Тюменев Анатолий Александрович : другие произведения.

Прогулка на поводке

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

ПРОГУЛКА НА ПОВОДКЕ
Записки неудачника


...Если не знаешь, куда идти,
то и приходишь неизвестно куда.


3 сентября
Бог троицу любит... Это да, это конечно, именно так и говорят. Но интересно, кто, когда, и по какому случаю впервые пришел к этому ложному утверждению? Согласно сказанному я должен был бы просто купаться в божественной любви! Нет, про то, что бог триедин, я в курсе. Но ведь не на самого же себя должна быть направлена его любовь, иначе получится черт-те что. А вот какая такая сладкая награда обязана являться из обыкновенной земной тройки причастному к ней простому смертному — не могу уразуметь.
Я умудрился родиться третьего февраля. Маму мою ее мама произвела на свет третьего июня. Первая жена пришла в подлунный мир третьего августа, вторая — третьего мая. Третья (!) по счету супруга подкачала: ее день рождения пришелся на день рождения Гитлера — двадцатое апреля. Но зато развели нас аккурат третьего августа, в полдень, когда первая супруга начала принимать подарки и поздравления от любезных сослуживцев.
Видите, сколько возможностей было у всевышнего для проявления его любви ко мне? А мне же в награду достаются лишь синяки да шишки. Но, с другой стороны, едва ли эта нахальная тройка крутится возле меня случайно. Такое случайным не бывает! Может, я являю собою несчастное исключение из золотого правила, подтверждая оное своей выстраивающейся наперекосяк жизнью? И что бы я ни делал, в какие бы новые светлые пространства ни прятался, никак не могу избавиться от треклятой «исключительности».
Отсюда — вывод: жизнь моя предопределена, и попытки что-либо изменить вызывают на самом верху лишь злорадный смех. Я так и слышу чей-то скрипучий противный голос: «Ну, что, получил по сусалам, жалкий червяк? Так тебе и надо!»
Кому надо? Зачем надо?..
Это я философствую. Пью пиво, пишу дневник и философствую.
Сегодня третье сентября, и я с утра ожидаю очередную порцию гадостей. Хотя чем еще меня может удивить злодейка судьба?
С работы я уволился. Да, по собственному желанию. В трудовой так и записано.
Только все это туфта: меня выжили, причем самым наглым образом. Начальника управления по связям с общественностью Сергея Юрьевича Бударашко нужные люди попросили устроить сверх штата молодую, но «очень перспективную» девушку, выпускницу литфака местного университета.
«А почему сверх штата? — вероятно, подумал Сергей Юрьевич. — Есть ведь этот наглый и ленивый (это он про меня думает) корреспондентишка нашей многотиражки, и чем не случай...»
В результате недолгой борьбы победил начальник. Заявление я написал сам, предварительно обложив шефа матом выше крыши. Ушел, хлопнув дверью. Кому что доказал — непонятно. В отделе кадров предложили было работу волочильщика: зарплата высокая, вредный стаж, то есть пораньше на пенсию, и все прочее... Я отказался. Нет, физического труда я не боюсь, каждый день гирями балуюсь, при случае в тренажерный зал хожу. Было дело, работал на стане... Сейчас не хочу.
Ладно, я опять пускаюсь в нудные рассуждения. Постараюсь все излагать строго по делу. Вдруг мой дневник когда-нибудь прочтут?
В общем, без жены и без работы я оказался почти одновременно. Развелся, рассчитался, разменялся — оказался один на один с комнатой четырнадцать метров в коммуналке. Вот уж не думал, что еще существуют такие! Соседей видел лишь раз, при переезде. Толком и рассмотреть их не успел. Наскоро поговорил с хозяйкой комнаты напротив, взял у нее ключи от входных дверей, сбегал на трамвайную остановку, сделал у вьетнамцев дубликаты, прибежал назад, ключи вернул — все, на этом наше общение закончилось. Соседи на следующий день уехали всей семьей к родственникам в деревню. И слава богу! Они мне сразу не понравились. Быдло! Самое натуральное. Ничего, я здесь долго не задержусь, найду способ выбраться на волю!
Слова-то какие: «на волю»! Будто в застенки какие попал.
Ну уж, дудки, я — свободный человек! Хочу — дневник пишу. Хочу — пиво пью! Вот и буду пить.

4 сентября
Пью пиво.

5 сентября
Пью пиво.

6 сентября
С утра пораньше ко мне забежал Петрович. Вообще-то его зовут Славиком, но все привыкли называть его по отчеству — Петрович. Может, оттого, что он с юных лет любил напускать на себя солидность, этакую важность? Сам маленький, кругленький, нос картошкой, а волосы на голове ежиком; надуется как индюк и так это назидательно начинает говорить — со смеху помереть. Одно слово — Петрович!
Сейчас-то он может пыжиться. Как-никак, директор фирмы, — полиэтиленовые крышки делают и еще что-то. Не помню. В общем, директор!
— Слушай, Димас, ты чего вещи не разбираешь? — вопросил он с порога. — Смотрю, как заехал, свалил барахло в кучу, так все и валяется.
— Некогда, — отвечаю. — Пиво пью. Могу угостить.
— Не-е, я за рулем. Давай хотя бы мебель по местам расставим.
Мне предложение Петровича пришлось не по душе. Пиво и депрессия сковывали члены, и двигаться не хотелось. Однако мой приятель обладал врожденными качествами лидера. Он «на пинках» заставил меня подняться и включиться в хозяйственные дела. В результате наших энергичных действий комната начала приобретать очертания пригодного к жизни места.
— Ну вот, другое дело! — потер руки довольный Петрович. Энергия переполняла пухлое тело тридцатидвухлетнего мужичка. — А где соседи? Что-то их не видать, не слыхать.
— В деревне. У дедушки, — вяло пояснил я.
Славик со своими затеями мне уже надоел, и я выискивал удобный момент, чтобы поскорее его выпроводить.
— Ты соседей сразу на место поставь, — начал поучать меня Петрович, на которого произвело неизгладимое впечатление аварийное состояние кухни, коридора и туалета с ванной. — И вообще, чем это так воняет? Вроде как мочой. Они что, по углам нужду справляют?
— Нет, эти придурки двух кошек держат. Отсюда и запах.
— Ну, ничего, ты их тут всех до кучи воспитаешь: и людей, и кошек, — подбодрил меня оптимист Петрович.
В ответ я лишь криво усмехнулся. Петрович мою гримасу расценил по-своему.
— В крайнем случае, можешь рассчитывать на меня. Ты, главное, за развод сильно не переживай. Детей у вас нет — стало быть, алименты платить не надо. Это большое дело. Кстати, у тебя, по-моему, и прошлые браки были бездетными? Что так?
— Бабы бесплодные попадаются, — хмуро ответил я.
— Да-а? — протянул недоверчивый Петрович.
— Да, — жестко отрезал я и поднялся с дивана, всем своим видом показывая, что мне ужасно некогда.
Петрович все понял правильно. На прощание он сделал мне великодушное предложение:
— Если хочешь, могу взять тебя к себе в фирму.
— Интересно, кем?
— Для начала штамповщиком. Шесть штук гарантирую. А там посмотрим.
Меня предложение друга не заинтересовало. Такие предложения меня не интересуют в принципе.
Петрович ушел. А я начал собираться в магазин: запасы колбасы и пива подходили к концу.

7 сентября
У многих обо мне складывается ложное мнение: мол, все ему нипочем. Легко, мол, живет. На самом деле это фигня. Я свои жизненные неурядицы воспринимаю очень болезненно. А уж тем более такие серьезные, как потеря семьи и работы. Но я стараюсь никому не показывать, что у меня там, внутри творится. Даже сейчас не могу написать со всей откровенностью, что происходит в моей душе!
Тогда какой был смысл начинать этот дурацкий дневник?

8 сентября
Пью пиво.

9 сентября
Чувствую, что период депрессии подходит к концу. Вымыл пол, на обед сварил нормальный суп и даже приготовил вторым блюдом макароны с сыром. Впервые с того дня, как Рита заявила мне, что уходит, я провел небольшую силовую тренировку: отжимания от пола, тяга к подбородку, жим стоя, прокачал бицепсы. Потом — теплый душ.
Настроение улучшилось. Мяуканье голодных котов уже не раздражало.
«Все будет нормально», — сказал я себе.
Похоже, с соседями скучать не придется. Уехали со спокойной душой отдыхать, кинули кошакам говяжью кость и считают, что все нормально. Их бы самих заставить этот огромный мосол грызть! Хотел бы я на такую картину посмотреть: толстая соседка сидит на полу и грызет, грызет... Они, наверное, на меня понадеялись. Дяденька добрый — небось, накормит. Да чего уж там, и впрямь накормлю.
Решил пересчитать наличность. Что ж, пока дела мои не так уж плохи. Пять штук, да на книжке тысяч десять — если не кутить, на пару месяцев должно хватить. А если совсем скромно, то... Черт его знает, пока смутно себе представляю, что значит «совсем скромно».

Все еще 9 сентября
Лежу на диване, вспоминаю семейные передряги.
С первой женой я прожил три (!) месяца. Юленька была инфантильной маменькиной дочкой, ленивой и самовлюбленной. До сих пор не пойму, почему я на ней женился? И уже не помню, почему развелся. По-моему, из-за тещи. Та еще стерва! Лезла во все дела, а мне это жутко не нравилось. Пришлось уйти. И ни разу об этом не пожалел. Помню, какое огромное облегчение почувствовал я после развода! Будто после трех литров жигулевского двухчасовую очередь в туалет отстоял и наконец-то произвел действие. В то время я не воспринимал расторжение брака жизненной трагедией и свою первую женитьбу посчитал лишь легкой стычкой перед настоящим боем. В общем, облегчился и, не долго думая, нашел девушку своей мечты.
Нет, серьезно. Галя была, что называется, в моем вкусе. Высокая, стройная, смуглая и откровенно привлекательная!
Как раз тогда мои неуклюжие потуги на ниве журналистики вдруг увенчались успехом и меня, рабкора, пригласили в заводскую многотиражку полновесным, штатным «корром». В деньгах я терял, но перспективы захватывали. Тем же летом, выдержав экзамены в пединститут, я превратился еще и в студента-заочника литфака. Жизнь поворачивалась ко мне новыми гранями.
С Галей я познакомился во время установочной сессии. Она также поступила на заочное, только на худграф. Мы быстро нашли общий язык и вскоре уже не представляли жизни друг без друга. Пожалуй, тот период был лучшим в моей жизни.
Вскоре мы поженились. Моя мама умерла, и отец, как говорится, сошелся с порядочной женщиной: Не коротать же век одному — и уехал в деревню, за двести километров от города. Впрочем, я его выбор благословил. Он оставил нам двухкомнатную квартиру и массу добрых напутствий.
Поначалу наша семейная жизнь складывалась удачно. Правда, меня раздражал постоянный запах живичного скипидара и масляных красок, но постепенно я привык. Если вообще можно привыкнуть жить в мастерской живописца. Постепенно уютная квартира моих родителей превратилась в проходной двор. К нам постоянно приходили какие-то совершенно не знакомые мне люди, много курили, спорили и были не прочь выпить дармовой водки. До этого я не имел склонности к ночным посиделкам в прокуренной комнате под треньканье гитары, однако Галя не собиралась считаться с моими пристрастиями. Как всякий богемный человек, она имела своеобразные представления о супружеской верности, легко увлекалась и даже пыталась проповедовать свободную любовь, при этом как бы испытывая и ко мне теплые чувства. Оригинальная женщина!
Мои родители не сказать чтобы жили дружно, но в бордель дом не превращали. Я попытался выстроить свою семейную жизнь по «заветам предков», но получил принципиальный отпор и сдался. Можете считать меня последним слизняком, но я боялся потерять любимую женщину, не понимая, что уже потерял ее. Однажды я не выдержал и закатил жуткий скандал. На время толпы творческой интеллигенции стали обходить наше жилище стороной.
Зимнюю сессию мы умудрились как-то сдать, летнюю же провалили с треском. Подобный образ жизни, естественно, не мог не сказаться на моей работе. Если главный редактор Ольга Ивановна еще как-то меня терпела, то начальник управления господин Бударашко откровенно невзлюбил. В его глазах главными достоинствами работника являлись исполнительность, дисциплинированность и преданность «корпоративным интересам». Я не отвечал ни одному из них.
Мне грозило увольнение, и, если бы не развод с Галиной, пришлось бы мне подыскивать другое место работы уже тогда. Да-да, не удивляйтесь. Я любил свою ветреную подругу жизни и, пожалуй, готов был терпеть и далее двусмысленность своего положения. Но не судьба.
Окончательно превратиться в половую тряпку помешал мне некий Самуил Евгеньевич Борщ. Я никогда не видел в глаза своего спасителя. Самуил Евгеньевич, будучи маститым художником, проживал в Москве. Каким образом он познакомился с Галей, для меня остается загадкой. Но факт есть факт: они встретились, увлеклись, влюбились... Как и мы сами когда-то. Художник Борщ сделал моей жене предложение, та ответила согласием и укатила навстречу столичной жизни.
Я сильно переживал. Спасла штанга. Днями напролет я тягал холодные и безразличные к моему горю железяки.
Позже я осознал степень своего везения. С уходом Галины во мне постепенно начало проявляться хотя изрядно потрепанное, но собственное «я».
Так, стоп, придется прерваться и на время прекратить описание своих злоключений. Хлопнула входная дверь, слышны громкие голоса. По-моему, приехали соседи.

10 сентября
С утра пробежался по городским редакциям в поисках работы. Почти безрезультатно. Прямо заговор какой-то! А что, мог ведь Бударашко настроить редакторов местных СМИ против моей скромной персоны? В принципе, мог. Только сразу возникает логичный вопрос: ему что, больше заняться нечем?
В конце дня в одной недавно зарегистрированной газетенке «Досуг» — «издается для мам и бабушек» — меня согласились попробовать в качестве внештатного корреспондента. Гонорары выплачивались после публикации статей согласно утвержденным расценкам. Интересно, кто их утверждал? Чтобы заработать прожиточный минимум, нужно ежемесячно выдавать материалы в объеме романа «Война и мир».
Ну да пусть, на безрыбье и рак — рыба. Пока, правда, смутно представляю, что я могу сообщить любопытного мамам и бабушкам. Ладно, напишу чего-нибудь. Держитесь, мамы и бабушки, мало не покажется!
Домой возвращался в приподнятом настроении. Уже на подходе к подъезду услышал из соседских окон нестройные пьяные голоса.

«Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня...»

«Это в сентябре-то?» — удивился я и сразу же почувствовал прилив злости к почти незнакомым, но совсем не симпатичным мне людям. Собрав волю в кулак, открыл входную дверь.
Семья Пупковых принимала гостей. Вовсю гремели возбужденные голоса, визжали и бегали дети. К столу меня никто не пригласил, и я нырнул в свой закуток, включил первым делом телевизор, решив тоже устроить себе маленький праздник.
«У них своя свадьба, у меня — своя», — здраво рассудил я.
Купленное в ларьке пиво и пара вяленых рыбок должны были скрасить мое существование. Мысли о смысле жизни и моем месте в общем ряду себе подобных не волновали вовсе. В тот момент я хотел обрести хоть какую-то точку опоры, начать устройство личной жизни с простых, но приятных вещей. И пусть этой точкой опоры будет пиво, как когда-то ею стали штанга и гантели в спортзале. А к наличию соседей просто надо привыкнуть.
Через некоторое время началось специфическое действие янтарного напитка известной марки. То есть, мне натурально приспичило сходить в туалет. Но не успел я закрыться на задвижку, как какая-то девочка бросилась к двери и начала бешено молотить по ней кулачками. При этом она истошно вопила:
— Юля, открой! Я какать хочу!
Вероятно, девочка что-то перепутала. Только мне некогда было рассуждать о причинах странного поведения ребенка. Я напряженно застыл, не зная, как поступить.
Гости моментально отреагировали на крик и плотным кольцом окружили дверь в туалет. Для чего они это сделали — непонятно. Наверное, чтобы некую Юлю согнать с унитаза. Я открыл дверь и нарисовался перед взорами собравшихся. Возникла неловкая пауза. Затем чета Пупковых выразила сожаление по поводу недоразумения, но заведение мне все-таки пришлось уступить настойчивой малышке.
Гости ушли догуливать, а я вернулся к себе. Взглянуть на жизнь философски не получалось. После недолгой паузы пришлось предпринять очередную вылазку на «вражескую территорию».
И на этот раз попытка уединиться не удалась! Не тут-то было! Хотите верьте, хотите нет, но та же самая странная девочка подбежала к двери и начала вновь барабанить по ней что есть мочи. Ее крик раздавался по дому.
— Юля, открой! Я какать хочу!
Это невозможно, она чокнутая!
И вновь мне пришлось предстать перед честной компанией взрослых идиотов. Они стояли разинув рты и, понятное дело, молчали. Гробовая тишина.
— Господа, — как можно язвительней сказал я. — Может, вы позволите моей скромной персоне нормально справить нужду? Или в туалет имеет право ходить только Юля? Кстати, покажите мне ее. Я хочу видеть пропавшего ребенка.
Соседи и их гости принялись извиняться. Мол, детки в прятки играют. Показали Юлю.
В конечном итоге, операция по удалению отработанного пива удалась, и я мог вздохнуть свободно.
После недолгих раздумий пришло решение лечь спать, хотя сильно раздражал нестройный гомон пьяных голосов за стеной.
Тут кого-то из веселой братии осенило: да, надо же соседа к столу позвать!
Несмело постучали в дверь. Вежливо пригласили.
Отказываться не стал. «Дело хорошее: познакомлюсь с людьми поближе. Вдруг они не такие бараны, как кажется на первый взгляд?» — рассудил я.
Первое, что бросилось в глаза, — огромный нажравшийся водки мужик, крепко спавший на диване. Остальная разудалая компания сидела за столом и дружно поглощала салаты. Процесс шел быстро: ели и пили ударными темпами.
Опрокинув рюмочку, я огляделся и сходу поймал томный взгляд взъерошенной женщины «со следами былой красоты на лице» (насчет «следов» я вычитал у Мопассана). Увы, сидевшая напротив дама свежестью и очарованием молодости не благоухала. Скорее, наоборот: от нее разило водочным духом и квашеной капустой. Она усиленно строила мне глазки, пытаясь изящным движением наколоть на вилку зеленый горошек.
«Эк ее скосило», — подумал я и понял, что появилась, после двух месяцев воздержания, прекрасная возможность разом изменить всем своим бывшим женам.
Дело оказалось нехитрым. Через полчаса мы уже лежали, тесно прижавшись друг к другу, в моей маленькой каморке. Наступил долгожданный эротический момент.
Находясь в состоянии вполне понятного возбуждения, я все-таки услыхал в коридоре громкий бас какого-то мужика.
— Ой, муж проснулся! — испугалась дамочка.
— Это какой такой муж? — проявил я живой интерес. — Уж не тот ли, что в зале на диване отдыхал? Ни хрена себе муж! Целых два в одном. Этакий громила!
Женщина резво соскочила с постели и пулей вылетела из комнаты. А я все лежал и ждал, когда ввалится проснувшийся мордоворот и надает мне по шее. Правда, это еще вопрос, кто кого. Но тягаться с таким слоном желания не было. К счастью, все обошлось.
Постепенно я задремал...
Такая вот приключилась дурацкая история. И все из-за проклятой бывшей жены! Я, конечно, имею в виду последнюю, третью по счету. Из-за нее, заразы, мне пришлось во цвете лет оказаться в этой задрипанной коммуналке.
О том напишу завтра.

11 сентября
«Завтра» наступило очень быстро, и, наскоро перекусив, я приступил к реализации задуманного. К счастью, времени у меня предостаточно, можно все описать во всех подробностях. Надеюсь, сегодня никто не помешает.
Итак... А что, собственно, «итак»? Обула меня Рита, как последнего пацана обула!
После развода с Галиной я несколько лет жил относительно спокойно. Всякое было, но без крайностей. Закончил пединститут, закрепился в редакции, строил планы на будущее.
А все отец: женись да женись. «А то разбалуешься!» — говорит.
Да лучше бы «разбаловался»!
Поехал я как-то в деревню батьку навестить. Там санаторий рядом, пруд имеется, пляж небольшой, в магазинчиках хороший ассортимент — на предмет выпить и закусить. На пляже познакомился с девчонками, работницами кафе при санатории. Ничего серьезного, так, потрепался о том о сем. Зато одна из них, по имени Рита, на меня сразу глаз положила. Понял, что нравлюсь. А она мне, честно говоря, не очень. Даже больше скажу: совсем не приглянулась. Крепкая такая, коренастая, русоволосая — не в моем вкусе. И глаза какие-то желтые.
Отец охарактеризовал мою новую знакомую положительно.
— Ты будешь за ней как за каменной стеной! — заявил он. — Баба она домовитая, серьезная, не то что твои прежние прошмандовки. Ты — мужик без царя в голове, к жизни не приспособленный. Тебе хозяйственная женщина нужна, чтобы в избу на скаку.
Обидно было, конечно, слышать подобное, но я стерпел. Против правды не попрешь.
Да, но оставалась проблема интима! Рита в этом смысле меня совершенно не волновала. Мне всегда нравился другой тип женщин...
Весьма кстати тогда мне подвернулся эротический журнал, где я вычитал неплохой совет, как поступать мужчине в подобных случаях. Оказывается, человеку с фантазией достаточно представить на месте безразличного тебе партнера другой объект, вызывающий пылкие чувства. То есть, говоря по-русски, мне предлагалось в постели вспоминать лучшие минуты, проведенные с красавицей Галей, которую в это время, возможно, ласкал Самуил Евгеньевич Борщ.
И все же моя первая попытка окончилась провалом. Подвело воображение. Мне все время казалось, что я обнимаю мужика. Особенно смущали широкие плечи и крепкие бицепсы моей новой подруги. С ножом к горлу я бы не признал Галю в Рите. Ну просто ничего общего!
Но постепенно я приноровился, попривык и стал вполне дееспособным. После чего я сделал Рите предложение. Она согласилась сразу, как будто только этого и ждала. Да, наверное, так оно и было. Через два месяца мы поженились. Рита переехала ко мне в город, и я прописал ее на правах жены в святая святых — в родном родительском доме...
Та-ак, похоже, проснулись соседи. Загремели голоса, затопали ноги, заиграла музыка. Никак не получается спокойно дописать «одиссею Димы Рябинина». Кстати, для тех, кто еще не понял: Дима Рябинин — это я. Для друзей — Димас.
Что же делать? Впрочем, знаю. У меня где-то в столе должны быть беруши. Помнится, я с завода целую упаковку притащил.
Ого, совсем другое дело! Теперь я чихать хотел на всех соседей в городе и даже в мире.
И потому продолжу.
Напрасно хаять не буду, Рита просто была создана для семейной жизни. Отменно готовила, стирала, убирала, таскала домой горы продуктов. Успевала все. Пока я развернусь и о чем-либо подумаю, она это уже сто раз сделает. Про таких не зря говорят: ломовая лошадь. Двужильная баба, и это было несомненным достоинством. Я все более убеждался в собственной мудрости и дальновидности.
«Не зря социологи говорят, что браки по расчету крепче», — думал тогда я.
Вскоре Рита бросила работу в кафе и решила заняться бизнесом. Начала продавцом на центральной ярмарке, через год уже имела несколько торговых точек, считалась успешным частным предпринимателем и строила планы на собственный магазин. Что и говорить, деньги в нашей семье водились. Мой отец искренне радовался за меня и советовал во всем помогать деловой супруге. «Учись жить, коли сам дурак», — просто и прямо сказал он.
Естественно, изменилось и окружение. Богемную полупьяную шайку-лейку сменили крепкие конкретные ребята с золотыми цепями на шеях. И Рита была в этой тусовке явно не чужой.
А вот я подкачал. Конечно, она попыталась приобщить меня к своим делам, но я отказался наотрез:
— Чего бы ради? У меня в жизни своя дорога. Я тоже кое-что могу!
Так я тогда рассуждал.
— Я неплохой журналист. Корреспондент. У меня выработался свой почерк. Меня ценят в редакции и знают в городе. Со временем перейду в главную городскую газету. А почему нет? Поработаю, наберусь опыта, а там можно и на центральные издания замахнуться.
Рита отнеслась к моим планам скептически, но настаивать не стала. Семейного бизнеса не получилось. Мы постепенно стали все больше отдаляться друг от друга. Правда, я не уверен, что мы вообще когда-нибудь были близки.
Смущало другое. Мой денежный вклад в общую семейную копилку смотрелся на фоне ее зеленых купюр жалкими копейками из засаленной фуражки нищего. Во мне стремительно развивался комплекс неполноценности.
Тут Рита предложила продать наш старый «жигуленок», что подарил нам мой отец на свадьбу. Я согласился. Остальное она взяла на себя. Рита давно уже все серьезные вопросы брала на себя. Мне оставалось только смириться. Увы, про мои деловые качества лучше промолчать. Чего не дано, того не дано.
«Пятерку» продали быстро и купили взамен новую «десятку». Правда, денег пришлось подзанять.
— Ничего, рассчитаемся. Дела идут неплохо, — приободрила меня жена.
Да я и не переживал. Смущала одна деталь. Новый автомобиль Рита оформила на себя, а мне пришлось ездить по доверенности. Но основную сумму внесла моя супруга, и долг погашать тоже предстояло ей. Оно и верно, не с моих же смешных гонораров машины покупать. Опять же, «десятка» оставалась все равно в семье, так что причин для беспокойства я не видел. Во всех сферах нашей совместной жизни просматривалась стабильность и надежность. Как говорится, в Багдаде все спокойно.
И вдруг — бах! трах! Развод! Крушение всех планов и семейной идиллии. А ведь мы летом собирались вместе в Испанию поехать. Съездили! В один момент я остался без жены-кормилицы, лишился машины, квартиры и работы. Полный атас!
Делать анализ поступков «деловой» Риты мне было некогда. Все происходило настолько быстро, что я едва успевал отслеживать события. Процедура развода, размен квартиры, дележка барахла — все пробежало перед глазами кадрами кинофильма, действие которого не имело ко мне никакого отношения. До сих пор остается ощущение нереальности происходящего. Будто проснусь завтра, и все окажется дурным сном.

12 сентября
Скажу несколько слов о соседях. Вчера вечером выпил пару рюмок с главой семейства Пупковых — Романом. Крупный такой мужик, изрядно упитанный и совершенно тупой. На его круглой морде оригинально смотрятся висячие усы. Такие усы носили в семидесятые годы музыканты вокально-инструментального ансамбля «Песняры».
Супруга Романа, Люда, под стать мужу, только более шумная, базарная. Оба работают в каком-то строительном управлении. У них двое детей: уже известная мне десятилетняя Юля и постоянно сопливый шестилетний Сашок. Это они его так называют — Сашок. Я тоже его буду так называть.
Больше ничего о чете Пупковых сообщить не могу. Вся их жизнь заключена в простой до безобразия схеме: работают, пьют, потом опять работают, потом опять пьют. Все!

16 сентября
Несколько дней не притрагивался к дневнику. Некогда было. Успел за это время написать две статьи для газеты «Досуг» в рубрику «Судьба». Взял интервью у двух старушек, бабушек моих приятелей, выбрал фотографии из семейных альбомов, такие, чтобы чувствовалось дыхание времени.
Статьи написались легко. Материал добротный, и это понятно — жизнь за плечами у женщин нелегкая: война, голод, бытовая неустроенность. Нашлись хорошие слова для описания всех тягот их прошлой жизни. Думаю, читатели останутся довольны. Если, конечно, будет доволен редактор. Это для меня сейчас самое главное.
Сегодня отнес материал в редакцию. Все о'кей!
По пути заскочил в редакцию газеты «Уралец». Те неожиданно проявили интерес к моей скромной персоне. Договорились о сотрудничестве. Сегодня воистину мой день!
Вечером зашла на огонек одна старая знакомая, еще по работе в цехе. Ох, как давно это было!
И как только она узнала адрес? Вот что значит холостая баба — за версту потенциального жениха чует.
— А у тебя ничего, уютно, — тягуче отметила она, внимательно оглядев комнату дотошным женским глазом.
— Уютно, — отвечаю. — Пока соседи на работе да их дети в школе и в садике. Скоро заявятся — то-то дурдом начнется. Ты лучше скажи, как меня вычислила.
Света — а именно так зовут мою старую знакомую — пропустила последние слова мимо ушей.
— Думаю, дай зайду, навещу Димаса. Интересно, думаю, как он там устроился?
Света постоянно в разговоре произносит слово «думаю», только это совсем не значит, что она такая думающая, мыслитель вроде Спинозы. Обычная баба, длинная и худая, похожая на подростковый велосипед. Замужем никогда не была, поэтому в мозгах имеется определенный сдвиг. Знакомы мы очень давно, было дело — целовались по молодости, но и всего-то. На том все остановилось. Как говорится, остались просто друзьями.
Кстати, «длинная и худая» — это одно, а «высокая и стройная» — совсем другое. Света именно длинная и худая и, на мой взгляд, совсем не привлекательная.
А сейчас она сидит напротив и, не мигая, смотрит своими глазищами.
«Может, мне попытаться ее раздеть? А что? Разве она пришла не за этим?» — мелькнула игривая мысль.
Света «игривую мысль» уловила, поправила на коленях юбку и превратилась на миг в саму «Мисс Недотрогу» плюс «Мисс Целомудрие». Я засмеялся. Она расслабилась и тоже засмеялась. Хорошо, когда люди понимают друг друга без слов.
Далее разговор протекал легко, непринужденно, без лишней игры и фальши.
— Я здесь долго не задержусь, — уверил я Свету, когда коснулись болезненной для меня темы. — Комната приватизированная. На худой конец, ее можно продать и уехать к батьке в деревню.
— Думаю, ты ему там не нужен, — сделала она резонное замечание.
— Нужен, не нужен... Примет сына, куда ему деваться.
— Да он-то примет, а вот его новая подруга жизни — вряд ли. Ты ей кто? Думаю, конь в пальто.
Света говорит медленно, слова слегка тянет, и в этом есть своя прелесть, даже если она говорит неприятные вещи.
Я протянул руку и тихонько погладил ее мягкие русые волосы. Женщина замерла.
— Слушай, — предложил я, — что мы с тобой на сухую беседу ведем? Давай я сбегаю на остановку, куплю винца какого-нибудь. Ты какое предпочитаешь?
— Н-не знаю. Я вообще-то не пью. Разве только десертного капельку.
Ну вот, сразу стало все ясно. Надо бежать в магазин...
С вином разговор пошел веселее. Вспоминали прошлые годы, сплетничали, рассказывали анекдоты, а я все острее ощущал, как последнее время мне не хватало рядом обыкновенной женщины. Пусть даже тощей, как сухая вобла, и такой нескладной.
Настроение испортили, как и следовало ожидать, господа Пупковы, явившиеся домой весьма некстати. Света сразу сникла и занервничала. Слышимость в квартире просто обалденная, если учесть дурацкую привычку соседей постоянно орать друг на друга, причем не выбирая выражений. Мои скрытые мысли куда приличнее той грубой матерщины и пошлятины, которыми обмениваются они в процессе решения обычных бытовых вопросов.
— Юля! Твою мать! Ты сделала уроки? Твою мать! — вот так примерно это слышится со стороны.
Затем грянула музыка!
— Бесплатный концерт, — попробовал я пошутить.
Света кисло улыбнулась. Она явно не готовилась, направляясь на встречу с одиноким мужчиной, окунуться с головой в атмосферу дедовских коммуналок.
— Не обращай внимания, скоро они усядутся телевизор смотреть и станет тише, — успокоил я Свету. А то, чего доброго, удерет, подальше от житейских катаклизмов.
Действительно, шум-гам за стеной продолжался недолго.
— Вот видишь, все прекрасно, — уверенно произнес я и положил руку на худенькое плечо женщины. Та вновь напряглась и, затаив дыхание, ждала продолжения моих действий. Но я события не форсировал. После стольких лет платонических, приятельских отношений вдруг взять и перейти на откровенно интимные? Сделать столь решительный шаг оказалось задачей не из легких.
— Что твой отец сказал про развод, про размен? — неожиданно спросила Света и осеклась. — Извини, конечно. Не мое это дело.
— Не усложняй. Все нормально. Вопрос как вопрос. А батька мой выразился так: «Просрал, — говорит, — мудак, нашу квартиру!»
— Ой, как же ты к нему теперь в деревню поедешь? Думаю, он тебя на порог не пустит. У него характер крутой.
Я неопределенно пожал плечами и, наполнив бокал вином, залпом выпил. Света своей репликой попала точно в цель.
— Хватит о делах, — решительно сказал я и, чтобы скрыть смущение, поцеловал сидящую так близко от меня женщину прямо в пухлые, похожие на детские губы. Поцелуй получился долгий и невозможно сладкий. Вот уж никогда не думал, что со Светкой так приятно целоваться.
Я не ставлю себе целью описывать свои эротические приключения, смакуя каждую подробность. Не рассказ в «журнал для мужчин» пишу. Просто эта встреча, по сути, совершенно одиноких людей, на мой взгляд, имеет особый смысл. Может, именно так, напоминая собой слепых котят, мы находим свою судьбу.
Я привык оценивать происходящие события как бы со стороны, а не только быть их прямым участником. Скажем, обнимаю я женщину и думаю не только о том, чтобы ее, извините, трахнуть, а еще и о причинах, побуждающих меня к действию. Как так получается — не знаю; на уровне подсознания, причем очень быстро все происходит. Образы и ощущения явно опережают конкретные мысли.
Вот и сейчас самым сильным чувством оказалось любопытство. Не страсть, не жалость, не усталость от одиночества последних месяцев, а элементарное любопытство. Было крайне интересно посмотреть на грудь Светы и узнать, правду ли говорили цеховские сплетницы, будто у нее в бюстгальтере вкладыши вложены, для видимости?
Насчет вкладышей — вранье, а грудей, можно сказать, нет вообще: так, два припухших розовых сосочка девочки-школьницы. И это в тридцать-то лет! Мать-природа не успевает удивлять. Понимаю всю циничность своих замечаний, но врать в личном дневнике я не собираюсь. Если грудей нет, то честно, со всей ответственностью заявляю: нет!
Света ужасно стеснялась, или мне так казалось; она ни в какую не хотела выпускать из рук тоненький лифчик «от куклы Барби». Меня вся эта возня порядком утомила, и я решил сделать маленький перерыв, взять своего рода «рекламную паузу».
— Душно в комнате, — сказал я и, встав с дивана, открыл оконные рамы. В лицо пахнуло осенним холодком и запахом серы.
— Опять ветер со стороны комбината, — раздался за спиной голос Светы.
Я не успел ничего ответить. Из уличной темноты выпрыгнул черный облезлый кот и уселся на подоконник. От неожиданности я обмер, затем попытался спихнуть вонючую тварь обратно на улицу.
Не тут-то было! Мерзкое, покрытое лишаями животное метнулось в комнату и забилось под диван. Испуганная Света пронзительно завизжала.
— Слезь с дивана, быстро! — приказал я. Та не заставила себя ждать, мигом соскочила и почему-то начала лихорадочно одеваться. Отодвинуть диван от стены было делом одной секунды. Кот забился в угол и яростно шипел. Я мигом накинул осеннюю куртку и натянул кожаные перчатки.
— Дима, осторожней! Он может в глаза вцепиться! — закричала Света.
«Верно мыслит», — подумал я и надел солнцезащитные очки. В такой амуниции ничего не страшно!
С кошаком долго возиться не пришлось. Изловчившись, схватил его за загривок и, не обращая внимания на яростное сопротивление, резким движением выкинул непрошеного гостя наружу, крепко затворив створки. После чего замер, прислушиваясь к гулким ударам сердца. Светка прекратила орать, и наступила звенящая тишина. Даже телевизор за стеной соседей перестал бубнить.
— Во жизнь, — устало произнес я. — Сплошные проблемы. Даже окно открыть не могу спокойно.
— Это плохая примета, — услышал я странный ответ на свое замечание.
— Почему?
— Не знаю. Но просто так черные коты по ночам в окна бросаться не будут.
— Еще не ночь.
Меня самого, по совести говоря, этот дурацкий случай с котом выбил из колеи.
— Может, еще вина купим? — предложил я.
— Нет, спасибо, Дима, я лучше домой пойду, — ответила Света, пряча глаза. — Мне еще надо успеть к тетке зайти.
Насчет тетки она явно врала, но я не стал строить из себя обиженного, у самого пропало настроение заниматься прелюдией к сексу, не говоря уже о самом сексе.
— Ладно, как знаешь, — сказал я. — Вместе выйдем. Я тебя провожу до остановки, да и сам чуток прогуляюсь. Полезно перед сном.
— Ты не обиделся?
— Да что ты...
В прихожей нас поджидал Роман. Его, видно, завела вздорная супруга, и он решил показать себя старшим по дому. Он буром попер прямо на меня, растопырив пальцы.
— Слушай, сосед, в натуре, может, договоримся, и твоя подруга не будет орать?
Зря он граблями размахался, не во всем надо слушаться своих толстых жен. В тесном коридоре мы оказались почти лицом к лицу. Мне оставалось сделать быстрый шаг навстречу с легким уклоном влево и нанести мощный апперкот по печени. Роман негромко всхлипнул и, беззвучно хватая ртом воздух, сполз вдоль стены. Из зала тут же раздался истошный вопль его жены. Что-то насчет хулиганов и милиции, которую надо вызвать. Я подтолкнул Свету к входным дверям и выскочил следом за ней.
До трамвайной остановки шли молча. Переваривали полученные впечатления.
— А если она и правда милицию вызовет?- наконец заговорила Света.
— Да какая там милиция! Могу поспорить: сейчас Роман меня встретит как лучшего друга, с пузырем паленой водки, и предложит выпить мировую. Еще бы, такое событие — по морде получил!
— Ты же его в живот ударил.
— Какая разница.
— А ты на меня не обиделся? — снова спросила Света, переведя разговор в прежнее русло. Ее, видно, очень занимал этот вопрос.
— На что?
— Да мало ли? Например, что ушла.
— А ты еще зайдешь когда-нибудь?
— Ты этого хочешь?
— Да, хочу, — искренне ответил я.
— Правда? — Света недоверчиво всматривалась в мое лицо, ища следы лукавства и подвоха. Какая она все-таки... Видно, ее часто обманывали.
— Я буду рад тебя видеть, — как можно внятней сказал я и помог ей заскочить в вагон трамвая. Больше не задумываясь над происходящими в моей душе метаморфозами, направился обратно в родные «хоромы».
Прогнозы оказались верными. Роман встретил меня с распростертыми объятиями. Такие ребята качают пресс жигулевским пивом и понимают и уважают только силу. Ему, конечно, простительно было понтоваться: за его спиной стояла женщина. Но за моей спиной тоже стояла женщина. Не очень привлекательная, но драться за нее стоило. Без всяких сомнений.
— Ты где так бить научился? — спросил он, когда мы уединились на кухне, с интересом поглядывая на запотевшую бутылку «Старорусской».
— В армии, — кратко ответил я.
— В десанте служил? — последовал тут же уважительный вопрос.
— Нет. В стройбате.
Ответ Рому озадачил, и он налил по второй. В это время появилась его верная подруга жизни.
— Хорош водку жрать! Завтра, между прочим, рабочий день.
Ну, вот. Какое разочарование! А я только-только начал чувствовать себя хозяином коммуналки.
Почему-то всегда за женщинами остается последнее слово!

17 сентября
С самого утра пытаюсь настроиться на работу. Есть интересные задумки, осталось только воплотить их в жизнь. На фазе воплощения возникла заминка. Никак не получается написать что-либо вразумительное.
Обычно я начинаю новую статью неторопливо, обдумывая каждое слово. Процесс похож на складывание мозаики. Постепенно набираются обороты, скорость возрастает и...
А дальше описать происходящее довольно трудно. Будто проваливаешься куда-то, совершенно перестаешь воспринимать окружающую действительность. Мысли и руки составляют единое целое, пальцы просто порхают по клавиатуре! И ловишь при этом невообразимый кайф — интеллектуальный оргазм! Хуже всего, когда в такие мгновения вдруг приспичит подойти жене, которая, не понимая твоего состояния, начинает задавать вопросы по хозяйству, жаловаться на очередное повышение квартплаты или выяснять, почему я не отнес вчера часы в ремонт. В такие минуты я совершенно не понимаю, о чем идет речь, смотрю на нее дебильными глазами и пытаюсь вспомнить, как зовут эту нудную женщину.
Да-а... Поводов для скандалов у нас с Ритой хватало. С Галей тоже, только поводы были иные. А про Юленьку и сказать нечего — вроде и не было такой.
Зато сейчас никто не мешает, твори, Дмитрий Рябинин, сколько душе угодно! Только вот что-то не творится. Сижу болван болваном и думаю. А может, вспоминаю. Или так, дурака валяю. Никак не получается войти в рабочий ритм.
Вчера меня Рома спросил, где я научился драться. Все не так просто.
В детстве я был мамсиком. Так тогда называли тихонь и слабаков. Мечтательному тихому мальчику тяжело выжить на территории городских дворов, населенных наглой шпаной. Я был подходящей мишенью для издевательств, и мне доставалось больше всех. Пробовал найти гарантию личной безопасности за широкой спиной отца, но получил от ворот поворот:
— Ты, сынок, на меня свои проблемы не перекладывай. Научись сам давать сдачи. Иначе в жизни придется туго, уж поверь мне.
Мама придерживалась иной точки зрения, баловала меня и готова была нести на своих хрупких плечах всю тяжесть моих жизненных невзгод. На этой почве у нее с отцом постоянно происходили конфликты. Но однажды мой батька не выдержал и сдался.
— А ну вас! — в сердцах рубанул он рукой по воздуху. — Делайте, что хотите.
И предостерег, а может, напророчил:
— Но добра от такого воспитания не будет!
Сказав так, он со спокойной совестью самоустранился и предпочел в свободное время «козла» с мужиками во дворе забивать. Я же прятался от недругов в стенах библиотеки или дома, погрузившись в собственный мир фантазий.
Однажды я прочитал книгу о первобытных людях «Пещерный лев». Находясь под впечатлением от прочитанного, я смастерил каменный топор. Проще говоря, привязал к палке бельевой веревкой крупный, заостренный с одного конца камень и вышел с этим оружием на улицу. Пацаны, до этого скучавшие на скамейке, несказанно обрадовались моему появлению и принялись дружно меня травить. Их веселью не было предела. Оскорбления и насмешки сыпались со всех сторон. Особенно старался верзила Мишка Мартынов. Никогда не забыть мне его губастую противную физиономию.
И я психанул, прямо-таки взбеленился, ослеп от ярости и принялся что было силы лупить Мишку по рукам тем самым вызвавшим насмешки «доисторическим» оружием. Мишка пытался отбиться, нелепо размахивая длинными руками, но не существовало в тот момент силы, способной меня остановить. И я его бил, бил... Никто даже не пытался вмешаться. Я, наверное, тогда мог Мишку всерьез покалечить или даже убить, если бы попал, например, по голове, но, к счастью, все обошлось. Хотя руки я отбил ему крепко: сплошные кровавые ссадины и синяки.
В довершение всего мои нервы сдали окончательно, и я заплакал, бросив уже ненужный топор на землю. Пацаны разошлись, не проронив ни слова, только старшеклассник Валерка потом вернулся и со всего маху дал мне по зубам. Для профилактики, чтобы не зарывался.
После этого случая травля прекратилась, но друзей в той компании я так и не приобрел. Моими настоящими друзьями стали ребята из секции бокса, куда я записался через год после того случая.
Нет, не желание стать сильным привело меня на занятия известного в городе тренера Валерия Ивановича Зайцева. Я давно уже махнул на себя рукой — ну, не воин я, не вождь и не диктатор! — и свободное время посвящал только любимым книгам. Как вы уже поняли, чтение — главная страсть моего детства. А в бокс я попал, можно сказать, случайно, за компанию. Меня пригласил одноклассник Андрюха Мельников: мол, пойдем, Димас, попробуем себя на ринге. А мне-то что, раз зовешь — пойдем.
Вот и вся история. Мама, узнав, что я хожу на бокс, ужаснулась, отец попросту не верил, что из этой затеи получится что-нибудь дельное. Но в секции мне понравилось — и тренер, и ребята. И боксировать я вскоре научился очень даже неплохо, со временем стал перворазрядником. За лето вытянулся, окреп, на меня с интересом начали посматривать девчонки. Теперь никому и в голову не приходило смеяться надо мной. Валерке я отомстил, посадив его однажды одним ударом на заднее место, прочие местные хулиганы, зная про мои успехи на ринге, при встрече дружески улыбались и уважительно здоровались.
У большинства моих сверстников, пришедших в секцию при аналогичных обстоятельствах, очень скоро в душе наступало чувство примирения с прежде несправедливо устроенной жизнью. Детские обиды постепенно забывались, мальчишки обретали уверенность, кто-то даже подался в большой спорт. Кто-то, но, к сожалению, не я. Мне так и не удалось избавиться от внутреннего страха, от липкого неверия в свои силы. Внешне все выглядело нормально, но я-то знал, чувствовал, что где-то там, в глубине души, прячется испуганный, затравленный мальчик Дима, закрывшийся от мира любимой книжкой.
Но саморазвитие через бокс между тем продолжалось. Как ни странно, уверенно держаться на ринге мне помогла физика. Вернее, один нехитрый физический закон: сила нанесенного удара равняется половине произведения массы на квадрат скорости. Эта формула меня буквально потрясла. Я прикинул: массы-то половина (а у меня она и так была невелика), зато скорости — квадрат! И я, с несвойственным мне упорством, занялся развитием скоростных качеств. Как выяснилось, я оказался резким от природы и насобачился буквально выстреливать перчатками в противника и вскоре убедился: закон физики работает на все сто. Параллельно я подналег на силовые упражнения. Сначала — приседания, отжимания и подтягивания, затем в ход пошли штанга и тренажеры.
Развитие силы оказалось делом несложным. Просто нужно работать с тяжестями, которые поначалу сможешь поднять от одного до трех раз за подход. Как только счет доходит до семи, вес следует увеличить. И так далее. Проще не бывает. Если, конечно, здоровье позволяет вам производить со своим телом такие фокусы.
Через год я почти все бои на ринге заканчивал нокаутом. Мне теперь не хватало лишь опыта уличных драк.
В гробу бы я видел этот опыт! Служить мне пришлось на Камчатке, в стройбате. Парнем я стал физически крепким, но вот зрение подкачало. Просился в десант, хотел узнать технику, электронику, а пришлось два года усиленно осваивать инструмент под названием лопата.
Поначалу доставали все кому не лень. По ночам «деды» устраивали поединки с кавказцами, которые дрались крайне жестоко. Кавказцы мне не родня, но мы были одного призыва, и я самозабвенно хлестался с «дедами». Хотя я неплохой нокаутер, долго биться не мог, не хватало выносливости и характера — ломался. Потому я и старался вырубить противника сходу, нахрапом. Опыт боев на ринге пригодился, спору нет. Но три раунда на ринге — это хотя и драка, но драка по правилам, а тут — жизнь. Она заставила пройти через рубку боев без правил.
Но это не проблема. Вернее, не та проблема, за которую следует сильно переживать. В конце концов, я никогда и не собирался пополнить ряды профессиональных бойцов. На втором году службы вернулся к любимым «железным играм». Регулярные занятия, свежий воздух, нормальное питание сделали свое дело: я «раскачался» подобно слону в зоопарке, вполне годился к выступлениям на подиуме. Правда, мышцы несколько закрепостились, но меня это уже не смущало: до дембеля оставалось совсем чуть-чуть.
На прощание — традиционный массовый мордобой с «чурбанами» — и все, домой, в родные пенаты!
...Так, и к чему я написал этот монолог из прошлого? Сам черт не разберет. Хотел заняться делом, а получился винегрет из воспоминаний.
Ладно, статьи не убегут. Все в моей жизни предначертано, так стоит ли насильственно менять естественный ход событий?
Здорово сказано, но только, по-моему, эту мысль трепали-перетрепали десятки великих и не очень. Кто точно — не помню, да какая разница!

19 сентября
Статьи я все-таки осилил. Появилась интересная задумка написать серию подобных, объединив их одной идеей. При случае, возможно, расскажу подробней. А сейчас некогда.
За мной заехал Петрович, пригласил смотаться за город, к озеру, посидеть в кафе, поесть шашлыки на природе, полюбоваться красками осеннего леса. Надо ли говорить — предложение его пришлось весьма кстати. От одиночества и однообразия жизни я уже начал закисать. К тому же Петрович, при внешней его простоте, мужик с дальним прицелом, наверняка у него ко мне какое-то интересное предложение. А посему — да здравствует природа!
Я не ошибся. После обильной трапезы Славик откинулся на спинку пластикового стула и как бы между прочим спросил:
— Димас, тебе не надоело в лоховозках ездить?
— Хочешь мне машину подарить? — вопросом на вопрос ответил я.
— А если серьезно?
— А если серьезно, то у меня нет денег. Все «бабки» у бывшей супруги остались.
— А знаешь, я ее с каким-то мужиком видел. Для нее, конечно, староват, лет пятидесяти будет. Но крутой, сразу видно. Ты против него не пляшешь... Только чур, без обид. Мы же друзья?
— Ладно, без обид... Ты там что-то про «тачку» говорил?
Конечно, Петрович царапнул меня по живому, однако правда — она и Африке правда, и от нее никуда не денешься.
— У тебя сколько есть в наличии? — продолжал Петрович.
— Все мои.
— Я серьезно.
— Положим, тысяч десять наберу.
Петрович довольно хмыкнул и наконец подошел вплотную к сути дела.
— Я добавлю еще штук тридцать. Можно будет подобрать не новую, но вполне сносную «пятерку». Есть на примете такая.
— Под какие проценты?
— Договоримся.
— С чего это ты сегодня такой добрый?
Петрович хитро прищурился: догадайся, мол, сам.
— Может, еще по шашлычку? Угощаю, — предложил он, явно увиливая от ответа.
— Можно, — великодушно согласился я.
Солнышко, озеро, зеленые горы, птички поют — хорошо!
— Хорошо здесь! — сообщил я вслух Петровичу, приглашая его отвлечься от забот и порадоваться естеству. Но он, похоже, зациклился:
— В наше время без «тачки» нельзя. В любом деле нужна оперативность. А если ты без колес, то никому не конкурент. Так что...
— Ладно, не убеждай. Говори по делу.
— Давай по делу, — быстро согласился Петрович. — Я могу тебе одолжить денег. Но как ты будешь их отдавать? С каких таких доходов? С копеечных гонораров?
— Ну, это уж не твоя забота!
— Извини, Димас, моя. Придет срок отдачи, и ты жалобно скажешь: «Денег пока нет. Обстоятельства, то да се...» Вспомнишь нашу дружбу...
Я разозлился. Для чего Петрович вообще начал этот разговор? Нервы мне потрепать?
— Короче можно?
— Не психуй. Я делаю тебе конкретное предложение.
— Какое?
И Петрович предложил мне устроиться в службу безопасности одной серьезной фирмы.
— Ты мужик крепкий. Спортсмен. Водку почти не пьешь. А я в дружбе с тамошним начальником отдела кадров. Так что с устройством проблем не будет. Зарплата хорошая. За три месяца запросто вернешь долг. А там и о квартире можно будет подумать. Своим они через банк кредиты на жилье помогают получить. Ну, как?
— Заманчиво, — ответил я. — Но мне надо подумать.
— Да что тут думать? — вскипел Петрович.
— Я же сказал, надо подумать.
На этом деловая часть нашего разговора закончилась, и остаток вечера мы, вальяжно развалясь, любовались красотами природы и глазели на симпатичных девиц, пьющих пиво за соседними столиками.
В целом, время мы провели весьма приятно. Меня, правда несколько раздражал самодовольный вид Петровича. Ах, как упивался он собственным благополучием, щедростью, благородством, как небрежно доставал тысячные купюры из кожаного кошелька, притворно вздыхая при этом: мол, извините, но мельче нет!.. При этом успевал глянуть на свое отражение в зеркальной витрине.
«Ну что, похож я на директора?» — читалось в его мышиных глазках.
Как я уже писал, Петрович действительно работал директором небольшого предприятия, и деньги у него водились. Что позволяло ему без особого напряга обеспечивать сытую жизнь красавице супруге и двум сыновьям-погодкам, а также роскошной юной леди по имени Татьяна, имевшей, кроме красивой фигуры, диплом об окончании столичного экономического института с отличием. Никогда не мог понять, зачем ему нужна умная любовница-бездельница? Мог бы, например, ее главбухом к себе в фирму устроить. В целях экономии. Так нет же!
Смешно, однако. Сижу на берегу живописного озера, пью и жру на деньги товарища и еще позволяю себе рассуждать о нем с легким оттенком снисходительности, приправленной изрядной порцией иронии.
На себя бы лучше посмотрел!
Неужели я завидую? Нет, в самом деле? Я ведь вовсе не завистлив и к деньгам в чужом кармане отношусь спокойно. Тем не менее, это зависть, зависть и еще раз зависть и, если не черная, то белая в крапинку точно.
— Славик, а тебе телохранитель не нужен? — спросил я, стараясь говорить непринужденно. Мне ужасно хотелось чем-нибудь его уколоть, сказать что-либо язвительное, неприятное, но как-то незаметно сказать, размыто, вроде с благими намерениями, по простоте душевной. Кому хочется выглядеть явной свиньей?
Петрович не вникал в тонкости моего душевного мира и совершенно не следил за игрой интонаций. Проще говоря, ему все было по барабану.
— Не, Димас. Обойдусь. Пока — тьфу-тьфу — без надобности, — ответил он вполне искренне.
— Жаль. Тогда скажи, а правду мужики говорят, что ты на работниках экономишь?
— В смысле? — сразу насторожился тот.
— Да гнида одна сказала, что когда у тебя рабочий заболеет, ты вместо него к станку выходишь. Заменить некем.
— Не слушай, Дима, никого. У меня в конторе полный порядок. И вообще, мои дела ни тебя, ни кого другого не касаются. Усек?
К счастью, мы вскоре допили пиво и собрались домой. Я мог сдуру брякнуть еще какую-нибудь глупость, и не одну, а ссориться с Петровичем было крайне неразумно.
До города долетели мигом. Славик вел «десятку» уверенно, с эдакой умеренной лихостью.
— Тебе давно пора на иномарке ездить. Не собираешься машину поменять?
— Собираюсь.
— Какую модель присмотрел?
— Не скажу. Я суеверный.
Мне показалось, он все-таки затаил обиду за мои нетактичные вопросы относительно его работы. Журналистам, к коим я себя причисляю, подобные плюхи непростительны.
— Можешь в квартал не заезжать я пройдусь немного, — предложил я, но приятель лишь отмахнулся и подвез прямо к подъезду.
— Подумай, Димас, хорошенько. Предложение дельное. Два раза удача улыбаться не будет.
Я обещал подумать, хотя ответ на «дельное предложение» готов был давно.
Тут из подъезда вышла женщина средних лет и начала громко сетовать на дебильную молодежь, которая в сотый раз сломала кодовый замок на входных дверях.
— Вот ведь паскудники! И чего им замок помешал? Обязательно на нашей двери испортить надо! Хуже всего, когда подъезд крайний.
Я попрощался с Петровичем и хотел сразу идти домой, но что-то в речи женщины меня затормозило. Нет, не жалобы на «местную шантрапу», которая не хочет учиться, а только шныряет по чужим подъездам. Нет, внимание мое привлекла одна вскользь брошенная фраза:
— И все на нас валится! Будто мы не люди, а невесть кто!
— Извините, женщина, не знаю вашего имени-отчества, — обратился я к ней. — Вот вы говорите, на вас все валится. Что вы имеете в виду?
— А сами посмотрите: скамейки поломаны, замок — кодовый замок, дорогущий! — сорвали, со всего города бомжи в наш подъезд ходят — нашли себе туалет, все углы на этажах обоссаны! — это куда же годится? В подвале опять трубы лопнули. Видите клубы пара? Это от горячей воды. Так разве этого мало, разве это не «валится»?!
— Действительно, ужас! — согласился я.
— А вы посмотрите, какие у нас люди проживают! Сплошь алкаши и дерьмо!
— Между прочим, я тоже жилец этого подъезда, — закипел мой возмущенный разум. — По-вашему, я — алкаш и дерьмо?
Женщина слегка растерялась, но потом категорически заявила:
— Раз тебя к нам заселили, значит, дерьмо.
Убийственный аргумент. И возразить-то нечего.
Ох, нет больше сил барабанить по клавишам. Могу только сообщить: остаток вечера я провел в отвратительнейшем настроении.

20 сентября
Солнечное утро застало меня в постели. Сентябрь выдался на редкость жарким. В первой половине столбик термометра редко опускался ниже двадцати пяти градусов. Вот уж воистину результат глобального потепления. Синоптики обещали к концу месяца холод и дожди, но пока лето продолжает резвиться с радостью малолетнего ребенка.
За стеной тишина. Соседи либо спят, либо куда-то уже упылили. Надеюсь на второе. Мысли перескочили к предложению Петровича. Конечно, я откажусь. Устроиться охранником я мог и на рынке, по протекции незабвенной Риты. Глядишь, до сих пор бы наслаждался постоянным присутствием купюр в баре, в пустой коробке от гаванских сигар.
Я — журналист. Я всю жизнь хотел писать, заниматься творческой работой, а не сидеть в предбаннике полукриминальной конторы в камуфляжной форме с тупым выражением лица, лениво гоняя между зубами подушечку «Орбита».
Я работал в газете, мне нравится работать в газете и я буду работать в газете. При чем здесь желания жен, друзей, знакомых? В конце концов, у меня есть своя цель в жизни.
Взять, к примеру, мою прошлую работу. Я знаю, многие неоднозначно относятся к самому факту существования заводских газет. У профессионалов свое мнение, у читателей — свое. «Все про ветеранов труда пишешь? Производственные показатели считаешь?» Мне не раз приходилось слышать от коллег из «нормальных» изданий подобные ироничные вопросы.
Про что надо, про то и пишем. И я, и все остальные. У всех у нас хозяин имеется. О свободе слова лучше помолчать. Трудно понять, что это такое. Пишущий человек, если он в здравом уме, имеет жесткого внутреннего цензора. Каждый журналист на своем конкретном месте знает предел допустимых вольностей. У одних свобод больше, у других — меньше. Не секрет, что нередко во главе угла стоят «корпоративные интересы», сверенные с основной линией государственной политики. А кто играть по правилам не хочет, те заканчивают плачевно.
Зато на производстве работа надежная. Самостоятельность в выборе тем минимальная, но самой работы — хоть завались. А человеку творческому везде есть где разгуляться. Помню, написал я статью о роли мастера на производстве. Удачная статья получилась. Сумел я тогда посмотреть на проблему, что называется, свежим взглядом. Редактор меня поддержала, а начальника управления взяли сомнения: да как? да что? а вдруг? понравится ли директору? И что это за фраза: «Мастер в цехе является представителем администрации, а не коллектива рабочих»? К чему это явное противопоставление?
Но не так все плохо в «датском королевстве». Рискнули, напечатали. И надо же такому случиться — директору понравилось. Он даже эту сомнительную фразу цитировал на общем рапорте. Мои акции тут же поднялись в цене, и господин Бударашко, помнится, на время ослабил вожжи.
Если бы не подвернулась тогда та блатная девица, я бы, наверное, до пенсии на заводе доработал. «От добра добра не ищут», — так говорит народная мудрость. Понимал, что перспективы лежат вне заводских стен, но страшился потерять ощущение безопасности: стабильную зарплату, гарантированный отпуск, оплачиваемый больничный, премии, путевки, разное прочее...
Как ни боялся перемен, но теперь, когда оказался у разбитого корыта, хочешь не хочешь, а карьеру надо выстраивать с нуля. Зато уже можно где-то и рискнуть, нарушить неписаные правила, и тогда, глядишь, появится возможность шагнуть высоко! Или слететь с треском вниз. Только вроде и так внизу, куда еще ниже.
Как бы то ни было, ни о какой службе безопасности, почетной работе волочильщиком проволоки или торговле импортными шоколадками речи быть не может.
Похоже, выговорился. Пойду готовить обед — завтрак я уже проспал.

20 сентября, поздний вечер
Тюканье на компьютере прервал короткий отрывистый стук в окно — преимущество первого этажа, — я выглянул и увидел Свету. Она весело помахала мне рукой. Я кивнул в сторону входной двери, мол, заходи скорей, не томи душу.
— Молодец, что заглянула, — шепнул ей с порога, поцеловав в губы.
— А я боялась тебя разбудить, но вижу, свет горит, значит, все нормально, — пыталась она что-то объяснить, но я не слушал. «Какая она умница... И как я хочу ее», — мелькали в голове обрывочные мысли, самой существенной из которых была: я ее хочу.
Света безошибочно уловила мое настроение. Ее глаза блестели озорством и взаимным желанием. Правда, она уселась с чинным видом на диван и сделала попытку завести привычную шарманку:
— Я думаю...
— Да не думай ты, — оборвал я почему-то враз охрипшим голосом, — я давно жду тебя и никуда сегодня от себя не собираюсь отпускать. Ты меня поняла?
— То есть...Так сразу?
Ее слова потонули в бесконечном поцелуе.
— Я могу принять душ? — спросила Света.
— Конечно. Только в ванной душа нет.
— Почему?
— Не знаю. Все ополаскиваются из ковшичка с ручкой. Пластиковый такой, синего цвета. Ты его увидишь.
— А мыло? — Света явно растерялась.
Я достал из шифоньера новый нераспечатанный кусок «Камеи» и свежее махровое полотенце.
— На, держи.
— А соседи где?
— Ты что ли их боишься? Ну, пойдем, я тебя провожу.
Уже ночью, оставив фейерверк удовольствий позади, мы перешли на тихую беседу. Слова произносились отрешенно, как бы через силу. Постепенно мы погружались в дремотное состояние. Но Света вдруг активизировалась и предложила купить новый смеситель с душем в складчину с соседом.
— Завтра утром я передам твое предложение Роману, — ответил я, не открывая глаз.
Свету ответ успокоил, и она, видимо, настроилась на сон, сложив поудобнее на меня голову и ноги. Мне же чего-то не хватало. Так сказать, последнего штриха, завершающего аккорда.
— Тебе было хорошо со мной? — наконец, решился спросить я.
— Нормально, — сквозь сон пробормотала она.
Ничего себе ответ! Да это против всяких правил!
— Что значит «нормально»? — спросил я зловещим голосом.
Она, почувствовав во мне перемену настроения, сляпала на лице выражение крайнего удивления.
— В чем дело? Что-то не так?
— Не так.
— Не поняла, — Света отстранилась и присела на край дивана.
— Я объясню. Ты хоть подумала, что сказала? «Нормально»! Так не говорят.
— А как говорят?
В вопросе мне послышалась насмешка.
— Ты должна была сказать следующее: «Димочка, любимый, мне никогда еще не было так хорошо, как сейчас. Ты такой сильный ненасытный мужчина. Какое счастье!»
— Ну, ладно, — согласилась со мной Света, — Димочка, любимый, родной, мне никогда не было так хорошо, как сейчас. И я думаю, ты...
Я захохотал.
— Нет, ты должна говорить серьезно, — пояснил я, отсмеявшись.
— Хорошо, давай серьезно. Ты о чем меня спрашивал?
— Я тебе задал очень простой вопрос: «Тебе было хорошо со мной?»
Света, немного подумав, ответила:
— Нормально.
Теперь я понимаю, почему она не замужем. А может, кажется, что понимаю.
— Если бы ты спросила меня об этом, я бы ответил иначе.
— Ладно. А тебе хорошо было со мной?
— Очень. Тебя так приятно ласкать. И даже... Нет, в другой раз скажу.
Разбередив женское любопытство, я рисковал не уснуть до утра, терпеливо выслушивая нудные вопросы.
— Ну скажи. Так нельзя, если начал, то договаривай.
Я предпочел заняться любовью.
Удивительное дело, Света на вид такая костлявая, а на ощупь — легкая и мягкая. Но этого я ей и не сказал. Почему-то постеснялся. Или поостерегся.

21 сентября
Утро, как обычно, началось с ненавистных трелей звезд российской эстрады. Юля собиралась в школу. Сопливого Сашка мама уводила в садик раньше, и сборы мальца сопровождались лишь приглушенными матами.
— Сашок, твою мать, быстрей, твою мать...
Обычное дело, я уже привык. Но звуки развеселой попсы, превышающие допустимый предел в восемьдесят децибел, вызывали желание дать по затылку юной представительнице семьи Пупковых.
— Кстати, о птичках, — пробормотал я, выбираясь из постели и натягивая трико.
— Ты куда? — сладко зевнув, спросила Света.
— Сейчас выясним мнение Романа по поводу приобретения смесителя для ванны.
Я распахнул дверь и крикнул:
— Рома! Ты где?
— Закрой дверь, ты с ума сошел! — зашипела на меня Света.
Сначала из кухни высунулась голова девочки Юли. Потом из спальни показался заспанный Роман. «На телепузика похож», — подумал я. Но «песнярские» висячие усы делали его похожим на моржа. Так что сравнивать Рому с кем-либо нужно по частям: голову и тело отдельно. Мне стало весело.
— Чё орешь с утра пораньше? — хрипло со сна вопросил сосед.
— А ты музыку сделай потише, буду говорить спокойно.
— Это не я, это Юлька на кухне завтракает.
Я изложил ему предложение своей подруги.
— Будем мыться как нормальные люди, — привел я в конце самый весомый довод.
— Не-а, не пойдет, — с ходу отверг идею Роман. — Мы скоро переедем. На фига нам вкладывать сюда деньги?
Ответ меня озадачил: «Переедут? Когда?»
— Новую квартиру покупаете? — поинтересовался я.
Роман предпочел в подробности не вдаваться и разговор замял. «Надо будет с ним вечером пузырь раздавить, посидеть, расспросить, что к чему», — решил я.
Света ушла на работу во вторую смену, к трем часам. Мы успели и позавтракать, и пообедать, и проделать на диване ряд весьма приятных упражнений.
— Тебе хорошо?
— Нормально.
И почему она мне раньше казалась некрасивой?
Остаток дня я провел в трудах праведных. Закончил еще одну статью для «Досуга», начал новую, про гармонию семейных отношений. Уж в чем, в чем, а в этом я дока.
С компьютером у меня давно сложились дружеские, доверительные отношения. Для кого-то полноправный член семьи — телевизор. Не раз приходилось слышать от знакомых: «Что бы мы делали без телевизора? Он заменяет все». Не знаю, все он им заменяет или не все, но действительно трудно представить, какой такой фигней они бы занимались, не будь у них телевизора. А для меня воистину верный помощник — компьютер. Иногда он мне кажется живым организмом, у которого есть душа и характер. Может, насчет души я перегнул, но характер и настроение есть точно.
Работалось легко, хорошо и, самое главное, продуктивно. Слова будто сами, подталкиваемые неведомой силой, складывались в — я надеюсь на это — стройные, полные глубокого смысла предложения. Чему способствовала тишина. Рома с утра куда-то слинял, вернулся к обеду, быстренько похавал и ушел трудиться на завод вслед за моей подругой.
Я тут употребляю такие слова, не очень благозвучные: «похавал», «слинял». Но честное слово, Рома не ел, не кушал, не поглощал пищу, а именно хавал, громко чавкая, всхлипывая и постоянно отрыгивая.
Но это ладно, пусть жрет, как нравится. Я совсем забыл про его смену с трех, а значит, мне придется распивать с ним водку далеко за полночь. При условии его появления дома трезвым. Людка тоже может вмешаться. Боюсь, придется отложить важный для меня разговор на следующий день.

25 сентября
Поговорить с Романом получилось лишь в выходной день. Сначала он пил со свояком, потом полдня храпел, но опохмелиться без меня ему не удалось. Я был тут как тут с двухлитровой бутылкой пива.
— Хороший ты мужик, Дима! — прямо и в глаза выдал Рома, когда я наполнил стаканы.
Сначала пили молча. Потом сосед разговорился. Начал рассказывать про дела в его бригаде.
Но я не слушал, за окном небо заволокло серой кисельной пеленой, начал накрапывать мелкий дождик. Разом похолодало, и лето вдруг стало совсем далеким, будто не было его никогда. Надо же, и погода под стать настроению...
Но погода погодой, а мне еще предстояло выяснить планы соседей относительно квартиры. Разговоры «издалека» до Ромы не доходили, таким обалдуям намекать бесполезно. И тогда я проявил интерес, что называется, в лоб. Сработало. Ответ оказался до безобразия простым и чрезвычайно дурацким.
— Да, мы скоро новую квартиру получим, — уверенно заявил Роман, медленно и фиксированно моргая опухшими глазами.
«Я так моргать не могу», — мелькнула странная мысль, вслух же спросил:
— Как это получите?
— Нам дадут. В стройуправлении.
— Не понимаю.
— Ну, дадут. Трехкомнатную. Улучшенной планировки. Нам должны.
— Должны?
— Ну да. Мы же в очереди на жилье двадцать лет стоим. Уже по счету третьи.
Я растерялся: что за чудеса? Или вновь времена Брежнева наступили?
— Рома, объясни толком. Ничего не понимаю.
— Чё там понимать? Я и Людка отработали в стройуправлении по двадцать лет. Ясно?
— Ну.
— Вот и все.
Искреннее выражение глаз Романа повергло меня в замешательство. Не похоже, чтобы он издевался.
— Я и говорю, — продолжил он, — в году девяностом вызвал меня начальник участка вместе с предцехкома и говорит: «Выделяем, — говорит, — тебе, Роман, однокомнатную квартиру. Ты у нас передовик, на очереди третий по счету». А я ему: «Мне однокомнатная не нужна. Я на трехкомнатную записывался». Он мне: «Неважно, Роман Алексеевич». Вдруг вежливо так: «Роман Алексеевич». Я сразу понял: надуть хочет. «Вы, — говорит, — можете ваши две комнаты в коммуналке и однокомнатную поменять на приличное жилье. Либо остаться в своей трехкомнатной на первом этаже, а выделенную квартиру отдать соседу». На твоем месте тогда Колян проживал. Ну, это не важно. Я — кукиш ему под нос и как заору: «Пошел ты на...» Ну, это не важно. Раз я записывался на трехкомнатную, пусть и дают трехкомнатную. Правильно я говорю?
— Отказался! — в ужасе выдохнул я.
— Конечно. Не на таковского напали. Пусть ищут дураков в другом месте.
Мне стало дурно. В мгновение ока выветрилось возникшее было опьянение.
— А Колян?
— А чё Колян? Нет больше Коляна. Ты, Дима, пойми: я отработал в управлении двадцать лет, я на очереди третий. Мне они должны дать трехкомнатную! Должны!
— И многим дали с тех пор? — спросил я, взяв себя в руки.
— Никому. Но мне дадут.
— Рома, — тихо, но внушительно проговорил я. — Ты с луны свалился? Времена изменились, Рома. Давно изменились.
— Я двадцать лет отработал?
— Допустим.
— Я на очередь записался?
— Наверное.
— Значит, дадут. Я же вот он. Я же с них с живых не слезу! Я же...
Дальше описывать разговор смысла нет. Мои нервы вскоре не выдержали, и я ушел к себе.
Ладно, Рома — дебил. Ни черта ему в жизни не светит. Но почему меня так задела его сверхдебильная история? Почему я расстроился за неизвестного мне Коляна, которого, может, и в живых-то нет? Не знаю, не нахожу ответа. Настроение ужасное. Романа ненавижу, всех ненавижу!

26 сентября
Говорят, утро вечера мудренее. Не знаю, не знаю... Проснулся с тем же тоскливым настроением, с которым ложился накануне. Не давала покоя история, рассказанная соседом. Было ощущение, будто это все каким-то образом касается непосредственно меня. Будто что-то могло измениться в моей жизни к лучшему, согласись тогда Рома на вариант, предложенный начальником участка. И зрело в моей душе огромное желание отомстить Роману неведомо за что, сделать ему больно.
Решение пришло неожиданно. «Надо трахнуть его Людку!» — решил я. И сразу на душе стало радостно и спокойно. Сегодня Рома работает в ночную смену, вот и пусть себе работает. Дураков надо учить.
После таких мыслей захотелось петь, танцевать, творить разные благородные дела. И я занялся гантельной гимнастикой. Обожаю поработать с железом!
Днем прискакала Света, веселая и возбужденная. Притащила свой домашний халат, зубную пасту, щетку, мыло, какие-то пузырьки. Напевая нехитрый мотивчик, рассовала все по полочкам в шифоньере.
— В ванной не хочу ничего оставлять, — пояснила она. — Там такой бардак.
Я вспомнил, что ей тоже сегодня в ночную смену, а значит, нам предстоит сладострастный и утомительный день. А как же бурная ночь с коровой Людкой?
— Слушай, что мы все дома сидим, нюхаем всякую дрянь? Из подвала несет — дышать нечем!
— У вас там трубу с горячей водой прорвало, пар идет, — пояснила Света.
— Уже неделю пар идет. Жильцы говорят, в прошлом году целую зиму не могли закончить ремонтные работы. В квартирах разбухли двери и отвалились обои. Ужас!
— Да что ты? Я думаю...
— Нечего думать, я скоро отсюда перееду, — бодро воскликнул я и осекся. Вспомнил Романа, его налитые кровью глаза и пьяные выкрики: «Нам должны! Должны!»
Чур меня! Наваждение.
— Предлагаю культурную программу. Поход в кино. В «Современнике» идет «Властелин колец».
— А у тебя деньги есть? — осторожно спросила Света.
— Найдутся, — вздохнул я.
С деньгами постепенно складывалась напряженка, на гонорары от «Досуга» можно было рассчитывать только в начале октября. Но на святое дело можно и потратиться.
С такими мыслями я пошел развлекать любимую женщину. Насчет «любимой женщины» сказано громко, если учесть мои планы относительно соседки. Но то — месть. А месть изменой не считается.
Фильм неплохой. Красивый, масштабный, эффектный. Но я высосанные из пальца американские сказки не люблю. Зато Света пребывала в полном восторге.
— Нормально! — выдала она, сверкая глазами.
Света сразу поехала домой в новые кварталы, где она проживала с братом и бабкой. Мать ее умерла совсем недавно, а с отцом они не живут уже давно. Есть у Светы резон поскорее зажить самостоятельно, да делить с братом двухкомнатную квартиру смысла нет. Две однокомнатные не получатся, а въезжать в коммуналку с древней старухой на иждивении... Сами понимаете. Ко мне Света жить не пойдет, все из-за той же бабки, даже если бы я и позвал (но я еще не сошел с ума!).
Нет, нужно подыскивать другую невесту, способную мне самому помочь подняться над убогим миром жителей проклятого подъезда.
Кстати, интересное определение: «проклятый подъезд». В этом что-то есть.

26 сентября, вечер
Сначала меня донимал все тот же колобок по имени Слава. Который Петрович. И что он до меня докопался? Я ему просто, доступно, на среднем русском языке — выделяют еще вульгарный и высокий слог — объяснил, что работать охранником не желаю. Все, точка!
Нет же, опять приперся. Весь вечер собирал какую-то муть. Я не выдержал и задал суперпрямой вопрос:
— Петрович, скажи откровенно, почему тебе так надо, чтобы я устроился в эту фирму? «Рафага» — так, кажется?
— Да, «Рафага». Известное в городе объединение, солидное, пользуется авторитетом.
— В каких кругах?
— Что «в каких кругах»?
— Пользуется авторитетом. А то ведь разное говорят. Про название умолчу — это их дело, как называться.
— При чем здесь название?
— Говорю, ни при чем, — я засмеялся. — Они там все испанцы, что ли? «Амиго», «Рафага»!.. Русских слов не хватает? Ты хоть перевод знаешь? Не знаешь? А я вот поинтересовался. «Рафага» — значит прорыв, шквал, вспышка. Куда они прорываться решили? Думаю, туда, где много денег. А?
— Тебе дело предлагают, а ты... — обиделся Петрович.
— Я — журналист. Не более, но и не менее. На этом закончим, и никаких обид. О'кей, камарадо?
Петрович недовольно засопел. Что-то получалось вразрез с его планами. Неожиданно он посветлел лицом и обратился ко мне с очередным предложением.
— Хорошо, Димас, от работы ты отказался, а как насчет классной девочки?
— Хочешь познакомить?
— Хочу. Красивая блондинка, с квартирой, машиной и без претензий. Каково? Одним махом решаешь все свои проблемы!
— Похоже на сказку, только в роли Золушки выступаю я, нищий разведенец.
— Тогда заметано. На следующей неделе идем в кафе «Лагуна», посидим, отдохнем. Все по высшему разряду. Там и познакомитесь.
Я пребывал в растерянности. Мой друг умел удивлять.
— Да, вот еще, — нарочито небрежным тоном добавил он. — У тебя нет связи. Ведь нет? Держи мобильник. Теперь он твой. Деньги появятся — отдашь.
И он кинул мне в руки совершенно новый сотовый весьма не хилой фирмы. «Вот козел безрогий», — мысленно обругал я Петровича. Я и сам все собирался приобрести через газету «Из рук в руки» бэушный аппарат по дешевке. Да все тянул что-то. А телефон мне действительно нужен. Особенно с учетом моей работы.
Честно говоря, я попросту растерялся. Богатая невеста, телефон, элитное кафе...Что такое, за какие заслуги? И главное, только днем подумал, что неплохо бы познакомиться с женщиной, обеспеченной жильем, и на тебе — как на блюдечке! Петрович — он кто? Старик Хоттабыч? Или сегодня судьба решила повернуться ко мне другим местом?
Я не стал кокетничать. Взял аппарат и согласился пойти в кафе. Дают — бери... Так, кажется? Что-то там и дальше есть, но это пока не про меня.
— Дела идут в гору, да, Петрович?
— Похоже на то. Расширяем производство, закупаем новое оборудование, будем делать упаковку. Кстати, изготовление упаковки во всем мире считается самым рентабельным делом.
Петрович говорил с воодушевлением, однако при желании можно было почувствовать легкую наигранность тона, еле заметную фальшь. Нет, не совсем гладко складывались дела у товарища. Правда, я предпочел не обращать внимания на мелочи и просто поздравил его с расширением бизнеса.
— Откуда деньги, если не секрет? — как бы между прочим спросил я.
— Учредители привлекли инвесторов, — туманно ответил тот.
Вскоре Петрович уехал, оставив меня одного в моей комнатенке с дорогой игрушкой в руках. Странно все это...
На часах стрелки показывали двадцать три ноль ноль. Пора начинать акт справедливой мести. Тем паче, соседские детки, похоже, легли спать.
Я откупорил заранее приготовленную бутылку водки — без нее никак не обойтись — налил полстакана и залпом выпил. Смелее, донжуан!
Люда гремела на кухне кастрюлями.
«На завтра обед готовит, — сделал я логичный вывод. — Непросто прокормить такую ораву».
«По запаху напоминает жареные котлеты», — определил я и нарисовался в святая святых семейного очага Пупковых. Когда соседка готовила еду, она занимала все конфорки и втиснуться со своим чайником всегда было большой проблемой.
— Горячий стаж зарабатываешь? — эдак игриво завел я беседу.
Женщина чего-то буркнула в ответ, не имея желания отвечать на мои шутки. В душном, пропитанном жаром воздухе резко выделялся аромат тучного потного тела. Влажный тонкий халат на полных плечах Люды плотно облегал ее фигуру. «Тяжело сталеварам хлеб дается», — пришла в голову странная мысль.
Но долг совратителя звал вперед. Продолжая шутить и заигрывать, я несколько раз будто нечаянно обнял ее за талию. Точнее, за то место, где она должна быть.
— Щас звездану промеж глаз сковородкой, чтобы руки не распускал, — совершенно спокойно вдруг заявила предполагаемая жертва мужского коварства.
— А я не распускаю.
— Вот и не распускай.
Мне ничего не оставалось, как скромно удалиться, оставив позади рухнувшие планы легкого обольщения.
«Вот ведь какая фигня получается», — расстраивался я, допивая злосчастную противную бутылку водки под тихое бурчание телевизора.
Неожиданно послышался стук в двери. Я нехотя поднялся.
В дверном проеме, подбоченясь, стояла Люда, мокрая от пота и шикарная в своем бесстыдстве.
— Ну? Че ты там хотел?..
В ту ночь мне уснуть не пришлось. И дело тут совсем не в эротических играх. Задуманную подлянку я пусть не очень качественно, но исполнил. Утомленная соседка тут же уснула, а я все ворочался с боку на бок, чувствуя себя последним глупцом.
Зачем? Какого лешего? Кто втемяшил в мою дурную голову совершенно идиотскую идею? Живет по соседству дружная семья Пупковых, ну и пусть себе живет. Мне-то до них какое дело?
Лихорадочные мысли вдруг прервал львиный громоподобный рык. Я с перепугу опешил. Все ждал нападения неведомого чудовища. Потом сообразил — храпит моя пассия. Надо же! А я все грешил на Романа. Как услышу рев за стеной, сразу начинаю жалеть членов его семьи. Думаю, бедные вы бедные. Оказывается, он ни при чем, это Людка по ночам народ пугает. Я развеселился. Точно: не квартира, а сборище комиков. И я — один из них.
Терпеть Людкины рулады не хотелось. Вообще до нее дотрагиваться было боязно, настолько она пылала жаром. Не женщина, а паровозная топка. «Мне знойные дела ни к чему», — подумал я и направился в ванную «принять душ». Долго лил воду на свою глупую голову. Наполню черпак — опрокину на себя, наполню — опрокину...
Потом сидел на липком от жира полу кухни, прислонившись к стене, в окружении радостных котов, и курил найденный в пепельнице у Ромы «бычок». Я давно уже бросил курить, но нынче случай выпал особый: я окунул сам себя мордой в грязь.

27 сентября
Проснулся от холода, лежа на полу. В ванной явно кто-то умывался и чистил зубы. Неужели дети проснулись? Или того хуже: после смены Рома притопал? Вот будет дело! Я тихонько приоткрыл дверь и увидел пестрый халат моей ночной «возлюбленной». На скрип двери она повернула заспанное лицо.
— Доброе утро, — поприветствовал ее вялым голосом.
Люда презрительно хмыкнула и молча продолжила утренний моцион. Ничего не оставалось, как уйти к себе и попытаться задремать.
Сквозь паутину сна слышал голос Романа, наконец возвратившегося домой, визг детей и привычное покрикивание хозяйки квартиры:
— Быстрей, твою мать. Кому говорю, твою мать...

3 октября
За прошедшую неделю не произошло ничего стоящего внимания. Люда ведет себя нейтрально, лишь иногда мне перепадают непонятного содержания ухмылки. Пару раз приходила ночевать Света. С ней я ласков и предельно нежен. На душе неспокойно. Она мне как бы никто, а все равно чувствую себя неловко. На Романа плевать. Как увижу его круглую физиономию, сразу думаю: так тебе и надо.
Сегодня впервые с пристрастием рассмотрел наш подъезд со стороны. Бросил, так сказать, критический взгляд.
А вышло так. Пошел в магазин за хлебом. На обратном пути решил посидеть на скамейке, полюбоваться недавно построенной детской площадкой. Ничего не скажешь, все сделано ярко, со вкусом, с фантазией.
Расположился поудобнее, расслабился; отдыхаю и радуюсь происходящим в стране переменам. Вдруг что-то резануло глаз. Некая дисгармония в окружающем пространстве. Пригляделся внимательней. А это — наш подъезд грязным серым пятном выступает на фоне всеобщего благоденствия. Нет, я не преувеличиваю, не задаюсь целью сгустить краски. Но представьте: вокруг чистота, порядок, детки играют, вдоль домов дорогие автомобили стоят, народ снует туда-сюда. И вдруг... Даже не знаю, как назвать. Взгляд из темного прошлого? Так надо еще доказать, что настоящее — светлое. Подумаешь, один чистый двор в городе появился!
Но появился ведь. Весь дом будто отдыхает в мягких прощальных лучах осеннего солнца. Штукатурка такого теплого желтоватого цвета. А над моим тусклым немытым окном совершенно — иная, сырая и мрачная. Что, не успела высохнуть после проведенного ремонта?
И почему окна угловых квартир смотрят на помойку, а вид на зеленые газоны преграждает трансформаторная будка? Так специально задумано? Кем? Почему вблизи этого злосчастного подъезда сломаны скамейки, а в подвале никак не могут отремонтировать трубы? Совпадение? Допустим. Только слишком много совпадений. Та женщина верно говорила: «А вы посмотрите, какие у нас люди проживают! Сплошь алкаши и дерьмо!» Вот уж действительно! За последнее время я многих жильцов узнал, и ни одного дельного не попалось. Будто специально идиотов со всего города собрали и вместе поселили. Для удобства. Чтобы им было интересно между собой общаться.
А я кто тогда? Какова моя роль? Типа, клоун на полставки? Людку уже развеселил. С рогоносцем Ромой частенько в дым напиваюсь. Моя работа — одна видимость; ребенок в детском саду больше работает. Гири и гантели — по настроению. Давно потерял былую физическую форму. А почему со Светкой встречаюсь? Потому что нравится? Или потому что любая другая в мой гадюшник побрезгует зайти? Н-да, Дима Рябинин, картина вырисовывается печальная.
Вопросов я задал много. Осталось на них ответить.
Интересно, какое сегодня число? Неужели третье? Главное сейчас — дожить до четвертого.

4 октября
Дожил, дотянул. Чему чрезвычайно рад. Сегодня суббота, четвертое октября. На вечер запланировано приятное во всех отношениях — я очень на это надеюсь — мероприятие. Кафе «Лагуна» гостеприимно раскроет двери двум обаятельным мужчинам и их очаровательным спутницам. Насчет очаровательности спутниц я не сомневаюсь — Петрович во всем любит высший класс.
Как давно я не посещал подобные заведения! Кажется, тысячу лет. На самом деле — месяца три, не больше. Помнится, отмечали пятидесятилетие Бударашки. Юбиляр изрядно принял на грудь и все норовил пригласить на танец мою Риту. Тогда она еще была моей.
Не грусти, Дима, все будет нормально! Таких Рит в городе, как... Как кого? Что-то не видно пока полноценной замены. Спасибо Петровичу, не бросает друга в беде.
А вот интересно, как я собираюсь с ним рассчитываться за шашлыки на природе, за мобильник, за девочку, которая наверняка окажется сговорчивой, за музыку и дорогие закуски из морепродуктов («Лагуна» — дорогое кафе), за бензин, он нынче тоже дорог? Славик — мужик не бедный, только вот я ему на хрен сдался? Не слишком ли я легкомысленно поступаю, охотно принимая его услуги, которые когда-нибудь все равно придется оплатить?
А может быть, и нет. Я ведь отлично знаю, как зарождался бизнес Петровича. И как тут не вспомнить середину девяностых, когда население необъятной России сломя голову бросилось в торговлю, разномастные ТОО росли как грибы после дождя, а на производстве работягам перестали платить. Наступило Время Большого Бартера.
Я уже успел развестись с Галей и усиленно качал мышцы, выгоняя с потом остатки горечи. На заводе начальство решило остановить цехи, и восемьдесят процентов работников оказались в вынужденных отпусках. В числе таких «бездельников» оказался и я.
В то время Петрович работал мастером в сталепроволочном цехе, после окончания технического вуза. Он, в отличие от меня, сразу же после школы поступил в институт. Но образование и должность не спасли его от общей беды. Мы оба оказались на тот момент в равном положении.
— Нафига нам время терять? — горячился он, попивая пиво на кухне тогда еще моей холостяцкой квартиры. — Сейчас надо бабки зарабатывать, а не скучать по родному производству, будь оно неладно! Думаешь, почему в стране бардак начался?
— Ну, и почему? — спросил я, вгрызаясь в хребет вяленой воблы.
— Народ просеивают.
—?..
— Это вроде сита. Ты же видишь, как люди вокруг засуетились. Пытаются свое дело открыть. У кого-то получится, у кого-то — нет. Отбросы, мусор — вернутся к станкам. Деловые у руля встанут. Так, Димас, щенят учат плавать. Понял мысль?
И завертелась у нас тогда интересная жизнь. Нет, я не собирался порывать с журналистикой, но безденежье, с одной стороны, а с другой — неуемный энтузиазм друга заставили меня с головой окунуться в хлопотную жизнь мелкого предпринимателя.
Чем мы тогда с Петровичем только не занимались! Продавали оптом и в розницу импортный шоколад, печатали бухгалтерские бланки, мотались в Москву и Брест за импортными шмотками в компании таких же «челноков», подрабатывали в строительном кооперативе. Однажды даже подрядились проводить аукцион по продаже картин местных живописцев, которых я знал по совместным ночным попойкам в богемную пору жизни с художницей Галей. В принципе, нам везло. Деньги весело приходили и так же весело уходили — все было в мажоре. Как это ни странно, бардак в стране для меня оказался в кайф. Исчез надо мной контроль — в этом все дело. Всеобщая свалка, детская куча мала — что может быть лучше?
Но что-то где-то скрипнуло, и вдруг появилась налоговая инспекция, пенсионный фонд и всякое прочее. Параллельно начало раскручиваться производство. Перед нами встал выбор: или начинать всерьез легальный бизнес, или возвращаться из непомерно длительного отпуска на завод. Я выбрал завод, Петрович — бизнес.
Прошло несколько лет, и я превратился в очень свободного, очень нищего и никому не нужного писаку, а мой друг Славик стоит на пороге — я в этом уверен — вхождения в круг людей избранных и по-настоящему богатых. Коротышку Славика, такого смешного моего одноклассника, всерьез начинают раскручивать влиятельные дяди. В него поверили. А кто поверит в меня?
Петрович видел: с карьерой у меня не заладилось. Не произошло стремительного взлета талантливого журналиста Димы Рябинина. Петрович при случае всегда старался... Как бы это вернее выразить? Да, он старался меня пожалеть, посочувствовать, слегка помочь и при этом — да простит меня Славик, если я ошибаюсь — потешить свое самолюбие, предстать во всей красе, показать, какой он весь успешный и сытый и как много я потерял, свернув с перспективного пути.
А я никогда не отказывался от его мелких подачек: шашлыки, пиво, поездки за город — это пожалуйста, это сколько угодно. У меня сложилось убеждение, будто Петрович мне должен. Будто есть и его вина в обрушившихся на меня с разных сторон неудачах. Я видел: Славику нравилось жалеть и сочувствовать, нравилось копаться в чужих неприятностях. Может, он таким образом самоутверждался? Дескать, у тебя плохо, а у меня хорошо: ах, как мне тебя жаль!
Конечно, ничего не стоило проявить принципиальность и пресечь развитие унижающих мое достоинство отношений. Но я не пресекал. Лишь во время нашей с Ритой семейной жизни Петрович всерьез засветил свою завистливую личину. Его прямо-таки бесило, что у нас день ото дня материальное благополучие росло, и однажды он не выдержал и в сердцах проговорился:
— Везет же некоторым! Тут вкалываешь с утра до ночи, а кому-то только рот разевать приходится.
«Кому-то» — это мне. Петрович даже похудел от переживаний. Все пытался настроить меня против жены. Правда, осторожно и «исключительно из благих побуждений».
Было дело. Только сейчас уже не имеет смысла ворошить прошлое. Все вернулось на круги своя. Славик вновь на коне, весел и доволен жизнью. Он вновь готов помогать своему неудачливому другу. Пусть помогает. Он мне должен. Вон Роману Пупкову трехкомнатную улучшенку должны, а мне друг Петрович должен вечер в кабаке и красивую девочку.
Однако пора собираться.

7 октября
Лишь теперь, спустя три дня, я в состоянии описать события того злосчастного вечера. Хотя, если разобраться, последние полгода каждый вечер можно назвать злосчастным. Но тут случай выдался особый. Меня элементарно избили. Впрочем, по порядку.
Кафе «Лагуна» можно смело отнести к наиболее популярным заведениям такого сорта. То есть нормальный кабак, с живой музыкой и приличной кухней. Уклон, понятно, морской: на стенах рыбацкие сети, чучела диковинных рыб и огромный аквариум в фойе. В ассортименте — обилие морепродуктов: рыба различных сортов, кальмары, креветки, омары и прочие деликатесы. Но, если хотите, можете заказать жареный картофель, например, или цыплят. Никаких проблем. Только зачем? Публика приходит не картошкой давиться, а волшебники поварского искусства в состоянии удовлетворить любой самый изощренный вкус.
Однако лично меня куда больше интересовали не рецепты салатов, не сорта вин и качество коньяка и уж, конечно, не самодовольная рожа хозяина праздника Петровича: я пребывал в восторге от настоящей женщины по имени Жанна. Нет, честное пионерское (мне повезло: в школьные годы я с гордостью носил красный галстук), таких красавиц я видел лишь в кино и на обложках журналов. Всю жизнь я считал сбежавшую в Москву Галю пределом совершенства. Как же я ошибался! Дело даже не во внешних данных, хотя с ними здесь был полный порядок. Глаза! Нет, не их форма а выражение глаз! Именно! В глазах Жанны светился... Нет, — сиял, лучился, сверкал призыв! Глаза манили и обещали, заставляли терять голову и проникали в подсознание.
«Ты и только ты — тот единственный, неповторимый и желанный! Я люблю тебя, я хочу тебя, я восхищаюсь тобой!» — говорили, шептали, восклицали ее глаза.
Потрясающая женщина! Я, естественно, потерял голову. Какая там рыба, какой коньяк, какой,к черту, Петрович, изображающий из себя новейшего русского!
Не скрою, я ожидал нечто подобное, но действительность превзошла самый смелый полет моих фантазий. И в каких таких тайных закоулках нашего города произрастают такие бабы?
Лишь к концу вечера до меня дошло, что мы провожаем моего друга Славика за границу. Он, оказывается, уезжает в Италию закупать оборудование для нового цеха, а мы вроде как обмываем это историческое событие. Осознав важность происходящего, я сумел-таки на минуту отвлечься от бесподобной Жанны и от души поздравил друга.
— Петрович, дружище, открой нам тайну успеха и процветания, — попросил я его, наивно ища поддержки у присутствующих дам. Дамы смотрели на меня с понятным удивлением — у них в жизни не значилось никаких финансовых проблем.
Петрович, придав голосу доверительный тон, ответил:
— Приобретай активы, Димас. Нет, не то... Запомни: все дело в психологии. Деньги на кого попало не падают.
Пока я ворочал залитыми коньяком мозгами, пытаясь уразуметь тайный смысл в его словах, дам потянуло танцевать, и вопрос о секретах богатых людей остался до конца не выясненным.
Вечер прошел чудесно. Петрович представил меня известным журналистом, работающим в столичных изданиях.
— Пишет исключительно о сексе. В этом он большой специалист, — не постеснялся открыть «великую тайну» подвыпивший Славик.
Татьяна, подруга Петровича, отнеслась к его словам, мягко говоря, скептически. Возможно, она была в курсе моих житейских «успехов». Зато Жанна еще более заинтересовалась моей персоной.
— Специалист по сексу — это класс! Надеюсь, Дима, ты не теоретик.
Ее слова потонули в волнах дружного хохота...
Разошлись мы далеко за полночь. Долго прощались с виновником праздника, целовались и просили его писать из-за кордона письма.
— Какие письма? — удивлялся тот. — Да я вам по сотовому позвоню.
Наконец, расстались.
— Куда едем? — прошептала мне на ухо Жанна. Волна тонкого аромата смешалась с запахами городской ночи.
— Только не ко мне, — совершенно искренне ответил я.
— Почему? — прозвучал обиженный голосок.
— У меня мама строгая, ругаться будет.
Жанна мелодично засмеялась.
— Делать нечего, придется чай пить у меня, — легко и просто разрешила она возникшую было проблему. И, взяв меня под руку, предложила: — Прогуляемся пешком?
— С удовольствием. С детства люблю ночные прогулки.
— Я живу недалеко отсюда. Через две трамвайные остановки.
Пары алкоголя делали свое дело. Я самым решительным образом попытался прямо на улице поцеловать ее. Жанна мягко выскользнула из моих объятий.
— Не будем ребячиться. У нас впереди целая ночь.
Слова и тон, каковым они были произнесены, обещали многое. У меня от волнения пересохло в горле. Все разумное мигом вылетело из головы. Пусто и тревожно.
Как добрались, помню смутно. Душу мою и тело переполняли самые противоречивые желания. Даже мелькнула трусливая мыслишка распрощаться с женщиной у дверей дома и дать деру. Зря я этого не сделал. Нужно прислушиваться к сигналам, которые посылает вам мудрая интуиция.
Но я сказал себе: «Смелее, Дима!» И последовал вслед за чудной красавицей, вид одной только попки которой, обтянутой тончайшей тканью, вызывал восторг.
Квартира — в чем я и не сомневался — оказалась под стать хозяйке. Все с приставкой «супер»: суперокна, суперобои, супермебель, суперванна и суперунитаз. После ковшичка, заменявшего в нашей коммуналке душ, я прикасался к хромированным кранам с плохо скрываемым волнением. Надо же, как я одичал. Нет, пора заканчивать с нищей романтикой в духе героев Чарли Чаплина. Петрович прав, надо не упустить момент и одним махом покончить с жалким существованием.
После посиделок за чашкой цейлонского чая с лимоном и задушевной беседы пришло время наслаждений. Я постепенно трезвел, но наглости не терял и терпеливо ждал нужного момента. К яркой внешности Жанны я уже начал привыкать и воспринимал ее куда более земной и доступной, чем в первые минуты знакомства.
Содержание милого ее щебетания не передаю сознательно. Потому как не было в нем ничего примечательного. Так, обычный псевдоинтеллектуальный треп. Жанна, без сомнения, женщина неглупая, самостоятельная и начитанная. Высшее гуманитарное, два-три иностранных языка и хорошо просчитываемое прошлое. Не составляло особого труда догадаться, откуда у этой женщины, не имеющей богатых родителей и высокооплачиваемой работы, могла к тридцати годам появиться двухкомнатная квартира в престижном районе, отделанная на уровне «евро», новенькая «Хонда» в гараже и возможность каждое лето проводить на курортах Анталии.
Я Жанну не осуждал. Еще чего! Наоборот, я испытывал скорее уважение. А легкая досада возникала, когда вспоминал о собственном своем плачевном положении. Ох, и горько же осознавать себя неудачником!
«Спокойно, Рябинин, без комплексов, — настраивал я себя, — тебе еще всю ночь трудиться. Тут в грязь лицом падать нельзя».
Оно и верно, от моих нынешних мужских способностей могла зависеть моя же дальнейшая судьба. Я, кровь из носу, должен был показать Жанне во всей красе свою мужскую силу.
Должен? Какое ужасное слово. В ответ на любое «должен» где-то внутри меня сразу зреет протест. И предстоящее наслаждение уже не кажется таковым, возникают разного рода сомнения, общая нервозность и желание потянуть резину, а то и вовсе отложить исполнение того, что «должен», на неопределенное время. До случая, когда должен не буду. Почему-то вспомнилась Светка, с которой не надо ничего доказывать. И пресловутый Призыв в глазах совершенной во всех отношениях женщины перестает оказывать свое волнующее действие. Почему так происходит, мне неведомо. Но я уверен, самые лучшие отношения между мужчиной и женщиной — это когда никто никому ничего не должен.
Но я продолжал сидеть в гостях и делать то, что должен был делать: пить чай с лимоном, поддерживать разговор, многозначительно улыбаться и строить из себя звезду журналистики. Я старался казаться своим. Не знаю, насколько у меня это получалось. Кажется, не очень успешно. Моя прелестная собеседница что-то почувствовала и разумно решила окончить затянувшуюся словесную разминку. Губы Жанны оказались вдруг так близко, что мы не могли не поцеловаться. Я, наверное, минуты две добросовестно елозил губами по губам, пока она не отстранилась. Ее глаза затуманились, дыхание стало глубже. А я, как последний дурак, опять вспомнил Светку. Прямо наваждение! У меня в объятиях самая очаровательная женщина в городе, а может, на всей планете, а я вдруг соскучился по тощей вобле, по стремянке с человеческой головой. Вот псих!
«Прочь глупости!» — дал я себе очередную команду и не спеша начал расстегивать пуговицы на рубахе. Жанна не отрываясь следила за моими движениями.
— Может, в спальню пройдем? — хриплым голосом предложила она.
Я кивнул. По пути успел раздеться до пояса.
— О, Дима, какая у тебя фигура! — раздался ее восторженный возглас. — Ты занимаешься культуризмом?
— Нет, онанизмом, — брякнул я. Получилось глупо, зато в рифму.
Жанна вздрогнула от неожиданности и криво усмехнулась.
— Гм... похвально, — не растерялась она.
Я тем временем сбросил на пол брюки. В глазах женщины мелькнул плотоядный огонек.
— Есть предложение посетить душ. Ты не против?
— Я? О'кей! Сто лет не мылся.
Жанна быстро разделась, я плотоядно глазел на нее. Жанна сверкнула ослепительным телом и, весело поманив пальчиком, исчезла в ванной.
Все мои сомнения исчезли напрочь, и, сгорая от нетерпения, я последовал за ней. Но...
Последнее время все происходит с частицей «но». Я последовал было за Жанной, но со стороны входной двери вдруг послышался легкий щелчок. Кто-то явно открывал замок и, вероятнее всего, намеревался войти без приглашения в квартиру.
«Черт возьми!» — ругнулся я и мигом натянул плавки. Кто бы там ни был, мне совсем не улыбалась перспектива нарисоваться перед «гостем"в голом виде.
Дверь отворилась, и на пороге возникли два совершенно не знакомых мне мужика. Один — огромный такой детина, с квадратной челюстью и широченными плечами. Другой — совсем коротышка, с хищным лицом Чингисхана. Его раскосые глаза недобро глядели на меня. Одеты незнакомцы были с иголочки, на пальце малорослого блестел перстень с бриллиантом.
«Неужели настоящий?» — не к месту и не ко времени подумал я.
— Дима, я тебя жду! — послышался приглушенный голос Жанны. Она уже включила душ и, небось, заждалась меня под ласковыми струями теплой воды.
— Тс-с, — приложил палец к губам «Чингисхан».
Они неспешно сняли куртки, аккуратно повесили в шкаф и жестом приказали мне пройти в зал. Меня смущала собственная нагота в предчувствии жестоких побоев. Потому я поспешил в спальню и принялся одеваться. В дверях появился здоровяк.
— Давай в зал, — приказал он тоном человека, не привыкшего к возражениям.
— Успеешь, — огрызнулся я.
— Ну, ты че тормозишь? — угрожающе рыкнул он, сжимая кулаки, напоминающие шары в боулинг-центре.
Плевать мне на его кулаки. У меня и не такие бойцы кровавые сопли пускали.
Детина скрипнул зубами, схватил меня за шею и силой втолкнул в соседнюю комнату, где, развалясь в кресле, наслаждался сигаретой узкоглазый.
— Ты кто? — нарочито мягким голосом спросил он.
— Дима. А ты?
Тот в ответ нехорошо засмеялся. Я сразу, стоило им только появиться в квартире, понял, что они здесь свои в доску, и для начала решил разобраться: кто тут кому кем приходится.
В это время здоровяк шлепнул меня по затылку.
— Вопросы здесь задаем мы, — рявкнул он.
«Ну, гнида, — кровь ударила мне в голову. — Была не была!»
Я, как мне показалось, молниеносно оформил правой размашистый крюк в голову обидчика. Увы, мой кулак цели не достиг. С кресла метнулась серая тень и железные руки «Чингисхана» отработанным движением вывернули мою кисть. Я с грохотом рухнул на пол, разбив лицо о жесткий паркет. Нечто железное и холодное уперлось в затылок.
«Похоже на ствол», — успел подумать я.
Тут послышалось шлепанье босых ног и возмущенный крик Жанны:
— Малыш, прекрати, ты что делаешь?
«Так вот оно что: Малыш. Известная в городе личность», — успел подумать я, прежде чем верзила, по всем признакам — телохранитель столь влиятельной личности, со всего маху ударил меня ногой по почкам. Я взвыл и попытался вырваться. Новый удар, на этот раз по голове, оборвал на корню всяческие попытки освободиться. Самым разумным сейчас было сжаться в комок, подогнув колени, и попытаться закрыть важные для жизни участки тела. Что я и сделал, но сначала успел получить весьма и весьма болезненный удар в пах. Боль адская! — в глазах потемнело!
Женщины считают самой сильной болью родовые схватки. Не знаю, не знаю, наверное, их никогда по яйцам не били.
— Боб, не надо! Не бей! — вопила Жанна.
— Не ори, — сквозь звон в голове услышал я голос Малыша.
— Мы же обо всем договорились! — продолжала кричать женщина.- Зачем ты опять пришел?
— Соскучился, — рассмеялся в ответ Малыш.
— А драться зачем? Можно ведь и нормально поговорить.
— Я и хотел нормально, а этот чудак на Боба кинулся. Кстати, кто он?
Разговор начал принимать спокойный характер, и я попытался приподняться с пола.
— Лежать, козел! — раздался грозный окрик, подтвержденный соответствующими довольно жестокими действиями.
— Да прекратите его бить! — забилась в истерике Жанна. Звонкая пощечина отрезвила ее, и в квартире на мгновение наступила зловещая тишина.
— Я спрашиваю: кто это? — нарушил молчание все тот же спокойный голос.
— Мой знакомый. Да тебе какое дело? Мы же с тобой расстались. По-хорошему расстались, ведь так? — Жанна говорила сквозь слезы.
— Я не слышу ответа на свой вопрос: кто это такой?
— Дима. Журналист. Меня с ним в «Лагуне» Танька познакомила.
Мужики захохотали.
— Как это романтично — сняться в кабаке. А главное, оригинально.
— Малыш, чего ты хочешь? — в словах Жанны звучала и усталость, и опустошенность.
— Тебя, — последовал краткий ответ.
— Как же мне все это надоело! — женщина тяжело вздохнула. — То мы расстаемся, то начинаем заново. Малыш, что ты меня мучаешь?
— Не переживай, любовь моя. Ты мне про журналиста расскажи. Что пишет, куда пишет?
А журналист, то бишь я, лежал ничком и помалкивал. И правильно делал. Ребята попались на расправу скорые, запросто покалечить могли.
— Сексолог он. В смысле, про секс пишет. Для московских журналов...
Жанна не успела договорить, как ее приятели грохнули от хохота.
— Все ясно, с тобой он решил практикой заняться! А Боб ему по незнанию орудие труда отбил... Вот прикол!
Смех на людей всегда действует со знаком плюс. Ребята подобрели, расслабились и милостиво выкинули меня из квартиры на бетонные ступеньки лестничного пролета. Вслед полетела одежда и ботинки. Спасибо, не отправили домой голым. Я, корчась от боли, сгреб барахло в охапку и выскочил на улицу. Черт их знает, вдруг передумают и решат еще чего-нибудь выяснить. Кое-как одевшись, я проверил карманы: все оказалось на месте, кроме сотового.
«Как пришло, так и ушло», — сделал я философское заключение. С кряхтением оделся и шаркающей походкой древнего дедушки побрел по направлению к родным — точнее, двоюродным — пенатам.
Небо вдруг прорвало и закрапал холодный осенний дождь, который все усиливался. Капли небесной влаги попадали на опухшее после побоев лицо, и ощущение было приятное.
«Малыш, значит, — думал я, стараясь не обращать внимания на тягучую боль внизу спины и в паху. — Пришлось-таки познакомиться».
Случай действительно произошел любопытный. Ведь именно к этому человеку, Игорю Малышенко по кличке Малыш, который возглавлял группу фирм под общим названием «Рафага», пытался меня устроить Петрович охранником. И хотя я отказался, встреча с Малышом все-таки состоялась. Не мытьем, так катаньем.
Поговаривали, что Малыш — бывший «афганец», офицер, по званию то ли капитан, то ли майор. Нынче он преуспевающий бизнесмен, подгребающий под себя различные мелкие городские предприятия. Акула бизнеса. Мурло капитализма. Раньше я с господином Малышенко никогда не встречался, и меня несколько удивила его явно выраженная азиатская внешность. Но не только она.
«Случайно или не случайно познакомил меня Петрович с бывшей любовницей Малыша?» — вот вопрос, которым я озаботился.
Мои размышления прервала группа агрессивно настроенных подростков, показавшаяся из-за поворота улицы. Во рту у каждого сопливого обалдуя торчала соска — неизменная бутылка пива.
«Похоже, обкуренные», — подумал я и свернул в сторону, скрывшись за густым кустарником, пока те меня не заметили. Встреча с ночными любителями «правильного пива» меня не прельщала. Состояние моего здоровья после встречи с друзьями красавицы Жанны оставляло желать лучшего, поэтому совсем не хотелось попадать под горячую руку юным молодцам. Сейчас со мной мог справиться и ребенок.
«Оставим воспитание подрастающего поколения до другого раза», — разумно решил я.
Вообще говоря, по жестокости и непредсказуемости никто не сравнится с толпой пьяных подростков.
Сойдя с асфальтированной освещенной дороги, я вынужден был в полутьме пробираться по каким-то канавам и рытвинам, собирая на ботинки кучи липкой глины. Дождь все не прекращался и, похоже, собирался поливать до утра. Результатом моих партизанских действий явилось закономерное падение в только что образовавшуюся лужу. Я поскользнулся и нелепо растянулся в грязи. Подняться оказалось не так-то просто: от новой встряски сильно заболела и начала кружиться голова.
«Ну и ночка. Фильм ужасов, не иначе», — в отчаянии подумал я.
Долгой, бесконечно долгой показалась мне дорога к дому. Вспомнилось, что на кольце библейского царя Соломона было вырезано: «Все пройдет. Пройдет и это». И действительно, применительно к моему частному случаю, все прошло. До своей комнатки я в конце концов добрался. Сейчас я сижу в тепле и набираю в память компьютера историю моих злоключений. Тело и голова продолжают болеть, но я знаю: и это пройдет.

8 октября
Описание неудачного знакомства с прелестной дамой заняло много времени. Считай, целый день тюкал по клавишам. Добавить к написанному что-либо существенное трудно. Можно вспомнить выражение лица Люды, когда она среди ночи открыла мне входную дверь и увидела милого соседа в столь ужасном виде. Крови и грязи на мне было предостаточно. А разбудить ее пришлось по вине замка, который заело в самый неподходящий момент.
Я давно заметил: если начинается полоса неприятностей, то остановить их поток невозможно. Это стихия — ураган, наводнение и землетрясение одновременно. Нужно сжать зубы и мужественно пережить все, что еще готово свалиться на твою несчастную голову.
«Не падай духом, Рябинин! Первый раз, что ли?» — вот что я говорю себе в таких случаях.
На следующий после описанных событий день меня навестила Света. Естественно, охала, вздыхала, уговаривала обратиться к врачу и все ругала современную молодежь, которая насмотрелась боевиков и теперь избивает на улицах невинных прохожих. Это я ей наплел про хулиганов. А что мне оставалось? Сказать правду? Мол, такая несправедливость со мной приключилась, пришел к одной женщине потрахаться и нарвался на ее приятелей, которые отделали меня и надолго лишили возможности заниматься сексом в принципе... Вряд ли от подобных откровений Света пришла бы в восторг. Правда — штука взрывоопасная, с ней нужно обращаться аккуратно.
— Невезучий ты человек, Дима, — пожалела меня подруга, с ужасом разглядывая красно-синие гематомы на моей физиономии. — Ладно, живой остался. А то на прошлой неделе одного мужика насмерть забили.
— Меня так просто не забьешь, — хвастливо надулся я. — Я этих сопляков, наверное, с десяток уложил.
Света нежно погладила меня по голове — болтай себе дальше, коли есть охота — и ушла на кухню готовить мне ужин. Потом она помыла полы, выстирала сваленную в кучу грязную одежду... Хорошо, что у меня есть такая женщина. Всяким Жаннам далеко до нее. Но на ночь ей я остаться не разрешил. Боб сделал свое черное дело, и всякого рода нежности мне пока противопоказаны.
А сегодня Света пришла опять, ее приходу я был рад несказанно.
— А ты уже ничего, молодец! Лучше выглядишь, — воскликнула она.
— Да, восстанавливаюсь потихоньку.
Со Светкой легко: хочешь поговорить — говори, не хочешь — можно и помолчать, и нет никакого насилия над собой, не надо напрягаться, подбирая ненужные слова. С собой она принесла пару баночек «Колы», мы их открыли и сидим себе попиваем. Со стороны посмотреть — не происходит ничего особенного, а на душе спокойно и уютно.
— Если нет других идей, можешь сегодня у меня заночевать, — предложил я.
— Выздоровел, что ли?
— Не знаю. Давай проверим.
— Не, сегодня, как назло, не могу. Бабка заболела. Я сумела вырваться ненадолго. Но если хочешь... Может, успеем? Еще есть время. Я обещала к восьми дома быть, попросила соседку пару часов посидеть.
— Да ладно, в другой раз.
Откровенно говоря, отбитые Бобом части тела по-прежнему тягуче и противно ныли, и я предпочел бы с плотскими утехами пока повременить.
Света забросила ноги на диван и сладко потянулась, запрокинув голову. Тут ее хозяйский глаз обнаружил в комнате непорядок.
— Смотри, обои отстали от стены, — сказала она.
— Где?
— А вон там, в углу, справа от окна. И еще за трубой, и где стол... Димас, слушай, у тебя скоро обои вовсе отвалятся!
— Ну да?
— Точно. Ты бы лучше их сам ободрал и новые наклеил. Я помогу.
Черт, а Светка права. Но заниматься сейчас ремонтом...
— Я скоро перееду отсюда. Нет смысла огород городить.
И хотя я ей так ответил, но в душе сильно сомневался, что когда-нибудь это случится.
— Куда ты переезжать собрался?
— Да хоть к тебе.
— Ко мне? — Светка подскочила. — Нет, ты серьезно?
Вот дурак, зачем я брякнул про переезд? Теперь она будет надеяться на что-то, размечтается, глупышка... Необходимо повернуть разговор в другое русло.
— Только проблема одна есть... — туманно начал я.
— А-а, проблема... — разочарованно протянула Света.
— Ты обратила внимание на угол дома? — не давал я ей собраться с мыслями.
— А что с ним?
Тут я рассказал ей о своих наблюдениях, о соседях по подъезду, о той женщине.
— Не нравится мне это все.
— И мне не нравится, — в глазах подруги светился неподдельный интерес. — Я думаю, кто-то порчу на ваш подъезд навел. Сейчас колдунов развелось, как грязи.
— Порчу? Да кому это надо?
— Э-э, не скажи. Хотя бы твоей бывшей жене. Все сделает, чтобы у тебя жизнь не сложилась. Из ненависти.
Я недоверчиво усмехнулся.
— Рита? Вряд ли. Она сама от меня ушла, зачем ей мстить? Тем более — всем жителям подъезда. Да и какая она колдунья? Деляга она, бизнесвумен.
— Много ты понимаешь. Бабы — народ коварный, ты уж мне поверь. Мужикам и в голову не придет, на какие пакости они способны.
— Тебе как бабе видней, — съязвил я в ответ.
Света надулась и замолчала.
— Да шучу я. Давай дальше про колдунов.
Светка перестала играть в обиженку и продолжила свою мысль. По ее словам, мне нужно обратиться к «бабке», проще говоря, к ведьме со стажем. Возможно, зло на комнате лежит, не исключено, что на меня черные силы напустили, а вероятнее всего — и то, и другое.
— Есть у меня на примете одна ведьма, то что надо. Настей зовут. Живет на поселке, в своем доме. Настоящая ведьма: и лечит и калечит. Все умеет.
— Ты-то откуда ее знаешь?
— Знаю, и все. Думаю, Дима, поможет она тебе дела поправить.
Я задумался. Честно говоря, не больно-то я верил в расчудесных целительниц. На мой взгляд, все они шарлатанки. Но почему бы и не попробовать? В моем положении не выбирают. А вдруг?
— Так где, говоришь, эта бабка живет?
— Не бабка она. Лет сорок-сорок пять ей, не больше.
— Адрес знаешь?
— Я тебя свожу в выходной.
— Дорого берет?
Этот вопрос для меня составлял интерес особый. Света замялась.
— Хорошо, разберемся. Настя так Настя. Хотя...
Я не договорил. За стеной традиционно грянула музыка. Света засобиралась домой, а мне предстояло многое обмозговать, и не только колдовские дела.
Случайно или нет в ту ночь нагрянули Малыш с Бобом на квартиру к Жанне? Почему их так интересовала моя профессия? И зачем Петрович так настойчиво пытается вывести меня на группу фирм «Рафага», при этом держа меня вслепую, за дурачка?
Мои размышления прервало появление пышнотелой соседки Люды.
— Я гляжу, ты домой отправил свою дылду. И правильно. Ни кожи, ни рожи.
С этими словами она по-хозяйски потеснила меня на диване и ее полные руки обвили мою шею.
Какая решительная женщина! «О, майн Гот!» — говорят в таких случаях немцы.

11 октября
Понедельник. Некоторые решительно заявляют — день тяжелый. А по мне, все дни одинаковые. После краха семейной жизни я попал в другое измерение, где понедельник ничем не отличается от субботы, а вторник — от воскресенья. Может, так даже лучше. Праздники все меньше зависят от календаря и приобретают более личный, внутренний характер.
Погода сегодня ветреная, пасмурная, но меня с утра не покидает праздничное настроение. Это объясняется просто: в «Досуге» сегодня выплачивают гонорары.
Кое-как замазав синяки, я в десять часов нарисовался на пороге кабинета редактора — опытной журналистки и милой женщины с умными глазами по имени Ирина. Мне она была вполне искренне симпатична. Когда я в первый раз ее увидел, то подумал: «Как она молодо выглядит! Ей, судя по всему, около пятидесяти, а дать можно лет сорок, не более». Ошибся я. Женщине оказалось как раз сорок. И выглядела она в соответствии со своим возрастом.
Увидев меня, Ирина испуганно захлопала глазами — видно, сразу не признала своего внештатного сотрудника.
— Дима? — неуверенно спросила она.
— Так точно, Дима. Явился за деньгами, в соответствии с графиком выдачи зарплаты.
— Деньги у бухгалтера... А что это с тобой случилось?
Ага, вот оно, женское любопытство!
— Да так. Интервью тут у одной бабушки брал.
— И что? — Ирина всерьез пыталась вникнуть в суть моих шуток.
— Дед ее оказался ревнивым. Отделал меня по первое число. Опасная у нас работа, премия бы за вредность не помешала бы.
Ирина засмеялась.
— Веселый ты человек, Дима. Зайди ко мне, как деньги получишь. Разговор есть.
«Разговор. Какой еще разговор? Деньги давай — вот и весь разговор, — в негодовании думал я, еще раз пересчитывая купюры. — У Петровича, наверное, такую сумму детки на жвачки выбрасывают».
Получилось даже меньше, чем я ожидал. Даже двух тысяч не набралось. Отцова пенсия и то больше будет.
Но к редактору я все-таки заглянул.
— Нам нравятся твои статьи, — похвалила меня Ирина, видя кислое выражение на моем разноцветном лице. — Мужская точка зрения на жизненные проблемы в женском журнале вызывает у читателей интерес и желание думать, не соглашаться, спорить. Это повышает рейтинг газеты, и я не скрою, мы заинтересованы в дальнейшем сотрудничестве с тобой. При условии твоего согласия, конечно. У меня лично возражений нет, можно хоть сейчас составлять договор.
— Договор? — переспросил я, горя желанием нахамить. Неполные две тысячи «жгли ляжку».
Ирина уловила сарказм — да и как не уловить! — однако не стушевалась и тут же расставила все точки над «i».
— Конечно, зарплата у нас небольшая, но перспективы есть. В принципе, мы можем тебя и в штат зачислить. Только...Только тебе разве это надо?
— Нет, все правильно, — устало махнул я рукой. — Давайте составим договор. Интересно, сколько всего будет получаться?
— Ну, оклад, плюс гонорары, плюс иногда премия. В общем, тысячи две-две с половиной. И полная свобода действий. Мы тебя не стесняем, Дима. Все в твоих руках. С девочками в редакции я разговаривала, они рады сотрудничеству.
Я засмеялся.
— Веселые в «Досуге» девчонки трудятся. Энтузиасты своего дела. Интересно, как они догадались, что я тоже люблю работать бесплатно?
Ирина недовольно поджала губы.
— Правда, у меня есть к вам, — перешла вдруг на «вы», — небольшое замечание.
— Серьезное?
— По существу. Постарайтесь в будущем освещать проблемы не поверхностно. Ваша позиция несколько размыта. Не хватает уверенности, глубины и даже жесткости. Вы же все-таки мужчина... А в целом, неплохо. Легкий язык, хороший выбор тем.
Я мужественно выдержал менторский тон обидевшейся ненароком женщины. Только что говорила о «мужской точке зрения на жизненные проблемы», интерес читателей, споры, и тут на тебе — оказывается, «жесткости не хватает». Такой уж народ эти бабы. Что, интересно, ждет меня в редакции «Уралеца»? Я у них напечатал два очерка, деньги должен получить в конце месяца. Будем надеяться на лучшее.
А договор с «Досугом» следует считать первой ступенькой в потрясающей карьере журналиста Дмитрия Рябинина.
Только как мне прожить целый месяц на две тысячи? — вот проблема!

11 октября, поздний вечер
Деньгами я распорядился разумно: заплатил за жилье, за свет и накупил бульонных кубиков в довесок к вермишели. Осталось на бутылку пива и хвостик вяленой рыбки. Ну и жизнь!
Однако вечером меня занимали совсем другие, весьма далекие от житейских проблем вещи. Из головы не выходила сладкая парочка бойцов, испортивших мою яркую неординарную — чего уж скромничать, что есть, то есть — внешность. К Малышу у меня особых претензий не было: мужик накрыл свою подругу с любовником — как тут не вспылить. Другое дело — Боб. Бить по ребрам, по голове и еще кое по чему лежащего, беззащитного человека — на мой взгляд, верх тупости и садизма. Я ему ничего плохого не делал. Во всяком случае, пока. Но теперь горю желанием сделать. Знаю, месть — это не по-христиански. Ничего, поступим в соответствии с ветхозаветными рекомендациями. Бог поймет и простит.
Рожа у Боба, конечно, зверская. Ему бы в Голливуде терминаторов играть. Силенка у парня, несомненно, есть, только вряд ли он профи. Слишком заметен, сделан напоказ, на испуг, рассчитан на шок супротивника. Да и зачем Малышу профессиональная охрана? Он сам себе телохранитель, а Боба при себе для понта держит, вроде медведя на цепи. Похоже, я прав. Да точно, прав!
Скорее всего, Боб — бывший спортсмен. Но не боксер. Всех известных боксеров в городе я знаю. А если он приезжий? Возможно. Этот вариант со счетов сбрасывать не стоит.
А сам Малыш откуда? А черт его знает. Вроде родом из Казахстана. Так поговаривали.
Ладно, вернемся к Бобу. Исходные данные: он не профи, а значит, излишне самоуверен. Наглая образина, как он меня по яйцам двинул! В жизни не прощу.
Правильно, Рябинин, не прощай. Свороти ему челюсть набок.
А не слабо?
Нет, не слабо. Нужно его поймать врасплох. Полагаю, это не сложно. Где-то нечто подобное у меня записано на видеокассетах... Так, Ленокс Льюис против Гранта... Нет, не то. А вот похоже на то, что нужно: Майк Тайсон против Франца Боты.
Включаем и смотрим. Вот он: правый прямой встречный. Тайсон встретил Боту. Масса на массу. Отличный удар. Нокаут!
Интересно, если я нанесу Бобу встречный удар точно в подбородок, он устоит? Черта с два!
Я словно помешанный соскочил с дивана и заметался по комнате. Идея вырубить Боба завладела мной целиком. Я почувствовал небывалый прилив сил.
Придется, конечно, подождать, пока пройдут синяки. Ничего, не горит. Время зря терять не буду: потренируюсь пока, наберу форму. Помнится, мой приятель Артем Бобров тренером по боксу работает, в пятьдесят восьмой школе ведет секцию. Как-то приглашал меня — мол, приходи, попрыгай, по груше постучи. Сходим, постучим, нет проблем.
А вот с пивом надо пока завязать. Расслабляться сейчас некогда. Получит у меня Боб, за все получит: и за испорченный вечер, и за побои, а заодно — за развод и увольнение с работы. На этот раз ему быть крайним! И никакой честной драки один на один. Хватит детским забавам предаваться. Этого урода надо вырубить наверняка и с минимальным риском.
Только вот с деньгами туго. У кого бы занять? Может, у Романа? Кстати, о Романе: что-то его не видно давно. Совсем мужик заработался. Надо у детишек спросить.
Я вышел в коридор и тут же поймал за шкирку сопливого Сашка.
— Сашок, — говорю, — папка где? На работе?
— Не знаю, отстань, — прогундосил тот и вырвался, ударив меня по руке. Вот ведь наглец, никакого уважения к старшим.
Я заглянул в зал. У экрана телевизора сидела по пояс голая Юля. Мой взгляд невольно скользнул по набухшим девичьим соскам. Однако, рано нынче детки созревают
 — Мамка где? — спрашиваю.
— На работе.
— А папка?
— Не знаю.
Ладно, поговорили. Пойду лучше свежую идею развивать, пока не остыла.

12 октября
С тренировками и впрямь проблем не возникло.
— Занимайся, — кивнул в сторону спортзала Артем. — Тут еще два бизнесмена приходят, вполне сгодятся на спарринг партнеров. Но им до тебя далеко.
— Ничего, разберусь.
Артем с любопытством посмотрел на мои синячищи, но тактично промолчал. Ему без разницы, своих проблем хватает.
После первой же пробежки я понял, насколько сдал в физическом плане. Выносливость упала до нуля. Задыхался, как старый астматик. А сила в руках осталась почти прежняя, что зарядило меня вполне понятным оптимизмом.
Нет ничего полезнее тренировки боксеров. Нет, кроме шуток. Получать сильные удары по голове, конечно, вредно — со временем можно и в психушку угодить. Но сама тренировка очень даже полезна: работают все группы мышц, развиваются сила, быстрота, выносливость, гибкость... А как приятен теплый расслабляющий душ! Вода смывает с тебя и пот, и грязь и усталость, давая взамен ощущение легкости и чистоты. И, если хотите, моральное удовлетворение, понимание разумности своих действий, правильности выбранного пути.
Вечером, стоя перед зеркалом, представил себе, как я бью ненавистного Боба точно в квадратный подбородок. Цель объемная, крупная, рельефная — не промахнешься, даже если очень захочешь. Медленно, невероятно медленно, почти незаметно глазу я выполнял предстоящий удар, чувствуя каждую мышцу своего тела. Это весьма трудное упражнение. Не верите? А вы попробуйте. Если хотите бить очень быстро — научитесь бить очень медленно. Я знаю, что говорю.
Хлопнула входная дверь. Пришла из магазина Люда. Я выглянул из комнаты:
— Привет, Люд! А Роман где?
— Не знаю, — ответила та раздраженным тоном. Мне сразу расхотелось задавать вопросы.
Не пойму, что у соседей происходит? Впрочем, у меня и без них головной боли хватает.
Вскоре прибежала Светка, и я на время забыл свои проблемы.

13 октября
Удивляюсь чему-либо я нынче с трудом, можно сказать, через силу. Привык, знаете ли, к пестрой мозаике событий. Но сегодня я был не просто удивлен, а буквально ошарашен.
Света ушла рано утром, и я решил воспользоваться долгожданными минутами тишины. Надо ведь когда-то и статьи в газеты писать. Но мой трудовой порыв в очередной раз провалился в пустоту. Послышался стук в двери. Именно стук, так как в квартире не нашлось места не только смесителю с душем, но и обыкновенному дверному звонку. Я открыл двери и онемел от неожиданности: Жанна, великолепная Жанна во всей своей классической красе — и в мои убогие апартаменты!
— Так и будем стоять у порога? — прервала она затянувшуюся паузу.
— Входи, конечно, — засуетился я. — Осторожнее, тут разбросана обувь, а это белье соседское сохнет... Фу, добрались.
— Н-да... — невнятно промычала она, критически оглядывая скромное жилище холостяка.
Меня задело это пренебрежительное «н-да». Я же не позволил себе, войдя к ней в дом, сказать «н-да».
— Что, не нравится? — спросил я, кивнув в сторону отвалившегося куска обоев.
— Никогда не думала, что люди в наше время еще так живут, — вырвался у нее откровенный ответ.
— Живут, как видишь... Слушай, ты что у порога стоишь? Раздевайся, разувайся, проходи. Я сейчас свежий чай заварю.
Я никак не мог собраться с мыслями и подобрать верную линию поведения.
— Я на минутку.
— Хоть на минутку, хоть на час. Ты как меня нашла?
— У Татьяны твой адрес узнала.
— А она откуда... Ах да! От Петровича, конечно. Вот ведь болтун.
Жанна изящным движением скинула модную курточку, берет и туфли.
— Тапочки найдутся?
— Сейчас поищу. Ты пока ныряй с ногами на диван, — ответил я и для виду пошвырялся в шифоньере. На нижней полке лежали тапочки Светы — яркие, забавные, чуть ли не детские: какие-то утята, мячи, цветы. Но я решил их не показывать: Жанна сразу бы определила наличие в доме женщины. Я же ничем не хотел омрачать нашу неожиданную встречу.
 — Нет вторых тапочек. Один живу, а в гости никто не приходит. Сама видишь — жилплощадь не позволяет.
— Вижу. А я вот решила узнать, живой там Дима или нет после знакомства с Малышом?
Я помрачнел при напоминании о тех злосчастных событиях.
— Живой пока, — ответил я, потирая подбитый глаз. Жанна ласково погладила меня по щеке.
— Бедняжка. Досталось тебе.
Она еще раз окинула взглядом задрипанную келью журналиста.
— Вот, значит, где ты свои статьи в московские журналы пишешь, — последовало полное сарказма замечание.
Далее разговор не клеился. Было видно — она пришла по делу, не просто так. И уж, конечно, не от большой любви к случайному знакомому, приятелю ее приятелей. Но юлит, не решается переходить к действительной цели визита.
Жанна уютно устроилась на видавшем виды диванчике, подобрала ноги, явив во всей красе округлые колени.
— Могу предложить кофе, бокал вина...
— Не хочу.
— Тогда, может, за пивом в ларек сгонять? — предложил я, начиная снова раздражаться.
Жанна усмехнулась.
— Здорово они тебя отделали! — вдруг с какой-то особенной злостью проговорила она.
Я внутренне завелся. Может, именно этого она и добивалась?
— Сволочи, — продолжила она. И эта мысль показалась мне конструктивной.
— Представляешь, после той ночи Малыш у меня ни разу не появился. Мужика изувечил, выкинул на улицу, а сам снова исчез. Как в фильме «Собака на сене». Ни себе, ни людям.
— Как думаешь, он знал, что ты не одна? Специально пришел или заглянул мимоходом?
Жанна непонимающе уставилась на меня. Определенно, она глупее, чем показалась мне вначале.
— Ладно, проехали, — оборвал я возникшую паузу. — Говори, Жанна, прямо, ты зачем пришла?
— А разве ты мне не рад?
Женщина тщетно пыталась овладеть собой.
— Да ладно тебе. Рад, конечно.
— Мне Татьяна посоветовала к тебе обратиться. Я ей рассказала... тот случай. Она говорит, ты обиды не прощаешь, — наконец, выдала она самое главное. Теперь разговор должен пойти легче.
— Не желаешь с Малышом поквитаться?
— Допустим, — ответил я по возможности безразличным голосом.
— Точно?
— Сплю и вижу твоих друзей в гробу. Что дальше?
— Могу помочь.
— Чем?
Жанна вдруг начала колебаться. Замолчала, лихорадочно обдумывая: сказать или не сказать?
— Не хочешь — не говори, — я демонстративно потянулся. — Можно и более приятными вещами заняться. Помнится, некое дело у нас осталось незавершенным.
— Тебе одному с Малышом не справиться.
— А ты что предлагаешь?
— Ну, к примеру... Давай его замочим!
От таких слов сразу стало холодно, тоскливо и неуютно.
— Ты что? Ты серьезно?
— Да пошутила я. А ты сразу в штанишки наделал.
Черт! Не пойму, кто кем играет.
— Расскажи мне о Бобе, — попросил я, проглотив язвительный выпад.
— О Бобе? — удивилась Жанна. — А что про него ты хочешь знать? Обыкновенный тупой качок. У Малыша работает охранником, ну и так, на побегушках. Боб — это мелочь, Дима.
— Он бывший вэдэвэшник, афганец, чеченец, мастер восточных единоборств — кто он? откуда?
Жанна, наконец, поняла и засмеялась.
— Он — никто. Грязная тупая свинья! Мозгов нет. Может только жрать и на тренажерах качаться. Скотина!
— Ты-то за что так Боба ненавидишь?
— А ты от него в восторге!
— Знаешь его распорядок дня?
— Какой там распорядок! Как хвост за Малышом таскается, и все. Правда, на обед из офиса он уезжает. Его Малыш обычно отпускает.
Вот оно! Я чувствовал, как со лба бежит капелька пота.
— И куда он ездит?
— На центральную ярмарку, к цирку. Там в конторе его жена работает, они вместе в кафе обедать ходят. Слушай, Дима, при чем здесь Боб? Надо с Малышом что-то решать. Если ты хочешь ему отомстить — я помогу. А не хочешь, как хочешь.
— Дойдет черед и до Малыша. Обед у Боба в котором часу?
— В двенадцать тридцать... Дима, кроме шуток, главное — Малыш. Я могу ствол достать.
Вот тут я действительно испугался. Она обалдела! Меня за киллера принимает?
— Не, ствол не надо. С Бобом я и без ствола разберусь.
— А с Малышом?
Жанна смотрела пристально, прямо в глаза. Я не смог выдержать ее взгляд.
— Сначала с Бобом.
Жанна возмутилась.
— Не надо Боба трогать. Малыш сразу насторожится, и его трудно будет достать. Не глупи, Дима. Ты же не пацан какой, в самом деле.
Я понял, что отделаться от нее будет нелегко. Поэтому сделал вид, будто во всем с ней согласен.
— Ствол пока не нужен, — сказал я. — Потом, когда все обдумаю. Нужна полная информация. Кто такой? Откуда? Связи, привычки, слабые места.
— Да ты с ума сошел! Откуда я знаю? Так, кое-что. Малыш ведь скрытный.
Тоже верно. Тут я перегнул.
— Расскажи тогда, что знаешь. Мне ведь от чего-то отталкиваться надо.
Жанна согласилась со мной. Я не особо вникал в ее монотонную речь. Все равно я не собирался связываться с хозяином «Рафаги». Это личное дело Жанны. Меня бил Боб. За что он и получит. Правда, на всякий случай я незаметно включил на запись диктофон. Скорее по привычке. Пару раз прозвучало из уст Жанны имя Петровича.
Я попробовал уточнить детали, но женщина оборвала меня.
— Это к делу не относится.
О'кей. Во всяком случае, она много знает. Намного больше, чем рассказывает. А, небось, собирается долго жить.
— Ну, все, — вздохнула она. — Думай скорее, Дима. По окончании дела тебя ждет награда.
Я понял, о какой награде идет речь. Скорее всего, постель. А как же материальное вознаграждение? О деньгах речи пока что не было... Очень интересно!
— Работа киллера хорошо оплачивается. Каковы условия нашего контракта?
— Никакие. Я тебя не нанимаю. Хочешь Малышу отомстить — помогу. Не хочешь — до свидания.
— Когда мы с тобой виделись последний раз, наши отношения были значительно теплее: мы пили чай, беседовали, целовались... — попробовал я изменить тональность встречи.
— С тех пор много чего произошло, Дима, — тихо ответила Жанна.
Наверное, она права и знает, о чем говорит, — произошло нечто, чего я пока не знаю.

13 октября (продолжение)
Я специально разделил на две части описание посещения моей убогой комнатенки такой цивильной Жанной.
В первой части все было серьезно: разговоры, намеки, суровые предложения. Произносились леденящие душу слова: «месть», «ствол», «замочить». Зато потом...
Перед самым уходом Жанна пожелала сбегать в туалет — ох уж этот наш легендарный туалет! Как была в колготках, так и нырнула в ворох висевшего на просушку постельного белья. Я даже ничего и сказать не успел. Самостоятельная женщина, что и говорить.
Вернулась она весьма озадаченной.
— Слушай, Дим, я тут в коридоре в какую-то лужу наступила.
Я фыркнул, смекнув, в чем дело.
— Не беда, — говорю. — С мокрых простыней набежало. Высохнут.
— Да я спешу.
— А у меня запасных колготок нет. Джинсы старые могу предложить, — веселился я, наблюдая с наслаждением и злорадством, как она просовывает свои стройные ноги в модные туфли.
— Я очень спешу, — пояснила Жанна, не понимая причины моего веселья.
— Высохнут колготки, не переживай, — повторил я, стараясь не расхохотаться.
Уже в дверях она сунула мне визитку с телефонами.
— Думай, Дима, быстрее, — гипнотизируя меня глазами, сказала она. Я быстрее захлопнул за ней дверь и, замотав лицо пупковским пододеяльником, от души расхохотался.
Кошачий туалет, представляющий собой пластмассовую ванночку для печатания фотографий, соседи чистили редко. Поэтому коты, в силу природной чистоплотности, прудили не где попало, а строго около туалетной двери. Все обитатели коммуналки не раз влетали в вонючие лужи, громко при этом матерясь. Но все оставалось на своих местах. Семейство Пупковых, как всегда, забывало про потребности животинушек, а я принципиально не желал брать на себя заботу о чистоте вышеупомянутой ванночки.
На этот раз «вляпалась» бесподобная Жанна, и не поняла, во что! Поймет, как только разуется. Интересно было бы посмотреть в тот момент на выражение ее лица. А ведь столь примечательное событие может случиться где-нибудь в гостях, так сказать, прилюдно. Просто замечательно! Бедные туфельки — их придется выбросить.
Наверное, я сейчас выгляжу некрасиво. Нашел дитятко чему радоваться!
А зачем она, войдя в мою комнату, сказала «н-да»? Таким тоном! И вообще... Любовник ее унизил, так она его убить готова. Стерва! Ну уж в этом я ей не помощник.

20 октября
Неделя пролетела в трудах праведных. Тренировки в спортзале, пробежки в парке по утрам, гантельная гимнастика в выходные дни в домашней — чуть было не написал: уютной — обстановке.
Увы, уют боксерам только снится! Перепады погоды и сырость из подвала сделали свое черное дело: обои начали отваливаться целыми кусками, в комнате пахло плесенью и средневековым подземельем. Убираться я перестал, а женский догляд за чистотой и порядком последнее время не просматривался: Светка давно не приходила — лежала дома с диагнозом «ОРЗ». Потому углы постепенно зарастали паутиной, а комната превращалась в пещеру Гингемы — не хватало только мышей и лягушек.
Правда, радовали спортивные успехи. Я быстро восстанавливал былую форму, тело становилось упругим и послушным. Пружина сжималась, и уже недалек был день сладостной мести.
Иногда меня начинал грызть червь сомнения: а надо ли? а вдруг не получится? и что ели не я, а мне опять накостыляют? Но все сомнения я гнал прочь. Сейчас ничего не было для меня важней, чем точным ударом в подбородок послать Боба в тяжелый нокаут. Если хотите, идея фикс.
Больше волновало собственное поведение по отношению к Жанне во время ее визита. Что-то такое поднялось в моей душе мелкое, злорадное и поганенькое. Я сам себе не нравился, но и она, надо признать, тоже была хороша! Высокомерие буквально выпирало наружу. Насколько светились страстью ее глаза в ресторане, настолько же убогость моей комнатенки отразилась в них разочарованием и презрением. Меня зацепило, и я обрадовался мелкопакостной развязке. Но сейчас беспокоила... совесть? Или сознание, что поступил некрасиво?
А может, вообще все не так? Просто я боялся думать о предстоящем нападении на Боба и подсознательно переключался, начиная мусолить всякую морально-этическую мелочевку.
Как бы там ни было, скоро Жанна с ее вонючими колготками перестала меня волновать. Пришло время делать дело.
Для начала я провел рекогносцировку, то есть обследовал местности, где планировалось проведение операции. Описывать торговые ряды смысла нет. Обыкновенная барахолка, где лица продавцов кавказской национальности перемешаны с русскими, вьетнамскими и китайскими физиономиями.
— Слющай, мущина, не прахади мимо, купи щтаны, — прицепился ко мне щуплый таджик. А может, он и не таджик, я в среднеазиатских лицах не очень разбираюсь. А вот штаны мне были нужны. И не просто синие джинсы, нет, — требовался как раз восточный колорит: штаны должны быть эдакие широкие, бесформенные, бурого или грязно-зеленого цвета. Они очень подошли бы к моей двухнедельной щетине и черной, далеко не новой, основательно потертой кожаной куртке, чудом сохранившейся в моем гардеробе. Вершиной образа должна стать черная вязаная шапочка — «а ля чеченский боевик».
Именно в таком, типичном для базара, виде я собирался выйти на тропу войны и воплотить свой, скорее всего, дурацкий план в жизнь. Во всяком случае, я всерьез рассчитывал походить на торговцев.
— Ну, братан, сколько просишь за штаны? — задал я вопрос доходяге с орлиным носом.
Тот расцвел. Будто родную маму увидел.
— Тибе харащо будет, бери щтаны... Тибе харащо будет, — засуетился он.
— Да говори толком.
— Пятцот.
Я опешил. Ну и аппетиты у этого молодого человека!
— Пятьсот? Да ты обалдел!
Начали торговаться.
Торговались долго. В итоге сошлись на шестидесяти. Сделка состоялась, и одной проблемкой стало меньше. Я сунул брюки под мышку и пошел дальше по рядам.
Оглядев внимательно здания, прилегающие к административному корпусу, я в деталях прорисовал себе предстоящую картину действий. Прокол, конечно, возможен. Но только в случае вмешательства в задуманный план роковых случайностей.
К своей любимой жене отобедать Боб приезжает на своем сером «Вольво», как и сообщила Жанна, ровно в двенадцать тридцать. Он всегда пунктуален. Я не поленился — проверил. Обедают с женой в кафе через дорогу. Затем он провожает супругу прямо до кабинета — вот это любовь! — и возвращается походкой хозяина жизни к своей машине. В здание они заходят не с парадного, а со служебного входа, который скрыт от людских глаз золотистой листвой деревьев.
Вот здесь-то, на выходе, я и встречу Боба. Он и мяукнуть не успеет.
Это произойдет завтра.

21 октября
На ярмарку я прибыл за полчаса до начала предполагаемой операции. Первым делом заглянул в недавно построенный огромный современный магазин одежды. Под нижним лестничным пролетом я спрятал свернутую вдвое хозяйственную сумку. Такие сумки весьма популярны среди торгового люда. Расцветкой пестренькие, в клеточку, сделанные из каких-то пластических волокон. В сумке находились бейсбольная кепочка, модный шерстяной шарф, пластиковая бутылка с водой граммов на триста, целлофановый пакет, кусок мыла и разовый бритвенный станок.
Сам я выглядел в соответствии с планом. Натянув вязаную шапочку на брови, я лениво влился в поток потенциальных покупателей, идущих с трамвайной остановки. Побродив туда-сюда, прислонился к дереву, как бы желая передохнуть и выкурить сигаретку. Щелкнул зажигалкой, зыркнул глазом и заметил автомобиль Боба. «Операция начинается», — прошептал я сам себе.
Боб на этот раз зашел в административный корпус через центральный вход, что шло вразрез с моими расчетами. Черт, что это значит? Неужели все сорвется?
Томительное ожидание длилось недолго. Через несколько минут мой обидчик нарисовался на пороге во всей своей звериной красе. Под ручку его держала жена, мило щебетавшая на ухо супругу последние сплетни. Насчет сплетен я, конечно, выдумываю — откуда мне знать содержание ее болтовни? Но такие противные глазки бывают именно у сплетниц.
Я посмотрел на часы: десять минут потеряно. Видно, Боб решал в конторе ярмарки свои дела. Будем надеяться, дальше пойдет без сюрпризов.
А если они и на обратном пути пойдут через парадные двери? Тогда мне придется появиться здесь завтра. Что нежелательно. На меня могут обратить внимание и запомнить.
Пока примерная семья поглощала пельмени и салаты, я не находил себе места. Оказывается, у меня нервы стали ни к черту — ни туда, ни в Красную армию. Весь издергался. А это плохо. Так можно и по цели не попасть, и даже... Стоп! Хватит на сегодня лирики: они возвращаются.
Далее события развивались независимо от моего сознания. Еще секунду назад я находился во власти эмоций, а сейчас совершенно спокойно наблюдал за происходящим. Я как бы все видел со стороны. Впрочем, ничего удивительного, со мной всегда так бывает. Вот Боб целует жену в щечку — чмок! чмок! — своими губищами. Вот он поднимается с ней по лестнице: сквозь стеклянные двери их хорошо видно. Через минуту он спустится.
Пора!
Сотни раз я прокручивал в уме каждое движение. Сто первый, реальный вариант, ничем не выделился из ряда предыдущих. Боб не глядел по сторонам, был занят разговором по сотовому, на толстом пальце он крутил брелок с ключами.
Молниеносный прямой оказался для Боба полной неожиданностью: жесткий, сокрушающий кулак появился как бы ниоткуда, из воздуха, из параллельного пространства. Он врезался точно в квадратный, с ямочкой, подбородок — как и задумано! Сила удара сконцентрировалась в том самом участке мозга, очень важном участке мозга, отвечающим за... Да шут его знает, за что отвечающим, я давно уже позабыл теорию и ни грамма без нее не скучаю. Проще говоря, я попал куда надо, и Боб, этот громила Боб, Бобище, Бобец рухнул на каменный полированный пол. Вдобавок он долбанулся затылком. Какое чудесное слово: «долбанулся» — когда оно касается ненавистного тебе человека. И вот — свершилось! Его огромная туша лежала у моих ног, а из разбитой звероподобной головы тонкой струйкой бежала кровь.
Неужели я его убил? Это ни к чему, так мы не договаривались!
Не теряя времени, я стремглав наклонился и поднял с пола мобильник, а затем увидел торчащую из кобуры рукоятку пистолета. Ах, как же велик соблазн завладеть настоящим оружием! Инстинкт самосохранения молчал, и я не устоял, схватил тяжелый «ТТ» и засунул за пояс. А вот теперь пора сматываться!
На улице народа хватало, но каждый спешил по своим делам и на меня обращал ноль внимания. Прошмыгнув серой тенью между деревьями, я скрылся за дверями магазина, где под лестничным пролетом меня поджидала сумка.
Не зря я столько времени уделял отработке каждого движения. Освободиться от шмоток, уже сыгравших свою роль, сейчас было для меня секундным делом. Посетителей магазина я не боялся. Для того и существует ярмарка, чтобы подыскивать нужные тебе вещи и примерять их. А где это удобнее делать — дело личное. Поэтому переодевался я совершенно открыто. Да и, честно говоря, под лестничным пролетом человеку спрятаться совершенно невозможно, а плечистому высокому (это я про себя) тридцатилетнему мужику пытаться играть в прятки просто смешно.
Под камуфляжем на мне были обычные голубые джинсы и теплый грубый джемпер серого цвета. Я замотал лицо шарфом, поправил бейсболку, которую надел вместо «чеченской» шапочки, и смело шагнул на улицу. Сейчас наступал самый опасный момент. Все зависело от расторопности местной охраны. Если они нашли Боба или тот успел прийти в себя, могла начаться облава по горячим следам.
Пока было тихо. Я прошелся до торговых рядов и оказался как раз за спиной торгующих. Незаметно поставил свою сумку с «засвеченной» амуницией в ряд ей подобных. Она ничем не отличалась от своих сестер-близняшек, только объемом была меньше. Так же, не привлекая внимания, вернулся к магазину. Сквозь деревья неплохо просматривался служебный вход административного корпуса.
Ага, пошло дело! У дверей толпились сотрудники охраны ярмарки, и незнакомая мне сухонькая старушонка что-то объясняла им.
Так, глазастая бабуля дает свидетельские показания. Она, видно, из тех, что всегда все подмечают. А у меня в пакете, кроме бритвенного прибора, газеты, бутылки с водой, еще лежат трофеи — сотовый и пистолет. Надо спешить.
Я, стараясь выглядеть беззаботным горожанином, забежавшим на базар купить пару домашних тапочек, легкой пружинистой походкой поднялся на второй этаж все того же магазина фирменной одежды. Пушистый шарф надежно скрывал от посторонних взглядов небритый подбородок.
По лестнице чинно спускалась пожилая пара, но моя личность интереса у них не вызвала. Свернув в отдел джинсовой одежды, я пожелал примерить курточку с кожаным воротником.
— Сейчас такие снова входят в моду, — сообщила мне доверительно молодая сотрудница отдела.
Извини, дорогая, но мне такие интимные подробности по барабану. Я молча скрылся за ширмой примерочной.
Сейчас я был, как волк в западне. Если охрана решит вдруг прочесать магазин, мне крышка: пистолет и мобильник выдадут меня с головой.
Телефон будто прочитал мои мысли и пропел нежную мелодию. Что-то из Чайковского, а может, Игоря Крутого. Впрочем, без разницы. Привлекать к себе внимание продавщицы не стоило, и я для начала отключил звуковой сигнал, затем выключил телефон совсем. «Абонент в настоящее время недоступен. Надеемся на ваше понимание», — так, кажется, должен ответить пластмассово-сочувствующий женский голос желающим срочно услышать хриплый рык Боба. А вот фигушки вам, ребята. Боб пока отдыхает.
Мне же трепаться некогда. Я срочно превратил примерочную кабинку в цирюльню. Намочил лицо, намылил и со скоростью бывалого брадобрея сбрил жесткую щетину, придающую моим тонким чертам специфический кавказский оттенок. Хлопья пены аккуратно накладывал в припасенную и свернутую воронкой газету, в которую после бритья завернул и станок. Главное, удалось не порезаться.
Кажется, все. Можно и на люди появиться.
— Ах, какая жалость, курточка не подошла.
— А у нас есть на размер больше.
— Нет. Дело в фасоне.
Отстань, девочка, все потом, мне домой пора.
Я прошел до конца галереи и бросил взгляд из окна на улицу — ничего подозрительного.
Вот когда подкатил страх. Пока я находился в кабинке, маленькое уютное закрытое пространство действовало на меня успокаивающе: ну что может случиться в такой игрушечной коробочке? Теперь, по логике вещей, я стал менее уязвим. Но ощущение опасности наоборот обострилось. Свалив все на нервы, я на слабеющих ногах выплыл на свежий воздух.
Как, однако, стало холодно. Погода стремительно портилась. Усилился ветер. Горизонт потемнел и готов был разразиться дождем, а то и снегом.
«К зиме дело», — подумал я и тут же заметил трех парней, неторопливо шедших навстречу потоку покупателей. Цепкие глаза ребят высматривали подозрительных граждан. Не обделяли они вниманием и продавцов, братьев по СНГ.
Чтобы не попасться им на глаза, я свернул к трамвайной остановке, стараясь идти естественно, без напряжения. Но чувствовал — не очень-то это у меня получается. Удачно подвернулась свободная «тачка».
— Поехали, шеф. Мне на Советскую.
— Советская большая.
— Не заблудимся.
Уже подъезжая к месту, я по привычке глянул на темный угол дома, который мне в тот миг показался совершенно черным. На фоне свинцового неба зрелище показалось зловещим...
Одно порадовало: семейство Пупковых отсутствовало. Наверное, ушли к родственникам, к какому-нибудь двоюродному брату, водку пить. Я сел за стол, включил настольную лампу. У меня шикарная настольная лампа, еще со сталинских времен сохранилась. Наследство от любимой бабушки.
Не без трепета достал из пакета пистолет. Круто, черт меня задери! Никогда в жизни не держал в руках настоящее оружие. Даже в армии. Там нашими основными задачами являлись, во-первых, знание воинских уставов, во-вторых, что самое главное, — ударный труд на стройках народного хозяйства. Даже присягу принимали, держа в руках бутафорский автомат. Нонсенс, верно? А если проще, фигня с маслом.
Стрелять я, конечно же, не умел. Не знал даже, с какого конца к пистолету подойти. Хотя к оружию интерес имел: справочники различные почитывал. И еще в тире время от времени руку набивал. Но «воздушка» ни в какое сравнение не могла идти с «ТТ». Цифры «51» на корпусе пистолета указывала на производителя — «made in China». «Барахло одноразовое», — подумал я, вспомнив качество дешевых вещей, привезенных с родины Конфуция.
Стук в окно. От неожиданности я подскочил на стуле, хотя Светкины позывные узнал сразу. Плохо соображая, что делаю, понимая лишь, что пистолет нужно куда-то спрятать, я мигом подставил стоящую в углу стремянку под антресоли и засунул «ТТ» в детский валенок Сашка. Потом так же быстро вернул стремянку на место и открыл двери. Светка, не давая опомниться, бросилась мне на шею.
— Я соскучилась, — прошептали ее сладкие губы.
— Я тоже.
В этот миг Боб, Петрович, Жанна, редакция «Досуга», компьютер и пистолет в придачу перестали для меня существовать.
Неужели я люблю эту женщину?

21 октября, вечер
— Долго же ты болела, — сказал я, когда бурно-диковатая часть встречи была уже позади. Наши тела утомились, и страсть уступила место нежности. В полумраке я видел блеск Светкиных глаз и очертания ее плеч.
— Целую вечность, — прошептала та.
— Тебе хорошо со мной?
Светка не ответила. Привычный и, я бы сказал, ритуальный вопрос повис в воздухе.
— Что молчишь?
— У меня неприятная новость: я в командировку уезжаю. На родственное предприятие. Едет один инженер из техотдела и я.
— Почему ты?
— Потому что я лучшая на заводе намотчица.
— Чего-то все по командировкам разъезжаются... Мне, что ли, куда-нибудь махнуть?
— А кто еще уехал?
— Петрович. Но тот далеко — в Италию.
Разговор о командировках и командировочных расходах как-то незаметно вернул нас к теме «Ведьмы и заколдованные журналисты». Журналист — это я. А ведьма — некая женщина по имени Настя.
— Вот адрес. Это на поселке.
Света начала объяснять, как добраться до дома колдуньи.
— Ничего себе, в такую даль топать!
— На трамвае доедешь, «единица» как раз туда идет. А от остановки не так уж далеко. Я же и говорю...
— Не трудись. Если ведьма в авторитете, ее дом укажет каждая собака.
— Я бы с тобой поехала, но не получается. Завтра отбываю. Но я звонила Насте. Она велела нарисовать и принести с собой план квартиры, фотографии родителей и женщин.
— Каких женщин? — не понял я.
— Ну, тех, кто может тебе зло желать. Наверное, фотки Риты, Гали... Да, думаю, и корову-соседку надо прихватить на всякий случай.
— Людку? Да ее-то зачем? Она там всех расшугает и матом обложит.
— Я о фотографии говорю.
Молодец Света! Людкин снимок в первую очередь надо принести. Только как его раздобыть?
Странно, но я отнесся к предстоящему посещению неведомой Насти вполне серьезно. Похоже, без потусторонних сил в моей жизни разобраться невозможно. Хожу, тычусь туда-сюда, как собака на поводке. Деваться некуда, завтра с утра иду к Насте.

22 октября, утро
К Насте я все-таки попал, но позже. С утра меня порадовала визитом неповторимая Жанна. Ее лицо выражало еле сдерживаемое негодование. Оттого и выглядела она совсем некрасивой, а опущенные уголки рта и вовсе делали ее похожей на лягушку. И глаза такие же бессмысленные. Она решительно прошла в мою комнату и плотно затворила дверь.
И как это мои пассии умудряются между собой не встречаться? Едва Светка успела уйти, как заявилась эта коза длинноногая. Она уйдет — Людка из своей норы выползет. Голову на отсечение даю, что так все и будет.
— Ты испортил все дело! — выпалила Жанна. В солнечных лучах, падающих из окна, высвечивалась висевшая в воздухе густая пыль, потревоженная мелкими брызгами, вылетевшими из ее рта. А ведь совсем недавно эта женщина вызывала у меня искреннее восхищение...
— Ты про что? — спросил я, слепив наивные глазки.
— Сам знаешь! Я же тебе говорила: Боб — мелочь. Нам Малыш нужен!
— Какая ты агрессивная женщина. Я, право слово, тебя боюсь.
— Не паясничай. Лучше подумай, в какое дерьмо ты вляпался.
Нет, положительно она начинает выводить меня из себя.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — спокойно заговорил я, вовремя вспомнив о кассете с записью последнего нашего разговора. Какой же я молодец, что тогда догадался включить диктофон!
— Не понимаешь? — последовал ехидный вопрос.
— Не понимаю, — ответил я.
— Ой, мне это нравится. Рубанул мужика, ограбил, и он же теперь «не понимает». Твое счастье, что тебя пока не вычислили. У Боба какие-то разборки с кавказцами были, на них и грешит. Но когда разберется, что к чему, — он к тебе, Дима, придет. И тогда тебе, дорогой, станет совсем плохо. И еще. Не забывай об одной малюсенькой детали.
— О какой такой детали, если не секрет? Это я спрашиваю так, из любопытства.
Жанна засмеялась.
— Ты про меня забыл, Дима. Что очень глупо с твоей стороны. Я-то в курсе, кому вопросы про пистолет и мобильник нужно задавать.
Она с торжествующим видом глядела на меня.
В ответ я устало вздохнул.
— Надоели мне твои фантазии. Я ничего не знаю о пистолете, Бобе и кавказцах. Но зато я в курсе планов одной милой особы, которую кинул любовник, и она горит желанием ему отомстить. Можно сказать прямо: убить готова.
— Это все слова. А твои слова против моих мало значат.
Я, ни слова не говоря, включил диктофон. Жанна побледнела.
— А ты козел!.. — наконец, вымолвила она.
— На этой мажорной ноте мы и расстанемся с тобой, Жанна. Большой любви у нас не получилось. А жаль, начиналось красиво.
— Хорошо, я уйду. Будем считать, что ничего и не было. Прощай, Дима... Умненький мальчик Дима. Будь осторожен.
— Буду.
— Кстати, — уже в дверях добавила Жанна. — Боб — пробитый боксер. Он удар совсем не держит. Бить он может, а драться — нет. Его Малыш по дружбе при себе держит. Они оба из Казахстана, вместе бизнес начинали... Так что ты не очень гордись своим ударом. Боба легко свалить.
Я неопределенно пожал плечами. Да и что я мог ей еще сказать?

22 октября, полдень
Действительно, стоило Жанне покинуть наше коммунальное гетто, как из соседских дверей показалась заспанная Людкина морда. Слово за слово, и она вдруг приглашает меня на пельмени. В обед, мол, приедет брательник с женой, можно посидеть по-свойски, пообщаться. Я сначала хотел отказаться. Потом вспомнил про Романа: куда, думаю, они его подевали? Не мешало бы выяснить. Короче, согласился на пельмени и на посидеть по-свойски. А к Насте вечером съезжу, не горит. К тому же и Людкину фотографию надо раздобыть.
До обеда еще был вагон времени, и я, вспомнив о своей основной профессии, сел за компьютер и посвятил пару часов написанию не хилой, в итоге, статье о состоянии светофоров на дорогах нашего города. Столько проблем с этими светофорами обозначил — гаишникам вовек не разгрести.
Людка тем временем усердно лепила на кухне пельмени, подключив было к процессу свою ленивую дочку. Но девочки Юли хватило минут на десять, потом она начала ныть и под предлогом «уроки надо делать» слиняла, бросив мать наедине с горой теста и миской мясного фарша. Я тоже заниматься кухонными делами не собирался. Скажем дружно: на фиг нужно? Таким был наш любимый девиз в пионерском лагере «Орленок».
К часу дня явилась Людкина родня — ейный брат с женой Мариной, между прочим, весьма симпатичной женщиной. Лишь она и скрасила своим присутствием скучнейший в моей жизни обед. Брат Валера оказался подстать сестре: такой же тупой и категоричный. Я его и раньше несколько раз видел, но общаться пришлось впервые. Пока речь шла о садовых удобрениях и саженцах малины, я искоса поглядывал на Марину и медленно, но верно набивал голодный желудок горячими вкусными пельменями. Ничего не скажешь, соседка готовить умела. Но вскоре разговор коснулся судьбы «песняра» Ромы.
Елки зеленые, вот так дела! Или, по-американски, вау!
Получается, Людка выгнала его. А может, и сам ушел: надоела дебильная семейка. То-то его давно не видно. А Людка и на развод уже подала! Точно, вау.
Интересно а в качестве кого я приглашен откушать вкусных пельменей? Уж не в качестве ли замены бывшему мужу присмотрела меня любвеобильная соседка? От такой догадки стало сначала жарко, потом холодно. Только этого мне сейчас не хватало. Я перестал бросать похотливые взгляды на миловидную жену Валеры и глубоко задумался.
— Люда, — сказал я, так и не сумев собрать мысли в кучу; все равно что стаю воробьев заставить летать клином.
— Что? — кокетливо спросила она. Ее пухлая рука в процессе званого обеда уже несколько раз будто нечаянно ложилась мне на колено.
— Может, свои фотографии покажешь? Очень интересно было бы посмотреть.
Людка буквально расцвела и стремглав рванула в свою комнату.
Боже мой! Она притащила штук пять альбомов, каждый из которых тянул килограммов на десять. Просмотр с подробными пояснениями затянулся до четырех часов.
— Это папа, это мама, это я — совсем малышка, — сижу на горшке...
Но, как говорили белогвардейские офицеры, пора и честь знать. Оторваться от стола с сытым желудком — легче легкого. Я сослался на сильную занятость и сумел, хоть и не без некоторой борьбы, вырваться из лап теплой компании, которая ни в какую не хотела меня отпускать. Но самое главное, я умудрился стащить фото моей новой невесты. В том, что мне уготована роль жениха, я уже не сомневался.

22 октября вечер
Поселок находился в левобережной части города. Он и днем не производил впечатление райской деревушки, а пасмурным октябрьским вечером отсутствие фонарей и асфальтированных дорог придавали ему убогий вид захолустья. Небо уже который день наливалось свинцом; оно давило и тревожило. Не иначе, сегодня ночью снег пойдет.
Выйдя на нужную улицу, я сразу вычислил дом ведьмы Насти. Возле него толпился народ, терпеливо дожидаясь своей очереди. Видно, стояли давно; люди ежились от холода, закрывая лица от ветра воротниками. Очередь была сплошь женская — лишь одного мужчину разглядел я среди них. Вот вам и пример различия полов: женщины почти поголовно язычницы, верят во всякую доисторическую муру, во все чудесное, таинственное и необъяснимое.
Меня совершенно не устраивала перспектива торчать в очереди и мерзнуть — не за тем я в такую даль тащился с тремя пересадками. Я попытался протиснуться поближе к калитке. Женщины тут же осадили меня:
— Настя сказала, больше никому не занимать. Она принимает строго до шести, так что напрасно не стойте, — заверещали они, не подпуская меня к воротам.
— Меня примет, — авторитетно заверил я, отойдя в сторону.
«Надо срочно что-то предпринять», — приказал я себе, стараясь подавить желание плюнуть на все и отправиться домой дописывать статью. А может, зря я убеждаю себя, что мне позарез необходимо потолковать со столь востребованной в народе колдуньей? Нет, не зря! Прочь интуицию, прочь доводы рассудка! Мне край как нужна эта Настя. Так подайте же ее!
Какой же я бываю порой глупый, прямо как несмышленыш с соской...
Не спеша, пыжась и наливаясь чувством собственного достоинства — намереваясь сходу морально подавить всех ведьм вместе взятых, — достал из сумки блокнот и как можно разборчивей написал: «Настя, если возможно, прими меня без очереди. Очень спешу. Обо мне с тобой разговор был». И подписался: « Дима, корреспондент газеты «Досуг». Я рассчитывал на «корреспондент». И не ошибся.
Записку я передал с девочкой лет четырнадцати, свободно вошедшей в дом. На нее никто из очередных не шикнул, не возмутился, и я подумал, что это, вероятно, дочь Насти; в любом случае, кто-то из близких. Минут через десять вышла растрепанная тетка с одутловатым лицом, а вслед за ней появилась женщина средних лет, внешностью хотя и непримечательная, но обладающая властным голосом человека, знающего себе цену.
— Настя! — услышал я восторженный возглас бросившейся к ней старушки.
— Дима, заходи. Что опоздал? — обратилась Настя ко мне, повернувшись к старушке боком.
Женщины недовольно загалдели.
— Успокойтесь, всех приму. Дима — по другому делу.
Не заставляя себя ждать, прошмыгнул за калитку. Довольно чисто во дворе, — это все, что я успел заметить. Внутреннее убранство дома достатком и шиком не поражало. Наоборот, все в доме напоминало дореволюционную лавку старьевщика. Видел нечто подобное в каком-то фильме. Обратил внимание на шуструю бабульку, сновавшую туда-сюда, и на попугая в клетке.
— Куртку — на вешалку, а сам проходи в комнату, — властно сказала Настя, показывая куда-то влево. «Как здесь душно, и пахнет, как в церкви», — успел подумать я, прежде чем оказался в небольшой комнатке, где, судя по всему, и совершала таинственные ритуалы известная в городе ведьма.
— Фотографии принес? — последовал вопрос. Я утвердительно кивнул и отдал снимки. Кроме родительских, были изображения соседки Люды, бывших жен и небольшое фото Светы, подаренное мне на память. Его я захватил на всякий случай. Чем черт не шутит!
Пока Настя рассматривала снимки, я внимательно оглядел убранство комнаты. Скорее, его отсутствие. Все увиденное можно было охарактеризовать просто: хламужник. Вернее не скажешь. Сама Настя располагалась на допотопном диване, покрытом выцветшим покрывалом; направо от входа стоял такой же древний шифоньер с приклеенным с торца календарем. С календаря с грустью взирала на мир Казанская Богоматерь. На стене и на тумбочке были еще иконы, но красный угол зиял пустотой. Наверное, хозяйке было невдомек, где должны находиться образа. В углу, за диваном, в одну кучу были свалены детективы Дарьи Донцовой, руководства по магии, фантастические триллеры и комментарии к ведам — веданты. То есть подборка самая эклектичная. Корешок библии торчал из-под вороха газет на тумбочке.
Странно. Во дворе порядок, чувствуется рука расторопной хозяйки, а здесь так неуютно, как-то наспех. Будто к переезду готовятся.
— План комнаты не забыл? — спросила Настя.
А у нее хорошая память. Наверняка у нее со Светкой разговор был шапочный, а поди ж ты, суть дела помнит.
Настя достала небольшой шарик на ниточке и начала водить им по поверхности листа бумаги, на котором я как мог изобразил «вид сверху» моего жилища.
К ее действиям я отнесся спокойно, без трепета, — такие фокусы и у меня неплохо получаются. Однако было в облике Насти нечто, что интриговало явно и всерьез.
Знакомясь с новым человеком, я первым делом обращаю внимание на его глаза. Особенно если это женщина. Некоторые в таких случаях смотрят на ноги, или на прическу, или еще на что — это их дело. Я смотрю в глаза.
У Насти глаза голубые, широко расставленные. Белки глаз налитые, красные, какие бывают у людей с перепоя или после бессонной ночи. «Может, она по ночам компьютерными игрушками балуется?» — мелькнула забавная мысль.
Само выражение глаз распутное, шалое, приправленное наглецой. Черты лица абсолютно невыразительные, волосы русые, на вид мягкие, шелковистые. Наверняка пользуется фирменными шампунями. Еле уловимый изысканно приятный запах пробивался сквозь затхлую духоту комнаты.
На вид Насте можно дать лет сорок-сорок пять. Не толстая, не худая, не большая, не маленькая — средняя во всех отношениях женщина. Но цвет кожи поражал матовой белизной и ощущением здоровья. Идеальной формы полуобнаженная сочная грудь подмигивала мне из прорези платья, когда Настя слегка, естественно, как бы между делом наклонялась вперед.
«Она голая, под платьем из одежды ничего нет!» — от этой шокирующей догадки у меня язык прилип к гортани, и я забыл о своей принципиальной позиции в отношении глаз незнакомых женщин. Теперь меня интересовали только аппетитные груди, которые мягко колыхались под тканью в такт движениям. Что тут можно добавить? Получается, самому себе верить нельзя.
— Значит, ты корреспондент? — спросила она.
— Да.
— Принеси в следующий раз свои статьи почитать. Интересно, как ты пишешь.
— Хорошо. А будет следующий раз?
— Тебе решать. Но дела твои плохи.
Печальный вердикт женщина вынесла будничным, равнодушным тоном.
— Сглазили?
— Все намного сложней. Сначала по комнате: проклятая комната. Без моей помощи тебе из нее не выбраться, разве что вперед ногами. Нет, ты не думай, я тебя не пугаю. Темные люди проклятье на жилье наложили. Прежний хозяин умер, да?
— Не знаю, — откровенно ответил я. Действительно, судьба неизвестного мне Коляна оставалась загадкой.
— А ты узнай. Только это не все.
— Не все?
— В тебе самом, Дима, зло сидит. Фотографии молчат. Светлые женщины, на них не думай.
— Да я и не думаю, — откровенно признался я. Сейчас меня волновали не колдовские дела, а тело немолодой, внешне совершенно неинтересной, но почему-то соблазнительной женщины.
«Так на меня холостая жизнь действует, — решил я. — Уже на всех подряд готов броситься. Раньше за собой не замечал такой прыти».
— Человека просто свести на нет. Существует тысячи способов. Можно ножом пырнуть, можно проклятье наложить, можно водки с кровью мертвеца дать выпить... — заговорила Настя, и мне вдруг от ее слов стало неуютно и тревожно.
— Существуют коды, — продолжила она. — На одной стороне пентаграмма, на другой...
— На стороне чего? Извини, я не понял.
— Да любая бумага сойдет. Пишется: «шестьсот шестьдесят шесть». Либо шестьдесят шесть раз написать, либо шестьсот. А если написать шестьсот шестьдесят шесть раз — будет вообще моментально. Только писать надо карандашом либо кровью.
— Чьей кровью?
— Того, кого хочешь завалить.
— А где ее взять?
— Ну, мало ли.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил я, раздраженный духотой и маразмом происходящего. Хотя Настя была лет на десять старше меня, я демонстративно «тыкал». Но она на такие тонкости не обращала внимания, по-видимому, она и не представляла других форм обращения. Возможно, среди ведьм вообще все проще.
— Пытаюсь разобраться, что с тобой.
— Понятно. Диагноз ставишь. Ну и что там дальше? Ты говорила про «шестьсот шестьдесят шесть».
— Этот код придуман давным-давно. Он открывает двери в преисподнюю, оттуда выходит демон и начинает человека жрать. Пример: был депутат горсобрания — через три года конченый алкаш. Сам себя в могилу свел. Или как в случае с тобой. С виду вроде не дурак парень, но что бы ты ни сделал — все боком выходит, жизнь и дале пойдет кувырком и конец твой будет нехороший. Уж поверь мне, всяких видала.
Странно, но я ведьме поверил.
— И кто же мне такую свинью подложил?
— Похоже, с детства в тебе демон сидит, может, кто матери твоей позавидовал, может, обидела она кого.
— Она была доброй женщиной.
— Она-то, может, и была доброй, зато люди вокруг злые... Все, Дима, у меня народу сегодня — до ночи не управиться. Приходи в понедельник, часов в двенадцать. Прием у меня с часу, так что будет время без помех поговорить.
Я поднялся со стула.
— Сколько с меня?
— Все обсудим в понедельник. Завтра у меня выходной. Твою фотографию я пока себе оставлю, остальные забирай.
Идея насчет снимка мне не понравилась, но возразить я не решился. На улицу вышел, находясь в состоянии, близком к обмороку. Никогда мне не было так тяжело. Ноги налились свинцом, мысль о бесконечных пересадках с трамвая на трамвай по дороге домой наводила на меня тоску. Сильный ветер гнал мокрый тяжелый снег, который мгновенно таял; под ногами дорога постепенно превращалась в липкое месиво.
«Надо поймать на остановке тачку или левака, шут с ними, с деньгами», — решил я.

23 октября
Пять часов утра. Проснулся час назад и не смог больше заснуть. Мысли в голове прыгали как теннисные мячики. В конце концов надоело маяться, и я предпочел коротать время за светящимся экраном монитора. Люда откатилась в самый угол дивана и сопит, как медведь в берлоге. Вчера я сам позвал ее к себе: остаться наедине с собой просто не было сил. Мало того, я в тот момент испытывал потребность именно в такой женщине — большой и сильной, с массивными грудями и круглым животом. Я искал в ее объятиях то, что ищут испуганные дети в объятиях своих матерей. Я вдруг почувствовал страх и полную свою беззащитность перед этой непредсказуемой жизнью. Какие сюрпризы она еще преподнесет? Мамсик Дима снова закрылся от мира книжкой сказок в надежде спрятаться. Авось пронесет...

30 октября
Ровно неделя отделяет меня от того дня, когда я впервые переступил порог дома ведьмы Насти. Она сама себя так и называет. «Я — ведьма», — говорит.
Интересно, ведьма — это профессия или сущность человека? Она — ведьма. А я — журналист. Правда, являюсь таковым, похоже, только в собственных глазах. Двадцать шестого числа получил гонорар в «Уральце» — сумма идентична той, что я «отхватил» в «Досуге». То есть голодная смерть мне не грозит, но и только то. На большее рассчитывать не приходится. А я по-прежнему не могу толком взять старт. Имя — вот что важно иметь, занимаясь журналистикой. Оно с неба не падает. Его зарабатывают умом, ногами и — трудом. То есть нужно думать и писать, писать и думать. Находить интересные, хлесткие темы. А не заниматься всякой ерундой, делая вид, что занят важной и нужной работой.
По-дурацки все складывается.
Сначала — про пистолет. В воскресенье я, на правах члена семьи, уселся завтракать в окружении пупковских деток. Люда просто млела от счастья, а я чувствовал себя последним дебилом. Сашок, основательно расковыряв котлету и выпив залпом стакан чая, умчался в комнату; Юля не спешила, внимательно разглядывала свалившегося с луны нового папаню, то бишь меня. При этом она цинично улыбалась. Да, да, именно цинично. Потом она презрительно скривила губы и, демонстративно виляя бедрами, удалилась вслед за братцем. В моей груди заклокотала злость, но тут я поперхнулся и закашлялся. Люда любезно треснула меня по спине и предложила выпить по рюмочке.
— С утра? — удивился я.
— Сегодня выходной, — доходчиво пояснила она, обнажив помеченные кариесом зубы.
— Выходно-ой? Тогда конечно.
Пока она ходила к себе за водкой, долго чего-то там выбирала, звеня бутылками, я отвернулся к окну и, разглядывая прохожих, даже успел погрузиться в меланхолию.
— Спокойно, не двигаться! — вдруг услышал я у себя за спиной. По голосу я сразу узнал Сашка, который, как предполагалось, должен будет вскоре называть меня папой.
В затылок мне уперлось нечто твердое и холодное. Черт побери, не иначе, это «ствол», тот самый «ТТ», так легкомысленно спрятанный в детском валенке. Я осторожно повернулся и тут же убедился в правильности своей догадки. Молниеносным движением выхватил оружие из рук пацана и мощной оплеухой уложил его на пол. Затем, не обращая внимания на вой дитяти, пробежал в свою комнату и забросил пистолет на шифоньер.
На кухне я появился, светясь лучезарной улыбкой. Растерянная Люда стояла с бутылкой «Абсолюта» в руках и пыталась добиться от зареванного Сашка вразумительного ответа. Тут же в углу, около умывальника, паслась ехидная девочка Юля, которая из всего семейства раздражала меня больше всех.
— Я приготовил Сашеньке подарок на день рождения, — продолжая улыбаться, объяснил я жаждущим разобраться в сути конфликта. — Пистолет купил. На вид — как настоящий. Он и пульками стреляет. А Сашенька случайно его нашел. Но время подарков еще не пришло... Хи-хи, какой славный он, однако, мальчуган.
Люда растерялась.
— У него, — говорит, — только что день рождения прошел.
— Да мало ли. Про запас купил. Опять же — Новый год на носу.
В общем, дело уладили миром, хотя Люда осталась весьма озадаченной. Никак в ее голове не укладывался мой поступок. Она, готовая смести на пути все преграды, ринулась напролом охмурять понравившегося ей мужика. Но этот мужик не собирался оказывать никакого сопротивления наглому охмурению, даже наоборот: выплывает на свет странный подарок, причем купленный не ко времени. Что и говорить, задачка не для первого класса.
Не стал пить я с ней импортную водяру, сослался на дела и мигом исчез из ее поля зрения, на ходу застегивая куртку. До вечера, дорогая, до вечера! А сейчас меня ждет Петрович.
Пару слов о пистолете. Я, конечно, дурак, что оружие Боба прихватил. Это оказалась такая головная боль! Лишился элементарного покоя. Будто струна в душе натянулась. Но и выбросить вещь не могу. Вдруг Боб с Малышом меня вычислят или Жанна заложит — тогда выход один: отстреливаться до предпоследнего патрона. Последний — себе в лоб.
Господи, от таких мыслей плакать хочется... Ну, ладно, хватит, пора переходить к следующей истории. Правда, на историю встреча с великим путешественником и бизнесменом не тянет, но есть любопытные моменты.
Итак, про Петровича.
Встретились мы на пересечении улиц Гагарина и Карла Маркса. Я еще издали заметил его «десятку». Выглядел Петрович усталым, от прежней его искрометной энергии не осталось и следа. Крепко же его Италия потрепала!
— Я рад тебя видеть, дружище, — поприветствовал он меня, когда я плюхнулся на заднее сиденье. Рядом с ним сидела Татьяна, которая небрежно кивнула на мое изысканное «Буэнос диас!». Никогда мне не нравилась подруга Петровича. Высокомерная дамочка, все из себя Джоконду изображает. Этакая полуулыбочка: глазки многозначительно опустит и начинает рот кривить... Противно!
Присутствие неприятного свидетеля накладывало на встречу с другом печать неискренности и формальности. Разговор не клеился. Это тебе не в ресторане под коньяк зубы скалить.
Петрович и сам чувствовал скованность, говорил нарочито бодрым голосом, все больше про чудесную страну Италию. Он рассказывал, я слушал, а Татьяна откровенно зевала, неприязненно посматривая в мою сторону.
На черта он притащил с собой эту... эту... Ладно, не буду. Надоела мне ненормативная лексика. И так все понятно.
Скорее всего, присутствие Татьяны было для самого Петровича непредвиденной обузой. Иначе он назначил бы встречу на другое время. А избавиться от подруги Славик, видимо, по какой-то причине не мог. Он молча злился, Татьяна — наслаждалась создавшейся ситуацией.
Я попросил Петровича высадить меня у редакции «Досуга», сославшись на дела. Тот воспользовался ситуацией и выбрался на свет божий вслед за мной, плотно захлопнув двери и оставив любопытную и наглую любовницу в салоне машины.
— Извини, Димас. Неожиданно Татьяна позвонила, говорит, край как нужно по делам съездить. Тебя предупредить не удалось, ты на звонки не отвечаешь. Я еще из Италии тоже пытался поговорить с тобой, и тоже безрезультатно. Что-то случилось?
— Номер телефона сменил, — ответил я, с любопытством поглядывая на друга.
Неужели он ничего не знает? Ни Татьяна, ни Жанна ничего ему не рассказали? А что знает Татьяна? Насколько Жанна с ней откровенна?
Как интересно все складывается! Я позвонил Петровичу вечерком наугад. Думаю, должен же он когда-нибудь из Италии вернуться. И попал в точку. Его жена — кстати, тоже Татьяна — очень обрадовалась моему звонку. Сразу закудахтала: мол, что-то тебя давно не видно и все такое. Можно подумать, своего мужа она видит чаще. Впрочем, я действительно к ним давно не заглядывал, как-то неловко было. Петрович от жены погуливал на сторону, а я краснел от стыда. Мне всегда нравилась Татьяна номер один, и появление Татьяны номер два делало меня причастным к обману первой. А мне ее как бы жалко: все-таки она хорошая женщина.
Ну да ладно, разберутся без меня. И хотя в тот день мне не удалось толком поговорить с Петровичем, но кое-какие выводы для себя я сделал.

31 октября
Про Настю специально не стал вчера писать. Это отдельная тема, и нечего мешать кислое с пресным.
В прошлый понедельник состоялась наша вторая, уже запланированная встреча. Правда, мне пришлось пару часов в очереди постоять. Пришел я, как и договаривались, к двенадцати, но страждущие получить квалифицированную помощь ведьмы собрались у ее дома значительно раньше. Как и в прошлый раз, в основном это были женщины. Я рассчитывал, что Настя выглянет и позовет меня в обход других, но ошибся. Попробовал протиснуться к дверям и постучать, пытаясь объяснить, что поступаю так по договоренности с хозяйкой. Не тут-то было: никто и слушать не захотел моих жалких доводов. Повторить финт с запиской не получилось, а телефон ее я не знал.
В час начался прием. Одни входили, другие выходили. Я несколько раз сумел попасться на глаза Насте, но она то ли не узнала меня, то ли не хотела узнавать.
«Нет, — думаю, — так дело не пойдет. Еще минут пять-десять потусуюсь — и хорош, отваливаю».
Но не «отвалил». Дождался-таки своей очереди. Сам себе удивляюсь.
— Замерз? — спросила Настя, когда мне все-таки посчастливилось переступить порог ее дома.
— Есть маленько, — ответил я и подумал, что она нарочно меня мариновала столько времени на улице.
Послать ее куда подальше, что ли? Но вид белой кожи, перекатывание грудей под тонкой тканью и блеск блудливых глаз заставили меня тут же забыть мелькнувшую здравую мысль.
— Много к тебе народа сегодня, — сказал я, проходя в комнату. На кухне суетилась все та же сухонькая старушонка.
— Мать твоя?
— Кто? А-а... Это тетка моя, у нее пока живем.
Ясно теперь, откуда порядок во дворе и бардак в комнатах. Тетка — деревенской закалки женщина, к труду приучена, а Настя выше житейской возни, с потусторонними силами общается — ей не до того. Неплохо устроилась эта ведьма. Интересно, она замужем? Есть же кто-нибудь у нее, кроме тетки. Ах, да, дочь ведь у нее! Та девчонка, что в прошлый раз записку от меня передавала...
— Садись на стул, — прервала ведьма мама мою арифметику.
— Много, говорю, людей уже пришло, — повторил я, намекая на прошлую договоренность: как-никак, сама предложила мне появиться пораньше, побеседовать.
— Да всегда столько, — ответила Настя, пропустив намеки мимо ушей.
Претензии предъявлять я не решился.
— Твои дела даже хуже, чем я предполагала вначале, — «обрадовала» меня женщина безо всяких предисловий.
— И что теперь?
Честно говоря, не больно-то она испугала меня своим заявлением.
— Трудно из тебя беса выгнать... Но можно. Кстати, ты свои статьи принес?
Смотрите, люди добрые, к Насте память вернулась! Значит, я прав: она нарочно испытывала мое терпение.
— Беса выгнать можно... — повторила женщина, замороженно глядя в пространство. Взгляд такой размытый...
— И сколько будет стоить выгон беса? — спросил я, правильно поняв размытость взгляда.
Настя слегка усмехнулась, потом решительно выпалила:
— Пять тысяч!
Ничего себе! Я даже растерялся. Нет, для кого-то это не деньги, но не для меня. Однако показать плачевность своего финансового состояния я не решился. Принял вид шального богатея и, презрительно скривив губы — вот идиот! — произнес:
— Нормально. Цена меня устраивает.
Настя, как мне показалось, вздохнула с облегчением.
— Ты парень хороший, мне нравишься. И вообще, случай интересный. Мне самой хочется свои силы попробовать. Но ты пойми — бесплатно нельзя. Деньги нужно брать с клиента обязательно, иначе ничего не получится. Такой порядок, понял?
— Понял.
— Тогда начинаем лечение... Начинаем?
Я едва подавил тяжелый вздох.
— Начинаем.
Настя все-таки заметила мое изменившееся настроение и небрежно бросила:
— Деньги не обязательно платить все сразу.
— Да?
— Конечно. Можно частями.
— А сколько времени я к тебе ходить должен?
— Месяца два, может, три, — пояснила Настя. — Как дело пойдет. Ты вот что: к следующему разу штук двадцать свечей принеси. Приходи ко мне лучше по вторникам и пятницам. В эти дни народу бывает поменьше.
Я ее почти не слушал: из моей головы не выходила только что озвученная сумма. С ума сойти! Где же я возьму такие деньги? Я настолько расстроился, что перестал даже заглядывать в прорезь платья, где белела ее аппетитная грудь.
Настя тем временем взяла тоненькую церковную свечку и нанизала на нее небольшой листок бумаги. Свечу зажгла.
— Садись напротив. Руки на колени, скрещивать нельзя.
Я послушно выполнил указания, сосредоточив внимание на трепетном язычке пламени. Круговые движения вдоль моего тела и прочие пассы впечатления на меня не произвели. Однако независимо от моей воли почему-то возникло ощущение придавленности и внутренней пустоты. Все мои проблемы вдруг показались далекими, чужими, не стоящими внимания...
— Смотри! — неожиданно громко воскликнула Настя, показывая раскрытую ладонь. Затем перевернула ее. Я вздрогнул и попытался сосредоточиться. Тыльная сторона ее ладони оказалась покрытой тонким слоем сажи.
— И что? — я не видел пока ничего необычного, выходящего из ряда вон.
— Вот сколько черноты в тебе! — воскликнула ведьма и злорадно засмеялась. И тут же обнадежила: — Ну, ничего! Выгоню я из тебя беса, Дима, не переживай!
— Я и не переживаю, — ответил я, а сам подумал: «Да за пять тысяч можно зайца в степи поймать!»
Так начались мои поездки на левый берег в жалкий, навевающий тоску поселок. Проверяя мою устойчивость к жизни, по ночам падал снег, который днем таял, превращая поверхность земли в мокрую грязную кашу. Сыро и противно — все под стать настроению.
Лечебные сеансы у ведьмы разнообразием не отличались: поводит, покрутит свечой — и до свидания. На мой не искушенный в колдовских делах взгляд, Настя заявленные пять тысяч явно не отрабатывала. Она, почувствовав мое настроение, как-то вскользь заметила:
— Основное твое, Дима, лечение происходит, когда ты дома у телевизора сидишь. А мне приходится и на кладбище по ночам ездить, и с фотографией твоей работать.
— На кладбище-то зачем?
— Надо, Дима, надо.
Ничего не скажешь, ответ исчерпывающий.
Свои статьи я ей принес, как и обещал. Настя внимательно прочитала и осталась довольна.
— Хорошо пишешь. Мне нравится твой стиль. Ты книги писать не пробовал?
— Нет.
— А ты попробуй.
Предложение меня озадачило. При чем вообще здесь книги?
— Мистика сейчас в моде, — продолжала Настя свою мысль, попутно отвечая на мой недоуменный взгляд. — Многие сейчас на этом неплохо зарабатывают. А пишут всякую муть. А я вот куда лучше других разбираюсь в этих делах. Думала сама про себя написать, да времени свободного нет. Может, ты возьмешься?
Так. Понятно теперь. Соавторство предлагает. Ну, и как ты, Дима, поступишь? Хочешь заняться литературой? Задала мне ведьма задачку, есть о чем подумать.
Настя действительно, на полном серьезе предложила написать роман о нелегкой, полной забот и разной жути жизни обычной городской ведьмы. В основе будущей книги должна была лежать ее, Настина судьба. Роман — в чем женщина не сомневалась — ждало перспективное будущее, крупные тиражи; а его авторов — куча денег и громкая известность. Кузьмина Настя (оказывается, у ведьм тоже есть фамилии) и Рябинин Дима- это звучит!
«Черт-те что!» — подумал я. Но вслух ничего не сказал. Не стал плевать в колодец светлой мечты уже немолодой женщины.
Настя завернула огарок сгоревшей свечи в бумажный кулек и подала мне:
— Не забудь выбросить по дороге. Домой не носи, все лечение насмарку пойдет. Но если кому хочешь подлянку сделать, можешь подбросить — вся твоя гадость ему перейдет. А насчет книги подумай.
И я думаю. Уже который день думаю. Знаете, что надумал? Наверное, я соглашусь. Мне эта идея все больше и больше нравится.

1 ноября
Утро вечера мудренее. Значит, все казавшееся мне вчера вечером ясным и перспективным, сегодня утром могло сойти за бред сумасшедшего. Но не сошло. Наоборот, я окончательно утвердился в своем мнении по поводу написания будущего шедевра. А почему нет? Наверняка Настя имеет в колдовских делах колоссальный опыт. И если помножить этот уникальный опыт на мой талант писателя, то...
Ох, ё-моё, как же раньше мне самому подобная мысль не приходила в голову? Ведь подсознательно я всегда себя чувствовал именно писателем, а не кем иным. Если хотите, вовсе не журналистика, как я полагал ранее, мой крест, именно сочинительство. Точно! Вся жизнь кувырком из-за лени и недальновидности. Давно бы стал классиком да поплевывал себе в потолок где-нибудь на Канарах.
Скажете, чушь несу? А это мы посмотрим. У меня за последние дни созрел в голове отличный сюжет. Завтра вторник, по плану встреча с Настей. Будет о чем поговорить.

1 ноября, вечер
Жизнь преподносит свои сюжеты. Услышав позывные (стук в окно), я отлепился от компьютера и душа моя возликовала: Светка приехала! Я бросился открывать двери, совсем забыв про Люду, и пока мы обменивались поцелуями и прочими изъявлениями радости, роскошная соседка выплыла из зала и ошалело уставилась на нас. Затем она нахмурилась и грозно подбоченилась. Эдак руки в бок.
«Непорядок в доме», — вероятно, подумала соседка, обиженная мужским непостоянством.
— Ну, и долго вы собираетесь лизаться? — раздался визгливый окрик раздраженной женщины.
«Сейчас эта тварь все испортит», — подумал я, делая вид, что я сам по себе, а вопли соседки — сами по себе, и мы никак не пересекаемся. Зато Светка сразу приняла выпад возмущения на свой адрес и попыталась от меня отстраниться.
— Правильно, девка, толкай этого кобеля сильней. Ишь, присосался!
Я опустил руки и медленно повернулся.
— Что ты орешь? — голосом, полным угрозы, спросил я. Мне стало понятно: от нее так просто не отделаешься, и без потерь сегодня не обойтись.
— Дима, что происходит? — подала голосок растерявшаяся Света. Уж что-что, а конфликт с толстухой Людкой в ее планы на вечер явно не входил.
— Вот именно, что происходит?!
У меня возникло ощущение, что ярость женщины достигла предела и она вот-вот бросится в драку. «Если что, удар слева по печени и правой в челюсть», — промелькнула в голове дурацкая мысль.
Неожиданно Людка успокоилась и развернулась к Свете:
— Как мужика делить будем?
Та раскрыла рот от удивления. Я попытался взять ее за локоть и увести в свою комнату. Но мой номер не прошел. Соседка перегородила путь и, злобно прищурив глаза, спросила меня:
— Значит, ты так? Значит, между нами все?
— Давай потом поговорим, — попытался я успокоить ее.
— Пото-ом! — взвилась Людка, будто к ее заднице прислонили раскаленную сковороду. — Я щас тебе устрою «потом». Долго вспоминать будешь!
И она размахнулась, намереваясь звездануть мне ладонью в ухо. Совсем баба озверела. Я отскочил к стене.
— Что вы делаете?! — закричала Света.
— Таких козлов учить надо, — уверенно заявила Люда и едко добавила:
— В постели он так себе, больше чем на палочку не тянет. Слабак!
Света вспыхнула, закусила губу, непонимающе переводя глаза то на меня, то на соседку.
«Почему? Зачем?» — стояли в ее глазах безмолвные вопросы, на которые я едва ли смог бы ответить толком.
Я лихорадочно пытался найти выход из щекотливой ситуации. Даже желание дать в рыло корове Людке отступило на второй план. Мои жалкие попытки что-то объяснить успеха не имели. Светка не захотела ничего слушать. Она резко развернулась и выскочила из квартиры вон. Я бросился за ней как был, в шлепанцах и трико. Домашняя обувка постоянно слетала, но это не помешало мне догнать беглянку.
Увы, разговора не получилось. Светка яростно вырывалась и обзывала меня скотиной. Я оставил попытки к примирению до лучших времен и, ежась от холода, поспешил домой — разбираться с Людкой. Сердце мое кипело от гнева. Ну, сука, держись!
Но держаться пришлось мне. Сгоряча я выскочил на улицу без ключей, и соседка, сохранив полное присутствие духа, захлопнула за мной двери, тем самым предлагая на выбор: мерзнуть на улице или томиться в подъезде. На глухие удары кулаками в дверь никак не реагировала. Мало ли кто там ломится, может, хулиган какой.
Вволю набарабанившись, я сел на ступеньки в надежде спокойно обдумать свое незавидное положение. Но нервы расшалились настолько, что самой продуктивной показалась идея разбить в своей комнате окно и залезть внутрь.
Вдруг щелкнул замок, и дверь отворилась.
— Заходи, — милостиво разрешила соседка. — Пока задницу не отморозил.
Первым делом я хотел врезать ей по загривку, но тут мне в глаза бросились могучие руки с ямочками на локтях, широкая спина и массивные плечи.
Напоминает борца сумо. Такую бабу одним ударом не свалишь. Лучше я ее застрелю из пистолета — хватит ему без дела на шифоньере валяться.
Тут Людка неожиданно обернулась и, страстно всхлипнув, попыталась заключить меня в свои объятия. Глаза женщины наполнились слезами.
Ничего себе! А она сентиментальна. Вот бы никогда не подумал. Видно, бразильских сериалов насмотрелась.
Я решительно пресек сопливые дела и отстранил ее от себя.
— Ты что вытворяешь? Какая муха тебя укусила?
— А ты зачем эту дылду целовал? — голос соседки сразу окреп, появились знакомые властные нотки.
— Правильно. Мы целовались. Как брат с сестрой, — заявил я, нагло ухмыляясь.
— Рассказывай сказки.
«Да пошла ты!.» — выругался я, правда, мысленно, так как мне вдруг пришла одна замечательная идея. Со Светкой я все равно дело миром улажу: повинюсь, расплачусь, в ноги упаду, цветы куплю. Женюсь на ней, в конце концов. Но это потом. Сейчас же мне край как надо пять тысяч где-то достать. Долг ведьме не дает покоя. Вот еще связался!
— Зря ты на Светку накинулась, — вполне миролюбиво заговорил я, будто и не было только что драматических сцен.
Люда искоса поглядывала, в любую минуту ожидая подвоха. Она вообще такая по натуре — подозрительная. «А ведь ревнует», — не то с удивлением, не то с удовлетворением подумал я.
— Со Светой я давно уже не встречаюсь, наверное, ты и сама это заметила. А сейчас она приходила по моей просьбе. Дело важное.
Я старался говорить спокойно и убедительно.
— Важное? Брешешь, небось, — проворчала Людка, но уже без прежнего огонька. — То-то вы у дверей сосались — не оторвешь.
— Да, я поцеловал Свету. В знак благодарности.
—?..
— Видишь ли, в чем дело? Мне срочно понадобились деньги. Я попросил взаймы у Светы. Она принесла, а ты ее спугнула. Набросилась: слабак, мол, импотент и прочее.
— Не ври, я так не говорила.
— Говорила. Только это сейчас не важно. Деньги-то уплыли.
— И много тебе надо? — спросила Люда, готовая услужить, раз все так мило оборачивается.
— Пять штук, — ответил я, затаив дыхание.
— Зачем?
— Очень надо. В одно предприятие на паях вхожу.
Я уже откровенно веселился, с наслаждением наблюдая за происходящими на лице женщины изменениями. Жадность боролась с желанием помириться. Что победит?
Победила любовь.
— У меня только три тысячи.
— Давай три, остальные как-нибудь наскребу.
Деньги перекочевали в мой кошелек, а Люда вновь оказалась в моей постели.
— Ладно, Дима, мир. Я тебя так заласкаю — все на свете забудешь. Что хочешь сделаю.
«Достань еще две тысячи», — подумалось в ответ, и в это время я вспомнил Свету. Жалко девчонку. Как по-свински все получилось.

2 ноября
На прошлой неделе я узнал номер телефона Насти и сейчас, прежде чем выйти из дома, позвонил ей. Кстати, хорошо, что Людка денег дала, а то пришлось бы сотик продавать. В «комке», если не торгуясь и без оформления, рублей шестьсот можно было получить. Но не более. Хотя от аппарата избавиться надо. Как-никак, улика. Пистолет еще...
Короче, телефон пока оставался при мне, и звонки ведьме позволяли решать некоторые проблемы.
— Настя, привет, это Дима. Буду у тебя через часок, ты уж пусти меня без очереди — сильно спешу. Шуметь будут? Пошумят и перестанут. Все, о'кей!
Надоело в очереди ноги морозить.
На этот раз я приехал полностью экипированный для журналистской работы: диктофон, блокнот с ручкой, фотоаппарат. Хотя фотоаппарат вряд ли мог пригодиться.
— Название предлагаю такое: «Исповедь ведьмы», — начал я разговор, пока Настя совершала круговые движения рукой. Пламя свечи изгибалось в такт ее пассам.
— Классно придумал! Мне нравится, — ответила она, прервав на минуту процесс оздоровления.
Я бодро начал было излагать сюжет будущей книги, как вдруг в комнату заглянул высокий жилистый мужик и, прервав красноречивый поток слов, начал решать с Настей какие-то житейские проблемы. За это время я успел хорошо рассмотреть незнакомца, который вызвал у меня чувство вполне обоснованной тревоги. Не жаловал я подобных ребят. Бросились в глаза синие, в наколках, кисти рук: одних перстней я насчитал штук шесть. Манера поведения, глухой голос и размытый взгляд в никуда выдавали уголовника со стажем. Несомненно, несмотря на худобу, он обладал немалой физической силой. Мне приходилось встречать таких бойцов. Как правило, дрались они жестоко.
— Хорошо, Витя, так и сделаем. А пока иди, я занята.
Настя говорила спокойным ровным голосом, но едва заметные приказные нотки ясно показывали, кто здесь «в законе». Не такая она простая баба — ведьма Настя.
Витя ушел, оставив после себя атмосферу опасности, и мне потом долго не удавалось поймать необходимый настрой. Как ни старался, ничего не мог толком объяснить Насте. Но, она, похоже, уже поняла мой замысел и была согласна трудиться, не считаясь со временем. Меня же, признаться, больше волновал теперь незнакомец уголовной наружности.
— Что за мужик? Теткин сын?
— Витя? Муж мой.
Какая проза жизни! Что за ведьмы такие пошли? Муж, дочь, тетка, хозяйство — никакой романтики. Подавив прилив разочарования, я перешел к делу.
— Ты должна понять, — втолковывал я Насте. — У тебя своя работа, у меня — своя. Книгу написать непросто. Требуется большая предварительная работа. Ты с этим согласна?
— Понятное дело.
Я остался недоволен ответом, вернее, тем, что слишком уж быстро она со всем соглашалась.
— Да нормально ты все придумал, — постаралась подбодрить меня Настя, уловив изменение настроения. Надо признать, она здорово чувствует собеседника. Интуиция — дай бог каждому.
— Ты не понимаешь, — продолжал я гнуть свое.- Ты являешься прототипом главной героини. Характер пишем с тебя. Значит, мне придется описывать не только колдовские штучки, но и твою скрытую от посторонних личную жизнь. Так сказать, бытовую сторону. Иначе успеха не будет. Просто ужастики читателям надоели. Требуется психологизм и достоверность. Ты должна предстать живым человеком, а не схематичной колдуньей «с черными пронзительными глазами, со связкой мышей в руках». Ну, дошло?
— Дима, не пойму, чего ты от меня добиваешься? Я же говорю, меня все устраивает. Главное: будущие гонорары — пополам.
— Хорошо, выражусь яснее: мне придется лезть в твою личную жизнь и задавать много, очень много неудобных вопросов. Чем откровеннее ты ответишь, тем мне легче будет работать. Мало того, мне придется многое записывать на диктофон и обрабатывать текст дома.
— Ой, всего-то и делов. Расскажу тебе все, Дима, успевай только кассеты менять. Только и ты имей в виду: одной ниточкой связаны будем. Всю жизнь. Кстати, как оформляется договор на соавторство?
— Можно оформить юридически, можно этого не делать. По закону об авторских правах заявленные при издании соавторы автоматически имеют право на равные доли гонорара. После их смерти наследники получают гонорары от публикаций в течение пятидесяти лет. Может, какие-нибудь изменения появились, но мне новая редакция закона не известна.
— А потом?
— Что потом?
— Ну, после пятидесяти лет.
— Все права переходят в собственность государства.
— Вот козлы, все им мало.
Я засмеялся: еще ни строчки не написано, а уже гонорары делим.
— Да, самое главное: в какое время будем встречаться?
— Давай в те же дни — вторник, четверг. Только приходи на час раньше.
— Ага, а ты меня в очереди будешь мучить. То одной тетке срочно, то другой. Нет, если уж договорились... И еще. Надо будет на кладбище мне с тобой съездить.
— А это зачем?
— На натуру. Хочу колдовские ритуалы в действии посмотреть.
Настя задумалась.
— Хорошо. В эту субботу, в ночь, поедем. Не боишься?
— Нет.
— Ну-ну...
Ее «ну-ну» и подвело черту под нашей встречей. Уже перед самым уходом я протянул ей тысячу рублей.
— За труды. Первоначальный взнос. Остальные потом.
— Да не горит, — засуетилась Настя, но огонек в глазах засветил ее алчную сущность. Любит деньги, любит! Хотя кто их не любит?
— Настя, что-то мои дела все хуже и хуже. Такая, знаешь, пошла катавасия... Может, что не так делаешь?
— Поначалу всегда так бывает, — успокоила ведьма, уходя от щекотливого вопроса. — Рано еще о чем-то говорить. Ты, главное, постарайся свои сны запомнить, потом мне расскажешь. Это важно.
Я вышел на свежий воздух; в двери шмыгнула очередная посетительница.

2 ноября, глубокая ночь
Картина обычная: не сплю, работаю — заканчиваю статью. Материал горящий, завтра крайний срок. На диване лежит обнаженная Людка, будто сошедшая с картины Рубенса: идеал красоты эпохи раннего барокко. Только вот поза не в тему: разбросала в разные стороны руки и ноги, как лопасти вертолета, голову запрокинула, рот раскрыт, но не храпит. Уже нахрапелась, решила отдохнуть.
Ее нагота меня смущает. Раздираемый противоречиями, я то горю желанием овладеть женщиной, то прострелить ей голову.
Впрочем, с Людкой я могу расстаться в любой момент. Было бы желание. Послал на три буквы и ушел к Свете. Просто и честно. Но то-то и беда, что эта гора мяса манит к себе как магнитом. Я ненавижу ее, смеюсь над ней, но разорвать наши странные и вязкие отношения не могу. Многое удерживает меня сейчас от решительных действий. И не в деньгах и не в ее сочных пельменях тут дело. Людка притягивает меня как женщина, я хочу ее. Мне хорошо с ней, как животному с животным. Из каких тайников выросло это ненасытное первобытное чувство — не понимаю. Воистину, удивительное рядом. Нечто подобное уже происходило в моей жизни с Ритой. Н-да, с Ритой...
Настя говорит, так всегда поначалу бывает. Именно так? По-моему разумению, «начало» затянулось. Я перестаю себя понимать и контролировать. Мало того, я начинаю себя бояться.
И с домом чудеса происходят. Угол совершенно почернел, и недавно я заметил трещины. Нет, я не шучу. Тонкие, паутинообразные, они тянутся от земли на крышу, обозначая границу между светлой и темной стороной и отделяя подъезд придурков и неудачников от остального мира. Говорить на эту тему с кем-либо я опасаюсь — боюсь, сочтут за сумасшедшего.
Светка бы меня поняла... Скучно без нее. Даже поговорить не с кем. То, что несет мать-кормилица соседка, слушать совершенно невозможно. И Петрович пропал — весь в делах? — не может найти пару минут для общения с другом.
Ощущение тупика. Будто уперся лбом в стену и бодаюсь. И ведь самое интересное — любую мою проблему можно решить довольно просто. Разве нет?
Тогда получается, это я сам не хочу их решать? Жду, когда они решатся сами? А они не решаются. Хожу за тридевять земель к сисястой ведьме, то ли лечусь, то ли дурью маюсь. Собираюсь книгу писать. Зачем все это? Опутал себя заботами, как веревками, и, чует сердце, добром это не кончится.
Все, хорош плакаться! Заканчиваю статью и — спать.______ Полагаю, в любом событии, даже, на первый взгляд, самом пустом таится великий смысл. Такая постановка вопроса успокаивает и вселяет оптимизм.

3 ноября
Просидел весь день дома. Пил пиво. А все потому, что цифра «три» вызывает у меня мистический ужас. Всегда третьего числа жду неприятностей, потому предпочитаю в такие дни никуда не ходить.
Людка попросила помочь Сашку сделать уроки. Я согласился и тут же пожалел об этом. Ребенок совершенно тупоголовый. Меня так и тянуло врезать ему по затылку. Конечно, ведь это не мой родной сын, иначе я бы от души восторгался смышленым пацаном. Но, как говорится, был бы хрен у бабушки, она была бы дедушкой.
Зато соседка умилилась, глядя на семейную идиллию: новый папа ребенком занимается! Ах, ах!
Вскоре мне надоела пустопорожняя бодяга, и я, плюнув на Сашка — знамо, в переносном, смысле, — ушел к себе валяться на диване и глазеть на ободранные стены. Смотрел, смотрел и подумал: права Светка, пора ремонт делать, пока вслед за обоями стены не обвалились. Только лениво. Кого бы запрячь вместо себя? Может, Людку? Баба она здоровая... Здоровая-то здоровая, только она и у себя-то делать ничего не хочет. У себя не хочет, а у меня, может, захочет?
А если на все забить и метнуться к Светке? До сих пор не верится, что она ушла навсегда. Всегда и никогда — это самые страшные слова...
Потом я задремал, и приснился мне сон. Как по заказу. Я редко сны запоминаю, а этот врезался в память во всех подробностях. Думаю, неспроста. Может, он вещий? Поэтому я и выделил его в своем дневнике, и даже название дал, недолго раздумывая: «Вещий сон».

Вещий сон
Приснилось мне, будто иду я поздним вечером домой через пустынный парк. На улице морозно, всюду снег, и лишь тонкие тропинки протоптаны одинокими прохожими.
Парк этот пользовался дурной славой. По вечерам сюда стягивались шайки наркоманов и прочей шпаны, и я поначалу решил обойти опасное место стороной. Потом передумал: авось обойдется. Ну а в случае чего, быстрые ноги и крепкие руки меня выручат.
Выбрал тропинку, ведущую к дому, и быстро зашагал по ней, изредка оступаясь и проваливаясь в сугробы, набирая при этом снег в сапоги. Вдали уже показались знакомые светящиеся окна родного дома. Справа, между домами, — людная улица, смутные очертания рынка.
«Вот и хорошо. Кажется, добрался», — с удовлетворением подумал я.
Однако — дудки. Я вдруг оказываюсь на территории строительной площадки. Обычная строительная площадка, ничем, в общем-то, не примечательная; я заметил мешки с цементом, кирпичи, несколько ведер из-под раствора, забытую рабочими совковую лопату, горы мусора. Под ноги попала кельма, я пнул ее в сторону. Однако что же здесь строят? Церковь! Огромный мрачный силуэт храма был ясно виден на фоне чистого звездного неба.
Храм православный, только вот купола не совсем в русской традиции — скорее, так строят в Греции или Болгарии. Что-то похожее мне приходилось видеть лет двадцать назад в Евпатории. Мы тогда всей семьей в Крым ездили. Однако, как давно это было!..
Приглядевшись, я понял, почему церковь казалась такой высокой — она строилась на холме. Сразу трудно было это заметить, так как холм занесена снегом, но все равно кое-где проглядывала непокрытая земля. Я решил взобраться наверх, зайти в храм и осмотреть его изнутри. Но не только любопытство влекло меня наверх. Чем выше я взбирался, тем более крепла во мне уверенность в том, что я принял единственно правильное решение. Лишь когда я достигну поставленной цели — я не сомневался в этом, — мне откроется великая тайна, знание которой позволит решить все мои жизненные проблемы.
«Вперед, Дима, вперед!» — подбадривал я себя, карабкаясь по мерзлой поверхности холма, постоянно спотыкаясь о битый кирпич.
Наконец, я добрался до храма. Странное дело, церковь вовсе не походила на только что построенную. Стенам, как минимум, лет триста. Какие они темные и обветренные — возникает ощущение седой старины.
Часть стен с течением времени разрушилась, и храм скорее рассыпался, чем возводился. Наверное, строители занимаются здесь реставрацией. Может, этот храм представляет историческую ценность? Все может быть...
Я уже собирался войти внутрь, но решил еще раз осмотреть окрестности. Строительная площадка, огороженная забором из щитов профнастила, поражала своими размерами. Зачем вокруг столько свободного места — непонятно. Жилые дома, вплотную подступившие к забору, темнели бетонными громадами.
Надо же, ни одного горящего окна. Неужели все спят? И тут я увидел далеко впереди выход — кажется, один из щитов лежал на земле, а в образовавшийся проем лился ослепительный свет.
Так сейчас день или ночь? Да какая разница! Я все время шел не туда. На кой ляд мне нужен этот храм, когда выход совсем в другой стороне? Но я все-таки знаю теперь правильную дорогу и смогу выбраться туда, где светло, где в разгаре солнечный день, где, скорее всего, мой дом...

Что было дальше — не знаю. Проснувшись, я долго еще пытался сообразить, каким чудесным образом меня угораздило попасть на любимый диван. Да это же мне все приснилось! Уф, слава богу! Мое сердце затрепетало от радости. Оказывается, больше не надо бродить в темноте, по сугробам, ежась от холода и боясь потерять правильное направление. Куда приятней лежать у себя в комнатке. Но почему так холодно? Все ясно: форточка открылась, и холодный северный ветер навеял странные видения.
А сон не простой, завтра обязательно расскажу его Насте.

4 ноября
Я ожидал от ведьмы вразумительного толкования этого сновидения и прочих моих суеверий, но та легкомысленно отмахнулась, не желая ломать голову.
— Нормальный сон, ничего плохого не предвещает. И цифры «три» ты не бойся — нормальная цифра. Короче, все нормально, — уверенно подытожила она, но я внутренне с ней не согласился. На мой взгляд, «ненормального» хватало.
— Сначала займемся тобой.
Она зажгла свечу. Я привычно подвинул стул и сел напротив.
— Лечение продвигается неплохо. Сегодня я тебе налью воды — кстати, ты принес банку? Будешь три раза в день умываться этой водой. Пить ее тоже можно, но немного. Так, сделаешь глоток-другой — и хорош. К следующему разу принеси что-нибудь из еды: булочки, хлеб, овощи, сыр... Главное, чтобы они были не запечатаны. Скажем, пакет молока уже не годится, разве что дырку в нем сделать. А в субботу, как договорились, едем ночью на кладбище.
Вскоре Насте надоело водить свечой; она смяла ее вместе с бумагой в комок и небрежно кинула на диван.
— Давай банку, пойду воду приготовлю, да пора делом заняться.
Тут она поняла, что брякнула лишнее.
— Ты ведь не передумал книгу писать? — добавила она, искоса поглядывая на меня. Я же, придав лицу безразличное выражение, нарочито зевнул, прикрывая ладонью рот.
— Не передумал.
— Хорошо.
Настя ушла на кухню. Я отчетливо слышал, как она включила кран и наполнила водой стеклянную тару. Ну, дает! Зачем в церковь ходить за святой водой, когда дома свой источник имеется? «Ох, и дурят нашего брата!» — вспомнил я подходящую реплику из миниатюры Аркадия Райкина. Впрочем, во мне давно зрело скептическое отношение к способностям ведьмы. Ее помахивание свечкой и туманные разговоры не производили на меня никакого впечатления.
Настя вернулась в комнату и протянула мне банку с водой, предложив попробовать на вкус. Я сделал небольшой глоток.
— Запомнил вкус? Теперь закрой глаза.
Я закрыл.
— Теперь открой и снова пригуби.
Я отпил из банки еще чуть-чуть.
— Ну как, чувствуешь разницу?
Действительно, вода стала слегка сладковатой. Может, насыпала чего-нибудь?..
Тут заглянул ее муж и кивком пригласил Настю выйти поговорить. Беседа велась вполголоса, но я все хорошо слышал. Может, на это и было рассчитано. Не удивлюсь, если так. Речь шла о том, что надо вытрясти долг из какого-то Петра и что некая Зинка вместо денег отдала видеомагнитофон, и теперь стояла проблема продать его. Судя по всему, бывший уголовник Витя занимался делами «особо деликатными». Возможно, его друзья, да и он сам служили крышей для поселковой ведьмы, гарантируя надежность семейного бизнеса. Мне стало тревожно. Может, плюнуть на них и больше не приходить?
Но вскоре все темы их разговоров были исчерпаны, и Виктор ушел. Я же, отбросив сомнения, с интересом принялся слушать откровения ведьмы, не забыв включить диктофон на запись.
В целом, история не представляла собой ничего особенного. Для меня, но только не для Насти. Она начала спокойно, неторопливо, тщательно подбирая слова, но потом увлеклась, глаза ее заблестели, речь стала живой, эмоциональной. Возможно, она впервые рассказывала о своей жизни малознакомому человеку. Это ее возбуждало, она загоралась все больше и больше. Скорее всего, в представлении Насти ее судьба казалась ей какой-то особенной, даже исключительной. Она вполне серьезно верила в то, что говорила, а может быть, хотела верить. Я сам по натуре фаталист. Верю в судьбу. И все же видел, что Настя пыталась «притянуть осла за уши». Многое из ее рассказа без труда объяснялось вполне реальными, земными причинами, а не вмешательством потусторонних сил.
Родилась она в обычной рабочей многодетной семье. Бабку ее на деревне считали колдуньей и многие боялись.
— Глаз у нее дурной был. Запросто могла кого хочешь в могилу свести, — делилась семейными преданиями Настя. — Ей все равно было: родственник, не родственник — обиду никому не прощала. Мстила страшно. Из внуков и внучек никого не признавала, а меня сразу приметила, с самого рождения.
Правда, сама Настя свою расчудесную бабку не помнила. Сведения черпала из рассказов родителей. А те твердо стояли на своем: ведьмой бабка была, и все тут.
До двенадцати лет ничего особенного в жизни девочки Насти не происходило, если не считать хороших способностей к учебе в сочетании с отвратительным поведением.
— Сорвать урок для меня — раз плюнуть, — продолжала она. — Меня однажды даже директор школы уговаривал этого не делать. Я ведь могла в любое время весь класс в кино увести. Даже старшеклассники меня уважали и слушались. У меня эта, как ее...
— Харизма, что ли?
— Ну да, она. Очень сильная.
Я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Настя уловила это и одернула:
— Зря смеешься. Бывало, в трамвай зайдем с девчонками, выберем какого-нибудь мужика, я уставлюсь ему в переносицу — и он делается болван болваном. Я из трамвая — он за мной. Неважно, с женой он, с друзьями — идет за мной как телок, а девчонки, подружки мои, прикалываются. Они-то понимают, в чем дело.
Я слушал и все пытался наложить образ, нарисованный Настей, на реальную, сидящую передо мной женщину. В целом, картинки совпадали: черты лидера, способности к гипнозу плюс неудовлетворенное тщеславие — все это имело место, но ничего сверхъестественного я пока не заметил.
— Может, тебе лучше конкретный случай из мой практики рассказать? А то я все про бабку да про детство, — прервала воспоминания Настя.
— Нет, нет, это как раз то, что нужно, — заверил я ведьму. — Только расскажи подробней, почему ты все-таки занялась колдовскими делами. Ну, с уроков одноклассников уводила, ну, бабка в деревне чего-то там вытворяла...
— Ясно. То, что тебя интересует, произошло, когда мне было двенадцать. Я стала плохо спать. Не могу уснуть, хоть глаз выколи. А в полночь меня начинает от страха трясти. Лежу в постели и жду, когда он ко мне придет.
— Кто?
— Он. Хозяин.
— Дьявол?
— Можешь дьяволом называть, только я большой разницы между богом и дьяволом не вижу — они едины.
— Две стороны одной медали?
— Конечно. Подробней объяснить не могу — сама не понимаю. Некоторые теорией увлекаются, книжки умные читают, а элементарно сглаз снять не могут. Ничего не могут. Потому что у них Хозяина нет. А иной раз смотреть не на что, старушке под сто лет, безграмотная, а то еще и просто глупая, а ведь и лечит, и калечит, и привораживает, и что хочешь делает. Потому что Хозяин ей силу дает.
— Это все здорово, — прервал я Настю, — только ты в сторону ушла. Рассказывай дальше про своего Хозяина. Ну, не спишь ты ночью, и что?
— Жду. Знаю, что-то должно произойти. И точно. Явился он ко мне. Черной тучей сверху навалился, дышать нечем, тела не чувствую. В общем, жуть.
— Что говорит?
— Ничего не говорит, но я все понимаю.
— С чего ты взяла, что это он, Хозяин?
— Поняла. Сразу поняла. Он вроде ничего не говорит, а в голове все само собой проясняется... Нет, я, наверное, путано объясняю...
— Нормально. Давай дальше.
Но разговор пришлось прервать. Явилась Настина тетка и сообщила, что у ворот уже «люди собрались».
— На сегодня хватит. Работа ждет. Если прием не начну — дом снесут, — заявила ведьма тоном врача во время эпидемии холеры. — В субботу, как и договорились, едем на кладбище. За нами братки в одиннадцать заедут; на «мерсе» покатим покойников навещать.
Цинизм Насти меня несколько покоробил. Довольно того, что я сам циник, в других меня это раздражает. Я покинул дом ведьмы, испытывая чувства обманутого вкладчика, но за воротами дома вдруг развеселился. Я вспомнил, что Настя после сеанса не отдала мне бумажный кулечек с ритуальным свечным огарком, а небрежно бросила побочный продукт колдовского процесса на диван, да там и забыла. Какая непростительная небрежность! Склероз не щадит никого — ни ведьм, ни журналистов. «Что же теперь будет? — спросил я себя и тут же нашел ответ: — Да ничего не будет. Ерунда это все».

5 ноября
Настроение отвратительное. Сегодня решил помириться со Светой. Поглядел с утра на толстую задницу соседки и пригорюнился. Доколе я буду ублажать эту хрюшку? Пока сам в борова не превращусь?
Мысль оказалась продуктивной, она подтолкнула меня к действию. Я в темпе помылся, побрился, приоделся, купил по дороге букет цветов — и прямиком к Светке. Летел как на крыльях. Если ее не окажется дома, буду ждать, пока не придет. Пить не буду, есть не буду, у порога сдохну, а дождусь.
Сдыхать пришлось не от голода и жажды, а от стыда и разочарования. Свету я дома застал, но она мне была совсем не рада. Даже не предложила войти. И цветы не взяла, равнодушно скользнув взглядом по букету.
— Подожди меня на улице, я сейчас выйду, — сказала она, и по ее тону я понял, чем закончится попытка к примирению.
С чего это я взял, что Светка, увидев меня, бросится с радостным воплем на шею?
— Зачем пришел? — спросила она меня, присев на край скамейки.
— Мириться, — честно ответил я.
— А мы ссорились?
— Вроде бы.
— Нет, Дима. Ты меня предал, обманул. Разве нет?
— Свет, ты послушай... — попытался я перехватить инициативу, но она сделала категоричный жест ладонью.
— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Наверное, ты попросишь у меня прощения. Предложишь начать все сначала. Только этого, Дима, ничего не надо. Понимаешь... Я не смогу больше с тобой встречаться.
В ее глазах блеснули слезы.
— Почему? Мы же любим друг друга. Я точно знаю — любим.
И тут тихо она произнесла:
— Я вас видела, Дима,
— Как это — видела? Где видела? — удивился я.
— В твоем окне. Я убежала тогда, села в трамвай, еду, а сама думаю: может, все не так? Может, соседка твоя неправду сказала? Взяла и вернулась. Вот дура!
Я похолодел.
А Светка продолжала:
— Я подошла к окну, хотела постучать. Как обычно. Вижу в окне тебя. Я не подглядывала специально, просто шторка была неплотно задернута. В общем, я все видела. И как соседка тебе деньги давала, как ты ее целовал... И все остальное. Интересно, что это за деньги были? Она тебе за удовольствие платит? Хотя, всё, ваши дела меня не касаются.
Так... Ситуация. Сейчас она поднимется со скамейки и уйдет, а я останусь при своих интересах. Но без любимой женщины. В тот миг я как никогда остро почувствовал боль утраты. Надо было что-то быстро предпринять. Что угодно, любую дурь, лишь бы затормозить процесс разлуки, повернуть вспять реку глупостей и обид.
— Да, Света, ты права, — поспешно произнес я, удерживая ее за руку. — Люда действительно платит мне за... За это самое. От нее ушел муж, а ей очень надо. Понимаешь? Она без мужика не может. Ей даже врачи сказали: «Не будешь трахаться — помрешь». Вот такая беда.
Светка от изумления буквально онемела, глаза ее округлились и готовы были вывалиться из глазниц.
— Ты в своем уме? — прошептала она. — Что ты несешь?
— Я, Света, в своем уме. Когда Люда предложила с ней лечь в постель, я, конечно, отказался. Я возмутился! Но она схватила нож и попыталась вскрыть себе вены...
— Ты идиот, понял! — вскрикнула Светка. — Ты дебил. И больше ко мне не приходи! Не хочу слушать всякую хрень!
И она ушла. И правильно сделала. На ее месте я бы тоже ушел.

6 ноября
Наконец-то наступила долгожданная суббота! Сегодня я еду с Настей на кладбище!..
Написал эти строки и засмеялся. Получилось празднично, мажорно, будто в кабак на гулянку собрался. А ведь если разобраться — ночью? на кладбище? Бр-р-р! Мороз по коже!
Из головы не выходит Светка, ее последние обидные слова. Мне казалось, что забыть подругу будет легко. Ну да, нравится она мне, ну, привык. Как привык, так и отвыкнуть можно. Но когда она мне категорично отрезала дорогу к примирению, навалилась такая тоска — хоть на луну вой. Мир окрасился в черно-серый цвет.
Одна надежда осталась — на Настю. Вдруг сможет помочь? Хотя в способностях ведьмы я начинаю сильно сомневаться. Посмотрим, какой она спектакль сегодня на кладбище разыграет. Опять начнет заливать насчет Хозяина или что-нибудь еще преподнесет в том же духе.
Я уже собрался выходить, и тут на тебе — путь мне преградила соседка.
— Ты куда это на ночь глядя?
Ничего себе! Вот так новости. Мне уже надо отпрашиваться, словно детке малому. Животная тяга к ней, которая владела мной последнее время, отступила. Вместо него подкатила жгучая злость.
— Иду по делам, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Приду поздно, ложись без меня.
— По каким таким делам? — голос Люды приобретал соответствующую моменту тональность.
У меня появилось сладостное желание нагрубить, послать ее куда подальше или даже врезать ей промеж глаз. Но я уже знал твердолобый и взрывной характер своей сожительницы и потому мягко, хоть и не без легкой язвительности, пропел:
— Договорился тут с ребятами вагоны разгружать. Какой никакой, заработок. Правда ведь?
Люда растерялась. Она мне не верила, но сказать что-либо вразумительное была не в силах. Не хватало сообразительности.
Я воспользовался ее замешательством и без помех выскочил на улицу.

Ночь с 6 на 7 ноября
Не обманула Настя: клиенты и впрямь приехали на «мерсе». Шикарная машина, мне и не мечтать о такой. Пока ехали, я успел рассмотреть обоих «братков». Вернее, затылок одного и физиономию другого. Того, кто сидел за рулем, я почти не видел, второй же постоянно оборачивался, говорил с Настей приглушенным голосом, подозрительно посматривая в мою сторону. Я ему явно не нравился. А он — мне. Ладно, нам не целоваться.
Из разговора я понял, что им уже приходилось бывать в столь позднее время на кладбище. Тем непонятнее было их состояние повышенной нервозности. Из чего я сделал заключение: прогулка предстояла не из приятных.
Въехали на территорию левобережного кладбища, но не через центральный вход, а откуда-то с торца, я даже не успел заметить, в каком именно месте. Один из «братков» вдруг вытащил из кобуры скрытого ношения пистолет. Для чего он это сделал — непонятно. Наверное, чтобы нервы успокоить.
— Убери «волыну»! — рявкнула на него Настя. Именно рявкнула, лучшего слова не подберешь.
Ого, какой шикарный командный голос! Ей бы подошло на плацу заниматься строевой подготовкой с новобранцами.
— Пацаны в прошлый раз напугались, вот за стволы и хватаются. Только это бесполезно, — пояснила она мне странное поведение клиентов.
Может, они между собой договорились и специально на меня страх нагоняют?
А за окнами при свете фар выступали из темноты могильные кресты, оградки и голые стволы берез. Впрочем, ехали мы недолго. Бритоголовый шофер заглушил двигатель.
— Вот и приехали, — сиплым голосом произнес он. Настя, с сумкой через плечо, вышла из машины и, не сказав никому ни слова, нырнула в ночную бархатную темень. Я последовал за ней. Страха не испытывал, а лишь азарт первооткрывателя.
— Ты за мной не ходи, — остановила меня ведьма. — Жди здесь. И от машины далеко не отходи, а то заблудишься.
«Сама не заблудись», — с раздражением подумал я.
Надо же, какая подлянка! Я-то рассчитывал воочию увидеть какой-нибудь ритуал или что-то в этом духе, а мне взамен предлагали прогуляться вокруг бандитского «мерса». В том, что в автомобиле сидят ребята, имеющие отношение к криминальным структурам, я не сомневался. Одни их рожи чего стоили! И вообще.
Я огляделся. Машинально расстегнул куртку.
Однако, здорово потеплело. Вон земля совсем сухая, будто бы и не лили дожди всю последнюю неделю. Может, очередное бабье лето на носу?
Но более всего поразило меня царившее на кладбище оживление. Никогда бы не подумал, что в ночное время находится столько желающих посетить усопших родственников. Всюду слышались голоса, по большей части женские, треск веток и звуки проезжавших туда-сюда автомобилей. И еще удивил сильный запах прелых листьев — для ноября это совсем не характерно.
Я решил немного пройтись по дороге, забыв о предостережении Насти. Братки остались сидеть в машине, моя судьба их не интересовала.
Вдруг захотелось закурить. Курил я редко, например, под пиво в хорошей компании или в состоянии резкого упадка духа, как, например, после первой ночи, проведенной с соседкой Людой... Вон мужик какой-то идет, попробую стрельнуть у него сигаретку.
— Извините, закурить не найдется?
Я старался говорить спокойным доброжелательным тоном, чтобы не испугать. Но мужик ничего не ответил, бросив на меня исподлобья сердитый взгляд.
Странный мужик, что-то в нем не так.
А что не так? Нескладная сутулая фигура, потрепанная кепка, модная в начале семидесятых, серый плащ, лицо... Какое у него лицо? Такое же, как плащ: серое и невыразительное. Глаза? Недобрые. Их я, можно сказать, и не видел, запомнилось лишь выражение... Да не было никакого выражения! И глаз как бы не было. Мелькнул под козырьком злой огонек и все.
Я посмотрел вслед растворяющейся в темноте фигуре, на очертания деревьев на фоне низкого, давящего неба. Душно. Наверное, дождь пойдет.
Дорога такая пустынная, навевает грусть...
И почему все вокруг так галдят? Разве можно шуметь на кладбище? Да еще ночью? Зачем тревожить покойников?
Я решил вернуться к машине. Только вот где она? В какой стороне? Ничего не понимаю. Отчетливо слышу назойливое гудение, откуда оно — не могу сообразить. Может, в голове гудит? Скажем, давление подскочило. Да какое к шутам давление — я абсолютно здоров, чего и всем желаю. Только почему на душе такая тревога? И куда подевался этот дурацкий «Мерседес»?
Я увидел справа тень и подошел поближе. Пожилая женщина в черном платке возилась около могильной оградки. Поприветствовал ее, но она никак не отреагировала. Продолжала заниматься своим делом, тихонько напевая нехитрую песенку. Я попытался разобрать слова.

«Не горюй о друге,
Мы скоро вместе будем...»

Тревожные строки привели меня в замешательство.
— Вот ты где! — словно сквозь сон услышал я голос Насти. — А мы тебя ищем-ищем... Говорила ведь, не отходи далеко от машины.
Гудение прекратилось. Передо мной стояла Настя, ее красные глаза светились в темноте.
— А где машина, где ребята? — хрипло выдавил я из себя.
— Да вон они, на дороге. Мы уже без тебя ехать собрались. Думали, пешком наш Дима домой подался.
Насмешливые интонации ее голоса окончательно привели меня в сносное состояние. Я оглянулся, хотел еще раз попробовать поговорить с теткой у могилки, но той на месте не было. Вяло подумалось: «Спугнули беднягу. Не дали спокойно поработать».
Настя взяла меня под руку, и мы побрели к поджидавшей нас машине. Колени мои тряслись от слабости, да и вообще я чувствовал себя как выжатый лимон.
— Который час?
— Да уже половина пятого. Скоро рассвет.
Ничего себе! Где это меня всю ночь носило? Но у Насти я ничего спрашивать не стал. Не было ни сил, ни желания.
Домой! Только домой! Теплый душ и мягкая постель, и больше никаких ночных кладбищ и связанных с ними колдовских мероприятий. У покойников свое место, у живых — свое, не хрен друг другу мешать.

7 ноября, день
Сегодня годовщина Октябрьской революции. Праздник встречаю в постели с градусником под мышкой. Температура за тридцать восемь и дико болит горло. Попивая чай с лимоном, я нашел логическое объяснение вчерашним событиям. Никаких чудес со мной не происходило. Я подцепил вирусную ангину. Бурное и внезапное начало болезни и послужило причиной неадекватного восприятия действительности. Несомненно, сказалась и нервотрепка последних дней.
Сейчас, при свете дня, подобный расклад вполне меня устроил. Надо свалить все на болезнь и забыть посещение кладбища как можно скорее.
Лучше мысленно окунуться в далекие революционные дни и попытаться связать их с проблемами современности. Может получиться неплохая статья.
Нет, разумней будет не думать вообще ни о чем. Мое дело сейчас пить аспирин и полоскать горло отваром шалфея, благо есть кому за мной ухаживать. Заботливая соседка свое дело знает.

11 ноября
Сегодня ночью выпал снег. Нет, не жалкое его подобие, напоминающее напитанные влагой комки ваты. А настоящий, зимний, покрывающий землю ровным пушистым слоем. Такой снег не тает под ногами, он выпадает надолго и напоминает о приближении нового года. И это здорово.
Я с утра прилип к окну, все любуюсь преображением нашего двора. Напротив окна остановилась иномарка серебристого цвета. «Хонда» — признал я популярный автомобиль корейского производства. — Любопытное совпадение: у Жанны тоже «Хонда», и тоже серебристого цвета». Интересно, к кому это пожаловали? У нашего подъезда останавливаются только «Москвичи-412», мотоциклы «Урал» с коляской и прочие рудименты славного советского прошлого.
А «богатеньким Буратино» оказался Петрович. Кто же еще мог меня, одинокого и больного, навестить? А ведь и правда, кроме него, у меня в городе не осталось ни одного человека, кого я мог бы назвать своим другом. Да что там другом! — приятелем назвать некого. Дожил ты, Рябинин, дальше некуда.
— Ты что такой бледный? — спросил он с порога, оценив с первого взгляда мое физическое состояние на три с минусом.
— Ангина привязалась. Но дело уже пошло на поправку. А ты, конечно, на минутку и по делу?
— Да, на большее времени нет, ты уж извини.
— Тачка у тебя классная! Новьё. Давно взял?
Петрович засопел от удовольствия. Слабо все-таки устроены человеческие создания.
— Неделю назад номера получил, — скромно, но с достоинством ответил друг Славик.
— Понятно. А ко мне что за дело?
Тут Петрович вновь стал серьезным и даже излишне суровым. Мне всегда казалось, что он любит театральные эффекты и часто переигрывает. Вот и сейчас.
— Помощь мне твоя нужна, Димас.
Я зевнул.
— Работу охранником не предлагай, предупреждаю сразу.
— Ни за какие деньги?
Я засмеялся.
— Ни за какие.
— А меня охранять возьмешься? Помнишь разговор у озера? Ты тогда был не против устроиться ко мне телохранителем. Ну так как?
Вот это да! Петрович в своем репертуаре. Что и говорить, предложение более чем неожиданное.
— Да какой из меня телохранитель? Челюсть могу свернуть кому надо, только и всего. А заниматься вопросами охраны профессионально мне слабо, — честно признался я. — Найди себе, Слава, мужика посерьезней.
— Я только тебе доверяю.
Я внимательно всматривался в лицо друга, тщетно надеясь, что он сейчас расхохочется, обернув все в шутку. Но Славик оставался серьезным. Таким я его еще не видел.
— Похоже, Славик, у тебя проблемы. Давай выкладывай, что произошло.
— Так не пойдет. Если ты принимаешь мое предложение — будет разговор. А на нет и суда нет.
Я наигранно рассмеялся.
— Интересный ты человек, Петрович. Сватаешь меня на опасное дело вслепую. Как, по-твоему, я должен реагировать?
— Двадцать тысяч. Для начала.
— Ого! Дело и впрямь серьезное. Надо подумать.
Петрович смотрел на меня с затаенной грустью.
«Здорово он влип», — подумал я и решил ни за какие деньги не соглашаться.
— Тридцать тысяч.
— Петрович, отстань. Я же сказал, подумать надо.
— Твоя цена?
— Отстань.
Торг был прерван Людой, вошедшей без стука с подносом.
— Тут чай с медом, таблетки... Товарища можешь печеньем угостить.
Пришла очередь удивляться Петровичу. Он, вытаращив глаза, смотрел на соседку, силясь определить ее статус при дворе журналиста Димы. Люда поставила поднос на стол и с достоинством удалилась, бросив на ходу:
— Дима уже который день болеет. Измучился весь...
Дверь захлопнулась. Петрович перевел на меня недоуменный взгляд.
— Кто это? — наконец он сумел спросить хоть что-то.
— Ты не узнал ее? Соседка,- стараясь сохранить маску безразличия, ответил я.
— Узнал. Только тебе она кто?
— Да так. Чай вот приносит.
— Она вроде замужем была? — продолжал проявлять интерес Славик.
— Разошлась. Теперь со мной живет. Ничего женщина, правда? Тебе нравится?
Петрович растерялся.
— Да ничего... — пробормотал он. — На мой вкус, слегка полновата.
Я не выдержал и заржал.
— На мой вкус тоже. Зато какие она пельмени готовит!
— А как же Света?
— Петрович, отвяжись. Была Света, теперь Люда, завтра будет Хиллари Клинтон. Вопросы есть?
Петрович потер переносицу.
— Это аморально.
— Кто бы говорил.
— Ладно, ну их, этих баб. Ты лучше мне ответь: пойдешь ко мне работать?
— Да что случилось-то?
В ответ прозвучал тяжелый вздох.
— «Рафага» и прочие вложили кучу денег в развитие моего предприятия, — сделав над собой усилие, сказал он.
Ага, я так и думал. Вот почему Славик меня агитировал устроиться к Малышу. Появилась нужда иметь в «Рафаге» своих людей.
— Все шло нормально, да вдруг наш совет директоров решил влиться в структуру треста, — продолжал Петрович.
— И что?
— Как бы ничего, но совет во главе с Думским — ты же помнишь Думского? — не знал о моих отношениях с Малышом. Ну, может, и знал, но не официально, не от меня.
— А я думал, деньги на модернизацию производства тебе выдал твой концерн «Упаковка-плюс».
Оказалось, что мой такой разумный друг получал деньги в двух местах. Легально — со счетов своего ОАО, и нелегально, на свой страх и риск, — от группы фирм «Рафага».
— Когда деньги есть, производство раскрутить — раз плюнуть, а со временем я бы с Малышом рассчитался. Да так бы все и получилось... И вдруг — объединение. Меня хотят освободить от должности директора, предлагают хорошее место в управлении треста.
— Не пойму, в чем проблема.
— На неделе будет финансовая проверка, — тихо, почти шепотом, сказал Славик, и я почувствовал, какой дикий страх владел им в это мгновение. Мои проблемы сразу показались ничтожной мелочью, пустяком, не стоящим внимания. Искренне жаль Петровича — он выглядел таким несчастным.
— Черная бухгалтерия?
— Не только. Кое-что потратил. А большую часть денег перевел за границу. Хотел сына отправить учиться в Англию, купить домик в Италии... Да много чего. Короче, мне нужна помощь.
— Без проблем, — не раздумывая ответил я, — только чем я тебе смогу помочь?
— Будь рядом. И все. Тридцать тысяч тебя устроит?
— Не нужны мне твои деньги. Я тебе так помогу, правда, не представляю, чем.
— Спасибо, — проговорил мой несчастный друг голосом, полным слез. Не хватало еще, чтобы он разрыдался.
— Тебе угрожают?
— Пока нет.
— А деньги из-за бугра сможешь быстро назад перебросить? — продолжал я задавать вопросы, уже чувствуя ответственность за судьбу друга.
— Нет, Димас. Все намного сложней, чем ты себе представляешь. Потом введу тебя в курс дела.
Ну, потом так потом. Я подошел к окну и невольно залюбовался новой машиной Петровича. Появилось острое желание проехаться на ней. Никогда не приходилось управлять авто такого класса. Я не удержался от соблазна:
— Слушай, Петрович, дай прокатиться!
— Лучше кофе завари. Устал я что-то бегать. Хочется посидеть, расслабиться, не дергаться по всякому поводу... Надоела суета, понимаешь?
— И сиди себе. Кофе на кухне, там же кофемолку с кофеваркой найдешь. В шкафчике над холодильником. Люды не бойся, она своя в доску. Ты мне ключики одолжишь минут на двадцать? Права у меня есть. Сделаю вокруг квартала пару кругов — и назад.
Петрович в нерешительности замер. Было видно, что он переживает за машину и вот-вот мне откажет. Я жалобно заныл:
— Клянусь, буду крайне осторожен. Ехать буду тихо-тихо! Петрович, ну, я тебя умоляю.
Славик понял: я соглашаюсь на его просьбу, ему же придется согласиться на мою. В сущности, я просил такой пустяк.
— Держи ключи. Только я прошу тебя...
— Не переживай, не переживай, все будет о'кей. Вокруг квартала — и сразу назад. Ты и кофе выпить не успеешь.
Я видел, с какой неохотой Петрович отдает ключи, и потому включил свое обаяние на полную катушку.
Еще минута колебания, и Петрович решился.
При других обстоятельствах он никогда и никому не доверил бы свой новенький автомобиль, но состояние сильного стресса притупило его природную осторожность. Хотя осторожный человек вряд ли вляпался бы в историю, только что услышанную мной. Похоже, я плохо знаю своего друга. Всегда считал его рассудительным, шустрым, но не склонным к авантюрам человеком. По мелочам Петрович рисковать мог, но по крупному — никогда. И вдруг на тебе — такая метаморфоза...
Тихое урчание автомобиля отвлекло меня от анализа поступков хозяина этой мощной тачки. Ощущение потрясающее, будто сидишь за штурвалом «Боинга».
Как там Гагарин выкрикнул? «Поехали!»
И я «поехал"...

11 ноября, через полчаса после описанных выше событий
Катастрофа! Ужас! Я в шоке, я никак не могу прийти в себя! Что я натворил?!

13 ноября
Немного успокоился. Во всяком случае, могу попытаться вразумительно изложить события того злосчастного четверга. Но сначала — сто граммов водки. Пью второй день — то водку, то пиво. Почти не пьянею, только пот льет ручьями.
Все жду появления ментов, только те почему-то не спешат. А я от страха настолько отупел, что совершенно забыл про пистолет Боба, пылящийся на шифоньере. Вот еще одна реальная причина для страха. Сколько дают за незаконное хранение оружия? Точно не знаю, но дают.
Так, стоп. К чему это я про пистолет начал? Дело не в пистолете. Тетку я на улице сбил. Кошмар! Решил проверить скоростные возможности новенькой иномарки. Возможности хорошие, я бы даже сказал, прекрасные. Та тетка взлетела после удара выше капота, только ноги в воздухе мелькнули.
И откуда она взялась?! Выезжая на проспект Ленина, я решил срезать через квартал. Между школой и домами есть узкий проезд. Вот им-то я и решил воспользоваться. Дорога — совершенно пустынная. Ни одного прохожего. Жму на газ, и вдруг... Ну откуда она выскочила?! Принесла ее нелегкая...
Все напоминало американский боевик: разгон, удар, полет... И тупой шлепок об асфальт, лицом вниз. Я обмер, остановил машину, смотрю на лежащее тело: маленькая, сухонькая фигурка, серый плащ не по погоде, черный, такой знакомый платок... Да это же та женщина, которую я на могилках видел. Она еще песню напевала. Что-то про друга.
Вот она — судьба. От нее не уйдешь.
А может, уйдешь? Никого поблизости нет. Никто ничего не видел. Надо рвать когти...
— Быстро ты накатался, — рассеянно заметил Петрович, поглощенный своими мыслями. Мой бледный вид его совершенно не взволновал. И слава богу: на тот момент я не мог рассказать ему правду.
Хотя какую правду? Может, и не было никакой сбитой тетки. Может, все приснилось. Галлюцинации у меня. Уже, кстати, не первый раз. Сначала женщину в черном платке я встретил ночью на кладбище, потом она средь бела дня бросается под колеса автомобиля. И при этом, что интересно, кроме меня, ее никто не видит и не слышит. На автомобиле ни царапины — это как? Точно, сон. Я сплю. Скорее всего, я и от дома-то не отъезжал, сел за руль и отрубился. То есть сознание потерял. Вот мне и пригрезился кошмар...
Таким образом я пытался успокоиться и найти весомую причину для оправдания собственной подлости по отношению к другу. А тот, ничего не подозревая, засобирался «по делам».
— Дрянь у тебя кофе. Купи другой, — бросил он на ходу.
— Так ты растворимый пил, а нужно было из зерен приготовить, — машинально ответил я и удивился будничности своего голоса.
— Как тачка? Понравилась?
— Угу...
— Будешь у меня работать — такую же купишь. Или даже лучше. Со временем.
— Угу...
— Не вижу радости в глазах, — Петрович внимательно посмотрел на меня.
Я невольно отвернулся.
— Когда к работе приступать? — спросил я, понимая, что никакой работы может и не быть.
— Я тебе на днях позвоню.
На этом мы расстались. Чем занимается сейчас Петрович — не знаю. А я трясусь от страха.

13 ноября, вечер
Сидеть в одиночестве в четырех стенах стало совсем невмоготу. Позвонил Насте.
— Срочно надо увидеться, — выпалил я, пропуская мимо ушей слова приветствия и ничего не значащие вопросы типа «как дела?»
— А что случилось?
— Приеду — расскажу...
Я немедля вызвал такси и рванул на поселок к Насте, хотя и не представлял, чем она могла мне помочь. Перед тем как выйти из квартиры, я достал пистолет и сунул его во внутренний карман. По дороге выброшу где-нибудь. От греха подальше.
Настя — баба наблюдательная. Сразу просекла мое состояние. Она не стала впустую жечь свечки, а внимательно выслушала меня, не задавая лишних вопросов. И я рассказал все, без малейшей утайки.
— Что делать? Посоветуй, — попросил я ведьму, завершив жуткий рассказ.
— Сразу и не сообразишь, — откровенно ответила та. — Одно могу сказать, с тобой ничего плохого не случится. Я так вижу. Останешься на воле, целым и невредимым.
У меня невольно вырвался вздох облегчения. Хотя, если разобраться, что значат ее слова?
— Не радуйся. Ту женщину в черном платке ты не убил. Она уже мертвая под колеса бросилась. Понял, о чем я говорю?
— Нет.
— Со временем поймешь. Бесы тебя не хотят от себя отпускать, вот и идут на всякие пакости. Но ты не бойся, я тебе помогу.
Я расслабился: бесы, мертвецы — это фигня. Лишь бы менты по мою душу не пришли.
А глаза Насти так близко. Огромные, манящие... И кожа такая белая... Губы... Я так хочу их целовать и совсем не хочу думать о каких-то тетках, прыгающих под колеса. Я — убийца? Нет, мертвых убить невозможно. Наши губы соединились, теплая волна страсти разлилась по телу, закружилась голова...
И я понял, почему приезжал сюда все это время. Конечно, мне всегда была нужна она и только она. Остальное — камуфляж. Первый раз я приехал к ней отчасти из любопытства, а больше от отчаяния. Меня привели сюда поиски причин моих неудач. Это поначалу, но потом все изменилось. Проект книги и «лечение» были лишь внешней причиной, заставлявшей меня возвращаться к Насте вновь и вновь. И что там пять тысяч! — я отдал бы куда больше. Мною, как всегда, сначала завладело любопытство, потом — страсть. Та самая страсть, что толкнула меня в объятия соседки по квартире, заставила упасть на колени перед Светой, жениться на Гале, Рите, прийти к Жанне... Слаб я на это дело: легко теряю голову, очень легко.
Это сейчас, по прошествии времени, я пытаюсь дать оценку своим поступкам, а в тот момент я только наслаждался: неистово целовал Настины губы, шею, грудь... Она не сопротивлялась, она и сама хотела меня.
Потрясающая женщина! Благодаря ей я мог — пусть на миг — отрешиться от своих проблем, тягостных мыслей и мук совести. Каждое прикосновение к ее мягкому податливому телу приносило истинное наслаждение.
— Не надо, — откуда-то издалека прозвучал голос Насти.
Как это не надо? Почему не надо? Ах, да, ритуальные слова, они всегда звучат из уст женщин в подобных случаях.
— Не надо! — голос Насти уже звучал требовательно.
Я отстранился.
— Ну что случилось?
— В соседней комнате муж спит. Может проснуться.
Муж?! Серьезное препятствие. Мне сразу вспомнился размытый взгляд жилистого уголовника. Нет, с мужем связываться желания не было. Я мгновенно остыл и принялся застегивать штаны.
— Разумно, — голосом, полным насмешки, произнесла женщина.
— Смеешься? А если бы он застукал нас — куда бы смех девался?
— Виктор мужик суровый, сразу бы тебя убил.
— Ну да? А тебя?
Вдруг скрипнула дверь в спальне, и вопрос повис в воздухе. Я похолодел: а вдруг Виктор не спал и все слышал?
Настя быстро запахнула халат, уверенным движением схватила со стола свечу и зажгла ее. Когда в комнату заглянул супруг, она уже вовсю выгоняла из меня злых духов. Я же послушно сидел, положив руки на колени: внешне бесстрастный, внутренне готовый броситься в драку.
— Я на правый поехал. Пылесос в ремонт отвезу, — раздался глухой голос Виктора.
— Ага, давай.
— Клиентов еще много?
— Нет больше, Дима последний.
— Пожрать что купить?
— Хлеба возьми, остальное все есть.
Дверь захлопнулась. Сразу стало легче дышать.
Настя тоже расслабилась; погасив свечу, она развалилась на диване и сладко потянулась, выгибаясь всем телом.
«Было «не надо», а сейчас стало «надо», — так я оценил ее телодвижения. Острое желание вновь овладело моим телом. — А почему бы и нет? — рассудил я. — Виктор поехал пылесос в ремонт сдавать — вот и чудесно. Нам никто не помешает».
— А дочь твоя где? — спросил я на всякий случай.
— К подруге ушла, придет не скоро. А тетка у свояченицы гостит.
Настя понимала меня с полуслова.
Только почему Виктор?..
В воздухе повисла гнетущая тишина.
— Ты что? — Настя явно не понимала моего состояния.
«Вот она я, перед тобой — бери же меня!» — торопили ее глаза.
— Он сказал про пылесос. Какой сейчас может быть пылесос? Уже восемь часов, да и суббота сегодня.
Мои слова попали в точку.
— Соврал, значит. Подумаешь... — Настя пыталась казаться беспечной.
— Знаешь, я, пожалуй, домой пойду, — сказал я, нисколько не заботясь о том, как мой поступок расценит женщина.
— Струсил?
— Струсил. Меня однажды выбрасывали из квартиры — все ступеньки ребрами пересчитал, пока летел.
Настя злорадно расхохоталась.
— Класс! Жаль, не видела.
— А ты, я смотрю, пакостная бабенка.
— Естественно, — подтвердила Настя. — Ведьмы, Дима, нежными и пушистыми не бывают. Нам по штату положено гадости делать. А если мы ленимся, то Хозяин нас наказывает. Для начала по рукам бьет — знаешь, какие синяки остаются!
— Виктор придет — под глаз тебе синяк поставит.
— Не за что ставить... Виктор мне многим обязан, я его с того света вытащила. А ты можешь валить отсюда! — уже вслед выкрикнула она и еще что-то добавила, но я захлопнул дверь, и звуки ее голоса остались за порогом.
А на улице мела поземка.
Я съежился, поднял воротник куртки и хотел уже пойти на трамвайную остановку, как вдруг меня ослепили зажженные фары автомобиля. «Виктор, — сразу догадался я. — Меня поджидает».
Догадка оказалась верной.
— Садись, подвезем! — нарушил тишину глухой голос Настиного мужа.
Хотя я стоял против света, все-таки сумел разглядеть в машине, кроме хозяина, силуэт пассажира на заднем сиденье.
Вот оно, началось! Не миновать мне сегодня мордобоя. А то еще краше: пику в бок получу! А, собственно, за что? С Настей у меня почти ничего и не было. Наоборот, я, можно сказать, устоял, вырвался из ее жарких объятий, сохранив тем самым честь мужа нетронутой. В знак, надо полагать, благодарности этот самый муж предлагает прокатиться с ним по ночному городу. Правда, раньше за ним подобной предупредительности не замечалось.
Тут я вспомнил про пистолет, лежащий в кармане куртки. Вернее, он сам напомнил мне о себе: «ТТ» оттягивал своим весом плечо и стеснял движения.
Ничего, потерплю. С пистолетом я почувствовал себя гораздо спокойнее. А этим обормотам, в случае чего, головы снесу.
И я решительно направился к машине.
— Мне на Советскую. Дом напротив поликлиники, недалеко от рынка.
Виктор кивнул.
Смешно. Будто в такси.
Лицо Виктора оставалось бесстрастным.
«А он умеет владеть собой», — подумал я и бросил взгляд назад. Там сидел невзрачный мужичок со шрамом на верхней губе. Тоже, наверное, уголовник — одна шайка-лейка. Ну, ничего, ребята. Только дернитесь — полетят клочки по закоулочкам.
Мысль достойна настоящего крутого мэна, только, говоря откровенно, я отнюдь не был уверен в своих силах. Меня не покидало тревожное чувство близкой опасности. Если попытаться описать ход моих мыслей в тот момент, то траектория их движения будет напоминать полет теннисного шарика в пинг-понге. Сравнение не ново и даже избито, да не время было подбирать свежие сравнения.
Так, поселок позади, выехали на центральную дорогу. Повернули влево — значит поедем по Южному переходу. Скорость держит приличную, вряд ли собирается скоро останавливаться.
А почему они молчат? За все время не произнесли ни слова. Может, мне задать какой вопрос? Про погоду или там насчет здоровья поинтересоваться?
Плохо, что я сижу на переднем сиденье. Сзади очень удобно удавку на шею набросить... И все. Похрипел — и каюк!
Они могут. Интересно, как зовут второго? Виктор нас даже не познакомил.
Надо сесть вполоборота и прижать подбородок к груди, а еще лучше руку у лица держать: мочку уха, например, оттягивать, нос почесывать. Да мало ли?
Выехали на мост. Пока ничего не происходит. Виктор закурил. По-прежнему ни слова. На губах такая тонкая усмешка... Или мне кажется? Еще раз усмехнется — пулю ему в живот! Сразу будет не до смеха!
Ага, вдали показались сверкающие афиши цирка. Уже ближе к дому, да и район людный, — это бодрит.
Э-э... Что за странный поворот в новые кварталы? Мне туда не надо!
Не успел я раскрыть рот, как Виктор пояснил:
— На минуту за одним корешем заедем. Или ты спешишь?
— Нет. Нормально, успеваю...
Дурак! Куда ты успеваешь? На тот свет? Сейчас завезут в укромное место, поближе к городскому пруду, грохнут и выкинут тело в воду!
Автомобиль тормознул недалеко от пединститута. Виктор достал сотовый и позвонил.
— Я приехал. Да... Выходи. Как обычно.
«Какие мы лаконичные», — мысленно съязвил я, а сам упустил удобный момент покинуть опасную машину. Когда в салон сел громила с бычьей шеей, я струхнул уже основательно и запаниковал.
Похоже, конец! Сейчас к Уралу повезут. Мочить и топить... А я не хочу!..
Но друзья-уголовники никуда не спешили: они сидели спокойно и курили. Игра в молчанку стала невыносимой, и когда Виктор повернул ключ зажигания, я взвизгнул, испугавшись при этом звука собственного голоса.
— Стойте! Не надо ехать!
Виктор, будто меня не слыша, развернул машину и, отпустив сцепление, нажал на газ. Автомобиль стремительно набирал скорость.
— Тебе же на Советскую, — спокойно напомнил мне Виктор.
— А мы куда едем? В сторону Калмыкова. Мне не по пути.
— Грузина забросим. Потом тебя отвезем.
Грузином он называл амбала, только что севшего в салон «жигуленка».
Черт, что же делать?
— Останови у «Станицы». Здесь выйду.
Я старался говорить уверенно, приказным тоном.
— Не могу. Здесь остановка легкового транспорта запрещена, — так же спокойно продолжал мотать мне нервы Виктор.
Ну, была не была! А то поздно будет.
Я решительным движением вынул «ТТ» и приставил ствол к ноге уголовника.
— Останови машину. Не то дырку сделаю. А вы не двигайтесь! — на последних словах я сорвался на крик.
Виктор и не подумал сбрасывать скорость, а начал тянуть время.
— Ты чё, братан? Испугался чего?
Краем глаза я уловил движение Грузина.
— На место, сука! Всех положу!
Я что есть силы вдавил дуло пистолета в бедро Виктора и яростно, со свистом прошипел:
— Останавливай, иначе...
Виктор начал тормозить и приткнулся к обочине дороги.
— Выходи, — совершенно буднично, будто не слышал только что истерик и угроз в свой адрес, сказал он.
Меня трясло. Дрожащей рукой я открыл дверцу.
— Если кто дернется — сразу пристрелю.
— Хорошо, братан. Только не забудь снять «волыну» с предохранителя.
На весь салон раздался издевательский, жутко обидный хохот.
Пусть ржут, сколько хотят! Мне бы живым уйти.
Поминутно оглядываясь, я поспешил к автобусной остановке. Вслед раздался резкий свист и выкрики:
— Слышь, баклан? Не забудь штаны постирать!
Но из автомобиля никто не выходил. Вскоре они успокоились и, дружно закурив, принялись обсуждать какие-то свои дела. Потом двигатель заурчал и «пятерка», рванув с места, промчалась мимо меня.
Опасность миновала. А она точно была? Я уже ни в чем не был уверен.
Вдали вдруг послышалось завывание милицейской сирены. Я с ужасом посмотрел на пистолет, который продолжал держать в руке. Подчиняясь инстинкту самосохранения, тут же забросил его подальше в снег.
Уф! На душе стало легче.
В первые две минуты... А потом я ощутил полную свою незащищенность. Интересно, как я буду решать свои проблемы без оружия? Например, возьмет да и вернется сейчас Настин мужик со своими архаровцами. Да они меня мигом придавят!
Найти! Срочно найти!
Но задача оказалась не из легких. Я перебросал ногами весь снег в районе предполагаемого падения пистолета. Все тщетно!
«Дурак, вот дурак», — ругал я себя разными обидными словами.
Пистолета я не нашел, только набрал полные сапоги снега и, уставший, покинул поле своей полоумной деятельности.
«Хорош на сегодня. Пора домой», — принял я правильное решение, и проезжавшая в тот момент «маршрутка» пришлась весьма кстати.

14 ноября
Плохо — одним этим словом можно охарактеризовать состояние моих дел. И, похоже, день ото дня становится все хуже.
Днем, часов в двенадцать, позвонила Татьяна №1, жена Петровича. Я сначала даже не понял, кто это: в трубке слышались сплошные рыдания. А когда разобрался, что к чему, навсегда потерял душевное спокойствие. Случилось страшное и непоправимое, случилось самое глупое и непредсказуемое событие: мой друг детства Славик, мой единственный близкий человек в этом идиотском мире умер.
Петрович покончил жизнь самоубийством: повесился вчера вечером на работе в своем кабинете. Сегодня утром его нашел сторож. Сквозь плачь Татьяна попросила меня помочь с организацией похорон и вообще... быть рядом.
Как тут не вспомнить последнюю просьбу Петровича! Он просил меня о том же: быть рядом! А я предпочел давить на улице теток, пить водку и пытаться соблазнить ведьму. Ну, и кто я после этого?
А Петрович предпочел уйти из жизни — вот так вот некрасиво и совсем некстати.
Я пообещал Татьяне помочь и стал собираться. В груди все сжалось, к горлу подступил горький комок, движения совершались сами по себе; в тот момент я напоминал запрограммированного робота, а может, сомнамбулу или еще кого, только не человека, способного действовать разумно.
Дальше пошли хлопоты, похороны поминки...

17 ноября
Острота первых горестных ощущений притупилась, наступала пора раздумий. Петрович лежал в земле, а я — на диване, и еще неизвестно, кому было лучше.
Вспомнилось, как в день похорон, утром, позвонила ведьма Настя.
— Ты чего не появляешься? — как ни в чем ни бывало, спросила она.
Я даже растерялся. Неужели ей Виктор ничего не рассказал?
Нет, оказывается, рассказал, но они решили не придавать инциденту особого значения и сделать вид, будто ничего не произошло.
— Книгу-то уже начал писать? — последовал еще вопрос, который внес в ситуацию полную ясность.
— Пока некогда. Тут такие дела... — я вкратце сообщил ей последние печальные новости.
— Сочувствую, — прозвучал в трубке ее равнодушный голос.
— Не мог он сам! — ох, зачем я ей это говорю? — Понимаешь? Не тот он человек!
Меня, дурака, понесло, и остановиться почему-то не получалось.
Настя превратилась в одно большое ухо. Даже через трубку чувствовалось охватившее ее любопытство.
— Да? Так думаешь? А почему? Ты что-то не договариваешь. Говори все, дело серьезное.
Тут я опомнился. Нет, доверие к ведьме осталось в прошлом. Наверняка она сейчас думает, как из меня деньги выманить, используя услышанную информацию.
— Ничего я не знаю. Так, фантазии.
Настя, уловив смену настроения, прекратила задавать вопросы и сочла целесообразным предложить свои услуги.
— Ты вот что, принеси мне фотографию своего друга. Я тебе сразу скажу: сам он в петлю залез или помог кто.
Хитрая она баба, эта ведьма Настя. Только я дешево не покупаюсь!
— Приеду обязательно... А как же Виктор?
Настя засмеялась.
— Напугал ты его, — ага, такого напугаешь! — Он хотел тебя до дома подбросить, а ты за пистолет схватился. Кстати, откуда он у тебя? Вот уж не думала, что журналисты у нас по городу с оружием ходят.
— У меня есть разрешение на ношение оружия.
— Да?
— Да. И на применение.
— Ну, тогда до встречи. Жду.
— Жди, жди, — проворчал я, когда она положила трубку.
...На похороны я приехал часам к двенадцати. В организационных делах принимать участия мне не пришлось — все заботы взяла на себя фирма «Упаковка-плюс» и ее хозяин Алексей Борисович Думский. Он не отходил от вдовы ни на шаг, суетился и говорил ободряющие слова.
Противный мужик, он мне никогда не нравился. Только сейчас это не имело значения, как и многое другое.
Я поискал глазами представителей «Рафаги». Ни Малыша, ни Боба не было, других я в лицо не знал. На стоянке заметил машину, в котором сидела Татьяна №2 и Жанна. Они меня тоже увидели; я поздоровался. Бывшая подруга Петровича отвернулась, Жанна ответила легким кивком головы. И на том спасибо.
У гроба я пробыл недолго: не было сил видеть искаженные смертью черты лица Славика. Пусть лучше он останется в моей памяти энергичным, жизнерадостным колобком, каким был при жизни.
Жена Петровича за последние дни сильно похудела, осунулась. Горе никого не красит.
— Ох, беда, ох, беда! — прошептала она, подойдя ко мне. — Что он наделал? И было бы из-за чего...
Я насторожился.
— А из-за чего?
— Потом, Дима, все потом.
На протяжении всего тягостного действа меня не покидало желание узнать, что же не договорила Татьяна. Какова истинная причина добровольного ухода из жизни такого жизнелюбивого человека, каким был мой единственный друг?
Во время поминального обеда я нажимал на водку, и вскоре пьяное отупение пришло на смену волнующей жажде истины. Однако за столом не могла не возникнуть тема преждевременной смерти. И она возникла. Пожилая женщина напротив начала рассказывать все подобные истории, которые она знала. Я слушал ее вполуха — пусть поговорит, а мы ее послушаем. И погрустим — кто искренне, кто за компанию.
И тут вдруг молчавший до сих пор сосед слева «по секрету» сообщил, что Петрович совершил наезд на какую-то женщину, скрылся с места происшествия, посчитав пострадавшую мертвой. Опасаясь ответственности за содеянное, а может, из-за угрызений совести он и решил свести счеты с жизнью.
Разорвавшаяся бомба террориста ошарашила бы меня намного меньше.
— А что с той женщиной? — полюбопытствовала все та же женщина напротив.
— В больнице лежит. Сначала в реанимации была, сейчас, говорят, перевели в общую палату. А Вячеслава сегодня закопали... Жизнь, мать твою!
— Какого Вячеслава? — вырвалось у меня, и тут же я сообразил, что он говорит о Петровиче. Но ведь Славик ничего не знал о той женщине. Он совсем-совсем ничего не знал! Ведь это я совершил тот злосчастный наезд и смылся с места происшествия. Я!..
А Славик? Все думают — не выдержал парень, совесть заела! Ментов такой расклад устраивает, да и всех остальных, похоже, тоже...
Тут мой взгляд остановился на гибкой (даже чересчур!) фигуре господина Думского. Что он так суетится, вьюном вьется вокруг Татьяны? «Скользкий тип», — сделал я окончательный вывод и вернулся к прежним мыслям.
Петрович имел иные причины для самоубийства. Он искал помощи и рассчитывал на меня. Ему грозила финансовая проверка, он сам мне об этом говорил. Может, здесь кроется причина его дикого поступка? Стоп! Похоже, я недалек от истины. Только вот водка давит на мозги, мешает соображать. Надо бы выйти на улицу... А удобно?
Я решительно встал и подошел к Татьяне попрощаться. Думский, заметив мой маневр, как бы случайно оказался поблизости.
— Пойду я, Тань. Душно здесь — хочу на свежий воздух.
Она кивнула в ответ.
— Спасибо тебе, Дима. Звони.
— Обязательно позвоню. Давай крепись.
Я ободряюще пожал ей руку. Хотел спросить про Петровича, про то, что она не договорила, но смущало присутствие бывшего шефа моего друга.
«Вот ведь прилип. Будто боится чего», — раздраженно подумал я.
...На улице легкий морозец быстро привел меня в чувство. Предстояло решить сложную головоломку, и не кому-нибудь, а мне, человеку, не верившему официальной версии событий. Червь сомнений грыз мою душу. И я сам себе поклялся разобраться во всем и наказать виновных, если таковые найдутся. Себя я причастным к смерти друга не считал: не знал ничего Петрович о сбитой женщине. Не знал. А если бы узнал, он первым делом ко мне прибежал бы с вопросами.
Думай, Дима, думай! Напрягай извилины, а то они у тебя уже паутиной заросли, как углы в комнате... Н-да, в комнате.
Думы, естественно, продолжились на диване, и сейчас, в среду, семнадцатого ноября, я продолжаю бесконечный и мучительный мыслительный процесс, прямиком ведущий меня к нервному срыву.
Но кое-что я все-таки надумал.
Если в двух словах, то мое заключение можно свести к следующему: Петровича убили люди Малыша. По причине перехода Славкиной фирмы к новому хозяину, то есть к строительному тресту. Они затребовали назад вложенные деньги, а Славик их вернуть не мог.
По-моему, логично.

18 ноября
— Дима, завтракать будешь?
— Отвали!
— Я тебе сейчас отвалю!
— Отстань, я сказал. По-хорошему прошу, отстань!
Такой диалог с соседкой происходил уже несколько дней подряд, и похоже было, наши отношения приближались к закономерному финалу.
И хорошо, и очень даже здорово. Обойдусь без ее пельменей. В магазине вон полно макаронных изделий. По вполне доступным ценам.
Как-то опять позвонила Настя.
— Что не приходишь? — спрашивает.
— Не хочу, — грубо и напрямик ответил я.
— А как же книга?
— Не хочу.
— Мы же лечение не закончили.
— Не хочу.
— Заладил как попугай. Ты, между прочим, мне деньги должен.
Какие деньги? Кому? Вот так новость: я ей должен! А почему, не она мне?..
А Настя тем временем продолжала:
— Мы с тобой на пять тысяч договаривались. Полторы ты мне отдал, осталось три с половиной.
— Да ты наглая. Курс не закончила, а деньги требуешь. Так не пойдет.
Настю мои доводы не смутили.
— Согласна. Давай лечение продолжим. Но ты же сам не хочешь. Значит, должен платить неустойку.
— А мне твое лечение не понравилось. Так что я тебе ничего не должен.
— На эту тему ты с Виктором говорить будешь. Ждем денег до пятницы, потом включаем счетчик. Будешь тянуть время — без штанов и квартиры окажешься. Понял? И пистолет тебе не поможет. Наша братва всякое видела. Пока, козлик. Писатель сраный...
Вот ведь тварь! Как будто мало у меня проблем... Похоже, мне уготована судьба незабвенного друга Петровича. Тому ведь тоже угрожали. В том, что Славика убили, я не сомневался. Удавили! Как пить дать, удавили! А потом сделали так, чтобы все походило на самоубийство. Чует мое сердце — так и было. Бедный Петрович рисковал — и проиграл. А если бы выиграл? В таком случае ему светила весьма обеспеченная жизнь. И ему, и его детям, а может, и внукам. Знал, на что шел. А я? Дурак дураком. Если пострадаю, то по страшной глупости и за жалкие гроши.
Что делать? Господин Чернышевский, Николай Гаврилович, ты вроде пытался найти ответ на этот вопрос? Молчишь, не отвечаешь. Наверное, сказать нечего.
Жалко, пистолета нет. Без него ощущаешь себя таким беззащитным.
Господи, пошли мне с небес ствол и патронов впридачу. Я такое устрою! Все бандитское гнездо разворошу, самого Малыша к стенке поставлю. Но сначала заставлю во всем признаться!
Я бухнулся на колени. Если бог или дьявол существуют — кто-нибудь из них обязательно исполнит мою просьбу и подкинет пистолетик на восстановление справедливости.
Тут неожиданно открылась дверь и в комнату вошла Жанна. Я замер... Вот он, знак свыше!
— Ты что, грехи замаливаешь? — язвительно скривив губы, спросила она.
— Да, замаливаю... Ты откуда взялась?
Я поднялся с колен и отряхнул штаны.
— Постучалась в дверь. Мне открыл какой-то мальчик.
— А-а, Сашок. Это сын соседки.
— Да мне все равно. Я к тебе.
— Надо же, а я только что хотел тебе позвонить.
— Наши желания совпали. Поговорить бы надо.
Жанна старалась говорить холодным, бесстрастным голосом, но чувствовалось в нем сильное внутреннее напряжение. Интересно, зачем она пришла? Может, опять хочет предложить грохнуть бывшего любовника? Так я «за», обеими руками.
— Пошли прокатимся? — предложила та.
— С ветерком?
— С ветерком.
Надо же, какие мы услужливые!
— Одевайся скорее. Я тебя в машине подожду.
Крайне заинтригованный, я послушно начал натягивать свитер.

19 ноября
Жанна стояла около машины и курила. Вид у нее был озабоченный. Сходу спросила:
— Права есть?
— Всегда с собой ношу.
— И машину водить умеешь?
— Еще бы, — ответил я и невольно поежился, вспомнив полет сбитой женщины. Мощно она тогда об асфальт шмякнулась. И никакая она не покойница оказалась, а обыкновенная женщина. Настю послушать, так рехнуться можно.
— Какой ты способный! Тогда садись за руль. Я что-то себя неважно чувствую. Езжай пока по Ленина, потом я скажу, где притормозить.
Я сел. Как последний идиот. Будто не знал, что из себя Жанна представляет.
— Как дела? — начал я разговор дежурным вопросом.
— Нормально, — тут же получил дежурный ответ.
— Ты опять с тем же предложением? — выпалил я напрямик, отбросив гнилую дипломатию.
Жанна вздрогнула и побледнела.
— Что ты имеешь в виду?
— Малыша.
Жанна застыла, как восковая фигура из музея мадам Тюссо. Не дождавшись ответа, я продолжил:
— Зря я тогда отказался. Надо было Малыша грохнуть, возможно, и Петрович не погиб бы.
— Погиб?
— Да ладно тебе! Будто не знаешь, что Славика убили.
Какой я все-таки балабол!
— Убили?
— Если будешь придуриваться, я сейчас из машины выйду.
— Да я не придуриваюсь. Честно говоря, мы тоже так думаем, — ответила Жанна. Было видно — она немного успокоилась.
— «Мы» — это ты и Татьяна?
Женщина кивнула.
— Петрович остался должен Малышу большую сумму денег. Как думаешь, будут семью Славика трясти?
— Не знаю. Только Малыш к убийству не причастен.
—?!
— Сам подумай, какой ему резон должника убирать? С живого легче деньги получить... Но дело не в этом. Я просто знаю — Славу убил кто-то другой. А Малыш сам сейчас убийц ищет. Громкие могут получиться разборки. Только мне все равно, у меня свои интересы и свои счеты.
Я тогда не обратил на эти ее слова должного внимания и, как вскоре оказалось, зря.
— Малыш — твой друг, поэтому ты его выгораживаешь.
— Он мне давно не друг.
— Не знаю, не знаю, морду мне набили из-за тебя недавно... Кстати, куда едем? Скоро вокзал.
— Сверни здесь налево... Сейчас прямо. Видишь вывеску? «Амиго» — правда, знакомое название?
Конечно же, я сразу узнал офис «дочки» фирмы «Рафага».
— Что ты здесь забыла?
— Хочу с Малышом повидаться. Сказать последнее «прости». Уезжаю я.
Я удивился:
— Малыш здесь? А почему не у себя?
— Там сейчас ремонт, вот он временно и оборудовал здесь свой кабинет. Ты меня подожди, я быстро.
— А ты куда уезжаешь? — успел я выкрикнуть ей вслед, но она мигом выпорхнула из автомобиля и уже легко взбегала по ступенькам.
C ума сойти, как все завертелось! Жанна уезжает... Куда? Почему? Петровича, говорит, Малыш не убивал. Тогда кто? И почему я должен ей верить? С другой стороны, если она не врет, тогда все мои рассуждения ни к черту не годятся. Интересно, кто еще мог быть заинтересован в смерти Славика?..
Кто? Да хотя бы его шеф, Думский. Славик был мужиком неглупым, но вряд ли он решился бы на серьезные аферы в одиночку. На темные дела его вполне мог подбить этот вертлявый господинчик, являющийся, кроме всего прочего, председателем совета директоров «Упаковки-плюс». И Петрович с его расторопностью — идеальная фигура для помощника. А в случае чего — козел отпущения вот он, под рукой. И когда это самое «в случае чего» бабахнуло — упаковочная фирма вот-вот должна была влиться в стройтрест, — создалась опасная ситуация. Проверка, дебет-кредит, откуда? куда? зачем? а где остальное? — короче, все их махинации всплыли бы брюхом кверху, и Петрович вряд ли захотел бы быть крайним. Из надежного помощника он мгновенно превращался для Думского в опасного соучастника...
Блин, все сходится! И как я раньше до таких простейших вещей не додумался? Ай да Думский!.. Ну, ничего, придет и твой черед, гнида! Это я тебе говорю — Дима Рябинин.
Но что же тебя, Дима, все-таки смущает? Да то и смущает, что новая версия, хоть и неплохая, — пока что всего лишь версия. Первоначальная, с Малышом, — ничуть не хуже... Нужны, Дима, не только твои «размышлялки», нужны, как говорится, упрямые факты и железные доказательства. Значит, придется тебе провести частное расследование. Сложно, но надо...
— Скучаешь? — услышал я голос Жанны. Я и не заметил, как она вышла из офиса. Быстро, однако, обернулась.
— Поехали быстрей, я на вокзал опаздываю.
Она тяжело дышала, будто только что пробежала стометровку.
Дыхалка у нее ни к черту. Надо ей посоветовать утренние пробежки. Но вопрос задал далекий от спорта.
— Куда собралась уезжать?
— На родину, в Казахстан.
— Там лучше?
— Везде хорошо.
До вокзала было рукой подать, и через несколько минут мы уже парковались на стоянке.
— Знаешь, за что я хотела отомстить Малышу? — вдруг спросила Жанна.
— За что?
— Он меня тогда отдал на ночь Бобу. Тот меня насиловал, а Малыш сидел и смотрел.
Я обалдел от услышанного и не знал, как отреагировать.
— Могу помочь тебе разобраться с ним, — пробормотал я, сам понимая глупость сказанного.
Жанна рассмеялась.
— «Если хочешь, чтобы дело было сделано как следует — делай его сам». Чьи слова?
— Кажется, Кромвель что-то такое говорил после разгона парламента.
— Нет. Американский гангстер, «Большой Голландец» Шульц. Слышал про такого. Нет? «Классику» читать надо, Дима.
— Начитанная ты, только врешь, поди...
— Все, мне пора. С тобой говорить опасно — у тебя всегда диктофон наготове, — она наклонилась и чмокнула меня в щеку. — Теперь мы с тобой в расчете. Машину можешь оставить себе.
— Как это?
— Да так. Подарок старому другу.
Последние слова она бросила уже на ходу.
Куда она спешит? До поезда еще целый час.
И тут до меня дошло, что я стал владельцем шикарнейшего авто! Сказочного авто! Правда, на него у меня нет документов... Но это дело времени. Через Татьяну №2 я всегда смогу связаться с Жанной, когда та устроится в Казахстане.
И все таки — это везение или подвох?
И зачем она туда поехала? Там же русских не любят. Наверное, рассчитывает на свою внешность... А вдруг Жанна пошутила насчет машины? Нет, не похоже, она говорила серьезно. Чудеса да и только.
Я решил заехать в «Досуг» — редакция находилась неподалеку — и засветиться эдаким нуворишем.
К сожалению, на месте застал только девушку Нину, секретаршу и корректора по совместительству.
— А где все?
— Кто где, — прогундосила она (у нее постоянно насморк). — Редактор в Белом доме. Оксанке позвонили только что. По «мобильнику». Говорят, в городе убийство. Она рванула туда, может, чего разнюхает.
«Ты-то уж точно ничего не разнюхаешь», — мысленно усмехнулся я и так, между прочим, спросил:
— А кого убили-то?
— Одного «нового русского». Да ты должен знать этого бабая. Кличка у него еще смешная такая — Малыш. Только что застрелили.
...Из редакции я выскочил как ошпаренный. Ёпэрэсэтэ!.. Выходит, Жанна пристрелила своего бывшего любовника, а меня подставила как соучастника! «Теперь мы с тобой в расчете!..» Тварь! Скотина! Ни в какой Казахстан она не едет — эти байки для идиотов вроде меня. Она давно уже подготовила себе местечко, куда исчезнуть из города, а в роли крайнего — ты, Дима, ты, дурачок.
Так, так, надо успокоиться. Возможно, меня за рулем еще никто не видел, но полагаться на это опасно. В любом случае, нужно избавиться от машины.
Я свернул в переулок и заглушил мотор. Протер платком все, до чего дотрагивался... Теперь можно сматываться.
Стоп! Сумочка! Жанна кинула на заднее сиденье сумочку и забыла ее там.
А если не забыла?..
Осторожно, с помощью носового платка, я открыл кожаную дамскую сумочку и увидел... Пистолет!!!
Пахнет порохом. Только что из него убили человека... Выклянчил, идиот: «Господи, дай пистолет!» На, получи!
В глазах потемнело.
Один путь — в «ментовку». Рассказать все как на духу, сдать оружие — мол, так и так, подставили...
Глупости! Какая «ментовка»? В тебя сразу вцепятся и уже не выпустят. Жанну-то еще поймать надо, а ты вот он — главный подозреваемый. Обложили, со всех сторон обложили.
Я рассовал по карманам револьвер и глушитель и вышел из «Хонды». Теперь домой.
По дороге купил пару бутылок водки, двухлитровую «сиську» пива и позвонил в приемную «Упаковки-плюс».
— Соедините меня с господином Думским, пожалуйста.
— А кто его спрашивает?
— Дима Рябинин, друг Петровича.
— Какого Петровича?
— Он знает, какого. Бывшего директора цеха упаковки. Того, что недавно похоронили.
— И по какому вы вопросу? Дело в том, что Владимир Алексеевич сейчас отсутствует.
— Записывайте, — и я внятно, почти по слогам, продиктовал в трубку свой домашний адрес.
— И еще скажите Думскому, что мне все известно. И про счета за границей, и про смерть Славика. Так что жду вашего шефа в гости.
Представляю себе ее лицо... И морду Думского, когда ему передадут мое приглашение.
Я не удивился бы, если бы у нашего подъезда меня поджидал милицейский УАЗик. Но никого и ничего подозрительного не было. Я сел на скамейку, открыл бутылку водки и сделал крупный глоток. Приятно зажгло желудок. Невзначай бросил взгляд на чернеющий угол дома — скорее бы рухнул, что ли.
— Слышь, мужик, дай закурить, — окликнул я прохожего. В ответ мелькнул знакомый злобный огонек из-под кепки. Плащ, фигура, серое лицо — где я мог видеть его?.. Точно! Ночью на могилках!
Похоже, я схожу с ума. Надо срочно напиться.

...Вот сижу и напиваюсь. И жду «гостей». Кто первый явится, с тем и стреляться будем. А на очереди многие: менты, Боб с бойцами, Виктор с братвой, киллеры Думского, покойники с кладбища... Ну, кто первый?
Револьвер у меня хороший: XB-3 «Арминий», германского производства. Емкость барабана семь патронов. В наличии — пять. Хватит, думаю.
Когда зашел домой, увидел на кухне Романа. Тот бросился ко мне, стал предлагать обмыть исторический момент примирения и восстановления семьи. Тут же и Людка у плиты — как ни в чем не бывало, лепит незабвенные пельмени. Все правильно: прокололась с новым мужиком — сойдет и прежний.
Я от души послал их куда подальше, а сам вот сижу теперь в одиночестве: в одной руке стакан, в другой — «ствол».
Жду. Нервы накалены до предела.

20 ноября
Жду и пью...

21 ноября
Жду и пью...
Вдруг раздался стук в окно. Ну, кто, ребята, первый?! Я до боли в суставах сжал рукоять револьвера. Кто же там, кто?
Стук повторился. В окно ко мне стучались лишь два человека: Петрович и...
НЕУЖЕЛИ СВЕТКА?!

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"