У-ух!.. И проволока прибита батаном к опушке полотна.
У-ух! Еще одна. Удар за ударом, день за днем, год за годом, без перерыва шел процесс изготовления металлической сетки.
Егор вытер пот со лба и посмотрел на электронные часы, висевшие на стене.
"Еще часок и можно будет скатывать", - подумал он.
В цехе Егор работал давно. Более тридцати лет за металлоткацким станком. Целая жизнь. Вечность.
До пенсии оставалось два года, но мужчина подумывал еще поработать, пока есть силенки.
На завод он пришел после армии. Хотел освоить профессию, осмотреться, а там поискать что-нибудь поприличней. Но работа пришлась по душе, заработки хорошие, и Егор не стал прыгать с места на место в поисках лучшей жизни.
ДС - мощный автомат, и Егор вполне соответствовал этому типу станков. Высокий, жилистый, с длинными сильными руками, он казался частью чугунной станины и служил одной определенной цели - изготовлению металлической сетки.
Лицо этого человека давно уже утратило былые краски. Резкие морщины, крупный нос, седые волосы. Движения неторопливые, но точные. Многолетний тяжелый труд сделал тело выносливым. Он мог трудиться по две смены подряд, по семь смен в ночь. Бывало, и в отпуск не ходил.
У-ух!.. И еще одну проволоку прибил батан.
Егор станок понимал, чувствовал, слышал. Для него железная, тяжелая машинка была как бы живым организмом, реагирующим на каждое движение рабочего. Вот и сейчас мужчина резким движением опустил ручку и остановил станок. Кончилась проволока. Он вытащил нож и вставил его в шпульный аппарат. Поставив новую шпулю, он левой рукой оттянул проволоку, а правой загнал челнок в челночную коробку.
Щелк! Ручка поднята, и автомат вновь заработал, отсчитывая удары, а на барабан продолжала наматываться готовая сетка.
О чем думал рабочий в течение смены, сказать трудно. Мысли прыгали, как удары погонялки по челноку. Со стороны сутулая фигура мужчины могла показаться расслабленной, и это так отчасти и было. Он давно научился включать в работу только необходимые мышцы. Сонное выражение его тусклых бесцветных глаз не менялось, даже если не проходила надставка и, лопнув, секла близлежащие натянутые проволоки основы. Егор спокойно, без суеты устранял обрыв и продолжал также отрешенно делать свое непосредственное дело.
Наблюдая за ударами батана, Егор усмехнулся, и подумал: "Ишь, копейки мне в карман отсчитывает".
Так оно и было. Каждый удар - это готовый ряд ячеек, а метры сетки выливались в рубли.
Но нынче с деньгами стало хуже.
"То ли дело раньше, - вспоминал рабочий "застойные" времена. - На уровне начальника цеха зарабатывал. Интересней жить было".
Егор подумал о пролетевших так быстро годах. Лица приятелей и подруг. Кого-то и нет уже. Всякое, конечно, тогда бывало. Время проводили весело. Сейчас все в прошлом. Скучным стал Егор, некомпанейским. Лишь наедине со станком он чувствовал себя уверенно. И даже значимо. Он на рабочем месте становился красивым. А за воротами цеха опять превращался в нескладного, нелепого, неуклюжего мужика с натруженными широкими ладонями рук. Кожа на пальцах огрубела, превратилась в сплошные мозоли. Сделать надставку из двойки такими пальцами - раз плюнуть.
"Ах, черт", - выругался рабочий. Не рассчитав движение, он сильно уколол палец. Брызнула кровь. На черной от металлической пыли и мазута коже капли крови напоминали бисеринки ртути, рассыпанные на поверхности стола. Только цвет другой. Яркий, алый.
Егор полил руку из масленки и протер рану. Он свято верил в чудодейственную силу индустриального масла. Сколько лет уж работал, и раны заживали, что называется, на ходу, оставляя к концу смены черные рваные точки и полосы.
Другое дело - нержавейка. Вот той руки порежешь - все, конец. Боль дикая. Начинает нарывать. Ничем не спасешься.
Однажды вся кожа на пальцах слезла. Чуть коснешься, лопается, как старый пергамент и постоянно кровит. Егор по молодости всегда после смены руки в теплой воде с марганцем вылеживал. Помогало.
У-ух!.. Продолжал свою работу автомат.
Так шла жизнь Егора. Монотонно и стабильно. Дети выросли, и он жил в небольшой двухкомнатной квартире с женой. Их отношения напоминали Егору его отношения со станком. Такие же спокойные и предсказуемые. Мужик он был верный, надежный, без закидонов. Жена тоже вполне соответствовала его жизненным понятиям. Понимали друг друга с полуслова.
Но автомат все же был ближе сердцу. Он молчал, не спорил, слушался и не забирал деньги, а давал. Он, наверное, и был лучшим другом Егора.
Но однажды спокойная жизнь мужчины дала трещину. Причем совершенно, вдруг.
Вообще-то Егор мало обращал внимания на окружающих. Работал себе и работал. Но тут произошел сдвиг в сознании, и он увидел молоденькую симпатичную девушку. Она недавно устроилась в цех ткачихой, и ее станок находился как раз против его станка.
Мужчине поначалу просто нравилось наблюдать за быстрыми гибкими движениями девушки. Потом он узнал ее имя - Ниночка. Имя ему понравилось. И появилось в жизни Егора нечто, чего не было раньше. Никогда.
Теперь он спешил на работу не только для того, чтобы заработать денег и пообщаться с любимым другом - металлоткацким станком модели ДС.
Нет! Он, конечно, понимал, что между Ниночкой и им ничего никогда не будет. И даже не в возрасте дело. История знает немало случаев разновозрастных союзов. Сейчас это даже модным стало. Просто Егор не был тем героем. Не мог человек его внешности и мировоззрения обратить на себя внимание нежной и изящной девушки.
Егор даже ни разу не поговорил с ней. Не мог выдавить из себя ни слова. Казался себе грубым и жалким и потому молча наблюдал за ней в те короткие мгновения, что возникали между сменой челнока.
Но и этого оказалось слишком много. Эмоции будоражили сознание рабочего. Он начал ненавидеть выходные дни только за то, что был лишен возможности видеть свою богиню.
Когда молодые ребята из цеха начали оказывать знаки внимания новенькой красавице, Егор готов был поубивать нахалов. Ревность разрывала его душу. Хотя Егор, конечно, осознавал необоснованность своих претензий. Но чувства, знаете ли...
Все тонко и непонятно.
Слава Богу, Ниночка мягко отстранила ухаживания местных хлопцев, и сердце старого ткача успокоилось. Дни шли себе. А Егор наслаждался жизнью. У него было все: здоровье, жена, дети, станок и любовь. Пусть странная, запоздалая, глупая. Но любовь.
И вдруг однажды, придя на смену, Егор не увидел девушки на привычном месте. На станке работала толстая тетка из другой смены.
Все померкло.
Мужчина набрался храбрости и спросил у мастера про девушку. Мол, чего ее не видать. Тот с любопытством посмотрел на Егора, но пояснил, что Ниночка заболела: то ли простыла, то ли грипп.
Две недели не работала она на станке. Две недели Егор видел мир в черном цвете. Даже верный железный друг превратился в обычную груду железа, дурацкий, тупой механизм с уродливым каркасом. Все валилось из рук, проволока рвалась, пружины лопались, погонялки ломались. Егор еле-еле дотягивал до нормы, хотя всю жизнь делал полторы, а то и две. Дома он начал срывать злость на жене, и та плакала тайком, не понимая сути происходящего.
Но две недели - это всего лишь две недели. Ниночка выздоровела, и Егор успокоился. Все стало на свои места. Цех, шум, станок и Ниночка. И в этом был особый смысл.
У-ух!.. И батан вновь прибил к опушке полотна сетки очередную проволоку.