Сережка обернулся и, прочитав в глазах сестры привычное недовольство, смешанное с неуместной строгостью, спокойно вернулся к своему занятию.
- А что я делаю?
В его голосе звучала неприкрытая небрежность, которая, как прекрасно знал Сережка, так часто раздражала сестру и давала повод для новой ссоры.
- Немедленно слезь с подоконника, - отчеканила Марина с каменным лицом.
Никакого внимания.
- Ты хочешь неприятностей?
С таким же успехом Марина могла взывать к вниманию стенки.
Сережка молчал. Какой смысл ей объяснять? Всё равно не поймет. Сестра никогда не понимала его. Сережка уже давно привык к её повседневному недовольству и равнодушию. Хотя, казалось, внутри всё же таилась смятым обрывком черной бумаги досада...
В комнате стало тихо. Марина почему-то замолчала. Может, подбирала угрозу повесомее?
Сережка подул на онемевшие от холода пальцы. Потянулся к лежащему на подоконнике кольцу скотча.
- А... что ты делаешь?
Сережка уловил в голосе сестры незнакомую нотку. Ну и что же?..
- Кормушку, - сказал он, не отрываясь от работы.
Марина приблизилась.
- Зачем? Во дворе ведь полно кормушек.
Она не понимала. Сережке отчего-то стало мучительно жалко сестру.
- Кормушек много, а птиц еще больше, - с непонятным чувством внутри разъяснил Сережка.
Марина снова замолчала.
И совсем неожиданно для себя Сережка заговорил.
- Они его постоянно прогоняют. Он самый маленький, и ему ничего не достаётся, кроме трёпок. Он ко мне даже прилетал, и в окно постучался один раз. Я ему насыпаю крупы на подоконник снаружи, но её почти каждое утро засыпает снегом. А в кормушке корм будет всегда. И они его не тронут, потому что это будет его кормушка.
Сережка настороженно замолк. Пусть, если хочет, смеется. Он не привык прятаться от насмешек и умел отвечать спокойно и небрежно, приводя Марину в ещё большую ярость. Сестра всегда старалась уследить за младшим братцем. Сережка же считал, что в такой заботе не нуждается. И его самостоятельность почему-то крайне злила Марину.
Кто-то коснулся его плеча. Сережка даже и забыл про стоящую рядом сестру.
Обернулся, и очень удивился, хотя не подал виду. Марина изменилась в лице. Вечное равнодушно-повелительное выражение, когда она обращалась к брату, будто бы было перечеркнуто чем-то непривычным, но очень знакомым. Но еще больше Сережка удивился, услышав её голос.
- Может... может быть, ты оденешь перчатки?
И Сережка, независимый холодный Сережка, спустил ноги с подоконника.