Печатная публикация: Тягур М. И. Преступность и борьба с ней в Ленинграде в период Советско-финляндской войны 1939-1940 гг. // Восемнадцатые Петровские чтения: Материалы всероссийской научной конференции с международным участием 16-17 ноября 2016 г. СПб.: Северная звезда. 2017. С. 341-345.
Наверное, нужно поправить последний абзац. Там написано, что предлагая массовую высылку криминального элемента, ленинградские руководители "пытались использовать войну для разрешения вопроса, с войной непосредственно не связанного". Мне кажется, что лучше было бы написать, что это была мера превентивного характера. И предложение было связано с войной, так как именно в связи с военными условиями городское руководство опасалось роста преступности.
Ещё я говорю в статье: "Автору не удалось ознакомиться с такими же сводками за январь-март 1940 г. (на момент написания статьи они находятся в процессе рассекречивания)..." На момент написания этих слов, я был уверен, что в заявках на рассекречивание, которые я подавал, есть и дела, где я прочту эти сводки 40-го, и что скоро я их прочту. Но зря я был так уверен, этих сводок я так и не нашёл. Впрочем, возможно, я просто пропустил нужные дела в описи. Или забыл заказать их уже после рассекречивания. Учитывая, какое количество дел я заказывал, могло быть и такое.
Преступность и борьба с ней в Ленинграде в период Советско-финляндской войны 1939-1940 гг.
Как правило, при рассмотрении Советско-финляндской войны 1939-1940 гг. историков привлекают военные и политические события. Жизнь в ближайшем тылу, влияние на повседневность прифронтовых регионов остаются на периферии исследовательского внимания. Фактически изучение разных сюжетов этой темы только начинается. Один из таких сюжетов - преступность в Ленинграде и чрезвычайные меры по борьбе с ней. Данному вопросу и посвящена статья.
Если обратиться к источникам личного происхождения, то в них обнаружатся утверждения о росте преступности в прифронтовом городе. Например, К.Г. Молодецкий (в дни войны с Финляндией - преподаватель одного из ленинградских вузов, позднее - эмигрант) в воспоминаниях, опубликованных под псевдонимом "К. Криптон", сообщил, что после введения светомаскировки "поднялась многочисленная "шпана", решившая, что когда же ей и развернуться, как не сейчас. Помимо всевозможного хулиганства под покровом темноты, начались очень дерзкие ограбления, принявшие характер эпидемии" [1]. Другое подобное свидетельство можно найти в дневнике художницы А.П. Остроумовой-Лебедевой, которая в конце декабря 1939 г. записала: "по городу опасно ходить при его затемнении. Бандиты раздевают и убивают людей" [2]. Утверждения о росте хулиганства из-за затемнения также можно обнаружить и в советской историографии [3].
Возникает вопрос: насколько велик был рост преступности и как с ним боролись?
Светомаскировку в Ленинграде ввели ещё до начала войны. На первых порах это было сделано вечером 16 ноября 1939 г. [4]. Два дня в городе царила темнота. Потом стали включать фонари, но окна по-прежнему должны были быть замаскированы. 23 ноября светомаскировку отменили [5]. Но ненадолго. 30 ноября с началом войны вновь было введено сплошное затемнение. Тут же преступники, ранее действовавшие на окраинах, пользуясь темнотой, стали орудовать в центре. Как вспоминал Молодецкий, "нападали не где-нибудь на окраинах, а на главных улицах города, начиная с Невского проспекта" [6]. Подобные случаи в ранее спокойных и относительно безопасных районах породили волну слухов о резком росте количества преступлений.
Слухи вызвали беспокойство властей. 3 декабря заведующий информационным сектором Ленинградского горсовета Лейв направил председателю горсовета П.С. Попкову "срочное информсообщение", в котором писал: "Несмотря на особую обстановку в городе и возросшую активность преступных элементов, органы РКМилиции [Рабоче-Крестьянской Милиции - Т. М.] действуют, по мнению трудящихся, крайне слабо (о чём они открыто говорят у себя на предприятиях и в учреждениях), и в то же время недостаточно привлекается общественность". Лейв утверждал, что существующих постов недостаточно, ряд улиц лишён милицейского надзора, иногда "задержанные рабочими хулиганы просто отпускаются милицией без всяких последствий". Это вызывает возмущение ленинградцев, которые "требуют усилить в городе охрану революционного порядка и обеспечить полную безопасность населения" [7].
Между тем ещё до появления этого "информсообщения" городские власти начали предпринимать меры по поддержанию порядка и борьбе с уличной преступностью. Было решено развернуть усиленные ночные патрули. Кроме милиции, были мобилизованы члены бригадмила (Бригадмид - добровольческие бригады содействия милиции, созданные в 1932 г. [8]), партийный и комсомольский актив. 3 декабря руководство ленинградской милиции сообщало в обком: "Усилены ночные обходы и патрульная служба по городу". Помимо 488 сотрудников милиции в ночь со 2 на 3 декабря улицы патрулировали 749 членов бригадмила и 582 комсомольца. Всего в ту ночь "за нарушение социалистического порядка" был задержан 121 человек, из них за хулиганство - 18, за другие уголовные преступления - 28 человек. Также было подобрано 285 пьяных [9]. Следующей ночью в обходах и ночных патрулях участвовало 297 милиционеров, 581 бригадмилец, 567 комсомольцев. Управление милиции рапортовало: "Задержано нарушителей соцпорядка - 155, хулиганов - 17, за др. угол. преступ. - 31. Подобрано пьяных - 246" [10]. Подобный режим патрулирования поддерживался на протяжении всей Советско-финляндской войны.
Усиленное патрулирование сопровождалось кампанией в печати. "Ленинградская правда" и "Смена" регулярно информировали горожан о результатах работы правоохранительных органах, печатали сообщения о задержании уголовных преступников, сообщали о предстоящих и только что проведённых заседаниях суда [11].
Какова в этих условиях была количественная динамика преступности?
Ответить на этот вопрос помогают сводки Управления милиции, ежедневно отправлявшиеся в обком. Автор изучил 56 таких сводок за ноябрь-декабрь 1939 г. Не удалось найти лишь четыре сводки за этот период (12 ноября, 1, 30 и 31 декабря).
Если суммировать данные этих документов, то с 1 по 16 ноября - то есть до введения светомаскировки - милиция в среднем фиксировала 14,6 случаев хулиганства в сутки. Меньше всего их было отмечено 11 ноября - ни одного. Больше всего состоялось 7 ноября - 68. 17 ноября (на второй день после введения затемнения) работники Управления милиции по Ленинграду донесли в обком о 13 хулиганских актах. С 18 по 29 ноября (то есть до начала войны) в среднем в день отмечалось 14 хулиганских случаев. С началом войны и возвращением светомаскировки количество хулиганских выходок не выросло. С 30 ноября до 29 декабря фиксировалось 12 случаев в сутки. Причем, чем ближе к концу декабря, тем меньше актов хулиганства отмечалось милицией [12]. Автору не удалось ознакомиться с такими же сводками за январь-март 1940 г. (на момент написания статьи они находятся в процессе рассекречивания), но если верить данным ленинградской милицейской газеты "Пост революции", то в январе в ряде отделений милиции количество дел о хулиганстве снизилось [13].
Аналогично обстояли дела и с другими преступлениями. Так, грабежей и попыток грабежа с 1 по 16 ноября в среднем фиксировалось 1,5 в день, 17 ноября - 1 случай, с 18 по 29 ноября - 0,4 в сутки, с 30 ноября по 29 декабря - 1,1 в сутки. Снизилось количество краж. С 1 по 16 ноября - 45,5 в сутки, 17 ноября - 29, с 18 по 29 ноября - 37,8 в день, с 30 ноября по 29 декабря - 31,8. За весь ноябрь в Ленинграде произошло 10 убийств и одна неудачная попытка убийства. В декабре в городе было совершено 7 убийств. За ноябрь милиция зафиксировала 7 изнасилований и 3 покушения на изнасилование. За декабрь отмечено 5 изнасилований и 6 неудавшихся покушений [14]. Преступность в Ленинграде в дни войны с Финляндией не только не выросла, но, (если не считать отдельных категорий, которые выросли, но незначительно - как попытки изнасилования) в целом снизилась.
Таким образом, благодаря усиленным мерам безопасности руководству города удалось предотвратить рост преступности в Ленинграде. Однако усиленное патрулирование улиц и газетная кампания создавали у граждан впечатление роста правонарушений. Это впечатление и отразилось в дневниках, мемуарах, а потом - даже в историографии.
Тем не менее, части ленинградского руководства принятые меры казались недостаточными. 13 января 1940 г. начальник Управления НКВД по Ленинградской области С.А. Гоглидзе отправил А.А. Жданову письмо, в котором, ссылаясь на "рост случаев хулиганства и бандитизма" в "условиях прифронтовой обстановки", предлагал осуществить массовую депортацию криминальных элементов. Он писал: "Милицией учтено 1.247 чел. лиц (так в тексте - М.Т.) без определённых занятий, уголовников и проституток. Из этого количества 805 чел. ранее судились и приводились в органы РКМ [Рабоче-Крестьянской Милиции - Т. М.] за различные преступления". Для снижения "уголовных и хулиганских проявлений и очищения города от социально-вредного элемента" Гоглидзе считал нужным "выслать из гор. Ленинграда 1.100 чел. в Исправительно-Трудовые Лагеря НКВД, оформив выселение через Особое Совещание НКВД Союза". Жданов поставил на письме одобрительную резолюцию. В тот же день бюро Горкома опросом приняло решение: просить у ЦК ВКП(б) разрешить выслать из города 1 100 уголовников и "социально-вредного элемента, незанятого общественно-полезным трудом" [15].
Как мы видели выше, преступность в связи с войной - вопреки опасениям регионального руководителя НКВД - не выросла. Вероятно, в данном случае руководство города ссылалось на чрезвычайные условия войны для того, чтобы оправдать применение чрезвычайных мер в глазах вышестоящего руководства и добиться от него разрешения на массовую высылку. Таким образом, руководители Ленинграда пытались использовать войну для разрешения вопроса, с войной непосредственно не связанного.
Примечания.
1. Криптон К. Осада Ленинграда. Нью-Йорк, 1954. С. 22 [Электронный ресурс] - [Электронная копия книги] - Режим доступа: http://antisoviet.imwerden.net/kripton_k_osada.pdf
2. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (Далее - ОР РНБ). Ф. 1015. Ед. хр. 55. Л. 75об.
3. Скилягин А. Т., Лесов В. М., Пименов Ю. Ф., Савченко И. К. Дела и люди Ленинградской милиции. Очерки истории. Л., 1967. С. 230.
4. ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Ед. хр. 504. Л. 60об-61.
5. Там же. Л. 64.
6. Криптон К. Осада Ленинграда. С. 22-23.
7. Центральный государственный архив Санкт-Петербурга. Ф. Р-7384. Оп. 13. Д. 63. Л. 85-86.
8. Скилягин А. Т., Лесов В. М., Пименов Ю. Ф., Савченко И. К. Дела и люди Ленинградской милиции. С. 207.
9. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (Далее - ЦГАИПД СПб). Ф. 24. Оп. 2в. Д. 3585. Л. 125об.