Совсем недавно на сайте Nazbol.ru я выступил со статьёй "Лимонка" в учителей" с резкой критикой последних ввиду отсутствия у них активной гражданской позиции. На протяжении нескольких месяцев я время от времени приносил на работу материалы, размещенные на сайте Grany.ru, главным образом, распечатанные на моём принтере статьи Эдуарда Лимонова. Приносил не с целью активной агитации и пропаганды, а для ознакомления всех желающих с альтернативной точкой зрения на развитие политического процесса в России. Полагал, что среди учителей всё же найдутся люди, способные самостоятельно мыслить и делать собственные выводы. Не знаю, много ли нашлось таких, но то, что в этой гнилой среде развелись и размножились крысы, стало фактом. Иначе никак нельзя было объяснить появление представителей правоохранительных органов, пришедших ко мне на работу выяснять, с какой же такой непонятной целью стал я распространять статью Лимонова "Осталась только революция". Справедливости ради, надо сказать, что разговор с милиционером вышел на редкость благожелательный. Было много вопросов о Лимонове, марше несогласных, революции и тому подобных вещах. Спокойно и рассудительно объяснил, ответил на все вопросы. Внимание милиции к моей скромной персоне только польстило мне. Неприятно поразил лишь факт доноса в администрацию села, в котором находится моя школа, а также направление этого доноса в прокуратуру. Неясно и то, почему кто-то считает, что простое ознакомление с точкой зрения оппозиционного политика, является проявлением политического экстремизма. Видимо кто-то решил проявить "гражданскую" бдительность при полном отсутствии ума и фантазии. Но сел, разумеется, в лужу. И цели не достиг, и себя замарал.
Так думал и недоумевал я после неожиданного визита милиции. Но скоро всё встало на свои места.
День святого Валентина, чёрт его дери, я запомню теперь надолго. Потому что именно в этот день надо мной был устроен товарищеский суд в "лучших" традициях застоя, переросший затем в откровенный суд Линча. Был отменен последний урок и проведен малый педсовет. Повестка дня одна: обсуждение моей статьи и моего же морального облика. Честно говоря, не ожидал, не подготовился морально, не думал, что до такого дойдёт. Подчеркну, что в статье моей не было упомянуто ни одно имя, не было названо и учебное заведение. Да и статья в целом была написана не про конкретную школу и конкретных учителей. Данный материал не являлся ни обличением, ни обвинением. Смысл написанного был в заострении внимания читателя на негативных сторонах бытия и сознания такой социальной группы, как учителя. К которой и я принадлежу, между прочим. Хотелось написать о нашей жизни мерзкой и работе собачьей. Надеялся я, что удастся пробудить учителей от круглогодичной спячки. Думал, что проснутся, протрут глаза, и по-новому станут глядеть на окружающую их отвратительную действительность. Не удалось. Результат получился прямо противоположный ожидаемому. Воспринята моя скромная заметка была агрессивно, враждебно, воинственно! Вместо дискуссии получилось судилище. Право на адвоката не было предусмотрено. Зато обвинителей, судей и палачей нашлось предостаточно. Битый час пришлось выслушивать озлобленные, ядовитые, истеричные высказывания училок и их предводителя-директора. Всегда подавленно молчащие, безропотные, смиренные, они вдруг воспылали праведным гневом и обрушили на мою голову немыслимые обвинения. "Как Вы могли? Как посмели? Мы всегда так хорошо к вам относились, а Вы..." Директор пошел дальше: "Как же Вы теперь в глаза то будете смотреть своим коллегам? Вы нас оскорбили, смешали с грязью, облили помоями". "Когда я это вчера прочитала, я спать не могла всю ночь...Я не училка, я - учительница!", - гордо заявила одна из представительниц рода учительского. "На каком основании вы всё это написали? Да кто Вы такой?" Я сидел и слушал, представляя всю эту честную компанию в белых балахонах, с факелами в руках, и себя, грешного, на коленях стоящего перед ними, жестокими и немилосердными палачами. Думал, когда же они измажут меня смолой, обваляют в перьях и вздёрнут на виселицу? А может, дело закончится лишь пригвождением к позорному столбу и лишением почетного звания учителя. А над головой при этом будет переломлена указка. На худой конец, сумасшедшим объявят. А ещё, глядя на возмущенных училок, я вспомнил ветхозаветную валаамову ослицу. Ослица эта всю жизнь безропотно сносила издевательства и побои, но неожиданно возопила человеческим голосом и стала протестовать. Неожиданно для себя и для своего хозяина.
По мере сил я отвечал на поставленные мне вопросы, отвечал обстоятельно и конкретно. Только вот слова мои не были услышаны, слишком уж озлоблены были тётки, слишком уж возмущен был моим поведением Дон директор. Ну, как же?! Наша школа по всей России гремит, гранды получает президентские, а тут такое! Пригрели, понимаешь, змею на своей девственной груди! Потом начали взывать к совести. Спрашивали, есть ли у меня честь и достоинство, как я смогу работать дальше в этом коллективе, смотреть в глаза "оболганным", "униженным" и "оскорблённым" мною людям? Когда речь зашла о совести, я не выдержал и припомнил Дону историю шестилетней давности. В те далёкие времена, возмущённый моими возражениями по ряду общественно-политических вопросов, Дон, не долго думая, взял, да и настрочил на меня донос в военкомат. А донос сей заключался в том, что на запрос военкомата о том, работает ли всё ещё такой-то учитель в вашей школе, Дон ответил примерно следующее: да, мол, работает, но в конце учебного года упомянутому учителю будет предложено уволиться, а педколлектив не возражает, чтобы учитель сей прошел военную службу и набрался боевого опыта. Не думаю, однако, что педколлектив был в курсе всех этих дел. В сущности - это донос. Человек, даже единожды написавший донос, не имеет никакого морального права взывать к чьей бы то ни было совести! Впрочем, это был не последний донос.
Незадолго до всей этой "учительской" истории, Дон урезал мне учебные часы, затарифицированные ещё в начале учебного года, без всяких на то оснований. Существенно, надо сказать, урезал. Только лишь, за моё вольнодумие. Других причин я не вижу. А ведь часы - это мой хлеб.
Второй раз он донёс на меня совсем недавно, когда отнёс статью писателя Эдуарда Лимонова, опубликованную на вполне официальном сайте Grany.ru в администрацию села и отправил её в прокуратуру с просьбой разобраться. Остаётся посочувствовать работникам прокуратуры и милиции, вынужденным заниматься далёкими от их прямых обязанностей вопросами политики и идеологии. Факт доноса меня не удивил, но лишний раз убедил в том, что я имею дело не с муниципальным образовательным учреждением, а с организованной преступной группировкой, мафией, Семьёй. Она легко принимает к себе, но никогда не отпускает с миром. Она мстительна и беспощадна. Она ничего не прощает и не забывает. Она опасна для человека, общества, государства. Моё мнение подтверждается теми словами, которые произнес мне в лицо Дон, пригласив после линчевания к себе в кабинет. "Живи пока...", - заявил он мне. А после прошипел сквозь зубы: "Я Вас презираю!" "Ваше право", - только и ответил я и вышел из этой обители зла. Вышел победителем.
Вспоминается бессмертный роман Александра Дюма. Одержимый завистью бухгалтер судовой компании Данглар, надоумил Фернана написать донос на Эдмона Дантеса, адресовав его прокурору Вильфору, что тот и сделал незамедлительно. А Кадрусс, всё знавший об этом, смолчал и не сказал ни слова. А после... Что было после, мы все с вами знаем. Участь всех упомянутых персонажей была незавидной.