..Молодой Ф. сидит на прохладном песке, засыпанном хвойными иголками и наблюдает за тем, что происходит на берегу моря. Туристы в разноцветных плавках, совершенно обнаженные матерые практики, девочки, порхающие по самой кромке воды с бинди на лбу и в цветастых юбках испуганно озираются по сторонам и стыдливо отводят глаза от довольных жизнью нудистов. Все смешалось...
Они хотели сделать Икстлан, котором сам суть будет духовность... А в итоге получился очередной фестиваль. Подростки с дредами со сдавленным хохотом приговаривают бутылку коньяка в шести-восьми метрах от него, прячась в кустах от взглядов, полных морального превосходства и пуританского высокомерия.
"Люди, меня от вас тошнит". - думал он разочарованно.
Он собрал последние силы и последние деньги, купил себе удобные штаны-шаровары, табак и буквально приполз сюда - ближе к природе и к тем, кто хотя бы делает вид, что пытается познать себя и Вселенную. На какую-то долю секунды он поймал этот огонек надежды внутри себя и, не отпуская его уже, уехал из города.
Чтобы столкнуться здесь с собственной ненавистью и своим же презрением. Эта всепоглощающая нелюбовь к людям навещала его из года в год. И в последнее время задерживалась с ним все чаще. Он, уже познавший собственную силу, значение слова и музыки, с каждым разом задумывался - а стоит ли давать этому жизнь? На нем, как на человеке, решившем раскрыть свой внутренний мир перед миром окружающим, лежала ответственность - не навреди. Он не хотел, чтобы его музыка рождалась из ненависти и такой отправлялась к людям.
И вот он здесь. Ветер приносит с воды запах соленых водорослей и тины, деревья успокаивающе шелестят ветвями, листьями. На руки, лежащие на коленях, падают редкие золотистые иголки. Август, однако.
"К черту все. Останусь жить в лесу. Буду ловить рыбу, охотиться, стрелять умею...."
- Чего такой пасмурный? - Перед ним стоял незнакомец, которого на первый взгляд можно было принять и за резвящегося дэву в теле человека, и за одурманенного после курения бонга растафарианца.
В общем, человек не напоминал человека никак. Спутанные волосы отчасти растрепаны по плечам и перепутаны между собой, отчасти вплетены в разноцветные потрепанные веревки. Длинные штаны - видно было, что он постоянно на них наступает, протертые до дыр и посеревшие от присохшей грязи, сползли до набедренных косточек. Живот его был покрыт густой растительностью. Незнакомец действительно напоминал одного из тех экзотических чудаков, которые освободили себя от земных привязанностей настолько, что проблема штанов их уже попросту не интересовала. Но он мог оказаться и простым сумасшедшим. В последнее время его жизнь к нему не слишком то любезна и ожидать можно было всего, что угодно. Ф. на всякий случай подобрался, готовый в любой момент просто встать и уйти.
- Я размышляю. - Сдержанно ответил он.
- О чем? - Так, будто бы они уже несколько жизней были друзьями, пришелец уселся рядом и достал из своей тряпичной сумочки трубку.
"А если он и правда какое-нибудь божество?" - Ему, Феликсу, везло на божеств по жизни. - "Что же, я расскажу ему о том, что творится у меня на душе? О том, что я переполнен яростью, презрением... Как-то... не хочется."
- О своем состоянии.
- И что, помогает?
"Акстись, Феликс! Ну если он какой-нибудь мимо-проходящий просветленный, ну что он сам не поймет, что с тобой происходит? Если сумасшедший - испугается, дай бог, и сам уйдет, если любопытное божество - все равно не отвяжется, пока с ума не сведет."
- Нет. Я по прежнему всех ненавижу.
- Кхе. - Тявкнул только что провозглашенный дэва, поперхнувшись табачным дымом. В глазах у него в этот момент отразилась целая гамма чувств. - Посмотри на цветочек.
Феликс почувствовал такое изумительное по своей силе желание убивать, что ему пришлось схватиться руками за траву, чтобы не привести желаемое в действительность.
- Какой еще нахер цветочек?
- Да на любой. Ты не любишь говорить про цветочки?
Он сделал глубокий вдох и, чувствуя, как мир перед глазами начинает неприятно кружится, сдавленно выдохнул:
- Нет.
Незнакомец мечтательно уставился в небо:
- Ненависть, она, как плодородная почва...
О, как же он ненавидел все эти высокопарные сравнения. Все эти рассуждения, которые, почему-то так любят новоявленные... да даже признанные гуру. Ну почему, говоря о простых человеческих вещах, нужно обязательно упоминать цветы, деревья, солнце? Почему нельзя вещи назвать своими именами?
- Х%&ня какая. - Авторитетно заявил он. - Если собираешься кормить меня цитатами из этих ваших книг, полных нравственных рассуждений, можешь сразу проваливать. Тут место для обыкновенных земных людей, у которых крыша еще держится в этом измерении.
- А человек - как цветок, который прорастает из семечка... - Продолжило это странное создание, не обращая никакого внимания на его слова. - Его корни уходят глубоко в землю. А сам цветок тянется к солнцу...
- И что? - Феликс ощущал, что его то ли тошнит, то ли трясет, то ли все вместе.
- Не нужно обрубать свои корни.
- Слушай... Ты меня не знаешь, я тебя, к счастью, - тоже. Твои слова никак, совершенно никак меня не касаются... - Он столкнулся с недоуменным взглядом. - Ну я не знаю, как до тебя еще это донести. Не касаются... Не торкают. Не вставляют. Не штырят...
- Твои корни - это не ненависть. Это ты в ненависти. Тогда зачем рубить себя? Дай себе время на то, чтобы вырасти.
Феликс, испытывая легкий отголосок скорби от мысли, что придется менять такое удачное место под огромной раскидистой сосной, со вздохом стал подниматься с песка.
- Ты меня достал. - Сообщил он, оборачиваясь последний раз на оставленного собеседника.
И вот тут то его... как он выразился - вштырило.
- Ты идиот! До тебя совершенно невозможно достучаться, ты даже сам себя не слышишь! - Человек с длинными путанными волосами вскочил за ним и теперь кричал, глядя ему в лицо. Страшно было не это. А то, что Ф. смотрел ему в глаза и не мог отделаться от ощущения... - Ты не слышишь этого мира, хотя он говорит с тобой каждую секунду твоей жизни! - Да, это был его взгляд. Из незнакомца на него смотрел сам Феликс. И цвет глаз здесь был не при чем, и выражение лица. Это было что-то совсем незримое.
Он отшатнулся, внезапно ощущая себя уставшим, больным и слабым. Очень, очень слабым. Опираясь руками о дерево, в которое он врезался спиной, он очень четко слышал, как ругается пришелец, как смеются девушки на берегу, как пою вечерние птицы из глубины леса.
"Ах вот, что имеют в виду эти люди, когда говорят "и тут меня шандарахнуло"". - Думал Ф. как-то спокойно и отстранено. В голове было пусто и легко. Будто бы то пространство, которое представляло из себя сплошное средоточие боли, наполнилось тем пониманием, тем недостающим кусочком его. Его открытой раной.
- Так что там с цветочком? - Спросил он, судорожно сглотнув.
- А то, что ему не корни его мешают, а те паразиты, от которых он болеет.
- Спасибо. - Произнес он честно.
- Пойду к ребятам, стрельну у них травки и коньячку. - Подмигнул ему теперь уже совершенно чужими глазами собеседник.
- Удачи. Теперь, думаю, у меня будет все хорошо.
- На МОЙ ВЗГЛЯД у тебя УЖЕ все хорошо. Ты главное не напрягайся.
Феликс больше его не видел на просторах Икстлана. И вообще больше не видел это существо. Он строил предположения о том, кто это мог быть, допуская даже, что это был он сам из очень далекого будущего, научившийся трансформировать свое тело по желанию. Или временная проекция, привет от того него, у которого Уже все хорошо. Или божество, желающее поиграть.
Но дело даже не в этом. А в том, что понимание о том, что с ним в конечном итоге все будет хорошо, улетучилось очень, очень быстро. И ни раз он еще беспокоился о своем будущем, держался за давно отжившее, сопротивлялся новому и напрягался. Бесчисленное количество раз напрягался.
"Ты прав" - думал он иногда, поражаясь тому упорству, с которым он держится за свой страх и умение все контролировать и разрушать - "Я не слушаю даже себя... Или... это снова твоя игра? Твоя-моя игра. Я уверен, тебе скучно, когда все слишком легко и однозначно... Ах, моя подозрительность."