"Если подходить к сознанию в философском смысле, то мы, естественно, должны сказать, что при всяком психическом заболевании высшая форма отражения мира в нашем мозге нарушается". А. В. Снежневский
Не происходит абсолютно ничего особенного. Я лишь наблюдаю за часами. Стрелки аккуратных настенных часов ползали по циферблату, создавая невыносимый шум, гулко отдающийся где-то в области лба. Секунды набухая, перерастали в минуты, те созревая невероятной формы плодами, лопались с густым чавканьем, превращались в часы. Давно не слежу за семенами, которые падая на хлорированный пол, прорастают днями. Вокруг меня лес. Лес сорного, отвратительно прожитого времени. Рядом разрывая ткань бытия, снова тянется вверх, скрипя сухожилиями, и отвратительными ветками, еще один день Я лежу на кровати, обессиленно раскинув руки в стороны. Взгляд плавает по комнате, не останавливаясь ни на минуту. Иногда мне даже кажется, что он закручивается спиралью. Нет сил, дыхание давно сбилось или я просто разучилась дышать. Руки болят от уколов. Ног я не чувствую. Ненависть, которая еще совсем недавно душила меня, вырывала куски мяса из моего сердца, теперь трется о мою израненную душу, подхалимно зализывая ее раны. Я ей еще нужна. И она мне тоже. Раньше, когда все вокруг было утопически прекрасно, я не могла себе представить, каково это жить только благодаря ненависти, даже без возможности отомстить. Тому, кого я возвысила на одну ступень с богом, кого берегла у самого сердца, скрупулезно запоминая и вырезая на ландшафте внутреннего мира, осколками разбившихся ради него мечтаний, каждое его движение, каждое выражение его умного лица. Я говорю про тебя, бессовестный ты засранец! Хватит спать! Я сочиняла монологи, посвященные твоим глазам, губам, улыбкам, запаху, тому самому, что исходил от твоих висков и крыльев носа, когда ты просыпался утром, и который так мягко-одуряюще на меня действовал. Наверно, я слишком сильно тебя любила, слишком много отдала тебе себя, забыв о компенсации чувств. Теперь, после истерик и припадков, мне остается, только морально умирая каждую минуту и рождаясь снова в мучениях, вспоминать тебя и сходя с ума тихо ненавидеть. Громко, прости, уже не могу. Не хочу возвращаться в обыденный мир, где я не смогу прятаться в лесу Времени, где придется выслушивать фальшивые сочувствия знакомых, наигранно ободряющие утешения матери и врачей, а ведь она знала, насколько мне дорог ты был. Был. Дикое слово, что берет меня на руки словно сказочный великан и хохоча бросает наземь, а после выкручивает мое тело. Когда наступает агония и я трепыхаясь в конвульсиях наконец-то ощущая смерть, через бесконечное мгновение осознаю правду, и тону в океане разочарования. Потому что умирает и возрождается моя любовь к тебе, а вовсе не я. Ничтожное, ненужное теперь ощущение любви, приходящее из прошлой жизни, для того чтобы умирать снова и снова в Аду скорби, распаляемом той самой подлизой- ненавистью. Вот опять. Монстром в черном фраке, с неестественно вывернутыми конечностями, она настегает меня в любом уголке моей души и насильно заставляет смотреть бережно ею заламинированные картинки нашего с тобой прошлого. Причитая и заламывая руки, я прошу ее прекратить, она скалится и подсовывает мне все новые и новые воспоминания. И вот с пеной у губ, оставляя на ладонях по четыре красных радуги, я вырываюсь, теряя на ходу запчасти себя и с пульсирующим мозгом бегу. Бегу. Бегу. От кого? От себя. Я - проклинающая тебя ненависть, я - этот монстр с изуродованной душой, оставленный тобой одиноко выть на радующийся жизни мир, тогда когда ты лежишь и гниешь в деревянном тесном "чулане" под землей. Ненавижу тебя за смерть, которой ты разрушил мою жизнь, наши планы. Как смел ты, умереть и не забрать меня с собой?