Священная война
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Книга повествует о жесточайшей религиозной бойне, в которой с легкостью карточных домиков рушатся целые государства. В борьбе против изощренной тактики сектантов тщетны усилия державных стражей, и только горстка загнанных в угол смельчаков, во главекоторых волею судеб оказался наш соотечественник, способна остановить лавину безумия.15 ИЮЛЯ ТЕКСТ БУДЕТ ЗАМЕНЕН.Благодарю всех, чьи советы сделали такую замену возможной.ВНИМАНИЕ!!! С 30 июня начата замена текста. Роман, блоками по пять глав, размещается в новых разделах. Рекомендую не терять времени на чтение черновика, а перейти на http://zhurnal.lib.ru/t/towkach_a_w/war2004a_1_5.shtml
|
Џ А.В.Товкач, 2004 г.
Александр ТОВКАЧ
СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
Часть первая
MENE. TACEL. FERES
Глава I
Доктор Бакай слишком поздно понял, что резня неизбежна. Он еще успел спасти семью, отправив на родину жену и детей, но сам покинуть Белиз уже не мог: в тот злополучный день, когда доктор стал рабом секты пранитов, в его грудную клетку было имплантировано дистанционно управляемое взрывное устройство. Попытка бежать была для него равносильна самоубийству. И теперь, стоя в рубке командного пункта, Бакай с отвращением наблюдал, как по наружной стороне бронестекла сползают ошметки мозга. Рубка располагалась под потолком исполинского тренировочного ангара, задымленное помещение которого было видно отсюда как на ладони, и то, что происходило на полигоне, не могло не вызывать тревоги. Буквально минуту назад снаряд угодил в окно командного пункта. Штабисты сочли попадание случайным. Но следующий выстрел в клочья разнес бойцов расположившегося неподалеку минометного расчета, и когда вздыбленная земля начала оседать, Бакай услышал крик взбешенного координатора:
- Восьмая, что у вас происходит?!
Командир восьмой когорты десантного легиона не отвечал, но координатор продолжал вызывать его до тех пор, пока старший диспетчер не указал ему на дисплей. Номер командира когорты не светился.
- Мертв? - опешил координатор.
Диспетчер кивнул:
- Наверняка.
- Но я не понима...
Его слова утонули в грохоте взрыва, настолько сильного, что прогнулись металлические опоры командного пункта, стекла покрылись паутиной трещин, а из разорванного силового кабеля посыпался сноп искр. Пропало освещение, мониторы слежения погасли.
Бойцы восьмой когорты, преодолев слабое сопротивление штабной охраны, подобрались к рубке и открыли сокрушающий огонь. Стекла обрушились на пол дождем осколков, и шквал автоматных очередей начал крушить оборудование поста.
Штабисты залегли на полу, пытаясь спрятаться от смертоносного свинцового вихря. Старший диспетчер набрался храбрости, на коленях прополз к аварийному щиту и успел опустить рубильник до того, как шальная пуля вошла ему в спину. Диспетчер со стоном выдохнул и опустился на пол, выплевывая сгустки крови, а включенный ним аварийный механизм перевел рубку на осадное положение: окна закрылись броневыми жалюзи, включилось автономное электроснабжение, взвыли сирены, а радиомаяк начал посылать во все посты Цитадели сигнал тревоги.
Грохот от взрывов стоял неимоверный. Звукопоглощающая прослойка стен не могла полностью погасить обрушившийся на пост децибельный шторм, и барабанные перепонки людей испытывали запредельные перегрузки.
Некоторое время штабисты еще надеялись, что этот кошмар скоро прекратится, но затем стало еще хуже - начались ракетные попадания. Корпус рубки содрогался с пугающей силой в такт каждому разрыву и, тем не менее, оставался цел. Это давало штабистам хоть какой-то шанс на выживание.
Когда канонада на миг стихала, Бакай, не помня себя от страха, полз между рядами пультов, кресел и приборных панелей в безумной надежде бежать от всепожирающей смерти, но после каждого нового ракетного удара опять замирал на месте и вжимал голову в пол. Это был первый бой в его жизни, и только теперь доктор понял, что посвятив себя психиатрии, он все эти годы не имел ни малейшего представления о том, каким всепоглощающим может быть ужас.
Осмелившись, наконец, поднять голову, доктор в блеклом свете аварийного освещения увидел поистине отвратительную картину: между лежащими ничком штабными чинами согнувшись стоял координатор, из ушей которого шла кровь, а на брюках расползалось темное пятно мочи.
Жалюзи в некоторых местах уже были повреждены и пропускали снаружи огненные отсветы. Когда вспышки следовали одна за другой, координатор зажмуривал глаза и ловил ртом воздух словно выброшенная на берег рыба. Бакай едва успел подумать, что и сам, наверное, выглядит не лучше, как вслед за очередным взрывом последовал короткий как молния, но совершенно невыносимый скрежет разрываемого металла. В броне командного пункта появилась первая пробоина. Небольшая, но ее вполне хватило, чтобы осколки боеголовки разлетелись по рубке и у координатора снесло верхнюю половину черепа. Бакай с окаменевшим лицом проследил за падением обмякшего тела, медленно перевернулся на спину, раскинул руки в стороны, уставился в потолок и заскулил, не слыша в грохоте взрывов и визге осколков даже отзвука собственного голоса. Теперь доктору было совершенно плевать на то, как он выглядит.
Временами, когда осколки рикошетили от оборудования и впивались в пол, на их пути попадались лежащие люди. Бакай наблюдал за их гибелью совершенно отрешенно, словно происходящее абсолютно его не касалось. А если несущие смерть куски железа свистели в угрожающей близости от его собственного тела, доктор моргал, но и только.
Он смирился.
Он уже фактически умер.
И не нашел в этом факте ничего страшного.
А когда один из стенных распредшкафов вдруг отошел в сторону, и за ним обнаружилась дверь, Бакай воспринял перспективу спасения с ледяным спокойствием. Ему теперь было все равно.
Доктор понял, что однажды сжившись со смертью, никогда уже не сможет бояться ее.
Через миг шрапнель осколков выщербила рядом с Бакаем линолеум и превратила его ноги ниже колен в кровавый фарш. Доктор сцепил зубы, но не издал ни звука, почти не удивляясь тому, с каким безразличием отнесся к первому в своей жизни ранению.
Второе последовало почти сразу же и было намного тяжелее. Доктор не сразу понял, что произошло, просто ощутил нарастающий жар в груди. Хотел посмотреть, но не смог поднять голову. Попытался дотронуться до очага пожара, и вместо шершавой ткани костюма его рука ощутила какую-то скользкую липкую массу. Уже теряя сознание, захлебываясь кровью, он прохрипел:
- Если останусь жив... если я только останусь...
В проеме двери показался человек, крикнул: "Чего ждете?! Бегом отсюда!", - и юркнул обратно в коридор. Затем, сообразив, что никто в рубке не мог его услышать, снова заглянул в разгромленное помещение, окинул его быстрым взглядом, подозвал сгрудившихся в коридоре бойцов и приказал помочь штабистам. А затем добавил:
- Там должен быть гражданский. Его нужно достать в первую очередь и любой ценой, даже если придется оставить всех остальных. Понятно?... Вперед!
И бойцы ринулись в рубку, стараясь как можно скорее покончить с опасным заданием. Первым из них не повезло: они как раз угодили под разрыв боеголовки, и остальным пришлось перешагивать через их развороченные тела.
Раненых штабистов просто вышвыривали в коридор, на аккуратность времени не было. В груде валяющихся на полу человеческих лохмотьев солдаты едва отыскали останки гражданского. Не будь приказа, эту груду мяса оставили бы на месте: отдавать медикам было почти нечего. Но поскольку приказ был, Бакая все же подняли и бережно, вчетвером, за руки и культи ног понесли к коридору. Эта аккуратность стоила жизни еще одному бойцу, разорванному осколком уже на пороге двери. А едва трое остальных вынесли доктора из рубки, она превратилась в настоящий ад: не выдержав непрекращающейся бомбардировки, сорвалась с креплений одна из броневых панелей обшивки, и начались прямые попадания ракет внутрь командного пункта.
Больше отсюда не вышел никто.
Из двух отделений, посланных на спасение штабистов, в живых осталось лишь пять человек, которые в момент уничтожения рубки находились в коридоре. Из семи штабных работников, которых бойцы успели к тому времени эвакуировать, лишь трое оказались живы. Бакая тоже можно было причислить к их числу, но с очень большой натяжкой.
Глава II
Человек, величественно шествующий к реанимационному отделению, обладал среди пранитов почти неограниченной властью. Он был одним из основателей новой церкви, и во многом именно благодаря ему всего за пятнадцать лет своего существования Прана приобрела несокрушимое могущество.
Никто не знал его настоящего имени. Оно было отвергнуто в день, когда этот человек отказался от мирской жизни. Теперь его называли Кардиналом. Слово, которое у католиков означало всего лишь должность, хоть и очень высокую, у пранитов превратилось в новое имя для вождя. А как раз вожаком Кардинал и являлся, потому что Иоанн, создатель Праны, текущими делами заниматься не любил. Он вообще был для последователей новой церкви чем-то эфемерным, человеком-легендой, святым как пророк и недосягаемым как сам Господь. Некоторые из неофитов обращались в своих молитвах именно к Иоанну, считая его посредником между небом и землей. Иоанн ни с кем не общался, не показывался на людях, а церковью руководил, отдавая приказы Кардиналу, которому доверял безоговорочно. Поэтому со временем Кардинал обрел совершенно особое положение в иерархии Праны. Но, несмотря на свой высочайший статус, он любил вникать в мелочи. Нет, он не сомневался в компетентности своих помощников, просто верить умел лишь себе.
Одной из мелочей, занимающих Кардинала в последнее время, была работа Бакая.
Доктор не являлся последователем Праны, но его таланты приказал задействовать сам Иоанн, и у Бакая просто не осталось выбора. Были применены самые бесчеловечные меры принуждения, и доктор понял, что выжить может, лишь подчинившись. А вскоре его ждала более приятная новость. Оказалось, что работа на Прану приносит умопомрачительные доходы. Поэтому Бакай уже без зубовного скрежета выполнил приказ Кардинала о прекращении работы своей частной клиники и роспуске медперсонала.
Для жителей и властей Дангриги показалось странным, что Бакай закрывает свое весьма прибыльное учреждение. Но это было только начало. Перестав быть клиникой, шельфовая вилла Бакая "Агата" вскоре превратилась в... монастырь непонятно какой веры, а респектабельный, талантливейший врач объявил себя святым и принялся вербовать паству. Вот это уже стало для курортного побережья настоящим шоком.
Кардиналу было безразлично, как относятся горожане к перемене в деятельности Бакая. Главным для него было сохранить в тайне тот факт, что доктор работает на Прану - афишировать зомбирование влиятельных людей новая церковь не собиралась. А Бакай благодаря своему таланту индуктора был просто идеальным поставщиком высокопоставленных адептов. И вот теперь этот ценный инструмент был поврежден в бою, хотя специалисты генного центра Праны все же сумели сохранить ему жизнь и даже привести в сознание. Сейчас это драгоценное бакаевское сознание необходимо было Кардиналу позарез, и ждать выздоровления доктора он не собирался.
Врачи даже не помышляли о том, чтобы остановить вождя, когда он с хозяйским видом прошел в реанимационное отделение и направился к палате Бакая. Тот лежал в восстановительном резервуаре, опутанный шлангами и проводами, а хирургические манипуляторы трудились над его развороченной грудной клеткой. Говорить он еще не мог, но это не имело значения.
- Как ты себя чувствуешь? - подумал Кардинал.
Доктор пошевелился, повернул голову в сторону вождя и так же молча ответил вопросом на вопрос:
- А ты как думаешь?
- Хм... Ты нужен. Немедленно.
- Я полумертв.
- Мозг жив, и он может сражаться.
Бакай, совершенно забыв об осторожности, отрезал:
- Я не солдат! Я врач, и мне плевать на ваши проблемы!
Кардинал опустил в резервуар руку и ударил Бакая по лицу:
- Успокойся, или я прикажу отключить аппаратуру жизнеобеспечения. Запомни, что с этого дня у тебя один выбор - быть либо живым солдатом, либо мертвым врачом. Выбирать можешь прямо сейчас, я не против.
- Не убьешь, я нужен вам.
- Только до тех пор, пока на нас работаешь. А если откажешься... Понял?
- Но воевать...
- Никто не приказывает тебе бегать с пистолетом.
- Тогда что...
- Видишь ли, - вновь перебил Кардинал, - теобизнес порой бывает опасен. Сейчас сложилась именно такая ситуация. Вышел из под контроля Спаситель.
- Но Он же еще не готов, не развит, даже не выращен полностью.
- В том-то и дело. Но действовать, как оказалось, уже способен. Спаситель оказался невероятно агрессивным. Он нападает, используя нашу армию!
Бакай опешил:
- Успешно?
- Пока побеждает.
- А чем, черт возьми, могу помочь я?
Кардинал объяснил.
Глава III
Инженеры, оборонявшие Цитадель от взбунтовавшейся армии Праны, знали, как пользоваться стрелковым оружием, но это еще не означало, что они умеют сражаться. Если бы им противостояли опытные бойцы, то на Цитадели можно было бы смело поставить крест. Однако армия была сформирована из людей "пробирочных", выращивали их уже взрослыми, и это уравнивало шансы воюющих сторон. Клоны, идеальные генетически, не имели никакого жизненного опыта. Хитрость и приспособляемость гражданских зачастую становились непреодолимой преградой для фантастически сильных, нечеловечески бесстрашных, но умственно неразвитых солдат. И когда бойцы, захватив тренировочный ангар и уничтожив рубку командного пункта, попытались развить успех, это не получилось. Поднятый по тревоге техперсонал Цитадели вооружился и блокировал коридоры, по которым когорты бунтовщиков могли покинуть ангар. Вместо того, чтобы сконцентрировать удар и уничтожить оборону в одном из коридоров, солдаты начали неорганизованную атаку на всех направлениях.
Ничего хорошего из этого не вышло. Гражданские закрыли стальные двери тоннелей, а когда бунтовщики жестоким огнем уничтожали эти преграды, оказывалось, что коридоры перегорожены металлическим хламом. Скрытые за этими баррикадами, защитники Цитадели открывали отчаянную стрельбу по солдатам, и атака захлебывалась.
В одном из коридоров бойцы, понеся значительные потери, все-таки сумели взять баррикаду, но, преодолев ее, увидели вторую. Для атакующих это было последним открытием в жизни.
Кардинал верил, рано или поздно бунт будет подавлен. Но его абсолютно не устраивал тот факт, что при этом погибнут талантливые инженеры и замечательные техники, которым сейчас пришлось взять в руки оружие. К тому же и самих взбунтовавшихся клонов Кардинал предпочел бы не уничтожать, потому что их выращивание было слишком дорогим удовольствием. Он надеялся, что в будущем этих мерзавцев еще удастся использовать по назначению.
Для того, чтобы нормализовать ситуацию, проливая как можно меньше крови, необходимо было нестандартное решение. Кардинал его нашел, решив направить все силы на устранение причины бунта. Для этого нужно было уничтожить только одного человека. Если, разумеется, Спасителя можно было назвать человеком. Проблема заключалась лишь в том, что это, созданное генетиками Праны, существо обладало фантастическим интеллектом. Конечно, разум Спасителя был еще не развит, но это всего лишь делало его безрассудным, однако врожденной силы не уменьшало.
Схватиться со Спасителем мог лишь Бакай, тоже не совсем человек.
Дело в том, что доктор обожал копаться в чужом сознании так же, как некоторые любят рыться в чужих вещах. Для этого странного хобби, впрочем имеющего нечто общее с его профессией, Бакаю когда-то показалось мало врожденных талантов и он активно принялся за самоусовершенствование. Это и привело его в свое время на курортное побережье Белиза. В Дангриге он открыл свою больницу и принялся регулярно наведываться в близлежащие подпольные колумбийские генные клиники, где проводил на себе сумасбродные эксперименты. А когда доктору показалось мало издевательства над собственной плотью, он напичкал организм нанороботами. Отдавая преимущество микроскопической технике, он не брезговал и крупными имплантантами, чаще всего экспериментальными, неопробированными, а порой и вовсе сконструированными на заказ. Авантюрное экспериментаторство Бакая было настолько рискованным, что иной раз лишь чудо помогало колумбийским реаниматорам вытащить доктора с того света. Зато вскоре он вылепил-таки из себя индуктора. Причем настолько сильного, что руководил поступками людей с виртуозностью заправского кукловода, а в больных мозгах пациентов плавал с такой легкостью, что поднял свои доходы на совершенно бесстыжую высоту.
Дни напролет доктор вправлял мыслительные вывихи больных, а вечера посвятил изучению сознания выдающихся или просто интересных ему людей. Бакай считал свое хобби весьма увлекательным, хотя и понимал всю его циничность.
Один из таких вечеров он не сможет забыть никогда.
Путь в бездну неприятностей открылся в тот миг, когда доктор с удивлением обнаружил интересный разум совсем недалеко от Дангриги. Решив, что на побережье прилетел отдыхать какой-нибудь серьезный ученый, скорее всего философ, доктор попытался идентифицировать его личность, но не смог - мысли странного человека были блокированы для сканирования. Бакая это только раззадорило. Он попытался увидеть глазами незнакомца и оторопел, разглядев интерьер, которого в Дангриге быть просто не могло: космической дороговизны оборудование заполняло громадный зал, и доктор буквально кожей почувствовал, что эта лаборатория лишь часть титанического комплекса. Вокруг приборов суетились сосредоточенные люди в белых халатах, а в тех местах, где оборудование не доходило до потолка, царил мягкий блеск термокевларовых стен. Прежде, чем Бакай успел задаться вопросом, сколько может стоить все это великолепие, он понял, что хозяин мозга обнаружил вторжение. А в следующий миг кровеносные сосуды доктора испытали такой сатанинский взрыв давления, что только нанороботы спасли его от смерти.
Так Бакай наткнулся на Иоанна.
Кошмар нескольких следующих минут преследовал доктора месяцами по ночам, заставляя его просыпаться в холодном поту.
Иоанн, удивленный и обозленный вторжением в свое сознание, не собирался отпускать непрошеного гостя, поэтому едва красная пелена отступила от глаз Бакая и он начал хоть что-то соображать, удар повторился. Звериной болью взорвалась печень, остановилось дыхание, из глазниц отправились в путь по лицу ручьи крови. Мир завертелся в неистовом вихре конвульсий, словно подхваченный предсмертными судорогами Бакая. А когда раскололось время и погибло мироздание, доктор с недоумением понял, что все еще жив.
Обезвредив Бакая, Иоанн изучил его как следует, решил использовать в своих целях и просто вышвырнул из собственного разума. Затем глава и светоч Праны вызвал Кардинала и, рассказав о "визите" доктора, заключил:
- Я много встречал дураков, но этот - самый талантливый. Он должен работать на меня.
Через двадцать минут за самым талантливым дураком прибыла "скорая помощь", которую он не вызывал. Оторопевшая жена Бакая последовала вслед за медиками к кабинету благоверного и, не дозвавшись его, побежала за ключами к дежурной медсестре.
Никого из персонала бакаевской психиатрической клиники даже близко не подпустили к шефу, распростертому на полу кабинета. Один из прибывших на "скорой" медиков категорически отрезал:
- Прочь! Это инсульт.
А когда жена с решительным видом вознамерилась последовать в госпиталь, один из медиков отвел ее в сторону и шепнул:
- Мы друзья сеньора Бакая. Те самые. Вам с нами нельзя, но не беспокойтесь, на самом деле ничего страшного не произошло, просто сбой в регуляторе функций гипоталамуса. Максимум через неделю сеньор Бакай будет дома, живой и абсолютно здоровый.
Самоуверенные люди в белых халатах повезли доктора к выходу, а женщина, за долгие годы уставшая бороться с его сумасбродством, опустилась в кресло приемного покоя и закрыла лицо руками:
- Доигрался...
Очнулся Бакай в странном лифте. Его сразу же испугали два необычных обстоятельства: во-первых, кабина была слишком большой, а во-вторых, она подозрительно долго опускалась по шахте. В Дангриге такого громадного здания точно не было. С трудом открыв запекшиеся в крови губы, он что-то прошептал, ни к кому, в принципе, не обращаясь. Но один из транспортирующих его "медиков" услышал этот шепот, нахмурил брови, наклонился и зашипел:
- Чем ты, урод, недоволен?
Бакай сделал над собой мучительное усилие и прошептал вновь, уже почти внятно:
- Где я?
"Медики" расхохотались, а вопрошавший щелкнул полуживого доктора пальцем по лбу:
- Под океаном, дружище.
Так Бакай впервые попал в Цитадель, - в Город Праны.
Когда его подлечили, "перевоспитали" и отвезли домой, он был уже рабом.
А по прошествии нескольких месяцев именно с помощью Бакая Кардинал надеялся уничтожить Спасителя - результат неудачного эксперимента генных инженеров Праны. Кроме доктора на битву с безумным сверхчеловеком был способен лишь сам Иоанн, но пророк и предтеча не имел права рисковать собой. Значит, бой предстоит Бакаю. Иного не дано. Кроме того, по мнению руководства церкви, Прана вполне заслужила самоотверженность доктора, не даром же ему в последнее время позволяли пользовался генным центром Цитадели для своих усовершенствований. Однажды, когда Бакай после очередного апгрейда несколько дней не мог встать с постели, Кардинал пошутил:
- Ты не успокоишься, пока не сможешь включать себя в розетку.
Теперь вождь был благодарен судьбе за то, что доктор так и не успокоился.
Глава IV
Никогда еще Бакая так не обихаживали. Вокруг его восстановительного резервуара суетились толпы врачей, пытаясь как можно скорее поднять раненого на ноги, потому что действовать против Спасителя в нынешнем своем состоянии Бакай отказался наотрез, это могло привести к непредсказуемым последствиям. Кардиналу пришлось согласиться на условия такого ультиматума и задействовать в реанимации тела Бакая все резервы, имеющиеся в распоряжении Праны.
Бакай с горечью подумал о том, что если выживет в этом бою, то приобретет немалый авторитет в среде пранитов.
Если выживет.
Он понятия не имел, знает ли Спаситель о готовящемся покушении. Во всяком случае, подступиться к ядру генного центра, где было выращено и теперь обитало это существо, праниты не могли. Небольшой, но абсолютно неприступный корпус ядра Спаситель закрыл наглухо и автономность систем жизнеобеспечения давала ему возможность прятаться там сколь угодно долго, продолжая посылать клонов в атаки, которые становились все опасней по мере того, как существо обучалось тонкостям стратегии.
Как сообщил доктору Кардинал, буквально полчаса назад была прорвана оборона в одном из коридоров и никем больше не сдерживаемые бойцы заняли несколько помещений. Среди них вентиляционную насосную и пост управления автоматической защитой двадцать четвертого сектора. Спаситель еще не сообразил, как можно использовать захваченное оборудование, но Кардинала в дрожь бросало при одной мысли, что рано или поздно проклятое существо догадается испробовать систему автоматической защиты шестнадцатого и семнадцатого коридоров. И тогда от охраняющих эту территорию пранитов останется лишь кровавый фарш. Защитные системы только недавно начали монтировать, но в этих двух коридорах они уже были, и теперь грозили бедой находящимся там людям. Кардинал ни словом не обмолвился им о грозящей опасности, но Бакаю все подробно рассказал. Доктор затравленно посмотрел в глаза вождю:
- Намекаешь, что мне пора?
Кардинал кивнул:
- Там люди гибнут. И в любой момент... да ладно, что там говорить.
Он махнул рукой и ушел, напоследок так осуждающе посмотрев на медиков Цитадели, что любой из них предпочел бы оказаться на месте Бакая, если бы этим можно было вернуть доверие вождя.
Бакая усыпили, и когда через шесть часов изнурительной работы медперсонала он вновь открыл глаза, то поднялся на ноги, брезгливо снял последние провода и самостоятельно, оттолкнув бросившихся помогать ему медбратьев, вылез из резервуара.
Главврач генного центра, все это время лично руководивший реанимацией Бакая, подскочил к нему и скороговоркой зачастил:
- Вам рано уходить, нужно отдохнуть...
Бакай осклабился и отшвырнул перепуганного врача в сторону:
- Я достаточно отдыхал. Пора. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
Покинув палату, Бакай оторопел: в коридоре, в неудобном кресле для посетителей, сидел Кардинал. Вокруг вождя суетились штабисты, то и дело подбегали с докладами ординарцы, а Кардинал отдавал распоряжения тоном, в котором не осталось и следа от былой заносчивости.
Кардинал поднял на Бакая покрасневшие глаза:
- Наконец-то!
Никогда еще вождь не вел себя так. Значит, дело действительно плохо. Очень плохо.
- Он догадался включить защиту, - пробормотал растерянно Кардинал, - столько наших полегло! А эти твари расползаются все дальше, я не могу их остановить, - Кардинал не сдержался и закричал, - мне некем защищать город! У меня одни слесаря да прачки под ружьем!!!
Бакай спокойно посмотрел вождю в глаза:
- Я готов. Я иду. Но подумай, может, пора прекратить эксперименты? Сколько можно создавать уродов?
Кардинал вскочил, схватил Бакая за воротник халата и завизжал, брызжа слюной в лицо:
- Он придет!!! Он обещал! А мы сделаем для Него земное тело! И ты, скотина, долбаный ты сукин сын, никогда, никогда больше не посмеешь в нас сомневаться!!!
Бакай вздохнул:
- Прости. И не бойся, с этим прототипом мессии я справлюсь.
Уже уходя, бросил:
- А ты пока отдыхай, Цезарь, наслаждайся. Идущий на смерть приветствует тебя!
Он немного помедлил на пороге палаты, которую праниты в срочном порядке переоборудовали в индукторскую, напичкав заодно, на всякий случай, реанимационным оборудованием. А закрывая за собой дверь, все-таки не сдержался и крикнул через весь коридор, своей наглостью едва не послав в обморок ординарцев вождя:
- И за "сукиного сына" спасибо... Урод.
Доктор понимал, что эту фразу ему не простят, но ничего не мог с собой поделать. Он уважал пранитов за ум и практичность, и тем больше его смущали странные цели, поставленные Иоанном перед созданною ним церковью. Доктор удивлялся, как могут образованные, талантливые люди искренне верить в подобную чушь. И после разговора с Кардиналом он в который раз убедился, что ум и благоразумие - далеко не одно и то же.
Да и в себе тоже не находил особого благоразумия, когда устраивался на кушетке и помогал медикам лепить на свое тело датчики. Теперь каждый параметр работы его организма будет считываться, и в пиковом случае... это все равно не поможет. Но раз так положено...
И двери рая раскрылись перед ним, стоило лишь ступить на землю обетованную, где в паутине магнитных полей родилась и возрастала новая, величественная жизнь, равной которой на земле еще не было, что бы там ни думали о себе люди. Спаситель был благодарен им за свое создание не больше, чем сами они были благодарны собственным предкам - неандертальцам. Он еще немногое знал о жизни, но уже умел ее переделывать. Для этого его и создавали. И когда испуганный человечек вторгся на его территорию, Спаситель решил сначала препарировать его и только потом убить: Спасителю нужна была информация, а в человечке, похоже, имелось немало интересных знаний. Не даром же он смог возникнуть в закупоренном наглухо комплексе генного ядра, появившись из ниоткуда и приближаясь к резервуару, в котором покоилось тело Спасителя - громадный, гипертрофированный череп и недоразвитый, крошечный торс.
Уверенность в себе покинула существо, когда в руке доктора возник пистолет-пулемет. Это произошло у ошарашенного Спасителя на глазах, и он взвыл:
- Откуда? Откуда у тебя появилось ЭТО?!
Доктор молча принялся разряжать в тело существа содержимое обоймы, и с каждым выстрелом тело Спасителя содрогалось от невыносимой боли.
Спокойное, размеренное дыхание Бакая почему-то было таким громким, что заглушало даже грохот выстрелов. Будь у Спасителя больше опыта, этот странный факт мог бы подсказать ему, что происходит на самом деле, но существо, как и подчиненные ему клоны, жило на свете слишком мало, чтобы знать все возможности человеческого мозга. И лишь тогда, когда угасающее сознание израненного, залитого кровью существа отметило еще одну неестественную деталь, вспышка озарения пронзила Спасителя.
Человечек слишком долго стреляет, не меняя обоймы.
Барабанный магазин пистолета может, конечно, быть вместительным, но не до такой же степени!
Подсознание, в пиковых случаях принимающее у существа ясные и осознанные формы, сигнализировало: "Опасность! Гипнотическое внушение."
Спаситель, не веря самому себе, прошептал:
- Внушение?...
И, наконец, понял, что происходит:
- Тебя здесь на самом деле нет!... - он рассмеялся, молниеносно увеличил правую руку и швырнул Бакая головой о переборку, - ...и не будет!... Нигде не будет!
Скорость, с которой существо научилось моделировать миражи, шокировала доктора. Он с трудом поднялся с пола, пытаясь собраться с мыслями и, пока не поздно, придумать иной метод нападения. А Спаситель, раны которого мгновенно зажили, уже покидал резервуар. Не физически, конечно, так как его тело не было приспособлено к передвижению. Тело существа оставалось на месте, а его двойник приближался к двойнику Бакая, и прирожденное уродство Спасителя на созданную ним тварь не распространялось: призрачный человек был достаточно быстр, чтобы у Бакая не возникло даже мысли о бегстве, и настолько силен, что когда схватил доктора за горло, у того потемнело в глазах.
Бакай не умел изменять свое тело и поплатился за это полной беспомощностью перед врагом. Он попытался было сгенерировать новое оружие и почти успел создать пистолет, но едва вороненая сталь начала приобретать плотность, оружие упало на пол - Бакаю нечем было его держать, существо переломило ему руки.
Удар. И в реальном мире, в тесном помещении индукторской, Бакай закричал, выгнулся дугой, и датчики, укрепленные на его теле, начали посылать сигналы тревоги.
Еще удар. И в реальном мире ребра Бакая лопнули, а датчики приборов начало зашкаливать.
Еще удар. И в мире миражей, опутавшем ядро генного центра, Бакай уже не мог подняться.
Существо поняло, что настало время спокойно препарировать его мозг: выкачать, выжать знания, с которыми можно будет легко преодолеть сопротивление пранитов, превратить Цитадель в свой оплот и уверенно наращивать влияние на человеческих существ. Каким будет это влияние, Спаситель еще не представлял, но знал, что ему понравится править людьми.
Чувство выкачивания информации было таким сильным, что превратилось в ощущение физического воздействия.
Бакай не помнил своего рождения, первого вздоха и первого шага до тех пор, пока Спаситель не поднял эти моменты со дна его памяти.
Не умел регулировать вырабатывание гормонов, пока Спаситель, сканирующий работу его эпифиза, не обнаружил способ сознательно управлять деятельностью эндокринных желез.
Считал полной чушью россказни о том, что человек может воздействовать на материальные предметы, не прикасаясь к ним, пока Спаситель не откопал эту функцию в глубине его мозга.
Не подозревал, что умеет летать, пока ошеломленный новым открытием Спаситель не обнаружил зачатки этой способности.
И пока существо изучало особенности и возможности человека, Бакай, лежащий в луже собственной крови и отхаркивающий с каждым вздохом куски разорванных легких... учился тоже.
Темнело в глазах.
Но не это было важно.
Не хватало воздуха.
Но и это не имело значения.
Доктор хотел лишь одного - чтобы существо не догадалось о его намерениях. Он собирался выжить и теперь знал, как это сделать. Но на подготовку к новой атаке требовалось время, и собирая для единственного удара все резервы организма, он чувствовал, что минуты подготовки длятся часами.
Так было в мираже.
А в реальном мире тело доктора поднялось над кушеткой, и суетящиеся вокруг него врачи застыли в немом изумлении. Кардинал, сидевший в кресле у изголовья, вскочил на ноги и схватился за сердце. За последние часы он натерпелся более чем достаточно, и левитация доктора стала явным перебором для кардинальских нервов. Бакай рывком развел руки в стороны, между его пальцами пробежал голубой огонек электрического разряда, и в мираже Спаситель отпрянул от растерзанного тела своего врага, почуяв неведомо откуда исходящую опасность. Вдруг в помещении ядра пропало освещение, погасли огни индикаторов и застыли вентиляторы оборудования. И едва Спаситель понял, что доктор каким-то неведомым образом отключил генератор, электричество появилось снова, но повело себя совершенно неподобающим образом: по всему ядру заплясали невыносимо яркие дуги света, и... произошел взрыв.
Спаситель не удержал генерацию двойника и вновь ощутил свое настоящее тело, распластанное на дне потерявшего всю жидкость, разбитого взрывом резервуара. Без поддержки жидкости урод не мог даже пошевелиться, и беспомощно смотрел, как обугливаются его недоразвитые пальцы. Слышал, как трещит горящая кожа. Ощущал невероятную, безбрежную боль.
Растворяющийся в воздухе Бакай махнул на прощанье рукой:
- Я ухожу, а тебе уходить некуда. Здесь твое настоящее тело, не забыл? В этом вся разница, братишка!
Сработала система пожаротушения, в ядро ринулись потоки фреона. Существо начало задыхаться, и когда пожар был почти уничтожен, за Спасителем тоже пришла смерть. Едва сознание бракованного мессии угасло навсегда, фреон погубил последние языки пламени. В ядре воцарилась ночь.
Через несколько минут регенераторы вновь начали подавать воздух, но это ничего уже не могло изменить.
Ощутив себя снова в индукторской, доктор понял, что его тело висит над кушеткой, и от души рассмеялся. Такого облегчения и душевного подъема он не испытывал никогда в жизни. Он не просто выжил, он вернулся другим, более сильным, и ради этого сейчас был готов пережить дюжину подобных сражений. Ему понадобилось несколько минут, чтобы опуститься на кушетку, но он понимал, что отныне сможет выписывать кульбиты, о которых раньше и помыслить не мог. Никакая генная инженерия не могла предоставить подобных возможностей, и больше доктор не собирался пользоваться услугами генетиков или пичкать себя нанороботами. Теперь все необходимые резервы он намеревался изыскивать в себе самом. И предела такому самоусовершенствованию он, пока, во всяком случае, не видел.
Кардинал очень хотел расспросить доктора о происшедшем, но, шокированный его полетом, пока не мог и рта раскрыть. Выручили наручные часы-компьютер, подавшие сигнал вызова. Вождь нажал кнопку связи и услышал донесение:
- Открылись двери ядра! Попробуем зайти. Там ничего не работает, абсолютно темно и... Боже, какая там вонь!
Кардинал, наконец, собрался с духом и прохрипел:
- Оно мертво?
Ответ последовал не сразу, зато был категорическим:
- Мясо!
Бакай, сидевший на кушетке и катавший между ладоней крохотную шаровую молнию, поинтересовался:
- Как ведут себя клоны?
Вождь, только сейчас заметивший плазменную игрушку, сотворенную доктором, отодвинулся подальше от своего опасного раба. Покачал головой, скривился, набрал на часах номер диспетчерской и повторил вопрос Бакая. Выслушав ответ, удовлетворенно хмыкнул и приказал:
- Постройте их, пересчитайте и разведите по казармам!
Бакай направился к двери. Кардинал засеменил за ним:
- Куда...
- Домой, на виллу, - категорически отрезал доктор, - неделю ко мне никого на обработку не присылайте, мне нужно отдохнуть.
- Но...
- И если повысите мой гонорар, я не откажусь. - Бакай остановился и улыбнулся Кардиналу, - Вы, конечно, в свое время предложили мне работу в несколько грубой форме. Теперь я деактивировал мину, которую вы в меня вшили, и, наверное, мог бы уйти. Но я не сделаю этого. Так много как у вас я еще никогда в жизни не зарабатывал.
- Но ты должен молчать...
- Обо всем этом? - перебил его Бакай, окинув взором помещение индукторской. - Разумеется, буду молчать. Я ведь прекрасно знаю, что никакого Города Праны не существует. Не беспокойся, мне не выгодно распускать язык. Да никто бы и не поверил.
Он хмыкнул:
- В Цитадель просто нельзя поверить. Если честно, то я не верю даже сейчас.
Поднимаясь на лифте к тоннелю, выводящему на дно океана, доктор думал о том, что обязательно должен найти людей, способных не только поверить в подготавливаемую пранитами катастрофу, но и предотвратить ее.
Глава V
Буря терзала землю второй день, гнула деревья и срывала с небес каскады сумасшедшего ливня. Громоздкий лимузин отмеривал километры асфальтовой ленты, прорезающей горы Майя. Бесполезные дворники машины тщетно гоняли потоки воды по лобовому стеклу. Водитель, сосредоточившись на управлении, не обращал внимания на ссору пассажиров. Правда, стеклянная перегородка была звуконепроницаемой, и он все равно бы не смог услышать, что:
- Я лично прибью этого сукина сына!
- Нашего сына. Перестань.
- Что значит "перестань"?! - голос человека сорвался. - Я давно говорил, что нельзя этого так оставлять. Дональд не просто отбился от рук, он сошел с ума. Ты хоть поняла, чем он все это время занимался?
- Разумеется. Кстати, Горан говорит...
- Горан?! Что он понимает?! И почему до сих пор присутствует в нашей жизни?
- Можно подумать, не ты его нанял....
- Я. Ну и что? Его дело - найти парня. Горан свою задачу выполнил, и мы с тобой давно должны были вмешаться лично!.. Признаю, я сделал ошибку, но у меня слишком много работы, а ты же, черт возьми, мать! Что же ты молчала?
- Прекрати! Я никогда не молчала, и ты прекрасно это знаешь. И когда я умоляла не доверять судьбу мальчика постороннему человеку, что ты ответил? А ведь сейчас Дону нужен ты, отец, ему нужна мужская поддержка и мужская рука.
Человек промолчал. Он точно знал, что предпримет. И главный шаг сделает уже сегодня.
Человек закрыл глаза.
Он думал.
Постарался расслабиться.
И в этот миг лицо водителя окаменело - летящий навстречу трейлер бросило на их полосу. Водитель лимузина попробовал увести машину в сторону, но расстояние было слишком мало, и он добился лишь того, что многотонный монстр ударил под углом. Положение усугубилось тем, что столкновение произошло на тридцатиградусном уклоне, причем лимузин шел на подъем - осторожно, с малой скоростью и обладал, соответственно, небольшой инерцией. Поэтому грузовик попросту снес роскошную машину с трассы, впечатав ее в погнувшееся ограждение. Человек, сидящий за рулем трейлера, наверное, как кошка, обладал тысячью жизней - он даже не потерял сознания. Окровавленный, с изуродованной грудной клеткой, он, вогнав педаль газа до упора, толкал лимузин, стараясь проломить им почти уже сдавшееся ограждение. Из лимузина доносился какой-то шум, стоны, затем раздался крик. Шофер грузовика закусил губу так, что сочилась кровь. Он уже почти ничего не видел, когда понял, что проклятая ограда, наконец, поддалась и лимузин ползет к обрыву. Казалось, это будет длиться вечно. Но свершилось - лимузин накренился, несколько секунд балансировал, и с грохотом ушел вниз. Грузовик застыл на краю. Шофер судорожно схватился за голову. Его трясло.
- В чем дело?.. - бормотал он. - В чем дело? Неужели ты боишься? Нельзя же так... Нельзя! Бог видит!.. Бог видит!!!
Последние слова он прокричал. И вновь перешел на шепот:
- Все должно быть чисто. Очень чисто. Бог видит... Я должен. И я... Господи, я могу! Я иду к Тебе!
Равнодушный рокот ливня разорвало неистовое:
- Я иду к Тебе! Прими меня, Господи!!!
Трейлер преодолел роковую черту и рухнул вниз.
А в диспетчерских дорожной полиции на картах расцвели красные точки, обозначающие место аварии, и сирены вторили сигналам маяков, с помощью которых разбитые машины автоматически просили помощи. Трасса огласилась неистовым воплем сирен, и вскоре машины дорожной полиции сгрудились у пролома в заграждении. Работали мигалки. Промокшие до нитки блюстители порядка старались рассмотреть видневшуюся далеко внизу груду железа и копошащихся вокруг нее спасателей.
- Ну что?..
- Секунду... - отозвались универсальные часы на руке сержанта. - Да, пожалуй... Все мертвы.
- Все, это кто?
- В лимузине трое и один в трейлере.
- Кто пассажиры лимузина? Можешь опознать?
- Они, шеф, не сомневайся. Чета Шнайдеров.
- Твою мать!
- А ты чего ожидал?.. Хм, громкое будет дельце.
- Еще бы!.. Да выключи ты, наконец, этот долбанный мэйдэй!
- Угу, - пробормотали часы, фигурка полицейского внизу полезла в развороченный лимузин, и через некоторое время машина перестала подавать автоматический сигнал тревоги.
- Шеф, - снова пробудились часы, - я еще не сказал главного.
- Ну что там еще?
- Шофер грузовика...
- Ты видел его плечо?
- Да.
- И та штука там есть?
- Так точно. Клеймо Бакая.
- Вот скотина! - Сержант в сердцах сплюнул и продиктовал часам другой номер - нужно было отчитаться перед начальством. У Бакая теперь, наконец-то, будут очень крупные неприятности!
Сержант не знал, что и без его открытия Бакаю сейчас приходится несладко - на его подводную виллу нагрянули с обыском.
Белиз никогда не отличался строгостью нравов, а Фишвуд - шельфовый район Дангриги - изначально строился для ничем не ограниченного отдыха богатых иностранцев. Расслаблялись здесь кто во что горазд. Поэтому для того, чтобы полиция обратила на чьи-либо чудачества пристальное внимание, нужны были воистину серьезные причины. А Бакай умудрился перещеголять всех - на него не просто обратили внимание, на него охотились. Но пока без толку.
Больше всего полицейских раздражали телохранители афериста. Свято верящие каждому слову самозванного пророка, обитатели его так называемого монастыря настолько тщательно оберегали своего пастыря от проблем, что работа полицейских порой превращалась в настоящий кошмар. Вот и сейчас детективы переминались с ноги на ногу в тамбуре, тщетно пытаясь проникнуть в холл. Дверь охранял юноша, фактически мальчишка, худой как спичка и бешенный как цепной кобель. В ответ на все доводы полицейских он только сильнее сжимал кулаки и в который раз шипел сквозь зубы:
- А я говорю, никто не переступит этот порог!
- Но мы должны произвести у вас обыск...
- Это святая земля! - монах не сдавался, - и никто непосвященный на нее не ступит.
Детектив второго класса Макбрайд, дородный и надменный, с нескрываемым отвращением изучал прижавшегося к стальной двери тщедушного прыщавого юнца.
- Брось трепаться, сынок, - у Макбрайда кончалось терпение, - если ваша консервная банка - святая земля, то я тоже святой. Иоанн Креститель. Подходит?
- Да что вы понимаете?! Что вы знаете о Боге?! - глаза монаха горели. Он верил, что если надо - умрет, но не даст Сатане разрушить свой дом.
Полицейские олицетворяли власть проклятого, управляемого дьяволом мира. И сейчас эта власть ломилась в дверь монастыря. Защищая то, что они называют законом, эти обуянные честолюбием слепцы даже не представляют, кому служат на самом деле. Не знают, что близится день, который разгонит тени Земли. И тогда они заплатят за все... за все... за все...
Словно очнувшись от видения, на миг застившего ему глаза, монашек заметил, что коп трясет его за руку. Макбрайд продолжал: