Аннотация: Рецензия на книгу Михаила Елизарова "Мультики", опубликованная в "Литературной газете" Љ 23 (6278) (2010-06-09)
Михаил Елизаров - лауреат "Русского Букера" за 2008 год, необузданный русский реваншист (по мнению Владимира Бондаренко) и интеллектуально насыщенный беллетрист (с точки зрения критиков журнала "Знамя") - обогатил русскую словесность романом под непритязательным наименованием "Мультики".
Сюжет романа нельзя назвать ни острым, ни закрученным. Юный главгерой Герман Рымбаев переезжает с родителями из родного Краснославска в некий безымянный большой город. На новом месте он удачно проходит кулачную "прописку" в компании гопников и присоединяется к ним, получив погремуху Рэмбо. "Пацаны с раёна" пробавляются незамысловатым уличным вымогательством, но как-то раз в одну светлую головушку приходит идея вывести бизнес на новый уровень. Для гоп-стопа с элементами эротики шпана мобилизует двух своих общеупотребительных подружек. Девицы прогуливаются по улице в шубах на голое тело и демонстрируют прохожим мужского пола всё, чем богаты. Едва ошалевший обыватель успевает подобрать челюсть, как его берут в оборот Рэмбо сотоварищи и деликатно изымают у него червонец-другой в виде платы за просмотр "мультиков".
Так продолжается до тех пор, пока в один очень неудачный вечер Рэмбо не попадается. Однако вместо того, чтобы предъявить ему обвинение в вымогательстве и/или грабеже, его (пятнадцатилетнего оболтуса!) везут в "детскую комнату милиции". (Не станем придираться к неточному отображению действительности: в сюрный роман реальность допускается только в виде натурализма.) А там за него принимаются добродетельные воспитатели - инспектор по делам несовершеннолетних Ольга Викторовна Данько и заслуженный педагог Алексей Аркадьевич Разумовский. Инфернальный старый маньяк "Разум Аркадьевич" (он предпочитает, чтобы его называли именно так) демонстрирует юному правонарушителю учебно-лечебный диафильм, который должен привести правосознание нашего Рэмбо в порядок.
Полагаю, вспоминать о "Заводном апельсине" Энтони Бёрджесса было бы нетактично - всё равно что попрекать какого-нибудь заслуженного деятеля эстрады тем, что он перепевает чужие хиты полувековой давности.
Диафильм, повествующий о маньячном детстве "Алёши Разума", перетекает в ретроспективу о неблагополучных юных годах его наставника, коего тоже направил на путь истинный (с помощью "волшебного фонаря") бывший малолетний злой проказник, ставший великим педагогом и в детстве подвергшийся всё той же волшебно-фонарной коррекции поведения. Череда ретроспекций внезапно возвращается в исходную точку, и в один ужасный миг Рэмбо обнаруживает, что видит на слайдах себя, а конкретно - события последних нескольких часов. У него происходит раздвоение личности, его озвученный "Разумом Аркадьевичем" двойник начинает управлять поведением своего прототипа. В итоге в результате зомбирования Герман исправляется и становится вполне добропорядочным советским юношей. Правда, на память о "детской комнате" ему остаются эпилепсия и мания преследования, но это, конечно, мелочи.
В общем и целом роман оставляет впечатление чего-то... не то чтобы второсортного, а именно вторичного. Если исправительное зомбирование с помощью диафильмов отсылает к "Заводному апельсину", то предшествующий этому "боевой путь" Рэмбо и его дружков тоже напоминает что-то до боли знакомое. Не то лимоновского "Подростка Савенко", не то перестроечные фильмы про молодёжь и подростков: "Меня зовут Арлекино", "Авария, дочь мента", "Бакенбарды" и проч. Было время, когда эти фильмы воспринимались либо как жуткая чернуха, либо как беспощадный реализм, но сейчас они умиляют своей невинностью и наивностью. Равно как и вдохновлённый ими елизаровский текст. Не добавляет ему желанной жёсткости и подробное описание развлечений маленького "Алёши Разума", подозрительно похожих (случайно ли?) на кровавые сексуальные фантазии героя "Исповеди маски" Юкио Мисимы:
"При свечах листал он свой атлас, представляя, как фашисты пытали подпольщиков. Незнакомое томление ломило грудь, будто бы сердце вдруг выросло, а потом тяжело истекло к низу живота горячим щекочущим зудом, в паху становящимся новой стыдной частью тела... Он бросился на Лёню, повалил на землю и стал душить. Пока бедный Лёнечка бился в конвульсиях, Алёшкин зуд, прижатый к телу умирающего ребёнка, истекал в трусы горячим срамом!"
Как сказал бы Остап Бендер - "Скучно, девушки!" Если цель этих излияний - щекотнуть нервы читателя, то она достигнута не была. Современного читателя надо щекотать циркулярной пилой.
Столь же жалкое впечатление производят рассыпанные по тексту обсценные словечки, без которых, кажется, уже невозможно представить концептуальный роман. То, что лет двадцать назад было дерзким литературным хулиганством, в наше время производит столь же унылое впечатление, что и устная матерщина, которую бормочет опухший люмпен "для связки слов".
Вообще стиль "Мультиков" лишён каких-либо ярких черт. Бесцветный зачин романа напоминает первые абзацы безыскусных порнографических рассказов, авторы которых стремятся побыстрее проскочить скучную подготовительную часть и приступить к смакованию того самого. (Интересно, не баловался ли букеровский лауреат сочинением анонимного порнотрэша для специальных сайтов?) И по мере развития сюжета язык не становится более красочным. Даже нарочито дикие метафоры - такие, как "выпадение дидактической кишки", - не добавляют тексту жизненной силы.
Не исключено, что вялость и бесцветность повествования являются дополнительным средством выразительности. (Так, анонимность мегаполиса, куда переехала семья Рымбаевых, призвана, наверное, подчеркнуть бездушие большого города - по сравнению с маленьким, но очень одухотворённым Краснославском.) Возможно, автор намеревался тем самым обозначить пресловутую "серость и убожество советской действительности". Может быть... Вот только его искреннюю ностальгию по позднесоветским временам не заметит разве что очень невнимательный читатель. Это настроение пронизывает и "Библиотекаря", принёсшего Елизарову "Русского Букера". Конечно, политическое кредо автора тут ни при чём. Вернее, оно не играет определяющей роли. Иное дело - воспоминание об оставшихся позади детстве, отрочестве и юности. Для нынешних тридцати-сорокалетних - видеофильмы с гнусавым переводом, игральные карты с голыми тётками, электронная игрушка "Ну, погоди", фотокопированные руководства по самообучению карате и тому подобное (включая малопонятные разговоры "больших" про Горбачёва и Абалкина) - милые сердцу артефакты собственного тинейджерства. Той поры в жизни, которую все считают лучшей (уже миновав её) и безотчётно тоскуют по ней.
Впрочем, подобная ностальгия - не лучшая стратегия завлечения читателей. Сомнительно, что старшее поколение с теплом вспоминает эпоху перестройки. Те же, кто помоложе, вряд ли сохранили какие-то впечатления о том времени. А в 2010 году достигнет совершеннолетия поколение, которое не только не было "рождено в СССР" - даже, пардон, зачато было уже под несоветскими знамёнами. Оценят ли они елизаровскую светлую грусть? Риторический вопрос.
Вероятно, поживши какое-то время в Германии, г-н Елизаров всерьёз уверовал, что русским медведям можно скормить сомнительное ассорти из лежалых литературных субпродуктов. Но это не так.