Аннотация: - ...Переход в параллельную реальность... Я бы смогла... И я почему-то подумал, что её слова - не игра, не шутка... - Почему же не сделала? - тихо спросил я. - Страшно, да? - Страшно. В новой реальности в моей жизни что-то появится, но и что-то исчезнет. - Это обязательно - чтобы исчезло? - Да...
Рада
У меня шрам на лбу, и я ношу очки с круглыми стёклами в тонкой оправе. В одиннадцать лет ждал сову из Хогвартса, а прилетело мне только яблоком по макушке.
- Ах, так?! Ну, Кит, держись!
Дотягиваюсь до сочного полосатого плода, срываю, покачиваю на ладони, разглядывая. Откусываю - во рту кисло-сладкое, вяжущее; по подбородку - щекочущий сок. Размахнувшись, швыряю огрызком вверх. В Никиту. Мимо. С меткостью у меня не очень. Загорелые костлявые ноги с исцарапанными коленками качаются перед лицом - Никита, цепко держась одной рукой, спускается со своей ветки вниз - ко мне.
- Турчанинов, я тебе говорю! Всех ворон за окном пересчитал? - Сан-Дымна, остановившись у моей парты, глухо постучала по крышке корешком словаря. Орфо-гра-фического.
- Там только голуби, Александра Вадимовна, - выговорил я обречённо.
За спиной послышалось писклявое хихиканье, и Сан-Дымна переключилась на девчонок:
- Кому весело? Могу прямо сейчас проверочную работу устроить. Без подготовки!
- Ой, нет! Можно мы повторим? - заныла Любка Чередниченко.
Ага, не смешно теперь! А вот я бы с диктантом справился влёгкую. Хвастаться не люблю, но... всякие трудные слова сходу пишу правильно, и запятые ставлю, где надо. Иногда только объяснить не могу, почему так. Не все правила помню. И даже, если задумаюсь, могу насажать ошибок, а когда быстро, то, наоборот, получается грамотно. Мама говорит, что это ин-ту-итивно. (Вообще, люблю всякие сложные слова про себя произносить по слогам!) А папа уверен: фотографическая память, потому что я много читаю. И добавляет, что сам таким был в моём возрасте. Только... не знаю, прав ли он, ведь текст в книжке (ну, или на экране, неважно) я воспринимаю по-другому. Это не слова, не буквы, не запятые, а сразу... нут, не картинка даже, а будто кусочек жизни. И я сразу оказываюсь там.
Правда, не со всеми книжками так. Только с самыми... любимыми, что ли. Которые перечитываешь по сто раз - и не надоедает.
Никита не читает совсем, он больше любит фильмы о приключениях или куда-нибудь лазить. На чердак, в разваленные корпуса давно не работающего винзавода или вот - на яблоню. Мы разные, но дружим с самого малолетства. Мама говорит - просто потому что других детей в деревне нет, чтобы нашего возраста, а папа - что противоположности сходятся.
- Слушаем, не отвлекаемся! - рыкнула Сан-Дымна. - Впитываем знания, пока есть возможность общаться с живым учителем. А то пандемия не кончилась, переведут снова на дистанционку, как весной, - взвоете тогда.
Я-то точно не взвою. Мне понравилось учиться дома. И "гулять" с книжкой на балконе тоже было приятно. Взрослые ахали: бедный ребёнок, пандемия лишила его общения с товарищами. Да в гробу я видал таких товарищей. Не скучал ни капельки: никто из класса мне особо не враг... но и не друг тоже. У меня вообще нет приятелей. Кроме Никиты - только это совсем иной случай.
Вот мы на великах летим, как сумасшедшие. Только ветер свистит. Седло неудобное, ноги устали педали вертеть, пот течёт по лбу, и очки сползли на кончик носа, а поправить никак: оторвёшь руку от руля - навернёшься в момент. И я знаю, что Никиту мне никогда не догнать, он не так уж и напрягается, но всегда на полколеса впереди. И всё равно - классно так!
- Фиг тебе. Двигай булками! Я дежурный - Сан-Дымна велела всех выгнать, а класс проветрить и запереть.
- Ну, и запри. Вместе со мной. Жалко, что ли?
Не прокатило. Волынов - он здоровенный, сила есть - ума не надо, за капюшон толстовки выволок меня в коридор. То есть - в ре-кре-ацию. Я поплёлся в столовую, соблюдая тишину: у других классов идут уроки, дурацкое из-за пандемии этой плавающее расписание.
До столовой я тык и не дошёл - услышал странные хлюпающие звуки под лестницей и свернул туда - посмотреть. Вдруг канализацию прорвало? Надо же сказать Сан-Дымне или директору. Вдруг тогда школу закроют на ремонт трубы, а нас по домам распустят? Хорошо бы...
Только на самом деле там не хлюпало, а всхлипывало, и не труба, а плачущий человек. Сидящий на корточках над раскрытым рюкзаком и размазывающий по лицу слёзы и какую-то коричневую мерзость.
Я сначала подумал: надо же, большой пацан, а ревёт, как девчонка.
А это и была девчонка.
Сразу не поймёшь: волосы короткие, толстовка и джинсы - почти как у меня, а со спины не видно никаких... ну, выпуклостей. Потом заметил висюльки золотые в ушах. Парни тоже иногда носят серьги, но они обычно одно ухо прокалывают. А ещё рюкзак на полу совсем не пацанский - розовый, с феечками из мульта "Винкс".
Я пригляделся и узнал девчонку - из нашего класса, новенькая. Первого сентября Сан-Дыма её перед классом за руку вывела и представила. Горелова - вот как её фамилия. А имя... вроде бы Рая. Или Рада.
- Рада? - спросил я.
Она дёрнула плечами, словно от испуга. Быстро кивнула. Нос у неё распух, ресницы слиплись - ужас. И губы сердитые, закусанные до красноты. Наверное, мягкие будут, если она перестанет их так плотно сжимать... Господи, о чём я думаю вообще!
Протянул ей влажную салфетку - мама перед выходом из дома положила мне несколько пачек и в сумку, и во все карманы.
- Спасибо, - сипло проговорила она и принялась тереть лицо, вытащив из рюкзака какую-то вещицу с зеркалом и заглядывая в неё. Эта штука тоже была залеплена коричневым.
- Что случилось? - спросил я. Хотя... трудно не догадаться. Со мной такой фокус проделывали уже.
- Они... гнилых бананов напихали, - всхлипнула Рада.
Понятно, кто. Чередниченко с подруженциями своими. Руки у них чешутся гадость сделать.
Почему они - так?
Никита тоже часто какие-нибудь каверзы устраивает, но у него всё это как-то выходит смешно и беззлобно. Бывало, доведёт меня... не до слёз, но... почти. А потом смущённо топчется рядом, в глаза заглядывает и бубнит:
- Ты чего? Прости, ну...
А эти...
Поиздевались над человеком - и бегом в столовую наслаждаться чаем с вафлями!
Вот как так можно-то?
А ведь мне раньше эта Чередниченко даже немного нравилась. У неё волосы так красиво падают чёрной волной на плечи. И отличница она, как Гермиона из книжки про Гарри. А ещё у неё красивое имя - Любовь.
Имя Рада тоже классно звучит.
- Ра-да...
- Что? - всхлипнула она.
- Имя у тебя красивое.
- Да ну! Просто редкое. Дан и Насть прорва, а я одна - Рада. И в старой школе, и в этой. А тебя Гарик зовут, да? Дай угадаю: полностью это будет Егор? Или Игорь?
- Не угадала, - засмеялся я. - Полностью - Михаил Турчанинов.
- Ой! А почему тогда...
- Гарик - потому что Гарри, - я ткнул пальцем в свою сумку, на которой сияли буквы HP и летел в чёрную неизвестность золотой снитч.
- Ага. Но прозвали в основном из-за этого, - я щёлкнул ногтем по дужке очков, а потом прикоснулся к белому бугорку шрама.
- Ух ты! Где это тебя так? - участливо поинтересовалась она.
- Неважно, - не хотелось сейчас об этом. Перевёл разговор. - Что с рюкзаком - может, попробуем застирать?
- Не в рюкзаке дело.
Рада вытащила пачку мятой, кое-где порванной и густо перемазанной в банановом пюре бумаги. На ней с трудом угадывались яркие картинки и стройные ряды букв.
- Не спасти, - вздохнул я. - Но это же... ты не от руки рисовала?
- На компе. Но распечатывать в копи-центре - это очень дорого. Маме зарплату задерживают, а я сегодня принести обещала.
- Сколько тут страниц? - примериваясь, спросил я.
- Двести.
- Ого! По какому же предмету такие рефераты задают?
- Это... не по предмету. Воспитательница из садика, куда мой братишка ходит, попросила сделать. В общем, это сказки, как зверушки учили правила дорожного движения. Я сама сочинила и всё нарисовала, - Рада смущённо подёргала себя за мочку уха, а я засмотрелся - на ухо это маленькое с серёжкой, на пальцы с аккуратно налаченными ногтями, на её губы снова... Как мне сначала могло показаться, что она на мальчишку похожа? Да ни капельки! Она ещё красивей, чем Чередниченко, вот что!
Может быть, потому Любка её и это... тре-ти-рует? Из зависти.
- Рада! Знаешь что? Пойдём к моему отцу на работу! У него цветной принтер есть.
- Ой! А разрешит?
- Конечно! Нам же для серьёзного дела, не просто так.
- Мы прямо сейчас пойдём? - забеспокоилась Рада, засовывая измазанные обрывки своей сказки для дошколят в рюкзак. - А уроки?
Вообще-то я думал, что мы отправимся в рекламное агентство к отцу после школы. Но посмотрел в её припухшие после недавних слёз глаза и решительно произнёс:
- Да на фиг уроки эти!
Сказки... Я и сам сочиняю их одну за другой. Только не про ёжиков и котиков, как Рада, а про храбрых рыцарей, весёлых бродяг и одиноких призраков. Переделываю то, что прочитал в книжках, а иногда и совсем своё, ни на что не похожее, получается. Никита любит слушать мои истории, особенно если они жутковатые, а нам разрешают вдвоём ночевать на сеновале. Тени от фонарика движутся по дощатому потолку, а потом садится батарейка, и мы в темноте, моей неуёмной фантазией испуганные оба, жмёмся друг к другу. Когда ночь, страшные рассказы лучше всего придумываются. А вот утром я обычно болтаю такую смешную ерунду, что Никита хохочет с набитым ртом и давится бабушкиной творожной запеканкой. Приходится хлопать ладонью по его спине, коричневой от загара, чтобы...
Ох, Никита!
Я схватил Раду за руку, и мы выбежали из школы, чуть не сбив с ног техничку, прыскавшую из бутылочки с пульверизатором на всё подряд какой-то вонючей дезинфекцией.
Менее вонючей, чем та липкая банановая дрянь. Буду теперь ненавидеть бананы из-за этой гадючки Чередниченко.
- Пап, это Рада, - с порога представил я отцу одноклассницу. - Нам надо тут немного распечатать... то есть - очень много.
- Давай флешку, - сказал он. - Схожу к дизайнерам, а вы посидите пока в приёмной. Юля сделает вам кофе.
Вот не люблю я горький чёрный кофе, который варит папина секретарша Юля, но если вывалить в чашку полбанки сгущёнки, то получается очень даже ничего.
Никита любит, когда в кофе много сгущёнки. Склонившись над кухонным столом, покрытым клеёнкой с сними смешными подсолнухами, мы дели на двоих последний пакетик растворимого "нескафе", заливаем густой желтоватой сладостью из жестянки и разбавляем кипятком - совсем чуть-чуть.
- И ни фига не слипнется, - с шалыми искрами в карих глазах он косится на бабушку, которая, оторвавшись от нарезки на варенье осенних полосатых яблок, грозит нам крючковатым сухим пальцем.
Раде кофе со сгущёнкой понравился, она попросила у Юли добавки. А ещё мы сгрызли весь запас офисных окаменелых печенюшек - животы ужас как подвело, в школьной столовой мы ведь так и не побывали.
- Давайте я вам пиццу закажу, - предложила Юля.
- Вот ещё! - гордо отказался я.
- Тогда горячие бутеры сделаю в микроволновке. Это быстро!
Юля вышла, а Рада сказала:
- Очень милая девушка. Гарик... то есть, Миша... А почему ты на неё смотришь так сердито?
- Потому что, - фыркнул я. Не хотелось объяснять.
Отец вернулся, отдал Раде толстую папку с её распечатанным творением. Похвалил:
- Талантливо! Милая барышня, а вы не хотели бы заработать немного карманных денег, рисуя рекламные модули?
- Ой! А можно? - у Рады загорелись глаза. - Я же пока не настоящий художник...
- Если не попробуешь, то так и не узнаешь, настоящий или нет., - резонно заметил отец. - Диктуй адрес электронной почты, пришлю тебе первое задание. Хорошо выполнишь - заключим договор. Паспорт ведь уже есть?
- Да, мне четырнадцать, - гордо произнесла Рада.
- Как и этому охламону, - он взъерошил мои и без того лохматые волосы.
- Чего это я охламон? - ощетинился я. Вроде никаких дел не натворил. Или Сан-Дымна успела позвонить и пожаловаться, что на русском "считал ворон", а потом и вовсе ушёл с уроков?
- Ты охламон в целях профилактики, - ухмыльнулся отец. - Мама как? Всё нормально... у них?
- Превосходно! - буркнул я. - УЗИ показало девочку. Дядя Зураб скачет от восторга, как этот... горный архар.
- Зря ты иронизируешь, - поморщился отец. - Твоя мать имеет право на личное счастье.
- В гробу видал я такое счастье! - окрысился я. - Давайте, ещё вы с Юлькой младенца заведите. Меня вообще побоку. Может, если бы я тогда... как Никита... всем легче было бы?
- Прекрати, - помрачнев, сказал отец. - Никто так не думает.
Рада, всё ещё сжимая в руках кофейную чашку, смотрела на нас из-под всё ещё слипшихся от недавних слёз ресниц испуганно и непонимающе.
- Ребята, бутерброды! - защебетала влетевшая с подносом Юля.
- Наелись уже! - сердито бросил я. - Пойдём, Рада.
- Спасибо вам большое, - уходя, проговорила моя одноклассница. Надо же - вежливая.
Никита тоже страсть какой вежливый, если со взрослыми. А со мной может быть грубым. Дураком назвать и ещё по-всякому. Бросить в меня чем-нибудь, подзатыльник отвесить. Я ему всё прощаю. Потому что... Ну, потому что это же Никита!
Мы с Радой отнесли папку в садик. Там старенькая воспитательница, ахая над её историями и рисунками, заставила нас снять обувь и пройти в группу, где усадила на крохотные стульчики и накормила творожной запеканкой. Ни в какое сравнение она не шла с той, что готовит Никитина бабушка, но... я жевал и нахваливал - и я умею быть вежливым. А потом мы отвели домой Радиного братца Славика, утомившего по пути меня вопросами л магах, квиддиче и почему-то динозаврах. Показались на глаза их маме и, отмахавшись от предложенного ужина, умчались гулять. Надо же было показать Раде город: кремль и набережную она уже видела, но ведь здесь и кроме них много всего.
Своей маме я позвонил и сообщил, что гуляю с одноклассником. Застеснялся сказать, что с девочкой, - не знаю, почему. Мама даже не спросила, пообедал ли я. Обрадовалась страшно, что я вообще где-то хожу, с кем-то общаюсь. Я же не во время этой суеты с пандемией начал дома сидеть безвылазно - раньше. И хорошо если листал книжку или залипал в телефон, а то ведь иногда просто пялился в одну точку остекленевшим взглядом. Маму это пугало, она хватала меня за плечи и начинала трясти.
- Я так рада, - несколько раз повторила идущая рядом со мной девочка в толстовке и джинсах. И я словно очнулся - надо же, на ходу задумался, раньше такого не было. Вот если сидел или стоял - сколько раз! И несчитанные вороны здесь ни при чём. Голуби - тоже.
- Рада очень рада, - скаламбурил я. - Ты про работу в рекламном агентстве? Сбылась мечта твоей жизни?
- Ну... почти. Вообще-то моя мечта была знаешь какая? Поступить в Алфею.
- Это школа из "Винкс"?
- Ага.
- А почему - была? Перехотела, да? Большие девочки не верят в сказки, - подколол я.
- Не перехотела, - вдруг посерьёзнела Рада. - Это даже... ну, в какой-то мере осуществимо. Переход в параллельную реальность. Немножко фейских способностей у меня есть, и я бы смогла...
И я почему-то подумал, что её слова - не игра, не шутка, не попытка произвести впечатление на понравившегося мальчика. А я ей понравился, это было заметно. Как и она - мне.
- Почему же не сделала? - тихо спросил я. - Страшно, да?
- Страшно. В новой реальности в моей жизни что-то появится, но и что-то исчезнет.
- Это обязательно - чтобы исчезло?
- Да. Закон сохранения какой-то, я не очень в этом разбираюсь. Понимаешь, как бы ни было хорошо в другом мире, мне в этом есть, что терять. Вдруг там не будет мамы и Славки? Или девчонок из того города, где мы раньше жили? Так-то пусть они и далеко, но я хотя бы по скайпу могу с ними поболтать.
Если бы я мог поболтать по скайпу... с Никитой. Что?..
- Рада, знаешь... а я бы попробовал!
Она улыбнулась:
- Миш, ты, наверное, в Хогвартс хочешь?
- Хогвартс - это хорошо, но... не обязательно.
- Ох, я поняла. Извини! Тебе нужно в ту реальность, где твои мама и папа не развелись. Теперь угадала?
- Ну... и это тоже. Но я не о том. Понимаешь... у меня был друг. Не здесь, не в городе, а в деревне, куда мы раньше ездили на дачу. Его звали Никита.
Я впервые позволил себе говорить (и думать!) о Никите в прошедшем времени. Раньше казалось: если в настоящем, то как будто всё ещё... как тогда... когда мне было одиннадцать лет.
- Вы поссорились, да? - спросила Рада.
- Мы бы никогда не поссорились, ты что! - воскликнул я. - Совсем другое. Когда нам было по одиннадцать... Знаешь, мы любили везде лазить. И однажды забрались на старый винзавод, такое здание пустое, почти разрушенное. Там прикольно было находить стекляшки всякие, пробки, а ещё играть - в разведчиков, в пиратов.
- Я понимаю, - кивнула Рада.
Из вежливости, наверное. Что девчонки понимают в таких играх?
- Ну, вот. Один раз забрались, заигрались - и вдруг сторож. То не было никакой охраны, а тут... Он заругался, погнался за нами. Никита говорит: "Прыгаем!" Там невысоко было, второй этаж всего. Я соскочил - и хоть бы хны. Очки только расколотил и ногу подвернул. А Никита... Там арматурина торчала, и он...
Рада обхватила своё лицо ладонями, ахнула. Казалось, она готова была расплакаться снова.
- И... всё?
- Ага. Всё. Врачи сказали - разрыв селезёнки. Если бы сразу в больницу, в хирургию, на операционный стол... Но кто же знал! В деревне только фельдшер, старенький.
Я не заметил, как мы перестали идти и идти куда-то. Не понял, как оказались на скамейке в парке. Его открыли для посещений ещё летом, но на воротах до сих пор мотались на ветру обрывки полосатой ленты. Мы сидели, и Рада обнимала меня и гладила по голове, по плечам. У меня по лицу текли слёзы. Наверное, всё-таки Радины. Я ведь не девчонка, чтобы реветь у всех на виду.
Впрочем, в парке никого не было: ни пацанов на скейтах, ни мамаш с колясками, ни старушек с палками для скандинавской ходьбы. Никого. Наверное, потому что было уже темно. Стояла непривычно тихая ночь.
- Миш, а шрам твой... это тогда?
- Нет, в пять лет. Никита меня толкнул, а я - головой о качели. Так мы и познакомились.
Помолчали.
- Я... кажется, смогу, - проговорила Рада.
И я сразу понял, о чём она.
- Только... ты уверен, что ни о чём не пожалеешь? И ни о ком?
- Уверен, - кивнул я, почти не раздумывая. Не о чем жалеть. Родители? У каждого из них своя жизнь, и теперь будут новые дети: у мамы совсем скоро, а у отца... когда-нибудь. Ребята из класса? Да хоть бы ни одного из них и не было совсем! Можно всё менять, всё-всё - хуже уже не будет.
- Ладно, - прошептала Рада. - Сейчас. Только... Извини, я...
Она придвинула ко мне своё лицо - близко-близко. И дотронулась своими губами до моих. Надо же - весь день думал, как бы её поцеловать. Ну, не постоянно, много всего другого ведь было, но всплывала шальная мысль об этом время от времени. И вот Рада сама меня целует. Губы у неё мягкие, как я и представлял себе. И сладкие на вкус. Её дыхание отдаёт крепким кофе со сгущёнкой и детсадовскими сырниками. И ещё... почему-то кисло-сладким яблоком.
Яблоком?
* * *
Обкусанное осеннее полосатое ткнулось мне в губы. Я мотнул головой:
- Да не хочу я!
- Ешь, говорю!
Александра Вадимовна застучала корешком словаря по нашей парте:
- Миша, Никита! Вы что - позавтракать забыли? Потерпите, через пятнадцать минут звонок на большую перемену.
И я вспомнил, что дома действительно не поел как следует, потому что за столом вертелся и приставал к отцу с расспросами о поездке в аквапарк в следующую субботу. Мама от развлечения отказалась: она с папой ожидали рождения второго ребёнка, моего будущего братика, и она боялась, что это ей повредит. А так как было забронировано три абонемента, то папа разрешил позвать Никиту. Конечно, я с гордостью сообщил об этом другу ещё перед началом уроков. И, конечно, Любка Чередниченко подслушала разговор и состроила обиженную рожицу: почему её не позвали.
С чего бы вдруг я стал её приглашать? Это же семейная поездка!
Если бы был четвёртый абонемент, я и то позвал бы не вредину Любку, а Раду.
Стоп. Что?
Я повертел головой по сторонам, обозревая класс. Все сидели на своих местах. Все, кроме новенькой.
- Чередниченко! - обернувшись, зашипел я.
- Чего тебе, Турчанинов?
- Люб, а где Рада Горелова? Не знаешь, почему её в классе нет - заболела?
- Турчанинов, - охнула Любка. - Это ты заболел, наверное. Какая Рада, какая Горелова? У тебя что - галлюцинации? Температура и коронный вирус? Врача вызвать?
- Не надо врача, - испуганно буркнул Никита. - Миха, успокойся и съешь яблочко.
Вот привязался с яблоком этим!
- Отстань, Кит. Жуй сам.
Я задумался. Что же это получается. Рада предупреждала - в замечательной новой реальности чего-то (или кого-то!) из старой может не оказаться. Но мне даже не пришло в голову, что исчезнет сама Рада. Не ожидал такого. Где она?
Нет, я не думаю, что Рада мертва. Уверен: она счастлива в другой реальности, где есть её мама, братик и подружки. Может, даже учится в школе волшебников вроде Хогвартса или её любимой фейской Алфеи.
Рада, ведь ты рада?
Только вот меня в её прекрасной жизни нет. И её - в моей.
И не случатся никогда ни у Рады, ни у меня первая любовь и первый поцелуй. Потому что они уже были. Были и есть. И в то же время их нет.
И Рады нет.
А Никита есть.
И никто не знает, хорошо это или плохо, правильно или неправильно. Просто оно - так, а не иначе.