Все эти годы, пока внимание большей части треккеров сосредоточилось на Натале, забергские буры наслаждались скромным благоденствием и покоем. После сражений у Мосега и Капайна, Хендрик Потгитер смотрел на Верхний Вельд, как на своего рода собственность, После кратковременного пребывания в Натале в составе Vlug Commando он, посрамленный зулусами и заклейменный большинством своих соплеменников как предатель, вернулся за Берг. С тех пор Потгитер старался держаться в стороне от драматических событий, приведших к провозглашению Республики Наталия и ее скоропостижному крушению. Вернемся же в 1838 год и проследим судьбу людей Потгитера после их возвращения из Наталя.
К тому времени территория между Оранжевой и Вет-Ривер была заселена разношерстым сообществом банту, бушменов, гриква и трекбуров, отпавших от основного потока переселенцев на раннем этапе Великого Трека. На север от Вет-Ривер, до самого Зоутпансберга доминировали сторонники Потгитера. Они поселились в местах, имевших достаточное количество воды, плодородные почвы и доступные лесоматериалы. Вокруг этих ядрышек Потгитер намеревался построить самодержавное государство своей мечты. С инстинктом прирожденного диктатора он жаждал создать страну, управляемую им одним. Цветные обитатели, желавшие оставаться в контакте с белыми, должны были проживать отдельно, но могли за разумную плату предоставлять свои услуги бурам-фермерам. Цветным запрещалось бродяжничать, пить и владеть оружием. Таким образом, Потгитер в общих чертах наметил правила, которые последующие поколения африканеров назвали апартеидом.
Потгитер взялся за дело с присущими ему практичностью и напором. В последний раз его люди бросили взгляд с вершин Берга на райские кущи Наталя 14-го мая 1838 года, после чего он повел их на запад, к своей штаб-квартире на Санд-Ривер. Теперь, после изгнания матабеле, Потгитер увереннее смотрел в будущее. Он намеревался мирно сосуществовать с оставшимися в его владениях африканскими племенами, возобновить поиски путей в португальский порт, лежащий вне британского контроля, и постепенно распространить свое влияние на весь Верхний Вельд. За оставшиеся месяцы 1838 года он заключил договора дружбы с местными африканскими монархами, в том числе с Секвати - вождем сильного племени бапеди. Кроме того, в июле он вступил в договоренность с вождем Маквана (племя батонга), за 38 коров купив у него громадную полосу земли между Вет и Вааль-Ривер, на которую этот вождь заявлял довольно сомнительные права. Эта сделка, невероятная на первый взгляд, по меньшей мере, придала какое-то подобие законности правам Потгитера на данную территорию. В оправдание последнего следует заметить, что в 1833 году миссионеры прикупили почти 200 квадратных километров земли в окрестностях Таба-Нчу за семь быков, одну телку, двух овец и одного козла. Как бы то ни было, Потгитер стал более-менее законным владельцем и правителем огромного участка Верхнего Вельда.
В течение шести месяцев он тщательно исследовал свои владения, добравшись почти до Зоутпансберга в надежде узнать новости о Лауисе Трегардте, который к этому моменту уже достиг Лоренцо Маркес. Одновременно люди Потгитера столбили приглянувшиеся им участки под будущие фермы. Лишь к концу 1838 года Потгитер разбил собственную стоянку у Санд-Ривер, поставив вагоны на берегу восхитительной реки Моой (Прекрасная), за Ваалем. Это место он присмотрел еще годом ранее, во время экспедиции против матабеле. Вначале поселение прозвали Мооривердорп, но постепенно стали называть Потчефстроом, (что-то типа "ручей вождя Потгитера"). Через шесть лет после своего основания поселок переместился на новое место, где Потчефстроом стоит и сейчас. Почти одновременно на склонах Магалисберга примостилось поселение Рустенбург.
Потгитер управлял своим треккерским государством из "двойной столицы" Винбурга-Потчефстроома. В крошечных поселках, словно грибы после дождя, росли хижины поселенцев, склады, плотницкие, кузни, мастерские по изготовлению вагонов, придавая характер оседлости и постоянства дюжине (или около того) ядрышек европейской цивилизации, разбросанных по гигантским просторам вельда. По соседству с домами белых и грубыми частоколами загонов для скота, ютились маленькие краали, в которых обитали слуги-банту.
После провозглашения республики Наталия, 16-го октября 1840 года Потгитер прибыл на встречу с натальскими треккерами и как-то неохотно, без особого энтузиазма согласился на мягкую форму федерации между своим государством в Верхнем Вельде и новой треккерской республикой у подножий Берга. В качестве своеобразной "взятки" он получил должность "Командира и Правителя Потчефстроома" с собственным адьюнкраадом, помогающим ему решать местные проблемы.
В 1842 году, когда колонна капитана Смита выступила от Умгази к Порт-Наталю, отношения между Потчефстроомом и Питермаритцбургом не заладились. Очередное охлаждение произошло после отказа Фолксраада дать Потгитеру "добро" на еще одну экспедицию против Мзиликази. В ответ, когда вспыхнул открытый конфликт между наталианскими треккрами и британцами, Потгитер отказался помочь соотечественникам. После британской аннексии Наталя Потгитер объявил о выходе своей республики из Федерации и 9-го апреля 1844 года провозгласил независимость. Тогда же он издал своего рода конституцию, получившую известность как "Тридцать три статьи". В ней Потгитер провозглашался единоличным правителем государства, границы которого простирались от Дракенсберга до Калахари и от Лимпопо до Вет-Ривер. Теперь, когда Преториус, став британским подданным, ушел в тень, а затем исчез (как казалось, навсегда), уединившись на ферме возле Веенена, Потгитер, не без оснований, мог считать себя единоличным лидером треккеров. Однажды, не без некоторого бахвальства, он заявил, что его юрисдикция распространяется до самой Оранжевой Реки. По крайней мере на бумаге его держава простиралась от границ Капской Колонии на юге до самой дальней точки, достигнутой эмигрантами на севере.
Но претензии Потгитера на контроль Трансоранжии (земель между Вет-Ривер и Оранжевой Рекой) выходили за рамки реального положения дел. Эта территория имела значительное белое население, жившее здесь до Великого Трека. Эти люди не ссорились с Имперским Правительством и сохраняли лояльность Капу. Ситуация в Трансоранжии к тому же осложнялась пестротой ее населения. Здесь обитало все многообразие сообществ, какие только можно встретить на просторах Южной Африки. Кроме белых поселенцев, права на земли по обе стороны Каледон-Ривер заявляли соперничавшие между собой вожди сото - Мошвешве, Молетсане и Секоньела. Каждого из них поддерживали собственные, проживавшие на их территории, миссионеры. Гриква Адама Кока немедленно очертили контуры собственного государства к северу от Оранжевой, в чем их поддержал один из самых авторитетных миссионеров - Джон Филип, в честь которого они назвали свою столицу - Филипполис. В Трансоранжии также влачили существование группы бушменов, промышлявшие в основном воровством скота у соседей. К тому же с 1830-х годов, заботясь о мире на своих границах, в трансоранжийские дела регулярно вмешивалась Великая Британия.
Разобраться в запутанных проблемах Трансоранжии можно лишь после длительного и прилежного изучения вопроса, поэтому ограничимся замечанием, что на ее просторах то и дело вспыхивали конфликты между африканерами и гриква, и между двумя этими сообществами с одной стороны и банту с другой. В попытке сохранить хоть какое-то подобие порядка британцы постоянно предостерегали буров от вмешательства в дела африканских вождей. Когда темпераментный Йоханнес Мокке собрался провозгласить Трансоранжию треккерской республикой, колониальный судья, находившийся в то время в Колесберге, немедленно объявил, что британский суверенитет распространяется за Оранжевую, до самой 25-й параллели. Таким образом, под британскую юрисдикцию попадала область, простиравшаяся в северном направлении до 25 градуса широты, а с запада на восток от 22 градуса долготы до Индийского Океана (исключая Португальские доминионы и владения независимых африканских вождей). Несколько обескураженный подобной решительностью, Кейп-Таун отказался ратифицировать аннексию, но в 1843 году губернатор все же вмешался в трансоранжийские дела, проведя переговоры и заключив договора с Коком и Мошвешве. В обмен на обязательства поддерживать порядок на своих территориях, вождям обещали определенную ежегодную плату. В каком-то смысле Кок и Мошвешве стали союзниками Империи, поэтому, как только между бурами и гриква возобновились стычки, на помощь Коку пришел небольшой британский отряд, в мае 1845 года после короткого боя у Цварт-Коппис рассеявший коммандо треккеров.
Поддержка цветных против белых в одну ночь превратила большинство трансоранжийских буров-лоялистов в ярых республиканцев. К тому же им не понравилось решение Капского Правительства, согласно которому земли южнее Риит-Ривер принадлежали Адаму Коку и являлись неотчуждаемыми, в то время как севернее этой линии африканеры могли арендовать земли гриква. На севере страны, у фермы Блумфонтейн, обосновался британский резидент - майор Уорден, контролировавший этот процесс.
Тем временем, по другую сторону Вааля к Потгитеру вернулись старые страхи. В 1842 году он был потрясен британской аннексией территорий до 25-го градуса, а теперь, после того как "красные мундиры" овладели Дурбаном, его единоличной власти начали угрожать треккеры, возвращавшиеся из-за Берга. С каждым днем все больше наталианцев с важным видом расхаживало по его собственному Потчефстроому, надрывая глотки громогласными обвинениями, касающимися его роли в Vlug Commando. Прежняя стабильность треккерского сообщества за Вааль-Ривер была потрясена до основания, поэтому, слегка утешившись повторным присвоением титула Главного Комманданта и Правителя верхне-вельдской республики, Потгитер вновь надел старый треккерский плащ и, покинув Потчефстроом, повел своих ближайших последователей на новое поселение у подножий Дракенсберга. Выбранное им место находилось на безопасном расстоянии от неопределенной линии 25-го градуса, к тому же располагалось всего в двух неделях езды от Лоренцо Маркес. Новое поселение назвали Андрис Охригстад, причудливо объединив редко используемое первое имя Главного Команданта и фамилию торговца, пытавшегося через Смеллекампа наладить связь треккеров с Нидерландами.
Потгитер получил землю под новое поселение благодаря устной договоренности с Секвати - вождем бапеди. Городок обосновался в глубокой долине притока Блайд-Ривер, сбегавшего по склонам Дракенсберга. В этом месте долина расширялась в зеленый и живописный бассейн с трех сторон окруженный почти отвесной стеной гор, а плодородие земли вполне устраивало треккеров. "Дядюшка Хендрик", как лидер, естественно взял себе лучшую ферму и с необычайной прозорливостью назвал ее Стридфонтейн - что-то типа "Источник раздоров". С этого момента Охригстад стал столицей треккеров, в то время как Потчефстроом и Винбург считались колониями-сателлитами. В отношении туземцев охригстадские буры проводили свою классическую политику: необходимому числу банту позволили жить на фермах африканеров, обеспечивая хозяев рабочей силой, а остальных или отделили в туземные резервации, или оставили в подчинении полузависимых туземных вождей.
Но Потгитер недолго наслаждался спокойствием в своей новой столице. Вскоре в Охригстад потянулись натальские треккеры, которые, под предводительством Котьи Бургера, всячески противились авторитарному стилю правления Главного Комманданта. Этому вряд ли стоит удивляться. Годы и пережитые трудности делали Потгитера все несговорчивее. Возможно, после огромного напряжения и ответственности, лежавшей на нем все эти годы, Потгитер чувствовал усталость. А возможно, просто желал покоя. В любом случае он все резче выражал несогласие и все нетерпимее относился к оппонентам. Хотя его собственные последователи оставались ему верны и агитировали за избрание своего вождя пожизненным правителем Охригстада, партия, осуждавшая монархические замашки Потгитера и предпочитавшая выборный Фолксраад, заявляла о себе все громче. Отношения между двумя партиями настолько обострились, что дело порой доходило до драк. Временами казалось, что далеко зашедшее противостояние ввергнет республику северных треккеров в пучину гражданской войны. Претензии Потгитера на лидерство подкреплялись его устными договоренностями с Секвати о владении землей, но "партия Фолксраада", парируя этот довод, в 1846 году купила у одного из князьков свази участок земли севернее 26-го градуса широты. Земля обошлась треккерам в сотню голов скота, и хотя эта сделка выглядела не убедительнее сделки Потгитера, ее, по крайней мере, оформили на бумаге. Кроме этого документа партия Бургера имела в рукаве еще один козырь - она владела единственной в Охригстаде пушкой. Действия пришлых оппозиционеров доставляли Потгитеру массу беспокойства, доводя старика до бешенства. Наконец, терпение Главного Комманданта лопнуло и, обвинив Фолксраад во всех смертных грехах, Потгитер предпринял попытку арестовать его лидера. Разочаровавшись в британском правлении в Натале, Андрис Преториус также внес свою лепту в начавшиеся волнения. Врожденная предприимчивость и поиски лакомого куска толкали Преториуса не только на попытки повторного овладения Трансоранжией, но и побуждали вмешиваться в охригстадские склоки.
Понять недовольство Потгитера ходом дел в Охригстаде легко. При сложившихся обстоятельствах никакая сила не могла удержать Главного Комманданта от поиска "земли обетованной". Казалось, чем больше его планы терпели крах, тем решительнее Потгитер искал желанное место. Похоже, Ou Blouberg был готов вечно скитаться по вельду, распахивать целину, строить глиняные форты (больше для престижа, чем для реальной защиты), наблюдать, как его люди возводят дома в новых поселках и прокладывают водоводы, и верить, что, в конце концов, он таки сумеет обрести желанные независимость и покой. В 1847 году мы вновь видим Потгитера ведущим разведку территории близ Зоутпансберга. Он счастлив. Счастлив, что наконец-то избавился от пререканий с соплеменниками, и вдвойне счастлив, что теперь к нему не дотянутся руки самых настырных британских "империалистов". В тот же год Потгитер повел большое коммандо за Олифантс-Ривер. Отправив часть людей искать путь к Инхамбане, сам Коммандант с сотней всадников вторгся за Лимпопо, вглубь новой империи Мзиликази, надеясь найти там очередной Ханаан. Земля, лежавшая у подножий Зоутпансберга, продолжала манить Потгитера. Он окончательно решил покинуть Охригстад и поселить своих людей на новом месте, под сенью южных склонов величественных гор. Это место вначале известное, как Зоутпасбергдорп, позднее переименовали в Схумансдал (по имени человека, женившегося на вдове старшего сына Ou Blouberg).
Политическая борьба утомила этого, еще в общем-то, нестарого человека, а долины Стилпоорт и Блайд-Ривер, оказавшиеся пристанищем малярии, в изобилии рождали не только зерно, но и свежие могилы. Опять же, короткий путь в Лоренцо Маркес из-за мухи цеце был не таким уж легким.
Итак, вагоны в очередной раз починили и подкрасили, вагонные тенты сняли со стен огромных сараев, где они хранились вне досягаемости вездесущих термитов, скот согнали в стада, и в январе 1848 года Потгитер повел шесть сотен своих людей на север. После этого Охригстад стал походить на город-призрак, поскольку приверженцы Котьи Бургера также его покинули, ища более здоровое место для жизни. Они нашли его километрах в пятидесяти, основав городок Лиденбург - "Место плача", окрестив его так в память обо всех несчастьях, пережитых треккерами.
Синхронно, намного севернее, вдали от склок, раздиравших соотечественников, клан Потгитера в очередной раз принялся возводить свои хижины. На этот раз буры облюбовали берега небольшой реки, сбегавшей с южных склонов Зоутпансберга. Местность изобиловала слонами, и двадцать лет Зоутпансбергдорп жил и процветал, торгуя слоновьей костью. Здесь Хендрик Потгитер оставался до самой смерти, пришедшей за ним в 1852 году, и здесь, на заброшенном кладбище, у подножья столь любимых им гор, и сегодня спит Первый из вуртреккеров.
Но вернемся в 1848 год. В год, когда Европу сотрясали революции, на южно-африканскую сцену, подобно метеору, ворвался и заблистал очередной яркий, ранее многократно упоминаемый персонаж - Гарри Джордж Уэйкелин Смит. Сэр Гарри Смит стал губернатором Капа в конце 1847 года, обладая дополнительными правами Верховного Комиссара "по расселению и улаживанию вопросов с территориями, примыкающими и тянущимися вдоль границы". Прибыв на Кап, он принялся энергично исполнять новые обязанности и реализовать полученные права.
К моменту вступления в должность Смиту исполнилось шестьдесят лет, и за плечами новоиспеченного губернатора была блестящая военная карьера. Еще раз вкратце ее напомним. Смиту не было и двадцати, а он уже сражался в Южной Америке и участвовал в Испанской кампании. На Пиренейском полуострове Гарри стал героем романтической истории, некоторое время будоражившей воображение женской половины Британии. В 1812 году, после кровавого штурма Бадахоса, когда войска Веллингтона получили разрешение грабить город два дня и две ночи, испанская девочка пыталась найти спасение от разгулявшейся солдатни у группы британских офицеров. Ей было всего четырнадцать лет, но, несмотря на залитое слезами лицо и кровоточащие уши (какой-то пьяный солдат успел сорвать с нее серьги), капитан Гарри Смит был сражен ее красотой. Он предложил юной испанке свою защиту, а вскоре, со свойственной ему горячностью, руку и сердце. Через четыре дня после первой встречи Хуана Мария де лос Долорес де Леон стала именоваться просто миссис Смит. Вместе с мужем она пережила самые головокружительные виражи его бурной карьеры. Вскоре после женитьбы Смит как бригад-майор прошел через бойню Ватерлоу. Затем, после службы в Англии, его отправили в Южную Африку, куда он поспел как раз к Кафрской войне 1835 года. В ходе этой кампании он предпринял трудный переход из Кейп-Тауна в Грехемстаун, где личной отвагой вдохнул новые силы в деморализованных потерями колонистов. В благодарность за этот и последующие подвиги Смита колонисты-современники назвали в честь губернатора и его жены несколько населенных пунктов (Смитфилд, Гаррисмит, Ледисмит). Война против кхоса сделала его местным героем, и он пользовался заслуженным уважением как английских колонистов, так и буров. Затем Гарри Смит отправился в Индию, где одержал великолепную победу над сикхами у Аливала, за что удостоился титула барона и звания генерал-майора. Память о подвигах в сикхской войне увековечена современниками в названиях поселков Аливал-Северный и Аливал-Южный (впоследствии Южному Аливалу вернули его прежнее имя Моссел-Бей).
И вот Смит вернулся в Капскую Колонию как губернатор. Читая мемуары и разглядывая прижизненные портреты сэра Гарри, мы видим истинное воплощение офицера британской регулярной армии, изучавшего военное искусство под руководством великого Веллингтона. Патрицианское лицо, обрамленное элегантными волнами свинцово-серых волос, решительный подбородок, усы, орлиный нос и пронзительный взгляд выдают бывалого солдата, человека, привыкшего требовать беспрекословного подчинения. Но за несомненной и безрассудной отвагой скрывался самонадеянный, исполненный чувства собственной важности обладатель самого большого эго в Южной Африке. Как правило, в своих поступках этот человек руководствовался в первую очередь эмоциями. Он часто прибегал к напыщенному самовосхвалению, но при случае не стыдился пустить слезу. Смит обладал счастливой способностью в любом вопросе, включая дела подчиненного ему субконтинента, игнорировать все, что не соответствовало его, заранее составленному, мнению.
Хотя Гарри Смит обладал неудержимой энергией и напором, склонность губернатора к драматическим сценам часто ставила его начинания на грань нелепости. С годами вырос не только размер его талии, но и любовь к театральным эффектам, и в 1848 году он сильно отличался от того энергичного и самоотверженного солдата, каким его помнили в Колонии по событиям десятилетней давности. Новый губернатор страстно желал играть героические роли, одновременно, будучи их самым благодарным зрителем. В типичной для себя манере, вскоре после прибытия на Кап Смит совершил путешествие к восточной границе провинции, где угостил собравшихся вождей кхоса щедрым потоком всевозможных обещаний и угроз, после чего каждый из них удостоился чести поцеловать сапог сэра Гарри, стоявшего в позе римского триумфатора. В другом случае Смит поставил ногу на простертого ниц вождя, при этом воинственно размахивая клинком. Годы, как и должно, лишь контрастнее проявили и лучшие, и худшие черты его характера Теперь сэр Гарри у всех, с кем он сталкивался, вызывал или чувство глубокого восхищения, или не менее глубокого отвращения. Промежуточной стадии не наблюдалось. К несчастью для Британии, трансоранжийские буры, по старой памяти приветствовавшие Смита как друга, вскоре возненавидели самое его имя, поскольку тот, преобразившись в апостола британской экспансии, едва прибыв в Южную Африку, тут же аннексировал все междуречье Оранжевой и Вааль, провозгласив новые территории в качестве Оранж-Ривер Соверенити, находящейся под британским законом, таким образом, вернув часть треккеров в имперский "загон". Фараон вновь настиг беглецов. В результате, буры потеряли не только Наталь, но и центральные равнины ниже Вааля. Эта аннексия стала плодом неверной и поспешной оценки ситуации импульсивным и слишком уверенным в себе человеком. На основании нескольких дружеских посланий от друзей из среды буров-эмигрантов, живших за Оранжевой, губернатор решил, что большинство проживающих там треккеров с радостью примут навязываемое им покровительство.
В дни, когда Гарри Смит прибыл на Кап, в далеком Натале Андрис Преториус решил бросить свою ферму и искать новый дом в Трансваале. Он переселился за Магалисберг и почти сразу же втянулся в политические дебаты, последовавшие за изданием прокламации Смита об Оранж-Ривер Соверенити. По прихоти судьбы именно Преториусу, а не Потгитеру пришлось формировать оппозицию аннексии Трансоранжии. Следует честно отметить, что вначале он пытался наладить отношения с Потгитером и предать забвению былой разрыв, но Ou Blouberg больше заботился о признании Британией собственной независимости и не желал лишний раз дразнить Смита поддержкой соплеменников на другом берегу Вааля. Кроме того, Потгитер готовил переход к Зоутпансбергу, уделяя все внимание именно этому мероприятию. Несомненно, натянутые отношения между двумя лидерами ослабили позиции треккеров в противостоянии с британцами, и обвинения в "непатриотичном поведении", предъявляемые Потгитеру африканерами, имели под собой реальную почву. Потгитер в очередной раз пренебрег судьбой своих "дальних" в угоду "ближним", но, вынося ему подобный приговор, следует помнить, что он, не без оснований, считал Преториуса человеком, сдавшим Наталь британцам и несколько лет мирившимся с их правлением. Человеком, который теперь хотел освежить свой политический образ, выставляя себя защитником независимости Трансоранжии. В свою очередь Преториус, должно быть, не раз поминал Потгитеру его роль в Vlug Commando и с раздражением наблюдал, как тот приносит Винбург в жертву интересам Потчефстроома. Вражда между лидерами с новой силой вспыхнула в 1848 году, после того, как в ходе публичной встречи, состоявшейся близ Потчефстроома, Потгитер довольно резко изложил свою позицию и демонстративно ушел на север. Преториус с готовностью заполнил образовавшийся вакуум власти. Но пока он в роли странствующего проповедника бродил по Трансоранжии, агитируя против Оранж-Ривер Соверенити, сэр Гарри успокаивал недовольных буров, находившихся на грани восстания. Тон манифеста, который он адресовал "моим друзьям, моим полупотерянным друзьям и колеблющимся христианам" ярко иллюстрирует театральные замашки и ханжескую сентиментальность Губернатора.
"О, как я ненавижу, как питаю отвращение к словам "война" и "беспорядки". Я был свидетелем многих батальных сцен, которые, словно призраки, всплывают в моей памяти. Но насколько я ненавижу войну, настолько же сумею обрушить ее ужасающую мощь, если вы злоупотребите моей привязанностью. Если после всего, что я для вас сделал, вы вынудите меня извлечь из ножен судьбоносный меч, грех будет на вашей совести, и в то время, как мои солдаты будут ликовать по поводу победы, я буду оплакивать павших, униженных, введенных в заблуждение. Ваши земли будут конфискованы, ваши дома разрушены, а ваши стада отобраны. Если ваши сердца почернели от нечестивой неблагодарности, ваш верный, великодушный, искренний друг, прилагавший все усилия исключительно для вашей же пользы, обернется Ангелом Мести! В этом суетном и неверном испытании есть предел самым добродетельным чувствам. Помогите мне сохранить эти чувства, как я стараюсь помочь вам. Религиозное чувство ведет благородные и неиспорченные умы сквозь бедствия краткой и бренной жизни, давайте же помолимся вместе: Господь Всемогущий, создатель всего, хорошего и ужасного, снизойди взглянуть на нас, хрупких и грешных созданий: научи нас, кто есть наши настоящие друзья, сохрани и укрепи нас во всех испытаниях искушениями; защити нас от дьявольских деяний нечестивых людей, научи нас почитать Тебя в наших умах и наших душах, научи через Иисуса Христа посвятить себя Тебе, направь наши сердца и действия к нашим ближним; научи нас жить так, чтобы наша жизнь привела нас к жизни вечной; научи нас прощать врагов наших и любить друзей наших; научи нас мирной жизнью проложить себе дорогу на Небеса - к источнику всех наших надежд на Земле, счастливому месту отдыха наших бессмертных душ. Когда мы сбросим наши одежды и ляжем на ложе смерти, пусть мы пребудем в мире с нашими сердцами!!! Даруй нам это, о, Господь, наш Бог Всемогущий, через Иисуса Христа. Аминь. - Г. Дж. Смит".
Со дней Кромвеля ни один британец столь неистово не размахивал Библией и "судьбоносным мечем", но сомнительно, что путанный и пылкий манифест их "искреннего друга" мог удержать недовольных буров от восстания.
По мере того, как Преториус продолжал свой "Крестовый Поход", Трансоранжию охватывал будоражащий ветер надежд и ожиданий. Мысли людей обращались к памяти Блад-Ривер. Казалось, одно имя Преториуса гарантировало африканерам успех, что само по себе удивительно, если вспомнить, что последние шесть лет их вождь спокойно уживался с британскими властями в Натале. По мере того, как треккероы по обе стороны Вааля, все громче требовавли независимости Трансоранжии, первоначально сдержанные выпады Преториуса в сторону Британии, приобретали все большую остроту. Он собрал Трансваальских Harde Emigranten (непреклонных) и отправил их в Соверенити набирать рекрутов. Вначале, усыпляя бдительность британцев, Преториус заявлял, что его коммандо не более чем мирная демонстрация, имеющая целью доказать Гарри Смиту, что большинство бюргеров к югу от Вааля вовсе не мечтают о британском подданстве.
1848 год - год европейских революций. Звук разбитых парижских стекол и орудийных выстрелов эхом прокатился по всем континентальным столицам. Волнения вспыхнули на Сицилии, во Франции, в Австро-Венгрии, Пруссии и Польше. Бациллы этой болезни вместе с новостями докатились и до юга Африки. Африканеры с энтузиазмом слушали слова Преториуса, убеждавшего, что сердцу Британской Империи также угрожает опасность народного восстания, и что Британская монархия для самосохранения будет вынуждена отозвать "красные мундиры" из самых дальних уголков мира. Теперь, утверждал он, настало время силой оружия освободить Трансоранжию и провозгласить независимую треккерскую республику. Великий Трек второй раз бросал своих детей в открытый бой с Британией.
Повсюду, где появлялся и выступал Преториус, фермеры с воодушевлением следовали за ним. Из Винбурга он вышел во главе пятисот последователей, а к середине июля прибыл в Блумфонтейн с тысячей коммандос. Без особых проблем он отправил озадаченного майора Уордена и его помощников за Оранжевую, снабдив их прекрасной коллекцией пугающих историй. К августу Преториус командовал армией в 1200 человек и контролировал территорию между Оранжевой и Ваалем. Казалось, все складывалось наилучшим образом, как вдруг Сарел Киллирс запричитал вновь, на этот раз почти фальцетом: "другое горе обрушилось на нас...". На беду Преториуса в этот раз ему пришлось тягаться с Гарри Смитом на ниве, где Губернатор обладал неоспоримыми талантами. Британские штыки на правом берегу Оранжевой засверкали очень быстро. Сэр Гарри собрал у Колесберга все имевшиеся в его распоряжении войска с решительным намерением изгнать "захватчиков" из Соверенити. Ему удалось наскрести четыре роты Капских Конных Стрелков, по две роты 45-го Пехотного и 91-го Хайлендерского полков, бойцов Стрелковой Бригады плюс три шестифунтовых полевых орудия. В итоге под командованием Смита собралась маленькая компактная колонна в 800 солдат регулярной армии, сопровождаемая двумя с половиной сотнями конных гриква и горсткой лояльно настроенных фермеров. Губернатор не испытывал ни малейших сомнений, что этих сил ему вполне хватит для изгнания Преториуса и возврата Блумфонтейна.
Похоже, подобного мнения придерживалась и часть буров из коммандо Преториуса. Учуяв, что дело принимает серьезный оборот, они стали расходиться по фермам. 16-го августа 1848 года, назначив 1000 фунтов в награду за голову Преториуса, Смит перевел свою армию через Оранжевую по Бота-Дрифт, а 27-го числа уже вошел в Филипполис. Определенно, Губернатор был не из тех людей, кто тратит время попусту. 28-го числа он разбил бивак у Таувфонтейна, а на следующее утро продолжил марш. Преториус с остававшимися при нем 750 бюргерами решили дать Смиту бой. Буры тщательно выбрали место, расположившись возле покинутой фермы Боомплаатц, на отрогах холмов, тянувшихся вдоль блумфонтейнской дороги. Это была отличная оборонительная позиция длиной более километра, и ее, несомненно, одобрил бы учитель Смита - герцог Веллингтон. До самого последнего момента бюргеры имели возможность укрываться за гребнем холма. Более того, в случае необходимости серия параллельных высот позволяла им отойти на запасную позицию. Смит описывал поле боя как "последовательность холмов по обе стороны ручья, покрытых большими валунами и кустарником". В одиннадцать часов утра 28-го августа 1848 года Преториус с нетерпением разглядывал британскую колонну, медленно ползущую по пустынной, пожелтевшей от зимней засухи равнине. Он уже различал зеленые мундиры солдат Стрелковой Бригады и Капских Конных Стрелков, алые мундиры 45-го батальона и тартаны Хайлендеров. Чуть дальше, окутанные облаком пыли, ползли тяжелые вагоны, охраняемые большим отрядом верховых гриква. Присмотревшись, он мог заметить даже сэра Гарри, одетого в гражданский голубой жакет и вельветовые брюки - наряд, в котором он чуть ранее встречался с бурами. Губернатор все еще надеялся избежать кровопролития, свято веря, что если бюргеры его узнают, то не отважатся открыть огонь. Нервы Преториуса были на пределе. Исход боя зависел от того, втянутся ли британцы в западню, где его люди смогут легко перестрелять колонну, так же как сделали это у Конгеллы.
Однако в этот день удача отвернулась от треккеров. Буры рано обнаружили свою позицию, открыв огонь, лишь только британцы вошли в зону поражения. Но даже тогда ветерану Наполеоновских войн едва удалось удержать своих людей от паники. Смит пишет, что "никогда не видел более быстрого, жестокого и хорошо направленного огня". Но опытный воин сумел овладеть ситуацией. Он развернул своих солдат и отразил атаку коммандос, пытавшихся обойти его левый фланг. Затем Смит атаковал центр и левый фланг буров, гоня бюргеров через ручей и ферму. Треккеры пытались закрепиться на холме, но британские артиллеристы быстро сняли орудия с передков и открыли огонь по их позиции. Война с дикарями оказалась слабой школой для людей, впервые попавших под артиллерийский огонь, и запаниковавшие буры, мягко говоря, "слегка поспешно" отступили на следующий гребень. А когда Капские Конные Стрелки и верховые гриква предприняли кавалерийскую атаку, нервы треккеров сдали окончательно, и они побежали. К двум часам пополудни битва у Боомплаатца завершилась, и сэр Гарри принялся энергично раздавать своим людям заслуженные похвалы и попреки. Согласно его донесению, он потерял 25 человек убитыми и 25 раненными, а буры оставили на поле боя 49 мертвых. Правда в такую симметрию вериться с трудом, да и Преториус упоминает лишь о 9 убитых и 5 раненых.
Смит с молодости был обучен решительно, до конца преследовать разгромленного врага, и в данном случае он не отступил от классического правила. Следуя по пятам за беспорядочно отступавшими на север бурами, он ворвался в Блумфонтейн, а затем в Винбург, расстрелял попавшегося в плен английского дезертира, воевавшего на стороне буров, удвоил награду за поимку Преториуса и выгнал остатки его коммандо за Вааль.
За одну молниеносную кампанию губернатор эффективно подавил бунт и восстановил британское правление в Трансоранжии. Это был второй отлив в истории Великого Трека, после которого изо всех завоеваний бурам-эмигрантам остался лишь Трансвааль, и то благодаря дальновидной примирительной политике Потгитера. Но мы с удивлением видим, что даже в это, непростое для треккеров время, Трансвааль продолжают раздирать противоречия между враждующими фракциями, а окончательная оккупация их страны британцами выглядит лишь вопросом времени. Попытка африканеров найти место на земле, где они могли бы жить по собственным правилам, стояла на грани провала. Часто повторяемая бурами шутка, что в Южной Африке три самые страшные язвы - засуха, саранча и англичане, оказалась трагической правдой, а очередная мечта Человека о Свободе терпела крах.
ЗАВЕРШЕНИЕ
После разгрома у Боомплаатца африканеры почувствовали острую потребность хоть в какой-то форме политического союза, но притом, что все соглашались с необходимостью объединения, застарелая вражда Потгитера и Преториуса не вселяла оптимизм. Два лидера по-прежнему пребывали в ссоре, а их взаимный антагонизм лишь усилился из-за различного отношения с британскими властями. Лондон, пусть неофициально, признавал независимость территорий, контролируемых Потгитером, в то время как Преториус числился мятежником, за голову которого назначили награду. В 1849 году в Дердепоорте состоялся съезд бюргеров, намеревавшихся избрать единое правительство страны. Потгитер проигнорировал собрание. В отместку избранный в конечном итоге Фолксраад упразднил должность Главного Комманданта. Но растущая враждебность банту, живших на территории Трансвааля, настоятельно требовала создания определенной военизированной структуры, и в начале 1851 года, надеясь примирить враждующие фракции треккеров, Фолксраад решил назначить четырех отдельных Коммандант-Генералов. Потгитер остался заправлять в Зоутпансберге, сын Андриса Преториуса обосновался в Магалисберге, еще два бюргера командовали в округах Лиденбург и Марико. В итоге, казалось бы, компромиссное, решение не устраивало всех. Потгитер угрюмо отсиживался в Зоутпансберге, коммандантам в Лиденбурге и Марико не хватало престижа, в то время как молодой Мартинус был лишь слабой тенью своего отца. Постепенно Преториус-старший добился поддержки большинства обитателей Трансвааля, став их главным рупором.
На какое-то время позволим себе отвлечься от проблем Трансоранжии и обратимся к событиям, происходившим по другую сторону Вааля после блистательной победы Гарри Смита у Боомплаатца.
В Оранж-Ривер Соверенити вновь настали беспокойные времена. По-человечески нельзя не посочувствовать майору Уордену, повторно обосновавшемуся в Блумфонтейне. Для проведения своих распоряжений в жизнь он не располагал какими-либо реальными средствами, поскольку вся его сила заключалась в горстке солдат. Майору приходилось опираться преимущественно на авторитет Британии чего, в большинстве случаев явно недоставало. Оторвавшись от реальной почвы, Уорден пытался завести на подведомственной ему громадной территории правительственные учреждения, однако его ресурсы да и он сам не соответствовали масштабу задач. Майора буквально замучили пограничные споры с басуто, и в 1851 году он отправил карательную экспедицию против Мошвешве, потерпевшую сокрушительное поражение у Вирвута. Этой новости хватило, чтобы серьезно озадачить Уайт-Холл и заставить британское правительство задуматься над тем, как избавиться от беспокойной Трансоранжии, столь легкомысленно аннексированной сэром Гарри.
Во второй половине девятнадцатого столетия в политических взглядах британской публики, а соответственно и Уайт-Холла, произошли радикальные перемены. Если ранее общественное мнение несло на себе яркий оттенок гуманизма, в значительной степени определявший южноафриканскую политику Великой Британии 30-х - 40-х годов, то теперь, к середине столетия, евангелистский энтузиазм англичан поостыл, и правительство, руководствуясь прагматичными соображениями, старалось всячески сократить расходы казны. Колониальный Офис счел, что попытки успокоить территории за Оранжевой Рекой влекут за собой лишь ненужные расходы, риск военных поражений и потерю престижа. Постепенно менялось и отношение к бурам-эмигрантам. Если в первые годы Великого Трека британская администрация придерживалась точки зрения, что подданство треккеров "оставалось неизменным, а их независимость - пустые мечты", то уже в 1848 году Уайт-Холл де-факто признал контроль Потгитера над Северным Трансваалем. Британцам до смерти надоело тратить деньги и жизни своих солдат, пытаясь контролировать буров Верхнего Вельда. В Лондоне решили, что мудрее позволить африканерам идти своим путем, одновременно используя их как союзников для защиты северной границы Капской Колонии. В Южную Африку для сдерживания экспансионистской политики сэра Генри и поиска способа изящного ухода из Верхнего Вельда отправили двух довольно загадочных бюрократов. Имена Уильяма Хогге и Мостина Оуэна довольно часто встречаются в исторических книгах, повествующих о том периоде, но собственно о них самих известно очень немного. На первый взгляд создается впечатление, что эти люди без какого-либо определенного исторического облика взялись за слишком крупную для них проблему. Но в действительности, Хогге и Оуэн, на собственный манер, оказались очень эффективной и практичной парой. Во время своего пребывания в Южной Африке они настойчиво пропагандировали и продвигали то, в чем, по их мнению, заключались наивысшие интересы Империи, не считаясь с потерей доверия со стороны значительной части лояльных к Британии бюргеров Трансоранжии и гриква, наслаждавшихся покровительством Ее Величества.
Гарри Смит, занятый очередной Кафрской войной на восточной границе Колонии, легкомысленно отправил таинственную пару в Блумфонтейн, предоставив им решать тамошние территориальные проблемы на свое усмотрение.
Освоившись и изучив обстановку на месте, Хогге и Оуэн пришли к заключению, что наибольшую опасность интересам Британии представляет вмешательство Преториуса в дела Соверенити и рекомендовали правительству ряд мер для предотвращения этого вмешательства. Одновременно оба эмиссара пришли к выводу, что Капское Правительство неспособно контролировать жизнь десяти тысяч треккеров, к тому моменту перебравшихся в Трансвааль. Соответственно, они сочли необходимым: во-первых, ублажить Преториуса, отозвав награду за его голову, во-вторых, добиться дружбы треккеров, признав независимость Трансвааля.
Власти не решились игнорировать их рекомендации, и вскоре награду за арест Преториуса аннулировали, а он сам, исполненный достоинства, прибыл в Соверенити на встречу с британскими комиссарами, разбившими свои палатки у Санд-Ривер. Здесь стороны провели странную, наспех организованную конференцию. У Хогге и Оуэна не было точных инструкций правительства, коих следовало придерживаться, а Преториус, в свою очередь, представлял лишь часть Трансвааля и определенно не имел полномочий выступать от имени Зоутпансбергских буров. Тем не менее, в шатре, наспех разбитом на берегах Санд-Ривер, три джентльмена, сдвинув расшатанные стулья, принялись за обсуждение сложившейся ситуации. Нам, привыкшим к тому, что заключение международных договоренностей тянется месяцами, а то и годами, можно лишь изумляться скорости, с какой решались африканские дела в девятнадцатом веке. За один день стороны определили будущее Трансвааля и подписали взаимные обязательства. 17-го января 1852 года, согласно условиям Санд-Риверской Конвенции, Великая Британия формально признала независимость буров, живущих за Ваалем. В свою очередь Преториус обещал, объявить рабство в Трансваале вне закона, и заверял, что трансваальские буры не будут вмешиваться в дела Соверенити.
Вне всякого сомнения, эта конвенция стала триумфом Преториуса. По возвращении за Вааль он убедился, что большинство тамошних буров безоговорочно признало его своим лидером. После дипломатического успеха Преториуса старая неприязнь между ним и Потгитером не только не затихла, а напротив, разгорелась с большей силой. Когда Фолксраад пожелал заслушать отчет Преториуса о Конвенции, два непримиримых соперника вынужденно встретились вновь. Потгитер приехал в Рустенбург - твердыню Преториуса, где сохранившие здравомыслие переговорщики неутомимо порхали между лидерами и, в конце концов, убедили Потгитера войти в палатку своего соперника. Взволнованная толпа терпеливо ждала снаружи. С каждой минутой напряжение росло, но, наконец, полог тента откинулся и треккеры увидели двух мужей, стоявших у стола и пожимавших друг другу руку над Библией. Всеобщему ликованию не было предела, и эта эффектная сцена еще долго служила источником вдохновения для трансваальских художников. Застарелая, почти инстинктивная взаимная неприязнь лидеров трека была публично отброшена и maatschappij, наконец, обрели подобие единства. Среди пения радостных гимнов и благодарственных псалмов, отмечавших торжественное примирение, среди всеобщего ликования едва ли несколько человек обратили внимание на то, что Преториус и Потгитер, решив одну проблему, вместо нее заложили мину замедленного действия. Два лидера, учредив два совместных поста Коммандант-Генералов, решили сделать эти должности наследственными. Они тихо согласились на пакт, позволявший их семьям после смерти своих глав управлять Трансваалем как совместным владением.
Но время героев Великого Трека неотвратимо истекало. В августе 1852 года Хендрик Потгитер повел свое последнее коммандо, на этот раз против бапеди. Тяготы экспедиции тяжело сказались на здоровье Комманданта. По возвращении еще не старый треккер заболел и осел в ожидании кончины среди крытых тростником домов Зоутпансбергдорпа. У него развился плеврит, и за три дня до своего шестидесятилетия Андрис Хендрик Потгитер умер. Это случилось в День Обета - 16 сентября 1852 года. Всего восемь месяцев спустя в могилу за ним последовал и Андрис Преториус. Их скоропостижный уход еще больше расширил не успевший зарубцеваться раскол между кланами юной верхневельдской республики.
К этому времени уже, пожалуй, была отлита пуля, убившая одного из наследников. В 1854 году новый Коммандант-Генерал Питер Йоханнес Потгитер пал в бою с племенем вождя Макапаны. Другой соправитель - Мартинус Вессел Преториус прожил долгую жизнь, успев встретить новое столетие, при этом дважды побывав президентом Трансвааля и один раз Оранжевой Республики.
Стремление Британского Кабинета к сокращению своих обязательств в Южной Африке сохранилось и после подписания Санд-Риверской Конвенции. Обитатели Уайт-Холла утратили всяческий интерес к дорогостоящим путешествиям на отдаленный субконтинент, особенно в момент, когда в Тюлерьи засел очередной Наполеон, а на Черном море назревала война с Россией. Взгляды лондонских кабинетных крыс закономерно обратились на Соверенити. В конце 1851 года заправлявший Колониальным Офисом лорд Грей продемонстрировал, в каком направлении дует ветер. Его послание, бесспорно взбесившее Гарри Смита, гласило, что "безусловное оставление Оранж-Ривер Соверенити должно стать отправной точкой нашей политики". Спустя непродолжительное время, вопреки возражениям герцога Веллингтона, всячески защищавшего одного из ярчайших офицеров британской армии, лондонское правительство решило, что Смиту "в равной степени не хватает предвидения, энергии и рассудительности", и довольно бесцеремонно отозвало сэра Гарри с поста Губернатора Капа, заменив его более компромиссной фигурой - сэром Джорджем Кеткартом. Но если Кабинет намеревался уменьшить напряженность в Южной Африке, сменив одного боевого генерала другим, то его ждало большое разочарование. Прибыв на место, Кеткарт вбил себе в голову, что перед расставанием с Трансоранжией следует восстановить британский престиж среди банту. Он с энтузиазмом возглавил местные вооруженные силы, которые, по его мнению, "совершенны настолько, насколько можно желать, и достаточны для достижения любых целей". Затем Кеткарт втянулся в очередную свару с басуто, и его "совершенная армия" едва избежала совершенного разгрома в битве у Береа.
Неудачная война Кеткарта стала последней соломинкой. Британское правительство твердо решило деаннексировать Соверенити при первом удобном случае, позволявшем сохранить имперское достоинство. С этой целью майора Уордена, томившегося в Блумфонтейне, решили сменить сэром Джорджем Расселом Клерком, сделавшим к этому времени неплохую карьеру в Индии. В августе 1853 года Клерк объявился в Трансоранжии. К моменту его прибытия страну поразила засуха. Бледно-голубое небо не обещало дождя, с утра до ночи над вельдом носились лишь горячие ветры да пыль. Африканский зной давил на голову несчастного Кларка, и без того истерзанную мигренью. Если почитать его рапорты, то фермеры Трансоранжии влачили до крайности убогую и жалкую жизнь. "Чем дольше я обдумываю положение этой территории, тем более чувствую уверенность в бесполезности ее, как приобретения. Без сомнения, она имеет некоторую привлекательность. Стада диких животных довольно многочисленны, местные голландские поселенцы и их семьи редко живут за счет чего-либо еще... Тем не менее, эта обширная территория не в состоянии принести никакой выгоды. Она не придаст ни силы Британскому Правительству, ни доверия его репутации, ни блеска Короне. В конце концов, Клерк убедил Уайт-Холл, что уход из Трансоранжии не станет для Империи потерей. 23-го февраля 1854 года, собрав группу "хорошорасположенных" бюргеров, которая, как он решительно заявил, представляет мнение всех фермеров Соверенити, Клерк подписал с ними Блумфонтейнскую Конвенцию, наполовину навязав, наполовину подарив бурам независимость. Был создан Совет Оранжевого Свободного Государства, после чего перед маленьким городским фортом торжественно спустили "Юнион Джек", подняв вместо него Батавианский триколор. Таким образом, Британская Империя в первый (но не в последний) раз самоустранилась от управления своими африканскими территориями. Адама Кока и гриква принесли в жертву политической целесообразности, покинув на милость буров, а часть британских граждан, вопреки их воле и протесту лишилась имперского подданства. Словно подчеркивая драматизм происходившего, во время торжественного построения у флагштока произошел трагический инцидент - один из британских пехотинцев умер прямо в строю.
Подписав Блумфонтейнскую Конвенцию, Британия сняла с себя ответственность за Верхний Вельд. Теперь эти просторы безраздельно принадлежали африканерам. Спустя два тяжелых и бурных десятилетия треккеры, наконец, добились большинства поставленных целей. Фантастическая, казавшаяся нереальной мечта Хендрика Потгитера наконец-то стала явью. Эмигранты, которых он в феврале 1836 года перевел через Оранжевую, и фермеры, последовавшие за вуртреккерами в дикие пустоши, теперь владели таким количеством земли, о каком не отваживались и мечтать. Их республики были признаны независимыми государствами и могли идти собственным путем, устанавливая собственные конституции и регулируя жизнь людей, обитавших на их территории. К этому моменту в Трансваале и Оранжевой Республике обосновались почти 18000 буров. Большинство из них жило на фермах, но около 2000 сконцентрировалось у Потчефстроома, 800 в Рустенбурге, 400 в Лиденбурге и около 200 в белых домиках, сгрудившихся у Зоутпансберга. В крови и страданиях Великого Трека родились два африканерских народа, и при их зачатии два самых могущественных государства банту в Южной Африке обратились в прах.
В Фолксраадах новорожденных республик царила пьянящая атмосфера новой жизни. Повседневные трудности и разочарования никуда не делись, но люди с надеждой смотрели в будущее. Конечно, африканеры безвозвратно потеряли Наталь, и треккерские республики во многом зависели от доброй воли британцев, контролировавших побережье. Огромную угрозу для новых государств представляли и внутренние раздоры, ведь привыкшие к свободе, если не сказать анархии, африканеры отличались своенравием, а их клановый антагонизм постоянно подогревался непрекращавшимся соперничеством семей Потгитеров и Преториусов. Обе республики были бедны и политически неопытны. Хотя туземцев, обитавших в пределах их границ, удалось временно укротить, буров по-прежнему окружал безбрежный океан потенциально враждебных племен. Особое беспокойство доставляла напряженность на границе с басуто - проблема, так и не решенная ни Смитом, ни Каткартом и обещавшая в будущем неизбежные проблемы с Мошвешве. Вдобавок за спиной буров продолжала маячить тень Фараона - Великой Британии, которая, решив свои континентальные проблемы, в любой момент могла возобновить имперскую экспансию (что и произошло в действительности, когда в 1877 году Британский Кабинет резко изменил южноафриканскую политику и аннексировал Трансвааль). Хотя в 1880-81 годах, одержав ряд побед в Первой Англо-Бурской войне, трансваалеры восстановили свою независимость, в последующее десятилетие петля вокруг их страны затягивалась туже и туже. Давление на Трансвааль особенно усилилось после начала освоения богатейших золотоносных месторождений Ранда. Капская Колония аннексировала большую часть Бечуаналенда, а оставшуюся провозгласила британским протекторатом. Сесил Родс развернул экспансию в северном направлении, оккупировав Машоналенд и Матабелеленд. И, как апофеоз, в самом конце столетия вспыхнул пожар Второй Англо-Бурской войны, обескровившей буров и стоившей поражения и аннексии обеим республикам.
Но в 1854 году треккеры еще не подозревали о грядущих "карах Господних". Они спешили насладиться обретенной свободой. Бюргеры успокоились и отошли от напряжения и сумятицы последних лет. Степенно усевшись на stoeps новых домов, возведенных на новых фермах, они с наслаждением покуривали трубки и любовались своими стадами и отарами, бродившими по вельду. На обе республики опустились покой и умиротворение. Умолкли крики погонщиков на дрифтах через Оранжевую, не клубилась пыль над дорогами, ведущими к Зоутпансбергу, и лишь раскаленный воздух безмолвно плясал над крышами маленьких сонных поселков - Блумфонтейна и Претории (последний, основанный в 1855 году, назван в честь Мартинуса Преториуса, а не его отца). На дороге в Потчефстроом больше не встречались всадники, спешащие с новостями из внешнего мира, а хижины Охригстада зарастали кустарником. Высоко в небе, над безмолвным полем сражения у Боомплатца щебетали птицы, а буйные травы скрыли следы вагонов Лауиса Трегардта, оставленные на пути к Бергу. Даже грозный Вегкоп мирно дремал в объятиях бескрайней равнины, позабыв далекий октябрьский день. Великий вельд покорно отдал себя в руки новых хозяев - африканеров, которые двадцать лет тому назад, отважившись шагнуть за Оранжевую, сделали больше, чем задумали. Простые фермеры сумели породить один из самых героических белых народов, обеспечив своих потомков неиссякаемым источником дорогих сердцу традиций и целым пантеоном героев. Новые названия - Веглаер, Блад-Ривер, Блоукрантц и Веенен крепко врезались в национальное сознание буров, как и память о великих вождях вуртреккеров: Лауисе Трегардте - проложившем тропы в новые, неизведанные места, Герте Маритце - сплотившем эмигрантов в черные дни 1838 года, Андрисе Преториусе - потерявшем Наталь, но, в конце концов, обретшем Верхний Вельд, и Ou Blauberg - вдоль и поперек исколесившем вельд в поисках Земли Обетованной, где могли бы жить его потомки.
Беды и невзгоды Великого Трека сформировали сильный, несгибаемый африканерский дух, который будет жить до тех пор, пока африканеры возобновляют обет, данный их предками перед Блад-Ривер. В 1880 и 1899 годах буры, бросившие вызов величайшей империи мира, считались героями и в Европе, и в Америке, но в двадцатом веке, борясь за те же ценности - поддержание расовой чистоты и иррациональное стремление сохранить веру своих отцов, они бросили вызов всему миру. Сегодня последний белый бастион на планете Земля пал, но взамен миру явилось прошлое африканеров, став общечеловеческим достоянием. И это, не такое уж далекое по историческим меркам прошлое, помогает нам, оторвавшись от мелочных повседневных проблем, вспомнить, что значит для человека СВОБОДА, и какова ее цена.
ЭПИЛОГ. ТРЕККЕРЫ ПУСТЫНИ
Даже после завершения Великого Трека дух странствий - вечный trekgees - не покидал африканеров.
В 1857 году извечное желание заглянуть за горизонт подтолкнуло десять африканерских семей на четырнадцати вагонах, прихватив с собой 1400 голов скота, совершить трек из Трансвааля через пустыню Калахари к западному побережью Африки. Самому старшему члену экспедиции Йоханнесу Ван дер Мерве было 82 года. Партия успешно пересекла Калахари и остановилась в месте, позднее получившем название Ритфонтейн, у пересыхающей речушки, тем не менее, позволявшей завести огороды. Когда одного из этих треккеров спросили, почему он покинул Трансвааль, он, непроизвольно характеризуя trekgees, сказал: "в наших сердцах живет непоседливый дух, и мы сами не можем понять его. Мы просто продали наши фермы и отправились на северо-запад искать новый дом".
Успех "ритфонтейнского" предприятия вдохновил других буров, и вскоре вторая, более крупная партия двинулась по следам "треккеров пустыни". На этот раз в путь отправились 500 человек на 128 вагонах, взяв с собой 7000 голов скота, 500 лошадей, 1000 овец и 200 собак. Но если Калахари без особых потерь пропустила маленький караван, то к большому оказалась безжалостна. Почти весь скот пал от жажды, а людям приходилось пить кровь овец и содержимое желудков павших коров. В итоге Ритфонтейна достигло жалкое подобие первоначального конвоя. Но trekgees недолго позволил этим людям сидеть на одном месте, и африканеры отправились на поиски новых пастбищ к болотам Окованго. Вода здесь была в изобилии, но скот заедала муха цеце, а людей москиты. В течение нескольких месяцев почти половина треккеров умерла от малярии, а выживший в Калахари скот погиб от наганы. Под руководством нового лидера партия двинулась на запад к Этоша-Пан и отсюда организовала Comissie Trek для разведки Каокавельда. Буры нашли здоровые земли в Каока Отави и Отйитундуа и прожили в них несколько лет. Но Фараон вновь не оставлял их в покое. Англичане аннексировали Каокавельд, и треккеры, в очередной раз загрузив старые вагоны, перешли реку Кунен и, с благословения португальских официальных лиц, осели на плодородном плато Хумпата в двухстах километрах от португальского порта Моссамедес.
К этому моменту "пустынные треккеры" преодолели расстояние, почти в два раза большее, чем вуртреккеры 1838 года. Здесь, в чудесной стране Хумпата они нашли свой Хаанан, и здесь их потомки жили пятьдесят лет, образовав африканерский анклав в Анголе. Это небольшое сообщество в 1893 и 1905 годах усилилось двумя последующими волнами эмигрантов, разросшись в конечном итоге до 2000 человек. Но, к несчастью для буров, у них начались трения с португальцами, пытавшимися навязать католицизм этим прожженным кальвинистам, и требовавшими, чтобы дети буров посещали правительственные школы. Старый треккерский дух еще жил в их крови, и в 1928 году обитатели Хампаты, в очередной раз загрузв вагоны мебелью, ружьями и Библиями и получив помощь от правительства Южной Африки переселились в юго-западный округ Оутйо, где их trekgees, похоже, наконец обрел покой.