Аннотация: Как социальный эксперимент сказался на планировке городка; воплощение "культуры"
С проектированием Нефтяников связана очередная путаница. Отчего-то в Омске принято считать, что проект застройки принадлежал кому-то из братьев Весниных. Видимо, это чрезвычайно льстит местечковому самолюбию и в очередной раз примазывает Омск к эпохальным событиям.
Братья Веснины, Леонид, Виктор и Александр действительно были славой советской архитектуры мирового уровня: их считают классиками конструктивизма. Но к истории Нефтяников опосредованное отношение из них имеет только один - Александр, который незадолго до смерти руководил проектной мастерской Министерства нефтяной промышленности, где и появился первый генплан Нефтяников. Спустя шестьдесят лет трудно указать точно, какова была роль корифея в появлении образа городка. Скорее ведущая роль принадлежала его ученице, Марии Слотинцевой. Она в 1950 г. работала в группе архитекторов вместе с А.Слободняк и С. Маслих, а в 1957 г. разрабатывала проект второй очереди застройки городка.
Небезынтересно остановиться хотя бы на двух проектах, принадлежащих кругу Весниных.
Первый - застройка отдалённого по тем временам пригорода Москвы, Коломенского посёлка при крупном промпредприятии. Послевоенный жилой городок вырос на месте снесённой деревни. Первоначально он застраивался двухэтажными шестиквартирными домами с фасадами в стиле 'неоклассицизма' в весьма скромном, провинциальном варианте. Дома украшали балконы и эркеры. Комнатки были крохотными, основные удобства присутствовали, но в урезанном варианте - без ванны. Ванная комната заменялась умывальной. Характерная особенность, с которой лично мне не приходилось встречаться - квартиры нижних этажей имели, кроме дверей на лестничную клетку, выходы в крохотные приусадебные участки. Планировка домов была квартальной, они составляли уютные дворики с обильными древонасаждениями. Позднее появились трёхэтажные дома. Улица Болотниковская с такой застройкой существует и по сей день.
Второй аналог - город Юбилейный в Башкирии. В конце тридцатых вблизи туймазинских скважин начинается строительство Соцгородка, места проживания башкирских нефтяников. В 1940 году он получил современное названии - поселок Октябрьский, в 1946 году стал городом. Тогда же в архитектурно-планировочной мастерской Весниных разрабатывается генплан города на 30 000 жителей. Город планировали застроить двухэтажными домами и снабдить развитой социальной инфраструктурой. Учебные заведения - техникум и два училища профтехобразования; обширный больничный городок, поликлиника, Дом техники нефтяников, Дом школьников, Дворец спорта, Дом быта, кинотеатр 'Фонтан', гостиница 'Девон'. Особое внимание уделялось благоустройству и озеленению, имелся обширный парк культуры и отдыха. К городу Юбилейному по праву принадлежал титул 'город-сад'. Все общественные здания решались в стиле неоклассицизма, имели пышные колоннады, портики, садово-парковые ансамбли.
В общем, архитектурный облик города башкирских нефтяников создавался в соответствии со сложившейся к тому времени традицией, которая впитала в себя два импульса - идею соцгорода и города-сада. Чтобы не расширять до невозможности объем моих очерков, я крайне упрощенно изложу суть двух противоположных идей. В Нефтяниках 50-х о конфликте архитектурных идеологий вряд ли знали более десятка человек, непосредственно причастных к градостроительным проблемам, и к тому же имевших обширные познания в теории и истории архитектуры. Конфликт двух идей в СССР закончился в конце 20-х, но в 50-е произошел неожиданной реванш побежденной идеи.
Идея города-сада относится к концу девятнадцатого века, ее пропагандировал английский социолог Эбенизер Говард. Он разделял утопические социалистические идеи и пропагандировал образ города будущего как удаленного от промышленных объектов, в окружении полей и садов, вписанного в окружающий ландшафт. В первые годы советской власти, в эпоху революционной романтики и адаптации самых фантастических идей, город-сад становится популярным. Он представляется градостроительным оформлением мечты об освобождении от тяжкого труда на предприятиях капиталистов, от убожества заводских казарм и грязных заводских поселков.
Соцгород тоже является продуктом социалистической мысли, но совсем другого направления - механистического, воспринимающего общество подобием промышленного предприятия - четко организованного, где каждому работнику и каждому действию есть свое место и время. Этими идеями подпитывались первые нормативные акты НКВД, посвященные градостроительству. (не следует удивляться тому, что определением строительной политики в РСФСР в 20-х занимался Научно-технический совет Главного Управления Коммунального Хозяйства Наркомата внутренних дел). Соцгород представлялся ячейкой будущего общества - промышленным предприятием, вокруг которого организуется поселение, которое, в свою очередь, служит местом потребления ресурсов округи, занимается распределением изделий, служит центром мобилизации населения и культурного влияния на отсталое сельское население. Государство вводило специальные нормативы расселения и обслуживания работников предприятия и той части населения, которое не было занято непосредственно в производстве.
В середине 20-х, в первых нормативах, идеи города-сада и соцгорода сосуществовали, оставляя планировщикам выбор в зависимости от их пристрастий и местных условий. Это неразберихе мы обязаны попытке планировке Ленинска в Омске в виде пятиконечной звезды. В конце 20-х город-сад был окончательно убран из советской архитектуры как утопический и не соответствующий требованиям текущего момента. К слову, до конца 30-х в стране так и не было создано ни одного поселка или городка, полностью соответствующего требованиям "соцгородских" нормативов - это тоже было утопией.
Омские Нефтяники, равно как десятки других заводских поселков того времени - однозначно соцгород по духу и нормативным требованиям, если рассматривать его в рамках строгой терминологии. Интригующим является то обстоятельство, что в середине 50-х Омск вместе с другими крупными промышленными центрами боролся за звание города-сада, хотя бы в отношении озеленения. И Нефтяники, аскетичный заводской поселок, создавался утопающим в зелени, с обширными парковыми зонами, с уютными двориками и бульварами - что никак не соответствовало представлению о строгом пролетарском соцгороде. Был ли это реванш полузабытой идеи города-сада? Не исключено. Тогда это может служить еще одним свидетельством изменения общего умонастроения - окончания героической и жестокой эпохи первоначального сталинизма.
Оригинальность планировки и архитектуры Нефтяников не может быть осознана без понимания цели эксперимента, который проводился в 50-х годах. Без гипотезы, объясняющей сверх-задачу строителей, Нефтяники превращаются в комбинацию разнородных и случайно соединенных элементов.
Для начала напомню основные тезисы социального эксперимента, благодаря которому появились нефтяники как социальная общность и городок Нефтяников - как архитектурно-градостроительный памятник.
1. Сталинская модель экономики была крайне жестоким, но оправданным решением (не этически, но исторически - это совершенно разные категории). Во второй половине 40-х эта система, основанная на администрировании и массовом применении принудительного труда с плановым распределением ресурсов, исчерпала свой потенциал и должна была смениться другой. Этот процесс можно проследить на особенностях строительства в Нефтяниках, которое начиналось в 1949 году в рамках ГУЛАГа, но заканчиваться обязано было в рамках иной экономической и социальной системы.
2. Контуры новой системы можно обнаружить в ряде начинаний тех лет, принятых на высшем уровне, но, вместе с ними, вызванных инициативой трудящихся. Государство собиралось передавать социалистическим предприятиям ряд своих функций, в первую очередь - распределения ресурсов. Формальная диктатура пролетариата (на самом деле - тоталитарная власть партийных функционеров) должна была уступить место технократии соцпредприятий в комплексе с руководящей ролью КПСС и подлинной властью Советов. Управление государством с помощью репрессии и администрования (классический сталинизм 30-х гг) должен был смениться контролем над обществом с помощью воспитания "культурой" и коллективным трудом в системе социалистических предприятий и
3. Эксперимент был подавлен сверху в середине 50-х и не получил активной поддержки снизу, из него была выхолощена социальная составляющая, благодаря чему не удалось преобразовать реальное социалистическое общество: Оно осталось под контролем партфункционеров. В конечном итоге это привело к закономерному краху СССР. Тем не менее, общественный порыв рубежа 40-50-х годов обеспечил полную техническую перестройку Советского Союза - он стал ведущей технологической державой. Рудименты общественного сознания нефтяников сохранялись в последующие десятилетия, благодаря чему я по мере сил описываю дух этой общности.
Вместе с тем, сохранились зримые черты неудавшейся промышленной утопии - сам городок Нефтяников.
Сперва я вкратце опишу базовые элементы планировки городка, первоначальной "жилой трапеции" в пределах проспекта Мира - ул. Химиков - ул. Магистральной - ул. Нефтезаводской. Она намечалась первыми генпланами (тогда с безымянными улицами) и строилась с начала 50-х по начало 60-х в окружении самостийных землянок и регулярных бараков. Ее размеры невелики - по южной стороне, по проспекту Мира сторона трапеции 820 метров, на севере по изгибам Магистральной - 1900 метров, " высота" трапеции - 1400 метров. Расстояние между наиболее удаленными точками - не более полутора километров.
Центр Нефтяников - Дворец культуры нефтяников. Он располагался на пересечении двух осей - двух отрезков улиц, которые образовывали примерно равноконечный крест.
Направление восток-запад - отрезок проспект Мира, транспортная магистраль городского значения, решенная как бульвар. Восточное окончание заняло учреждение культуры - кинотеатр "Кристалл", западное - учреждение государственной власти - Советский исполком. На самом деле в одном здании кроме исполнительного комитета районного совета народных депутатов, который являлся легитимным органом власти, располагались "теневые" органы - райкомы КПСС и ВЛКСМ.
Направление север-юг - проспект Культуры, межквартальный проезд, выполненный как полноценный сквер. На севере - комплекс больничного городка, на юге - парк культуры и отдыха на берегу Иртыша.
Объекты идеологической схемы не обязаны существовать в натуре, достаточно того, что они запланированы, что под них отведено место и народном сознании объект входит в идеологическую схему независимо от своего фактического состояния. Исходя из такого представления, можно говорить о роли Дворца культуры нефтяников как доминанты городка. Несмотря на то, что в реальности здание после весьма драматичной истории строительства было введено в эксплуатацию гораздо позднее своего срока - и не выполнило своего предназначения.
http://radikale.ru/data/upload/4fa6c/49112/de2abd90c4.jpeg
(схема 1: Главные ориентиры Нефтяников и схема 2: Исторический центр Нефтяников).
В планировке Нефтяников присутствуют минимум три планировочные структуры, каждая из которых выполняла свою идеологическую задачу.
Будем рассматривать их по мере возрастания сложности.
Связка "дворец культуры - школа - парк" в центре городка
Иначе - культурный эмбрион городка.
Рассмотрим центр Нефтяников, каковым можно считать пересечение проспекта Мира с проспектом Культуры. Это одна из самых ранних точек застройки городка, двух-трехэтажные дома и школа ?84 здесь были построены до ввода нефтезавода, то есть до 1955 года. В центре - Дворец культуры нефтяников. Он был закончен в начале 60-х, но его место было определено по первоначальному генплану. Проспект Культуры - широкий бульвар, практически парковая зона. О символике объектов немного позже, сейчас важно обозначить и подчеркнуть в центре городка именно этих сооружений: дворца культуры - школы - парка. Принципиально важно, что помимо центрального положения объекты культуры являлись первоочередными и, как в случае со школой ?84, опережали строительство жилья.
Это можно назвать случайностью, если бы на окраине "жилой трапеции" та же самая связка дублировалась центром микрогородка строителей.
Позволительно говорить о нескольких микрогородках в составе "жилой трапеции": собственно нефтяников - улица Малунцева и проспект Культуры, центр городка - энергетиков по улице Энергетиков - и строителей на северо-восточной окраине городка по улице строительной. Отчасти в топонимике отразились основные группы, из которых формировалась новая общность. Символика названий также отражала реальное участие разных ведомств в строительстве городка, поскольку строительство вело не абстрактное государство, а конкретные предприятия (нефтезавод, ТЭЦ-3 и будущий трест ?6). Они "осваивали" бюджетные условные средства для обеспечения жилья своим рабочим, в рамках общего генплана получали площадки для застройки и по мере поступления средств и материалов занимались строительством. Жилье в таких домах получали преимущественно рабочие одного предприятия - за исключением той доли, которая выделялась району, и в которую заселялись бюджетники. На первоначальном этапе это выглядело как три центра застройки городка, из которых во все стороны расширялась жилая зона. От энергетиков осталась только одна улица, а вот строители и нефтяники создали свои микрогородки.
Ссылка на микрогородок строителей важна тем, что там строительство было закончено раньше, чем в остальных частях Нефтяников (надо понимать, что строительная организация при прочих равных условиях с другими предприятиями имела больше возможностей выделять ресурсы на собственную стройку). Следовательно, в том месте отразился самый ранний и "чистый" вариант реализации общего замысла. Действительно, жилые двухэтажки тут выглядят совсем аскетичными, лишены декора, имеют минимальную жилплощадь - но тут же горделиво возвышается дворец культуры классического сталинского ампира. Это обстоятельство может восприниматься как наиболее полное выражение соотношения личного и общественного той эпохи.
И вот в центре условного микрогородка строителей мы встречаем ту же самую связку объектов: дворец культуры строителей - окружающий его небольшой парк - школа ?80, располагающаяся в сотне метров от них. Если два явления повторяются в одно и то же время в одном и том же пространстве, то можно говорить о тенденции. Хотя бы относительно городка Нефтяников. Я не рискую распространить замеченную мною закономерность на другие соцгородки того времени из-за недостаточного знания их истории.
Для меня, человека застоя, привычным было отношение к культуре как к явлению "остаточному" - достаточно вспомнить остаточный принцип финансирования культуры в позднем СССР, когда на нее выделялись средства, оставшиеся от развития промышленности, удовлетворения социально-бытовых нужд - и только потом позволялось думать о высоком и вечном. В Нефтяниках 50-х школы строились одновременно с первыми домами, а огромные в тех масштабах дворцы культуры закладывались параллельно с жилыми новостройками - с тем, чтобы появившийся квартал имел в центре нечто, далеко выходящее за удовлетворение утилитарных потребностей,
Какой же смысл вкладывался в центральное положение объектов культуры и в первоочередное их строительство? Об этом можно только гадать, и то, только в рамках предложенной мною гипотезы.
Культуре отводилась одна из первых ролей в формировании нового общества. Другая составляющая, воспитание трудового коллектива и личности в нем общественным трудом, концентрировалось в другом месте - на нефтезаводе, и как бы подразумевалось.
Исходя из современной либеральной точки зрения в самый разгул сталинизма в центре поселения должны доминировать присутственные места, зрительно обозначающие всевластие бюрократии и карательных органов: здания райкома, райотдела милиции и местного органа НКВД. Разумеется, в помпезном сталинском ампире с непременными колоннами (что позволило остроумцам вроде раннего Зиновьева обозвать советскую архитектуру колониальным стилем).
Для советских мегаполисов и районных центров обязательна центральная площадь с неизменной статуей Ильича (в 50-е - товарища Сталина), на которую выходили фасадами обком (райком) партии, исполком и соответствующее отделение милиции.
В ранних Нефтяниках таковые объекты отсутствуют. Можно сослаться на то, что сама стройка была ГУЛАГовской и не нуждалась в дополнительной символике:. . Однако, строили отнюдь не для зеков, и, исходя из представления о всевластии репрессивных и партийных органов, таковые должны обязательно присутствовать в центре поселения. Повторюсь - в центре Нефтяников ничего не напоминало о присутствии тоталитарной власти. Здание райисполкома (исполнительного комитета районного совета народных депутатов) появилось в 60-х, располагалось на почтительном удалении от общепризнанного центра городка. Первый райотдел милиции и народный суд Нефтяников находились на периферии жилой трапеции, на улице Магистральной. На площади у ДК Нефтяников в подвале жилого дома находился опорный пункт ДНД - добровольной народной дружины. Деталь случайная - но многозначительная. Обеспечение правопорядка в будущем обществе действительно могло перейти к таким добровольным гражданским объединениям.
Ситуация с планировкой городка выглядит парадоксальной, если не сказать более - антисоветской. Но если исходить из посылок социального эксперимента, то все вполне логично.
Власть в стране, вообще-то, была советской, какое бы конкретное содержание не вкладывал каждый в это понятие. Советы - орган демократический, то есть выборный. Выборы в советы всех уровней в СССР превращались в празднества, основным местом действия которых были участки для голосования. Участки размещались в зданиях, где могли быть просторные помещения - то есть школах, клубах, дворцах культурах, солидных конторах, имевших актовый зал. В условиях Нефтяников это были два дворца культуры, две общеобразовательные школы с обширными фойе и спортзалами, и, как местная экзотика - шахматный клуб на проспекте Мира. Таким образом, здания иного назначения воспринимались как места сосредоточения власти, причем в форме, которая непосредственно касалась каждого человека - в выборах во власть представителей от народа.
Тут не лишне вспомнить излюбленное в СССР понятие "двойного назначения", то есть чего-то, с определенное функциями, которое было запрограммировано при изменении обстоятельств исполнять другие функции. На этом держалась вся советская мобилизационная экономика: каждое предприятие в военное время переводилось на выпуск оборонной продукции. "Двойное назначение" пронизывало всю советскую жизнь, касаясь самых незначительных деталей - например, до конца 60-х весь грузовой транспорт, который по определению подлежал мобилизации, имел только одну окраску защитного цвета.
Культурные объекты, располагавшиеся в центре Нефтяников, также имели "двойное назначение", только не имевшее отношение к обороне. Они играли определенную роль в советской власти, поскольку в них происходили ритуальные выборы депутатов, иначе говоря, манифестация лояльности населения и ответное обязательство власти действовать в интересах оного. Подсознательно участки для голосования вполне воспринимались как носители функций народной демократии, в которых абстрактная власть приобретала конкретное воплощение в виде личностей депутатов и общественной процедуры выдвижения кандидатов. (Я вот написал "не имевшее отношение к обороне" - и засомневался. В СССР любое общественное здание имело четкое, заранее предписанное военное назначение: служить госпиталем, сборным пунктом эвакуации населения, мобилизационным пунктом. Не могу сказать наверняка, какие роли назначались зданиям в Нефтяникам, но по традиции на базе школ развертывались мобилизационные пункты).
На протяжении всей истории СССР власть трепетно относилась к процедуре выборов народных депутатов, хотя во многом формальный характер Советов, их подчиненность теневым формам власти, не был секретом. Подготовка выборов проводилась с большим шумом, сами выборы оформлялись как народные празднества. Иосиф Виссарионович непременно являлся народным депутатом и ни разу за свое правление не манкировал этой формой приобщения к советской власти.
Организаторы эксперимента выдвинули немало идей, которые, правда, были воплощены не в привычную нам форму плакатов и лозунгов, а выражались другими средствами. Одна из форм - размещение в центре городка общественных зданий культурно-просветительского характера, которые, по совместительству, играли роль представительств народной власти.
Культура вместо насилия. Шла середина 50-х...
Новый старый город.
(схема 1: Главные ориентиры Нефтяников и схема 2: Исторический центр Нефтяников)
Первый же взгляд на планировку Нефтяников выявляет некую странность - радиальное расположение улиц. В советском градостроительстве такое практически не встречается, а если и попадается, то объясняется объективными причинами - например, продолжением исторически сложившейся застройки или сложностью рельефа. Прямоугольная планировка, то есть расположение улиц перпендикулярно друг другу, считалась настолько привычной, что даже не требовала дополнительных указаний.
Мне неизвестен ни один советский город или городской район, воздвигнутый на пустом месте, который бы имел радиальное (или сегментное) расположение улиц.
Нефтяники - имеют.
Отчасти это можно объяснить расположением крупных градообразующих элементов относительно первоначальной "жилой трапеции". Один радиус от ядра застройки (улица Нефтезаводская) имеет направление на заводоуправление, то есть в сторону входа на заводскую территорию. Другой радиус (ул. Химиков, бывшая Магистральная) в целом совпадает с направлением на Комбинатскую, станцию городской железной дороги, которой предназначено было обслуживать нефтезавод, ТЭЦ-3 и жилмассив. Налицо прагматичность, устанавливающая кратчайшее расстояние между узловыми точками транспортировки людей и грузов.
И все - же: стоило ради этого вводить весьма сложную уличную схему, которая до сих пор дает о себе знать неразберихой в застройке окружающих кварталов?
Я рискну сделать попытку на время забыть о бритве Оккама и "увеличить число сущностей без необходимости", то есть ввести дополнительные гипотезы помимо тех, которые имеют простое и достаточное объяснение.
Планировка соцгородка 1950-х копирует центральную часть губернского города конца девятнадцатого века, что, как мои уважаемые читатели понимают, невозможно по идеологическим и инженерным причинам. Тем не менее, достаточно сопоставить две схемы, и становится трудно избавиться от впечатления, что одна повторяет другую.
Я намеренно привожу не современную схему центральной части Омска к северу от Омской крепости, так как за последние полвека она была искажена до неузнаваемости.
Итак, план Омска 1917 года.
http://radikale.ru/data/upload/49112/0fccf/2b6cc584f1.jpeg
(схема 3:. Планировка и идеологические схемы Бутырского форштадта)
Центральная часть форштадта Бутырский в пределах Тарской улицы от условной границы Омской крепости до Крестовоздвиженского собора. Я использую подлинные названия культовых сооружений, так как они имеют особое значение и являются маркерами идеологической схемы. Крестовоздвиженский собор - нынешняя "церковь на Тарской", кафедральный собор Успения Пресвятыя Богородицы - нынешний Успенский "у Маяковского". Наконец, разрушенная, но отмеченная крестом, раскопками и многочисленными материалами в СМИ и ЖЖ - Воскресенский военный собор, один из старейших на тот момент и находящийся в пределах крепости.
Улица Тарская, как политкорректная, сохранила свое изначальное название. Она зародилась из тракта, связывающего Тару с Омском.
На данной схеме нас интересуют в первую очередь еще две улицы, расходящиеся веером от точки, теоретически (и примерно) совпадающей с Тарскими воротами Омской крепости. Капцевича (ныне Красный Путь), - дорога к прииртышским деревням правого берега: Захламино, Николаевка, Ново-Александровка и так далее до Чернолучья, если бы кому-то хватило терпения следовать извивам Иртыша. Скорбященская (ныне Гусарова) - дорога в направлении деревень вдоль реки Оми. Как наглядно видно, все перечисленные улицы обязаны своим происхождением дорогам, по которым из крепости=Омска можно было попасть в другие населенные пункты
Представленная планировка, во многом стихийная, сложилась в середине девятнадцатого века и выглядит весьма похожей на планировку Нефтяников.
Тарская соответствует проспекту Культуры.
Капцевича - Нефтезаводская.
Скорбященская - Химиков
Проспект Мира - Казанковская или Александровская.
http://radikale.ru/data/upload/4fa6c/0fccf/fd73e640fb.jpeg
(схема 2: Исторический центр Нефтяников)
Можно ли считать это совпадением? Или мы имеем дело с осознанным стремлением противопоставить устаревшему центру Омска новое сосредоточение жизни в соцгороде? Нефтяниками этот казус точно не осознавался. Планировка могла иметь целью воздействие не только на сознательном уровне. Вполне возможно, губернские архитекторы начала двадцатого века и генпланисты соцгородка полвека спустя исходили из неких архетипов, которые диктовали схожие решения.
Веерное расположение улиц, расходящихся от центра, характерно для старинных русских городов. Типичный русский город располагался "в углу" -на стрелке - при слиянии двух рек и далее мог развиваться как сектор, ограниченный двумя берегами (в случае Омска - между улицами Капцевича и Скорбященской, между Иртышом и Омью). Естественное развитие города происходило от центра - кремля, детинца, соборной площади. Продольные улицы расходились веером от центра, поперечные - шли параллельно контуру площади или стене кремля, то есть имели вид сегмента окружности.
При выборе принципа планировки Нефтяников могли быть колебания между утилитарностью прямоугольной сетки улиц и более сложной веерной системой - в Нефтяниках они совмещались, что давало весьма сложный рисунок улиц и, как представляется, ничем не оправдано.
Если исходить из представлений проектировщиков, всё-таки отчасти настоявших на своей позиции, то заводской посёлок рассматривался ими как новый полноценный город. Точнее - новый - "старый", который являлся возрождением в новых условиях исконных русских традиций и воплощением в контурах промутопии. Действительно, странный проект для мастерской мэтра конструктивизма...
В дальнейшем планировка Нефтяников не стала развёртыванием первоначального импульса - следующему поколению проектировщиков эти замыслы были неизвестны или же не имели для них никакого значения. В конечном итоге возобладала прямоугольная планировка, наиболее простая и утилитарная. В пределах "трапеции" произошло другое достаточно интересное явление - хотя градостроительные фантазии не получили продолжения, зато на первоначальный эскиз наложилась идеологическая схема, запечатлённая в названиях улиц и расположении главных градостроительных объектов.
Фэн-шуй по-сталински
Вернемся снова к Бутырскому форштадту начала двадцатого века Особенно интересна своего рода ось, находящаяся в створе Тарской улицы. Ось - потому что тут важна не сама улица, а расположенные на ней объекты, взаимное расположение которых имеет символическое значение.
(схема 3:. Планировка и идеологические схемы Бутырского форштадта)
Тарская улица в пределах крепости начиналась Воскресенским собором, проходила в непосредственной близости от кафедрального Успенского собора и выходила на Крестовоздвиженский собор. Таким образом, это в полном смысле "дорога к храму", точнее от храма к храму. Можно добавить, что церкви располагались в определённом хронологическом порядке и по мере физического перемещения верующий мысленно проходил ключевые эпизоды православной истории. Начиная от Воскресения Иисуса Христа - кульминации мировой истории - к Успению Богоматери (покровительницы России) и, далее, к Воздвижению Честнаго и Животворящего Креста императором Константином, иначе - созданию христианской империи Византии. Россия числила себя прямой наследницей Византии и особо отмечала этот праздник. Этот ансамбль сложился в конце девятнадцатого века, его символика была явна для верующих и могла рассматриваться как идеологическая доминанта губернского города.
Перпендикулярно Тарской - и в середине описанного мною участка - располагались две улицы: Александровская (ныне Интернациональная) и Казнаковская (ныне стык Красного пути и Ленина). Эти улицы воспринимались как центральные, были насыщены правительственными учреждениями, представительствами крупных фирм, магазинами и особняками. Самый крупный из этих объектов - здание Казначейства (ныне Правительство Омской области). Площадь, объединявшая Успенский собор и Казначейство, воспринималась как центр города (точнее, один из центров, о чем ниже).
Если абстрагироваться от конкретных улиц и домов, то возникает модель планировки городского центра, в которой существуют две пространственные оси в виде креста. Одна ось относилась к неким идеологическим началам, в данном случае - религиозным. Вторая обслуживала житейские потребности. На их пересечении, в центре, располагались самые значимые сооружения идеологической=гОрней оси и оси житейской=мiрской. Центральные здания как бы скрепляли собой две оси, превращая в символическую фигуру.
Из триединой формулы графа Уварова "православие, самодержавие, народность" православие можно отнести к гОрней оси, народность - к мiрской, а на их пересечении возникало самодержавие, отнюдь не форма абсолютной монархии в политическом смысле. Самодержавие на самом деле воспринималось как своего рода пересечение интересов христианского=крестьянского народа и Божественной воли свыше. Царь - предстоятель своего народа перед Господом и проводник Божественной воли в человечестве, человек на пересечении миров, сакрального и низменного. И вся Россия - не просто рядовое государство, хотя бы и самое большое, но воплощение царства Божия на земле. Омские мещане и окрестные крестьяне как воспитанные в весьма архаичных представлениях о государстве, интуитивно воспринимали символику храмов, зданий и улиц. Можно предположить, что это была наглядная агитация, хотя и весьма странная с современной точки зрения.
Для проверки моего предположения о существовании описанной идеологической схемы (осей гоРнее - мiрское) в пределах Омска, можно привлечь пример еще форштадта - Казачьего.
Тамошняя гОрняя ось начиналась от Казачьего собора и по Никольскому проспекту (ныне улица Красных Зорь) продлевалась до комплекса казачьего кладбища с кладбищенской церковью. Ось маркировалась двумя храмами.
Мiрская ось - улица Атамановская (ныне продолжение Ленина по левому берегу Оми), имевшая множество доходных домов и магазинов, начинавшаяся от комплекса генерал-губернаторского дворца. На одной стороне улицы располагался величественный комплекс Казачьего кадетского училища.
На пересечении осей - сакральный центр сибирского казачества, Никольский "казачий" собор, место хранения стяга Ермака. Тут же административный центр СКВ -
Для казаков столицей был не совсем привычный нам Омск, с его крепостью и гарнизоном, а также со ставкой генерал-губернатора. Столицей Войска был форштадт. Форштадт был казачьей землей в полном смысле этого слова, так как принадлежал Войску, а не городу, и селиться в пределах этого городского района могли только казаки.
У меня есть предположение: такие перпендикулярные друг другу оси гОрнего и мiрского возникали при особом значении населенного пункта, его "столичности". насыщенности зданиями, которые воспринимались не только в архитектурном смысле, но и имели символическое звучание. Для небольших городков вполне хватало площади с собором, присутственными местами и магазинами. В городах, имевших особое значение, такие объекты были многочисленны и растягивались на протяжении улиц. У строителей и чиновников при этом в сознании существовала определенная иерархия объектов и смыслов, которая требовала упорядоченности. Я не настолько хорошо знаком со старинной планировкой других губернских "столиц", чтобы утверждать, что в них было нечто похожее на описанные мною идеологические схемы.
Уникальность Омска в том, что благодаря его истории и многообразию функций в нем сложилось минимум два описанных мною столичных комплекса - как отражение двух столиц в одном городе. Во-первых, Омск - крупнейшая крепость в Азиатской России, сосредоточение власти военной, которая естественно перетекла в сосредоточение власти административной над Западной Сибирью и Степным краем. Этому Омску соответствует правобережная часть с крепостью. Во-вторых, Омск - центр такого уникального территориально-сословного образования как Сибирское казачье войско. Этот Омск развивался на левом берегу Оми. Две функции, два города, совмещенные в одном населенном пункте на разных берегах реки. А между ними как средостение, соединяющее начало - дворец генерал-губернатора и Ильинская церковь (во имя святого покровителя города) на одной площади.
Если предположить, что при планировке Нефтяников использовались те же соображения, что и в случае с идеологическими осями в Бутырском форштадте, то можно заняться поисками аналогии. В данном случае совпадения на поверхности.
Горняя ось - проспект Культуры.
Мiрская ось - проспект Мира.
На их пересечении - Дворец культуры нефтяников. (о его символике ниже)
(схема 2: Исторический центр Нефтяников)
Налицо творческое переосмысление старинной традиции - при сохранении самой идеи распределения объектов "культуры" и "мира" по разным улицам.
Генпланисты 40-50-х годов никоим образом не могли разделять описанные выше архаичные представления. Первый генплан составлялся в Москве. Второй генплан разрабатывался в Омске под руководством москвичей, но коренных омичей среди проектировщиков точно не было. Я никоим образом не могу предположить, что среди проектировщиков могли оказаться люди, столь тонко и точно чувствующие символику чужого для них города, которая, к тому же, давно потеряла актуальность.
Возможное объяснение, если отбросить в сторону случайность - проектировщики 40-50-х разорвали с дореволюционной традицией в своем сознании, но продолжали ей следовать подсознательно, не отдавая отчета самим себе. Такое состояние умов следует признать весьма распространенным в обществе, потому что планировка Нефтяников не вызывала осознанного протеста. Или же, во-вторых, мы имеем дело с вполне осознанной и утвержденной свыше идеей: построить новый центр города в старых традициях. Иначе - аннулировать старорежимный мещанский Омск тем, что в стороне от него воздвигнуть сверхсовременный соцгород - а чтобы победа прогресса была бы полной, тщательно скопировать планиметрию и символику древних улиц и площадей на новом месте, только с новым содержанием. Но это скорее магия, чем градостроительство.
Символика промышленной утопии (улицы).
Проспект Мира
В современном русском языке произошло обеднение базовой лексики по сравнению с богатством смыслов народного языка и классической литературы. Слово "мир" в полной мере испытало на себе превратности судьбы.
Уже в 50-е - и тем более сейчас - невозможно представить, что на самом деле речь идёт о двух (а до реформы 1745 года - и трёх) самостоятельных словах, звучащих приблизительно как "мир". После реформы орфографии 1918 года и наполнения новым смыслом они слились в одно; и всё-таки рудименты значений до сих открываются при звучании огрублённого обобщения.
Мир - первоначальное "миръ" - с ятем как состояние покоя, без конфликта или войны.
Мiръ (через "и" десятеричное)- в узком значении деревенская соседская община, в широком - космос, вселенная, окружающее пространство.
Поэтому становится интересным, какое же значение вкладывалось в наименование проспекта Мира и как могло это восприниматься в 50-е.
Значение, лежащее на поверхности - речь идёт о мире как состоянии без войны. Для советского общества, которое было поставлено на грань уничтожения десятилетие назад и которое жило в ожидании очередного пришествия войны, мирное состояние было самым желанным. Надо ещё раз проникнуться атмосферой того времени, чтобы понять какое значение имела антивоенная тема в советской пропаганде и почему только ради сохранения мира советское общество было готово вытерпеть очень многое. Мир считался обязательным атрибутом коммунизма, так при новом общественном строе исчезали все социально-экономические противоречия, приводящие в итоге к войнам. "Мир" можно рассматривать как ипостась коммунизма.
При рассмотрении идеологии и застройки проспекта Мира можно высказать предположение, что "мир" означало и другое. Советская власть усиленно вытесняла дореволюционную крестьянскую общину = мир из общественного сознания. Хотя сами первоначальные советы 1905 и 1917 годов были порождены как раз общинной психологией и являлись её творческим приспособлением к иной эпохе, но диктатура партократов не могла забыть народного лозунга "За советы без коммунистов": в Гражданскую он был страшнее монархистов и Антанты вместе взятых. Государственная идеология бичевала деревенскую общинность как устаревшее, отжившее своё, явление, постоянно упоминала об опасности мелкобуржуазной стихии для сознательно-прогрессивного строителя коммунизма. Поэтому мир как община вытеснялся из общественного сознания и прививался только в абстрактной форме как синоним космоса и мироздания.
Проспект Мира - это не только демонстрация антивоенных намерений строителей коммунизма, но и их представление о вселенной (которую они должны были построить сами). Возможен подтекст, который осознавался слабо - ведь коллектив соцпредприятия в какой-то мере реинкарнация прежней крестьянской соседской общины, только в иных условиях.
Для наглядности следует перечислить те общественные заведения, которые располагались в 8 домах по северной стороне проспекта Мира. Под них были отведены первые этажи пятиэтажных домов.
Дом 7 по улице Химиков, угловой: в той части, что выходила на проспект Мира - булочная.
Дом 48А - вставка над арочным проходом: районная детская библиотека.
Дом 50: магазин "Одежда".
Дом 52: магазин "Галантерея".
Дом 54: магазины разного назначения, которые менялись со временем.
Дом 56, угловой, выходящий на площадь с Дворцом культуры нефтяников: гастроном "Омич", далее - юношеская районная библиотека.
Дом 60, также угловой, боковым фасадом обращённый к Дворцу культуры нефтяников: "Универмаг", начальная школа ?4, опорный пункт милиции и добровольной народной дружины. В нём же располагался шахматный клуб, наследство Малунцева.
Дом 62: "Кулинария" с цехом приготовления и ресторан "Иртыш".
Дом 64: магазин "Книги".
Дом 66: магазин "Хлеб", дежурная аптека и служба быта (ремонт бытовой техники, химчистка).
Набор сооружений наглядно показывает, каким представлялся "мiр" строителя промутопии: достаточный (хотя и аскетичный) набор магазинов "для тела", для обеспечения достаточных бытовых условий, и культурных учреждений "для духа". Государство, строя новое общество, демонстрировало свою заботу о тех, кто соглашался участвовать в реализации проекта, и задавало особенности этого общества.
Эстетическое восприятие фасада Нефтяников имело не меньшее значение.
Проспект Мира имел сложное дорожное обустройство. По оси магистрали располагалась аллея - широкая дорожка из бетонных плит, рядовые посадки деревьев, куртины кустарников и клумбы с цветами. Ближе к аллее проходили трамвайные пути. Проезжая часть по обе стороны аллеи была неширокой по сегодняшним меркам - всего две полосы, но по тем временам этого было вполне достаточно. Проезжую часть и тротуар разделял газон с рядом тополей.
Над проспектом возвышались пятиэтажные дома, имеющие жёлто-белую окраску: белым выделялась лепнина. Они и сейчас производят впечатление: надо полагать, в 50-е вид светлых ярких домов на фоне нефтезаводских бараков и одноэтажного Омска производил впечатление. Таких архитектурных комплексов к началу 60-х даже в центральном Омске было немного.
Архитектурное оформление фасада Нефтяников можно отнести к "сталинскому ампиру", как бы ни было неопределённо само это понятие. В провинции реализовывались лишь некоторые элементы декора: предполагалось, что восприятие зрителя настроено на помпезные столичные образцы и само дополнит вынужденную скромность в нужном направлении.
Первые этажи, занятые магазинами, имели огромные арочные витрины - надо сказать, для Сибири не самое экономное решение. Они имели оформление в виде лепных гирлянд. Фасады некоторых домов разделяли промежуточные карнизы - мера как эстетическая, так и практическая, поскольку отчасти сберегала штукатурку от дождя. Самой эффектной частью домов были эркеры - башни на пятых этажах (иногда они начинались с третьего), которые возвышались над свесом кровли.
В районе Кристалла, то есть на въезде в Нефтяники оформление имело особенно торжественный характер: на фасадах создавались развёрнутые лепные композиции из гирлянд и вазонов. Как ни странно, коммунистическая и государственная символика вроде гербов, стягов, серпа и молота в них отсутствовала
Проспект Мира представлял собой представление о "мире - мiре" как о разумно устроенном культурном обществе, в котором общественное и частное, природное и рукотворное находилось в гармонии, порядке и в бесконфликтном состоянии. Фасад Нефтяников был витриной нового общества, наглядной агитацией промутопии, фактом реализации её замысла.
Южный фасад проспекта, здания с нечетными номера, по сравнению с противоположной стороной выглядят скромно или даже убого. Это обычные четырех -пятиэтажки, лишенные малейших признаков декора и потому выглядящие сугубо утилитарно. Это именно жилье без малейших признаков идеологизированности. Они строились в другое время, когда набирала силу компания с излишествами, под прикрытием которой производилась ревизия сталинского наследия и социального эксперимента 40-50-х. Здания чётных и нечетных порядковых номеров по проспекту разделяют несколько десятков метров и разрыв в несколько лет постройки - но они принадлежат к разных историческим эпохам и поэтому воспринимаются как антиподы.
Проспект Культуры
Вторая ось - проспект Культуры. Само наименование "проспект" не слишком соответствовало характеру улицы, так как она не использовался как парадная городская магистраль. Проспект Культуры в Нефтяниках всегда был бульваром, чем-то средним между тихой межквартальной улицей и сквером.
Слово "культура" было не слишком популярно в названиях советских улиц. Обычно всегда хватало юбилеев, фамилий вождей и других догматических слов, чтобы назвать одну из центральных улиц заводского посёлка. Следовательно, в обращении к культуре был свой смысл, который воспринимался первым поколением нефтяников по-особому.
'Культуре' - в её весьма специфическом советском понимании - отводилась центральная роль в коммунистическом мировоззрении. Сразу следует отметить, что это не была культура вообще как сумма всех достижений человечества. Советская идеология в этом вопросе была решительна и бескомпромиссна: культура могла быть прогрессивной, то есть соответствующей критериям марксизма-ленинизма, и прагматичной, служащей в первую очередь воспитанию нового человека.
Тут приходится прибегать к религиозной терминологии, потому что только она адекватно может описать роль культуры в советском обществе. Культура имела такое же значение как благодать в православии, то есть она была механизмом причащения человека - коллектива - общества к высшим сакральным ценностям.
Когда в социальном эксперименте государство предполагало отказаться от видимых форм насилия "большинства над меньшинством" ради построения коммунизма, то заменой репрессивному аппарату мыслилось, во-первых, воздействие на личность в трудовом коллективе, а, во-вторых, культурное воспитание человека. Предполагалось, что этих двух факторов достаточно, чтобы психический здоровый человек в "нормальных" условиях не испытывал тяги к противоправным действиям и мог исполнять отведенную ему роль активного строителя коммунизма. Теоретики такого подхода были не так далеки от истины, потому что их идеологические противники пришли точно к такому же способу воздействия на человека западной формации - и добились немалых успехов в управлении обществом, а также к привитию отвращения к "плохому" у обывателей свободного мира.
Другая роль культуры, возможно, главная - если рассматривать приобщение к культуре утилитарно. При восприятии обстановки рубежа 40-50-х современный читатель невольно впадает в анахронизм и не воспринимает всей остроты безграмотности тогдашнего населения СССР. Я не рискну привести точные статистические выкладки именно по Нефтяникам, но вряд ли процент людей с высшим образованием был более 5, а окончившие среднее образование могли составлять от силы процентов 30. И это в то время, когда овладение современными технологиями требовало знаний математики, физики, химии, владения навыками быстрого чтения и черчения. А ведь ситуация настоятельно требовала постоянного усовершенствования, непрерывной модернизации, на что были способны только специалисты. Без высокого технического уровня образованности эксперимент в Нефтяниках был бы обречен на неудачу, а вся страна - на капитуляцию в мировой войне технологий. Подъем уровня образования всего населения был не менее важной задачей, чем строительство новейших заводов. Но только утилитарной технической грамотности было мало - только культурный человек мог правильно распорядиться полученными знаниями, свести их в систему и развиваться дальше.
О "культуре" эпохи эксперимента придется давать развернутый очерк, потому что тогдашнее восприятие термина малопонятно даже моим сверстникам, а уж нынешнему читателю непонятно в принципе. Сейчас же важно отметить подчеркнуто центральное размещение культурных объектов - при удалении на периферию органов власти и необходимого насилия.
Проспект Культуры благодаря Дворцу Культуры в створе улицы имел два изолированных участка. Один располагался в пределах "жилой трапеции", застроенный в середине 50-х, и другой, южнее проспекта Мира, к которому в полной мере относится замечание о зданиях-антиподах по Мира: безликая и невыразительная застройка стандартными зданиями. Разумеется, нас интересует участок, наиболее полно воплотивший первоначальный замысел - к северу от Дворца.
Если проспект Мира был парадным фасадом, то проспект Культуры обозначал собой внутренний мир нефтяников.
По оси улицы находился весьма широкий бульвар, вмещавший в себя рядовую посадку тополей в несколько рядов, центральную дорожку и ряды скамеек. В мою бытность, в 70-е не было ни газонов, ни цветников, но старожилы упоминали о них в воспоминаниях о 60-х. С северной стороны аллею замыкал микроскопический парк перед центральным въездом в больничный городок: в центре его располагался фонтан.
Аллею обрамляли двух-трех этажные здания. Умелая комбинация незатейливых архитектурных деталей вроде эркеров, фронтонов и простейшей лепнины придавали каждому дому индивидуальный облик, гармонировавший с общим ансамблем. Вдоль проспекта Культуры по обе стороны располагались по два квартала жилых домов: между ними высились здания двух школ: ?84, так называемой "нефтезаводской", и коррекционной, для детей с отклонениями в развитии. С севера проспект замыкало трехэтажное здание детской поликлиники, решенное в том стиле, а на юге предполагался тыльный фасад ДК. К сожалению, архитектура ДК была искажена самым безжалостным образом и вместо более-менее приличного тыла псевдо-классического дворца получилась глухая серая стена, которая резко контрастирует с умиротворяющей гармонией этой части Нефтяников.
Улица Малунцева.
Своё название она получила после смерти Александра Моисеевеча, последовавшей в 1961 году. Не случайно она располагается в историческом центре Нефтяников. Малунцев для нефтяников был персонажем архетипичным, вроде демиурга, при котором из первозданного "хаоса" зародился упорядоченный "космос".
Александра Моисеевича Малунцева считают первым директором нефтезавода, что формально неправильно, но справедливо по существу. Первым "гражданским" директором строящегося нефтезавода был Евгений Михайлович Варшавер, но он никак не успел себя проявить в краткий срок (буквально несколько месяцев) своего пребывания в должности. А гражданские директора строящегося предприятия появились после 1953 года: до этого все перспективные крупные стройки вело НКВД-МГБ, а их начальниками были, соответственно, генералы и полковники этого ведомства.
Александр Моисеевич происходил из семьи армянских евреев, обосновавшихся в Баку (или в Нагорном Карабахе - его тоже указывают в качестве места рождения в 1908 году). Говорили, что его настоящая фамилия - Малунцян. Впрочем, армяно-еврейская тема в воспоминаниях о Малунцева ограничивалась констатацией факта. Семья Малунцевых в 1918 году перебралась в Поволжье, потом с наступающей Красной Армией вернулась в Грузию. В Тбилиси Александр Моисеевич закончил нефтяной техникум, и начал работать на Бакинском нефтезаводе. В 24 года он закончил заочно нефтяной институт - необходимое условие для занятия руководящей должности - и стал главным инженером самого крупного на тот момент нефтезавода СССР. С 1943 по 1951 ему пришлось возглавлять Краснодарский нефтезавод - то есть восстанавливать его из руин оккупации и зоны боевых действий, организовывать выпуск продукции в тяжелейшие военные и послевоенные годы. Опытнейший управленец и технолог в 43 года (в 1951-м) получил новое назначение - стал начальником главка "Востокнефтепеработка": в зоне его ответственности было Поволжье, Урал и Сибирь. Главки по сути были крупнейшим подразделением министерства нефтяной и нефтехимической промышленности, так что Малунцев считался заместителем министра. Перед прибытием в Омск по своему рангу Малунцев входил в высшую категорию "хозяйственных руководителей" СССР.
Официальные источники единодушны в том, что решение сменить комфортную столичную жизнь на хаос омской стройки, переспективы стать министром - на проклятую директорскую должность, у Александра Моисеевича было добровольным. Во множестве других случаев в "добровольности" возникают сомнения - партия умела делать предложения, от которых невозможно было отказаться, и человек потом искренне считал, что принял решение самостоятельно. К Малунцеву этот эфемеризм не относился - он сам поехал на передовую из глубокого тыла. Глубоко штатский человек, классический русский интеллигент с тонкой душевной организацией и не утраченным добрым отношениям к людям - по сути, обладал харизмой боевого генерала, вождя, за которым люди шли без колебаний в самое пекло. Банальные фразы вроде "он был душой стройки" отражают действительное положение дела.
Нет сомнения в том, что годы директорства надорвали его здоровье, и он скоропостижно скончался в 1961 году, совсем не старым человеком.
Если проспект Мира - официальный фасад городка и главная пространственная ось, то улица Малунцева - сакральный центр поселения. Она имеет скрытый интимный характер, о котором не подозревают "чужие", но отлично знают "местные". Гармоничная архитектура улицы, соразмерная человеку, удачно подчёркивает это обстоятельство. Можно утверждать, что нефтяники воспринимали улицу Малунцева как центр своего пространства. Позднее, новые поколения стали употреблять наименования "Малёк", что свидетельствовало об утрате такого восприятия.
Следующая улица, параллельная проспекту Мира и улице Малунцева - 20-го партсъезда.
По сути, XX съезд КПСС во второй половине 50-х не воспринимался как отход от сталинизма - как сейчас трактуется закрытый доклад Хрущёва о культе личности и последующие завуалированные решения. Тогда же не было оснований для предсказаний об уничтожении сталинской модели государственности. Напомню, что сообщество нефтяников зарождалось как отрицание прежней модели хозяйствования, которую можно охарактеризовать как мобилизационную, имевшую насильственный характер и широкое применение труда, который не было никакой возможно эквивалентно оплатить. Нефтяники доказывали, что гораздо бОльшие достижения даёт творческий труд свободных людей при достаточно скромной оплате. XX съезд на высшем уровне подтвердил их правоту, равно как и оценил возможности нарождающегося советского народа. Власть твёрдо заявила, что возврата к прошлому, к реконструкции ГУЛАГа уже не будет. Поэтому дежурная практика поименования появляющихся улиц юбилейными датами в восприятии нефтяников имела определённое значение.
Символика промышленной утопии (больницы и парки).
Если сопоставлять объекты гОрней оси Бутырского форштадта и Нефтяников, Тарской улицы и проспекта Культуры, храмы - с парками и больницами, то возникает вопрос - неужели это равноценная подмена? Нет ли в этом элемента обмирщения в духе "Союза безбожников"? Но кощунства в отношении церкви в 50-е давно уже прекратились (а до очередного обострения при Хрущеве было далеко), среди нефтяников господствовало отстраненно-уважительное отношение к церкви как далекому прошлому, своеобразной форме воспитания патриотизма и нравственности, надобность в которой уже отпала.
Скорее, в системе координат строителей коммунизма помимо собственно культуры физическое здоровье и укрощенная природа на самом деле имели огромное значение, без которых рукотворный рай промутопии не мог существовать. И на самом деле, для адекватного тому времени восприятию медицины и благоустройства надо отрешиться от нашего времени, когда это кажется само собой разумеющимся, и вернуться на пару поколений назад, когда каждое достижение в этой области граничило с чудом.
Больничный городок
Больничный городок планировался как огромный комплекс поликлиник, стационаров и лабораторий в окружении парковой зоны. Если сопоставлять площадь городка с площадью "жилой трапеции", то под объекты здравоохранения отводилась примерно седьмая часть исторического ядра Нефтяников.
В настоящее время трудно воссоздать систему аргументов, которая привела к концентрации в одном месте полного комплекса медицинского обслуживания, которой бы вполне хватило для среднестатистического города того времени. В Омске 50-х таких больничных городков не было, многопрофильные больницы начали появляться в начале 70-х. Поэтому в городе название "больничный городок" (разумеется, неофициальное) осталось единственным и уникальным.
Если основываться на воспоминаниях, моей памяти и архитектурным деталям, то первыми появилась детская поликлиника, стационар, станция переливания крови и лаборатории с моргом. Они функционировали в конце 60-х. Потом в течение 15 лет комплекс был завершен районной поликлиникой, стационарами различных профилей, станцией скорой помощи, роддомом и т.д.
Сразу уточню, что это были далеко не единственные медицинские учреждения Нефтяников и Больничный городок так подробно рассматривается из-за некоторых уникальных черт.
Больничный городок не имел прямого ведомственного подчинения нефтезаводу: Нефтезавод, равно как и другие крупные предприятия, добровольно-принудительно участвовали в строительстве объектов здравоохранения, выделял от промышленного или жилого строительства собственные ресурсы, рабочую силу, привлекал работников к субботникам в случае авралов. Но львиную долю затрат на сооружение больниц на себя брало государство. Это был районный объект в том смысле, что он входил во всесоюзную систему здравоохранения и являлся низшим, районным звеном структуры. Иначе говоря, больничный комплекс был олицетворением заботы государства о трудящихся, выполненной частью контракта государства с соцпредприятием. И многоэтажные светло-желтые корпуса над малоэтажными Нефтяниками и бараками производили огромное впечатление.
Я снова вынужден употребить слово "война" в отношении фактов обыденной жизни, но только такое слово полно и точно отражает напряжение той эпохи. Шла настоящая война за человеческие жизни, за здоровье. Пусть даже в формах, которые бы покоробили нас, нынешних: во главу угла ставилось не здоровье личности, а способность мобилизационной единицы исполнять возложенные на неё обязанности в труде и в обороне. Ценность человека в первую очередь была в том, что его здоровье определяло его бесперебойную работу винтика сложного механизма - той самой детали, которая должна была работать точно и безошибочно, чтобы не подвергнуть сбою или разрушению всю конструкцию.
Другого взгляда на здоровье эпоха войн и строек на костях не воспринимала. Теория гармоничной личности эпохи развитого социализма появилась позже. И современное представление о здоровье как о личном деле индивида, которое может быть разрушено самим индивидом, для того времени показалось бы дикостью или вредительством. Со всеми вытекающими, как говорится. ..Например, ожесточенная борьба с пьянством и прочими излишествами в советское время, на самом деле была борьбой с дезертирами с трудового фронта.
А общее состояние со здоровьем у строителей и эксплуатационников обстояло не так хорошо даже по параметрам того времени. Сейчас отчего-то принято идеализировать физическое состояние старшего поколения, считая его крепче нынешнего. Вряд ли это справедливо. Среднестатистический житель нефтяников примерно тридцати лет от роду был рожден от людей, переживших голод и эпидемии Империалистической, Гражданской. В детстве и юности он жил на полуголодном пайке времен коллективизации и индустриализации. На рубеже зрелости ему пришлось перенести Великую Отечественную - на фронте или в тылу, а последнее означало неподъемный непрерывный труд при недостатке всего необходимого. Послевоенные годы были не легче... И все это в сопровождении медицины, которое в наше время можно назвать только фельдшерским обслуживанием: минимальный набор слабых лекарств, примитивные операции без обезболивания, отсутствие диагностики и целых направлений медицины вроде применения антибиотиков. Трудно представить, что такой человек был здоров в полном смысле этого слова, не имел хронических или острых болезней: если он был фронтовиком, то к этому добавлялись неоднократные ранения и контузии.
Такой человек был физически вынослив, способен к физическому непрерывному труду такой продолжительности, которая сейчас кажется невероятной - годы подряд без отпусков, с несколькими выходными днями в месяц по десять - двенадцать часов в сутки. Но не здоров. Его работоспособность была фактором скорее психологическим, чем физиологическим: так работали потому что "надо", так делали всегда и везде, под страхом наказания или уже по инерции, просто не представляя иной жизни. Как правило, плохие бытовые условия и чрезмерный труд к тридцати годам приводил к проблемам с опорно-двигательным аппаратом, неполноценное питание - к заболеваниям органов пищеварения. В те времена это и болезнью не считалось, а было вполне нормальным состоянием. Болезнь, то есть основание для невыхода на работу, считалась настоящей, когда человек в буквальном смысле этого слова не мог подняться на ноги из-за температуры, слабости или острой боли. Выздоровление, соответственно, наступало, когда человек мог подняться и приступить к исполнению хоть каких-то обязанностей. Люди сгорали очень быстро, превращаясь к пятидесяти в стариков и старух, если им удавалось дожить до этого времени.
Советская медицина в таких условиях смогла совершить многое. Ей не удавалось - в те годы - изменить сами причины фактической ограниченности трудоспособности большинства населения: объем работы, который превышал возможность ее выполнения, примитивные бытовые условия, дефицит питания, неразвитость самой медицины (ведь основные средства из бюджета шли на оборону и индустриализацию, а не на социалку). Но врачи, сами испытывая на себе все трудности того времени, пробивали в бюрократическом аппарате идеи правильного сбалансированного питания, драконовскими методами боролись с эпидемиями, разъясняли пациентам элементарные правила санитарии и излечения, из скудного набора средств помогали больным. Сравнить с кем-то их успехи в мирное время трудно: слишком различались стартовые условия и конечная цель медицины в СССР от других развитых стран. Но в годы Великой Отечественной советская медицина имела наивысший процент выздоровевших среди воюющих держав. Несмотря на все просчеты в работе, некомпетентность недоученных кадров, запущенность ситуации плановая организация работы могла мало-помалу исправлять положение. Этим усилиям не хватало только оформления. И вот оно произошло.
Для медиков появление первых корпусов Больничного городка в конце 50-х можно сравнить с чувством пехоты, которая долго и обреченно держит оборону, испытывая недостаток во всем: питании, боеприпасах, пополнении. И вот внезапно неясные слухи о том, что где-то что то там готовится, обретают явь: на позиции противника обрушивается авиация, перемешивает все с землей, а по дорогам, даже не разворачиваясь в боевые порядки, бесконечными колоннами идет бронетехника. Пехота понимает, что все жертвы были не напрасны, что за мучительная оборона принесла свои плоды. В тылу откована новая мощь, которая сокрушит противника. Это еще не победа, но уже перелом.
В Нефтяниках произошел такой коренной перелом - и в этой области. Медицина из подвигов одиночек превратилась в конвейер здоровья, в который вовлекалось практически все население от самого зачатия до смерти, в строгую систему наблюдения, оказания адресной помощи и контроля, в ячейку сложной и могущественной структуры, способной оказать помощь консультацией или отправкой пациентов в Москву. Так СССР выходил на лидирующие позиции в мире в области здравоохранения.
Советскую медицину невозможно сопоставлять с западной по той причине, что они имели разные цели. Советские медики имели дело со всей массой населения, а не с отдельными пациентами - потребителями медицинских услуг. Это приводило к отрицательным и положительным последствиям. Плохо было то, что господствовала отчетность, а не внимание лично к человеку. Хорошо было то, что медицина планомерно, ступень за ступенью подтягивало все население к общесоюзным стандартам. В 50-е этот процесс имел наиболее зримый и яркий характер. На примере Нефтяников в течение десяти лет сторонний наблюдатель мог бы наблюдать все фазы перехода от фельдшерского пункта в Захламино через ГУЛАГовские больнички и здравпункты на стройках к современному здравоохранению - вполне на уровне самых развитых держав. И не для избранных, а для всех: официального населения городка со всеми барачными пригородами. Нелишне напомнить, что осознание социальной роли общедоступной медицины на Западе появилось как ответ советским успехам, а в описываемые мною времена, в 50-е, медицинское социальное обслуживание всех граждан в ведущих западных странах только разворачивалось.
Больничный городок мог восприниматься как аналог нефтезавода - сверхсовременное огромное производство, преобразующее окружающий темный и отсталый мир. Но не только.
Я снова напоминаю факт загадочной планировки Нефтяников - отсутствие кладбища. Строительство огромного комплекса больниц могло осознаваться вызовом - одновременно с нефтезаводом строилась своего рода фабрика бессмертия. В те годы не только собирались дожить до коммунизма, но и продлить жизнь до того времени, когда физическое бессмертие станет осуществимым.
Прагматизм советского коммунизма был насквозь мифологичен. Очень трудно разобрать, где кончается материализм и начинается миф - а то и магия. Борьба сталинской псевдо-религиозности с православием вполне могла породить необходимость зримого замещения христианской "жизни будущего века" надеждой на физическое бессмертие. При таком взгляде величественные храмы здоровья на окончании гОрней оси вполне уместны - они аннулируют собой малопонятную христианскую веру в бессмертие души и телесное воскрешение. А вместо этого вводят гораздо более понятное и достижимое - в бешеных темпах 50-х - чаяние бессмертия в коммунистической вечности.
Парк культуры и отдыха
Природа 40-х в восприятии советского человека была лишена романтического ореола "экологичности" и гринписовской жалостности к погибающим братьям нашим меньшим. Природа, особенно в Сибири, была сильна, неукротима и безжалостна. Еще короче: природа была врагом. Стихию надлежало укротить, покорить, чтобы она стала союзником человека. Если для современной урбанизации сохранение естественного, нетронутого ландшафта является желательным, то в середине 20 века природы вокруг городов было настолько "много", что в застройку она допускалась только в безопасном окультуренном виде.
Как и при описании значения больничного городка в Нефтяниках, восприятие парка имело два уровня - идеологический и прагматический.
Проще начать с прагматического. Иначе - с представления о том, что место для жилья должно быть благоустроено: не тонуть в грязи, не превращаться в барханы пыли, защищать от пыли и зноя, вдобавок - хоть как-то радовать глаз. Омск на рубеже 40-50-х этим минимальным требованиям не отвечал. Только десятая часть улиц имела твердое покрытие, еще меньше - грамотный отвод дождевых вод и ливневую канализацию. С озеленением дело обстояло еще хуже. Параллельно со строительством Нефтяников в центре разворачивалась компания по превращению Омска в город-сад, о чем писали много и по праву отмечали достигнутые успехи. Центр города действительно преобразился - окраины остались в прежнем плачевном состоянии. Достаточно пережить один буран в голых предместьях Омска, чтобы всею душой возлюбить лесополосы, дающие убежище от пронизывающего ветра - верной смерти, кстати, случись это хотя бы в десяти километрах от жилья.
Настоящее озеленение и благоустройство в самих Нефтяниках началось в середине 50-х и ограничивалось ядром жилой трапеции. Первые парковые зоны - парк у Дворца культуры строителей и бульвар по проспекту Культуры, школьные дворы и оформляющиеся участки улиц. старательно засаживались саженцами и цветочной рассадой. Всё остальное тонуло в вечной непролазной грязи. В таком состоянии строители и эксплуатационники жили полтора десятилетия, так что их стремление превратить свой район в город-сад было выстраданным, сильным и деятельным.
Чтобы правильно оценить масштаб работы и насыщенность поселения зелеными насаждениями, надо перечислить все элементы насаждений.
Все улицы - как магистральные, по периметру жилой трапеции, так и внутриквартальные - имели посадки деревьев. Описанные мною проспекты Мира и Культуры были решены как бульвары. Вскользь упомянутые мною улицы Магистральная и Химиков тоже имели рядовые посадки между тротуаром и проезжей частью, а посредине проезжей части располагался газон (Химиков) или аллея (Магистральная). Нефтезаводская не имела разделительного газона, но по краю тротуара располагались несколько полос тополей и кустарников. Обязательным элементом внутриквартальных проездов были ряды деревьев и кустарников вдоль проезжей части.
Внутри кварталов кустарник высаживали вдоль стен домов на газонах, а деревья - ближе к проезжей части. Во многих дворах ряды деревьев протягивались от дома до дома. Иной раз это приводило к тому, что целые дворы (пространства между корпусами) полностью отдавались под древонасаждения и представляли собой неблагоустроенные парки.
К сожаленью, скудость средств заставляла ограничивать благоустройство проездов и дворов асфальтированием с зелеными насаждениями. Централизованной работы по поддержанию газонов и цветников я не помню. Сомневаюсь, что за десять- пятнадцать лет до границы моей памяти кто-то в глубине Нефтяников вменял это в обязанности ЖЭУ, выделял людей и деньги. Поэтому большинство дворов плотно зарастали пыреем, а на месте стихийных футбольных полей и косо проложенных дорожек находилась плотно утоптанная глина. Разумеется, в непогоду она превращалась в грязь, но к этому относились философски.
При описании Нефтяников часто приходится употреблять слова "убогий", "примитивный", что правильно - так оно и было, если рассматривать строительство и благоустройство с точки зрения западных или столичных образцов. И все-таки минимум комфорта и санитарного обеспечения были созданы, а утопающие в полу-дикой зелени невысокие дома производили впечатление уюта и упорядоченности.
Преобладали простые, выносливые и быстрорастущие породы деревьев - тополь, клен ясенолистный, ива. Это вполне оправданно - высаживать в первую очередь такие устойчивые породы, а потом, по мере старения деревьев и появления возможностей проводить реконструкцию насаждений: вырубать лишнее, формировать аллеи, заменять более декоративными - и медленнорастущими - породами. К сожалению, позднее реконструкции подверглась незначительная часть насаждений, и Нефтяники сейчас представляют собой разросшиеся первоначальные посадки.
Более сложное благоустройство имели детсады, школы, участки вдоль учреждений.
Здесь создавались газоны, за которыми ухаживали (хотя бы с помощью скашивания и регулярного полива), подбирали роскошные клумбы, высаживали редкие породы кустарников. За всеми элементами благоустройства осуществляли надзор сторожа, добровольцы из сотрудников (недостатка в них не было), в школах привлекались учащиеся. Тут даже второстепенные проезды и дорожки получали твердое покрытие из плиток или асфальта. В пределах ограждения могли сохраняться и более сложные малые архитектурные формы.
Я не могу припомнить в Нефтяниках гипсовые скульптуры, например, пресловутую "Девушку с веслом", в ходу были гораздо более скромные образцы убранства - вроде бетонных вазонов под цветы с лепниной по кромке. Ими, а также художественными оформленными урнами и скамейками исчерпывались малые архитектурные формы в учреждениях и парках. Микроскопический парк перед центральным входом в больничный городок от проспекта Культуры имел в центре фонтан. На территории Нефтяников я помню еще один фонтан - он располагался в центре детского сада (во дворе ул. Малунцева, 7). Не имею предположений, как это сложное устройство оказалось в обычном садике, разве что, детсад был ведомственный, нефтезаводской, и на его оформление не жалели сил и средств.
Территорию Больничного городка надо рассматривать как переходную от обычного для Нефтяников интенсивного озеленения к подобию примитивного парка. Плотность застройки в Больничном городке в первое время была невелика, так что между зданиями размещались настоящие аллеи из яблонь-дичек и тополей, расцветали клумбы, а разнотравье, которое не тревожили, вымахивало в половину роста человека
Парк у ДК строителей как ведомственный имел развитую наглядную агитацию. Я помню стенд с фотографиями передовиков производства - он по недосмотру сохранялся, хотя и в реконструированном виде, до начала 2000-х. Можно предположить другие детали агитации, которые были актуальны в конце 50-х, но потеряли свое значение в годы застоя: стенды со свежей прессой (обязательны "Правда", "Известия", "Комсомольская правда", из местных - "Омская правда", часто в таких местах размещался "Советский спорт" - или то, что ему предшествовало), афишы с расписанием работы творческих кружков и секций ДК. Парк имел эстраду с "ракушкой" - перекрытой сценой и рядами деревянных скамеек, несколько клумб. Более ничего "паркового" в нем не было - слишком мала была его площадь.
Летом даже при таком скудном оформлении парки и аллеи становились центрами местной жизни. Для взрослого населения прикатывали бочки с пивом и квасом, позже устанавливали шеренги автоматов с газировкой, В качестве развлечений размещались тиры ил мелкокалиберных винтовок, прокат игрушечных автомобилей и всем памятных "коней педальных". Порядок обеспечивали дружинники.
Советский ПКиО может рассматриваться в данном очерке как проект, а не как воплощение. Настоящее его благоустройство началось в конце 60-х, а законченный современный облик с эффектным спуском к Иртышу и парком аттракционов он приобрел только в середине 70-х. На вторую половину 50-х пришлись подготовительные работы.
В первую очередь были разобраны временные причалы и склады, обслуживающие стройку. В первую очередь тут сгружался строевой лес, доставленный из северных урманов, и песок с щебнем, завозимые с верховьев, из Казахстана. До строительства ж.д. ветки на Комбинатскую это был единственный путь завоза такого объема материалов, да и позже использовался как вспомогательный.
Естественный профиль надпойменной прииртышской террасы представляет собой пологий склон. Если террасы и были, то они имели слабовыраженный характер, и были спланированы в одну наклонную плоскость. Тогда исчезли следы грунтовых дорог и, возможно, ж.д. ветки которая уходила в сторону Захламино. Сохранившиеся в парке посадки рядовые или упорядочены другим способом, и состоят из пород, которые в районе Омска не встречаются. Скорее всего, никаких естественных березовых рощиц-колков в этом месте не было. Я слышал о том, что первые посадки деревьев погибли от переувлажнения. Видимо, речь идет о широкой лесополосе из тополей, которая располагалась у подошвы террасы в самой пойме - а она в те времена, до зарегулирования Иртыша регулярно затапливалась. Проблему решили дополнительной насыпью, поверх которой и высадили вторую партию деревьев.
Деревья высаживались во время субботников или других специальных мероприятий. В Нефтяниках, как и в округах больших промышленных предприятий Омска было традицией. Трудящиеся и учащиеся получали свои участки работ, посадочный материал, и принимались за работу в общегородской субботник. Эти участки были закреплены за отдельными коллективами на протяжении десятилетий. Школьником 84-й школы во время субботника я работал несколько лет подряд на одном месте. Текущую заботу о посадках вроде полива летом брала на себя администрация парка.
Первый детальный проект ПКиО Советского района был разработан омскими проектировщиками из ВНИИПИнефтехипроект. Он явно относился ко времени, когда в названии парка "культуры и отдыха" главным считалась "культура". Об этом свидетельствует странный на сегодняшний день набор основных сооружений: библиотека, яхт-клуб, лекторий, организованный пляж с вышкой.
Трудно судить, что подразумевалось под библиотекой, каков мог быть режим ее работы, но в омских парках 40-50-х были летние читальни, работавшие в режиме библиотечного читального зала: посетитель выбирал издание и читал его в специально отведенном месте - в летнем павильоне или на веранде. Можно смело предположить, что основной фонд составляли журналы и газеты.
Внесение в проект яхт-клуба можно считать смелой заявкой на отдаленное будущее. Но вот организация причала с сараями для хранения байдарок и лодок для того времени было бы очень кстати - настоящий непрофессиональный спорт переживал тогда расцвет, миллионы людей посещали физкультурные секции и водным видам спорта не хватало баз.
Не могу сказать, к какому времени относится проект парашютной вышки, которая была построена в семидесятые, но для того времени была анахронизмом. Возможно, это реликт первого генплана.
В реальности на рубеже 50-60-х на месте парка были молодые посадки, которым еще предстояло превратиться в могучие деревья.
Думаю, моего описания достаточно, чтобы понять, каких усилий требовало хотя бы такое благоустройство Нефтяников, почему оно приняло форму озеленения и почему до собственно районного парка руки дошли позже намеченного срока. Значительная доля работ пришлась на дополнительный - добровольный или не очень - труд жителей городка. Не было возможности выделять на это деньги, ресурсы и дополнительных рабочих. Поэтому годы уходили на озеленение дворов, малых парков и много позже смогли приступить к ПКиО. Благоустройство как размещение малых архитектурных форм и художественное оформление тротуаров ограничилось зоной подъездов жилых домов и несколькими парковыми зонами. Человеческий ресурс мог быть дополнительно привлечен для благоустройства и приложен к посадке зеленых насаждений - но эти руки не могли произвести чего-то, что требовало дефицитных материалов.
Весьма любопытное обстоятельство - в озеленении и в благоустройстве (в более скромных формах) принимали участие люди, которые не имели к этому предрасположенности. Большинство из них были сыновьями и дочерями крестьян - а понятие искусственного озеленения в России просто не существовало. В описании Захламино я отметил этот факт, его смело можно распространить на всю Россию. Крестьяне знали огородничество, в лучшем случае садоводство - но никак не ландшафтный дизайн своего участка. Немногим лучше положение было в городах. Тот же Омск может служить примером отсутствия (за редким исключением) зеленых насаждений даже в начале двадцатого века. Идея благоустройства населенных пунктов, что это правильно и так нужно, была впервые привита поколению горожан 30-х годов - принудительно, как и все идеи нового общества. А в 50-е это уже было само собой разумеющимся, не требующим доказательств и разъяснений. И на примере общности нефтяников можно проследить, с каким энтузиазмом население принимало участие в обустройстве своего большого общего дома. Фактически превращение Нефтяников в город - сад было выполнено добровольным трудом его обитателей.
И тут позволительно задаться вопросами: почему нефтяники не протестовали против того, что озеленение проводилось за счет их дополнительного неоплачиваемого труда, то есть не выявляли явного неудовольствия против завуалированного принуждения, замаскированного как общественное согласие? Почему власть и народ в Нефтяниках были едины в своем устремлении обустроить свой дом? Тем более, что лично мне пришлось наблюдать позже совсем другие явление: апатию людей к официальным лозунгам участвовать в благоустройстве своего города, снижение высокой идеи гармонии человека и природы до потребительского использования природы как места развлечения, равнодушие к собственной среде обитания и даже подсознательное стремление загадить окружающее пространство, чтобы не так выделяться своей низостью на его фоне. В годы, когда пишется этот текст, Омск из города-сада превращается в город-пень с массовым уничтожением скверов под застройку, разрастанием стихийных свалок, уничтожением последних следов благоустройства при пофигизме горожан. Ситуация выглядит необъяснимой: шестьдесят лет назад в гораздо более суровых условиях люди не жалели сил для обустройства своего дома, а их дети и внуки сейчас не в состоянии приложить минимальные усилия даже для поддержания существующего.
Значит, у нового поколения были какие-то базовые ценности, которые требовали такой формы обустройства окружающего пространства - даже не взирая на чрезмерные затраты человеческого труда.
Это можно понять, если рассматривать отношения с природой как отражение отношений внутри общества и в самом сознании индивида. Коммунизм, о чем не уставали напоминать, есть научная и гармоничная организация общества, противоположная стихийности предшествующих социально-экономических формаций, и уж тем более противоположная стихийности природы в примитивном толковании дарвинизма. Нефтяники как истинно верующие советские люди не пользовались формулой отождествления микрокосма и макрокосма, то есть человека и вселенной - она относилась к отброшенному за ненадобностью оккультизму, или, что еще хуже, запрещенной Каббале. Но они понимали связь окружающего мира и своего внутреннего состояния, хотя бы интуитивно. И в природе, и в них самих бушевали неукрощенные до конца мощные стихийные силы, бессмысленный круговорот смертей и рождений. В упорядочивании, в "окультуривании" природы, в том, что она уничтожалась в уродливых первобытных формах - и тут же возрождалась как гармония искусственных парков - можно видеть аналогию "окультуривания" самого человека. Из человека новой формации изгонялись мелкобуржуазные крестьянские атавизмы, волчьи повадки капитализма, прививалось умение жить в коллективе и ради коллектива, вмонтироваться в сложную систему советского общества - и он возрождался как гармоничная личность коммунистического рая. Береза, растущая в дикости, и береза, ставшая элементом озеленения, со-товарищем человека, имели разный онтологический статус.
Много позже будет написано о том же времени: "Люди поднимали целину. Целина поднимала людей" (с) Это Брежнев, мемуары "Целина". Если заменить целину парками, то это справедливо для Нефтяников.
К сожалению, окультуривание окружающего пространства остановилось на первой, самой примитивной стадии. Озеленение и архитектура Нефтяников не развивались далее в направлении гармоничного слияния в нечто новое, более соответствующее представлению о красоте. Точно так же оборванным оказалось и культурное развитие самого нового человека.
Символика промышленной утопии (Дворцы культуры).
ДК нефтяников
Описание жизни ДК выходит за хронологические рамки моего очерка, поскольку становление его относится к середине 60-х. Но тут важно отметить одно обстоятельство: в общественном сознании того времени был уже утвержден образ Дворца культуры и он переносился на долгострой в Нефтяниках. Как и со всеми другими объектами, несущими идеологическую нагрузку, важен был факт хотя бы строительства, размещения сооружения в планировке поселения.
Я не располагаю сведениями, что планировалось воздвигнуть в центре Нефтяников согласно решениям первого генплана 1950 года. Исходя из аналогов того времени - скорее всего, Дворец культуры. В генплане 1957 года такое решение было уже однозначным. Местный проектный институт (Омский филиал ВНИИПИнефть) с этой целью привязал уже существующий - но тогда не воплощённый до конца в натуре - проект Дворца культуры Рижского ВЭФ.
Правда, в связи с обстоятельствами в многотрудном долгострое облик этих зданий значительно отошёл как от первоначальных проектов, так и друг от друга.
Оба ДК представлялись как цитадели советской культуры во враждебном окружении, почти как замки или монастыри на языческих землях. Чужеродность почвы носила разный характер. С одной стороны - европейская Рига и крестьянская хуторская Латвия. С другой - бывшая столица Колчакии и обезлюдившие земли обескровленного сибирского крестьянства. Земли замирённые, но требующие полной интеграции в мир советской цивилизации. Культурный фронтир проходил по Даугаве и Иртышу. Вместе с советским десантом - мощным отрядом рабочего класса и научно-технической интеллигенции - в боевых порядках шли работники советской культуры. Все вместе они не только строили заводы и жилые города - они освящали чуждую землю, хранящую следы сопротивления, светом советской культуры.
Видимым образом невидимой коммунистической благодати, своего рода архитектурной иконой служили Дворцы культуры. Это были огромные помпезные светлые здания, на которые в стране хронического всеобъемлющего дефицита не жалели ни денег, ни ресурсов. Важнее их в сознании советского руководства была только индустрия, составлявшая каркас державы. Дворцы культуры были зримым свидетельством пришествия коммунистического 'тысячелетнего царствия анти-Божия' согласно писаниям пророков Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Они были пришельцами во времени, из светлого будущего.
Атмосферу Дворца культуры того времени отчасти передает фильм "Карнавальная ночь", сюжет которого разворачивается в таком же Дворце культуры с такими де скромными работниками культуры и с такими же работниками некоего предприятия. Скрытый антисоветчик Рязанов смог снять самую коммунистическую ленту СССР, потому что ненавязчиво и точно передал ощущение настоящего коммунистического труда: работы как творчества, как бесконечного и радостного возвышения человека, как бескорыстного дара результата своих усилий другим людям. В реальности все было гораздо скромнее и приземленнее, но в общественное сознание был внедрен этот образ и он во многом определял притягательность ДК и его место в жизни новых людей.
Строительство ДК было начато поздно, в конце 50-х, к тому времени "жилая трапеция" была уже застроена, и стройка расширялась во все стороны, уничтожая барачный быт. Сама подготовка к возведению такого объекта занимала года полтора, в течение которых пробивалось решение о строительстве, выполнялся проект и изыскивались средства/ресурсы на само строительство. Даже если использовался другой проект в качестве аналога, его надо было "привязать" - адаптировать к местным условиям. Исходя из этих соображений, окончательное решение относится примерно к 1957 году. Нефтезавод к тому времени работал два года, существовал большой городской район, и, если были соображения против, общий настрой того времени требовал украсить Нефтяники центральным сооружением.
Противодействие было - по воспоминаниям, какое-то время Дворец культуры в документации проходил как заводской клуб, сооружение низшего ранга, относящееся к мелким заводам. Налицо тактический ход, позволивший начать стройку якобы в скромных масштабах. На мой взгляд, история полу-легендарная, поскольку скрыть истинные размеры и затраты, замаскировать их под незначительный объект было просто невозможно.
Проектом предусматривалось возведение четырехэтажного здания, в котором предусматривались многофункциональный зал и обширное фойе со вторым светом - на первом этаже, кинозал на четвертом, а между ними - на втором и третьем - множество помещений кружков, секций, маленьких залов, подсобных помещений и небольших фойе.
Если принимать за первоначальный облик воплощенный в натуре рижский аналог, то на площадь по проспекту Мира должна была выходить высокая колоннада с портиком, поднятая на монументальное крыльцо. Боковые фасады также должны были украшать легкие колонны, поддерживающие полукруглые ротонды. Кубический объем знаменовал бы собой незыблемость победы коммунизма в отдельно взятом соцгородке, обильная лепнина подчеркивала бы сакральный характер здания. Центральная площадь Нефтяников получала должное торжественное оформление.
Строительство шло долго и трудно. Этому способствовали объективные обстоятельства - это было самое сложное гражданское сооружение в Нефтяниках, одно из немногих в Омске такого уровня. Сказывался недостаток опыта у строителей, сложность изготовления конструкций для перекрытия залов и изыскивания редких материалов для отделки. Но основные трудности, как и всегда, состояли в остром дефиците всего необходимого для строительства.
Надо правильно понимать всю сложность неоднозначных запретов и разрешений в советской экономике, чтобы разобраться в судьбе стройки.
На высшем уровне - идеологии, решениях партии и правительства - создание ДК нефтяников было необходимым, поскольку стране было нужно не новое предприятие само по себе, абстрактные производственные мощности и продукция в условных рублях - а производственный коллектив, воспитанный производством и привитый к советской культуре. Станки без людей значили немного. Без ДК эта задача не могла быть выполненной. Но на следующем, более низком уровне, уровне принятия конкретных решений в масштабах страны и распределения ресурсов, необходимость в ДК переводилась в абстрактную плоскость: да, он нужен. Но в первую очередь необходимы другие, более насущные сооружения с ощутимым эффектом: заводы, жилые дома, школы. ДК может подождать. Год, два, пятилетку. В реальности под ДК могли быть выделены некие условные деньги, но без реальных ресурсов они были необеспеченны и носили характер декларации о намерениях. Следующий уровень принятия решений: областные и городские власти с одной стороны - и дирекция строящегося предприятия с другой. Тут конфликт идеологии и выполнения плана повторялись во взаимоотношениях новых персонажей. Кто-то мог быть за, кто-то против, кто-то менял свою позицию в зависимости от последних веяний сверху или местных интриг. И область, и город, и дирекция располагала реальными ресурсами: людьми, механизмами, материалами. Они могли перенаправлять их по своему смотрению. Тут господствовал некий сговор, который и позволял делать то, что как бы не запрещено, но вроде и не разрешено - при наличии человека, твердо уверенного в своей правоте. Или неуязвимости. Распоряжения сверху часто носили противоречивый характер, что вносило значительный элемент свободы в действия должностных лиц этого уровня. Волевым усилием, за счет временной остановки строительства других объектов, мог совершиться очередной рывок: отстроен еще этаж, проведено отопление, закончена отделка. Дилемма, которая решалась чуть ли не каждый день, в судьбе многострадального ДК: что важнее: культура или удовлетворение насущных потребностей в городе бараков и землянок? Долгие годы строительства ДК (да и многих других объектов) - последствия таких отчаянных рывков, хаотичных перемещений с объекта на объект, борьбы амбиций и давления сверху, отчаяния и упрямства.
Малунцева называют инициатором строительства Дворца. На протяжении нескольких лет ему приходилось доказывать необходимость первоочередного (!) строительства этого объекта, всеми правдами и неправдами вырывать из начальства полу-согласия, пускаться в отчаянные комбинации в снабжении, чтобы изыскивать то, что могло пойти на еще одно его детище. Несомненно, что он получил немало взысканий за нецелевое использование ресурсов. Можно употребить другое слово - он был пробивателем преград. Во имя чего?
"Коммунистом может стать только тот, кто овладеет всеми богатствами знаний и культуры человечества". Люди типажа Малунцева отлично понимали смысл ленинского изречения, исходя хотя бы из утилитарных сиюминутных потребностей. Да, заводу и стране нужны были инженеры и квалифицированные рабочие. Казалось бы, что проще: поставить на поток специалистов, знающих прикладные отрасли математики, физики и химии, черчение, специализированные дисциплины. Но традиции русской интеллигенции требовали много большего. Не может быть грамотного технического специалиста, вся ученость которого ограничивается сугубо техническими дисциплинами и точными науками. Такой человек является литературным персонажем, но никак не реальным человеком. Он может быть исполнителем, но не творцом. Техническая информация имеет смысл только тогда, когда она гармонично встроена в мировоззрение, уравновешена гуманитарными знаниями - тогда она переходит на высший уровень, становится творчеством. Новому обществу были нужны не "роботы" и не "кибернетические устройства", запрограммированные на выполнение определенных функций. (о них тогда уже знали, и с которыми уже боролись - именно с вульгарной социальной кибернетикой, а не с самой идеей автоматизации вычислений). Предвосхищая дискуссию, которая возникла в 60-х: обществу требовались не "физики" и не "лирики", нужны были люди, вооруженные всеми достижениями науки, но при этом остро ощущающие прекрасное и способные в своем творчестве сочетать интеллект и эмоции. Мысль для того времени фантастическая и чрезмерная, как если бы при помощи умирающим от голода кто-то требовал тщательной сервировки и приготовления изысканных яств. Но - единственно верная. Тут пролегала едва ощутимая грань между теми, кто на самом деле собирался строить настоящий коммунизм и теми, для кого это означало лишь средство управления. Первым были нужны творцы, вторым - грамотные исполнители. Первым был нужен ДК прямо сейчас, другие были согласны подождать.
То, что ДК доложен был взять на себя формирование нового человека, настоящего творца, выглядит преувеличением. Несомненно, это так. Дворец культуры и не собирался брать на себя все многообразие и всю глубину решения этой задачи. Но он был первой ступенью такого процесса, которая могла быть создана в то время и в тех условиях. Что мыслилось дальше - нам уже никогда не узнать. Едва ли знали об этом творцы 50-х. Высшей точкой второй культурной революции 50-х остались ДК.
Рижский ДК был закончен в 1960 году. Он в достаточной мере сохранил первоначальное пышное убранство. Омский ДК ожидала другая судьба. Его пришлось достраивать в другое время, в котором его идеология, зафиксированная в архитектуре, уже была не нужна.
Постановление "Об устранении излишеств в проектировании и строительстве" было знаковым - в соответствии с советской традицией второстепенный документ обозначал коренной перелом в политике. Впрочем, Хрущев, с подачи которого и развернулась эта компания, сам прямо называл это "десталинизацией архитектуры" и представлял компанию как один из аспектов борьбы с культом личности. Первый этап компании относился ко второй половине 1954 года - то есть относился к тому же времени, что и развенчание культа личности на ХХ партсъезде. Подковерная борьба, в которую были вовлечены не только архитекторы - но и политики, поскольку все отлично понимали о чем идет речь - завершилась Постановлением ЦК КПСС и Совмина в ноябре 1955 года. В Советском Союзе отлично умели читать между строк и по архитектурным деталям. Сталинский ампир четко обозначал одну из базовых идей сталинизма - подавляющую мощь государства, соотношение между личным и общественным, которая наглядно проявлялась в аскетизме тогдашнего жилья и пышностью общественных зданий. Так выражалась одна из коммунистических идей: человек будущего должен довольствоваться минимумом личного имущества, каковое - при его излишке - реанимирует в нем частнособственнические инстинкты. Но при этом иметь беспрепятственный доступ ко всем богатствам общества, пользоваться ими в полной мере наравне со всеми остальными. ДК как раз идеально вписывались в этот посыл, представляя собой как бы первую стадию предоставления всех благ, хотя бы культурных. Поэтому величественность и торжественность Дворцов культуры не вызывали претензий - так и должно было быть. Они последними пали жертвой борьбы с излишествами.
Напрямую компания против украшательства ДК нефтяников и сами Нефтяники не затрагивала - критике подвергались сталинские высотки в Москве, действительно, перегруженные сверх меры декором и безумно дорогие. Несколько лет были посвящены разборкам в Москве и разгрому сталинской Академии архитектуры, выработке новых принципов строительства - индустриального и экономичного. Омские Нефтяники изначально не попадали под термин "излишества", да и располагались слишком далеко от Москвы, чтобы тамошние бури могли что-то добавить к местным трудностям. Во второй половине 50-х в Нефтяниках действовала инерция предшествующих лет, что позволило без потерь создать "фасад" соцгородка по проспекту Мира и ДК строителей в прежних традициях.
Любая компания в СССР развивалась по своим законам, переходя от вменяемой критики ко всеобщему запрещению и, вырываясь за разумные пределы - к тому, что называлось компанейщиной. Потом наступала пора компании против компании, борьбы с распоясавшейся компанейщиной, с исполнителями, которые давно уже теряли понимание первоначального смысла и начинали борьбу против всего подряд.
Окончание строительства ДК нефтяников пришлось как раз на фазу компанейщины в борьбе с излишествами. Роковым для его облика оказался приезд Генерального секретаря КПСС Н.С. Хрущева в Омск. В числе объектов, предназначенных для посещения высокого гостя, был омский нефтезавод. Маршрут кортежа проходил по проспекту Мира, мимо "фасада" Нефтяников. И мимо недостроенного ДК с колоннами, которые уже были выставлены на всю высоту.
Для меня чиновничья логика всегда представляется непонятной и непредсказуемой: трудно угадать, какие мысли приходят в голову человека, который тщится предугадать реакцию начальства. Тем более, если начальством является Никита Сергеич, человек крайне импульсивный. Нам не дано узнать, на основании каких умозаключений, кому-то пришла в голову гениальная мысль, что колонны ДК нефтяников знаменовали собой архитектурно-политическую фронду: мол, ползучий сталинизм до сих пор процветал в Омске. Это был явно уровень обкома. Поступила команда - колонны убрать. Их и убрали, за ночь. Накинули тросы на верхнюю часть и повалили тракторами.
Выполнение начальственной реплики на самом деле означало решение сложной инженерной и архитектурной задачи. Первая была решена успешно, а вот достойной замены колоннады по фасаду не появилось. Колонны были не только декоративным элементом, а поддерживали портик (я не знаю какой формы: треугольный, как на ДК строителей и кинотеатре им.Маяковского, или же плоский, как на ДК ВЭФ). Без них вынос кровли на фасаде не мог существовать; фасад приобрел плоскую вертикальную поверхность. В почти построенном здании была изменена конструкция кровли, которая затрагивала балки перекрытия над кинозалом. Конструктивные переделки были скрыты от посторонних, а вот архитектурные оказались на виду. Фасад здания проектировался с учетом колонн, отсекавших взгляд от фасадной стенки - теперь она оказалась выпяченной: впечатление было такое, будто внутренности ДК оказались снаружи. Мне трудно судить, как бы выглядел фасад, если бы он по прежнему решался в сталинском ампире. К тому времени это течение было разгромлено во всех смыслах, и появилось новое поколение архитекторов, которые мыслили как строители - конструктивно. Не мудрствуя лукаво, архитектор создал фасад наполовину из витражей - остекленных рам, а боковые части оформил панно.
Я не против лаконизма 60-х в архитектуре. Но этот стиль и этот идеологический посыл противоположен бравурной симфонии архитектуры Нефтяников. Серое здание простых четких форм по-своему впечатляет, но не создает ощущение торжественности и диссонирует со сложившейся застройкой "фасада" Нефтяников.