Трийан : другие произведения.

Безмолвны, одиноки и без свиты...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    буду раз замечаниям и комментариям для редакции текста

БЕЗМОЛВНЫ, ОДИНОКИ И БЕЗ СВИТЫ'

  
   ПРЕЛЮДИЯ
  
   Ура! Сегодня будет бал!
   Король готовит представленье.
   И все стремятся во дворец
   Увидеть зрелища, веселье.
  
   Тропинка до дворца как сказка:
   Фонтаны, стелы и огни,
   Тропинки, лавочки, беседки,
   Каналы, статуи, сады.
  
   Здесь все как эталон богатства,
   Успеха, власти идеал.
   Здесь все кричит: "Я - самый главный!
   Я - ваш монарх и генерал!".
  
   И все благоговеют смирно,
   Никто не вправе возразить
   Иль усомниться положенью -
   Ведь каждый очень хочет жить.
  
   Вся площадь в очень ярких красках,
   Пестрит нарядами она.
   Всех поразить и ошарашить -
   Одним желанием полна.
  
   Павлиньи перья, бусы, стразы,
   Бриллианты в несколько карат,
   Часы из золота, медали -
   Здесь каждый выделиться рад.
  
   В одном порыве и экстазе,
   Ручьем в открытый зев дворца,
   Ритмично, словно на параде,
   Улиткой движется толпа.
  
   По переходам коридоров,
   Сквозь безразличие зеркал,
   Смеясь и греясь ожиданьем,
   Она проходит прямо в зал.
  
   Гремят фанфары, брызги света,
   И слепит роскоши прием.
   За ними прикрывают двери.
   Всем кажется, что это сон.
  
   Гостями полон весь палаццо
   И негде яблоку упасть.
   Король со скипетром на троне,
   В другой руке монарха - власть.
  
   И зал мгновенно затихает -
   Монарха поднята рука.
   И взглядом всех гостей обводит.
   И мягко говорит: "Пора!"
  
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ. ПОДНОШЕНИЕ ПОДАРКОВ
  
   А у монарха день рожденье,
   И значит праздник у страны.
   Вручить готовятся подарки
   Вассалы, что ему верны.
  
   Сначала герцог разодетый
   В сопровождении жены.
   Он много льстил и пресмыкался,
   Затем вручил ему дары.
  
   Жена все время улыбалась,
   Довольно глупо, невпопад.
   И чтобы герцог не заметил,
   Тайком бросала томный взгляд.
  
   Король их только молча слушал,
   Да иногда кивал им в такт,
   Но не сводил глаз с герцогини,
   Готовясь заключить с ней пакт.
  
   Пока же герцог изгалялся
   В стремлении польстить ему,
   Он улыбнулся герцогине,
   Та улыбнулась королю.
  
   Вторым был граф, худой и бледный,
   Известный скряга, лжец и жмот.
   Такой, не то что бы подарки,
   И слова вымолвить не мог.
  
   Дождаться милости? Едва ли!
   Все деньги прячет в сундуки.
   Помочь стране? Ха! Ну, вы сказали!
   Ему ведь как-то не с руки...
  
   Однако здесь он при параде,
   Состроив очень важный вид,
   Перед монархом на колене
   Не шелохнется и молчит.
  
   А графа уж маркиз торопит.
   И не один, причем, с семьей:
   Маркизу с дочерью и сыном
   На праздник взял, наглец, с собой.
  
   В руках одни лишь подношенья:
   Цветы, хрусталь, стекло, шелка,
   Три пирога и два варенья,
   У всех улыбки в пол-лица.
  
   "Мой господин, почту за честь я
   Представить вам свою семью:
   Мою жену - Елизавету,
   А также сына с дочерью.
  
   Мой сын готов служить вам верой,
   Покинуть родные пенаты..."
   Король взмахнул рукой небрежно:
   "Так пусть запишется в солдаты!"
  
   "Мой господин, не только верой
   Служить вам будет дочь моя..."
   Король довольно улыбнулся:
   "Пусть будет фрейлиной она!"
  
   Маркиз монарху поклонился
   И подтолкнул к нему детей.
   На ухо тихо прошептал им:
   "Не бойтесь, будьте посмелей".
  
   Маркиз, конечно, бесподобен,
   Но есть за ним один порок -
   Семья ли это или слуги,
   Со всеми он порой жесток.
  
   Пришла и очередь барона.
   В свои неполных тридцать лет
   Стеснялся быть немного тучным,
   И слыл наивным баронет.
  
   Здесь не один барон - с женою,
   Довольно милой госпожой.
   Но как ей жить с таким бароном,
   Известно только ей одной.
  
   Его подаркам бы, наверно,
   Был рад какой-нибудь кабак:
   Жаркое, кура с овощами,
   Арбузы, дыни, виноград.
  
   Столы заставлены дарами,
   Барон наш знатный здесь купец,
   Снабжать провизией обязан
   Дома монарха и дворец.
  
   И если б не был слабовольным,
   Желудка исполняющим каприз,
   Давно бы получил он титул,
   К примеру, граф или маркиз.
  
   Но вот вся очередь иссякла,
   Свалив горой подарки к трону.
   Король спустился вслед гостям,
   Небрежно протерев корону.
  
   "Мои друзья! Вы все прекрасны!
   Для вас готовим мы сюрприз.
   Вас ждет театра представленье.
   Такой сегодня мой каприз.
  
   Сейчас прошу, вас, угощайтесь!
   Пока вас развлечет оркестр...
   Нам нечто легкое, наверно,
   Прошу, сыграйте нам, маэстро!"
  
   Интерлюдия первая
  
   Покамест гости за столами,
   На сцену выйдет пьяный шут.
   Он на ногах стоит едва ли,
   В глазах его немой испуг.
  
   Он смотрит на толпу и плачет,
   В глазах его играет грусть.
   Грядущее увидит вскоре,
   И промолчит. Не скажет. Пусть.
  
   Его друзья - лишь зеркала здесь,
   И слушатель его один,
   Кто обладает данной властью -
   Король, монарх и господин.
  
   Пред ним он будет пресмыкаться
   Весь праздник с ночи до зари,
   Чтобы в конце потом услышать
   Заветное: "Ну, что ж, живи...".
  
   А если совершит ошибку,
   Испортит праздник королю,
   Монарх не станет ждать рассвета,
   Отрубит голову ему.
  
   Как тяжела судьба паяца:
   Быть остроумным и смешным,
   Быть дерзким и немного глупым,
   И пусть смеются все над ним.
  
   Дарить всем смех - одна лишь радость,
   Улыбки на обрюзгших лицах
   В нем вызывают отвращенье,
   Чтоб по ночам порою сниться.
  
   Вот это шутка! Злой судьбы насмешка.
   Смешить лишь тех, кто смехом обделен.
   Лепить из воска им гримасы,
   И знать, что сам себе смешон.
  
   Но шут не знает, что счастливчик,
   И смотрит с грустью на толпу.
   Едва ли сможет угадать он,
   Что уготовано ему.
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ. БАЛ.
  
   Лишь стоит раз ударить в струны,
   А клавесин заставить петь
   Под плектром из пера и кожи,
   Никто не сможет усидеть.
  
   И бьют часы, срываясь с места,
   Бег стрелок замер лишь на миг.
   А бальный зал ожил движеньем,
   Из пар танцующих возник.
  
   Он полон музыкой и ритмом,
   Весь зал как в море бурный шторм:
   Остаться в стороне нелепо,
   Кощунство, слабость, моветон.
  
   Все так безудержно красиво
   Переплетается, блестит,
   Пестрит и кружится игриво,
   Переливается, искрит.
  
   И словно россыпь звезд на небе,
   Глаза подобны огонькам,
   И грудь вулканом дышит страстно,
   И вихрь платьев - ураган.
  
   Весь танец словно бы стихия,
   Ее могущества теченье.
   Шуршанье платьев, каблуков
   Лишь нагнетает возбужденье.
  
   Разгоряченные тела
   И откровенные порывы
   Собой являют только страсть
   Под обнаженные мотивы.
  
   Их отражают зеркала,
   Все их эмоции и взгляды,
   Невинный легкий поцелуй
   Прически, дивные наряды.
  
   Их отражения искрятся,
   Сверкают лицами огни.
   И вот приходится теряться:
   Где отраженья, где они.
  
   Сливаются два смежных мира
   В единый образ, силуэт,
   Перемещаясь и рисуя
   Придворный танец - менуэт.
  
   В нем все: помпезные поклоны,
   Проходы вбок, вперед, назад,
   Скачки, скольженье, реверансы,
   Торжественно изящный шаг.
  
   Здесь все подчиненно стремленью
   Попасть лишь в равнодушный ритм,
   Которым доверху наполнен
   Клавирный праздничный сюит.
  
   Но присмотревшись к отраженью,
   Остановив на нем свой взгляд,
   (Ведь зеркала нас не обманут)
   Захочешь броситься назад.
  
   В них не увидишь лиц, лишь маски,
   Улыбок фальшь, картонные глаза.
   Им чужды искренность и ласка,
   Им чужды верности слова.
  
   Они лишь куклы, неживые...
   Игрушки - больше ничего.
   Покорность, страх и уваженье
   Изображать им суждено.
  
   Марионеток век недолог:
   Слаба натянутая нить.
   И знают, главное, об этом,
   Но продолжают также жить.
  
   Да, внешне все порой прекрасно:
   Одежда, лица, макияж.
   Все это так необходимо
   Им чтобы влиться в антураж.
  
   Ты можешь выглядеть красиво,
   Нелепо, дерзко и смешно.
   Одно условие: послушным
   Остаться должен все равно.
  
   И будут куклы до упаду,
   Пока лишь музыка звучит,
   Дробить по залу каблуками,
   Пока король сидит, молчит.
  
   И лишь когда наскучит действо,
   Король поймет, что он устал.
   Три раза хлопнет он в ладоши,
   И как один замрет весь зал.
  
   И пары замерли мгновенно,
   Как статуи, где кто стоял.
   И лишь прерывистым дыханьем
   Теперь наполнен тронный зал.
  
   Король спустился с пьедестала,
   И чинно меря каждый шаг,
   Поплыл по залу словно лайнер,
   Руками подобрав халат.
  
   Весь вид его кричит о многом:
   "Вы так слабы, как пешки и ладья,
   Вы кони и слоны, не люди.
   Лишь я - король, король - лишь я!
  
   На этом поле нету белых
   И черных клеток - все одно.
   И мне решать, кому сегодня
   Подохнуть будет суждено".
  
   И упиваясь властью и желаньем,
   И всемогуществом своим,
   Сквозь строй дрожащих модных статуй
   Проходит царь и господин.
  
   Его мотивы всем понятны,
   Желания вполне ясны,
   А потому и неприятны.
   И потому обречены
  
   Сердца стоящих истуканов
   Стучать от страха в разнобой.
   И покрываться липким потом
   Как в бане или в летний зной.
  
   Сквозь толпы смирных манекенов
   Король давно привык ходить
   И умиляться данным счастьем,
   И с этим счастьем как-то жить.
  
   Смотреть на лица лизоблюдов,
   На их притворно сладкий взгляд,
   И знать: за поцелуй кольца на пальце
   Здесь каждый выслужиться рад.
  
   Король увидел герцогиню
   И рядом фрейлину одну.
   "Я бы хотел уединиться...
   Не откажите королю"
  
   А герцогиня, что мечтала
   Проснуться в ложе короля,
   Дар речи тут же потеряла
   И удержаться не смогла,
  
   Чтобы упасть ему в объятья
   И томно выдохнуть: "Милорд,
   Всю ночь готова ублажать вас,
   Валяться подле ваших ног".
  
   "Надеюсь герцог наш не против?"
   Кивнул на фрейлину свою.
   "Она вас развлечет немного,
   Пока мы нежимся в саду..."
  
   И побледневший разом герцог
   Сказал: "Конечно, господин.
   Вы можете не торопиться.
   А я побуду здесь один".
  
   Пока король и герцогиня
   Под ручку покидали зал.
   Все дамы вместе с дочерями
   Вослед им как один вздыхал.
  
   И герцогиня ощущала
   Завистливый и томный взгляд,
   Которым все их провожали,
   Как на венчальный на обряд.
  
   Когда же пара удалилась,
   Настала очередь театра.
   И чинно зрители расселись
   Пред первой сценой из спектакля.
  
   Интерлюдия вторая
  
   Пока готовятся к показу
   Весь театральный персонал,
   Есть время вам сейчас поведать,
   О чем молчит сей тронный зал.
  
   Здесь, в самом центре замка,
   Среди колонн, зеркал, панно,
   Под сводом арок и мозаик
   Живет проклятие давно.
  
   О нем расскажут вам едва ли,
   Лишь отмахнутся на вопрос:
   Мол, ничего мы не слыхали,
   А что слыхали - не всерьез.
  
   А между тем в углах их спален,
   Под стеллажами и трюмо,
   Змеей ползет и, затаившись,
   Проклятье жалит все равно.
  
   И будь король, слуга - не важно,
   Придворный маг или злодей,
   Лишь стоит в замке затеряться,
   И не найти уже людей.
  
   Бесследно, молча исчезают,
   Средь коридоров и зеркал,
   Лишь спотыкаешься о вещи,
   Людей, которых ты искал.
  
   А стоит только потеряться,
   И не споткнуться о ступени,
   Где из-под чудных декораций
   Взирают молчаливо тени,
  
   Как мир знакомый исчезает,
   И нету роскоши былой.
   И сердцем только понимаешь,
   Что попадаешь в мир иной.
  
   И вот смеются отраженья,
   По зеркалам они снуют,
   В припадке, диком исступленье,
   Очередную жертву ждут.
  
   И будет хохот раздаваться,
   Всю ночь, пока не гаснут свечи,
   Чтобы сводить с ума несчастных,
   И души нежные калечить.
  
   Никто не сможет вам ответить,
   Кто мог бы - нету их давно:
   Пропали, померли, исчезли.
   А, впрочем, им уж все равно.
  
   Вам стоит все же опасаться
   Всех переходов и зеркал,
   Манящих темнотою комнат,
   (И очень важно!) тронный зал.
  
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ. ТЕАТР.
  
   Какой же бал без представленья?
   Какая радость без спектакля?
   И многие здесь собрались
   Взглянуть на творчество театра.
  
   И вот перед гостями зала,
   Пред этой мерзкою толпой,
   Готов наш шут предстать в наряде,
   Готов пожертвовать собой.
  
   Сегодня он - философ Бонифаций,
   Который шел в цветочный дол,
   Где встретил камень у дороги,
   С которым он затеял спор.
  
   "Мой друг! - шут обратился к камню. -
   Ты очень долго здесь лежишь,
   И знаешь все, что происходит,
   И так печально ты молчишь.
  
   Скажи лишь мне, Я - Бонифаций,
   Как много видел судеб ты?
   И много ли из них достойны,
   Чтоб посвятили им стихи?"
  
   На сцене (что недалеко от трона)
   Помимо камня и шута,
   Есть указатель на дороге,
   Колодец, лавка и трава.
  
   "Ты прав, премудрый Бонифаций,
   Я видел множество людей:
   Кто был похож на человека,
   Кто не отличался от зверей.
  
   Но кто из них стихов достоин,
   Мне сложно с ходу подсказать.
   Ты просто задавай вопросы,
   А я же буду отвечать".
  
   "Ну хорошо". - сказал философ
   Присел на лавку перед ним.
   "Что можешь ты сказать о графе,
   Который на балу один?"
  
   "О, граф наш просто чудо:
   Умен, талантлив и богат,
   Но до чего же граф наш жаден,
   Краюшке хлеба будет рад.
  
   На всем готов он экономить:
   На счастье, жизни и казне,
   На матери, отце и брате,
   И даже - бедной детворе!"
  
   Все посмотрели враз на графа,
   Который тотчас побледнел.
   Послышались смешки из зала,
   И граф в секунду покраснел.
  
   "Забавно, смело, милый камень.
   Но деньги очень любят счет!".
   "Все так, премудрый Бонифаций," -
   И больше вымолвить не мог.
  
   Граф отдышался с облегченьем,
   Прикрыв ладонью смрадный рот.
   Соседям мило улыбнулся:
   "Какой забавный эпизод..."
  
   "Ну что ж, - продолжил Бонифаций. -
   А как же герцог и жена?
   Ведь он красив и импозантен,
   Она - прекрасна и умна".
  
   "Ах, милый, милый Бонифаций"
   Глумливый тут раздался смех.
   "Не спорю, выглядят прелестно,
   Чем дурят весь приличный свет.
  
   Посмотришь - дивная картинка,
   Прям образец любой семье.
   Они везде, повсюду вместе...
   Но доверяют ли себе?
  
   Он - как образец для подражанья.
   Как виртуозно может льстить!
   Привык он лестью прикрываться,
   И без нее не может жить.
  
   А герцогиня тоже прелесть,
   Одна не может в ложе спать.
   Как только мужа нету дома,
   К другому прыгает в кровать"
  
   А в зале робкое движенье,
   И шепот, смех, и разговор.
   На герцога бросают взгляды,
   Он красный, словно помидор.
  
   Бросают легкие издевки,
   Припоминая, что жена
   Сейчас наедине с монархом,
   И чем там занята она.
  
   "Ах, перестаньте, милый камень,
   Всего лишь зависти плоды
   Вкушаете, и насладится
   Давно сполна уже могли".
  
   "Вы правы, милый Бонифаций,
   Доверчив к слухам и молве.
   Я каюсь: всяким грязным сплетням
   Я доверяю как себе".
  
   "А что барон, мой милый камень?
   Он тоже в чем-то очень грешен?"
   "Ну что ты, милый Бонифаций,
   Барон всего лишь мне потешен.
  
   Его жена - другое дело,
   Умеет врать аж за троих!
   Барону каждый день кудахчет,
   Что он и строен, и красив!"
  
   Зал просто прыснул весь от смеха,
   Согнулись люди пополам.
   И лишь барон с женою вместе,
   С тоской взирают на бедлам.
  
   И так на каждого из зала
   Сарказмом льют, порой глумятся,
   В конце лишь переводят в шутку,
   Чтобы совсем не извиняться.
  
   "Ну, хорошо, тебе поверить
   Возможно, только если бы
   Ты рассказал все о монархе,
   Каким его же видишь ты?"
  
   "Ах, милый друг, мой Бонифаций,
   Всего лишь камень я, увы,
   Чтобы понять его величье,
   Мне не хватает головы...."
  
   "Довольно!" - вдруг раздался возглас.
   "Схватить! Связать! И всех казнить!
   Не потерплю такого тона!
   Меня обязаны любить!"
  
   На сцену тотчас, по команде,
   Ворвалась стража короля,
   Топча обрывки декораций,
   Связала "камень" и шута.
  
   "Мне стало скучно. Так нелепо
   Звучал весь этот диалог",
   - Король глумливо усмехнулся,
   Оскалив свой монарший рот.
  
   "Пора ж веселию начаться,
   Пора и мне начать шутить",
   И сделав паузу, надменно,
   Продолжил: "Тотчас всех казнить!".
  
   Интерлюдия третья
  
   Ужасные, однако, были
   В Средневековье времена.
   Одних Судьба порой любила,
   Других же ненавидела.
  
   И стоило чуть-чуть споткнуться,
   Враз забывала про тебя.
   Искала нового счастливца,
   Лелеяла и берегла.
  
   И даже сотни амулетов,
   И оберегов до черта,
   Не смогут вас спасти от смерти -
   Когда она вам уготована.
  
   Ее страшатся, ненавидят,
   И проклинают иногда.
   Потом же молятся и плачут,
   Чтоб подобрела к ним она.
  
   Другие любят безответно,
   Готовы все терпеть невзгоды,
   Благодарят ее прилежно,
   Чтобы продлила жизни годы.
  
   К одним она все ж благосклонна,
   К другим невнятна и глуха,
   На третьих ставит крест надолго,
   Ко всем - предрасположена.
  
   Но если вы попали в замок,
   То знайте, есть одна молва:
   Судьба, мол... В общем, стороною
   Проходит замок сей она.
  
   Другие молвят же иначе:
   Едва ступив через порог,
   Ты сам ей волен управляться.
   Такой вот хитрый поворот.
  
   Когда все шелковые нити
   Плетутся лишь в твоих руках,
   Тогда в сознание наползают
   Сомненья, Неуверенность и Страх.
  
   И если справишься ты с ними,
   Преобразишься. И тогда
   Ты сможешь изменить реальность.
   И пощадит тебя Судьба.
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ. КАЗНЬ.
  
   Есть много способов на свете
   (Как это страшно и нелепо)
   Обрезать нить свободной жизни,
   Нарушить ветхие заветы.
  
   И как бы ни было ужасно,
   Но смерть притягивает взор,
   И заставляет трепыхаться
   В уме причудливый узор.
  
   И в нем, как в сломанной мозаике,
   Рисунок виден лишь отчасти:
   Где человек там - непонятно,
   И пусто, где должно быть счастье.
  
   И застилает разум краской
   Со вкусом красного вина.
   В сетях из совести остатков
   Там бьется только мысль одна.
  
   Она труслива, безобразна,
   И худощава как стрела,
   И даже как бы бесполезна:
   "Да, хорошо, что не меня..."
  
   Под слоем страха-интереса
   Трусливо разум лишь молчит.
   Когда как тело не обманешь -
   Оно безудержно кричит.
  
   Оно все бьется, как в экстазе.
   Ломает тело эта дрожь.
   Колени гнутся, руки виснут,
   Крича сознанью: "Это ложь!"
  
   И вот на сцене появился
   Его Величество Палач.
   Давленье многих подскочило,
   И сердце ринулося вскачь.
  
   Он вышел словно темный ангел:
   Хоть без меча, но с топором,
   И где бы он ни появлялся,
   С собою приносил он мор.
  
   А каждый шаг его грохочет,
   И бьет жестоко по вискам
   В груди испуганное сердце,
   Стучит как будто барабан.
  
   И словно крылья за спиною
   Свисал до пола балахон.
   И в этом облике, наряде,
   Он был и страшен, и смешон.
  
   Черты лица скрывала маска,
   Но взгляд его был страшен вдвое,
   Пронзал он словно стрелы ада,
   Грозил забрать тебя с собою.
  
   И даже стало неприятно
   При взгляде этом королю,
   И очень-очень даже дурно,
   Когда тот подошел к нему.
  
   "Кого, лишь укажите пальцем,
   Взмахну, и нету головы.
   Мне б не хотелось задержаться.
   Хочу домой. Ну? Где они?"
  
   "Казнить на сцене этих смрадов,
   Всем в назиданье, знали чтоб,
   За речи дерзкие любые,
   Всех ждет палач, топор и гроб.
  
   Любое слово - это вызов,
   А взгляд - смертельный приговор,
   И пусть ни грамма им пощады,
   А лишь позор, позор, позор!"
  
   И выдохнув в одном порыве,
   Упал на трон и замер там,
   Махнул рукой, мол, начинайте,
   Я, дескать, позволяю вам.
  
   Палач схватил шута за шкирку,
   Рывок, и тот летит на сцену.
   Удар в живот, немного в печень,
   Шута поставил на колено.
  
   А взгляд горит, вокруг сжигая,
   Как знамя рока приближая,
   Топор возносит над собою,
   За древко, все сильней сжимая.
  
   А шут уже на двух коленях,
   И поднята над ним рука,
   И вот еще одно мгновенье,
   И оборвется здесь судьба.
  
   А зал стоит в оцепененье,
   Он возбужден и ждет развязку,
   Он думает, что представленье,
   Что перед ним играют сказку.
  
   И с каждой следующей минутой,
   Их возбужденье нарастает,
   А учащенное дыханье
   Их раздеваться заставляет.
  
   И стоит топору ударить,
   Сорвутся в оргию они,
   Чтоб совесть умалить экстазом,
   И казнь чтоб вспомнить не могли.
  
   Еще мгновенье - и свершится
   Еще мгновение - и все.
   Опять безумцы торжествуют,
   И снова побеждает зло.
  
   Среди безумия смотрящих
   Под возбуждение и шепот,
   Пока все взоры - лишь на сцену,
   Вдруг раздается мрачный хохот:
  
   "Отлично! Прелесть! Превосходно!
   Я просто в шоке! Я горю!
   Я счастлив просто! Я в экстазе!
   Все шедеврально, я смотрю..."
  
   И взгляды, словно по команде,
   Свершили полуоборот.
   Кто мог - лишь ахнули негромко,
   Другие - лишь открыли рот.
  
   Презренно, едко улыбаясь,
   Одетый в ярко-красный фрак,
   Облокотившись о колонну,
   Стоял монарх... Двойник ли? Брат?
  
   "О, господа, на ваших лицах
   Читаю я животный страх.
   Быть может вас чуть-чуть смущает
   Мой импозантный красный фрак?"
  
   Он ухмыльнулся деловито,
   Направился на сцену, к трону.
   На голове себе поправил
   Точь-в-точь такую же корону.
  
   А наш король бледнел и жался,
   Да так, что чуть не треснул трон.
   И в эти самые мгновенья
   Он был и жалок и смешон.
  
   "Нет! Нет! Да это самозванец!
   Убить немедленно его!"
   Вскричал король в припадке страха
   И побледнел сильней еще.
  
   Откликнулся лишь темный ангел,
   Топор он свой погладил нежно.
   И к самозванцу повернулся,
   К нему направился неспешно.
  
   Двойник-король лишь усмехнулся:
   "Ну да, какие тут манеры?
   Когда о власти надо думать,
   На вас же смотрят сюзерены.
  
   А ты, мой хмурый темный ангел,
   Уверен в том, что я - двойник?
   Быть может, ОН переоделся?
   И тайно во дворец проник?"
  
   Король вскочил в припадке гнева
   "Да как ты смеешь? Я - король!
   Палач, не медли ни секунды!
   И выполнять приказ изволь!"
  
   Король-двойник же рассмеялся,
   От смеха он едва не сел.
   И так, чтоб слышали все в зале,
   Слащавым голосом пропел:
  
   "Вот это да! Вот это номер!
   Он непритворно так потешен,
   Что я готов поверить даже,
   Что он - король, а я - безгрешен.
  
   Давай, признайся, если можешь.
   К чему весь этот карнавал?
   Скажи же всем: Да, я - порочен.
   Порочен я и весь мой бал.
  
   Лелею я свои пороки,
   Преумножаю, как могу.
   И с каждым новым оживаю,
   И как корону берегу..."
  
   "Довольно!" - крикнул темный ангел,
   Занес он руку с топором.
   Но тут же вскрикнул, враз бледнея,
   И с перекошенным лицом.
  
   В руке, где раньше было древко,
   Теперь резвилась лишь змея.
   И словно черное возмездье,
   Кусалась, жалила она.
  
   "О, боже! Стража! Стража! Стража!
   Казните всех, друзья мои!"
   И только сделали полшага,
   Как побледнели и они.
  
   Король-двойник взмахнул руками.
   "Вы здесь, подумали, одни?"
   И тут же из зеркал напротив
   К ним вышли их же двойники.
  
   И каждый стал к своим истокам,
   Подолом ласково шурша,
   И обнял нежно, улыбнулся,
   А кто-то подмигнул шутя.
  
   И каждый в этом тронном зале,
   За исключением шута,
   Смотрели в собственные лица,
   От ужаса едва дыша.
  
   А отражения смеялись,
   Сжимая их в своих объятьях,
   Никто не мог освободиться
   И скинуть руки, как заклятья.
  
   И каждый видел в отраженьях
   Свои поступки и грехи.
   Сквозь смех и хохот отражений
   Они почувствовать смогли.
  
   Король-двойник вскочил на сцену:
   "Давайте вновь продолжим бал!
   Маэстро! Музыку извольте!"
   И в танце вновь сорвался зал.
  
   Прижались пары плотно-плотно,
   Глаза в глаза, рука к руке.
   И разорвать их ладный танец
   Не по плечу самой Судьбе.
  
   Кружились пары, понимая,
   Что силы кончились давно.
   А двойники их обнимая,
   Кружат их в танце все равно.
  
   И с каждым новым полукругом
   Они кружатся все быстрей.
   И то, что танец будет вечным,
   Всем понимается острей.
  
   И вскоре было лишь движенье,
   Прозрачных тел водоворот,
   И разобрать где кто танцует,
   Никто б, наверное, не смог.
  
   А танец длился ровно вечность.
   И в бесконечности пути,
   Являлся малым эпизодом
   В огромном полотне судьбы.
  
  
   ЭПИЛОГ.
  
   Минувших дней забытые мотивы
   Еще скитаются впотьмах,
   Мелькают блекло отраженьем,
   Лежат осадком в головах.
  
   С тех пор прошло немало осень,
   И замка нет давным-давно.
   Остались только лишь руины.
   И как-то вдруг забылось все.
  
   Лежат разбитые колонны,
   Собою отделяя зал,
   В котором раньше проводился
   Роскошный королевский бал.
  
   Все остальное растащили:
   Что на продажу, просто так.
   Что не смогли, то разломали.
   И не руины - а бардак.
  
   Затем забыли словно страшный,
   И очень мерзкий, мерзкий сон,
   Который каждому приснился,
   И каждый был в нем вовлечен.
  
   И лишь один еще тут бродит,
   Сидит порою до утра,
   И смотрит грустно на руины,
   И шепчет странные слова.
  
   И ночью перед ним из пепла,
   Вновь возрождается игра,
   В которой он - всего лишь зритель,
   А перед ним - его судьба.
  
   И раз за разом он взирает,
   Как восстает из праха зал,
   В котором, словно в легкой дымке,
   Блистает королевский бал.
  
   И кружат призрачные пары
   Бездумно танец вновь и вновь,
   Кривясь в мучительных гримасах,
   Стирая ноги снова в кровь.
  
   Король сидит, прикован к трону,
   Цепями страсти, и они,
   Впиваясь в тело словно змеи,
   Вгрызаясь, ранят до кости.
  
   Терпеть все муки до рассвета,
   И танцевать пока все спят,
   Чтоб по утру растаять дымкой,
   А с темнотой начать опять.
  
   И будет вновь читать молитву,
   Всю ночь, закутавшись, старик.
   Надеясь, что его услышат
   И пощадят танцующих.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   'Д. Алигьере "Божественная комедия", "Ад", песнь 23.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"