Бабка Полина умерла совершенно неожиданно для всех. Приближался Новый год, в коридоре уже повесили старую электрическую гирлянду. Мать - дочь Полины - начала покупать продукты, предназначавшиеся для праздничного стола. Все текло своим чередом, все ожидали 31 декабря. Сашка-слесарь - внук Полины - не пил целую неделю и обещал продержаться до Нового года. Выполнить это обещание, к слову, ему было не так уж и сложно - денег у него не было, а в преддверии праздника в долг давали плохо, а, вернее, совсем не давали. Поэтому у Сашки появилось время для работы по хозяйству, вот еще, отчасти, почему в коридоре и появилась гирлянда. Словом все было не так уж и плохо, и тут бабка Полина отбросила коньки.
Не то, чтобы она болела или была очень старой. Напротив, она была довольно крепкой старухой и еще все понимала. Сашка подумывал, что это произойдет лет через пять-десять, и уже представлял, как займет ее комнату, а, может быть, начнет сдавать. Мать тоже предполагала что-то такое. Но смерть пришла нежданно-негаданно. Однажды днем бабка вернулась с прогулки; разделась; прошла по коридору под гирляндой, которую забыли выключить, и которая теперь освещала трещины на стене, в свою комнату; легла на диванчик, на котором проспала всю свою жизнь и умерла.
Вернувшийся раньше с работы Сашка заглянул к ней, но подумал, что она спит, и отправился на кухню есть холодную ячневую кашу, дожидавшуюся его на подоконнике. Следом за ним пришла мать, которой о чем-то надо было поговорить с бабкой Полиной. Она сразу же прошла к ней и попыталась разбудить. Когда же выяснилось, что бабка Полина вряд ли еще когда-нибудь встанет сама, мать кинулась на кухню к Сашке, жалобно завывая и натыкаясь на дверные косяки.
Сашка, поняв в чем дело, пошел в комнату к бабке, поскрипывая кирзовыми сапогами, которые снимал только на ночь, да и то, обычно за него это делала мать, когда стаскивала их с пьяного сына. Он, немного боясь, подошел к старухе, прикоснулся к ее холодной щеке и, вздрогнув, отдернул руку. Мать стояла за ним в дверном проеме и, когда он обернулся к ней, начала снова выть.
- Да, - сказал Сашка и сел, подальше от трупа, на табуретку.
Поскольку мать совсем расклеилась и только всхлипывала, сидя на полу у двери, Сашка понял, что решать, что делать, придется ему. Он отправился к соседям, у которых был телефон, чтобы вызвать скорую, но соседи еще не вернулись. Тогда он вышел на улицу и, перейдя через дорогу, зашел в стоявшую напротив их дома школу, где попросил разрешения позвонить у вахтера. Шла перемена, по коридорам носились дети, их вопли мешали Сашке сосредоточиться, и он, с трудом растолковав дежурной в чем дело, вышел из школы злой и раздосадованный.
Мать встретила его у порога. Ее мокрые глаза за толстыми стеклами очков показались Сашке почему-то темными. Он хмуро проговорил, не глядя матери в лицо:
- Вызывал скорую. Щас приедут.
Он пошел в кухню и сел у окна, поджидая врачей. Мать села рядом, поближе к нему, будто чего-то боялась.
Врачи приехали; констатировали смерть; сказали, что делать; сколько это будет стоить и, видя замешательство семейства, отбыли.
- Не-а... , - проговорил оторопевший Сашка. - Ничего себе они, да? Сколько стоит, слышала, мам?
И это было лаской для материнского уха. Сашка обычно обращался к ней грубовато, с матерками. Мать, отвыкшая от обычной речи, немного даже обрадовалась и, ласково, почти забыв о смерти своей матери, сказала:
- Но как же быть, сыночка? Ведь в морг же надо везти...
- Да, а деньги у тебя есть? Ведь платить надо.
- Ну, так что же делать- то, Саш?
Сашка, не отвечая, сел на кровать, но, почувствовав спиной ногу бабки Полины, встал и забродил по комнате.
- Сами отвезем, - вымолвил он, наконец.
- Да как же мы сами? - подала голос мать.
- Сами, - повторил Сашка тверже. - Пойду позвоню Макарычу, попрошу завтра помочь на УАЗике отвезти.
Мать не протестовала, только, ссутулившись, села возле тела и смотрела на белое лицо своей матери с тоской, а, может, и со стыдом.
Наутро Сашка сбегал еще раз позвонить на работу, после чего объявил, что машина придет в десять, и стал торопить мать со сборами. Они хотели завернуть покойницу в одеяло или мешок, но ничего найти не сумели, и решили одеть ее в обычную верхнюю одежду. Тогда они натянули на бабку Полину ее старое пальто, валенки, а голову закутали в шаль, которую опустили так низко, что она скрыла почти все ее лицо, оставив открытым рот. Кстати, рот бабки Полины был действительно открыт. Она так умерла, так и окоченела. Утром Сашка попытался осторожно прикрыть его, но тот не поддавался, а применить силу Сашка не решился.
Мать позвонила еще раз, на всякий случай, в морг. Сашка, цепляясь за двери и шкафы, вытащил бабку на крыльцо, вдвоем уложили ее на маленькие детские саночки, и Сашка подвез тело к тому месту, где, по его мнению, должна была остановиться машина. Бабкины ноги скребли по снегу, но Сашка полагал, что это не имело значения - ведь на санках они должны были проехать всего несколько метров - скамейки рядом не было, не на землю же было класть бабку.
Но так, как их подъезд выходил прямо на одну из самых оживленных улиц, то Сашка со своей поклажей вызывал общий интерес. Все, проходившие мимо, смотрели на бабку, лежавшую на санках, потом глядели на Сашку, пока ноги не уносили их дальше, скрывая за голой, по случаю зимы, живой изгородью. Сашке это не доставляло удовольствия. Он начал нервничать. Сначала он вертел головой по сторонам, высматривая машину, потом нахмурился и стал сплевывать себе под ноги. Подошла мать. Некоторые из прохожих стали останавливаться, расспрашивать. Начал расти небольшая толпа. Как назло, прямо на тротуаре остановился автомобиль с какими-то южанами, один из которых, выйдя из нее, осторожно обошел Сашку, мать и бабку Полину, а затем вошел в подъезд. Грузины в машине нахохлились и сидели хмурые, недовольные подобным соседством. Народу стало ходить тесно по улице и затор начал расти.
Сашка заволновался и прикрикнул на любопытных:
- А ну, проходите! Что вам, картина здесь?
Толпа расползлась. В этот момент вернулся южанин и стал садиться в машину. Сашкина мать, влекомая каким-то внезапным порывом, бросилась к грузинам.
- Помогите, пожалуйста. Помогите отвезти.
Но грузины посмотрели на нее с какой-то яростью, а на Сашку - с ненавистью и уехали.
Так, отгоняя прохожих и осматривая горизонт, они проторчали на морозе до двенадцати. Сашка, злой на весь свет, решительно схватился за веревку санок и сказал:
- Ну, ладно, так довезем!
Мать немного поспорила, но сил у нее оставалось мало, и она потащилась вслед за своим собственным сыном, который волок свою собственную бабушку.
Морг, как считал Сашка, находился не так далеко. По его расчетам, пешком они туда должны были добраться за полчаса. Он тянул лямку, мать брела позади, а бабушкины валенки бодро стучали о снег. Сашка про себя во всю ругал Макарыча, без которого они бы уже давно отвезли бы бабку в морг.
Путешествие заняло, вопреки его ожиданиям, около полутора часов. Но, когда он завернул за последний угол, где, по его мнению, находился морг, от удивления у него отпала челюсть. Хотя он абсолютно был уверен в том, что здесь, именно здесь находится морг, тем не менее здесь было... кладбище.
Видимо от холода и продолжительного пьянства, мозги Сашки претерпели какие-то изменения, и оба эти места - кладбище и морг, безусловно объединенные общим символом смерти, соединились в одно. От досады Сашка готов был плакать. Он сел на снег, рядом с бабкой Полиной. Немного погодя подбрела усталая мать и села рядом. Она спросила:
- Ну и где морг?
Сашка не ответил. Бабка Полина тоже ничего не сказала, хотя ее рот был открыт, и туда опускались, вращаясь, маленькие красивые снежинки.
Очнувшись от оцепенения, Сашка сказал:
- Черт с ними! За все им деньги нужны. Раз уж так вышло, то мы сами похороним бабку. Прямо здесь. Сами.
Он встал и потянул за собой санки. Мать осталась сидеть на пригорке.
Сашка обошел кладбищенскую ограду два раза вокруг, причем во второй раз брать с собой в вояж бабку Полину не стал, а оставил ее возле ограды. Когда он вернулся, санки с грузом стояли на прежнем месте, и что думали те редкие прохожие, которым довелось пройти мимо, осталось тайной.
Не найдя лазейки в ограде, Сашка просто поднатужился и перебросил в том месте, где решетка была ниже всего, бабку на территорию кладбища. Там снег, естественно, никто не убирал, и его глубина была около метра, так что Сашкина бабушка сразу исчезла из виду, провалившись в сугроб.
Прикинув, что на санках везти бабку будет легче, Сашка следом закинул и санки, а потом перелез и сам. Выцарапав из-под наста покойницу, он взгромоздил ее на санки и побрел в глубь кладбища.
Отдавая свой последний долг бабуле, он завез ее довольно далеко. Несколько раз он падал и ронял бабку, так что, когда он решил остановиться, бабка Полина стала похожа на снежную бабу.
Он огляделся. Вокруг были одни кресты. Над головой вздыхали сосны. Ограду уже было не видно. Сашка решил, что место вполне подходит. Он раскопал в снегу яму, скатил туда бабку Полину и забросал снегом.
Пару минут он постоял над могилой, посмотрел по сторонам, пытаясь запомнить место, и потом сказал хриплым голосом:
- Ну, прощай, баба Поля.
Он назвал ее так, как звал в детстве, и как больше никогда не называл с тех пор, как однажды баб Поля выдрала его за воровство. Это детское воспоминание заставило его усмехнуться.
Он пошел в обратную сторону. Санки он бросил на полпути.
Мать стояла у ограды и ждала его. Начало темнеть. Вместе они побрели прочь.
Вечером, сидя на кухне за бутылкой водки и кушая приберегавшийся к Новому году зеленый горошек, Сашка говорил матери:
- Ничего, к весне подкопим денег и тогда откопаем бабу Полю и похороним по-нормальному.