Встречались ли вам когда-либо женщины, вглядываясь в глаза которым, вы находите в них всё - от понимания и озорного влечения, до полной самоотдачи в их глубине, прозрачности и сиянии. И нет ничего более естественного и желанного, вызывающего искреннее стремление поделиться всем, что у тебя есть, утонуть в них и раствориться в их глубине безвозвратно... Именно тогда вы можете увидеть в них все, что угодно, и закружится голова - провал в бездну, ибо душа человеческая бесконечна. Искренний же взгляд завораживает, потому как именно в таком взгляде человек пускает тебя к себе в душу.
***
Середина декабря, ранняя ночь на улицах зимнего, уже спящего города, занесенного метелью и ежащегося от холода. В машине тепло, одиноко и совсем не хочется домой. Звучит финская 'Радио - Мафия', что-то от нарождающегося, вгоняющего в транс, House. Редкие люди, попадающиеся на улицах, торопятся закончить свой день, добравшись до теплых квартир, мне же хочется только бесконечной, завораживающей, белой дороги - в свете фар.
Свернув на Северную, увидел Коку, выгуливающего какую-то девицу. На вопрос, куда это они направляются в такое время, они ответили, что им, в общем-то, без разницы - куда-нибудь согреться и выпить кофе. Залезли в машину, оттаяли. Я ощутил неловкость, встретив взгляд, немного тормозившийся на мне. Решаем ехать в 'Лошадь' - недавно открытый, по тем временам, прилично оформленный бар. Взяв себе некрепкого кофе, я погружаюсь в созерцание миловидной спутницы, изредка встревая в их непринужденную беседу и имея целью не более чем только выяснить - кто есть здесь кто?
Сказать красавица она - наврать безбожно. Просто симпатична и умна. Интеллигентное, красивое лицо. Немного макияжа - в жилу. Девица, оказалось, тоже с нашей школы - закончила ее лишь года полтора назад. Поговорили, для соблюдения приличий, немного по-английски. Школа у нас была с уклоном. О музыке, о всякой ерунде.
Спустя каких-то полчаса, неспешно обнаружив друг у друга взаимный интерес, мы уже почти не замечаем Коку, создавшего случайно эту встречу. Он, тем не менее, по-прежнему шутил, но больше пил, почувствовав наверно, что он все еще нужен, но уже не сильно. Девчонка становилась краше. Тем временем, немного засидевшись, решили покататься по ночи. Мы миновали мост. Пред нами был великий, древний город, расцвеченный огнями и отделенный лишь встающим только чистым льдом залива. Подсвеченная снизу, желтыми лучами, вековая крепость наводит настроение бренности всего мирского, в сравнении с вечным. Едва живые, на морозе, корабли в огнях, зовут в дорогу... Через пролив, с той стороны, бьет часовая башня. Мы бродим у воды, выпили вина, поговорили о высоком. Романтика - не передать словами... Единство ощущений мира. Я слышу, где-то, в глубине души, позывы редких и давно уснувших чувств, несущих радость жизни.
Чуть позже предложил всем перебраться в 'зажигалку' - так называлось чудаковатого вида, одиноко стоящее здание в старом городе. Напротив - порт. Там место тихое - никто не помешал бы ни беседе, ни чему другому. В нем, на последнем этаже - моя контора. И захватив все то, что нужно для душевных разговоров, мы скоро прибыли на место. Я рассказал ей, чем я занимался, открыл ей виды на ночной, заснеженный залив, где мы стояли прежде. Сыграли на гитаре с Кокой, подыграв de Burg'у, в его леди в красном, выпили вина, не замечая - сколько, в разговорах. Оба таем. Кока - тот почти напился, увидав на дне бутылки приговор: 'Кто к кому с девушкой придет, к тому она и перейдет, Amen'.
Мы с ней болтаем в другой комнате, сидя на подоконнике и глядя с высоты на заснеженное море в сполохах разноцветных маяков. О чем-то важном в этой нашей жизни.
Я находил ее красивой и, глядя в ее широко открытые в ночи, откровенные, доверяющие и призывные глаза, паузу поймав, притянул к себе. Поцеловал. Не как для этикета - больше нежно, в знак признанья ей в тех чувствах, что во мне уже томились. Все было вовремя. Всегда есть тот момент, упустив который, рискуешь испортить все, что вас связало. Я не сдержался, да и не надо это никому. В том поцелуе было все, чего мы не сказали прежде и все то, что собирались дать друг другу позже.
- Как ты узнал? - только и спросила Наташа, словно это была еще тайна.
Я показал ей Коку, уже дремавшего и нами позабытом вовсе. Мы рассмеялись, выскочили в ночь, оставив его спать. Еще и не светало - мы не могли наговориться, мы были влюблены и счастливы друг другом, нам незачем с ней было расставаться больше никогда...
***
Часы на башне мелодично простукали девять. Звезды гасли. Еще немного и запоздалое солнце блеснет бронзой причудливых цифр. Незаметно возникло какое-то шевеление - на узеньких улочках появились одинокие, ленивые люди, неспешно перебирающие ногами по хрустящему снегу. Кто-то выбрасывал мусор, громыхая крышкой помойки. Беснующаяся в снегу псина радостно обливала хозяина лаем. Из щелей подворотен сонные фигуры поплелись на работу. Прошумело такси, развозя загулявшую с ночи публику.
Что с нами творилось в эти минуты? Взявшись за руки, словно мальчик и девочка из детского садика, мы бесцельно бродили в эйфории от негаданно сроднившего нас чувства. Чем не дети? Она и есть еще девочка, думал я. Широко раскрытые в ночи глаза, согревающие теплом пушистых ресниц. Все происходящее для нее было внове. Хотя и сам я, вероятно, выглядел так же. Голова шумела от нахлынувшей нежности и нереальности всей этой истории.
Поцелуи - глубокие, долгие, перехватывающие дыхание. Душа, отлетевшая куда-то высоко-высоко. Сердце, отстукивающее волшебные минуты близости с замиранием. Наташка вобрала меня в себя, поглотив без остатка. Влюбила по самые уши. Ее взгляд... Проникающий, умный, желающий, влажный и искренний. Золотом в синеве ее глаз блеснуло встающее солнце - светилось невинной любовью и детской, искренней преданностью. Припухшие от нескончаемых поцелуев, зовущие к себе, губы подолгу не отпускали мои. Ее ладони тонули у меня в рукавах, согревая замерзшие пальцы не желающих сдаваться холоду рук. От всего этого кружилась голова и хотелось, чтобы время замедлило ход, а то и вовсе остановилось.
Нам пора прятаться. Зашли в небольшой магазинчик. Номинально, я считался его управляющим. Мне вина, винограда, бананы и ключ, что у шефа на стенке. Не проснувшаяся еще продавщица понимает с трудом, но покорно собирает пакет, без лишних вопросов и не требуя денег. Наташа с удивлением смотрит. Стесняется спрашивать. Мы сразу выходим.
- Это рядом, - я объясняю ей назначение ключика. Она прижимается к моему плечу и ни о чем не расспрашивает. Ей и так уже все понятно.
Неказистое с виду, двухэтажное, серое здание. Особняк забытого века, в котором вот-вот должна была состояться сауна VIP. Наверху кто-то живет. Внизу полусгнившие, с сердечками, забытой эпохи, ставни на узеньких окошках в полутораметровых каменных стенах. Полукруглая, широкая, амбарная дверь, с коваными петлями, ведущая в таинство древности...
- Мы сюда? - на ее лице присутствует удивление, смешанное с разгорающимся интересом.
- Да, - я снимаю замок, открываю тяжелую дверь и беру ее за руку, - Тут интересно. Тебе должно понравиться.
Входим внутрь. Я здесь не впервые. Дальше темно. Нахожу выключатель - свет есть. Перед глазами интерьеры из далекого прошлого. Многоярусные лабиринты обветренного кирпича, уходящие вниз, в мрачные средневековые подземелья, выложенные гранитными валунами. Старинные, нависающие низко, своды.
Здесь, наверху, свежее дерево еще не законченной барной стойки, тщательно выструганные доски пола, запах хвои и яркие лампочки на свисающих с потолка проводах. Стройка в разгаре.
- Красиво как! Тут будет уютно, - интерьер производит на нее впечатление.
- Мы в будущем баре, - я даю пояснения.
Она с любопытством осматривается. Идем дальше и попадаем на кухню. Холодильники, мойки и какие-то ящики. Мешки с песком и цементом, лопаты.
- Тут нам делать нечего. Пойдем, я тебе покажу кое-что еще.
Возвращаемся. Ступаем на уходящую вниз винтом кирпичную лестницу. Я держу ее за руку. Перед нами мрачное подземелье. Тусклая лампочка выхватывает из глубины пару проемов в каменных стенах, зияющих черными дырами. Неуютно и сыро. На полу гранитные плиты. Проходим еще помещение.
- Тут лестница вверх, - веду ее за собой.
- А почему не видно факелов? - шепчет Наташка, крепко держа меня за руку.
- Факелы будут, - шучу я и увлекаю ее наверх, к свету.
Своды отдают гулким эхом, усиливая звук наших шагов. Поднимаемся по ступеням. Мы в вестибюле. За приоткрытой дверью цивильные умывальники и туалет. Кручу кран - вода есть. Хорошо. Тут же, у входа, небольшая, приспособленная к жизни, комнатка. Тахта, пара кресел, маленький столик, пустые бутылки. Чье-то убежище. Наверно, строителей. Не только строителей, думаю... Уютно, тепло, никого.
- Располагайся, - говорю я и тяну ее внутрь.
Я разгружаю пакет, устроив наскоро стол. Постепенно согрелись. Мы скинули куртки. Ее легкая, белая блузка подчеркивает выдающуюся, совсем не детскую грудь. Вообще-то ей девятнадцать, ловлю я себя. Никакая она не девочка. Невысокая, ниже меня на голову. Не пышка, не худышка, аппетитная попка. Самый сок девка. Перекусили фруктами, запили вином.
Повисла недолгая пауза. Некоторая неловкость от дальнейшей неопределенности. Первый шаг... Оказалось, есть недосказанность. Ерунда. Берет меня за руку и увлекает к себе, принимая горизонтальное положение. Стеснение исчезает. Со мной уже не та девочка, что сидела на подоконнике. Не та девочка, что стояла у кромки льда и смотрела на корабли. Не та девочка, что села в машину. Не девочка.
Со мной была женщина, желающая и знающая, чего хочет. Я слишком явно почувствовал этот переход. Метаморфоза меня ободрила. Видимо, она поняла мою осторожность, оценила ее и решила меня успокоить - на жертвы идти никому не придется. В ее влечении за руку я ощутил уверенность более, чем отчетливо. Она отдается. Она хочет именно этого... Осторожные поначалу, объятия переходят в нежный, уверенный натиск с моей стороны. Мы медленно раздеваемся, не прерывая становящихся все более откровенными ласк.
Она знала, что делала - я нет. Я здесь, с ней, а там, дома... Так ли просто то, что сейчас происходит c нами? Мешало чувство, что я не свободен. Со мной такое было впервые. Но я полюбил ее и поверил... Мы уже принадлежали друг другу. Мы не сможем больше не вместе. ... здесь, сейчас, там... Я выключил внутренний голос.
... вошел в нее. Дикий, неописуемый восторг от ощущения в ее юном, истекающем теле. Она приняла меня как-то особенно, полностью отдаваясь. Не страстно, нет. Больше ласково, что-ли, как после долгой разлуки с родным человеком. То, что я испытывал к ней, было настолько сильным, настолько свежим и ни с чем не сравнимым, что все происходило, скорее в нашем сознании, нежели наяву. Вся эта ночь была долгой и томной прелюдией. По бедрам ее сочилась обильная влага, заводившая меня еще более, напрочь лишая рассудка. Меня больше не было. Были мы...
... мы забылись, без остатка отдавшись поглотившему нас ощущению близости, совсем не заметив, как за дверью раздались голоса. Притаившись, затихли. Дверь не заперта. Если бы кто-то вошел, получилось бы как-то неловко. Не знаю... Но нам повезло - голоса стали глуше. Как только они удалились, куда-то вниз, в подземелье, мы тихонько оделись и на цыпочках пробрались к выходу, бесшумно выскочив на улицу. Яркий свет, ослепив, ударил в глаза.
Солнце... Задрав голову вверх, я вдохнул полной грудью и не увидел там ничего, кроме синего, синего неба... Часы отстучали счастливейший час в моей жизни за последние десять лет.
***
Раннее февральское утро. Мне четыре года. Я на горшке в ванной, зеваю и тупо смотрю в открытую дверь снизу вверх. Бегает брат - собирает учебники в школу. Мама на кухне. Опять будет кормить манной кашей с вареньем - по другому она не идет. Папа чешет яйца, он еще не проснулся. Все заняты своими делами. Спустя полчаса он потащит меня по заснеженной улице туда, где я стану зайчиком. У меня есть подружка Наташка. В садик ходить интересно.
- Доброе утро, сынок, - здоровается заспанный папа, теребя меня по волосам и пробирается через меня к умывальнику.
Сзади раздается яркая вспышка и страшный грохот. Взрывом меня выбрасывает в коридор с прилипшим к попе горшком. Я лежу на полу, сжавшись от страха и прикрыв голову руками. Мои широко раскрытые от неожиданности глаза и рот, беззвучно хватающий воздух, не на шутку пугают маму. Это газ.
Обычное семейное утро. Через полчаса, как ни в чем ни бывало, я висну у папы на ноге, помогая вести меня в садик. Наташка подохнет от хохота.
***
Год назад я искал у тебя сигареты, а нашел то письмо. Было очень неловко, но любопытство взяло верх и я прочитал его. Ты пишешь стихи? Нет, не похоже. Молитва какая-то. Может, ты веруешь в Бога? Нет, не помню я, чтобы ты увлекалась. Прочел еще раз, потом еще и еще. Постепенно стал доходить смысл написанных тобой строчек...
- Кто он? - я задал вопрос, понимая всю его безысходность.
Вместо ответа ты ушла в себя и вышла из дома, не вернувшись той ночью. Не вернулась и следующей. Спустя несколько дней, ты появилась. Не стала ничего объяснять. Забрала какие-то вещи и снова ушла. Вот так, да?
Первое время я следил за тобой. Что же ты делаешь? Зачем тебе этот сорокалетний, ни кому не нужный, облезлый котяра? Служебный роман? Он слесарь. Механик. Боже, какая ты дура... Я набью ему морду. Убью тебя, дрянь. Жалко сына - без матери ему будет плохо. Но тебя и так рядом нет. Я плюнул тебе во след, в закрытую, с той стороны, дверь. Переживем и это горе.
Время лечит. Немного погодя, ревность сменилась на ненависть, потом и она изошла безразличием. Я смирился - жены больше нет. Все к лучшему. Управлялся один. Сын ходит в школу, бабушка помогает следить за ребенком. Через несколько месяцев мы развелись. Ты вцепилась в квадратные метры так ненавидимых тобою людей, не пожелав оставить в покое моих стариков. Кому же ты мстила? Мне? Мстила за то, что весь этот брак с первого дня был одной перманентной ошибкой? Твоей ошибкой. И моим большим заблуждением на твой счет. Не первым и не последним.
Ровно десять лет назад.
С гитарой, на подоконнике, я играл незамысловатые буги-вуги. Вокруг, как обычно, собралась групка поддержки из нескольких человек. Мои песни нравились им, аудитория нравилась мне. Мое имя было у них на слуху. Звезда четвертого этажа и актовых залов провинциальных театров. Долетело и до тебя. Ты подошла, встала рядом и негромко спросила: 'Это тот самый..? ' Кто-то, кажется знакомая нам обоим девица, многозначительно кивнула, я же, не прерывая своего выступления, отметил про себя прибавление штата. Так прошла еще пара месяцев.
У меня скоро первая сессия. Ты уже на третьем курсе - взрослая и вызываешь почтение. Оказалось, ты моложе меня на три года. Неприметная с виду, хиповая девочка. Не выказывающая нрав понапрасну, дикая кошка - стройная, с гибким станом и прямыми ногами. Умеешь прогнуться так, чтобы все засмотрелись. Недоразвита грудь, но лицо... Красива, себе на уме, весела и общительна. В прошлом отличница, ныне забившая на учебу, страдающая вполне земными, сердечными муками. Темной тенью, за тобой неотступно следовал однокурсник - гроза всех парней. Чересчур брутальный товарищ. От него флюидами исходили не реализованные угрозы, когда он видел тебя в опасной близости с конкурентами. Их много. Он, вероятно, кусал себе губы и заламывал руки, а приручить тебя - 'Королеву' северных сопок, ему не грозило. Кружил где-то рядом и только. Этот твой нрав... Он уже просыпался.
У тебя трое подруг в большом городе. В мыслях ты с ними, душой с неким мальчиком, телом - ни с кем. Твой выбор не удивлял - сопливый, изнеженный однокурсник, живущий где-то на Ваське. Недостижимый, для тебя, идеал. Он, как нормальные ленинградские мальчики, увлекался гламурными, местными девами, в число коих тебе попасть не грозило. Ты изливала лужи девичьих слез неразделенной любви, прожигая в телефонных будках последние двушки. В те моменты я зачем-то случался рядом с тобой. Утирал твои сопли и выслушивал ненужные мне истории. У меня были свои, о которых ты уже знала. Так мы сошлись на расстояние выстрела. Товарищи по несчастью. А это, как известно, заразно.
Моя подруга, твоя соседка по комнате, случилась в отъезде. В то время я еще доверял себе. Не было повода сомневаться и в тех, кто был рядом. С ней мне было и просто, и хорошо, а зависть по простой мирской радости, видимо, не давала покоя тебе. Наши с ней ладные и вполне земные утехи, что ночами, что по утрам, заменяющие первую пару, были вполне гармоничны и искренни, без ненужных никому обязательств, но и без малейшей наигранности в ощущениях, без претензий на тление в вечности. У нас с ней был только один недостаток - мы были слишком горды, чтобы идти на попятную. Ссоры превращались в недели молчания и мук друг без друга. Ты знала. Твой визави доставлял тебе не меньше страданий, не видя в упор. Не получая ответа с его стороны, ты испытала свой шанс на моей. У тебя получилось. Мы квиты.
***
Раннее февральское утро - еще тихая ночь. Одна из наших ночей в одиноко стоящем чудаковатого вида здании. Мы одни - четвертый этаж, железная дверь. Внизу тоже заперто и мы забываемся. Догорает свеча, тихонько играет любимая музыка. Музыка наших встреч. Ты едва слышно вторишь 'Lady in red', все еще удивляя меня способностью слышать то, что мне не слышно. Укрывшись тонкой простынкой, мы жмемся друг к другу, согреваясь теплом наших чувств. Позади Новый Год, непривычно скромный стол - бутылка вина и какой-то салатик, принесенный тобой. Негусто, но искренне. Тост за тебя, за меня и за нашу любовь. Два месяца тихого, подаренного судьбой, раньше где-то бродившего мимо, счастья.
Нам не насытиться - ночи напролет мы поедаем друг друга, вжимаясь теснее и не пресыщаясь. Моя рука тонет в тебе. Ты сводишь с ума - голова идет кругом. Неизменно горячая, мокрая, моя... Твоя пухлая, белоснежная грудь призывно играет с моими губами. Животик зовет меня ниже... Я послушно спускаюсь. Язык ласки понятен обоим и мы понимаем себя с полу вздоха...
Кувалдой по голове, взрывом в мозгу, все мгновенно наполнилось грохотом. Ни ты, ни я не поняли, что происходит. Смотрим друг на друга, замерев, в предчувствии чего-то недоброго. Секундная, звонкая тишина. Опять все трясется. Это где-то у нас... Чертовщина... Нам кто-то стучит, но откуда? Ничего не понимающий, голый, с глупо торчащим воинственным членом, я влезаю в ледяные ботинки и иду в коридор...
... там, за окном, висит она и с сумасшедшим видом долбит палкой в стекло. Что-то кричит. Я подхожу к окну и пару секунд смотрю на нее в упор. Наконец, она замечает меня и крик ее ненависти сменяется на мольбу о помощи. Грозится, что если я сейчас не открою окно, она прыгнет вниз. До окна не дотягивается, обратно с лестницы слезть не может. До земли двадцать метров. Смотрит на меня - в глазах застывший ужас... Блядь, - только и смог выдавить я из себя, - принесло.
Открываю окно - меня обжигает ледяным ветром. Рука не дотягивается.
- Спускайся вниз. Я сейчас выйду, - пообещал я.
Наблюдаю, как она поползла, то и дело соскальзывая со скобы на стене, отогревая замерзшие пальцы.
***
Идем молча по лестнице. В голове кружится ураган взбудораженных мыслей. Одна хуже другой. Как глупо.
Плюнуть на все, устроить скандал и послать? Не уйдет. Не за тем приходила. Сыну нужен отец... Терять Наташку? Как мне ее потерять? Убить себя? Мы с ней давно одно целое.
Город спит, падает снег. Самые длинные в жизни двести шагов в неизвестность... Она идет победителем впереди; мы, взятые в плен - плетемся сзади на казнь.
Перекресток моргает желтым - снег под ногами залит цветом разлуки.
Ушла вперед... Обнявшись, стоим. Мы прощаемся?
- Я вернусь, - выдавливаю из себя неизвестно к кому обращенные слова и они встают в горле комом, повисая в разреженном воздухе, не желая становиться ложью...
Не могу смотреть на тебя. На тебе нет лица. Даже слез нет. Я вижу твои глаза до сих пор.
Глаза, в которых осталась одна пустота...