Аннотация: Глава 3. Образ Красной Армии в печати. Параграф 1.
Глава 3.
Образ Красной Армии в печати.
Важнейший компонент создававшегося пропагандой образа Большой войны - образ Красной Армии, которая эту войну должна выиграть. Периодика уделяла РККА немало внимания. По подсчётам авторов "Истории второй мировой войны" с середины 1939 по 21 июня 1941 г. в "Правде" было напечатано более двухсот статей и корреспонденций, посвящённых армии и флоту [История второй мировой войны 1939-1945. Том 3. М.: Воениздат. 1974. С. 396]. Каким рисовался этот образ, как он менялся перед войной?
1. "Ни на кого не похожий человек..."
Постоянный мотив, который повторяла советская пропаганда, говоря о Красной Армии, это мотив нового. Это новая, социалистическая армия, в корне отличная от армий капиталистических государств, и бойцы её - новые, советские люди.
Писатель Павленко писал в статье об "освободительном" походе на Западную Украину и в Западную Белоруссию:
"Пленные польские офицеры говорят:
- Конечно, ваши танки замечательны, но вы побеждаете и будете побеждать не ими. Человек! - вот кого вы сумели построить за двадцать два года! Ни на кого непохожий человек!
Самые разнообразные люди из обывательской среды под влиянием разнузданной кампании, проводившейся бывшими правителями Польши, испытывали страх перед Красной Армией. Но, увидев наших бойцов - культурных, смелых, решительных, они перестали бояться её. Они не понимали лишь одного: откуда у наших бойцов такая сила и простота" [Павленко П. Знаменательные дни//Большевик, N22//1939. С. 53].
Павленко иллюстрировал культуру советских бойцов таким примером из жизни занятого РККА Львова:
"По воскресеньям группы красноармейцев маячили возле музеев. Все были сильно огорчены, что в выходные музеи закрыты, и откровенно высказывали своё недоумение растерянным сторожам.
Интересно было поглядеть на наших бойцов в музеях. Ходили они недовольные, раздражённые, требовали экскурсоводов и своими вопросам вгоняли в пот заведующих. В музее кустарных промыслов смотритель, очень культурный юноша, разводя руками, удивлялся, откуда такая жадность к знанию, такое стремление бойцов всё знать.
- Главное - это им совершенно не нужно, - твердил он.
- Что именно?
- Да, например, производство книжных переплётов в XV веке. У нас этим никогда никто не интересовался, разве что специалисты" [Там же. С. 54].
Уже одно появление советского бойца в местных деревнях, согласно статье Павленко, приводило к мгновенным в них изменениям:
"Польские офицеры тысячами бежали в Венгрию. Автомобили, фиакры, мотоциклеты валялись на дорогах. Увозили рояли, орудия, патефоны, сахар, муку, сало. Уводили политзаключенных. Жгли и грабили приграничные украинские сёла. Красная Армия, настигнув бегущих, последним ударом выбрасывала горе-вояк с украинской земли. Деревенька... оказалась в стороне от событий. Молодежь её ушла в отряды народной гвардии, а старики оставались дома. И вот однажды ночью, в дни последних боёв, пришёл в деревеньку раненый красноармеец. Он заблудился на лесных дорогах и хотел дождаться утра, чтобы идти к своей части. Его тотчас же перевязали, накормили и устроили на ночлег в самом зажиточном и просторном доме. У дверей хотели выставить свой караул, но гость решительно воспротивился этому. Вместо того чтобы лечь в постель, он созвал сход. Народ собрался немедленно.
- Поляки бегут за рубеж, вывозят с собой народное добро. Вышлите патруль на дорогу, отбивайте народное имущество.
Гуцулы - народ храбрый, воинственный. Им не надо повторять дважды приказ. Четверо старых охотников сейчас же покинули сход.
- Землю помещичью взяли? К усадьбам охрану выслали? Панский скот присматриваете? Почта в ваших руках?
Люди один за другим выходили с собрания. Остались женщины и подростки.
- Садитесь красный знамёна шить, - сказал им раненый, - да плакаты пишите. Завтра на всех хатах с утра вывесим красные флаги, плакаты и лозунги. В панской усадьбе вымыть полы: плясать будем. Музыка е? Ну, хор составим! Кто поёт, подходи ко мне. А вы подтягивайте по мере голоса... "Вставай проклятьем заклеймённый!.."
Уж заря занималась, когда люди разошлись с собрания. К полудню деревня торжественно принарядилась. Красные флаги, полотнища кумачовых плакатов, лозунги на стенах домов... Хор ребят стоял у околицы и, когда показались народогвардейцы, грянул весело, хотя и неверно, "Интернационал". Плакали матери, плакали старики.
- Ну, к делу, к делу! - говорили они. - на усадьбу, к пану! Скот выводите!... К хлебным амбарам часовых выставить!..
Но раньше чем разойтись, решили селяне приветствовать представителя Красной Армии и всей деревней подошли к дому, где он ночевал.
- А он ушёл уже давно, - сказала хозяйка. - Торопился к своим. Вот кулёк сахара ребятам нашим оставил.
Тогда старики сказали ребятам:
- Хороший человек приходил к нам. Спойте детки, славу ему, да всей Красной Армии, да Сталину, да Ворошилову. Как часть своего сердца, они нам его прислали!
И люди запели "Интернационал", и пели, и думали о человеке с разбитой рукой, который пришёл, поднял их и ушёл, даже не успев сказать своего имени" [Там же. С. 54-55].
Инициативным, скромным, политически сознательным - таким всегда изображался красноармеец.
Всё это сопровождалось тезисом:
"В страну диких предрассудков, национальной розни, погромов наши красные бойцы принесли идеи гуманности, человечности, братства народов, интернациональной солидарности" [Там же. С. 55].
Пропаганда проводила в сознание миллионов людей утопические представления и о Красной Армии, и об армиях противников. Утопическая конструкция обречены рассыпаться в прах при столкновении с суровой реальностью.
Газеты не упускали случая напомнить о культурности советского бойцы и в ходе других событий. Например, когда в июне 40-го в Прибалтику были введены новые контингенты войск, печать описывала восхищение местного населения:
"Литовская молодёжь заполнила рабочие клубы и стадионы. Она с особым интересом знакомится с жизнью Красной Армии. Сельский учитель из далёкой провинции Литвы пишет:
"Какой отрадный контраст представляет Красная Армия по сравнению с другими армиями. Красноармейцы принесли в нашу деревню культуру. Они сразу же стали всем нам близкими и родными. Такой армии литовский народ ещё не видел""[Правда. 1940, 28 июня].
Кроме того, так же, советским бойцам было положено выполнять необычное, чуть ли не чудесное (так же, как рабочие и колхозники должны были перевыполнять планы и обязательства). И потому "Красная звезда" в своей передовице "Советские танкисты на Украинском и белорусом фронтах" осенью 39-го писала, что "вопреки существующим нормативам (курсив наш - Т. М.) водители вздымались на танках по склонам в 40-50 градусов" [Красная звезда. 1939, 2 октября].
Ещё одна отличительная черта пропагандистского образа Красной Армии - гуманизм. Если мы возьмём напечатанный в 1939 году роман Н. Шпанова "Первый удар", то в нём сможем прочесть, как советские лётчики, совершая налёт на немецкий город, бомбят только военно-промышленные объекты. Автор специально оговаривается: "Советское нападение не преследовало огульной бомбёжки города, его жилых кварталов, исторических памятников, больниц и гостиниц, к чему приучили немцы жителей испанских городов и чего ждали теперь сами" [Шпанов Н. Н. Первый удар. М.: "Вече". 2006. С. 131]. Для создания контраста в романе немцы не брезгуют применить против мирного советского населения бактериологическое оружие [Там же. С. 142-143].
Для создания образа нового советского военнослужащего немало усилий приложила советская художественная литература.
Для литературы о будущей войне среди ряда её типичных черт можно выделить образ героически гибнущего лётчика, приносящего себя в жертву для победы. Такой эпизод есть в книге Шпанова: так гибнут лётчик Сафар и его штурман, в самолётё, таранящем немецкий "подземный" аэродром [Там же. С. 85-89]. Есть подобный образ в напечатанных в 1938 году рассказах лётчика и Героя Советского Союза Г. Байдукова: "Разгром фашистской эскадры (фантазия о будущей войне)" [Правда, 1938, 19 августа] и "Последний прорыв (эпизод из войны будущего)" [Там же, 6 ноября]. Правда, если в первом рассказе таран и гибель лётчиков происходят, во втором этого нет. Хотя главный герой рассказа предлагал такой путь. Его цель - уничтожить "пункт номер 3" на вражеской линии обороны. Советским лётчикам это никак не удавалось. Но затем был захвачен вражеский бомбардировщик. Капитан Снегов тут же предложил "нагрузить бомбардировщик восемью тоннами самых сильных взрывчатых веществ, довести этот самолёт до цели, а затем с пикирования врезать его в укреплённый пункт номер 3. Для верности инсценируем погоню наших самолётов за фашистским самолётом...
- Да, это хорошо, но как же с лётчиком? - перебил командующий.
- Это решено: самолёт поведу я, - твёрдо сказал Снегов.
- И броситесь вместе с самолётом?
- Именно. Иного выхода не вижу, - ответил Снегов.
Командующий положил руку на плечо капитана и сказал:
- Вы сильный человек, капитан Снегов! Вы любите жизнь, любите революцию - в этом ваша сила. У вас прекрасная идея и я лишь дополню её тем, что не разрешу гибели экипажа. Слушайте моё приказание..."
На самолёт установили аппаратуру для управления на расстоянии, "пункт номер 3" был уничтожен, а Снегов и его механик Елтышев (правда, сломавший ногу при прыжке с парашютом) остались живы. Однако, предложение Снегова, даже отвергнутое, характеризуется как "прекрасная идея".
Готовность к смерти, к самопожертвованию - одна из ведущих идей советской пропаганды. Мы видим, что в 30-е годы в литературе усиленно культивировалась идея именно такой смерти - ради победы над врагами Родины и советской власти. Современник событий А. Зиновьев вспоминал: "Идея подставить тело под пулемёт родилась в Гражданскую войну и была для нас тогда привычным элементом коммунистического воспитания. А утверждение о том, что здание нового общества строилось на костях народа, было общим местом в разговорах в тех кругах, в которых я жил. Но оно не воспринималось как обличение неких язв коммунизма. Более того, оно воспринималось как готовность народа лечь костьми за коммунизм, каким бы тяжёлым не был путь к нему" [Цит. по: Шарова М. "Контуры грядущей войны" в советской литературе 1930-х годов//Правда Виктора Суворова - 2. Восстанавливая историю Второй Мировой. М.: "Яуза-пресс". 2007. С. 247].
Необходимо признать, что молодёжь оказалась восприимчива к усвоению такого образа и стереотипа поведения. В годы Великой Отечественной войны таран совершили 561 лётчик-истребитель (из них 33 человека - дважды, лейтенант А. С. Хлыстов - трижды, лейтенант Б. И. Ковзан - четырежды), 19 штурмовиков и 18 бомбардировщиков [Иринархов Р. С. Киевский Особый... Минск: "Харвест". 2006. С. 377]. Внизу же, на земле, сотни пехотинцев совершали тот же подвиг, что и Александр Матросов. Из известных же о немецких лётчиках сведений складывается впечатление, что они не могли пойти на таран. Вот, например, что рассказывает о них лётчик Иван Иванович Кожемяко:
"Они были очень расчётливы. Это их основное достоинство и основной недостаток. Очень жить хотели.
У немецких лётчиков было правило - никогда не веди бой на невыгодных условиях! Это правило немецкие лётчики соблюдали свято. В бою предсказать поведение немецкого лётчика было легко - он выберет наименее рискованный вариант. Немцы не были трусами (на этот счёт я ни капельки не обольщался), просто голый расчёт. Причём это наблюдалось у всех немецких лётчиков, как обученных, так и не очень.
На моей памяти есть несколько боёв, которые немцы не смогли выиграть именно из-за своей расчётливости. Надо было рискнуть, тогда бы почти наверняка выиграли, но они не рисковали" [Драбкин А. Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943-1945. М.: "Яуза", "Эксмо". 2007. С. 153].
Известно, что немцы весной 1945 года попытались сформировать части пилотов-смертников, которые должны были таранить англо-американские "летающие крепости", единственная попытка их применения состоялась 7 апреля, но в условиях господства союзников в воздухе никаких успехов это не дало [Соколов Б. В. Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой. М.: "АСТ-ПРЕСС КНИГА". 2003. С. 279-280]. Однако речь идёт о единственном акте, к тому же организованном сверху, от отчаяния. Советские же лётчики совершали тараны с первого дня войны. Как представляется, роль пропагандистского воздействия в этом отношении была велика.
Итак, мы видим, что при формировании образа Красной Армии и красноармейца ставилась двойная цель. Во-первых, создавался образ армии, обречённой на успехи уже по причине того, что она - носитель социализма. Во-вторых, создавался стереотип поведения, в соответствии с которым советские люди должны были вести себя в случае войны. В его основе - жертвенность и готовность умереть за социалистическую родину.