Свернув за угол, Лиза со злостью двинула урну ногой. Урна закачалась, разноцветный мусор просыпался на асфальт. Боль в ноге на мгновение заглушила досаду. Кончено! Счастье разрушено, по ее собственной дури! Но рыдать, оплакивая воспоминания, она не будет. Решительным шагом вошла в метро, поехала в свой родной МИСиС, где когда-то училась и работала. Попросила путевку в студенческий лагерь на сентябрь. В сентябре отдыхали аспиранты и преподаватели.
Лагерь МИСиС располагался в Абхазии, в ущелье реки Ряпша возле мыса Пицунда. Простенькие трехместные домики у моря, удобства на улице. Но ей и не требовалось много комфорта.
Утром она загорала на пляже с соседкой по комнате Зиной. Отдыхать в Абхазии без мужчины было неудобно, нельзя было пойти в бар или в горы. Но после расставания с Сашей близость с другим мужчиной казалась ей чем-то кощунственным.
Вечерами из ущелья Ряпша в пансионат, расположенный на мысе Пицунда, ходил маленький катер.
Они с Зиной поднялись по шаткому трапу на борт катера. Дул приятный бриз. Они прогуливались по палубе.
- Если повезет, можем увидеть дельфинов...
Вдруг Лиза застыла на месте. На борту одиноко стоял Бестужев. Он приветливо улыбнулся, помахал рукой.
- Подожди минутку - сказала Лиза подруге и подошла к Бестужеву.
- Рад вас видеть, выглядите вы восхитительно!
После взаимных комплиментов он сказал:
- Сочувствую вашему несчастью. Я имею в виду ваш неудачный брак. Я сам пережил развод и понимаю, как это тяжело.
- Так вы знаете? Конечно, Бестужев знал. Развод Саши Бочарова был в институте громкой сенсацией.
- Жаль, когда приходится расставаться с бывшими друзьями. С каждым из них уходит частичка нашего прошлого.
- Мы не могли оставаться вместе после той аварии, - она вкратце рассказала Бестужеву о том, что случилось в Сочи.
- Это все наши дороги. На трассах Швейцарии столько людей не погибает. Хотите что-нибудь выпить?
- Выпить?
- Когда приедем на мыс. Я приглашаю вас и вашу подругу в бар. Вино - лучшее лекарство от мрачных мыслей.
Они втроем заняли столик в баре "Бзыбь", расположенном на последнем этаже пансионата.
- А я была здесь раньше. Я имею в виду не пансионат, а лагерь нашего института. Ничего здесь не изменилось. Только я тогда была молодая и счастливая.
- Вы и сейчас совсем молодая.
- А ощущение такое, что мне сто лет. Или еще хуже - что я уже умерла.
Бестужев заговорил о том, что не только люди, но и наука тоже умирает.
- От того, что сейчас происходит в институте, у меня сердце рвется на части.
Лиза расспрашивала его о судьбе общих знакомых.
Присутствие за столом Зины их очень сковывало. Оба они чувствовали, что она здесь абсолютно лишняя.
Потом они снова плыли на катере. На небе ярко горели звезды Млечного Пути. Пытались разговаривать, но мешала музыка, гремевшая на палубе.
Катер подошел к берегу. Трап спустили прямо на пляж. Бестужев сошел первым, протянул руку Зине, но она сказала, - Я сама, - и неуклюже спрыгнула на песок. Он подхватил Лизу, почувствовал прикосновение ее легких рук. Она показалась ему удивительно невесомой. Он проводил обеих девушек до их домика.
На следующий день он подошел к Лизе, когда она выходила из столовой.
- Вот вы здесь все знаете. Расскажите мне, что это за кафе, которое так романтично нависает над морем?
- О, это очень демократичное заведение. Оно здесь уже много лет. Очень подходит для студентов. Никакой настоящей еды там нет, только вино, шоколад и орехи. Четыре года назад мы покупали один стакан орехов на всех, вскладчину. А вино там хорошее, настоящее грузинское.
- Хотите, я угощу вас вином и орехами? Вам, наверное, сейчас одиноко.
После ужина они устроились в кафе над морем. Внизу тихо плескались волны.
- Что вы будете пить?
- Кизмараули. Это вино мы везли отсюда в Москву.
Принесли шоколад и орехи.
Лиза расспрашивала Бестужева о работе. Узнала, что он декан факультета и уже не доцент, а профессор.
- Странно видеть вас в таком скромном месте. Почему вы не поехали в какой-нибудь первоклассный санаторий?
- Друзья сказали, здесь отличные пляжи. Да и вопрос с отпуском решился в последнюю минуту.
- Тогда понятно.
- А потом, я живу не в таких уж скромных условиях. Мне как профессору предоставили отдельный домик.
- Шикарно! Но удобства все-таки на улице? -рассмеялась Лиза.
- Как у всех. - сказал Бестужев. И внезапно сменил тему.
- Хорошо, что у вас с Сашей не осталось детей.
- Не знаю, хорошо ли... Мы просто не успели. Я не знала, что нужно торопиться.
- Слышите, как шумят волны? Они никуда не торопятся.
- Да, лениво, неспешно бьются о камни.
Они наклонились вниз и, держась за бортик веранды кафе, слушали шум прибоя.
- А здесь в ущелье есть еще какие-то злачные места? Или обязательно нужно ехать в пансионат?
- Есть трактирчик в горах. Там можно заказать шашлык. Говорят, это очень дорого. Я никогда там не бывала.
- Ну, деньги не проблема. Давайте сходим туда. Наверстаете упущенное.
- Не хочу. Боюсь вновь почувствовать себя счастливой.
- Боитесь вновь почувствовать себя счастливой? Что за бред?
- Я не заслуживаю счастья. Я испортила жизнь Саше. Испортила жизнь дорогому мне человеку. Мне кажется, он и сейчас меня любит. И я все время думаю о нем. Все время живу воспоминаниями.
- Нельзя жить одними воспоминаниями.
- Я знаю. Но, может быть, нам с ним стоит помириться?
- Склеить разбитую чашку очень тяжело. Я пытался, и у меня ничего не получилось. Но я-то должен был попробовать. Ради ребенка. А вы - вы свободны. Мой вам совет - начните все с чистого листа. Если только... если только вы не хотите вернуть его из материальных соображений.
- Нет, конечно же нет! Как вы могли так обо мне подумать?
- Извините. Но я, к сожалению, вижу, что мир меняется. Чувства перестают быть чем-то важным.
- Не для нас. Не для таких, как мы.
Глаза Лизы в темноте сияли мягким светом. Бестужев посмотрел на нее, и взгляд его наполнился нежностью. Лиза была благодарна ему за участие. И за то, что он не пытался ее обнять, не искал большей близости По ее телу разливалось тепло от выпитого вина. Теплота южной ночи обволакивала ее, ей было хорошо - впервые за несколько месяцев.
Она заметила, что они остались в кафе совсем одни. Нужно было уходить. Бестужев проводил ее. Ночь была темная, и он вел ее за руку. Она ощущала его присутствие, магическую силу неодолимого притяжения. На мгновение в ней проснулось щемящее чувство тревоги. Но только на одно мгновение. Она упала на кровать и уснула сном без сновидений.
Они с Бестужевым специально не искали общества друг друга. Один раз она мельком увидела его на пляже. Ей показалось, что он слишком худощав. В костюмах-тройка он выглядел эффектнее.
После обеда они столкнулись, и он спросил:
- Как проходит ваш отдых? Я вижу, что вы успели загореть.
- Да, хотя солнце не очень жаркое. Не такое, как летом.
- Бархатный сезон.
- Как вам здесь нравится? Я имею в виду не условия проживания, а природу.
- Ну, если честно, я видел места и покрасивее. В том числе и в России. Гагры, например, мне нравятся больше. Там все утопает в пышной зелени. А здесь, чтобы подняться в горы, нужно долго идти по пыльной дороге.
- Ну да. Милое захолустье. Но и здесь есть свои местные достопримечательности. Хотите, покажу? Прямо сейчас?
- Я в полной готовности.
Они прошли метров двести.
- Вот, посмотрите!
- Здесь только деревья.
- Деревья, но какие! Это ореховая роща. Здесь растут грецкие орехи. И еще инжир.
Она подвела его к раскидистому дереву. Он смотрел, как она изогнулась, ее смуглая тонкая рука легко дотянулась до высокой ветки. Она протянула ему сорванный плод.
- Вот, попробуйте!
- Какой сладкий! Удивительно вкусно!
- На самом деле они чересчур сладкие. Больше пяти штук сразу не съешь.
Она сорвала еще два крупных плода - для себя и для него.
- А со мной здесь случился забавный случай. Я шла через рощу и вдруг наступила на что-то мягкое. Раздался истошный вопль. Оказалось, это рука лежащего студента. Вечером здесь на каждом шагу лежат влюбленные парочки.
- Хорошо, что люди находят друг друга.
- Находят, но ненадолго. Расстаются еще до приезда в Москву. Такие уж тут нравы.
- Будьте снисходительны.
- Жуткие нравы. Могу рассказать про местные жаркие танцы. Женщины меняют партнеров по танцу до тех пор, пока рядом не оказывается тот, с кем есть притяжение. И тогда прямо посреди танца, не дожидаясь конца, уходят. Скрываются, целуясь, в густой растительности.
- И у вас так было?
- Нет. Я тогда еще была девушкой, - сказала Лиза и это, конечно, было ложью.
- Да, юг - вздохнул Бестужев, - все пропитано эротикой. Вот и я, когда вас вижу, с трудом себя сдерживаю. Наверное, мне нельзя больше с вами разговаривать.
- Может и так. Жаль только, что я не успела рассказать вам про пляж третьего ущелья.
- Что за пляж?
- Совершенно дикий. Идешь вдоль берега, и никого больше нет. А обратно можно вернуться лесом. Там среди самшитов бежит маленькая тропинка. Бежит по самой кромке горы. А море, если посмотреть с горы, выглядит совершенно бескрайним. Смотришь вниз и буквально замираешь от восторга!
Бестужев на мгновение прижал ее к себе и слегка оттолкнул.
- Не могу больше с вами общаться! Схожу с ума!
- Пойдемте, я вас выведу к столовой. А то вы еще заблудитесь здесь, в роще любви.
Вечера Лиза проводила на террасе соседнего домика. Долговязый парень пел под гитару. В углу обнимались юные пары, кавалеры робко и неумело целовали своих случайных подруг. От скуки Лиза взяла шефство над дурнушкой Зиной. Разрешила ей пользоваться своей косметикой. Отдала свой махровый пляжный халат. Он был короткий, белоснежный и очень стильный. Отдала Зине свою шикарную шляпу от солнца - белую в зеленых яблоках. Все это ей самой было ни к чему. В Пицунде выходить из лагеря на пляж можно было прямо в купальнике, а соблазнять и очаровывать ей никого не хотелось. Бестужев не выходил из головы, но она решила его избегать. Кто угодно, только не Бестужев! С ним не может быть ничего, кроме боли.
В середине лагерной смены ее накрыло чувственное томление.
На пляже она увидела парня с мускулистой фигурой. Глаза их встретились, выражая взаимный интерес. Кокетливо наклонив голову, она продолжала на него смотреть, улыбаясь чувственной порочной улыбкой. Парень пересел поближе.
- У тебя очень красивые волосы. Невозможно не заметить.
Она молча ожидала продолжения.
- Пойдешь со мной в горы? Сегодня после обеда?
- Сегодня? Торопишься? Ну что ж, давай сегодня.
Согласие на прогулку подразумевало и согласие на все остальное. Они долго шли по песчаной дороге - мимо виноградников, мимо зарослей колючей ежевики. Парень, наконец, представился - его зовут Матвей, он аспирант и его специальность - литье металлов. Лиза усмехнулась, не тая презрения.
- Кафедра литья - самая слабая в нашем институте.
- Ну и хорошо, конкурентов меньше.
Лиза равнодушно пожала печами. Ей не хотелось, чтобы он говорил о себе, она предпочитала видеть в нем таинственного незнакомца. Устроились на вершине покатой горы и сразу стали неистово целоваться и ласкать друг друга. Сексуальное напряжение достигло наивысшей точки, оно было уже запредельным. Огромный член парня стоял торчком, словно каменный идол, но он все еще медлил, не входил в нее.
- Ну давай же, давай! - шептала она, как в горячечном бреду. Он по-прежнему медлил и коварно улыбался. Парень был женат всего полгода и не мог решиться на измену. К тому же боялся заразы, а презерватив с собой не захватил. Прошло минут двадцать, прежде чем Лиза поняла, что он с ней просто играет. Еще ни один мужчина не наносил ей подобного оскорбления. Она прекратила обнимать его, резко спросила, - Что не так?
- Я еще не готов.
Секунду она смотрела на него, как змея, готовая мгновенно ужалить, а потом изогнулась и с силой отшвырнула его прочь. Парень, как был, без рубашки и с расстегнутой ширинкой, покатился по склону. Гора была не слишком крутой, но сплошь покрыта колючими растениями. Кувыркаясь и барахтаясь, он летел вниз. Истошный вопль "сука" огласил горы, пребывающие в мирном молчании. Наконец ему удалось зацепиться окровавленными руками за ствол корявого деревца. Лиза смотрела, как он медленно поднимался, - руки исцарапаны, в глазах - ужас, мгновенно сменившийся злобой. Она расхохоталась и ушла прочь.
На следующий день в лагере были соревнования по плаванью, Лиза была в числе участников. Увидев Матвея среди зрителей, она почувствовала приступ неукротимой ярости. Кипящая энергия гнева помогла прийти к финишу первой. Зина, поздравляя ее, бросилась обниматься. Потом подошел Бестужев.
- А вы, оказывается, отлично плаваете.
- Я все стараюсь делать отлично. Разве вы не заметили?
- Пожалуй. Простите меня, я слишком редко вас хвалил.
Она взглянула на его обожженное солнцем, обветренное лицо.
- Какой загар! Вы уже не похожи на профессора, вас можно принять за капитана пиратского судна.
- Да, загар у меня не интеллигентный. Постараюсь в Москве его поскорее смыть. Ну, как проходит ваш отдых?
- Почти закончился. Как будто и не было.
- Жалко расставаться с морем?
- Моря, конечно, будет не хватать. Расставаться с новыми друзьями тоже грустно. Даже с этой Зиной. Я легко привязываюсь к людям, а люди - они ведь уходят навсегда.
Конечно, она думала не о Зине, а о Бестужеве. Больше его не увидит.
- Я вас понимаю, - сказал Бестужев, перестав улыбаться.
- Вы все здесь посмотрели? Ущелье реки? Шашлычную в горах?
- Шашлычную - нет. Не было подходящего гида.
- Вы не искали.
- Не искал. Но шашлычная - это не то, о чем стоит жалеть. Шашлыки будут и в Москве.
И вдруг сказал, неожиданно для себя самого, капризным тоном избалованного ребенка, - Хочу увидеть чудесное третье ущелье!
На самом деле он уже там бывал, но ему вдруг захотелось пойти туда вместе с Лизой.
Они вышли из лагеря сразу после завтрака и долго шли по безлюдному берегу. Слева от них была отвесная скала. Они шли, перелезая через нагромождение камней, отполированных волнами. Иногда приходилось идти по воде.
На пляже третьего ущелья не было ни души. Чайки, которых они вспугнули, улетели. Лиза устроилась на большом темно-сером валуне. В открытом купальнике она выглядела восхитительно и показалась Бестужеву похожей на бронзовую статуэтку. Никаких шляп от солнца она не носила, и легкий ветер играл ее длинными волосами. На ярком солнце темные ее волосы отливали червонным золотом. Бестужев откровенно ею любовался, а она смотрела вдаль и словно вовсе его не замечала.
- Слышите шум волн? Это дыхание Посейдона!
Они входили в теплую воду и снова выходили на солнечный берег, и это было огромное, немыслимое наслаждение.
Возвращались из третьего ущелья они по горе над морем, и море внизу переливалось зеленым, голубым, темно-серым, темно-синим. Тропинка иногда делалась совсем узкой, и нужно было идти, цепляясь за ветви и корни. Потом она вдруг расширялась, и они переходили из темной прохлады самшитов в кружевную тень высоких буков и грабов. Лиза начала петь.
День и ночь,
день и ночь мы идем по
Африке,
все по той же Африке,
и только пыль, пыль,
пыль из-под шагающих сапог...
Эта песня на слова Киплинга часто звучала в Пицунде. Бестужев ей подпевал. Они плохо помнили слова, поэтому все время повторяли одно и тоже - пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог. Бодрые и веселые, под звуки этого марша спустились с горы к лагерю.
- Еще увидимся, - коротко бросил Бестужев.
После обеда, когда она проходила мимо его домика, он вышел к ней, взял ее за руку и увел к себе.
- Не хочу, чтобы вы чувствовали себя одинокой. Не сейчас, не в этом раю.
Он обнял ее горячее загорелое тело. Оно пахло морем. Только морем, ибо никаких сладких духов в Пицунде она не использовала. Они любили друг друга, и в этой любви не было греха. Волшебное совокупление. Словно слияние двух античных богов.
В последний день отдыха уехали на мыс. На палубе разговорились с парнем, работавшим на судне. Спросили, как давно он плавает по морю и сколько лет кораблю. Бестужев, серьезный и надменный, поучительным тоном произнес:
- Напрасно вы врубаете эту оглушительную музыку. Она ужасна. Отвратительна.
На губах парня заиграла насмешливая улыбка. Он перевел взгляд на Лизу, и она понимающе улыбнулась - так, словно была с ним солидарна. Парень смотрел на Лизу с нескрываемым восхищением, она кокетничала, наслаждаясь производимым впечатлением. Юноша скрылся в рубке.
- Мне не понравилось, как ты с ним разговаривала.
- А мне плевать, что вам не понравилось. Мы же больше не встретимся. Мне предстоит вас забыть. Ведь так?
Бестужев промолчал. На мгновение она почувствовала радость. Он говорил ей ты, не было больше этого холодноватого, отстраненного вы. Они сошли на берег. Едва возникшая ссора забылась. Прелесть южного вечера завораживала, успокаивала, примиряла. Вошли в бар. Выпили вина. Перед глазами все поплыло. На стенах полутемного зала сияли арабески - причудливый орнамент, в его металлическом блеске Лизе виделось что-то зловещее, пугающее.
- Пойдемте отсюда. Я хочу к морю.
Море было темное, неприветливое, враждебное. Прошли по аллее вдоль корпусов пансионата. Там, за металлической оградой, росли огромные реликтовые сосны, а под ними - высокая трава.
- Перелезем?
- Нас арестуют.
- Откупимся, - рассмеялся Бестужев и легко перемахнул через забор. Они упали в мягкую зелень.
- Боже мой, я как на перине! А ведь лежу на сосновых иголках. Удивительно, какие они нежные и мягкие.
- Это трава.
- Нет, сосновые иголки. Темно и уже не видно, но вот, они у меня в руке.
- Не спорь со мной, - сказал Бестужев и закрыл ей рот поцелуем. Они снова любили друг друга, было чудесно, но совсем не так, как накануне. Каждую секунду она помнила, что это их последняя встреча.
Бестужев разжал объятья. Она со стоном откинулась назад.
- Как хорошо!
- Какая досада! Презерватив разорвался!
- Не страшно. У меня, кажется, бесплодие.
- В женское бесплодие я больше не верю. Этот диагноз уже сыграл со мной злую шутку.
- Неприятности не повторяются в одинаковом виде. Они всегда принимают новое обличье. В этом их коварство.
- Не будет никаких неприятностей. Нэ надо думать плохо. Надо думать хорошо!
- Грузинский акцент у вас не получается!
Обнимаясь и смеясь, они поспешили на катер, который отплывал от мыса ровно в десять вечера. Конечно, опоздали. Всю ночь гуляли по набережной, то погружаясь во тьму, расцвеченную мириадами крошечных светлячков, то выходя под ослепительный свет ночных фонарей пансионата. В лагерь вернулись утренним катером.
- Будете звонить мне в Москве?
- А надо?
- Наверное, нет. Во сколько ваш самолет?
- Завтра поздно вечером.
- Я улетаю утром.
- Да, надо прощаться.
Он в последний раз привлек ее к себе.
- Дорогая моя... никогда, никогда тебя не забуду!
Часть 5. Позднее раскаяние
Забыть Бестужева не получалось, мучительная тяжесть на сердце боль и тоска никуда не уходили. Через три недели она поняла, что беременна. Лечение грязями увенчалось успехом, но как же не вовремя! Но и аборт делать нельзя. Слишком много горечи принесло ей ее временное бесплодие, слишком унизительным было отношение Сашиных родственников, стремящихся уверить ее в несостоятельности, неполноценности.
Все ее мысли кружились вокруг того, как сказать о беременности Бестужеву. Разум подсказывал ей, что он будет против рождения ребенка. Будет требовать, чтобы она сделала аборт. Внезапно она разозлилась, - как он смеет что-то от нее требовать! Она погрузилась в бесплодные мечты. Вдруг он обрадуется? Вдруг захочет уйти от жены?
Позвонила матери в Сочи. Мама встретила известие с пониманием и сочувствием. Обещала помочь. Позвонить Бестужеву было еще труднее, чем звонить матери. Лиза несколько раз брала трубку и тут же ее бросала. Сердце начинало колотиться, тревога нарастала, как снежный ком.
Бестужев согласился встретиться, хотя и очень неохотно. Назначил свидание в парке.
- Черт подери, неужели это все-таки произошло?
- Так уж получилось. Я этого не планировала, вы знаете.
- Так. Что же мы будем делать? - он задумался и, после короткой паузы произнес:
- Завтра принесу деньги. Выберешь себе самого дорогого, самого хорошего врача, чтобы не было никаких осложнений.
- О чем вы? Я не собираюсь делать аборт.
- Что ты такое говоришь? - тихо, каким-то зловещим шепотом спросил Бестужев. Красивое лицо его вдруг исказилось, он пришел в ярость.
- Хочешь погубить мою жизнь? Я тебе этого не позволю! Ты не имеешь права принимать такое решение! Это касается не только тебя.
- Но я уже приняла решение, и оно твердо и бесповоротно. Я буду рожать!
- Нет, не будешь! Ты слышишь меня? Не будешь!
Они орали друг на друга, Бестужев вскочил, руки его сжались в кулаки. Лиза почувствовала, - он сейчас способен ударить ее, избить.
Проходившие мимо молодые люди остановились, хотели вмешаться.
- Пошли вон отсюда! - заорал Бестужев. - Ты - подлая сука! Столько лет подкрадывалась ко мне, как гадюка, а теперь решила, что - пора! Можно погубить мою семью! Почему нет?
Лиза вскочила, бросилась прочь. Бестужев грубо схватил ее за руку, заставил сесть. Снова кричал, требовал, умолял. Лиза разразилась рыданиями.
Бестужев перестал орать и попытался ее успокоить. Она оттолкнула его руки и снова попыталась уйти. Пройдя два шага, остановилась, обернулась. Лицом своим, мокрым от слез, злым и одновременно страдальческим, она была похожа на затравленного зверька.
- Я не сделаю аборт! Это исключено! Слышите вы меня? Исключено!
Звенящий ее резкий голос полоснул Бестужева по нервам. Он вздрогнул, в сердцах двинул ребром ладони по стволу березы, так что бедное деревце все задрожало, повернулся и пошел прочь.
Пройдя еще несколько шагов, она обернулась. Фигура Бестужева в белом свитере светлым пятном мелькнула в темной зелени парка.
- Подохни, сволочь! Подохни! - крикнула она в исступлении ему вдогонку, но начавшийся дождь заглушил ее слова, он их уже не услышал.
Лиза еще долго бродила по опустевшему парку, потом сидела на одной из мокрых скамеек, тупо глядя в пространство, не замечая струй воды, текущих по волосам. Придя домой, она долго стояла под теплым, а потом под совсем холодным душем. Наконец ей удалось немного прийти в себя.
Больше она не будет ему звонить. Она боялась его, боялась, что из-за его истерик потеряет ребенка. Не нужно ей его помощи, пусть он идет к черту, пусть хоть действительно подохнет. Не жалко! Она сама со всем справится.
Но через два дня Бестужев позвонил ей сам и потребовал встречи.
- Снова в парке?
- Нет. В парке холодно. В кафе.
Она села за столик, бледная и вся словно неживая. Бестужев пристально на нее глядел, пытаясь по выражению лица угадать, не переменила ли она своего решения. Но ее лицо было словно каменное.
- Что будешь пить? Сухое вино?
- Апельсиновый сок. Вина мне нельзя.
Бестужев дождался официанта. На скулах его играли желваки. Он с трудом сдерживал гнев. Когда официант отошел, он швырнул на стол конверт.
- Вот деньги. Можешь потратить их на аборт, можешь использовать их по своему усмотрению. Это все, чем я могу тебе помочь. И больше я ничего не хочу об этом слышать!
- Хорошо. Деньги пригодятся, - голос ее дрожал, она взяла конверт со стола. - Я, пожалуй, пойду.
Бестужев не пытался ее задержать. Он заказал себе коньяк и напился до умопомрачения.
Всю беременность сцена в парке продолжала преследовать ее, кошмаром врываясь в ее сны. Она просыпалась в слезах, лежала без сна и пыталась забыться в других своих воспоминаниях. Закрывая глаза, представляла солнечный берег в приморском городе, она гуляет с Сашей, останавливается у фонтанов, погружает руки в прохладную воду. Видит ласкающий взгляд его бархатных глаз.
Но коварно-услужливая память тут же приносила из своих мрачных глубин другой сопутствующий образ, - рядом с Сашей возникала Татьяна Натановна, яркая, властная, озабоченная поисками новой невесты для сына. Или еще хуже, - она снова видела взрыв адского пламени на дороге. - Нет, нет, нет!- вскрикивала она, закрывая лицо руками. Потом вспоминала Пицунду. Душная ночь, на борту катера подле нее - внимательный, нежный, тонко чувствующий Бестужев. Он наклоняется к ней, лицо его приближается, - прекрасное, одухотворенное, обожаемое. Но вдруг оно делается жестким, безумным, яростным, ненавидящим.
- Вот так. Нет у меня ни одного воспоминания, не окрашенного болью.
Она вставала среди ночи, заваривала чай и, борясь с тошнотой, думала, - ну когда же, когда же закончится этот кошмар!
Днем получалось забыться, погружаясь в работу. Иногда она отправлялась в кафе в компании старых друзей, они по-прежнему охотно с ней встречались. Предавалась беспечному, чрезмерному веселью. Замечала любопытствующие взгляды, скользящие по ее огромному животу. В метро ей уступали место, она уже почти гордилась своей беременностью.
В положенный срок она родила девочку. Мама ее, конечно, была рядом. Она приехала из Сочи, оставив дом на сестру. Девочку Лиза назвала Викторией. Виктория означает победу. Закончился жуткий период тоски, сомнений, ночных кошмаров. Наступило время для радости. Девочка ее будет красавицей. Ни один мужчина не посмеет поступить с ней так, как поступил Бестужев. Как было бы хорошо, если б это был ребенок Саши! Но это ребенок Бестужева, и она должна, просто обязана сообщить ему о рождении дочери.
Она боялась, что разнервничается, говоря с Бестужевым, и у нее пропадет молоко. Но через две недели молоко все равно пропало, и она, наконец, решилась и позвонила.
Бестужев некоторое время молчал. Известие застало его врасплох. Он был уверен, что Лиза сделала аборт. Наконец произнес:
- Встретимся в субботу.
Теперь, когда все уже произошло, он смотрел на ситуацию спокойнее. Доходы его в Перестройку резко пошли вверх. Разве он не сможет содержать еще одного ребенка? А Лиза все-таки молодец. Сильная женщина. Он думал о ней с невольным восхищением. И уже улыбался, представляя маленькую прелестную крошку.
На свидание с ним Лиза пришла с коляской. Бестужев смотрел на крошечное личико ребенка, им овладело радостное возбуждение, восторг, умиление.
-Удивительные черты! Тонкие, аристократические. Сразу видно, что ребенок будет необыкновенно одаренным!
- Пока еще не видно, - улыбалась довольная Лиза.
- Нет, видно, еще как видно! Про то, что она будет красавицей, я уже не говорю, это само собой разумеется.
- Виктория! Посмотри на своего папу!
- Виктория! Звучит гордо.
- Дома я буду называть ее Витой.
- А можно Викой.
- Нет, лучше Вита. Красивая девочка, красивое необычное имя.
Прощаясь, Бестужев привлек Лизу к себе и бережно поцеловал ее в щеку. Она улыбнулась, дотронулась до его ладони, и он пожал ее ледяную руку. Покой опустился на нее, словно легкое пуховое одеяло, согревал теплом ее сердце и душу.
В воскресенье Бестужев пришел к Лизе домой. Она уже ни о чем не тревожилась, была спокойна, уверена в себе. Бестужев взял ребенка на руки. Оказалось, он неплохо умеет обращаться с детьми. Девочка сразу начала ему улыбаться.
Потом Анна Антоновна унесла малышку, а Лиза и Бестужев пили на кухне чай.
Лиза жила возле метро Шаболовская, недалеко от института МИСиС. Бестужев приходил к ней почти ежедневно. Вечера он проводил у Лизы, а ближе к ночи уезжал к жене, - на метро или на такси. Иногда они с Лизой забывали о времени, уезжать было уже поздно. Бестужев звонил жене, говорил, что останется ночевать у друга.
- У какого друга? Дай мне его телефон, - просила жена.
-Ты что, собираешься меня контролировать? - взрывался Бестужев. - Нет, я не пьян. Почему я должен быть пьян?
- Вечно она меня упрекает, - жаловался он Лизе. - Даже если я прихожу вовремя, все равно возникают какие-то претензии. И упреки. Большей частью молчаливые, но все равно тошно.
- Даже если приходите вовремя? Из-за чего же тогда упреки?
- Ну, из-за того, что я много курю. И еще она обвиняет меня в алкоголизме.
Он говорил о своих недостатках так, словно это были достоинства, улыбаясь и привычно рисуясь.
Лиза вспомнила, как совсем недавно ей позвонил Митин и рассказал, что после вечеринки с трудом дотащил на себе пьяного Бестужева. Еле-еле удалось запихнуть его в такси и отвезти к жене.
- А у вас нет проблем с алкоголем?
- А у кого их сейчас нет? На работе напряженно. Очень много подлости и предательства. А еще небрежности и пофигизма. Все это я воспринимаю очень болезненно. В конце недели иногда позволяю себе напиться, расслабиться. Это же лучше, чем садиться на транквилизаторы?!
- Конечно, это гораздо лучше, - поспешила согласиться Лиза. Она видела, как он нуждается в одобрении. Ее внимание, ее восхищение, - Бестужев буквально млел от умиротворяющей обстановки ее дома. Невольно все чаще сравнивал Лизу со своей женой. Жена стала казаться ему бесцветной. Слишком покорная и терпеливая, и одновременно - беспокойная и тревожная. Лиза совсем другая. Она необыкновенно похорошела после родов.
Цветущая, сильная, она держалась с достоинством, в ее полуулыбке угадывался легкий оттенок самодовольства, словно она ощущала, что кто-то невидимый постоянно ею любуется.
Настоящая женщина! Женщина до мозга костей!
Бестужев не спешил рассказывать в институте о своей новой семье. В курсе был только его друг Митин. Митин иногда приходил вместе с Бестужевым, смотрел на Лизу с немым обожанием.