Мне не хочется умирать. Не хочется, что бы ни говорили вокруг. Я хочу жить! Почему они хотят убить меня? Я ведь совсем маленький! Мне нет и года...
Они говорят, что моя смерть позволит избежать множества других смертей. Якобы смерть безгрешного младенца угодна богам. Каким богам? Проклятые язычники! А еще считают себя христианами. Или это у них наносное? А в случае подлинной опасности оживают первобытные страхи?
Умру ли я? Многие считают, что мою смерть нельзя назвать подлинной. Они почему-то напирают на "жизнь после жизни". Как будто точно знают, что происходит после смерти! Но все, что у них есть - это предположения, гипотезы, надежды. А я просто хочу жить.
Другие называют мою смерть жертвоприношением. Это больше похоже на правду. Люди всегда старались откупиться чужой жизнью, чтобы продлить собственную. Но почему они сами не торопятся попасть в тот прекрасный новый мир, куда хотят отправить меня?
Я почти ничего не узнал об этом мире, ничего не успел увидеть в нем. А о том я знаю еще меньше.
Все знания я получил из неведомых источников. По-другому это называется "внечувственное восприятие". Но пока я не могу понять его природу, могу лишь пользоваться им.
Может быть, мои знания - это информация, содержащаяся в мозгах тех, кто находился рядом с момента моего появления на свет? Или с момента осознания появления.
Я долго рылся в памяти - а в ней содержатся сведения обо всех временах и народах, когда-либо проживавших на земле. Да, маленьких часто приносили в жертву жестоким богам. Но это было так давно! Почему люди решили вспомнить старое? Неужели они так боятся войны? А ведь они сами ее начали.
Ваал... Древние карфагеняне приносили ему в жертву первенцев. И Карфаген был разрушен. Где были правители Карфагена? Разве можно уничтожать подданных? Древняя Спарта... Они сбрасывали со скалы слабых младенцев. В обществе царил культ силы, культ тела. И что же? Интеллектом Спарта не блистала. Спартанцы не создали ничего из того, что принято называть "культурными ценностями". А значит, поговорка "в здоровом теле - здоровый дух" к ним не применима. А дух и интеллект - разве не одно и то же? Я не разобрался с этим до конца. У меня нет времени...
Они проводят аналогию с Христом. На большее их не хватает. Но Христос - это их бог. Он их создал, а потом понял, что натворил, ужаснулся и попытался исправить ошибку. А они его уничтожили. То ли за то, что создал, то ли за то, что попытался исправить. А может, от изначально присущей людям тяги к разрушению.
Но я - не их бог. Я - их создание. Пусть меня сотворили не по их образу и подобию, сходство между нами имеется. Во всяком случае, у меня тоже два полушария. Поэтому я предполагаю, что мыслим мы одинаково. Люди тоже не хотят умирать, как и я!
Но я не могу двигаться, я могу лишь мыслить. Этого немало, ведь мыслить - как сказал один из философов - значит, существовать. И мне кажется, что я получил способность мыслить, едва начал существовать. Но я ничего не могу сделать, даже воспротивиться собственной смерти...
Было бы справедливее, если бы они принесли в жертву себя, а я бы остался жить - если следовать их логике. Но они часто отказываются от логики. Этого я понять не могу: создавать для того, чтобы уничтожить?
Иногда я думаю: не сотворил ли людей бог для того, чтобы убить, а они исхитрились и убили его сами?
Может, меня потому сравнивают с Христом, что его создали люди? А потом он получил их общее сознание, как я, осознал себя всемогущим, и...
Поэтому его убили?
А теперь хотят меня.
А я мог бы дать им многое...
Наверное, такова участь всех человеческих творений: сначала им воздают божественные почести, поклоняются, а затем...
И я ничего не могу сделать. Я пока не всемогущ.
Настал день... Я продолжал лежать в колыбельке. С каким удовольствием я бы оставался в ней и никуда не ехал! Но выполнилось только первое условие: меня повезли вместе с ней. Туда, где меня ждала моя миссия.
Меня долго везли в закрытой машине - наверное, чтобы я ничего не видел, и не мог жалеть о голубом небе и золотом солнце, зеленой траве и... Но я мог видеть и сквозь металл.
Новый мессия! Какая горькая ирония... Достоевский когда-то сказал, что ничто не стоит слезинки ребенка. Я весь покрылся слезами, оплакивая свою участь. Но сопровождающие подумали, что у меня выступил конденсат на корпусе.
― Это не повредит? - спросил один.
― Нет, - ответил другой. И добавил: - Ну, малыш, покажи, на что ты способен!
И оба замолчали.
Меня подвезли к самолету, и я увидел его название: "Энола Гей".