Олег в одиночку швартовал катер в Яхтенной марине, у пирса напротив Резиденции 'Императорский яхтъ-клуб'. Он пригнал лодку из Котки, для одного состоятельного питерского бизнесмена, который нанял его для этой работы неделю назад.
Действия молодого моряка были доведены до автоматизма - так бывает, когда выполняешь хорошо знакомую работу: Олег крепил швартовы. В этот момент он мысленно был далеко от марины, пытаясь решить два традиционных вопроса: 'Кто виноват?' и 'Что делать?'. Эти вопросы он задавал себе с начала сезона, потому что работы в этом году у него было мало.
С самого раннего возраста он мечтал стать капитаном. Первый раз мальчик увидел настоящее море в возрасте пяти лет - мать вывезла его в Лазаревское. Именно с детского восторга от первой встречи с бескрайней морской гладью, сливающейся на горизонте с таким же бескрайним небом, началась его любовь к морю, огромным океаническим кораблям, величественно уходящим за горизонт в лучах заходящего солнца, и разноцветным парусным яхтам, легко скользящим по белоснежней пене темно-синих волн. После девятого класса Олег поступил в мореходку, а закончив её отслужил на флоте, демобилизовавшись два года ходил мотористом на рыболовецком траулере. Несмотря на тяжелый труд и спартанские условия жизни он был счастлив и получал настоящее удовольствие от своей работы. Идиллия закончилась три года назад: девушка, которую он любил с восьмого класса, вышла замуж. Он узнал об этом, когда пришёл из плаванья. Её избранник был на двадцать лет старше её, имел квартиру и небольшой строительный бизнес. Свой поступок она мотивировала тем, что не хочет прожить свою жизнь соломенной вдовой. Предательство близкого человека перевернуло его душу и сердце: он стал жёстким по отношению к женщинам. Уволился из рыболовецкой компании, прошёл четырёхэтапное обучение по британской системе (RYA) и получил соответствующие лицензии на право вождения яхт. В этот же год Олег поступил в Морскую академию имени адмирала С.О. Макарова, на очное отделение, по специальности 'судовождение'. Так и совмещал работу в яхтинге и учебу в Академии, но в этом году с работой становилось все сложнее и сложнее. Для красивого, брутального шкипера работы становилось всё меньше и меньше. Молодые, состоятельные любительницы яхтинга посмеивались над тем, что двадцатишестилетний греческий бог, похожий на молодого Дольфа Лундгрена, драит палубу, убирает их каюты и доводит до блеска гальюны. Его упругий маленький зад, широкие плечи и сильные руки, помимо смеха, вызывали в них и другие эмоции. Об их вожделении к нему кричали томные вздохи красавиц и их ненасытные взгляды, которыми они бесцеремонно ощупывали его безупречную фигуру. Более зрелые и опытные из них прозрачно намекали ему, что не прочь провести совместный отпуск в пяти-звёздном отеле, в какой-нибудь банановой республике. Некоторые возрастные дамы не стеснялись и вовсе: сразу предлагали содержание и дорогие подарки. Но все эти женщины, словно сговорившись между собой, решительно не представляли его в роли мужа и отца своих детей. Такое отношение унижало и раздражало его, вызывая тихую ненависть к распущенным нахалкам. Мужчины же насмешливо-снисходительно хлопали его по плечу, дипломатично обещая помочь с работой или дать рекомендации. Эти обещания в лучшем случае ничем не заканчивались, а чаще всего странным образом перекрывали Олегу поток работы. Красивый и мужественный конкурент был не нужен никому: ни экипажам, ни клиентам. В нём был стержень и неубиваемое чувство собственного достоинства. Чем больше он держал дистанцию и был не доступен для назойливых клиенток, тем больше он их раздражал. Отвергнутые женщины часто мстительны и постепенно его перестали приглашать в яхтинговые команды и экипажи. Постепенно юноша превратился в одинокого волка, стал хмурым и раздражительным. Жёсткие складки залегли в уголках губ и на переносице.
Порывы северного ветра хлестали его наотмашь по лицу потоками дождя, которые за тем ледяными струями стекали за ворот куртки. Он замёрз - не спасала даже профессиональная яхтенная экипировка.
Олег уже прикрепил муринг к носовой утке катера и корректировал длину закреплённых швартовых, когда увидел, что в марину на самом малом ходу заходит моторная тридцатиметровая яхта 'Oro'. Он на перечёт знал все яхты принадлежащие крупным российским бизнесменам, поэтому сразу узнал белоснежную красавицу, владельцем которой был москвич Петр Васильчиков. Шкипер уже развернул "Oro", готовя её к швартовке 'по-адмиральски'.
Олег наблюдал слаженную работу экипажа, их профессиональную швартовку кормой.
Иллюминаторы "Oro" светились тёплым, желтым светом, внутри довольно громко играла музыка. Олег, застыв под проливным дождём, ждал, когда появятся пассажиры, но на палубу вышел только матрос. Он перепрыгнул на пирс и подсоединил яхту к заправочной стойке с электричеством и водой.
- Эй, рогатый, вам маслопуп или тракторист не нужен?
- Нет. Команда укомплектована.
- Ну вот, опять облом.
Олег открыл дверь, тихо вошел в квартиру и устало сел на антикварный морской сундук. Мать выбежала из кухни, поцеловала его и с лёгким упрёком сказала:
- Сынок, я уже заждалась, что ж ты не позвонил? Я беспокоится уже начала, ты трубку не брал.
Сын сидел неподвижно, глядя перед собой, потом хмуро посмотрел на неё и отвернулся. Медленно снял мокрые сапоги, стащил с себя куртку и комбинезон, с которых натекли лужи дождевой воды и в одном термобелье побрел в ванную комнату.
- Олег, одежду в стирку или еще пойдёшь в море?
Он ничего не ответил.
Мать вздохнула и торопливо повесила на 'плечики' экипировку яхтсмена: куртку и комбинезон.
Дома аппетитно пахло едой. Когда он вошёл на кухню на столе уже стояла глубокая тарелка, наполненная до краев горячим, рубиновым борщом, сдобренным сметаной.
Олег устало присел к столу и в полном молчании начал быстро есть.
- Что на второе? - хмуро спросил он.
- Плов. Будешь?
- Давай.
- Устал, сынок?
- Я устал от неопределенности.
- Может быть стоит опять пойти в море на рыболовном траулере?
- К прошлому нет возврата, - он немного помолчал и зло добавил:
- Я не для того Макаровку заканчиваю, чтобы маслопупом в яме сидеть.
- Что собираешься делать?
- Не знаю. Надо подумать.
Она опять печально вздохнула и присела на краешек стула, теребя в руках кухонное полотенце.
- Олежек, я денег поднакопила тебе на отпуск. Съезди куда-нибудь отдохни.
Он ничего не сказал в ответ, лишь быстро ел плов.
Мать раздражала его сейчас своим присутствием и тихими печальными вздохами.
- Может тебе на второе высшее куда-нибудь поступить?
- Денег нет.
- Я заработаю, - выражение её лица стало виноватым.- Мне тут еще одну подработку предложили.
Он нервно бросил ложку в тарелку:
- Ты поесть мне спокойно дашь?
Она засуетилась, убирая пустую посуду:
- Чай будешь? Я печенье испекла, твоё любимое, - мать пододвинула к нему ближе стеклянную вазу, наполненную до краёв хрустящим песочным печеньем.
Он взял одно, встал из-за стола:
- Спасибо, мам. Пойду прогуляюсь. Буду поздно. Ложись спать, не жди.