Аннотация: Один из самый жутких моих рассказов. Самый последний (28 марта). Про уродов, людей и снег.
СНЕЖНАЯ ПУСТЫНЯ
То, что этот дом был неприятным и отталкивающим, это Марк почувствовал сразу. Просто всеми силами старался не подавать виду и ехал, насвистывая "How Many Times" Дилана. Не зря же этот дом самый дешёвый из всех, что на уикэнд! Линда прыснула в кулачок, потом вся вытянулась вперёд и запела своим тонким красивым голосом. Через две минуты они допели и Марк подумал, а ведь это надо записать! Линда погладила Марка по руке, лежащей на руле.
-Может всё-таки радио включим, а?
-Да ладно тебе, Линн. Через полчаса всё равно приедем.
Но рука, лежащая на руле, полезла в бардачок за автомагнитолой. Линда крутила им, как хотела. В двадцать лет все девушки такие скрытно властные, а парни почти безрассудно повинующиеся.
На классической волне взвыл Паваротти. Женаты дружно расхохотались, и Марк прибавил скорости.
Совершенно зря прибавил. Когда их "Хендай" съехал с главного шоссе в сторону юга Кранберри, машину резко тряхануло, и трясти уже не переставало оставшиеся пять миль.
Эти пять миль они проезжали полтора часа. Одежда Марка пропотела насквозь. Линда, несмотря на двадцатипятиградусный мороз, открыла окно, настолько мерзкий запах разошёлся по салону.
Совершенно зря открыла. Когда их "Хендай" влепился колесом в очередную заледенелую лужу, брызги грязи запачкали Линде пальто. Линда чуть слышно матернулась и закрыла окно. Из двух зол следует выбирать меньшее. Марк смеялся, но глаз от дороги не отрывал. Зрачки были белыми, в них отражался снег. Машину ещё раз тряхануло, и Марк подскочил, ударившись головой о потолок. Теперь смеяться была очередь Линды.
-Блин, шишка будет. Пристегнись ты, наконец.
Они оба пристегнулись, и машина потащилась дальше, не пропуская ни одной ямы на своём пути.
За сорок минут безостановочной тряски Линда уснула, свыкнувшись с подобной ездой. Марк же готов был рухнуть на землю и отрубиться от усталости. То и дело он выходил из машины и толкал её из особенно глубоких ям, иногда даже лез в багажник за домкратом. Его ярко-жёлтый свитер был снизу заляпан сухой коричневой грязью, а белые кеды кардинально поменяли свой цвет. Несмотря на то, что лицо Марка было красным, он ёжился от ужасного холода и по десять минут после каждой эвакуационной вылазки сидел в нагретой за долгий путь машине, упрятав руки в колючие шерстяные рукава. Звенел "Бриллиантовый вальс" Штрауса. Марк выдернул магнитолу из слота и даже хотел запустить ею в мирно спящую Линду, но передумал и положил её в бардачок. Но громко хлопнул дверцей.
Линда проснулась.
-Ой, привет,- сказала она, сладко зевнув.
-Привет,- передразнил её Марк, пригладив всклокоченные сальные волосы,- Выходи из машины.
-Мы приехали. Выходи из машины,- сказал Марк, усмехнувшись.
Линда звонко рассмеялась и вышла из машины, массируя руками затёкшие за долгий путь колени.
-Чёрт! Ярко-то как!
Марк вышел из машины и, как и Линда прищурился и закрыл рукой глаза.
Привыкнув к блестящему на бледном солнце снегу, Линда оглядела картину впереди себя.
Там были огороды местных фермеров. Странно, почему они не кормились скотиной и затеяли такое пространство только под овощи. Неважно, подо что было использовано это гигантское пространство, да только все грядки были засыпаны сверкающим, девственно чистым снегом, и эта идеально ровная снежная пустыня занимала огромные пространства. Вдали не было видно ни домов, ни фонарей, НИЧЕГО. Только снег, неумолимо слепящий глаза.
-Линда,- окликнул её Марк,- Может быть, ты хотя бы повернёшься и посмотришь на дом? Нам в нём два дня обитать.
Линда нехотя обернулась и вновь прищурила глаза. Но на этот раз скорее не от яркости дома, а от его явной убогости. Домом это назвать было действительно трудно, скорее большой хижиной. Одна стена была кирпичной, с дырами, на скорую руку заделанными хворостом. Наверное, там жуткий сквозняк, подумал Марк. Другие три стены были дощатыми, тонкими и уродливыми. Крыша была из старой, чуть ли не рассыпчатой черепицы, она прогибалась под снегом и чуть ли не трещала от его мокрой тяжести. Сдававший дом Марку сказал, что электричество и все бытовые удобства, кроме туалета, там есть. Если они там есть, то они, по видимости, ограничивались пыльной лампочкой и газовой плитой. Ни больше, ни меньше. Дверь, сделанная из тех же досок, что и стена, практически сливалась с ней, и отмечал её только яркий кирпичный порог и огромная самодельная ручка, из которой даже торчали ржавые гвозди. Одно единственное окно побоку от двери было настолько грязным, что изнутри дома, посмотрев в его, было невозможно понять, день сейчас или ночь.
-Это сюда ты меня привёз?- осведомилась она - Это наш временный... "дом", да?
Марку стало стыдно. Он представил, как она залепит ему пощёчину и, хохоча, уедет на его машине, оставив его жить в этой вонючей хижине. Но потом он вспомнил, что она не умеет водить машину, и у него отлегло от сердца.
-А ты знаешь, мне здесь нравится. Это как в "Последнем герое" - дерьмовость условий окупается пейзажем. Ха-ха-ха.
Теперь Марк был просто спокоен. Он был бы не против снова спеть "How Many Times", но подумал о записывающем магнитофоне и промолчал, гордо и глупо улыбаясь.
-Ну что - разгружай вещи! - без тени смущения приказала Линда.
Марк беспрекословно повиновался и, крутанув ключи на пальце, пошёл открывать багажник. Было 17:05.
Через тридцать две минуты Линда и измученная разгрузом вещей каша по имени Марк позволили себе осмотреть дом целиком, занеся все узлы и сумки. Марк лез в один из пакетов за увлажняющим кремом для рук, а Линда осматривалась, оценивающе хмыкая и властно уперев руки в бока. Марк нашёл в себе силы спросить:
-Ну как?
-Неплохо, неплохо,- ответила Линда.
Когда она отвечала подобным образом, это значило, что ей просто насрать.
А изнутри дом был совсем неплох.
Помимо маленькой газовой плиты, которую предугадал Марк, там был ещё и большой обогреватель примерно тридцатилетней давности. Из комната была одна, в которой располагалась и кухня, и гостиная, и спальня, слева направо, отделяемые только тонкими самодельными порожками и воображением жителя.
Кухня представляла собой стол, ящик с ножами, вилками и тарелками, и стоящую на нём плиту. Гостиная - две длинные деревянные скамьи и маленький радиоприёмник. Марк, только начавший оглядываться по сторонам, заметил, что в доме не было ни одной книги. Странно, почему он не заметил этого, когда осматривал дом перед съёмом.
Спальня - просто четыре сдвинутые друг к другу вплотную кровати и одна маленькая подстилка рядом с ними.
Та стена, что кирпичная, была оклеена грязно-белыми обоями, почти не рваными, к ней были приклеены фотографии. Линда подошла к ним и начала их рассматривать.
-Боже,- едва слышно выговорила она,- Ты хоть видел, Марк, какие здесь живут уроды?
-Я видел,- буркнул Марк и подошёл к Линде.
На первой фотографии был старик в майке и соломенной шляпе, борода была длинная, но волосы были такими жидкими, что казалось, будто этой бороды вообще нет, один глаз был белым и слепым. Майкл Оддерс, сдававший эту хижину Марку. Странно, но вживую он казался Марку не таким непривлекательным. Но неудивительно, что Оддерс спрятал от Марка всю свою семейку, что была на фотографиях.
Со второй фотографии смотрела прищуренным взглядом сгорбленная старуха с носом, который чуть ли не залезал ей в рот от его длины и кривизны. Она была почти лысая - с головы свисали два клока сухих седых волос.
Третья фотография демонстрировала уродливого подростка лет двенадцати с носом выше лба. Какая-то немыслимая болезнь проела гноящуюся дыру у него в щеке и он почёсывал её рукой с длиннющими грязными ногтями, которые больше бы сошли за бритвенные лезвия, ежели за обычные человеческие ногти.
На четвёртой фотографии был здоровенный широкоплечий мужик с прыщавыми развороченными губами и одним глазом ниже другого. Он, по видимости, стыдился своего уродства и пытался закрыть камеру руками с огромными распухшими шарообразными пальцами, из которых, как иголки, торчали маленькие чёрные ногти.
Пятая фотография представляла собой какое-то серое влажное уродство в промокшей окровавленной простыне. "Лицо" младенца было огромным бесформенным кричащим ртом, из щеки лезла серая ручка с тремя пальцами. Под простынёй не проглядывалось никаких конечностей: Марк слышал о таких случаях, когда рождается просто голова с кишками, и при этом продолжает свою жизнедеятельность. На полароидном снимке была маленькая подпись кривым почерком: "РОБЕРТ".
-Марк,- прошептала Линда, словно боясь, что эти мерзкие лица её услышат,- Надо снять эти фотографии.
-Не получится,- тоже шепнул Марк,- Они приклеены намертво.
Пауза в десять секунд.
-Ну и хер с ним,- громко сказала Линда и отвернулась,- давай готовить еду.
-На ИХ поганой плите?- спросил Марк, и сам удивился, зачем он перешёл в ненужную и вредящую ему контратаку - Сидеть на ИХ поганых скамьях, спать на ИХ поганых постелях?!
-Да,- сказала Линда чуть дрогнувшим голосом,- ОНИ такие же люди как и мы. К тому же, ты сам меня сюда привёз, не так ли?!
Она права, подумал Марк, дурак здесь только я. Но спать на этих поганых постелях я не собираюсь.
Линда достала из под стола более-менее чистую сковороду, зажгла газ и достала из сумки мороженную ветчину. Марк поначалу не хотел даже прикасаться к их тарелкам и столовым приборам, но назойливое урчание в желудке победило. Было 18:20.
Ветчина получилась на удивление вкусной, хотя Марк бурчал что-то про привкус их уродливых ртов и прочую чушь. Линда резонно предложила ему замолчать. К семи вечера короткий ужин закончился. Окно было не таким грязным, как предполагал Марк, и было видно, что бесконечные белые пространства за ним накрывает ночная тьма. Здесь будто бы темнело быстрее. Линда доела быстрее и захотела откинуться, но вспомнила, что сидит на скамье, и просто погладила плоский живот.
-Ве-ли-ко-леп-но!- констатировала она.
-Может, доешь мою ветчину?- предложил Марк,- А то меня что-то немного мутит. Извини, если что.
-Нет,- отозвалась Линда холодно,- не доем. Можешь поставить тарелку на стол и забыть про неё. Пускай ОНИ придут и увидят, что здесь жил брезгливый хам.
Марк потупил глаза в тарелку. Перед глазами танцевали чёрные пятна с сине-зелёными ободками, а в голове возникали морды с фотографий. Он постарался удержать рвоту, и дрожащими руками наколол ветчину на вилку. Линда удовлетворённо кивнула.
Через пять минут Марк доел ветчину и поставил тарелку на стол.
-Завтра с утра выйдешь с тарелками на улицу и протрёшь их со снегом. Как ОНИ делают,- сказала Линда, даже не позаботившись о том, чтобы облачить свой приказ в вежливую форму.
-Как же ты догадалась, что ОНИ так делают?!- съязвил Марк, хотя сам поразился её догадливости.
-Ум. Простое слово. Запомни на всякий случай,- ответила Линда и включила ИХ радио.
Марку захотелось запустить эти тарелки ей в голову, но вместо этого он только развёл руками и подсел к ней.
-Что ОНИ слушают?- спросил Марк.
-Местную волну новостей. Нам бы тоже не помешало послушать,- ответила Линда отвлечённо и сделала звук погромче.
Шёл "Вечерний разговор", как и на всех загородных станциях, где нечем забить время. В гостях у Дэвида Роджерса (классическое ничего не говорящее для радиоведущего) был какой-то местный пастор, из нечленораздельных праведных воплей которого можно было расслышать только слова "АГНЕЦ!!!" и "ИСКУПЛЕНИЕ!!!". Марк подумал о случае в Гатлине, Небраска, когда дети-ветхозаветники перерезали своих родителей-баптистов. Пастор старательно затыкал Дэвида, а когда он приостановил свою словесную кару для грешников, чтобы перевести дух, Дэвид быстро-быстро объявил о задержавшемся на десять минут, если верить часам Марка, выпуске новостей и передал слово Хелене Ричардс (такое же пустое классическое имя!).
-Спасибо, Дэвид,- бодро начала Хелена,- но начнём, увы, с печальных новостей. Пропал люстонский полицейский, направленный в наш город для расследования серии ужасных убийств и таинственных пропаж на юге Кранберри, граничащем с Уотерсфоллом. Как вы помните, жертв находили,- ту тона осеклась,- ...не целиком. Силы штата Мэн направили в Кранберри ещё одну полицейскую машину. Как вы знаете, после небольшой утечки радиации в Уотерсфолле, там остался лишь один жилой дом. Ждите дальнейшего развития событий через тридцать минут. Дэвид?
Марк взглянул на Линду. Она не моргая смотрела на радиоприёмник и равномерно покачивала головой, как аутист.
-Ты думаешь, это ОНИ?- осторожно спросил Марк.
-Марк,- сказала она и взглянула на него. Марку от её взгляда стало немного не по себе,- Давай уедем отсюда. Пожалуйста.
Марк облегчённо вздохнул. Где-то в глубине души он ждал от неё этой просьбы.
-Поехали. Собирай вещи.
Она, не сказав ни слова, стала собирать пакеты и сумки. Марк торжествовал. Наконец-то он управляет ею!
Раздался стук в дверь. Линда обернулась, чуть не плача.
-Кто это там, мать твою?!,- шепнула она.
-Я открою,- бахвалясь, ответил Марк и полез в карман за своим складным ножом.
А потом он подумал, что он идиот и что он переодел джинсы.
-Блядь,- громко сказал Марк и подошёл к двери.
Его обдуло морозным ветром. Запах ночи был свежим, но к нему примешивался сильный запах пота.
-Кто там?
-Полиция штата Мэн,- раздался хриплый никотиновый голос,- Откройте, пожалуйста, дверь.
Всё таки они прислали ещё одного стажёра вместо сраного отряда.
Марк отодвинул хлипкую щеколду и распахнул дверь. Перед ним стоял долговязый коп в дешёвых дымчатых очках и фуражке с заломленным козырьком. Просто нацист, эсэсовец, подумал Марк. Плечи толстой куртки были присыпаны снегом. Коп щелкнул пальцем по фуражке:
-Роджер Элистер. Назовите ваше имя.
-Марк Хэмилтон,- сказал Марк, и, ни с того ни с сего, ляпнул - Можно ваши документы?
Роджер тяжело вздохнул и полез в нагрудный карман куртки. Марк невозмутимо смотрел на него, отряхивая жёлтый свитер от попадавших на него снежных хлопьев.
Внезапно за левым плечом Роджера появилась голова с фотографии, та, что с дырой в щеке. Лицо Роджера покрылось испариной, он вскрикнул. Было поздно. Голова широко распахнула рот, обнажив кривые острые зубы, и впилась копу в шею. Зубы оттянули кожу и разорвали её, жуя. Тот закричал снова, но его крик вскоре превратился в булькающее карканье. Кровь брызнула Марку на свитер. Кровь вообще брызгала во все стороны, в том числе и из гниющей щеки мальчика. Глаза, гротескно посаженные ниже носа, выражали высочайшую степень блаженства.
Марк почувствовал тепло между ног, а потом из правой штанины вытекла струйка мочи. Паренёк хищно поднял голову от разгрызенного горла, учуяв резкий запах, и по-собачьи рявкнул. Тело копа безвольно рухнуло на пол. Уродец прыгнул на Марка. Марк слепо взмахнул руками, почувствовал удар и кинулся бежать в распахнутую дверь. По видимости, он сбил уродца. Из хижины слышалось пёсий скулёж подростка и истеричный визг Линды. Марк подумал, что он выродок и трус, и что лучше быть ЖИВЫМ выродком и трусом.
Марк кинулся бежать вперёд, в огороды, в нескончаемый снег. Было 19:45.
Глотнув свежего воздуха, Марк почувствовал себя гораздо хуже и блеванул. Ветчиной, которую он ел из тарелки, из которой, возможно ел урод, который, возможно, сейчас убивает его жену.
Марк сделал ещё один глубокий кричащий вдох и кинулся бежать. Перед глазами было совсем темно, пляшущие пятна практически затмили глаза, но видеть особенно Марку было нечего. Снег он и есть снег.
Марк бежал два часа и вот, кое-где один расчётливый житель Новой Англии оградил свои поля колючей проволокой. Марк не заметил проволоки и разорвал в клочья кожу на коленях. Дико крича от боли, он кинулся дальше, оставляя за собой кровавые следы.
Пробежав ещё пару часов и не видя впереди ничего, кроме снега, он провалился в небольшую яму. По инерции он двигался вперёд и услышал громкий хруст снега. Хруст снега? Почему такой явный? Уж не хруст ли его костей?
Марк посмотрел вниз и увидел, что из одной разорванной коленки просто выпирала сломанная кость, а другая разорванная коленка просто превратилась в какую-то непонятную шаткую конструкцию.
Марк попробовал запрыгнуть на поверхность и продолжить бег, но кости ног угрожающе затрещали, и он провалился в яму целиком, волком воя от дикой боли. До этого он и не представлял, что есть такая боль.
Он перекатился на стену и заорал, в надежде, что кто-нибудь его услышит. Это была пустая надежда, и он вскоре перестал кричать. Он подумал о своём жёлтом свитере и о том, что в планетарном масштабе он похож на пятнышко мочи на ободке унитаза. Кровавой мочи, ведь свитер был обрызган кровью из горла Роджера. Перед глазами Марка вновь закружились лица с фотографий, и он лишился чувств. Была безлунная полночь.
На горизонте бесконечной снежной пустыни забрезжил неяркий рассвет. Когда набравшие силу лучи бледного солнца ударили Марку в лицо, он очнулся. Чувствовал он себя ещё хуже. Сломанные кости ног тупо ныли, желудок превратился в опухшую ореховую скорлупу, а спина и руки отнялись от холода. Посмотрев на руки, Марк застонал. Такого насыщенного синего цвета он не видел уже давно. Всё тело представляло собой справочник по боли.
Марк отряхнул желтый свитер от снега и увидел, что от уже яркого утреннего солнца его закрывает чья-то тень сверху. Он приподнял голову, шейные позвонки громко хрустнули.
Над ним свесилась огромная широкоплечая фигура. Голова была закрыта чёрным мешком с прорезями для глаз. Одна прорезь выше другой. Марк не придал этому значения.
-Ну что, пришла, так забирай,- вяло пошутил Марк.
Это была не смерть.
Ну, не совсем.
-Парень, ты совсем с ума спятил?!- глухо возмутилась фигура - Долго ты тут лежишь?
-Всю... ночь,- осторожно сказал Марк - Вы кто?
-Неважно,- сказала фигура, одним мощным рывком вытащив его из ямы и взвалив к себе на закорки,- А я за тобой с самого начала шёл.
Марк подумал, что ослышался.
-Пойдём,- сказала фигура.
-Ку...да?- выпалил Марк.
-Домой,- сказала фигура и рассмеялась.
ЗДЕСЬ ОСТАЛСЯ ТОЛЬКО ОДИН ДОМ.
Рука с опухшими шарообразными пальцами шлёпнула его по заднице.
-Вы чего?!- нашёл в себе силы возмутиться Марк.
-Филе-ейчик,- сказал Оддерс и рассмеялся.
ОДДЕРС.
-Роберт такой маленький, а уже любит мясо. Только вами и питаемся.