"Фемирус А - планета Большого Пса с ортодоксальным матриархатом. Женщины достигают трехметрового роста. В гаремы подбирают мужских особей разных рас Млечного Пути. Кормят их жирной, сладкой пищей, витамин-ными смесями, стероидами для наращивания мышц. После черной и мелкой домашней работы мужчины купаются в фонтанах под присмотром роботесс-девственниц...." - Здесь редактор толстого журнала Брюзгоф прервал чтение (а читал он тоном издевательски-скучающим) и спросил:
- Зачем вашим амазонкам столько мужей? Какие-то озабоченные...
- Гаремы используются больше для того, чтобы хвастаться ими перед подругами, - отозвалась девушка, сидящая на краешке стула возле стола, за которым в обширном кресле развалился - нога на ногу - Брюзгоф.
Взор серо-синих глаз литераторши был исключительно серьезен. Длинными пальцами тонкой руки она рассеянно поправляла локон. "А бирюзовый плащик-то ее старый, ткань выгорела" - отметил редактор.
Его нисколько не интересовало содержание рукописи и было наплевать, озабоченные или нет амазонки, но вот эта сумасшедшая хорошо бы оказалась озабоченной или притворилась таковой, потому как должна понимать: Брюзгоф не напечатает за просто так. Тут покрепче таланты приходили, и те уползали с разбитыми надеждами и раненым сердцем. Брюзгоф печатал тех, кто выгоден, рекомендован. Но девица может стать исключением, если постарается. Он прочел еще пол странички таким уничижительным тоном, что авторесса должна была догадаться: нужно совершить нечто экстраординарное, чтобы этот бред был опубликован:
- "Чужому мужчине нельзя появляться во владеньях Леди без серого кос-тюма-тройки, цилиндра и санкраташки. За нарушение обычая полагается тридцать лет заключения на полюсе, где амазонки-исследовательницы проводят опыты по превращению хомягвинов в разумных существ. Учат хомягвинов считать, разводить костры, лепить из снега, сушить водоросли для строительства гнезд и плести рыболовные сети..." Кто так пишет: "плести сети"? Сети вя-жут! И вообще что это? Повесть?
- Страничка из журнала знакомств, - отвечала посетительница.
Брюзгоф потер лоб. Странное ощущение, будто выпил или влюбился. Но последнего с ним никогда не случалось. Он пользовался услугами девочек, мечтающих пробиться в писательницы, но ни разу не влюблялся. Ни разу! Но эти странные глаза...
- Хотите напечататься? - глухо спросил он. - Под моей ЛИЧНОЙ редакту-рой!
Она удивленно взмахнула ресницами.
- Я не просила печатать! Сие опубликовано.
Брюзгоф повернул листки. Он готов был поклясться, что только что держал рукопись, отпечатанную на старой машинке, а теперь - глянцевый журнал, да с такой полиграфией, что рисунки казались объемными!... "Переутомился, в компьютер долго пялился!".
- Мы действуем в целях борьбы с Хаосом! Вы нам прислали заявку и кон-верт. - девушка вытащила из сумочки крохотную бутылку с корабликом внутри.
Редактор уставился на бутылочку. Да это сувенир со стола у Люси!
В Литинституте Люся правила рассказы Брюзгофа, помогала с конспектами. Он обещал жениться на ней, но женитьба все откладывалась, а затем пути их разошлись. Брюзгоф шел в гору, а Люся наоборот - перессорилась с самыми нужными людьми. В последнее время ей удалось пристроиться в уфологиче-скую газетенку.
Он припомнил последний разговор, когда Люся сказала: "Много лет я была словно на необитаемом острове, бросая бутылки с записками, чтобы кто-то спас меня. Но почту носило по морю равнодушия так долго, что волны стирали бутылки и превращали в крохотные камушки. Ты не поймешь моей поэзии, моей страсти и моего отчаянья. Желаю тебе пройти дорогой из стеклянных камуш-ков..."
- Разыгрывает, - сказал Брюзгоф. - Обижается, что я на ней не женился.
- Вы хотели бы жениться на богатой и сильной. Здесь еще добавлено: "Негра-мотной!" И ваша подпись.
- Ну да, Люся болтала о галактическом журнале, сочинила объявление от моего имени, а я для смеха добавил... - сказал Брюзгоф шутливым тоном.
- Ваша невеста вас ждет.
- Ну, если недалеко...
- Путь займет всего три часа. Идемте!
- А куда? - спросил Брюзгоф. "Да, она решила-таки сама соблазнить меня! Что ж, этого следовало ожидать!"
Они спускались по мраморной лестнице. Неожиданно редактора охватила тоска. Показалось: он маленький мальчик, идет за феей в страну сказок... и тут же увидел себя со стороны: пожилой, в дорогом костюме, некрасиволицый, хитрый... и вспомнились все его злые поступки: подножки, плевки, щелчки, оплеухи... и все потихоньку, тайно, чаще через кого-то... Доводил до инфаркта, до запоя, опускал... Но почему плащ странной литераторши вдруг показался скафандром? Редактор моргнул... видения исчезли. Брюзгоф вновь ощутил себя известным, с "волосатой рукой" человеком. Тут он увидел около двери карету и серую яблоках лошадку. Словно в маскарад... "Так она артистка! - решил Брюзгоф. - Что ж, артистам тоже свойственен графоманский зуд".
Он сел в карету и огляделся. Окно круглое! А в нем черная пустота и свер-кающие зигзаги! Похоже на звезды, если быстрее света пролетать мимо них! Где артистка?! Бросился к двери, та не поддавалась. Редактор понял, что нахо-дится в каюте корабля. Толчок! Лиловость за иллюминатором. Дверь отъехала в сторону. Брюзгоф побрел по узким коридорам. Приборы, датчики, мониторы...
Он заметался по лесничкам и, наконец, увидел полоску яркого света. Люк открыт! Редактор бросился к выходу. Ступенька поехала вниз и, едва нога Брюзгофа коснулась земли, замерла. Трап поднялся. Звездолет оглушительно загудел, сверкнул огнями. Редактор испуганно отпрыгнул. Серебристая лошадь в яблоках громко фыркнула, высекла оранжевый огонь копытами двигателей, жахнула дымом из хвостовой части и взмыла в небеса.
Брюзгоф проводил ракету взглядом. Небо изумительно-сиреневое! Вдали - очертания исполинского сооружения. Вершину замка скрыли изумрудные тучи. К нему вела длинная широкая дорога, посыпанная матовыми камушками.
Брюзгоф оказался на дороге, только камушки при старте разметало воздуш-ной волной. Он поднял камушек и понял, что он из обточенного стекла. Когда-то здесь была река, а в ней плавали миллиарды бутылок. На горизонте, кроме замка, ничего примечательного: унылая равнина с редкими кустиками. Брюзгоф сошел с дороги. На кустике росли крупные полосатые плоды, но съедобны ли они?
Вдруг из-под песка выкарабкались два суслика ростом повыше Брюзгофа. Глазенки размером с диск телефона, набирающего номер приглашения порезвиться среди барханов. Грызуны улыбнулись, и редактор увидел, что передние зубы их - золотые! Брюзгоф почесался. Может, он уснул в кабинете? Но до чего жарко! В его просторном кабинете не бывало такой жары даже летом..
Тут суслики беспокойно повернули головы. По равнине несся бегемотостраус! Глаза "птички" тупо сверкали. Суслики бросились к дороге, усыпанной обкатанными стекляшками. Брюзгоф же в панике забегал возле куста, надеясь найти нору и спрятаться.
Его спасла метровая стрела - тяжелая, она летела издалека и успела потерять скорость, поэтому лишь поддала "птичке" под зад, чуть вонзясь в оперенье. Бегемотостраус выдернул стрелу, бросил на песок и сердито потоптался. Брюзгоф сообразил, что спасаться надо на дорожке, и замер рядом с сусликами. Бегемотостраус потерял несколько перьев размером с опахало африканского вождя. Редактор видел такие в одной из командировок. Но он любил лишь безопасные и приятные приключения! Тем временем бегемотостраус сгреб клювом несколько бутылочных камешков и, нагло кивнув, ретировался.. Один из сусли-ков бросился к стреле, поднял.
Все ближе становились громадные кони и четыре Леди. Сбруя коней отли-вала серебром. На высоких прическах трех амазонок сверкали диадемы. Четвертая великанша оказалась кентавром, закованным в броню. Чудные суслики стояли ровно и радостно, словно солдаты на параде. Одна из всадниц была одета в бархатное лиловое платье. Кудри спадали на ее плечи, на голубой плащ с перламутровыми изображениями планет.
На других амазонках была походная зеленая одежда: широкие брюки и ру-башки, пояса с вышитыми таинственными знаками. Редактор покосился на свои следы, вспомнив, что случается с теми, кто ступит на землю Леди. Он очень не любил холод, рыбную диету и отсутствие комфорта. Громадные кони переми-нались с ноги на ногу. Суслики почтительно вернули стрелу амазонке в лиловом. А та подала им бумаги и перо. Брюзгоф глянул: брачный контракт в двух экземплярах, подписанный свидетелями... и Люсей!
Бред какой-то! Но ему опять припомнилась Северная тюрьма - то, что он успел прочесть о ней. Вяжут сети или плетут... Какая разница! Оглядел перо. Странная авторучка. Брюзгоф подписал бумаги, протянул их суслику. Тот отдал контракт амазонке, и та поставила крест. "Неграмотна!" - вспомнил редак-тор. Тем временем все подписали по-очереди, даже кентавр.
- Окольцуйте его! - велела амазонка сусликам.
Тут же один из них подскочил и кусанул редактора за палец. Тот вскрикнул и отдернул руку. На пальце не оказалось крови. Но сверкала золотая полоса. Кентавр поднял стальную длань с хлопушкой и выстрелил в воздух. На песок посыпались конфеты. Суслики весело собрали их, прихватили еще несколько полосатых плодов и ускакали.
Леди изволила в упор глянуть на Брюзгофа:
- Ты очень слаб. И у тебя мягкие ладони. Строить конюшню не сможешь, раствор месить тоже. Придется тебе идти в ткацкую комнату. Научишься ткать гобелены. Мне предстоит дальняя поездка, и я отправляюсь в нее сейчас же. Поэтому доберешься до замка один, там на тебя наденут пояс Верности, ибо я слышала, что в своей Системе ты отличался распутным нравом.
- Но как же... э... моя супруга... досточтимая Леди, Вы уезжаете, а я голоден!
- В замке тебя хорошо накормят, - отвечала амазонка, поворачивая коня.
- Но я мучаюсь от жажды!
Амазонка вынула из колчана стрелу, похожую на телескопическую трубу, что оканчивалась полусферой с пучком антенн. Тетива огромного лука натянулась, запела. Труба и полусфера проникли в зеленое облако. Оно, протянув в стороны кучевые щупальца, обнялось с другими облачками... Облака полиловели, в глубинах их засверкали грозовые разряды.
И всю долгую дорогу до замка Брюзгофф шел под проливным дождем.