"Когда слетятся дрозды". Ригарре (песнь) о падении Трижды Седьмого. Кинраен Дерригге, маллеккин (бард) Терненби.
Октябрь 652 года. Королевство Ронстрад. Юго-восточный торговый тракт.
Серебряное сердце, окованное двумя обручами, лежало в глубине развязанного бархатного мешочка, притороченного к седлу. Пальцы всадника легонько поглаживали его, не доставая на свет, и человек чувствовал тепло - животворящее тепло, которое исходило от этого небольшого предмета.
Дикий плющ опутывал древние придорожные камни, поедаемые глубокой тенью деревьев. В завязях вьюнка сидели, понурив головы, едва различимые фигуры, сквозь которые проросли растения. Это были унылые придорожные призраки потерянных путников. И так вышло, что на них никто никогда не обращал внимания - они стали такой же привычной для взора частью леса, как и листья на деревьях, как ржавые мечи, воткнутые в землю на обочинах - знаки погибших в дороге рыцарей, попадающиеся подчас на пути.
Дорога еще не успела просохнуть после затяжных дождей, и редкие косые лучи солнца, пробивающиеся сквозь густые золотистые кроны, не могли ее высушить. Солнце было уставшим, солнце было старым - оно напоминало сонного толстяка в багряных одеждах и собиралось отправляться на покой перед грядущей долгой зимой. Пока что оно все еще отдавало какое-никакое тепло, но с каждым днем этого тепла оставалось все меньше, будто в медленно остывающем человеческом теле.
Конь перебирал ногами, всадник склонил голову на грудь. Дорожные мешки, притороченные по обе стороны седла на крупе животного, позвякивали на кочках, выдавая, что внутри много стали. Сердце человека, подлинное, которое в груди, с каждым шагом коня будто бы скрипело и позвякивало - оно было омрачено печалью и разлукой. Золоченые шпоры, этот гордый знак рыцарской доблести, сейчас превратились для всадника в мельничные жернова, привязанные к ногам - нести бремя долга для молодого человека становилось все тяжелее.
"...Есть люди, которым срочно нужна ваша помощь и которым вы в состоянии помочь..."
Бывает так, что упомянутая помощь дается весьма нелегко... Спина рыцаря была согбенна, а бордовый плащ свисал с опущенных плеч на бока его коня, будто дряхлая холстина, которой накрывают статуи в пустующих комнатах дворцов и замков. Длинные серые волосы нечесаными прядями выбивались из-под высокого шаперона с перьями. На поясе висели неизменные спутники и соратники странствующего паладина: длинный меч в ножнах и кинжал, но и в них сейчас было бессмысленно искать утешение - всегда полагавшийся на крепость и остроту стали рыцарь впервые не верил клинкам. Вот, что делает с человеком любовь. Она лишает сердце и разум уверенности, душу - покоя, а руку - твердости. Помимо этого, разлука и горечь расставания нередко толкают несчастного в свежевырытую прямоугольную яму глубиной в шесть футов. Ярость на самого себя, свою беспомощность и невозможность что-либо изменить забрасывает его холодной землей, а сожаление воздвигает сверху каменную плиту, на которой выбито: "Смирись, это все ради любви. Наверное...".
Серебряное сердце, окованное двумя металлическими обручами, будто бы на мгновение ожило, и всадник, крепко сжав его в руке, закрыл глаза. Ему представился верхний двор старого замка, заросший густым парком. И там - серо-зеленый пруд, затянутый ковром из опавших листьев. А в пожухшей траве по его берегам разбросаны и забыты, словно надоевшие игрушки, кованые сферы с металлическими сердцами, большими и маленькими, бронзовыми и серебряными, даже золотыми. Но все они в грязи, порченные временем и ржавчиной. У основания старого дуба на мраморном постаменте лежит еще одна сфера - из простого металла, а в ней сердце, грубо скованное кузнецом из разномастных заплат. Это его сердце. Оно не заржавеет под дождями. Оно не скатится с постамента. Это произойдет, только если он умрет... Но нет, он вернется и снимет его собственными руками, а потом скует ее маленькое сердце, которое он носит всегда с собой, вместе со своим, бедняцким сердцем, оставленным ей в виде зарока. Зарока вернуться.
А он вернется, что бы ни пророчил его мрачный полубезумный спутник.
Стоило молодому рыцарю вспомнить о человеке, с которым он был вынужден делить компанию, как пальцы его вздрогнули, и рука мгновенно разжала кованое сердце любимой. Стараясь не выдать волнения, путник проворно завязал тесемки на бархатном мешочке и сложил руки на луке седла. Голова в шапероне опасливо повернулась.
Спутник глядел мимо него, куда-то в пустоту: видимо, ему не было никакого дела до "слабостей" его молодого товарища. Его губы, походящие лишь на пару лишних морщин на иссеченном старом лице, двигались - старик что-то беззвучно шептал. Любого это могло если не испугать, то, по крайней мере, удивить, но его компаньон уже почти привык к подобным странностям. Помимо несколько чудаковатого поведения и манер, старик еще и выглядел весьма примечательно. Его лысая голова, торчащая из складок выцветшего синего плаща, напоминала руину, заброшенную башню, в которой обитает какой-то выживший из ума узник. Узник, уже давно утративший любую надежду обрести свободу и слившийся с обреченностью воедино. Сморщенное лицо мужчины, разменявшего свой седьмой или восьмой десяток, было покорежено старыми шрамами и былыми болезнями, будто проломами и трещинами в старой кладке. Брови нависали над цепкими глазами, точно крытые галереи. Нос походил на откидной мост. Обвисшие седые усы и клочковатая борода были сродни паутине, затянувшей все погреба, и казалось, вот-вот по ним взберется паук.
Старик судорожно кутался в плащ, а его сухие бледные пальцы сжимались на вороте, как вороньи когти. Капюшон был откинут на спину, под плащом проглядывала разукрашенная рыжей ржавчиной кольчуга. Огромный двуручный меч с волнистым клинком торчал в седельной петлице, и его владельца словно не волновало то, что фламберг весьма тяжел и неудобен в обращении, и уж кому-кому, но семидесятилетнему старику с ним точно не управиться. Помнится, он волок его к коню, будто мешок муки. К слову, это было еще не все оружие, которое бывший рыцарь - а лысый обладатель фламберга признался в том, что когда-то принадлежал к благородному сословию - взял с собой! На перевязи слева были закреплены обтянутые неимоверно потертой кожей ножны, и в них - рыцарский меч с золоченой крестовиной гарды; эфес украшала витая роза. Молодой спутник уже давно приметил, что те ножны, как и меч в них, накрепко перемотаны темно-синими лентами, будто раненая рука - бинтами. Он не понимал, для чего нужен подобный изыск для боевого оружия, но также списал это на старческое помешательство.
- Я смотрю, вы неплохо держитесь в седле, сэр,- сказал молодой рыцарь.- И все же я беспокоюсь за вас. Не лучше ли будет сделать остановку? Хотя,- он огляделся по сторонам и даже поежился от вида негостеприимного пейзажа, заливающего путников грязно-пестрыми красками сырой осени,- признаться, здесь не самое лучшее место для привала.
Всадники сейчас ехали по дороге через густой подлесок. По обе стороны от извилистого пути не было видно ничего, кроме скрюченных деревьев и колючих кустов с пожелтевшей листвой. Выросший на балладах и сказках, а также преданный романтичным взглядам молодой рыцарь предположил, что когда-то давно, должно быть, неведомый садовод-великан вздумал вырастить в этой глуши пышный розарий. Было это так на самом деле или нет, понять было решительно невозможно - алые бутоны, если они когда и украшали ветви, давно отцвели, а вот колючки никуда не делись, то и дело цепляя плащи проезжающих под их низкой сенью всадников.
- Не стоит волноваться обо мне, мой юный друг,- отозвался старик, обламывая очередную ветку, которая посмела протянуть к нему свои шипы.- За последнюю сотню лет я не чувствовал себя лучше.
- Но когда мы отправлялись, вы едва передвигали ноги, да к тому же еще и хромали. Я переживаю о вашем благополучии...
Старик сдвинул брови и цинично прищурил глаза.
- Молодой человек, я что, похож на хромого? Или на умирающего?
- Нет, но, когда мы встретились, до того, как вы сели в седло, были похожи и...
- Не был,- категорически отмел даже возможность собственной ущербности старик.- Должно быть, это вам показалось.
"Самодур!- утомленно подумал молодой рыцарь.- С самодурами тяжелее, чем с голодными людоедами".
Тем не менее, старик говорил совершенно серьезно, и вот, что странно: как это ни невозможно, сейчас, спустя лишь полдня после их встречи и знакомства, он действительно выглядел лучше. Хотя еще этим утром под гнетущие раздумья: "И зачем в походе эта обуза?" приходилось помогать ему взбираться в седло, была даже мысль привязать его к высоким лукам, чтобы невзначай не свалился. Но теперь старик, который еще совсем недавно не видел на один глаз и дрожал так, что даже конь под ним исходил судорогами, будто бы даже окреп - сидел прямо, крепко сжимал край плаща, еще крепче - повод. Его нынешний взгляд, уверенный и твердый, а при этом еще и властный, давал понять, что старик считает главенствующим в походе себя, а спутника - кем-то вроде вынужденного сопровождения.
- Я не хочу показаться невежливым, сэр Норлингтон,- возразил молодой рыцарь,- но глаза у меня на месте, и этим утром, в вашей деревне...
- Послушайте, эээ... Джеймс, да?- Старик в очередной раз проигнорировал рыцарское звание спутника, намеренно "позабыв" добавить к имени паладина обращение "сэр".- Вы еще молоды, и потому я прощаю вам вашу назойливость и непочтительность. Но не обольщайтесь: будь вы всего на пару лет старше, я бы без зазрения совести вызвал вас на поединок и поучил бы манерам. Так что начинайте запоминать уже сейчас: порой правильнее бывает смолчать и подумать хорошенько, чем высказывать вслух все, что приходит вам в вашу голову. К тому же, не всегда то, что видят глаза, является таковым на самом деле.
Джеймс оскорблено сжал зубы и нахмурил брови. Наглость, неблагодарность и несправедливость к нему старика его просто ошарашили. Он вознамерился ответить этому сэру Норлингтону самым решительным образом, но, повернув голову, напоролся на холодную и отчаянно издевательскую улыбку. Эта улыбка выдавала то, что старик вовсе не склочный престарелый помешанный, который просто не может не ворчать и не нудить, а хитрый лис, поигрывающий на эмоциях молодого спутника, как на лютне.
- Вы, должно быть, кипите от возмущения, мой юный друг,- прищурился седобородый рыцарь.- И, наверное, спрашиваете себя сейчас, отчего должны выслушивать наставления и поучения какого-то сумасшедшего старика, не так ли?
Джеймс как рыцарь промолчал.
- Молчат люди, которым просто нечего сказать.- Будто забыв свои прежние слова про "правильнее смолчать", заявил старик-провокатор.- Или которые боятся собственных мыслей и слов.
- А, так вы, сэр, выходит, решили, наконец, выяснить между нами все отношения?- Джеймс поравнял своего коня со скакуном спутника.- Так я открою вам правду! Знаете ли, я стою перед нелегким выбором: с одной стороны отвечать на оскорбления и вызовы стариков, тем более совершенно выживших из ума, недостойно рыцаря, но с другой - если старик - также рыцарь, как мне не ответить на оскорбление моей чести? И как мне поступить? Вам ведь сто лет, кажется? Не меньше... Ваш,- здесь Джеймс сделал выразительную паузу,- опыт мне пригодился бы в данном вопросе. Так подскажите, в каком случае моя честь пострадает меньше: если я просто брошу вас здесь на тракте и отправлюсь дальше один, или если проткну перед этим мечом?
Старик почти не моргал, казалось, он не дышит. Джеймс перевел дыхание, и будто пелена спала с его глаз: он даже вздрогнул от собственных слов - столько оскорблений он не произнес, должно быть, за всю свою жизнь, такого дерзкого тона он никогда себе не позволял, а эти угрозы... именно это, ему казалось, бесчестило его сильнее всего. Джеймс потупился и сжал поводья так крепко, что кожа перчаток заскрипела - конечно, он никогда не обнажил бы клинок, чтобы проучить старика. Стыд начал пожирать его, словно стая болотных комаров.
Сэр Норлингтон, глядя на терзания Джеймса, вдруг расхохотался.
- Не ожидал от вас подобных слов, мой юный друг,- снисходительно заверил он.- Я-то предполагал, что вы более благовоспитанны.
- Прошу простить меня, сэр. Это недостойно, и я раскаиваюсь в том, что сказал.
Очевидно, старик и вовсе не воспринимал весь разговор всерьез, а просто занимался тем, что развлекался, подначивая наивного спутника.
- Не нужно корить себя, Джеймс,- великодушно сказал он.- Вы меня знатно повеселили. Я хотя бы узнал, что у вас есть характер, а то все заботы да ухаживания за моей персоной.
- Рад, что вам весело,- хмуро ответил Джеймс.
Старик посерьезнел и покачал головой:
- Я знаю, что вы видите меня лишь в качестве навязанной вам обузы, Джеймс,- сказал он,- и будь ваша воля, вы давно пришпорили бы коня и поскакали вперед, бросив меня, но вы из тех, кто следует долгу и обету до конца. Что с какой-то стороны, конечно, похвально. Но будь я на вашем месте, я бы, лишь взглянув на жалкого старика, который может отдать Хранну душу от любого толчка, если конь всего лишь споткнется, ни за что бы не стал его брать с собой в поход. Кто бы мне там не велел его взять.
- Я должен был...
- Ваш маг над вами просто посмеялся, Джеймс,- сказал сэр Норлингтон.- Уверен, даже при всей вашей наивной благодетели, вы не раз так думали за последние несколько часов. Ну, не мог же мудрый волшебник, который отправляет вас в столь важное и опасное путешествие, действительно навесить на вас столь бессмысленную и обременительную ношу. Как думаете, зачем он велел вам взять меня?
- Вы уже были там, куда я направляюсь?- предположил Джеймс. Старик озвучил едва ли не все мысли, успевшие его посетить. Молодому рыцарю стало любопытно, к чему же он ведет.
- Да, я был. Но дело не в этом. Точнее, не только в этом. Быть может, ваш маг не доверяет вам?
- Что?- оскорбился Джеймс.- Как вы смеете? Я предан своему долгу, своему сюзерену и кодексу рыцарского братства...
- Быть может, именно в этом все дело?- хитро поинтересовался старик.
- В чем?
- В том, что вы слишком преданы этому кодексу? Так преданы, что вас от вас же самого, Джеймс, кому-то нужно защитить.
- Что за бред?
- Ваш маг знает вас. Знает, как слепо вы чтите кодекс рыцарского братства. Знает, как вы молоды и, делая на вас свою ставку, он опасается, что слепое следование кодексу, рискует обречь все предприятие на провал, ведь... - не перебивайте меня, вы же рыцарь! Где ваши манеры? - ведь он, ваш этот маг, живет на свете долго, он видел, как пишутся многие кодексы. И знает их истинную суть. И он знает, что вас ожидают грязные, двусмысленные перипетии на вашем пути, которых вы, уж простите мне мою прямолинейность, не переживете, потому что вы - мальчишка, вы - хуже того - восторженный мальчишка, вы - и это намного хуже! - склонный к идеализированию и на этой почве впаданию в крайности восторженный мальчишка. И весь поход ваш закончится в тот миг, когда перед вами предстанет выбор: умереть или пожертвовать вашей этой хваленой честью. Вот за этим я здесь, чтобы помочь вам выжить. Вы верно подметили про мой возраст (хоть и несколько обсчитались) и мой жизненный опыт. Уж поверьте, вам есть, что услышать от меня, а мне есть, чему вас научить.
- Сэр,- со злостью сказал Джеймс.- Со всем моим уважением, но я не нуждаюсь в ваших уроках. И вам может показаться, будто я отвергаю ваш опыт из детской гордыни и тщеславия, но на деле - то, чему вы вознамерились меня научить, претит мне. Как жертвовать честью ради выживания? Благодарю покорно. И если у вас есть какие-либо сомнения, отчего я вас взял, то я их развею. Вы были в том месте, куда я направляюсь. Вы знаете местные обычаи и нравы, знаете дорогу: вы - мой проводник и моя карта. Но ни в коем случае - не мой наставник-гаэнан, а я - не ваш аманир. И все ваши домыслы касательно того, отчего именно мессир Архимаг велел мне взять вас с собой, это - лишь ваши домыслы.
- Вовсе нет,- старик выглядел раздосадованным.- Он знает, что в том месте, куда мы отправляемся, все лгут, все претворяются. Вы же, в свою очередь, никогда не сталкивались с настоящим обманом и действительно гибельными интригами. Вы почти всю вашу жизнь, Джеймс, были в обществе вашего магистра, сэра Ильдиара де Нота, который как мог оградил вас от подлинного зла. И это именно он будет виноват в том, что однажды вас подло убьют те, кому вы по своему прекраснодушию доверитесь. Он не научил вас действительно важному.
- И что же действительно важно, по-вашему?- ехидно спросил Джеймс.
- Как не верить. Как сомневаться. Как распознавать ложь. Как отличать тех, кто пытается прикинуться. Ильдиар де Нот научил вас верить, но не научил думать. Именно для этого я здесь. Взгляните туда. Что вы видите?- Старик указал бледным пальцем на заросли сиреневых цветов в колючем кустарнике, который по обилию шипов напоминал капканы у обочины дороги.
- Чертополох.
- Нет, не верно. Это всего лишь пурпурные розы, растущие в лесах близ гор Дор-Тегли. Если бы здесь сейчас зацвел чертополох, нам было бы несдобровать, ведь "где расцветет чертополох, там встанет дух, что зол и плох, там встанет тьма и клуб тумана, там пробудится зверь обмана..." и так далее и тому подобное.
Джеймс возвел глаза к небу.
- Это суеверие,- сказал он.- Я много раз видел цветущий чертополох, и ничего плохого не случалось.
- Неужели?- прищурился старик.- Но речь не о проклятом цветке, а о том, что мы видим, и о том, что нам кажется, что мы видим. О разнице между этими понятиями. Учитесь думать, друг мой Джеймс. Учитесь сопоставлять факты и делать выводы. Издалека редкие пурпурные розы напоминают чертополох, но при этом вовсе не обязательно колоться шипами, чтобы увидеть разницу.
- Я полагаю, что для вас, быть может, разница эта и существенна,- недовольно пробурчал молодой рыцарь.- Но у меня нет времени пережевывать уже познанные истины, ведь в данный момент я занят спасением жизней, и любое промедление может стать роковым. Я не ребенок, я давно получил шпоры, и мое звание...
- Ни то, ни другое не прибавляет ума, лишь тяжесть на ногах, да бахвальство на лице.- Старик улыбнулся в седую бороду и тронул поводья, подгоняя своего коня, тем самым давая понять, что разговор или, правильнее будет сказать, урок окончен.
- И вовсе я не зануден,- донеслось до оторопевшего Джеймса.
Молодой рыцарь собрался было ответить, но сэр Норлингтон снова взялся бормотать себе под нос что-то, теперь уже совсем непонятное, правда, несколько громче, чем раньше:
- Нет, не тебе судить! Пока мальчишка со мной, я за него отвечаю! Особенно осенью, когда все двери и дороги открыты... Один неверный шаг, и сам Бансрот не отыщет следов... Эта осень...
На сей раз Джеймс счел за лучшее промолчать, а оскорбления старика, теперь он уже был уверен, вообще не стоят внимания: судя по всему, склочность и грубость - неотъемлемая часть его характера и натуры - что же, теперь из-за каждой насмешки впадать в ярость? К тому же, с каждым подобным приступом бормотания, Джеймс все более укреплялся в том, что помешательство престарелого рыцаря неподдельно. О чем и из-за кого сам с собой спорил сэр Норлингтон, он не стал выспрашивать.
Сэр Джеймс Доусон, паладин ордена Священного Пламени, еще об этом не догадывался, но урок, данный его спутником, не прошел просто так. В его голове пустила корни и теперь бурно, словно тот самый великанский розарий, разрасталась мысль: "Многое - отнюдь не то, чем кажется".
На лес, будто старый занавес в мрачном театре-балаганчике, опустилась ночь. Место, выбранное для ужина и ночлега, располагалось не слишком далеко от тракта, но при этом оставалось незаметным для всех, кому бы ни вздумалось проезжать мимо. Кони были расседланы и паслись, привязанные к ближайшим деревьям.
Старик определенно был безумен: сняв дорожные мешки и седло, он откупорил винную бутыль, которую таскал с собой, будто гордый трофей, и влил немного черной вязкой жидкости коню в пасть, после чего засунул ему в правое ухо завязанный узлом шелковый платок.
- В ваши времена конокрады перевелись?- насмешливо спросил он у оторопевшего спутника, так и застывшего с открытым ртом.
- Нет, но неужели все это помешает цыганам или разбойникам...
- А я опасаюсь не цыган или разбойников, мальчик,- сказал сэр Норлингтон, но объяснять подробнее не стал.
С костром старик также возился сам и, прежде чем высечь огнивом искру, на глазах у удивленного Джеймса положил к сложенным сучьям пару винных ягод.
- Чтобы горело тихо и лишних искр не давало - Чужие слепы на такие костры,- пояснил он, и было непонятно, кого он имел в виду под словом "чужие": то ли просто чужаков, то ли еще кого, но прозвучало это весьма недобро...
Костер действительно был не слишком ярким - как масляная лампа, но давал тепла столько, что озябшие кости странников быстро согрелись. На огне пыхтел котелок, в котором уже набухала пузырями похлебка, сдобренная кусками вяленого мяса: запас нехитрого провианта Джеймс пополнил еще в деревне Сторнхолл, где отыскал ворчливого старика Прока Хромого, чьи гордыня и чувство собственной важности скоро сделали из него "сэра Прокарда Норлингтона". Уставшие за полдня верховой езды путники, расстелив на земле плащи, уселись поближе к костру отдыхать.
Некоторое время сидели молча. Беседа как-то не завязывалась, а может, оба рыцаря просто слишком утомились в пути, чтобы тратить силы еще на разговор. Джеймс чувствовал, как гудят от усталости его собственные ноги, с трудом представляя, каково сейчас может быть отвыкшему от дальних дорог старику. Должно быть, один этот сегодняшний переход с его стороны был настоящим подвигом. Паладин в очередной раз задался вопросом: как так вышло, что Прокард Норлингтон с такой легкостью согласился отправиться с ним в поход, и как связан с ним Архимаг Тиан. Давнишнее послание от мессира не давало никаких ответов:
"...Вы не будете одиноки в своем поиске. Вам помогут. На самом востоке графства Дайканского и Онернского, на пересечении Горного тракта и дороги к трактиру "Пьяный гоблин", лежит деревня Сторнхолл. Там вы должны найти одного человека. Его зовут Прок Хромой, но не это его настоящее имя. Он дряхлый старик, но не это его подлинный облик. Вы должны приехать и сказать ему слово в слово: "Вы вернулись из похода, сэр рыцарь". После вы объясните ему всю ситуацию, и он вам поможет...".
- И все же, сэр, отчего вы согласились помочь мне?- паладин, наконец, решился задать один из мучивших его с самого утра вопросов.- Я подозреваю, что с вашей стороны в прошлом был дан некий обет... Ведь не просто же так вы собрали вещи и в одночасье оставили дом, едва услышав о моей просьбе?
После отповеди, что Джеймс получил на тракте, ему так и не удалось разговорить спутника - тот был слишком занят своими мыслями и лишь изредка бормотал что-то невразумительное, в остальное же время молчал, точно воды в рот набрав.
- Вы так и не рассказали о своей причине помогать мне,- продолжил Джеймс.- Вы знакомы с человеком, которого я ищу, сэром Ильдиаром де Нотом, графом Аландским?
Сэр Норлингтон отвел глаза, и его молодой паладин уже решил, что тот снова предпочел его игнорировать, но тут старик ответил:
- Нет, но в некотором смысле мне довелось знать его отца.
- Сэра Уильяма?- голос Джеймса дрогнул. Меньше всего на свете он любил сообщать кому-то дурные вести, полагая, что это удел лишь ворон, каркающих под окном.- Тогда, боюсь, вам будет горько услышать о его безвременной кончине...
- Уильям де Нот?- удивился старик.- В своей глуши я совсем ничего не слышал о нем. Как он умер, позвольте узнать?
- Его предательски убили. Это сделали Кевин Нейлинг, подлый сынок барона Фолкастлского, и его прихвостни. Мне горько говорить это, но перед тем, как заколоть старого графа мечом, над ним жестоко издевались. Мерзавцы пытали его.
- Печально слышать подобное. Уильям де Нот был хорошим человеком и храбрым рыцарем. Он меньше чем кто-либо из нас заслужил такой участи.
- Если это хоть немного смягчит вашу печаль, то знайте, что его смерть не осталась без отмщения - убийцы ненадолго пережили свою жертву,- со злостью добавил Джеймс, но Прокард Норлингтон словно потерял нить разговора, крепко задумавшись о чем-то.
- Когда вы с ними в последний раз виделись,- наконец, начал он,- Ильдиар все еще называл его отцом?
- Да, конечно. Почему вы спрашиваете?
- Я это к тому, юноша, что у меня стало на одну причину больше помогать вам. Кто-то же должен...
Сэр Норлингтон вдруг резко оборвал свою фразу, и Джеймс, уже научившийся распознавать эту перемену настроения в своем спутнике, понял, что сегодня ничего больше выяснить не удастся. Решив провести остаток вечера с пользой, он взял в руки ложку и от души зачерпнул из котла ароматной похлебки с мясом.
- Кто-то же должен...- донеслось до жующего рыцаря негромкое старческое ворчание.- Если уж ты сам не удосужился... Вот я и пригожусь, наконец...
Ночь прошла спокойно - никто не потревожил паладинского сна, а догорающий костер давал достаточно тепла, чтобы не замерзнуть. Поднялись путники рано - утренняя прохлада дала о себе знать, забравшись под плащи холодными и влажными пальцами. Наскоро перекусив остатками вчерашнего ужина, рыцари двинулись в путь вместе с первыми лучами солнца. Рассветное зарево раскрашивало и осенние листья деревьев еще и багровым. Дорога начала петлять, словно заяц, сбивающий со следа охотника, и Джеймс каждый раз внутренне напрягался, наблюдая, как остается за спиной очередной поворот. Что за опасности готовит им следующий?
Путники оказались в совершенно дикой местности в множестве миль от ближайшего города, Восточного Дайкана. И пусть пока они не встретили на своем пути никого, кроме пары крестьян на груженой репой телеге да небольшой группы странствующих торговцев с охраной, все же нужно было быть начеку.
В противоположность растущему беспокойству Джеймса сэр Норлингтон вел себя так, словно дорога его и вовсе не интересовала. Пустив коня неторопливой рысью вслед за скакуном сэра Доусона, старик вдруг принялся забрасывать юношу вопросами о его детстве, о родителях, об обучении в Белом замке, о службе оруженосцем, а после и рыцарем-камердинером при великом магистре. Впрочем, Джеймс и сам рад был отвлечься от терзавших его тревожных мыслей. Он охотно делился своими воспоминаниями, в том числе поведал с горечью в сердце и о трагичных событиях последних дней, выложив все как есть, без утайки. Собеседник слушал его очень внимательно, несколько отвлекаясь лишь, когда речь заходила о сэре Ильдиаре. В этих случаях сэр Норлингтон словно забывал, что у него есть спутник, принимаясь бормотать себе под нос что-то не слишком вразумительное, вроде: "Ну конечно же... Те же упрямство и глупая гордость... Мог бы и сам догадаться... Осел порождает осла и ждет, что у того отпадут уши...". Но молодой рыцарь уже привык не обращать внимания на эти, будто сами собой слетающие с губ старика слова.
А между тем, неспешно беседуя, они выехали из леса и оказались в просторной долине. По обеим сторонам тянулись залитые солнцем огненно-рыжие холмы, а убегающая вдаль дорога терялась где-то впереди, в очередном распадке.
- Вот вы говорите, мой юный друг,- прищурился старый рыцарь,- что во всем следуете своему кодексу. Но так ли это, и возможно ли ко всем жизненным случаям применить один-единственный свод закостенелых правил?
Вопрос прозвучал для Джеймса несколько неожиданно - он-то полагал, что данную тему они закрыли еще вчера.
- Конечно, сэр,- тем не менее, ответил молодой рыцарь, не ожидая подвоха.- Долг каждого истинного паладина - почитать кодекс выше собственной жизни и следовать ему всегда, иначе как можем мы именоваться святыми воинами и носить шпоры? Тому, кто не чтит кодекс, скорее подойдут борона и плуг, чем рукоять меча и копейное древко.
- Даже шуты не смешат так, как смешит детская наивность,- поморщился старик.- Мальчишка из ордена мальчишек! Безнадежный идеалист, даже не пытающийся рассуждать. Признаться, я полагал, что подобные невежды перевелись еще в далекие времена моей молодости, и их обглоданные кости давно белеют по обочинам трактов.
Старик очевидно уже прекрасно изучил, как задеть своего молодого спутника.
- Вы...- вскинулся Джеймс.- Знайте, что я не потерплю насмешек над святыми братьями...
- Уж не теми ли, без сомнения, достойными рыцарями, что изгнали вас из зала конклава?- ехидно уточнил сэр Норлингтон.- Не теми ли, кто отвернулся от своего великого магистра, не успела осесть пыль от подков его коня?
- Сэр, не все братья такие,- только и нашелся, что ответить на это Джеймс,- орден не заканчивается на предателях и малодушных.
- Вот я и говорю: думайте!- Сэр Норлингтон внимательно посмотрел на спутника - проняло или нет?- Нет ничего более бездумного, чем служить не человеку, не стране, не даже себе самому, но - догме. Догме, которая полагается ответом на любые вопросы и решает за тебя, кто виноват, а кто прав. Которая слепо делит людей на страждущих праведников и ждущих удара меча негодяев, не позволяя заметить, что все не так просто. Которая изжила себя еще три сотни лет назад и в которую не верили даже те, кто ее писал.
- Вы говорите такое про паладинский кодекс? Но... вы же сами рыцарь!
- Был им,- поспешил уточнить старик.- Осталась лишь привычка именоваться, да и та дырява, словно изрешеченная стрелами кольчуга. Я полагаю, что любой, в особенности тот, кто берется судить, помогать, карать и щадить, должен иметь голову на плечах. И не только для того, чтобы носить на ней шлем.
- Но до сей поры следование кодексу не вызывало у меня вопросов, сэр Норлингтон,- заупрямился Джеймс.- Благодаря кодексу и тем, кто оставался верен его заветам, была выиграна война с некромантами Умбрельштада.
- Насколько я могу судить, война, как вы говорите, была выиграна потому только, что некроманты Умбрельштада по какой-то своей причине не планировали уничтожение Ронстрада - у них были свои непонятные непосвященным цели, и нападение на Элагон и Дайкан - всего лишь части более масштабного плана. Иначе сейчас все королевство лежало бы в руинах, а ваш наивный скелет ни за что не хотел бы внимать наставлением моего мудрого и просвещенного скелета.
- Я не собираюсь спорить,- сказал Джеймс.- Но я считаю иначе...
- О, еще бы. Один хорошо знакомый мне сквайр в молодости также был романтиком, любителем пыльных баллад и изживших себя высокопарных законов,- тяжело вздохнул старик,- пока однажды не случилось то, что разбило его веру в любые непреложные истины. Странствуя по тогда еще молодому Ронстраду, он стал свидетелем некоей сцены, произошедшей на тракте. Несколько весьма непритязательного и неблагонадежного вида человек тащили мешок. В мешке, судя по крикам и неистовому дерганью, а также по голым женским ногам, торчащим из него, была несчастная, похищенная мерзавцами. Наш будущий рыцарь велел им остановиться и опустить мешок на землю, но негодяи ответили отказом. Они велели ему убираться прочь, не лезть не в свое дело и не мешать исполнять им благое дело. Тогда сквайр поинтересовался, что же это за такое благое дело, и один из них, самый мерзкий, обладатель лживой ухмылки и бегающих глаз, заявил, что они поймали хитрого тролля и несут его к магу, который живет неподалеку в своей башне, и он, мол, разберется с тварью по-своему. Женщина меж тем вопила и молила помочь ей! И чем дольше она билась, тем сильнее хмурился сквайр, и тем заметнее нервничал этот сброд. Будущий рыцарь велел негодяям открыть мешок, чтобы он смог убедиться в том, что там действительно тролль. Те косились на своего мерзкого главаря, с каждой секундой ситуация накалялась все сильнее, и вдруг главарь отступил и кивнул своим людям. Те нехотя опустили мешок на землю, выставили перед собой ножи и дубины. Один из них развязал тесемки. Мешок спал, и из него выползла растрепанная, заплаканная молодая и довольно красивая женщина с исцарапанным лицом и изрезанными руками. Она выглядела истерзанной и несчастной и была совершенно обнажена. Сквайру стало невероятно жаль бедняжку, и он впал в справедливую ярость. Он поднял меч и двинулся на негодяев, но их главарь закричал: "Гляди! Гляди! Хвост!". Сквайр замер. И только тогда заметил, что женщина поджимает под себя, пытаясь скрыть его, длинный хвост, похожий на коровий. Будущий рыцарь открыл рот от удивления и опустил меч. Это действительно была троллиха. И в этом не могло быть сомнений, ведь он был научен о красивых женщинах с хвостами, которые порой выходят из леса или спускаются с гор и приходят на ярмарки, чтобы украсть человеческих детей и для прочих мерзостей. Она плакала и вопила, тянула к нему свои руки, косилась на чащу по левую сторону тракта, но ее быстро засунули в мешок обратно. Эти люди сказали ему правду: они действительно изловили монстра. Сквайр отпустил их и пожелал доброй дороги. Скажите мне, Джеймс, он поступил правильно?
- Конечно!- не раздумывая, согласился паладин.- Истребление мерзких тварей, которые прикидываются людьми, чтобы вредить настоящим людям, - это долг каждого рыцаря. Наш гаэнан в ордене, сэр Теплинг Вырыватель Клыков, часто говорил: "Каждая убитая вами тварь - это десятки спасенных жизней"!
Сэр Норлингтон поморщился от напыщенности тона и велеречивости слов спутника, но продолжил:
- Тот молодой сквайр считал точно так же. Он поступил согласно своим убеждениям и даже не попытался задуматься, что только что сделал. Люди с пойманным троллем уходили все дальше, а из мешка раздавался плач. Оттуда звучали приглушенные крики: "Мои дети! Мои маленькие дети! Они умрут без меня..." И тогда сквайр понял, что он может избавить мир от еще нескольких тварей. Он вспомнил те взгляды, которые троллиха посылала в сторону чащи, и с мечом наголо устремился прямиком туда. Он бродил несколько часов по лесу, пока не обнаружил огромную древнюю ель, а у ее корней - небольшое логово, в котором увидел пятерых троллят. Трое чумазых мальчишек с грубой серо-зеленой шкурой, растрепанными волосами и торчащими короткими клыками, старшему на вид было около пяти лет, все остальные и того меньше. Девочка, которая с его приближением стала вдруг словно бы обычным человеческим ребенком. Она держала на руках младенца-тролленка, совсем голого и походящего на шевелящийся валун, поросший мхом. Дети косились на объявившегося сквайра волком, их губы тряслись от страха, а глаза были полны ужаса. Старший мальчишка закрыл собой младших детей и зарычал. Он сжимал в руке еловую шишку, наивно выставив ее перед собой и пытаясь защититься. Сквайр подошел к ним и поднял меч...
- Хватит!- Джеймс прервал старика.
- Что?- недобро усмехнулся сэр Норлингтон.- Вам не любопытно, что произошло дальше?
- Я знаю, что произошло. Я не хочу слушать подробности убийства детей...
- Что так?- удивился старик.- Но они ведь не были детьми. Это же тролли! А как же "Каждая убитая вами тварь - это десятки спасенных жизней"?
- Замолчите!
- Нет. Я все же расскажу, что было дальше. Что бы вы себе там ни надумали, наш сквайр оказался... как бы это так выразиться... трусом, недостойным гордого звания рыцаря. Он, видите ли, не смог зарубить тех детей. А еще он был так глуп, что заговорил с ними. И мерзкие твари рассказали ему, как местный волшебник узнал о том, что в лесу живет женщина из рода троллей и возжелал заполучить ее. Он послал своих головорезов, и те отыскали их, и тогда, чтобы детей не убили, их мать убежала и отвлекла тех людей. И тогда они ее схватили. Сквайр недоумевал, зачем это волшебнику понадобилась троллиха, и девочка рассказала ему то, что услышала от мамы. Что, мол, маг хочет, чтобы женщина из рода троллей родила ему сыновей, чтобы они унаследовали инстинкты и несокрушимость троллей и его магический дар. И с такими сыновьями его род, как он считал, будет непобедим. А когда она родит ему их, он ее убьет. Слушая девочку, сквайр осознал, что совершил, позволив тем людям утащить женщину в мешке. Тогда впервые, глядя на заплаканные лица маленьких троллей, он понял кое-что из того, чему его не обучал его господин-рыцарь, кое-что, чего многие не удосуживаются понять за всю свою жизнь. Тогда он понял кое-что о тварях...
- Мне жаль, что все так обернулось,- сказал Джеймс,- жаль тех детей и ту женщину, но ведь каждый может ошибиться, и это еще не повод отрицать кодекс!
- А кто сказал, что я его отрицаю?- хмуро спросил сэр Норлингтон.- Я лишь говорю: не следует слепо и бездумно полагаться на какие-то догмы, слушайте доводы разума, слушайте свое сердце, слушайте других людей - и только тогда решайте. А неумеха-сквайр в тот день впервые стал задумываться. Он отправился прямиком в башню мага, похитившего женщину-тролля. Он ворвался туда и, разумеется, встретил сопротивление: полтора десятка головорезов на побегушках у волшебника едва не отправили его на тот свет - он был неопытен, неумел, но каким-то образом все же одолел их всех. Он проник в спальню мага в самый последний момент - коварный волшебник уже намеревался силой овладеть рыдающей женщиной. И тогда наш сквайр с криком "Не тронь ее!" бросился на недоуменного чародея и вместе с ним вылетел из окна башни. Это был третий этаж, и сквайр вместе с магом встретили землю. Волшебник умер почти мгновенно, а рухнувший на него мальчишка расшибся так, что почти все его кости были сломаны. Он потерял сознание с твердой уверенностью, что больше не очнется. Последней его мыслью была надежда на то, чтобы бедняжка выбралась из башни. А потом он пришел в себя. В лесу. У корней древней сосны. Он был весь закутан в мох, и все его кости болели, но он был жив. Женщина-тролль, которую он спас, утащила его в чащу и выходила. Ей помогали в этом ее дети. И знаете, что она мне сказала тогда, Джеймс?
- Что?- глухо спросил молодой рыцарь.
- Что в тот день она впервые поняла, что не все люди - монстры.
Джеймс погрузился в мрачные раздумья.
- Вы хотите сказать, что кодекс - ложь?- со злостью в голосе изрек он спустя минут пять недоброго молчания.- Что он не нужен?
Сэр Норлингтон многозначительно взглянул на Джеймса:
- Запомните, мой добродетельный друг: из двух крайностей - следовать догме или слепо отрицать ее - последнее не менее пагубно, ибо подобное и есть та же самая догма, лишь перевернутая с ног на голову, извращенная и испорченная. Это как вместо того, чтобы свернуть в сторону и объехать препятствие, ты вдруг поворачиваешь назад. Подобный путь никогда не приведет к цели и не прольет свет ни на одну истину. А правда и ложь отличаются между собой тем...
- Различать правду и ложь я умею не хуже вас,- раздраженно перебил Джеймс.
- Неужели?- не остался в долгу старый рыцарь.- До сей поры вы, мой юный друг, упрямо не замечали даже того, что у вас под ногами...
Джеймс еще некоторое время ехал молча, обдумывая услышанное. Конь его, уже и без того давно перешедший на медленный шаг, вдруг споткнулся. Джеймс посмотрел вниз и обомлел - торного пути, по которому они ехали с самого утра, как не бывало! Покрытые красной травой окружающие холмы щерились крутыми оврагами. Тут и там из земли вырастали громадные растрескавшиеся валуны, поросшие пурпурным мхом, - они походили на сказочные великанские надгробия. Без сомнения, путники каким-то образом умудрились свернуть с тракта и теперь заблудились! А быстро темнеющее небо лишь усугубляло их положение.
- Как так получилось, что мы потеряли дорогу?- Джеймс повернул голову, пытаясь разглядеть спутника.
Старик, хоть и находился всего в двух шагах от молодого рыцаря, сейчас казался черной тенью, вырезанной из полотна мрака. Джеймсу вдруг померещилось, будто он потерял не только путь, но и спутника, а его место занял сплетенный из черного дыма призрак, который и привел его на эти холмы, чтобы сожрать его тело и полакомиться душой.
- Наконец-то заметили?- усмехнулся сэр Норлингтон - нет, все же это не черный дух, а все тот же ворчливый старик.- Определенно, вы делаете успехи, мой юный друг. Я понял, что нас уводят с тропы еще днем, когда вы с нее сошли. Я лишь следовал за вами. Одно то, что с самого полудня нам с вами никто не попался навстречу, уже должно было вас насторожить.
- Заметили? Уводят? Что все это значит?- с тревогой в голосе потребовал ответа молодой рыцарь, разглядывая ковер черных опавших листьев, которыми был засыпан весь холм, на склоне которого они находились. "Листья, но без деревьев",- странная мысль возникла внезапно, как судорога.
- Вы были так уверены в себе и в своих глазах, юноша, что я посчитал неправильным думать за вас,- отозвался старик.- Мне показалось, что вы и сами способны определять нужное направление. Может, я в чем и ошибся, но возвращаться назад, как вы уже, наверное, поняли, не в моих правилах.
- Ваше стремление поучать меня при любом удобном случае скоро выйдет боком нам обоим!- не выдержал Джеймс. Ему до смерти надоело выслушивать нравоучения, как он полагал, вовсе незаслуженные.- Уже вышло! Я и без ваших очевидных истин прекрасно понимаю, что мы очутились здесь не просто так! Я следил за дорогой! Я все время на нее глядел!
- И, тем не менее, мы на бездорожье,- прищурился старик.- Тем не менее, мы здесь.
- Немедленно отвечайте, что вам известно об этом месте!
- Ничего,- проговорил сэр Норлингтон.- Ровным счетом ничего. Кроме того, что нас сюда свернули.
- Свернули?- Паладин почувствовал, как мерзкий холодок пробежал по спине, в то время как ветер прошелся по вершине холма, шевеля ковер из листьев, но, странное дело, не разметывая их и не поднимая в воздух.- Но... кто, как и зачем?
- А вот это мне не менее интересно, чем вам.
Джеймс покосился на спутника и с удивлением отметил, что огромный фламберг извлечен из ременной петли и уложен поперек седла старика. Джеймс даже не заметил, как его товарищ приготовил оружие. Взгляд старика был мрачен, как никогда. Глубокие тени, казалось, и вовсе пожрали глаза сэра Норлингтона. Он оглядывал холмы, а еще корни. Все верно: то, что издали напоминало изломы и трещины камней, вблизи оказалось переплетенными, будто черно-пепельная древесная паутина, корнями. Корнями, но без деревьев. Все простирающиеся до горизонта холмы были затянуты ими, будто великанские головы - волосами. Джеймс поймал себя на мысли, что отчего-то слишком часто за последнее время думает о великанах...
- Сэр Норлингтон,- с дрожью в голосе пробормотал Джеймс.- Мое предчувствие подсказывает мне, что - и вы можете смеяться надо мной сколько угодно! - где-то поблизости живут... великаны!
- Ваше предчувствие вас обманывает, мой юный друг,- безоговорочно заверил старик, все так же глядя вдаль.- Уж здесь, полагаю, живет некто намного хуже...
Конь сэра Норлингтона шагнул вперед, подковы ступили на корни, отозвавшиеся, будто вздохом, протяжным скрипом.
- Если хуже, то отчего же мы продолжаем...- начал было Джеймс.
В том, что ранее казалось ему черными опавшими листьями, он со смешанными чувствами вдруг различил неподвижных птиц. Тысячи черных пернатых безмолвно глядели на незваных гостей. Они сидели так плотно, что напоминали ковер из смоляных перьев и поблескивающих в закатном свете клювов. Десятки тысяч глаз насквозь пронзали застывшими взглядами всадников.
- Птицы,- прошептал Джеймс, меч его с легким шорохом пополз из ножен.- Что это за птицы? Во́роны?
Старик поглядел на него и негромко проговорил:
Пока меч оплетен, в его клюве сотня угроз.
Пока меч оплетен, отложи на завтра погост.
Но лишь меч извлечен, под тобою разрушится мост.
Но лишь меч извлечен, проткнет клювом тебя...
- ...Черный дрозд,- продолжил Джеймс.- Но почему их здесь так много? И почему они не шевелятся?
- Это уцелевшие путники с разбившихся кораблей,- пробормотал старик.
- Море?- удивился Джеймс. Он перестал что-либо понимать.- Откуда здесь корабли?
- Это незваные гости, переступившие порог без разрешения.- Сэр Норлингтон глядел на птиц, они глядели на него.
- Я не...
- Это Чужие, которых отвергла Осень.
- Хватит!- воскликнул Джеймс - ему стало действительно жутко.
- Вы же сами спрашивали, мой друг.
- Да, но я не просил нагонять на меня страху. Откуда здесь столько птиц?
- Из-за черты. Сейчас... Осень.
- Вы прекратите говорить загадками? Отчего они не пошевелятся? Отчего не взлетают?
- Должно быть, потому, что не хотят подниматься в чужое для них небо.
- Чужое?
- "Пока меч оплетен...". Вы ведь тоже знаете эти строки...
- Детская считалка? Но какая связь...
- Детские считалки из старых сказок, которые из старых легенд, которые из старых дневников, которые из старых времен. Быль прошлого отражается в, как порой кажется, пустых словах настоящего.
- И что значит эта считалка?- Клинок Джеймса мгновенно вернулся в ножны, так и не успев их полностью покинуть.- Оплетенный меч. Как у вас?
- Не так прямолинейно, но в каком-то смысле. Здесь имеется в виду обет. Если ты живешь клятвой, то и она живет за тебя. Вместо тебя.
- Сэр Норлингтон, мне кажется, сейчас не время для очередных уроков и заумного философствования. Нам нужно повернуть и искать выход на дорогу.
- Нет,- отрезал Прокард Норлингтон.
- Вы что, собираетесь держать путь через эти холмы, где сидят эти...
- Так и есть.
- Вы спятили,- с сожалением, что эти слова сорвались с его языка так поздно, сказал Джеймс.
- Но именно вы, мой юный друг, явились за помощью к безумцу,- усмехнулся старик.- Так что я не одинок.
- Что ж, сэр Норлингтон,- сказал Джеймс.- Вы своего добились. Боюсь, я не в настроении ни выслушивать ваши наставления, ни разгадывать ваши загадки. Вы вольны делать то, что вам заблагорассудится - пускать коня с оврага, направлять его через холмы, покрытые птичьими стаями и блуждать дальше по бездорожью. А я, в свою очередь, возвращаюсь обратно и буду искать тракт.
- А что будет, если вы его так и не найдете?
- Я дождусь утра и поеду строго в ту сторону, откуда поднимается солнце, пока не доберусь до гор Дор-Тегли, и вдоль них двинусь на юг к степям Со-Лейла, а оттуда - дальше на восток.
- Неплохой план,- прищурился сэр Норлингтон.- Но, боюсь, он не сработает.
- Что ж, вот я и проверю.
- Тогда сперва скажите мне, что передать от вас сэру де Ноту?- бросил спутнику в лицо, будто насмешку, ехидный вопрос сэр Норлингтон.- Да-да, не удивляйтесь так. Мне нужно знать, потому что будет обидно, если после стольких ваших ребяческих переживаний по поводу его спасения, он не получит от вас ни слова, когда я расскажу ему, как сотни черных дроздов растерзали ваше тело за считанные мгновения, когда вы попытались покинуть их вотчину.
Джеймс сверкнул глазами:
- Зачем весь этот цирк, сэр Норлингтон? Почему просто не сказать, что птицы не отпустят нас? Вам доставляет удовольствие потешаться надо мной? Или мой труп должен был бы сожалеть об очередном проваленном в вашей компании испытании?
- А теперь слушайте меня, Джеймс Доусон, паладин из ордена Священного Пламени.- Шутливый тон старика стал угрожающим и резким; его голос теперь напоминал звук, с каким волочат по дощатому полу сундук.- Внимайте, ибо я перестаю говорить, как вы выражаетесь, загадками. Вы невежественны, глупы, наивны и воспитаны на принципах таких отвратно-куртуазных и слезливо-добродетельных, что от них даже розы вянут. Мне неведомо, чему вас учили в Белом замке, как вас наставлял Ильдиар де Нот, но насколько же нужно быть непроходимым болваном, чтобы владеть сведениями - да, к примеру, "детская считалка"! - и не видеть ничего дальше собственного носа. Забудьте романтику баллад, взгляните на них с иной стороны, различите кровь и боль, убийства и смерть, тварей в людских обличьях, с людскими душами, различите мечи так почитаемого вами святого братства, проливающие реки крови. Жизнь в рыцарстве - это вечная война, это жестокая война, а еще это грязная война, потому что чистой и сбрызнутой духами войны не бывает. Вы видите романтику и подвиги, какую-то поэзию во всем этом, вы видите пруды, затянутые лилиями, и проглядывающие из-под воды лица прекрасных дев, и вы мните их изумительными духами, но это утопленницы. Если вы видите женщину в воде, не спешите восторгаться, задумайтесь сперва, кто ее туда засунул. Вы заковываете сердца в металлические клетки - да, я заметил ваш предмет обожания в мешке, - но вы видите в этом знак любви, в то время как это отнюдь не сердца, а наконечники пик - стоит лишь сферу перевернуть. Старые заветы братства забыты. Нет, хуже - они искажены, будто под некромантовыми зеркалами. Могилы с мечами, могилы с мечами, могилы с мечами. Отзовитесь из своих ям, братья, и посмейтесь вместе со мной. Я - последний помнящий заветы истинного рыцарского братства паладин Ронстрада.
- Вы ведь не можете быть из числа легендарных старозаветных паладинов...- задавленный откровенностью и напором сэра Норлингтона тихо и неуверенно проговорил Джеймс.
Удивление и неверие сэра Доусона были понятны: рыцари старых заветов давно уже все лежали в земле, и жили они лишь на страницах замшелых легенд. Баллады, предания, тканые гобелены - лишь там еще можно было встретить старозаветного паладина. Истории об их подвигах даже по меркам наивного Джеймса были столь нереалистичными, что он их воспринимал не более, чем красивые сказки. Действительно, ведь как можно было поверить в то, что некий рыцарь из-за какого-то завета отрубил себе голову и жил год без головы, после чего отыскал ее и прицепил обратно? Или в то, что другой рыцарь умел превращаться в ворона и летал за живой водой в страну смерти? Или в то, что еще один рыцарь отправился под воду и десять лет странствовал по дну Западного океана, где совершил множество подвигов? Разумеется, все это были всего лишь легенды. И все же он не мог отрицать того, что двести, триста лет назад по этим землям ходили паладины - не чета нынешним. Они жили рыцарством, не женились, не заводили детей, не оставались долго на одном месте. Вся их жизнь была нескончаемым походом. Они воевали с великанами и драконами, отправлялись на поиски легендарных предметов старины, таких, как Синяя Роза . Джеймс не зря вспомнил вдруг про Синюю Розу, ведь последним настоящим старозаветным паладином был сэр Илеас Маммот, основатель рыцарского ордена Синей Розы и его первый великий магистр. Говорят, что, будучи уже глубоким стариком, он отыскал в странствиях этот волшебный цветок. К несчастью, праведный паладин умер, так и не успев открыть свет обретенной Истины своим последователям. И было это две сотни лет назад. А теперь сэр Норлингтон, этот наглый бесцеремонный старик, пытается уверить его, Джеймса, что он один из тех самых рыцарей.
По правде сказать, старик ничего не говорил - лишь недобро глядел на молодого рыцаря, а Джеймс, сам продолжал уверять себя и спорить с собой же.
- Но как это возможно?- спросил он.- Сколько же вам должно быть лет?
- Много... очень много...- раздраженно ответил сэр Норлингтон.- Но я не хочу предаваться воспоминаниям. Особенно здесь и сейчас.- Он указал на будто бы подслушивающих птиц.
Джеймс был все еще ошарашен, но не мог не признать, что сейчас не лучшее время допытываться у старика о том, как так стало, что он до сих пор жив, и о прочем. И все же, в душе у молодого рыцаря крепли сомнения. Нет, он не сомневался, что сэр Норлингтон сказал правду, ведь он выглядел, вел себя и говорил так, будто только что вылез прямиком из пыльной книги, просто ему отчаянно не хотелось, чтобы этот самовлюбленный старый пень был одним из тех, кем он всю жизнь восторгался.
Старик глубоко вздохнул и понуро опустил голову.
- Простите меня, Джеймс,- неожиданно сказал он,- я несколько погорячился. Все из-за того, что происходящее для меня ново и чуждо. Современные нравы нынешнего поколения братства. Их воспитание. Все из-за того, что это не моя эпоха, я чужой в ней.
- Давайте побеседуем об этом после, сэр,- взял себя в руки Джеймс.- Скажите, что нам делать сейчас. Повернуть мы не можем, потому что птицы на нас набросятся, так ведь? Идти через холмы?
- Через холмы.
- Что ж, сперва нас кто-то сюда свернул,- заключил молодой рыцарь.- Теперь этот кто-то не оставил нам выбора, и мы должны следовать по прочерченному им пути. И мы идем прямиком в топь на свет болотных огней.
- В точку. Ну, так в путь. И приготовьте ваш меч, Джеймс. Скоро все разъясниться, так или иначе...
Но ничего и не думало разъясняться. Рыцари проехали по холмам уже с добрую милю, настороженно озираясь кругом. Присутствие птиц все так же угнетало, а от их количества волосы вставали на затылке дыбом. Если бы подобная стая вдруг решила закаркать, головы путников, должно быть, лопнули бы, словно перезрелые тыквы. Вероятно, даже дюжине баньши нечего было тягаться с десятками, если не сотнями, тысяч дроздов.
Держа перед собой масляный фонарь, который будто нарочно светил еле-еле, Джеймс чувствовал себя маленьким мальчиком из сказки, угодившим в дом людоеда. И вот он пробирается тайком по жуткой гостиной, пока хозяин в это время спит так близко, что можно ощутить его горячее дыхание. Он ступает осторожно, чтобы невзначай не скрипнула половица, но людоед того и гляди проснется. Дрозды молчали, и ни один из них не шевельнул даже пером, когда мимо проезжали два всадника. Они словно ждали чего-то...
Была уже ночь, и скопления дроздов напоминали озера смолы. В душе Джеймса крепло мрачное подозрение, что сквозь стаю проложено некое подобие дороги, ведь они еще не наехали ни на одну птицу, и все же молодой рыцарь изо всех сил вглядывался в землю, опасаясь раздавить кого-нибудь из Чужих, которых отвергла Осень, как их называл сэр Норлингтон. Пора было подыскивать место для ночлега - вокруг окончательно стемнело, а пройдоха-месяц куда-то пропал и явно не собирался утруждать себя карабканьем на плотно затянутое тучами небо. Путники уже начали думать о привале прямо здесь, среди холмов, в самом центре ковра из птиц, но тут неожиданно - и надо же было случиться такому совпадению! - они заметили огонек.
Джеймс поглядел на сэра Норлингтона, и тот мрачно кивнул. Рыцари продолжили путь, и вскоре различили, что огонек горит на одиноком столбе, а за ним, в некотором отдалении, чернеет силуэт двухэтажного здания. Фонарь подсвечивал неразборчивую пока что вывеску. Не сговариваясь, путники решили, что наткнулись на придорожный трактир.
Чем ближе они подъезжали к его стенам, тем меньше становилось птиц. В двух сотнях ярдов от трактира дроздов, что не могло не радовать, и вовсе не было.
Это было угрюмое строение, почему-то навевающее мысли о висельниках. До самой крыши оно заросло плющом; к главному зданию прислонились конюшня и амбар. Ни одно окно не светилось.
Путники подъехали к столбу с фонарем. На свисающей с перекладины деревянной вывеске, было написано:
Трактир "Голодный Зверь".
Если голоден как зверь -
Постучись скорее в дверь!
Всяк голодный здесь поест
У нас много теплых мест!
Обогрейся, отдохни!
Комнатку скорей сними!
У нас есть вино и грог -
Перешагивай порог.
- Выглядит заманчиво,- пробормотал сэр Норлингтон, глядя на табличку.- Здесь и заночуем.
- Заманчиво?!- возмутился Джеймс.- Да ведь это западня, неужели не видно?! Не хватает лишь каких-нибудь тварей, расположившихся по сторонам и точащих ножи о вилки и вилки о ножи. И коли Хранн не соизволит вернуть вам разум...
- Заманчиво - от слова "заманивать",- как ни в чем не бывало, отозвался старик.- Если бы вы слушали меня внимательно, мой юный друг, то не стали бы столь поспешно сыпать язвительными замечаниями. Как вы правильно догадались, нас сюда заманили. В подобной ситуации с нашей стороны было бы полным безрассудством ночевать под этой крышей, не так ли? Кто знает, что может твориться внутри... И тем не менее, если мы хотим разобраться что к чему, у нас нет выбора. Этой ночью, будьте уверены, за нами непременно придут, и это будут далеко не наши пернатые друзья. Здешние хозяева слишком уж постарались, чтобы мы сюда забрели - не удивлюсь, если они и месяцу отваливают щедрый барыш, чтобы он не вылезал на небо. И я уверен, что мы непременно окажемся внутри, хотим мы того или нет. И считаю, что лучше оказаться там по собственной воле.
- Из двух зол...
- Вот именно. Вы не думайте, что я лишился рассудка,- усмехнулся сэр Норлингтон.- Мною движет сугубо расчет. Как вы видите, у этого здания есть стены, а значит, и углы. Учитывая все вышесказанное, я все же предпочел бы не быть окруженным, а иметь за спиной стену, еще лучше - угол. Да к тому же что-то холодновато стало, а там должно быть какое-никакое, но тепло. А уж если верить вывеске этого при... хм... бездорожного трактира, то перед тем как с нами разделаться, нас еще и накормят.
Джеймс кивнул и направил своего коня к входу в заведение. Сэр Норлингтон последовал за спутником. Подъехав, они остановились у закрытых дверей и спешились. Джеймс повесил свой фонарь на повод, поглядел на сэра Норлингтона, увидел ободряющий кивок и, не отпуская рукояти меча, громко постучал в дверь свободной рукой.
- Иду, иду!- глухо раздалось изнутри.
Дверь открылась почти сразу, словно хозяева только тем и занимались всю ночь, что ждали под дверями гостей. На пороге стоял бородатый мужчина с черными как смоль волосами, неряшливыми лохмами падающими на лицо и почти полностью скрывающими глаза. В щетинистой бороде терялись скулы и щеки, а рта у этого человека, казалось, и вовсе нет. Густые черные волосы покрывали, судя по всему, все его тело: они выбивались из-под распахнутой на груди рубахи, и даже с тыльной стороны кистей проглядывала густая поросль. Телосложения незнакомец был необычайно крупного - широкие плечи и добрых восемь футов роста. Джеймс даже застыл в нерешительности - черноволосый навис над гостями, словно дерево-ива, опустившее к крошечным и жалким человеческим созданиям крону.
- Кого это в ночь принесло?- грубо осведомился неприветливый хозяин. Его голос звучал приглушенно, будто волосы не только закрывали ему почти все лицо, но и набились в рот.
- Сэр Джеймс Доусон, странствующий паладин, а также мой спутник, благородный сэр Прокард Норлингтон,- за двоих представился Джеймс.- Желаем остановиться на ночлег в вашем достойном заведении.
- Ну-ну,- недоверчиво и зло пробурчал бородач, словно странный парень только что нагло солгал ему, глядя прямо в глаза. Затем он повернул голову в сторону общего зала и крикнул: - Эй, Мот! Давай сюда! Не видишь - принесла гостей нелегкая. Обслужи незваных, а я пока коней распрягу!
Рыцари, не послабляя внимания, сняли с седел и крупов коней поклажу. Черноволосый вышел во двор, взял под уздцы лошадей новоявленных постояльцев и повел их в конюшню. Когда он скрылся из виду, Джеймс даже вздохнул с облегчением - встречаются же на свете настолько отталкивающие личности! Впрочем, он тут же обо всем позабыл, стоило появиться Мот. Молодая женщина возникла перед ними, точно призрак, вышедший прямо из порога.
- Не обращайте внимания на Тома - он всегда такой,- прошелестела облаченная в белое платье хозяйка.- К ночи его одолевает дурное настроение...
Весь облик Мот был словно соткан из тончайшей паутины - настолько изящным и хрупким он казался. Совершенная бледность: ни единой кровинки в лице, сероватые болезненные губы, длинные белоснежные локоны, ниспадающие на плечи, и эти глаза... они почему-то вызвали у Джеймса образ в голове: ты стоишь на лестнице у приоткрытой двери на чердак, и из-за нее раздается детский плач...
- Ваш муж?- грубо поинтересовался сэр Норлингтон, и подозрительные нотки его голоса словно вывели Джеймса из неожиданно накативших на него неприятных воспоминаний.
- Том мой брат.- Хозяйка слегка потупила взор.- Да что ж вы тут стоите, любезные, проходите-проходите скорее!
Старый рыцарь переступил порог, за ним вошел и Джеймс. Оказавшись в трактире, они начали осматривать убранство общего зала, стараясь не упускать из виду и Мот. Ничего примечательного, впрочем, они не заметили: четыре длинных деревянных стола без всякой посуды, пустующие стулья, давно остывший камин да несколько одинаковых дубовых дверей. Слева от трактирной стойки вверх уходила лестница, справа был спуск в погреб.
- Как-то у вас тут немноголюдно,- заметил сэр Норлингтон.
- Последние постояльцы вчера съехали,- кивнула Мот, направившись к стойке, за которой на стене в окружении пыльных винных бутылок висели ключи от комнат, подписанные коваными номерками.- Мало кто нынче по нашей дороге-то путешествует. Осенью еще ничего, а вот зимой совсем люто будет.
- И что, птицы не пугают ваших гостей?- прищурившись, поинтересовался старик.
- Птицы?- удивилась Мот.- Простите, ничего не знаю ни о каких птицах.
- Я так и думал,- едва слышно пробормотал сэр Норлингтон. Взгляд его стал походить на точильный камень - того и гляди полетят искры, если за него зацепиться.
- Сколько комнат изволите?- прищурившись, поинтересовалась Мот.- В первой под потолком живут крысы. Вторая - глуха, как древняя старуха: заходишь в нее, и сразу клонит в сон. Третья прохудилась, будто бочка без дна, - в ней проломлен пол. В четвертой умер постоялец - перед смертью кричал, что перина и подушки душат его. В пятой протекает потолок. А в шестой...- она на мгновение запнулась...- окно.
- Нам шестую,- поспешил определиться со столь непростым выбором сэр Норлингтон.
- Что ж,- сказала Мот,- шестая, так шестая. Это на втором этаже. Там чисто, и постели готовы. Какое совпадение - как раз две кровати - как нарочно для дорогих гостей. Вот ужина не обещаю - не ждали вас.
Старик принял протянутый хозяйкой ключ с кованой головкой в виде звериной лапы и кивнул Джеймсу:
- Мы, пожалуй, пойдем располагаться. Не так ли, сэр Доусон?
- Да-да, конечно,- смущенно потупился молодой рыцарь.- Я только хотел попросить у прекрасной Мот прощения за мои манеры... Меня зовут Джеймс и...
- Фонарь возьмите,- звонко рассмеялась девушка, заметив его смущение.- И не смотрите на меня так!
- Что вы, я никоим образом...
Сэр Норлингтон сам снял с крюка возле лестницы фонарь и неодобрительно поглядел на молодого спутника.
- Сэр Доусон, вы еще долго собираетесь там стоять?
Несколько растерявшийся паладин двинулся к лестнице. Перед тем, как подняться, он обернулся и успел поймать взгляд этой Мот. Он мысленно снова будто бы оказался перед приоткрытой чердачной дверью, а детский плач зазвучал в его голове громче. Женщина отвернулась, и Джеймс вышел из оцепенения.
Рыцари поднялись по прогибающимся под их весом ступеням на второй этаж. Здесь был узкий и пыльный коридор, по обе стороны которого располагались двери - те самые комнаты для постояльцев. Всего комнат и правда было шесть, и над каждой висел соответствующий кованый номер. Тем не менее, в тупике коридора на дощатой стене была вычерчена мелом еще одна дверь - ее назначение было исключительно непонятным.
Новые постояльцы двинулись по коридору. Половицы под их ногами заскрипели подобно старым мельничным жерновам, перемалывающим вороньи кости.
- Нам сюда.- Сэр Норлингтон остановился напротив "шестерки" и стал возиться с замком. После второго оборота раздался щелчок, и дверь открылась.
- Не стойте столбом, Джеймс,- старик переступил порог,- убивать гостей в коридорах здесь не принято - для этого у них есть комнаты и душащие перины.
- Эээ... Вы не разуверились в том, что это западня, сэр?- Молодой рыцарь зашел следом.