Я познакомился с ним в поезде Москва-Сухуми. Он сразу мне понравился. Был он худенький, чистенький и доброжелательный. Из-под очков смотрели грустные серые глаза, затененные длинными темными ресницами. Рукава белоснежной рубашки закатаны до локтей. Руки большие, сильные, загорелые, рабочие. Большой палец на правой руке - расплющенный, видимо, от давнего неосторожного удара. Книга, которую он захватил с собой в дорогу, оказалась серьезной и умной. "Выучившийся рабочий" - решил я, и как выяснилось позже, не ошибся. Наше молчание в течение первой половины пути было спокойным и необременительным. Моложавый дедушка, так бы я его назвал. Разговорились мы за бутылкой сухого вина. Поезд шел на большой скорости, покачивался вагон-ресторан в такт движению, стучали колеса, заглушая нестройный разговор соседей. Сентябрьское белесое солнце заглядывало в окна, проносились мимо поселки, маленькие станции, лесополосы. Выяснилось, что мы едем в один и тот же санаторий лечить нервы.
Я решил подлечить свои нервы после одного инцидента, о котором не рассказывал никому, даже жене. Мне было стыдно. А произошло со мною следующее... На очередной беседе с профессором Кобельковым, крайне резкой, но прикрытой надежным слоем благопристойной вежливости, я поймал себя на странной мысли. Мне вдруг захотелось запустить одним из геологических камней, множество которых валялась на столе у профессора, в розовую профессорскую лысину. Желание было столь неодолимым, что меня прошиб холодный пот. Сославшись на неотложные дела, я, улыбаясь, распростился с профессором, срочно уехал домой и взял бюллетень.
Дорога располагает к откровенности. Я рассказал об этом случае Николаю Ивановичу, так звали моего попутчика. Николай Иванович сочувственно поглядел на меня из-под очков, которые сильно увеличивали его и без того большие серые глаза и делали похожим на тушканчика.
- Хотите, я расскажу Вам о себе, - предложил он.
- Разумеется.
Я уселся поудобнее и приготовился слушать. Николай Иванович отпил вина из запотевшего зеленого бокала и начал негромким приятным баском:
---------------------------------------
Говорят, я стал улыбаться с двухлетнего возраста, когда скоропостижно скончалась моя мама. Плач родных и похороны произвели на меня неизгладимое впечатление.
Отец вскоре снова женился. С мачехой они нарожали кучу детишек. Я находился на воспитании у 82-летней бабушки. Бабушка сама нуждалась в воспитании, потому что давно впала в детство. Ее терзал жесточайший склероз.
Я стал улыбаться шире с третьего класса. Шла война, с продуктами было плохо. В школе, на большой перемене дети получали на обед бублики. Бублики были румяные, мягкие с черными аппетитными маковками. Чаще всего, мой бублик съедал кто-нибудь из более старших и сильных ребят. Улыбаясь, я отдавал свой бублик и натощак досиживал оставшиеся уроки.
Некоторые принимали меня за идиота. Но я им не был. Просто я не мог не улыбаться. Я улыбался даже во сне, если мне что-нибудь снилось. Лечение и лекарства не помогали. Время шло. Из нескладного подростка я превратился в нескладного юношу. Я был сутуловат, худощав, маленького роста с большими руками, которые высовывались из старого кургузого пиджака. С трудом я окончил восемь классов на одни тройки. Я учился прилежно, много читал, увлекался поэзией, любил математику и физику, но никто не знал об этом. У доски я терялся и отвечал из рук вон плохо. Моя постоянная улыбка доводила учителей до слез. Я пошел на завод, сначала был разнорабочим, потом стал неплохим токарем. Я работал и учился. Окончил вечерний техникум, затем заочно Машиностроительный институт. Когда я защищал диплом и широко улыбался комиссии, мне задали очень мало вопросов и поставили 4. Несколько лет я встречался с девушкой, которую нежно любил. Она вышла замуж за другого. Я женился на той, которая хотела выйти за меня замуж. Еле-еле мы выдержали год совместной жизни. Жена ушла. Она сказала, что не может видеть, как я улыбаюсь.
С годами я еще больше сгорбился, приобрёл очки, волосы мои поредели и поседели. И ростом я стал, как будто, еще ниже. На честные сбережения я купил однокомнатную кооперативную квартиру. С тех пор я жил спокойно. Мой пес Мухтар был моим единственным другом. Он не обращал внимания на мою улыбку и был предан мне, как пес.
За двадцать шесть лет работы на одном месте я дослужился до должности старшего инженера. Мне поручали самую неприятную и трудную работу. Я, молча с улыбкой, выполнял ее точно в срок и никогда не требовал прибавки жалованья.
Наш новый молодой начальник (старого проводили на пенсию) сразу невзлюбил меня. Начальник был не глуп, хороший организатор, но слабо разбирался в работе отдела. Знаний и опыта ему явно не хватало. И вот однажды, он поручил мне составить доклад о тематике работы отдела за последние десять лет и сделать соответствующие выводы. Времени было в обрез. Предстояло поднять и проработать обширнейший материал. Я работал всю ночь и приехал утром в учреждение с головной болью. Стоял июнь месяц, было очень жарко и душно. Видимо, у меня поднялось давление.
В одиннадцать часов утра, когда я дописывал последнюю строчку, меня вызвали к начальнику. Улыбаясь, я вошел к нему в кабинет. Начальник грохнул по столу кулачищем и заорал: " Долго мне ждать, черт побери! Я опаздываю в Министерство! Да перестаньте Вы скалиться, наконец!"
Но не тут то было. Улыбка моя стала еще ослепительнее. Она разъехалась во всю ширину лица и захватила ушные раковины. Я неторопливо приблизился к столу, за которым восседал начальник, поднял увесистую папку с докладом и ее ребром ударил начальника по мощной загорелой шее. Потом, смазал папкой его выбритые щеки так, что у него раз десять дернулась голова слева направо. После этого, я тихонечко положил папку на стол и пошел к выходу. Позади, стояла гробовая тишина. Я уехал домой, не дожидаясь конца рабочего дня. В метро было непривычно просторно и тихо. Я не мог понять почему. Мне стало как-то не по себе. Я взглянул на свое отражение в стекле вагона и поразился. Я НЕ УЛЫБАЛСЯ. На меня смотрело усталое лицо обыкновенного человека.
--------------------------------------
Мы помолчали. Я был ошарашен рассказом и слегка шокирован, старался не показать этого Николаю Ивановичу. Николай Иванович вздохнул и застенчиво посмотрел на меня:
- Заяц выскакивает там, где его меньше всего ожидаешь. - Сказал он и засмеялся непринужденно. С тех пор, как я перестал улыбаться, моя жизнь круто изменилась к лучшему. Я женился. Она - очень милая, а главное - спокойная женщина, относится ко мне с большим вниманием, уважает и ценит меня. Я, в свою очередь, отвечаю ей тем же. Мы оба немолоды, но счастливы, пожалуй.
- А как же с работой? - Спросил я осторожно.
- Начальник оказался отличным парнем ответил Николай Иванович. - О моём ужасном поступке он не сказал никому ни слова. Через неделю он меня вызвал, похвалил за составленный доклад.
- Сам заместитель министра остался доволен Вашими выводами и предложениями. Я не смог бы составить доклад с таким знанием дела и умением, и в такой короткий срок. - Добавил он.- Но, надеюсь, что больше Вы не будете бить меня папками. Иначе, - он погрозил мне своим огромным кулаком.- Я дам сдачи.
Мы оба засмеялись. Через месяц меня перевели на должность ведущего инженера и прибавили зарплату. Впервые, я получил путевку, хотя и не просил об этом.
Стемнело. Мы вернулись в купе. Я ворочался на жесткой полке и никак не мог уснуть.
- Бить свое начальство по шее - не метод, - рассуждал я.- Но... Не оттого ли расшатались мои нервы, что я часто улыбался людям, которых я не уважал или меня тошнило от одного их вида. И улыбался какому-нибудь мерзавцу, если я, например, зависел от его мнения: повысить мне зарплату или нет? Неужели неискренние улыбки влияют на психику человека и последствия непредсказуемы?