Мы вместе зашли в вагон метро. По привычке окинув взглядом пассажиров, лишнее мгновение смотрел на нее. Смотрел не прямо, не люблю, просто боковым зрением чуть сконцентрировал внимание. Стройная, изящная, "звонкая". Привлекающая внимание и почти физически заставляющая обернуться.
В уже отъехавшей электричке, она обернулась и посмотрела в мою сторону, три или четыре раза. Пристально посмотрела, опалив потоком внимания весь левый бок, и стоило многих усилий не повернуть голову. Не знаю почему, но отвечать на этот зов не хотел, не хотел и все. Изобразил отрешенную задумчивость, смотрел на мельтешение за окошком двери, и безвольно продолжал следить за ней краем глаза.
Уже оставалось меньше минуты до следующей станции, как она убрала руку с поручня и принялась легкими касаниями поправлять прическу. При этом каким-то неуловимым движением оказавшись совсем рядом. Казалось, только чуть повернулась на каблуках, а расстояние от одного локтя сократилось до ладони.
Такая близость в почти свободном вагоне уже обжигает.
Спасая лицо от краски, в голову пришла отвлекающая мысль: "Во дуреха, сейчас состав дернется, упадет ведь". И тут же, дуплетом, приходит вторая: "А ведь на тебя упадет, быть может того и добивается, сам ты дурак!". Вагон вздрагивает, она почти теряет равновесие, и я ловлю тонкий локоток.
Её роль разыграна идеально. Моя очередь взглянуть, улыбнуться. Не знакомиться и вести в кино (ресторан, парк, к черту на кулички) для "каких-то там отношений". Лишь уделить внимание, взглянуть, как смотрят на красивый цветок. Согреть ей душу, оставив своей памяти горсть ярких кадров.
Но я паршивый актер. И врожденный дух противоречия превращает меня из очарованного парня в хлесткий бич. Когда она, убрав локоть, долю секунды ждет моей реакции, я коротко и насмешливо улыбаюсь. Все так же, не повернув головы, не взглянув. Через секунду она уже нырнула в толпу -- присела на освободившееся место.
Вместо теплого приветствия я прогнал ее оплеухой; буквально держа в руке яркий цветок -- бессовестно растоптал его. И меж страниц книги моей памяти остаются несколько смятых, высохших лепестков. Хранящих ее аромат и память о причиненной обиде.