритов этих он не видел, и про Завкафедрой он не слышал, а так что ни показывал ему из сфотографированного в городе - он знал всё. Завкафедрой свои врата просто вынес (так он вышел), как тот неизвестный шальной локомотив вынес эти габаритные ворота. Остались распахнутые покорёженные створки. Шатаясь по просторным путям, я словил слух, что там разлили ракетное топливо и производили дегазацию. Видимо, отсюда и глюки.
Этот самый Завкафедрой попал в рассказ не случайно. Среди личных творческих интересов Фотографа была тема смерти. Он, так сказать, всё время водил её, приручаемую, рядом с собой. Мы говорили о возвращении З. после его блестящего вылета в габаритные ворота - и Фотограф сразу сказал то же, что сразу сказал знакомый Сибирский Еврей - тревожный из-за тяжёлой болезни - З. возвратился для того, чтобы его похоронили в земле, а не в стене. При этом Фотограф любил брать в кадр просторы и небеса крыш, ему была присуща разве что печаль, но не тревога и не тоска. И кажется, он и не выходил никогда из дворов города.
* * *
О, эти дворы! Я пробирался по ним, как кот. В психологии когда-то было понятие "урботерапия" - лечение пребыванием в старинных городах (соразмерных человеку). Когда-то я после долгого отсутствия вернулся в Россию - в этот город - в подавленном состоянии, как мне казалось, жизненных неудач. Районы: Горроща, Радиозавод, Шлаковый, Приокский посёлок, Мехзавод меня лечили от суеты и успокаивали кажущейся соразмерностью моему тогдашнему состоянию. Я переместился на тысячу км, а как будто вернулся на двадцать лет назад в социализм (совсем как Маяковский в американский капитализм из тогдашней Советской России).
С этим самым южным промузлом в принципе всё стало ясно. Подземелья там действительно есть. Половина из них охраняется и применяется. Или - или. Или без спросу залезть в шухлядочки письменных столов "ракетного КБ" возможно, или нужен спрос, и спрос долгий и организованный.
От оврага рядом с МОСЦТИСИЗ-ом просматривалась незастроенная полоса местности, проходящая через психбольницу. В психбольнице стоит необычного вида водокачка, похожая на сооружение над стволом шахты, и фотографии этого обьекта даже попали в разные урбантрипы. Сейчас больничный городок разорён, прихватизируется и растаскивается на участки под новостройки. В нём здания типовой железнодорожной архитектуры 90-х гг 19 века. Моя бабушка с маленькой дочкой (моей мамой) часто гуляли перед войной на другой стороне речки, и оттуда видели больных, работавших на огородах там, где сейчас стоят корпуса медучилища. Это улица Баженова. Это не архитектор Баженов, это дореволюционный врач основатель психбольницы. Повидимому, он был первым, кто пожалел душевнобольных и подошёл к их лечению научно и разумно. Возможно, мои мама с бабушкой видели издали на больничных огородах последние времена того лечения.
Потом пришли живодёры. Фотограф рассказывал мне, как к нему, именно сначала к нему на Полонского, а потом уже к журналистам, однажды вечером явился тогдашний главврач психбольницы и, возбужденный, взволнованный, сказал, что сейчас пойдёт сознаваться - рассказывать, что сорок лет держал в заключении в больнице организаторов Войска Польского. Где-то здесь в этих двухэтажных домах, не похожих на тюрьму, или даже в деревянных домиках с палисадниками, не похожих на тюрьму, сорок лет мучились одурманенные сульфазином, аминазином. Фотограф сказал, что информация про поляков была опубликована, а главврач пропал (исчез) через несколько дней. Я не проверял и не следил за теми "жареными" публикациями 90-х гг. Говорят, что многое из разговоров Фотографа надо было делить на два или даже извлекать дробь. При мне он был всегда довольно точен.
Сейчас в книжном магазине можно купить прекрасные книги по психологии, психиатрии и биохимии. Можно посетить прекрасные тренинги и пройти обучение. Только работай и разбирайся... Психиатр говорил мне с горечью, что Эрикссон не имел дела с таким количеством алкашей с белой горячкой... А гастроэнтеролог - что ему обидно лечить (чинить) организмы, которые сами же больные сразу и ломают.
(Когда Фотограф попал в больницу, он устроил на стенах палат и коридоров выставку своих фотографий).
Особенно мне понравился тот холм, на котором стоит Дворец Пионеров. Подземелья, видимо, не соединены, половина брошена и представляет собой погреба и водостоки 50-90-х гг 19 века. Через один из подвалов я проник туда - сверху было что-то замаскированное под школу - и пришлось потом конкретно выбрасывать запачканную одежду. Вспоминаю байку про Дворец Пионеров, которую мне рассказывала другая бабушка, работавшая зав. кадрами в стройтресте. Шпиль был покрыт сусальным золотом; после сдачи Дворца на другой день золото исчезло. Вот эта тема будет ещё всплывать в моём рассказе. Мир здесь узок и центростремителен; может быть легко разрушен ударами груши на конце стрелы автокрана, которой сейчас ломают старые дома именно на этом холме. С тех пор шпиль то золотили, то золото воровали - и я не помню, вот сейчас конкретно шпиль позолочен, или, наоборот, ободран. Сходите, взгляните. Фотограф сопровождает меня и здесь. Ловец Ветра (тоже фотограф) написал мне: "Строчишь "Алмазный мой венец?".
То, что я делаю, больше похоже на попытку сделать из вставной челюсти, подобранной здесь на пустырях, диадему от Swarowski. Но всё ещё впереди, Читатель. Имена пишу таким же образом, как Катаев, и город не указываю, не для подражания, а просто для того, чтобы гопота прямо сразу не рвалась в наши подземелья ломать и водку пьянствовать. Кто не из нашего Города, и расшифрует - тому честь вдвойне. Кто местный, тому я рад показать другую грань всё-таки кристалла.
Ларинский проектировал также фасады "магадановских" домов на площади Ленина. Слона забыл. Сейчас пойдут две темы, связанные с памятниками. Писать, так писать. Ходит слух, что архитектор памятника Ленину - то ли Манизер, то ли Меркуров - предназначал его в Севастополь, и поэтому Ленин стоит как бы на носу корабля. Возле этого памятника расположена одна из "плешек" - мест, где собираются местные пидарасы. Не обижайтесь, уважаемые пидарасы, сами так назывались мне. Забыл ... Когда перечислял знакомых литераторов, то забыл ещё Поэта и ещё Поэта из пидарасов. Сильнейшие поэты... Город поэтов, я не шучу. Так вот, однажды какая-то другая молодёжная группа решила отпиздить пидарасов на пл. Ленина. Но они не учли или не обратили внимания, что у многих пидарасов, кроме усиленных женских сторон души, есть и специально накаченное тело с также соответствующей силой в нём. И гопота была пидарасами успешно разогнана. По этому случаю рад вспомнить историю, как этот скульптор (то ли Манизер, то ли Меркуров) - собрал гостей у себя в мастерской. Стол и шашлыки были устроены на дворе, среди полуготовых скульптур, которые не поместились под крышей. Гости сидели за столом, а хозяин пошёл зачем-то в саму мастерскую, где была его жена. Потом она выскочила из двери и стала бегать во дворе между скульптурами, а за ней скульптор со стоячим горячим (дымящимся паром) хуем (так описывают очевидцы). Так они бегали между скульптурами, жена уворачивалась, а муж догонял, и возмущался, почему в своём доме свою жену выебать нельзя.
Возвращаюсь к памятникам. Как вы помните, мы остановились на другой стороне оврага от психбольницы, где мне показался интересным один гараж хрущёвских времён. В том же микрорайоне, ещё при Фотографе, из кустов, ограниченных квадратом домов, где валялись круглая цветочная ваза и стаканы, я вдруг вышел в середину заброшенного сквера, и там стояла довольно монументальная скульптура. Был странный контраст между тем, что материал памятника был - цемент, штукатурка постамента отвалилась, и сами кирпичи были частично размыты - и, так сказать, содержанием памятника. Понятно, никаких надписей там не было, и сам сквер или небольшой парк был заброшен и не известен. Можно было ожидать девушку с веслом в стиле картин Брускина - но там стоял очень высокий человек в длинном плаще до пят, с гривой волос не то как у Карла Маркса, не то как у Герцена, и смотрел со своей высоты вполоборота с негодованием на попавшего сюда случайного зрителя. Лицо его было неузнаваемо (разрушенный цемент, промышленная копия). Фотографию я притащил Фотографу и предположил, что это памятник кардиналу Ришелье. "Нет, это Чернышевский" - сказал Фотограф.