Аннотация: Неглупые и собранные школьники 80-хх. гг.Маша, из холодного отроческого одиночества, случайно попадает в быстрый и теплый мир. Местами даже - перегретый,"разогнанный". Ни слова про любовь, но кое-что про друзей и свершения.
Маша и Жизнь
Посвящаю этот текст лучшим миксерам для взбивания мозга: покойному Станиславу Лему и дону Диего Испанскому, что б он был здоров. И Антону Семеновичу Макаренко, без усилий которого не смог бы возникнуть не текст, а сама ситуация, которую текст описывает..
"Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему! "
Стругацкие
'Север: воля, надежда, страна без границ.
Снег без грязи - как долгая жизнь без вранья...'
Высоцкий.
Часть 1. Сборка
История эта началась с переезда семьи Испанцевых в другой район, с того, что Маша пошла в новую школу. Школа как школа, ничего такого... особенного. Разве что таблички на дверях были не из пластмассы, а фанерные, с выжженным текстом: "завуч", "директор", "учительская". Восьмой класс, пара новых подружек, какие-то до изумления ребячливые пацаны в классе (даже глаз положить не на кого), заслуженная хамка-физичка и благожелательный лысый математик, семь кеме по лесу на лыжах каждые выходные, когда выпал снег (любила Маша это дело) - вот и все события. Машка, в сущности, была самым обычным меланхоликом. Стеснительная, легко обижающаяся, а от этого временами слишком резкая, слегка "тормозящая", умненькая, много читающая девчонка, погруженная в свой внутренний и, строго между нами, - не такой уж и богатый, мир. В меру упрямая, аккуратная, немного замкнутая. Серые глаза, курносый нос, белобрысый "хвост" с резинкой, почти всегда в джинсах. Правда, в тетрадке, которую она ни родителям, ни подружкам не показывала, были стихи не Асадова и не...этой, как ее... Блин, забыл, ну, плевать... А вовсе даже выписки из Лермонтова, Роберта Бернса, Китса и Заболоцкого. Так что были кое-какие отличия от, были.
Но - небольшие.
Однажды идет себе Маша в школу, и вдруг встает у неё на пути Филин (а фамилия у человека такая, никакой кликухи не надо) почти не знакомый девятиклассник, председатель школьного Комитета, мужчина яркой восточной наружности, и говорит человеческим голосом:
- Ты - Испанцева? Восьмой "А"?
- Ну, я. Чего надо?
- Приглашение тебе. На слет - четыре дня. В зимние каникулы.
И протягивает официального вида бланк на хорошей бумаге, подписи там, печати, все дела, только герба не хватает.
"Уважаемая Мария Испанцева, подготовительный Комитет Слета в составе... приглашает Вас... путевка .. 10 руб. ОО коп... Комитет предлагает Вам в трехдневный срок сообщить свое решение о Вашем согласии на участие в работе /отказе от участия в работе слета любым удобным для Вас способом ..."
Надо сказать, что официальных писем Машка в своей жизни еще ни разу не получала и несколько... обалдела. Филин доброжелательно щурит свои щелочки и добавляет:
- Три дня у тебя, на раздумья. Соглашайся - на настоящую жизнь посмотришь... Не боись, мать, никто там тебя не обидит.
И развернулся уходить.
- Какая я тебе "мать"! - возмутилась Машка.
Филин обернулся и ...подмигнул, зараза.
- Ты - нормальная мать. Какая надо... Три дня - не тормози.
И ушел, змей...
В общем, Машка рискнула "принять участие в работе", не догадываясь насколько серьезное решение принимает...
На слете наличествовали: методическая служба с библиотекой, пресс-служба (ЕЖЕДНЕВНАЯ газета - 5 дней слета- 5 газет, каждое утро итоги вчерашнего дня и не только), радио-служба (радиопередачи, свет, звук, связь, дискотеки, шумовые эффекты, голос за кадром) интендантская служба, и даже - грамотный психолог (это в начале восьмидесятых-то!). Причем психологу свои три копейки, в виде материалов для "диссера", отрабатывать приходилось по полной программе. Несмотря на теплую, благожелательную атмосферу, подобные слеты вовсе не были райским местечком, но были - непрерывным тренингом, серьезной эмоциональной и интеллектуальной "загрузкой". Для кого-то - перегрузкой. Ну, сам представь: девчонка никогда ничего не писала, кроме школьных сочинений ("Сатирически рисуя в своем романе помещичьи - чиновную Русь, Гоголь показывает..."). А ей говорят: "Вот тебе бумага, карандаш, ластик; завтра вечером у нас спектакль. До обеда еще два часа - пиши. Пока есть только название: "Спорт и бизнес". После обеда смотрим твой сценарий и учим роли. В 19.00 генеральная репетиция. Давай, Машка работай, шевели извилинами, больше некому".
И, таки да, извилины работают - только дым из ушей, пот по спине. Маша же не знает, что многомудрый командир (на год ее старше, на слете в третий раз), аналогичное задание дал еще двоим несчастным, но всем - по-отдельности, чтобы надеялись только на себя и соображали быстрее.
И к обеду, не к обеду, но к вечеру пьеса написана, раскритикована (удар по нежной девчачьей психике), переписана заново, и восемь актеров, назначенных в приказном порядке, бродят по залу с листками - учат текст, остальные ползают по полу, рисуют декорации. А Маша и два других автора (большого ума благородные доны 13 и 15 лет) лежа на пузах, шепотом спорят, как надо играть сцену женских боев без правил. И.
И.
На следующий день идет премьера Машкиной пьесы и двух ее соавторов.
За эти сутки они еще успели сыграть с пацанами в регби ("Мать, ты че это в сторонке уселась?! Что значит: "Не умею, не хочу"! Валенки бегом надела и вперед! В нападении будешь... Ты хочешь, что бы мы проиграли, А?!!" ) Еще ребенки до хрипоты накричались в диспут-клубе, а Машка сумела в ходе дискуссии зафигачить в лоб оппоненту ластиком, и расплакаться (после регби в тонусе девка-то!). Еще Маша успеет разучить вальс, спеть хором, и - уже спокойно, академично даже - обсудить на семинаре с психологом очень жизненные подростковые и школьные проблемы. И танцы вечером - до упаду, с номерами-миниатюрами в паузах, как же без танцев...
(Еще Маша за это время может попасть и в наряд на кухню, но психолог не дремлет: в наряд отправляются те, кто на грани срыва, кому такой темп и обилие впечатлений - слишком... Для успокоения в наряд отправляются, не для наказания. А Машка - девчонка сильная, хотя пока еще не знает об этом, да ведь и никто об этом еще не знает. Ну, фигня, еще три дня впереди, времени - вагон, узнает...)
Идут, это значит, девки, после такого насыщенного дня от умывальника, идут, зубы почистив, спать, никого не трогают, а им навстречу лось из радиослужбы. И говорит этот лось такие слова:"Девчонки, надо троих добровольцев в помощь нам, связистам, и двоих - на газету. Кто куда - выбирайте". Можно конечно, лося-то в лес по ягоды послать, но что-то морда у красна молодца больно зеленая, а в глазки только, что спички не вставлены (закрываются глазки-то) - видно же, что не первую ночь не спит человек. А потом - кто дискотеку музыкой обеспечивал? Кто фонограммы для пьесы писал? И кто завтра будет все это же делать и многое другое?
Да и сам-то лось ... Ничё, видный парняга раньше был, когда высыпался. Короче, пожалели девки парня, проявили сознательность. И настал уже час ночи, а бедная Лиза, то есть Маша, подает инструменты, держит хлипкую стремянку, распутывает провода и даже - их зачищает. "Маша, врубай!" "Вырубай!", "Дай вон ту х-х... хитрую загогулину!" "Спасибо, солнце, посиди пока, щас еще немного поможешь и - все". В общем, "солнце" тут и уснуло, сидя. Самый здоровый из лосей отвел-отнес Машу на кровать в девчачью палату, снял кроссовки, укрыл одеялом, вздохнул завистливо, и дальше пошел, солнцем палимый - паять, развешивать, сводить фонограммы. Третья бессонная ночь - все для фронта, все для победы...
Прошло примерно 30 часов и - премьера. На следующий день ...Ты ощущаешь? - 30 часов назад Машке дали карандаш и сказали: "Пиши!".
А где наша Маша? На сцене, разумеется, в одной из главных ролей - текста-то самопальные драматурги втроем накропали - мама, не горюй! - и кто эти
длинные речи успеет выучить? "Так что, давай, Марья, не выкобенивайся, вам и играть".
В последнюю ночь слета опять не спали - важнейшее мероприятие. Душепотрошительное: "Расскажи мне обо мне". Это значит: сидят ребенки вокруг свечки и делятся впечатлениями - каждый говорит, что он думает о каждом.
Услышали бы такое практикующие психологи, растерзали бы коллегу: "Как, подростки - с их юношеским максимализмом и детской жестокостью - да они нанесут друг другу тяжелые психические травмы!" А этому психологу - все как с гуся вода. Модные узкие очечки, вороной "хвост" чуть не до пояса - длиннее Машкиного, второй год аспирантуры (двадцать три года), один внедренный военный проект, три выговора с занесением в личное дело, развод и алименты. Надежда и гордость факультета.
Сдается мне, что молодой талант знает о психических травмах побольше многих старших коллег. Да и не педагог он, а исследователь, не гуманист, а кибернетик какой-то. Апологет, блин, обратной связи. Так и говорит, как пишет: "Сопли, мол, вытрем, слезы сами высохнут, а опыт, самый ценный в жизни - умение увидеть себя чужими глазами, останется".
Я так думаю, что насчет "поспать поменьше, впечатлений загрузить побольше" - это его идея. Ему бы, психологу, в племя команчей шаманом - воинские обряды посвящения устраивать - с голодом, холодом, недосыпом, ритуальными пытками. Самое его место. Вивисектор...
Так что можешь себе представить, когда доча приезжает домой, а всего-то рабочая неделя прошла, мама ее узнать не может. Девчонка стала намного увереннее в себе (даже и слишком) свободнее, энергия брызжет...
Мама сажает ребенка есть, начинает осторожно прощупывать почву:
-Хорошо отдохнула, доча?
- Ага,- говорит доча и засыпает с ложкой в руке. Завод закончился.
Мама озабочена: "Что они там делали, в лагере-то? С парнями, что ли все ночи гуляли?!"
Не волнуйтесь, мамаша, именно с парнями и именно ночью - еще немного и случилось бы непоправимое - дочку вашу паять научили бы...
Да, кстати, о парнях. Маша вскоре с удивлением обнаружила, что с парнями
общаться ей интереснее и проще. С Филином, правда, не проще - редкостная он был все-таки язва, но - интереснее. А товарищ председатель даже ввел для нее официальное прозвище (кругом ритуалы, кругом!). Задав однажды на комитете обсуждение какой-то проблемы, он ничего в ответ не услышал, и ернически развел руками: "А думные бояре на спрос государев ничто не отвечая, сидят - брады свои уставя". И, переждав смущенные смешки, вдруг со сталинскими интонациями обратился прямо к Маше, подражая какому-то древнему фильму ("А что думает товарищ Жюковь?"): "И каково бюдет мнение наших испанских товарищей? Ми все ждем!" Машка от неожиданности ответила довольно резко и, прямо скажем, банально, но Филин не отстал, а продолжил допрос неожиданно мягко и серьезно, так что Машка, в конце концов, перестала щетиниться и "включила" голову...
Вряд ли можно сказать, что после этого они подружились... Все-таки Маша смотрела на Филина снизу вверх, но не с обожанием, не такова девочка уродилась, а скорее с раздражением, да и Филин, со своей очаровательной непосредственностью, мог запросто подложить на стулья кнопки и персонально Маше и всей "Боярской Думе".
Характерно, что следующим "шагом на пути к взаимопониманию" оказался проигранный Машкой спор: насколько внимательно в школе относятся к тому, что они делают вообще и к их грандиозным послеслетовским планам - в частности. Фил слушал ее доводы минуты четыре, не перебивая, на пятой сломался: "Маш, это все бла-бла-бла "в пользу бедных". Тебя, да и меня, пока я чего-нибудь не отмочу, никто не воспринимает, в упор не видит. А уж наши пла-а-аны... Спорим, если я вместо вывески комитета повешу что-нибудь "левое", никто до следующего ремонта не заметит?" Машка сгоряча согласилась на 20 щелбанов, и через два дня, изумляясь собственной глупости, "стояла на шухере", пока Филин менял вывеску "Комитет комсомола" на "Комитет общественного спасения". Через месяц, Маша признала свое поражение, и стоически вынесла 20 полновесных щелбанов - не больше, не меньше. Большой был куртуазности кавалер, а ведь шестнадцать лет отроду, между прочим, дураку...
Кстати, неправильную вывеску заметили и сняли через полтора года, когда в школу пришел новый директор...
Вообще надо сказать, вся эта деятельная комсомольско-коммунарская субкультура здорово пробуждала в подростках черты раннего детства: открытость, любопытство, свежесть восприятия, фонтанирующую фантазию, как и было сказано - непосредственность.
А еще черты не вполне детские - независимость и одновременно - готовность отвечать за свои действия, готовность помочь, чувство локтя. И еще одно. Привычка к дружелюбным, открытым, очень прозрачным отношениям, игнорирование всяких рангов, со стороны воспринималась (даже сверстниками) как наивность, если не глупость.
Но Машкина ...э-э-э, негибкость выделалась даже на общем фоне. Как-то раз она поставила рекорд, доказывая комитетчикам необходимость некоего мероприятия, в течении шести минут выдвинув четыре альтернативных варианта, - и никак не могла понять, что соратники ка-те-го-ри-че-ски не хотят в этом участвовать, не называют настоящих причин, и что всем, кроме нее причины понятны, и только одна она, бестолковая, пытается "согласовать протоколы". Пока не вошел отсутствовавший Фил и, уяснив ситуацию в ноль минут, громко заявил: "Испанские товарищи - это наш неиссякаемый источник идей, просто - фонтан идей! Поаплодируем, товарищи". И, быстро наклонившись, сказал ей на ухо: "Если у тебя есть фонтан, заткни его - дай отдохнуть и фонтану". Машка обескуражено посмотрела на него, потом на аплодирующих комитетчиков, и ощутила себя КРУГЛОЙ дурой. Покраснела, чуть не расплакалась. Фил обиду просек, быстренько свернул "посиделки", взялся проводить ее до дому, и битый час разъяснял ситуацию. То-то они кругов намотали вокруг квартала... Боюсь, правда, что Маша так до конца в ситуацию не въехала. Головушка- то у нее умная, да жаль - дурочке досталась...
Ну, пока они трудятся в паре с Филином, мужчиной восточным, понимающим несказанное, проницающим интриги, идущим извилистыми путями, Машино чудовищное простодушие не мешает. Скорее наоборот: "Моя неловкость послужит Вам фольгой".
Особенно полезна связка Маша - Фил была во время "мозговых штурмов". Фил умел замечательно точно ставить вопросы (чисто конкретно), в зародыше задавить треп, отсечь лишние, "уводящие" метафоры - вообще был хорошим ведущим (сегодня сказали бы "модератором"). Маша работала "генератором идей", а переводили её гениальные озарения в конкретные действия уже совместно - всей невеликой, но могучей кучкой.
Попеременно занимая то критическую позицию, то выдавая идеи, тормоша соратников и подстраиваясь под них, всегда выступая во вне заодно и часто собачась внутри себя (- Как ты достал уже своим "олимпийским спокойствием"! - "Холоднокровнее, Маня, холоднокровнее, Вы не на работе"), эта пара консулов становится таки да, заметной величиной. В упор их можно не видеть, но только если завязать глаза. Да и то споткнешься. И спотыкались - и местная шпана и завучи и коллеги-активисты, особенно карьеристы малолетние, трепачи. Маша этих дел умудрялась не замечать, а Фил отдувался за двоих, оберегая ребенка.
Потихоньку - полегоньку оказалось, что они очень хорошо дополняют друг друга. Именно - "дополняют" - до чего-то большего. До "команды". Ведь на дворе не двадцать первый, постиндустриальный век, а век двадцатый - индустриальный (по крайней мере - в СССР): ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ пока еще намного важнее ОБЩЕНИЯ.
Часть 2. Выход на режим
А значит, заглянув в "комитет общественного спасения", можно было увидеть Фила, лежащего на длинном узком шкафу (советские шкафы - самые крепкие шкафы в мире!), черкающего в блокноте, энергично жующего спичку. Парень составляет программу эстетической трехдневки летнего лагеря. Время от времени он достает, свешиваясь вниз, из шкафа книги, просматривает, засовывает назад. Маша бродит из угла в угол, глаза "повернуты внутрь себя", за ухом карандаш, иногда что-то бормочет, на столе исчерканные листы. Она ваяет очередную нетленку: "Кризис буржуазного искусства". (Чувствуешь аромат эпохи?). Когда Фил не может сверху дотянуться до нужной книги, раздается: "Мария, патроны!" Машка, молча, достает ему альбом репродукций Рубенса, и опять начинает мерить шагами узкий "пенал" помещения. Фил листает альбом, морщится и зычно подает команду: "Мария, бронебойные!" Машка, так же молча, сует ему альбом Эль Греко. Фил довольно бурчит: "То, что доктор прописал". Делает пометки в блокноте. Тепло и тихо, только иногда от проезжающего мимо трамвая, дребезжит оконное стекло, да готовится засвистеть электрический чайник. Входит румяный с мороза Лось. (Я не виноват, это от Машкиной пьесы идут наводки). Любимцы муз и граций, пребывая в трансе, на Лося не реагируют.
Напрасно.
Он, видать, дернул с "братанами" пива (во всяком случае, пиво там тоже было) и пребывает в добродушно-игривом настроении. Погрозив сам себе пальцем, он на цыпочках, крадется к подоконнику, вставляет в маг кассету, и давит, зараза, "воспр." Сто пятьдесят ватт не хило бухают в уши и стекла, этажом ниже на столе у вахтерши подпрыгивают карандаши:
"Эта рыбка в банке,
На моем окне.
Эта рыбка в банке
Счастлива вполне.
Позабыла море -
Свой родимый дом
И не знает горя
В банке за стеклом..."
С последним аккордом Лось давит "выкл.", и садится на подоконник.
- Ну-с, как впечатление, дамы и господа?
Со шкафа доносится:
- "Почитаю музЫку делом полезным. Особливо - барабан".
Картинно-замедленно закинув ногу на ногу и чуть не сверзившись с подоконника, Лось декламирует, подвывая:
- "Сощурив узкие гляделки,
Лежали критики в тени,
И, явно не в своей тарелке,
"Машину" слушали они"
-О!- Маша останавливает свой бег из угла в угол, - О, "Рубрук"! Силен Лось. Да он только на вид прост!
-А по существу, прекрасная синьорина?
Машка, видать, хотела сказать что-то нейтральное, но, сильно потянув носом, выдала:
- Пьянствование водки ведет к гибели человеческих жертв!
(Со шкафа доносится одобрительное хмыканье.)
- "Испанка", - говорит Лось печально, обращаясь к портрету Ленина, - "испанка", это такая зараза, - тяжелая форма гриппа. В девятнадцатом году- 8 миллионов жертв, больше, чем на всех фронтах Гражданской, да, Владимир Ильич?
И заключает со вздохом:
- Сговорились, морды нерусские!
Уклонившись от брошенного ластика, он так же печально сообщает нарисованному Ленину:
- Темперамент - украшение характера. И - услада ночи!
Снизу на него с визгом кидается пятьдесят килограммов живого веса, а со шкафа молча летит еще семьдесят. Вытащив Лося на улицу, его засовывают мордой в сугроб, набивают снега за шиворот, под рубашку, только что не сплясали на нем озверевшие аффторы. Но в последний момент мужская солидарность победила и в сугробе оказывается Маша. Потом ее на вытянутых руках, торжественно как знамя, вносят в здание. Правда, вниз головой, держа за ноги. Вахтерша в ауте. Я и говорю - очаровательная детская непосредственность...
Перенесемся через зиму и весну.
На майские праздники весь штаб подготовки лагеря, возглавляемый двумя студентами, выехал лагерь готовить. Ставили скамейки, ломали перегородки, заливали цементом дыры в полу, делали новые туалеты и тянули проводку. Где все это взяли в начале 80-хх. - "тайна великая есть". Но - нашли. Через два месяца приехали опять, после пионерского лагеря готовили базу еще полторы недели.
Когда лагерь въехал, Машка вошла в один из отрядов, в стенгазете остаться не захотела, хотя и писала туда регулярно. Долгий летний лагерь совсем не похож на зимний быстрый слет - больше времени, больше основательности, больше народу. Маша потихоньку стала набирать авторитет - и просто как надежное и толковое существо и как специалист словесной и режиссерской работы - то и дело ее просили помочь с постановкой ребята из других отрядов. Свои косились ревниво - а вдруг чужая постановка выйдет круче нашей? Но нет, Испанцева свое дело знает туго - экспериментируя на чужих спектаклях, все найденные "фишки" вставляет в свои. Неплохо выходит, неплохо. Остается время и искупаться и подумать, помолчать, а пару раз Маше даже удалось почитать, пока не отловили, не припахали. И Фил рулит другим отрядом, ну и ладно, хоть можно отдохнуть от подначек и носо-сования-в-малейшую-понимаешь-ли-ошибку, можно ни за кем не тянуться, почувствовать себя, ненадолго, самой умной...
Еще вчера лагерь с азартом играл в модернизованную зарницу - военный переворот, арест командира и комиссаров- студентов, ночью всех выгоняют на линейку. Сирена, прожекторы шарят по небу, окна заклеены крест-накрест полосками бумаги - новички всерьез решили, что началась ядерная война. Объявляют: караул устал, вы попали, товарищи - настала Диктатура. Комендантский час, передвижение строем, бегом, в противогазах (!), пароли-отзывы, "карточки на еду" в столовой, речевки - короче, мрачноватый такой военно-полевой карнавал. Машкин отряд устраивал диверсии, потом (ночью опять же) связал почетный караул, стырил знамя и убежал в лес через болото. Лагерь их с азартом ловил, глупые диверсанты бегали, а умные сидели на деревьях и бросали вниз взрывпакеты. Без жертв.
Весь этот шабаш закончился и теперь, в полдень, лагерь сопит в две дырочки после ночных марш-бросков и утренних побоищ. Маша продрала глаза пораньше и, пока никто не видит, залезла на чердак - собиралась почитать, но как-то "зависла".
И пока Маша сидит, свесив из чердачного окна ноги, бездумно смотрит в пространство, грызет соломинку. Не хватает сигареты и чашечки кофе. Но Машка не курит, а кофе - диффцит! выдают только знаменной группе и только на ночь. И пока ребенок уединился и отдыхает, от друзей, обязанностей, своего непрошенного лидерства, спросим себя, товарищи и кабальерос, - что она видит со своего насеста? Нет, понятно, что: лес, круглое, как блюдце озеро, прибранный песчаный пляж (будто и не в России) со скамейками, пять небольших корпусов под двускатными крышами - в шестом Маша затихарилась, один корпус большой, штабной под вальмовой крышей, самодельную сцену под навесом, еще ряды скамеек, вон кто-то тоже проснулся и в беседке спорят, о чем не слыхать, и хорошо, что не слыхать, видно знаменную группу, прихорашивающуюся перед выносом знамени, натужно пыхтящих "электроников", устанавливающих аппаратуру для вечерних танцев - словом, видим лагерь актива.
Но какова его субстанциональная сущность, имманентно присущая данному предикату? В сущности - это...
- "Сущность", "в сущности". Михаил Потапович, следите за стилем, а то прям стыдно за вас.
- Знаешь, Маша, твои пьесы тоже не блещут красотой изложения. Только на диалогах и выезжаешь. Да и то - английские панки рассуждают у тебя как советские инженеры, а речь политиков Южной Америки сдобрена юмором восьмиклассника... Жуешь свою соломинку,- вот и жуй тихонечко, не встревай во взрослые разговоры...
- Как-то грустно, соломинку-то жевать, Михаил Потапович, вы хоть семечек мне, что ли написали бы...
- Делать мне больше нечего, только семечками твоими в текст засорять... У тебя вон крестный образовался, его попроси.
- Ой, здравствуйте, дон Диего!
-???
- Правда, привезите семечек жареных, пожа-а-алуйста, дон Диего. Заодно посмотрю на Вас, интересно же! И про будущее мне расскажете, а то Михаил Потапович молчит, как рыба об лед. Случайно проговорился, что у вас уже видеофоны есть, правда? В следующую субботу приезжайте, а?
-?!!
- Машка, на чем он приедет - на Машине Времени? Куда? Страны-то такой уже нет, СССР...
- Как...
- Ма-ша. Мешаешь.
- Внимание! Служба Контроля Реальности приносит извинения всем пользователям смежных Реальностей за спонтанный Пробой изолирующего барьера. Контроль- Координатор Штек Бзик признан виновным в инциденте и опущен на 16 пунктов.
- Здесь мастер пробоя Топтыгин. Извинения приняты...
Блин, третий случайный Пробой за месяц - так и с катушек слететь не долго.
Итак. Что мы увидели из окна чердака, мой добрый дон? В сущности, очень маленький и шустренький древнегреческий полис, пересаженный в Россию начала 80-хх. Мини-Афины, только без хрематистики (повседневной добычи средств к существованию). Но свой "гений-покровитель города" (местночтимый святой) у них был: Николай Островский.
Сменяемость, раз в три дня всех управленцев, практически не сменяемые "службы", которые действительно служат большинству (лагерному!), и видят в этом смысл своей деятельности и "давят кайф" не из привилегий, а из самого процесса ...э-э-э, служения. Мы видим обще-полисную солидарность, гордость от принадлежности к этому сообществу, и нобилитет тоже видим (службы), как без них.
И, разумеется, прямая и непосредственная демократия - любое решение Совета ("нобили" и выборные от отрядов) любой "лагерник" может оспорить. Собрав общий сбор (что, по-моему, случалось раза два за 7 лет),
либо обсудив непонравившееся решение внутри отряда, и выступив через отрядных представителей, что случается еженедельно. Ведь созвав
общий сбор ради неудачного предложения, можно было запросто из лагеря уехать - тот же общий сбор, решив, что его собрали ради ерунды или глупости, запросто отправлял быстроумного реформиста из лагеря вон - "закон: обратной дороги нет". Прям мужи новгородские: "А тебе, княже, из Нова Города путь чист". Аналогично - на греческом острове-полисе Кее во времена оно, гражданин, решившийся предложить новый закон, появлялся на площади с веревкой на шее. Что бы, значит, в случае провала закона его, реформатора, на этой веревке и повесили.
А ты не играй на проезжей части!
Хотя я ведь упирал на "сущность", а все вышеперечисленное, не сущность, а, скорее, механизм поддержки, леса вокруг здания. А суть - это благожелательная атмосфера творчества и ответственности. Возможность не просто противопоставить себя взрослым или другой субкультуре, но - сделать по-своему.
Суть в том, что вместо материального и статусного стимула, работает "стимул к игре", что участие в творчестве важнее, чем в потреблении или администрировании.
Суть в том, что возможно не просто культурное творчество, но творчество социальное - создание не только новых спектаклей или статей, но создание новых отношений. Но "рамка" остается. И сама "рамка" эта - просто песня: неформалы, плотно "упакованные" в формальную структуру - коммунары, "закосившие" под комсомольских активистов. И позиция к официальной линии партии и положению дел - не идеологическое, диссидентское противостояние, а ироническая отстраненность.
"Нам солнца не надо, нам Партия светит.
Нам хлеба не надо - работу давай!"
Например.
Отряд, где рулил Фил, промаршировал до столовой и проревел:
"Авалс - Удурт!!!" Тот, где подруливала Маша, выходя из столовой, откликнулся: "Ижидолом йокстевос - Авалс!". (Наоборот прочитай. Читатель...)
В первом приближении - это модель нормального человеческого общества: когда идет не только социализация - обработка человека обществом, но и обратный процесс - социальное конструирование - отдельный человек может влиять на общество. Нет? Не общество? Тогда - "сообщество".
А "первое приближение", потому, что очень однородна социальная среда. Даже древние афиняне были разнообразнее в своих представлениях о жизни и в материальном положении. Боюсь, однажды Машке "рамка" станет тесна, но пока сидит хорошо. По фигуре.
Примерно 70% того, что сделано лагерем за месяц, а службами за полгода (помнишь еще? - Маша и Фил в феврале готовили программу для лагеря?), предназначено не для внутреннего потребления, а для школ и ПТУ г. Горького. "Все, что сделано" - это культурный (пьесы, сценарии вечеров, дискотек, игр типа "зарница" и прочих) и человеческий капитал (обученные в лагере лидеры и "акторы").
Другое дело, что богатство это школам плохо удавалось использовать.
Кризис перепроизводства в области культуры, внутри одной отдельно взятой субкультуры. Для воспроизводства и восприятия этого всего внутри школы не хватало "критической массы", "сборка" не проходила. Характерно, что в 50-хх ленинградские коммунары Иванова (прямо скажем - более раскованный вариант той же субкультуры) эту проблему не решили. А в Костроме и Горьком в 80-хх. проблема была решена. Через полгода от того времени, в котором мы с тобой и с Машей сейчас находимся. И кем, как ты думаешь? Ась?
Да Машей же и Филом.
Были у этого процесса и другие герои, но к их архивам я доступа не получил.
Часть 3 Форсаж
"Хорошо ходить конем,
Власть держать над полным залом,
Не дрожать над каждым днем -
Вот уж этого - навалом!
Хорошо быть молодым,
Просто лучше не бывает!
Хорошо всего хотеть,
Брать свое и не украдкой,
Гордой гривой шелестеть,
Гордой славиться повадкой
Порывая с тем и этим..."
Юнна Мориц
"Высший результат, обеспеченный криз,
Сердце на вершине, душа поет,
Но этот твой прыжок - еще не полет:
Ты только брошенный в небо"
"Машина Времени"
Однажды под вечер, в студеную зимнюю пору, Маша постучалась в дверь к своему другу и учителю. Сначала, понятно, позвонила. Не открыли. Потом постучалась костяшками пальцев. Потом - кулаком. Машка знала, что отец Фила уехал в командировку (они с отцом жили вдвоем) и не сильно стеснялась. Надо было.
Хмурый Филин, поправляя на шее наушники, так и высказался, открывши:
- В следующий раз головой попробуй... Что стряслось? Чего ты вся наскипидаренная?
- У нас принято гостей в дом приглашать, чаем поить. А у вас?
- Чаю тебе...Картошку почистишь, будет тебе чай... Разувайся, я убрался.
Так же хмуро Фил убрел вглубь квартиры, повозился там, вернулся с газетой, подвинул Машке ногой табурет, вручил ножик, вывалил кучку картошки на газетный лист, начал чистить сам.
- Присаживайся, гостем будешь.
Машка была терпелива и послушна. Надо было. Очень.
В молчании в кастрюлю булькнулись две картошины... Три. Четыре.
Филин, наконец, ухмыльнулся:
- Здравствуй, Маша. Рад тебя видеть.
- Вот и солнце взошло! А я уж и не надеялась.
- Ладно, проехали. Внимательно слушаю.
- Мы не то делаем, надо по-другому.
- Свежо. Ты знаешь - как?
- Надо сделать слет внутри школы. Для одной нашей школы.
- Мы с тобой вдвоем слет подготовим? Нет, я в курсе, что в школе можно опереться человек на...пять.
- Семь.
- Пусть семь. Готовить-то вдвоем будем? Не "звездить" на сцене, а пахать?
- Еще Олька и Вадим.
- Значит, вчетвером... Запал силен. А кто туда поедет? Кто будет "работать порохом"?
- Актив классов - это для отмазки, а так - все, кто захочет.
- Маш, это всего 40 - 50 человек. И, если в нашей школе делать, куда мы денем педколлектив? Отвернуться попросим? "Вы нам дайте школу на день, базу на три-четыре дня и сделайте вид, что ничего не заметили". А чё, нормально, - Новый год, все училки в дым пьяные были... Не только физрук с Пентагоном...
- Слава!
- Я шестнадцать лет как "Слава"...
- Не все же у нас учителя - сволочи!
- Не все. А скажи, тебе, сколько лет, девочка? Пять?
- Фил!
- Что "Фил", что "Фил"? Не порежься, смотри... Маша, дело не в том, какие они люди - хорошие или дрянь. Ты пытаешься изменить ПРАВИЛА.
- Ну и что?
- Машка, выключи дурочку. "Кто в доме хозяин - я или кошка?" А в школе? Машка Испанцева или директор? На фига это все ей? А если РОНО не одобрит? А учителям - это ведь лишняя работа? У тебя комиссаром в отряде кто будет - Нинель Львовна? Физрук? Подпругина?
- Студентов наших позовем...
- И они все приедут - в НАШУ школу, к НАШЕМУ директору. И будут с радостью делать, что им этот пенек с ушами скажет: ценные указания выслушают, вопросы зададут... Почтительно...
- Это вообще не дело директора! Это работа завуча по внеклассной работе! А она хорошая тетка! И работает завучем недавно!
- Да, ей такое дело будет "в жилу", всем нос утрет... Она может впрячься. Вполне... Маш, да не поедут студенты в нашу школу, и разворачивать лагерь не с кем - четыре человека, это не серьезно.
- Семь!
- Четыре, я сказал! Эти твои "семь" горазды на хвост садится, а чуть кто брови нахмурит, или не выйдет что у нас с первого раза, так они сразу свой конец бревна бросят и - в кусты! И не ори - не дома!!!
- Извини!
- Сама извини!!! ...Давай, правда, чаю попьем, пока все живы...
- Фил.
- У?
- А если соседей пригласить, Наташкину школу, там есть четверо наших...
- Пятеро. Да, уже можно шевелится... И согласятся они, пожалуй. Наташка и Лось точно поедут. И Пятак влезет.
- Он - дурак.
- Он - энергичный дурак! Не то, что некоторые мыслители. Полезный... Просто его с поводка спускать не надо, и - что бы рот лишний раз не открывал... Нет, Маш, я завучу твоему любимому не смогу объяснить, какого черта пятеро чужих у нас делают, когда своих пятьдесят... И зачем база пустая.
- А если они не одни поедут?
- Конечно не одни, у каждого знаешь, сколько тараканов в башке, у-у... Ты, что серьезно, что ли?!
- Ну да. Смотри: мы везем пятьдесят человек, они своих пятьдесят - база почти полная. У них "шефы" - автопарк, так ведь? Значит, автобусы будут. Раз. Межшкольное дело-то выходит, можно и студиозусов под это дело надыбать. И какой-нибудь наш народ из вовсе чужих школ. Два.
- И педколлектив вроде и не причем: не наша школа, и не ваша. Три. Лагерь в шоколаде, педагогическая общественность вся в непонятках... Чайник поставь еще раз.
Филин встает у окна, смотрит на вечернюю улицу.
- Фил, а картошку...
- Маш, я считаю, не мешай. Сиди, харчись.
Машка, очень собой довольная, пьет мерзейший отвар из грузинских веников, что называются здесь "чаем". Хрустит бубликами. Филин поворачивается, берет свою кружку.
- И что? - не выдерживает Маша.
- Лимон съешь, а то сияешь, как самовар... Блин, просто как, все вроде на поверхности, а за пять лет ни одна башка не дотумкала. Тильки вот -Машкина. Хотя чему удивляться - моя школа! ...Но-но, без рук! ...Был, в парусном флоте такой сигнал: "Вами доволен!" ... Это все можно сделать, но не сейчас.
- Почему не сейчас?
- Подумай... Сессия у людей, потому что. И ты сама, что, на слет не собираешься?
- Ну, собираюсь.
- Ну, и не дергайся. А твое безобразие в весенние каникулы можно устроить. У Богданова есть "Осинка", у нас будет "Веснянка". Во!
- Никого из десятиклассников тогда не будет.
- Я буду. И...знаешь, Маш, это последнее дело, на которое я с тобой иду. Больше не трогай меня, хорошо? Совсем не трогай.
- Поучиться решил?
- Да, пора, пожалуй. В следующую командировку я с батей вместе поеду. Во Владик - понюхаю там, вокруг их Универа - биофак, геофак, то - се. На курсы какие-нибудь заочные запишусь. Так что время и вправду не будет ни на что. Совсем.
- Наш биофак тебя не устраивает?
- Нет. У нас нет ластоногих, зоопсихологии и Дальневосточного отделения наук. И нужно начать заново все. А то все эти наши ... уже ваши... дела меня не отпустят.
- А надо, что бы отпустили?
- Надо, Маша, надо. Не обижайся, пожалуйста... Ты здорово это придумала - с "веснянкой".
Машка тогда не поняла, что он имел в виду. Через год догадалась - хотел поставить четкую точку в конце предложения. Знак восклицания! Черту под. И начать все с красной строки...
Завуч-внеклассница осознала перспективы "Веснянки" и поддержала идею, коллеги активисты впряглись, студенты уломались, Фил нарезал круги меж Райкомом, школами, автопарком и турбазой, а Маша, неожиданно для всех, и для себя самой тоже, озверев, подгоняла тех, кто пытался "бросить свой конец бревна". Дело выгорело.
Правда, Лось совершенно обезумел, от нехватки аппаратуры свето-, цвето-, и просто музыкальной, да и неожиданно обнаружилось что с "электроническими" кадрами "полный привет". Вроде и люди есть, а ехать некому.
Правда, Филин, слетав с батей во Владик, свалился с тяжелым гриппом, и Машке пришлось оставшуюся подготовку переть на себе - Леха, секретарь Лосевой школы только преданно смотрел в глаза и ходил за ней, как телок на привязи, а сам, по собственной инициативе - не "тпру", ни "ну". Но Маша догадалась использовать в качестве "подруливающего устройства" Наташу - девушку спокойную, неглупую, самостоятельную, и притом - очень гордую своей неземной красотой. Машка про себя фыркала, но сотрудничала. Не до личностей. Лось, в конце концов, решил кадровую проблему - надыбал в каком-то радиокружке двух семиклассников и двух шестиклассников себе в команду. Редкостной, в силу возраста, бестолковости.
Правда, оказалось, что летняя база их школы уже давно обещана - "Вы, бы ребята, в сентябре заявку подали, мы ж не против, а сейчас - поздно. Нам уж и деньги завод перечислил" - разводил руками директор. Тут все бы и рухнуло, но ПРОЕКТ уже набрал обороты, обзавелся собственной логикой и инерцией и нехило так толкал участников в спины и мозги. Завуч по внеклассной работе - единственный взрослый человек (студенты еще не включились и размышляли: "ехать - не ехать"), который участвовал в подготовке "Веснянки", не могла просто сказать: "Все отменяется, всем спасибо". Слишком многое было поставлено на кон - в первую очередь её собственная репутация. Её, что называется "заело" - уж слишком саркастически педагогическая общественность относилась и к ней вообще, и этому её начинанию в частности. Многие в этом гадюш-шнике были бы рады, если бы у неё сорвалось. На такую реакцию "заедания", собственно, Филин и рассчитывал. Короче, нашла она новую базу, правда пришлось брать с собой еще одну школу, третью. Что создавало проблемы уже не завучу, а "нобилитету"... Сидя в марлевом наморднике рядом с одром болящего, Маша, чертыхаясь, заново очерчивала, под еле слышные замечания Фила, костяк будущих отрядов и распихивала в них агентов влияния, что "научат народ Родину любить".
Правда, педколлектив Машкиной школы, навязал-таки своего "смотрящего", но дур, желающих в каникулы куда-то переться, надзирать за сотней подростков (из которых половина чужие, а значит - неуправляемые) не нашлось, и в приказном порядке направили математика. Он был неглуп, любопытен, абсолютно лыс, шарообразен - носил кликуху "Глобус", а самое главное - не озабочен своим статусом "УЧИТЕЛЯ". Не надувал мужик щеки - ни по какому поводу. Похоже, что Фил предполагал провести с ним что-то вроде неспешной, замаскированной вербовки (поделитесь с нами, глупыми, пан учитель, своей мудростью), но - заболел. Совершенно замотанная Машка, чуждая хитромудрых политесов, поймала Глобуса на перемене за три дня до начала каникул - поймала в самом буквальном смысле - цапнула за рукав пиджака в школьном коридоре, и в кратких, энергичных выражениях проинструктировала. Смысл инструкции был: не совать ни пальцы, ни нос в работающие социальные механизмы, вести себя тихо, если что непонятно -спрашивать её или Филина. ("- Какую задачу на этих учениях вам, товарищ солдат, поставил командир? - "Автомат не потеряй, идиотина!""). Машка унеслась дальше, а математик потом еще с четверть урока крутил лысой башкой и посмеивался, к вящей тревоге троечников, томившихся у доски. Так что и эта палка, засунутая Жизнью Машке в колесо, сломалась.
Правда, заболел не только Фил, но и сговоренный на слет проверенный, идейно близкий художник-активист - и не простуда какая-то, а гайморит. В больницу парня упекли. Без художника было никак нельзя. "Веснянка", используя уже обкатанную технологию слетов, должна была ударить, и крепко ударить, новичков по визуальному восприятию. В довольно серых, слегка разбавленных кумачом советских буднях, она была ярким, очень зрелищным прорывом. Отрывом? Да, пожалуй, так - вогнать в сознание новичков иные модели поведения можно было, только если создать ощущение непохожести, разрыва с повседневностью. И художник, поэтому был не просто специалист с кисточкой - но ФИГУРА! Штурмовое орудие в операции взлома обороны противника, никак не меньше. Лось проталкивал свою креатуру - Женю Жирного (рост 180 вес - 58). В отличие от "лосят" Женька был вполне толков, рисовал очень недурно, но был отягощен изрядным количеством подростковых комплексов. Бросался в драку не то что из-за иронического замечания, но из-за косого взгляда. К тому же, формально входя теперь в управляющий "нобилитет" слета, он был коммунарской субкультуре чужд. Вполне себе такой дворовый пацан, регулярно хамящий учителям, троечник-двоечник, завсегдатай подъездов - гитара, девочки, портвешок. Фил пересекаясь с ним, здоровался всегда одинаково:
- Слава советским уголовникам!
И получал в ответ:
- Слава советской науке!
Все комитетчики из Лосевой школы были против Женьки на "Веснянке". Ка-те-го-ри-чес-ки. Кроме самого Лося. Они с Женькой жили дверь в дверь, и с первого класса лазили по садам за яблоками, бегали по крышам от автовладельцев (тут главное - "дымовуху" в гаражную трубу успеть засунуть) - друзья детства, короче. Лось регулярно вытаскивал "Женястого" из разнообразных задниц, иной раз залазил в оные задницы вместе с ним, приохотил к чтению, а в более ранние годы и поколачивал иногда - в воспитательных целях. Фил тоже был за Женьку, но из научно-садистских соображений - очень ему было интересно - приживется этот дворовый дичок на коммунарской почве или нет. И как на него будут реагировать активисты? А он на них? И на саму атмосферу слета? И где у него, у Жирного, стоит фильтр на восприятие чужого? И что будет отфильтровано, а что нет? А где, интересно, встроенный фильтр на "чужих" у самих коммунаров? И какую позицию в неизбежном конфликте двух субкультур - дворовой и коммунарской, займут новички - те из них, кто попадет под очарование слета? Не было пока у него в распоряжении ластоногих, так Филин решил, понимаешь, на пятипалых потренироваться. Да, вот такой он, Северный Олень - Ярослав Филин. Одно могу сказать в защиту своего чрезмерно любознательного героя - именно Фил, несмотря на головную боль, сопли до подбородка и зудящее любопытство, поставил перед комитетом подготовки вопрос:
- Смотрите, народ, какое дело: не только мы внедряем в отряды агентов влияния...
- Фил, это ты о чем?
- А кто еще - сионисты? Империалисты? Китайские гегемонисты? У тебя температура опять поднялась, что ли? Ай, Машка, не бей меня только! Лось, она меня обижает! Стукни её - у тебя удар послабже! Ай!
- Получается, что рядовая масса "веснянцев" тоже внедряет своих агентов в Совет. Во-первых, Жирный, во-вторых, "младолосевцы" ...
- Вы еще Пятака не забудьте! Человек-мина!
- Человек-колун! Папее папы!
- Ой, ё-ё-ё!
- Вот именно - ещё слет не начался, а у нас уже три узких места образовалось - и это только внутри себя...
- Ты, Фил, ещё "тайнос агентос" забыл - Глобуса!
- Бли-и-ин, а ведь точно!
- Вы, народ, только представьте себе эту картину: выгружаем мы электрические причиндалы, а "младолосевец" какой-нибудь говорит Жирному - "Колонку отнеси на второй этаж"... Малявка! Нашему центровому! Указывает, что ему делать! Что этот ответит?
- Да ничё он не ответит: сразу в пятачину - н-на!!!
- А тут Лось как выскочит из кузова! И Женястому - копытом в лоб! Да, Сереж? Не заржавеет у тебя?
- И Глобус как тут - "А что это вы делаете, мальчики?"
- Да что "Глобус", нам и завуча вполне хватит...
- Гм...У меня - в лоб - не заржавеет. Но чё-то, вы, народ, Женьку совсем в гестаповца раскрасили...
- А что, не может такого быть? Ну,- честно?
- На ровном месте - не может. Я отвечаю - не может. Но вот если они перед разгрузкой с Пятаком ...гм, "обменяются мнениями", да вот Наталья еще Женьку презрением с головы до ног уделает... Тогда, пожалуй, да.
- И сразу - "Наталья". Я не обязана гопоту всякую любить.
Фил сделал стойку:
- "Любить" - это лишнее, Нат. И - не "всякую". Просто, не надо демонстрировать. Без демонстраций давай обойдемся, ладушки? "Здравствуй", там, "доброе утро", "до завтра", "пожалуйста, Женя"
- А не жирно ему будет?
- Ему будет - в самый раз... НЕКРАСИВО себя ведешь, Наташа ...
Машке стало неуютно: если Фил говорит "некрасиво", значит, начал наводиться на цель. Следующей командой будет: "Ох-хонь!"
Фил молчал, покусывая нижнюю губу. Загудели внутри мозга элеваторы, подавая в башни полутонные снаряды... "Опаньки, - подумала Маша, - бедная Наташка, сейчас тебе сделают плохо". И не ошиблась - грянул главный калибр, Фила аж качнуло назад отдачей:
- А ты, девушка, я вижу, не понимаешь своего положения. Народ, есть предложение - ежели Натали поранит нежную душу нашего воспитуемого, и воспитуемый потом сделает кому-то больно - выгоним обоих. Как вам?
- У-у-у.
- Я согласен.
- Маш?
- Не против.
- Леша?
- Нет, Фил, это перебор...
- Кто еще против? Так...еще двое. Кто согласен? ...Наталья, ты поняла? Трое - против, а восемь человек готовы с тобой расстаться. Не наводит на размышления?
- Фил, а тебе не кажется, что ты переходишь на личности?
- Кажется? Нет - есть... Перехожу. Мне, Ната, твоя личность не безразлична. И не хотелось бы, что бы летом, перед лагерем, так же вот обсуждали тебя, как сейчас Женьку: "брать - не брать". А к тому идет. Извини, что я при всех это говорю, но мы работаем последний раз вместе - не будет другой возможности. Ты очень четко все делаешь, самостоятельно... тут претензий никаких и быть не может, но общаться с тобой становится тяжело. Восьми из одиннадцати - неприятно с тобой. Подумай, пока еще не поздно, ты ведь не художник, за тебя ТАК народ цепляться не будет...
...У Машки тут впервые мелькнула мысль: всем хорош Ярослав - умен, терпелив, ничего не строит из себя, веселый (юморок своеобразный, правда) и все понимает, но ведь совершенно безжалостен.
Ну, наконец-то: и двух лет не прошло, как Маша заметила, с кем ежедневно и плодотворно общается. Как было сказано в одном японском фильме: "Портной не появлялся дома три года. На четвертый год соседи забеспокоились". Да, что есть, то есть: абсолютно безжалостная личность, твой старший товарищ, Маш. Наташка, получив полный залп в борт, не сообразила еще, как ей повезло - было бы время побольше до начала "Веснянки", и хоть один-два человека в запасе - ушла бы девушка прямо с совета, низко опустив голову, и не вернулась бы. И то, что формально Филин не имеет отношения к комитету её школы, не помогло бы. Приперся бы, птиц нощной, к ним на заседание и растер бы девку туфлей по полу, как клопа. Убедил бы народ - Наташка им лишняя. И вот сейчас, тоже - так, стервец, мину аккуратненько взвел - сцепиться она с кем-нибудь перед летним лагерем, обязательно сегодняшнее всплывет: "А ведь Филин еще зимой нас предупреждал... сколько можно!" И ведь никакой личной неприязни, это Машке она не нравится, а ему - вполне симпатична, как девушка, во всяком случае.... Но надо - значит надо, сорную траву с поля - вон. Фил меж тем продолжал решать проблему, вел совет дальше:
- Про Женьку - если я ему на ногу наступлю, или Машка строить не по делу начнет, а он бабахнет... ну, в общем, ясно - тогда к тебе - никаких претензий. Наташа?
-...
- Ладно, с этим ясно... Пятака куда девать?
- Слушайте, давайте его вообще не возьмем.
- С какой радости? Парень старается, делает что может...
- Если бы он ещё не делал того, что не может...
- Это-то понятно, непонятно, что у нас тут - междусобойчик такой... "вход только для белых"? А Пятаков извилиной не вышел? А как работать - так всегда, пожалуйста. Пятак - в полный рост!
- Слушайте, а пусть он будет интендантом, а?
- Во! И работы ему завал устроить... Наташ, он как - аккуратный? Вы ведь в одном классе?
- До омерзения: поля карандашом отчеркнуты, заголовок одной пастой, подчеркнуть - другой...Хуже первоклашки-зубрилки.
- Наташ, ты опять?
- Да что "опять"?! Ты спросила - я ответила!!!
- Брек, девушки, "брек" - я сказал. Значит так: за Пятачиной я сам прослежу. И нагружу сам. За Женькой смотрят Наталья и Лось. Вдвоем. "Тайнос агентос" на тебе, Мария. Нет, за ручку его не надо водить и в глаза заглядывать тоже не стоит. Но вечером - "Как дела Виктор Валерьич"? Как вам понравилось то-то и то-то?" Блин, Машка, еще тебя я не уговаривал! Ты у него лучшая ученица? На олимпиады ездила? Места занимала? Вот и
отдувайся теперь - коллектив просит. Или нам к Глобусу Пятака послать? Или Женьку? НУ?
- Хорошо...
С аппаратурой было тяжелее. "Звук" Лось выпросил, Христа ради, у приятелей-меломанов, но со светом - просто беда. В конце концов, оглянувшись, нет ли матери поблизости, дочка встала перед папой, вся из себя такая...виновата-а-я. Папа, однако, догадлив был:
- Ой, какие я вижу хи-и-итрые глазки у доченьки. Доченька вымогать пришла? И что же именно?
- Пап, надо бутылку коньяка. Можно не самого дорогого.
Папа посмотрел на дочку поверх очков, - не понял. Подняв очки, на лоб осмотрел отроковицу из-под очков.
- Да, что недорогого, это сильно облегчает задачу. А зачем? Вроде бы даже твой Лось бросил выпивку? Или я не понимаю чего-то?
- Да, пап, не понимаешь. Но я объясню, не волнуйся...Видишь ли мы готовим слет...
- Это будет слет дегустаторов?
- ПАПА!
- Слушаю, слушаю...
- И в нашей школе и в лосиной нет софитов, ну, они нужны для танцев, спецэффектов в спектаклях, может Хиросиму разыграем...
- МАША!
- "Хиросима" это, пап, маленькая такая "зарница", которую начинают среди ночи внезапным подъемом и подсветкой софитами, или там прожекторами ночного неба, ну и фонограммой далекого взрыва, само собой...
- Да, нескучно у вас будет...А коньяк зачем?
- Так нету же софитов!
- Вы с Лосем хотите махнуть, не глядя бутылку конька - "недорогого" - я правильно запомнил? - на несколько софитов?
- Ну...в принципе - да. У Сережки то ли брат двоюродный, то ли дядя -студент, работает в театре ночным сторожем. Там софиты есть.
- А!
- Да нет, все не так страшно, пап - они там... в театре, заменяют в как раз оборудование, старые софиты, ну "бобики", в подсобку свалили. Коньяк это завхозу, что бы взять их на четыре дня. А со студентами сторожами Лось пивом рассчитается. Мы уж скинулись.
- О!
- Пап, так как насчет коньяку?
- На работу завтра приходи, чудовище... Нет - Лося своего присылай. Есть пара вопросов к нему. Завхозы, они народ такой...
- Я тебя люблю, папка!
- Лосей ты своих любишь...
- И ничего они не мои. Там знаешь, сколько вокруг девок хороводиться!
- А ты как собака на сене - не себе не людям.
- Да ладно тебе дразниться, пап, у нас чисто деловые отношения...
Фил, наемшись антибиотиков, к началу "Веснянки" воспрял. Уехал с Машкой и присными за день - вычистить и вымыть базу к приезду лагеря - а ты как думал - "мы не рабы, баре не мы". И стоит сейчас бледный, но ухоженный, с насморочным голосом, переодетый в сарафан с накладной косой на высоком крыльце турбазы. Хлеб-соль держит. Машка, соответственно, переодета парнем - сапоги гармошкой. Лагерь встречают.
- Фил, я сплю, так не бывает, елки-палки, мы ЭТО сделали. Не бывает, так, это невозможно!!!
- Не бывает. А вот.
- Не верю. Я сплю. Ущипни меня.
Фил добросовестно щиплет.
- С-садюга... как тебе удалось? Ведь все - всё было против, никто связываться не хотел - и вышло?!
- При чем тут я? Это все вы - с Наташкой в основном, ну, и пинаемый тобой Леха тоже. А я так, поначалу токо...
- Фил!
- Аюшки!
- Не виляй. Я не просто так спрашиваю.
- Тебе ТАК важно?
- Да. ТАК.
- Я не знаю, Маш. Честно.
- А ты подумай. Я верю в силу данного тебе природой мозга.
- Не-зна-ю -я-как-это-объ-яс-нить. Ясно?
- А ты постарайся, постарайся. Можешь даже еще пару минут поломаться. Все равно не отстану - я же дурак, ты знаешь...
- Да уж, в курсе...
- Чего молчим?
- Вот оседлала...
- Фи-ил. Колись.
- Это ...ветер.
- Ве-етер? Почему не самолет с яичницей? Не буду, не буду. Почему не дождь?
- Потому что у самолета мотор. Включил-выключил. А не дождь - потому, что дождь всегда идет сверху вниз, а тут по-всякому.
- Не река? Не вода? Нет?
- Нет. И не ветер даже - соврал. Это сквознячок или запах. Или запах сквознячок принес.
- И чем пахнет?
- Удачей. Есть ощущение, что получится, надо только вовремя появиться в нужных местах - не раньше, ни позже - пока запах есть.
- Точно?
- О! Точно прийти - вот. Раньше или позже - будет как обычно. Душно будет. Никаких сквознячков.
- Ты что, "зеленую улицу" что ли выбираешь?
- Это допрос, мой фюрер? Маш, я уже взмок весь.
- Значит "зеленый коридор"...Ты, выходит, счастливые серии подлавливаешь?
- Т-ты! Аналитик драный! Я все знал что сказал! Тьфу, на тебя! Уже заговариваться начал.
- Ладно, Филушка, не сердись - эти слова Машка разве что не промурлыкала , - все, товарищ комиссар лагеря, автобусы разворачиваются, делай серьезное лицо
- Есть сделать серьезную морду, товарищ командир лагеря... Др-рагоценные веснянцы, хлеб-соль вам ...
Ну, что я могу сказать? "Веснянка", в целом, удалась. Тот же слет, на который Фил заманил когда-то Машку, разве что несколько камернее - школы стояли рядом и многие были знакомы, остальные перезнакомились быстро...
Педагог-надзиратель, типа "Глобус", вел себя тихо: ходил по коридорам турбазы, руки за спину, голова набок - поглядывал искоса на кипение чуждых форм жизни. Машке его как-то даже жалко стало - такой он был явно тут лишний и, главное, сам это понимал. А вот Лосевы помощники попили Машкиной кровушки - то, понимаешь, со стремянки сверзятся - спиной в декорации, то готовую фонограмму потрут, то перепутают - в спектакле лирическая сцена идет, а они вместо музыки звуки боя запустят, то вечером садятся "нобили" подводить дневные итоги, а под локтями стекло от радиоламп хрустит. Машка со второго дня слета частенько стояла у этих портачей над душой, звала их не иначе, как "отряд сопленосцев", собачилась с Лосем ("Маш, ну, зачем ты так, они же мелкие совсем!") и с Филом:
- Марьиванна!
- Ну, что опять не так у меня?!
- "Зря сирот не обижай - береги патроны!"
Ребятишки втихаря ревели от её разносов пару раз. Лось же хлопотал над ними, как гибрид наседки и рачительного старшины, утешал, внушал им что-то вполголоса, выписывал подзатыльники - терпел, корпел и опекал...
Машка сидит на сцене, свалив на Фила и завуча все организационные заботы, репетирует свой новый спектакль, по ходу пьесы подгоняя сценарий под актеров, и отвлекшись на минуту, засмотрелась на то, как Лось рулит своей сопливой командой. Впервые её это зрелище не раздражает, а (боже мой!) умиротворяет. Филин подходит сзади и с минуту наблюдает за наблюдательницей. Тихонько стучит свернутой газетой Машке по белобрысому "кумполу":
- Тук-тук? Можно?
- Входи, все равно никого дома нет...
- Умиляешься, Мария?
- Завидуешь, Ярослав?
- Один-один. Да, Маш, завидую. Я-то на груди только одну змею сумел пригреть - тебя, а "Макаренко" наш, радио-электрический - целого Змея Горыныча. О четырех бошках.
- Талант!
Тут "талант" натыкается голой рукой на незаизолированную скрутку и его чувствительно бьет током. Зал заполняет рев:
- КТО ЭТО СДЕЛАЛ, ЛОРДЫ?!!!
Неразборчивое бурчание в ответ и звук мощной оплеухи.
Машка и Фил, оцепенев на мгновение, хохочут - до слез.
- Люди...люди матом ругаются, Маш, а этот - Шекспи-иром!
- Не прост Лосяра! Ло-о-ось!
- Чего вам?
- No pasaran!
- От таких и слышу! Санька, изоленту тащи, бегом, я сказал!
Фил резко обрывает смех, будто его выключили. Машка, еще всхлипывая, спрашивает
- Ты чего?
- Не прост, как правда.
- Нет, вы меня точно с ума сведете... Ты чё шел-то, ко мне?
- А? Да, Маш, щас машина с продуктами придет, давай выделяй трех актеров на разгрузку... Вот не надо мне тут таких лиц строить, не надо - я, между прочим, вот именно сейчас твою работу делаю - кто у нас командир лагеря?
Маша отрывает от сердца трех актеров (поздоровее) и только-только включается в прогон репетиции, как её опять дергают. На этот раз Женя Жирный:
- Командира-режиссера, "задница" готова, куда, однако, вешать прикажете?
- "Вешать", Женечка, мы будем тебя - за язык. А задник мы будем "присобачивать" - вон в том углу, что бы лосят с их аппаратурой закрыть.
- А они его не оттопчут?
- Не сыпь мне соль на рану... Да могут, вообще-то, да и актеры впопыхах тоже могут. Как нечего делать... Жень, надо веревки у интенданта взять потолще, огородить с внутренней стороны - вроде забора. Тряпочки к веревочкам привязать, что ли. Ты уже кончил мазать? Займись, давай.
- Только в виде личного одолжения Вам, мадам... Все "медляки" со мной сегодня танцуешь.
- Я подумаю. Но если задник на спектакле свалится, "медляки" будешь с Лосем танцевать... Давай, давай, за веревками.
Надо сказать, что агрессивность Жени Жирного, которой все так поначалу опасались, оказалась вполне "в формате". Потому, что трудолюбиво составленный Машей совместно с Филом и тщательно отшлифованный всем "нобилитетом", график слета трещал по швам. Отчасти из-за третьей школы, что села на хвост в самый последний момент, но в основном - из-за недостатка опыта. И не только у Машки. Отряды опаздывали, мероприятия то затягивались, то неожиданно быстро кончались - новички "веснянцы" воспринимали всё это как должное, но "нобилитет" - и сама Машка, к такому бардаку не привыкли, а привыкли к четкости. Поэтому злились - в основном сами на себя и немножко - друг на друга. Непробиваемое добродушие Лося и особенно - олимпийское спокойствие Фила резко выделялось на фоне общей раздражительности, а потому раздражало дополнительно. А Женька обошелся почти без "картинок" - ну, попытался поначалу наехать на Машку - девка командир, что за позор, понимаешь, но как-то не срослось. Её ровное ко всем, и к нему тоже, дружеское и одновременно требовательное отношение (недоволен - предложи, предлагаешь - сделай, не выходит - спроси. Поможем) совершенно сбивали парня с толку. Не встречал ещё Женька девчонки, у которой был бы внутренний стержень - обычно девки перед ним заискивали, смотрели в рот или презирали напоказ - как Наташка... Опять же, Машкина склонность к необычным "финтам" мысли произвела на реально реального художника сильное впечатление. Они, всей своей могучей кучкой пресс-службы, замахнулись на газету, для которой просто не хватило хорошо освещенной, ровной, без углов, стены во всем здании. Пробегающая мимо Машка подала идею: "Народ, а кто сказал, что газета должна быть плоской? Сделайте - кубиком, на каркасе, Лось вам даст проволоку. Можно к потолку подвесить будет - на веревке или на палку от щетки надеть, если к полу".
Назавтра у "Веснянки" появилась невиданная кубическая газета на веревочке... К тому же парень был завален работой, причем интересной, а в процессе оформления у него "под рукой" все время было несколько помощников, которых совершенно не надо было "строить" - работали с удовольствием, и новые подходили, по собственному почину (сами! Во - придурки!): "Жень, что надо сделать? Женястый, помощь нужна?" Так что Женька заметно снизил градус агрессивности. В отличие от всех прочих "нобилей". Так что свою вредоносно-скандальную сущность он проявил один-единственный раз. И то - боюсь современный читатель - вот Юлька, например, всей глубины этой каверзы не поймет? Поймет, говоришь? Обещает постараться? Смотри, я предупредил.
Сделав следующую, вполне плоскую стенгазету, Женька поверх обязательного лозунга, именно - обязательного: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь" разместил, совсем как на центральных газетах и официальных барельефах три профиля внакладку...Маркс, Энгельс, Ленин? Если бы - он изобразил на газетном "барельефе" ...Машку, Фила, Леху. Глобус увидел, осознал и был ор, и был Глобус красен и громогласен. Если бы вместо душки-математика поехала какая-нибудь правоверная дура-училка, не миновать бы всем нашим героям вызова в райком комсомола и "выговоров с занесением", "Веснянке" бы настал кирдык. Да и завуча могли вполне с работы уволить - да, такая вот цвела шизофрения в стране Советов. Называлась она: "идеологическая выдержанность". Аналог безумным проявлениям современной западной "политкорректности". Но Женька, ни о чем таком не думал, чувствилище двуногое, он думал... Да и не "думал", а - "ощущал", что вот, в любой компании он находился в центре внимания, а тут - нет. И привлек внимание к себе насколько сумел, заодно намекнул на свое недовольство. Надо сказать - не без изящества, Фил оценил. Ну, а взрослые, кому было что терять - завуч и Глобус, опять же, перепугались. Но - поразмыслив, сделали вид, что не было диверсии и глумления над основоположниками - тем более что газету на следующий день сменила новая. И все бы оно ничего, да взял Женька, да и неожиданно для себя влюбился в Машку. Всего-то не предусмотришь - согласен, Ярослав?
- Ярослав?! Фил! Слава! ...Нет связи. Опять этот Штек, киборг помойный, лажает - когда позарез нужен туда канал, никогда не получишь. А случайно - пожалуйста...
Маше такое ярко выраженное внимание и льстило и мешало и забавляло её - все сразу. Но главное - мешало. Да и воспринимала она Женьку...
Примерно как Фил воспринимал её самоё - как полезное и презабавное существо, подлежащее педагогическому воздействию. А жаль - история эта могла принять совсем другой оборот. Но - "жизнь такова, какова она есть. И больше - ни какова".