Пока только еле светает. Тени ночные уже помаленечку тают, но всё же пытаются сохранить они хоть на сколько-то тайны свои. Да и кругом ещё очень дремотно. Всё в этот час неподвижно затихло, как затихает лишь только к утру. Всё во вселенной умолкло в блаженной гармонии, спит самим крепким, предутренним сном. В гармонии мир отдыхает, он дышит сквозь сон исцеляющей мудростью, и внемлет в забвении он тишине.
А тихо-то как в этот девственный час, неизъяснимо так тихо вокруг! Всюду царит бесшумный, беззвучный и лёгкий покой.
И полнится этим покоем душа: о самом прекрасном мечтает!..
Смягчается ночь. Пожалуй, что скоро займётся заря: высоко-высоко в бледном небе медленно гаснут кроткие звёзды. Их чуть брезжащий, слабо льющийся блеск ещё можно видеть у тёмного края на западе. Но с востока уже разливается синеватый, не очень уверенный свет, словно бы робко осведомляясь: не пора ли начаться новому дню?..
А вокруг помаленечку всё изменялось. Бледно-синее небо уже прояснялось. Исподволь предрассветные образы обретали свои очертания, расширялся дневной кругозор. Едва начинала дымиться туманом река. За нею привольно белели росистой травою луга. Вдали сквозь лиловые пряди тумана смутно мерцала белокорая роща берёз. Ощущалась пахучая сырость ночная, отрадной прохладой дышала водная гладь.
И вот свежая струя всколыхнула листву на верхушках деревьев, и ветер ожил предрассветный. Вначале он едва шевельнулся, а затем, отдохнувший, взбодрился прохладой и поплыл легкокрылой волной над дремавшей землёй. И сразу же воздух вернул себе свежесть, он сделался лёгок и чист. И пахнул грибами он и земляникой, ночными цветами и скошенным сеном, веяло сладостно мёдом гречихи, а время от времени слегка примешивались запахи горькой полыни, и всё заполнялось дыханьем целебным сосновых лесов.
А заря между тем разрумянивалась. Светлело раздолье небесное. Проявлялась заметнее даль. Она как будто бы расступалась и показывала все просыпающиеся краски вселенной в неиссякаемых свежих тонах. Вот серебристые волны тумана, - они, то скатывались и расстилались скатертью до горизонта, то извивались и таяли голубоватою дымкой вверху. А там небосклон постепенно яснел бирюзою. Под ним - облака, растворяясь в рассвете, они становились всё меньше в размерах, бледнели, серели, светлели с краёв. Их отраженье виднелось местами из-под редеющего тумана в блёклой воде меж, желтевших песками, речных берегов. Сквозь утренний воздух тускло синели холмы вдоль волнистой дороги, и влажная зелень пестрела в росистых лугах. Созревавшая рожь золотилась полоскою узкой под лесом, краснела гречиха в полях.
А небо алело, алело с востока... Всё меньше на нём облаков. Славная будет погода... А как несказанно отрадно, как любо, как мило кругом: там, вдалеке, за полями - деревня. За нею - стена из могучих дубов. В деревне белеет церквушка, виднеется много садов... А возле меня, на привале, ночной приютился костёр. Горчит он дымком, угасая, но жар ещё держится в нём. Рядом - ореховый куст шатром-оберегом расправил вокруг свои лапы-ветви широкие, под ними - душистое сено рядном. А за кустом - как на север - поляна, одетая бархатным мхом. Левей от неё в прошлогодней листве гриб мухомор затаился у статной сосны. Дрыхнет под шляпкою - ну и красавец! - в своём забытьи счастливые видит он сны. Ближе к реке папоротник ярко-зелёный своей бахромой виснет над сонным лесным родничком...
Уже иногда в перелеске за речкою проснувшихся пташек слышны голоса... Раскаты грозы прикатились тихонькие, с той стороны, где леса... Рыба всплеснулась в реке, - похоже, большая, - знатным, видать, будет клёв...
Но что это?!..
Будто окно распахнулось рассветное и воздухом свежим пахнуло. То ветерок зоревой восхищённо промчался меж сосен волной, рябью реку закурчавил вихрастою, залепетал на осине листвой, развеял молочную дымку туманную, взлохматил он дремлющий клён...
Внезапно - о, как же я был изумлён!.. Таинство, что ожидалось, только что - Боже! - сбылось: в небе, едва голубеющем, облачко ярко зажглось!!!
Вначале такое малюсенькое, а вскорости вспыхнул восток, и солнце багровое выплыло, словно огромный в реке поплавок. И вот в ослепительном блеске к земле потекли переливным приветом света потоки младые. Вначале пунцовые, алые, потом чуть краснее, а после и вовсе златые. И тотчас лучисто зарделись все капли жемчужной росы: сияла травыночка каждая, искрились под солнцем листки, и изумрудами яркими блестели, сверкали цветы.
Потухла заря предрассветная. Взыграло весёлое солнце. И мир, окроплённый росою, во всей красоте оживал!
И я не успел ещё к свету привыкнуть, как окончательно всё пробудилось, радостью всё упоённое невинной блаженною, вмиг зашумело, залепетало, зашевелилось...
Как будто повинуясь дирижёру невидимому, упоительно пташки все вместе запели, - кто нераздельно, а кто сольно, - но с прямодушной откровенностью такой, да с беззаветною весёлостью такой, должно быть за ночь намолчались вволю, и хочется теперь им вещие свои все сны порассказать сполна. И бабочки на солнечной поляне цветочки целовали, а те, упившись утренней росой, вовсю благоухали, окрест струился нежный аромат, кружилась томно голова.
Всё исцеляющею музыкой звучало, пространство счастьем всё дышало, будило светлые мечтанья, весельем душу наполняло, пьянило, пело, ликовало - всё почему-то для меня...
И восхищённый той красою, стоял и слушал я очарованной душою, и детским взором созерцал, как обновлялся мир рассветный, как он невинностью блистал, и сердце мне он обновлял. И в эти чистые минуты среди прекрасной силы дня, - прекрасней делался и я! Казалось, что это всё вокруг - моё, что здесь я был - всегда. И буду вечно я!
А вслед за тем случилось диво: вдруг, под ногами не земля - сдавалось мне, совсем правдиво - на островах блаженных я!
И встрепенулось сердце птицей: какое в мире совершенство, какая утра благодать, какая радость это чудо с чистосердечьем созерцать!
И как же я не знал про это прежде? И как я счастлив, что узнал - сейчас!
Вот так вот новый день торжественно рождается, вот так вот жизнь для счастья обновляется.