Рынок и социализм. Глава 1. Собственность и система экономических категорий.
В исследовании экономического строя общества качественный анализ должен иметь приоритет над количественным, иначе наше мышление не сможет связать концов с концами и запутается. Мы не можем, например, вести подсчет того, сколько в СССР было крестьян без уяснения того, что такое вообще есть крестьянин как экономический тип. То же самое касается всех без исключения экономических фигур, всех агентов производства. Взять, например, и то, кого следует считать пролетарием и кого представителем рабочей аристократии. Идеолог исламизма Гачикус относит к рабочей аристократии всех рабочих крупных промышленных предприятий - на том основании, что заработная плата этих рабочих значительно превышает прожиточный минимум. Он смешивает прожиточный минимум со стоимостью рабочей силы и считает получаемый рабочим доход сверх прожиточного минимума теми выплатами, которыми буржуазия делится с рабочим из своих сверхприбылей, т.е. из тех источников, которые образуются благодаря экономическому грабежу слаборазвитых, зависимых стран. Однако стоимость рабочей силы определяется не только суммой жизненных средств, необходимых для поддержания жизни данного рабочего, но также и суммой средств, необходимых на воспроизводство и обучение рабочей силы, т.е. на воспитание детей и содержание семьи; она определяется к тому же степенью сложности труда, его интенсивностью, степенью экономического развития страны и, следовательно, уровнем притязаний рабочего класса данного государства. Как видим, для уяснения уже только того, что есть пролетариат, каково его отличие от буржуазии и от рабочей аристократии, необходимо уяснить, что такое есть заработная плата и что есть прибыль, что есть стоимость рабочей силы и, наконец, что есть стоимость вообще. Другими словами, необходимо исследовать экономические категории. Разумеется, и в этом рассмотрении исследованию должен сопутствовать количественный анализ, т.е. рассмотрение количественных определенностей, количественных характеристик, однако первенство и здесь остается за качественным анализом. Само усмотрение меры должно служить узловым пунктом при переходе от одного качества к другому, от явлений одного экономического порядка к явлениям другого порядка.
Итак, задача состоит в том, чтобы в который раз подвергнуть критике эти абстракции, т.е. экономические категории. По этому поводу я уже не однажды говорил (например, в споре со сталинистами), что одного только первого тома "Капитала" Маркса, где излагаются вопросы абстрактной политической экономии, достаточно для того, чтобы увидеть господство в СССР капиталистического способа производства. Марксов "Капитал" до сих пор есть наше главное методологическое оружие в борьбе с разного рода ревизионистами и прочими сикофантами. Он есть наш инструментарий. Знание "Капитала" не позволит марксисту ударить лицом в грязь даже и в том случае, если какой-либо буржуазный идеолог, имеющий доступ в архивы и в органы статистики, засыплет марксиста ворохом данных и обилием сведений о состоянии финансовых и прочих рынков. Потому что буржуазный идеолог за деревьями не видит леса, он не в состоянии подниматься до тех обобщений, какие сделаны в "Капитале".
Полагают, будто открытые Марксом законы верны лишь для домонополистического капитализма и уже не действуют теперь. Так, например, многие буржуазные экономисты уверяют, что закон стоимости уже не действует. Кстати, басни сталинистов об отсутствии рынка в СССР есть перепевы этих буржуазных теорий. Чем отличается государственно-монополистический капитализм от прежнего капитализма, от капитализма свободной конкуренции? Господством монополий и регулирующим вмешательством государства в хозяйственную жизнь, в деятельность предприятий и их объединений. Другими словами, образовалась своего рода надстройка не только над базисом, но и внутри базиса. Сама же основа, суть ее осталась прежней. В соответствии с этим и открытые Марксом законы не прекратили своего действия, они только модифицировались вследствие действия этой своеобразной надстройки, порождающей монопольно высокие цены на товары определенного вида. Закон стоимости действует: как и прежде, сумма всех цен на обращающиеся на рынке товары даст опять же сумму всех стоимостей этих товаров, ибо монопольно высокие цены на одни товары уравновешиваются монопольно низкими на товары другие.
Возьмем разного рода буржуазные доктрины так называемого народного капитализма, общества всеобщего благоденствия и пр., которые были подвергнуты критике еще в работах классиков. Что представляют собой сталинистские восхваления экономического строя СССР в период его процветания? Разновидность или перепевы все тех же буржуазных доктрин, окутанные туманом социалистического фразерства. Отсюда и их нежелание разглядеть в экономическом строе СССР тот слой, который следует определить как верхушку буржуазии, как магнатов капитала, монополизировавших все выгоды производства. Но сталинисты не только отрицают господство и наличие в СССР этих миллионеров на одном полюсе, они отрицают также и наличие беспросветной бедности среди низкооплачиваемых слоев на другом. Ну а если бы этих миллионеров и этой беспросветной бедности в СССР действительно не было? Более того, если бы пестревшие в статистических сборниках того времени данные о средней заработной плате рабочих и служащих представляли собой не величины, в которых отклонения от этой статистической средней погашены, а были правилом для каждого конкретного работника, разве и тогда мы не вправе были бы определить экономический строй СССР как капитализм? Вопрос о наличии в экономическом строе магнатов капитала не совпадает с вопросом о наличии в нем буржуазии вообще. Точно так же, как и вопрос о наличии пролетариата не совпадает с вопросом о наличии групп населения, доходы которых ниже прожиточного минимума, с вопросом о наличии голодающих. Например, в периоды процветания голодающих может и не быть, тем не менее пролетариат налицо. Даже и в известной наличием баснословных состояний капиталистической Америке миллиардеры появились не сразу, а лишь на рубеже XIX - XX веков. Поэтому в данной главе мы вправе отвлечься от вопроса, существовала или же нет в экономическом строе СССР наиболее привилегированная верхушка буржуазии (тем более, что указанный вопрос неоднократно мной разбирался) и определить его как капитализм уже на основании наличия и господства одних только категорий заработной платы, цены, стоимости, товара, прибыли, процента и т.д., т.е. на основании наличия системы наемного труда. Последнее есть даже своего рода тавтология, ибо система наемного труда как раз и есть капитализм.
В связи с вопросом рассмотрения совокупности всех этих экономических категорий, каждая из которых может быть понята не изолированно от другой, а лишь через другие, т.е. может быть понята лишь в системе этих взаимопроникающих одна другую категорий, мне хочется вспомнить "Науку логики" Гегеля и те слова Ленина из его "Философских тетрадей", что нельзя вполне понять "Капитал" Маркса и особенно первой его главы, не проштудировав и не поняв всей "Логики" Гегеля. Следовательно, никто из марксистов, добавляет Ленин, не понял Маркса полвека спустя. Что же говорить тогда о сталинистах, этих своего рода нынешних эсерах в области экономических теорий?! Для них "Капитал" - это книга за семью печатями, они читают эту книгу, держа ее в руках низом вверх.
В целях уяснения сути вопроса и важности рассмотрения системы экономических категорий, отражающих условия буржуазного общества, сравнение "Капитала" Маркса с "Логикой" Гегеля будет очень и очень полезно.
В "Святом семействе" Маркс раскрыл тайну примененной Гегелем спекулятивной конструкции и подверг эту конструкцию критике: "плод" полагает себя как яблоко, "плод" полагает себя как грушу, "плод" полагает себя как сливу и т.д.; в яблоке "плод" придает себе яблковидное наличное бытие, в груше - грушевидное и т.д., поэтому яблоки, груши, сливы и т.д. - это уже не просто груши, сливы, яблоки и т.д., а - саморазличения "плода", плода вообще. То есть родовое понятие (в данном случае "плод") оказывается у Гегеля первичным по отношению к конкретным вещам (в данном случае к яблоку, груше, сливе и т.д.) Ясно, что Маркс подвергает здесь критике не диалектический метод, а идеалистическую систему, то есть то, что Гегель делает первичным не вещь, а идею. Гегель начинает свою "Логику" с категории бытия. То есть абсолютная идея полагает себя как бытие. Или можно сказать еще и так: абсолютное есть бытие; истина есть бытие. Затем бытие переходит в ничто, ничто - в становление; и далее, путем филиации понятий, возникает вся система логических категорий: качество, количество, мера, сущность, явление, действительность, случайность, необходимость, понятие и т.д. Логическому соответствует и историческое, например, категории бытия - философия Парменида; ничто есть принцип философии буддистов; становление - центральное понятие в системе Гераклита, качество - принцип атомистов, т.е. Демокрита и др., количество - пифагорейцев, мера - это принцип философии Протагора, сущность - Сократа; и т.д. Принцип философии самого Гегеля определен им самим как абсолютная идея; или абсолютная истина, которая есть процесс постижения ею самой себя, как он изображен в системе Гегеля, прежде всего в его "Логике". Что там ни говори, т.е. сколь бы мы ни вскрывали там или здесь сделанные Гегелем натяжки (например, в истории философии, с которой он в общем и целом обошелся в угоду своей идеалистической системе, т.е. скрывая материалистические тенденции во взглядах того или иного философа), а здание Гегелем было возведено действительно величественное; настоящее царство мысли. Куда там христианским богословам, с их метафизическими, в смысле антидиалектики, способами рассуждений, до такого богатства идей и мыслей, какое дал человечеству великий диалектик!
Теперь взглянем на логику "Капитала". Центральным понятием в труде Маркса является капитал, что ясно уже из названия всего труда. Капитал есть современная, т.е. буржуазная, частная собственность. На вопрос о том, что такое есть эта последняя, можно было ответить, говорит Маркс, только анализом совокупности господствующих производственных отношений, т.е. критикой экономических категорий, которую Маркс проводит путем восхождения от абстрактного к конкретному. Частная собственность выступает сперва как товар, как единство потребительной стоимости и стоимости, разделение которого на эти стороны обусловлено тем, что сам труд, производящий товар, носит двойственный характер - конкретный труд (производящий ту или иную потребительную стоимость) и абстрактный труд (простая затрата сил, нервов и т.д.) Затем частная собственность выступает как цена и как деньги. Деньги превращаются в капитал, т.е. средства производства плюс рабочая сила. Капитал есть самовозрастающая стоимость, а процесс увеличения последней есть сам труд, но не труд вообще, не всякий труд, а именно отчужденный, наемный труд, т.е. труд, обусловленный всей системой тех буржуазных экономических отношений, при которой он осуществляется. Рабочая сила при такой системе, т.е. при капитализме, становится товаром, который, как и всякий другой товар, имеет стоимость, а, следовательно, и цену. Заработная плата есть цена рабочей силы. А потребительная стоимость рабочей силы состоит в ее способности создавать стоимость выше собственной стоимости, то есть стоимость необходимых для ее воспроизводства средств плюс прибавочная стоимость. Прибыль есть превращенная форма прибавочной стоимости. Но кроме промышленных капиталистов в обществе имеются еще и другие фракции буржуазии - торговцы, банкиры, землевладельцы и пр. Соответственно этому прибавочная стоимость распадается кроме прибыли промышленника еще на торговую прибыль, ссудный процент и ренту.
Поэтому буржуазная частная собственность выступает как общественное отношение, как отношение между буржуазией и пролетариатом.
В отличие от "плода", который есть только родовое понятие по отношению к конкретным яблокам, грушам, сливам и т.д., частная собственность есть не только родовое понятие для различных форм ее проявления, но и саморазвивающаяся система, состоящая из совокупности этих форм, т.е. нечто первичное, есть то, что определяет движение всех остальных категорий. Система категорий как целое определяет движение ее отдельных частей, ведь, в соответствии с диалектикой, не часть управляет целым, а целое управляет частью. Правда, есть нечто более первичное, чем частная собственность, т.е. труд. Однако труд есть категория, присущая всем способам производства, всем формациям, в том числе и бесклассовым. Такими же категориями являются производство, потребление, личная собственность, т.е. собственность на предметы потребления (пищу, одежду и т.п.). Личная собственность есть вечное условие существования людей, без какового жизнь человека невозможна. Однако при общественно-экономических формациях, где господствует не общественная, а частная собственность, эти категории наполняются уже иным содержанием. Например, труд в классовом обществе приобретает характер труда отчужденного, т.е. такого труда, который, по выражению Маркса, создает чужое богатство и собственную нищету. На одном полюсе отчуждение собственной деятельности, на другом - присвоение результатов чужого труда, что возможно лишь там, где господствует частная собственность. Поэтому, хотя исторически труд, производство, потребление, личная собственность и т.д. и являются первичными по отношению к частной собственности, однако логическим первенством над всеми, в том числе и над этими категориями, в классовом обществе обладает категория частной собственности. Единственная экономическая категория, которая исторически также была прежде частной собственности и над которой частная собственность не обладает логическим первенством, есть общественная собственность. Частная собственность не обладает логическим первенством над общественной по той простой причине, что с возникновением частной собственности общественная исчезает. По своему характеру собственность может быть либо общественной, либо частной, третьего не дано. Если в классовом обществе члены какой-либо общественной группы (будь то монастырь, крестьянская община, акционерное общество или что-то еще) владеют средствами производства сообща, то и в этом случае перед нами не общественная собственность, а частная. В понятии акционерная, корпоративная, муниципальная, коллективная, государственная и т.д. собственность выражен не характер собственности, а ее форма. То есть любая из этих форм по своему характеру является частной. Следует добавить, что государственная собственность может быть по своему характеру и общественной, но это только в том случае, если само государство является социалистическим.
Частная собственность проходит в своем развитии три больших стадии: рабовладение, феодализм и капитализм. В соответствии с этими тремя стадиями на первый план, среди других, выступает тот или иной фактор производства: 1) раб или "говорящее орудие"; 2) земля; 3) деньги как наиболее развитой и подвижный вид частной собственности. В первом случае хозяином производственного процесса выступает рабовладелец, во втором - землевладелец, в третьем - владелец денег. При первых двух формациях товарно-денежные отношения еще не приобрели повсеместного характера, не овладели всеми сферами жизни. Простое товарное производство существует здесь наряду с рабовладением или крепостничеством. В хозяйствах рабовладельца и землевладельца принуждение работника к труду носит, в отличие от капитализма, внеэкономический характер: раб в хозяйстве рабовладельца сам есть средство производства и принуждается к труду непосредственным насилием, например, плетьми, угрозой смерти; крепостные крестьяне сгоняются на барщину в хозяйство помещика. Товарно-денежные отношения между хозяином и работником здесь отсутствуют. Например, хотя рабовладелец и купил раба, но он купил его не у самого купленного им раба, а у другого рабовладельца. Товаром здесь является не рабочая сила человека, а сам человек со всеми его мыслями, потребностями, привычками и т.д., поэтому и распоряжаться рабовладелец может всем временем раба, включая и время его отдыха. При крепостничестве помещик высасывает из работника прибавочный труд с помощью отработочной (барщина) и продуктовой (оброк) ренты.
Господство частной собственности наполняет экономические категории, в которых отражаются вечные условия существования людей, присущим ей содержанием. Например, труд в классовом обществе, как уже говорилось, есть отчужденный труд. Стремясь выдать условия буржуазного общества за вечные, за условия, без которых якобы немыслимо развитие производства и существование человечества, буржуазия ведет толки о том, будто и те категории, в которых отражаются эти присущие лишь капитализму условия, наполняются в новую эпоху неким иным, качественно отличным от прежнего содержанием. Например, это касается способа производства, который у идеологов буржуазии приобретает технотронный, информационный и т.п. характер при выхолащивании из сознания пролетариата определения этого способа как продолжающего оставаться капиталистическим, как способа производства прибавочной стоимости, являющейся источником доходов господствующего класса. Вероятно, более других по пути "наполнения" буржуазных экономических категорий вовсе не присущим капитализму содержанием продвинулись идеологи сталинизма. Нет такой категории, будь то товар, стоимость, деньги, кредит, процент и т.д., которые не подверглись бы со стороны официальных политэкономов сталинских, хрущевских и брежневских времен операции "наполнения" их социалистическим содержанием на том, видите ли, "основании", что все эти категории отражают те условия, которые сложились в результате якобы господствующей, причем безраздельно (!), общественной собственности на средства производства. Соперничать здесь с софистикой казенных профессоров политэкономии в силах разве только писания средневековых схоластов. Я никак не могу забыть тот софизм, который не раз встречал в написанных профессорами политэкономии брежневских времен учебниках и прочих трудах, что при социализме, т.е. при господстве общественной собственности на средства производства, товарно-денежные отношения есть одна из форм непосредственно-общественной экономической связи. Не всякий, даже имеющий экономическое образование, разглядит в этом на первый взгляд стройном суждении софизм и извращение марксизма. Я уже неоднократно приводил этот софизм в прежних своих работах и не могу удержаться от того, чтобы привести его вновь. Ведь что такое есть непосредственно-общественная экономическая связь между членами общества? Это есть такая связь, которая не опосредствована вещами, т.е. товарами, деньгами и разного рода ценными бумагами. В буржуазном обществе, говоря словами Маркса, происходит овеществление общественных отношений. Что же есть деньги, как не такая именно вещь, которая опосредует отношения между людьми, вещь, которой люди доверяют гораздо больше, нежели друг другу?! И вот профессора политэкономии изобрели софизм, явив тем самым такое логическое искусство, которому позавидовали бы и схоласты средневековья! Такого рода софизмов, основой которых с логической точки зрения являются всевозможные круги в доказательствах, аргументы к здравому смыслу, к авторитету, подмена тезиса и пр., в идеологических построениях сталинизма огромное множество.
Сталинизм есть обширнейшая, включающая рассмотрение большого числа вопросов общественной жизни и, на первый взгляд, т.е. лишь по видимости, стройная система воззрений. Десятки лет лучшие и ученейшие профессора прилагали свои усилия в разработке этой системы и получали от власти неплохое вознаграждение за эти усилия. Марксизм выводит необходимость рынка из господства частной собственности. Сталинизм это господство частной собственности в СССР отрицает. Это отрицание обосновывается сталинистами двумя способами: в тех случаях, когда ими признается наличие рынка, за обращающимися на этом рынке товарами признается лишь свойство быть предметами потребления, а не средствами производства, и, следовательно, здесь имеет место якобы лишь общественная и личная собственность, не более того. Примером этого является сеть розничной торговли. Товары сюда поступают из государственных предприятий, государственных складов (общественная собственность) и затем попадают в руки потребителей, становясь личной собственностью. Такова сталинистская схема. Или, например, так называемый колхозный рынок, на который владельцы личных подсобных хозяйств выносят излишки своего мелкого производства.
Но давайте приглядимся ближе. Действительно ли покупатели в сети розничной торговли и на колхозном рынке являются не более, чем потребителями? Ведь в тех случаях, когда на рынок выносится сырой продукт, то есть продукт, еще не готовый к употреблению, будь это, например, хотя бы даже и обычный картофель, данный продукт еще не представляет собой предмет потребления ни для продавца, ни для покупателя, а есть средство производства. Окончательную стадию обработки до готовности к употреблению данный продукт пройдет уже в домашнем хозяйстве покупателя, которое с точки зрения марксистской политической экономии представляет собой мелкое или мельчайшее производство, т.е. проявление частной собственности. То же самое и относительно разного рода полуфабрикатов, будь то сырое мясо или что-то еще. Сырое мясо еще не готово к употреблению его в пищу, процесс производства еще не закончен. Он закончится в хозяйстве покупателя, представляющем частную, а вовсе не личную, собственность последнего. Это хозяйство, хотя бы оно и располагалось в арендуемом у государства помещении, есть определенный набор средств производства: ножи, мясорубки, терки, миксеры, миски, кастрюли, банки, кадки, корыта, стиральные машины, пылесосы, столы, тряпки, швабры, другими словами, весь тот инвентарь, который представляет для домохозяйки целый мир, ее рабочее место. Во-вторых, продаваемый на рынке товар, хотя бы по своей форме он и представлял собой готовое жизненное средство, т.е. предмет потребления, а не средство производства, предметом потребления для продавца его уже не является. И в-третьих, продавец получил за проданный товар деньги, а деньги не являются предметом потребления. Поэтому собственность на эту вещь (деньги) есть частная, а не личная. Далее. На колхозный рынок выносились и такие продукты труда сельских жителей, которые и близко не подходили под определение предметов потребления. Например, топорища, черенки для лопат, веники, корзины, саженцы плодовых деревьев, удобрения, семена растений и пр. А в сети розничной торговли продавались лопаты, топоры, молотки, бензопилы, напильники, гвозди, краски и разного рода строительные материалы, то есть товары, которые вовсе не являются предметами потребления, а являются средствами и орудиями производства. К этому следует присовокупить также рынок недвижимости и рынок транспортных средств. А также следует указать, что кроме дозволенного правовыми актами государственной власти рынка существовал еще рынок "черный". На "черном рынке" уже вовсю шла торговля средствами производства - строительными материалами, запчастями для автомобилей и колхозных тракторов, автомобильными шинами, колесами и пр., на каковую торговлю государство довольно часто смотрело сквозь пальцы, ибо хозяйственные руководители довольно часто не могли обойтись в своей деятельности без помощи, без поставок со стороны дельцов "черного рынка".
Второй способ отрицания господства в СССР частной собственности сталинистами еще интереснее и состоит в отрицании наличия самого рынка в СССР, в непризнании за деньгами присущих им функций. Например, хотя предприятия и представляют собой обособленные хозяйственные единицы, администрация которых отвечает за вверенное ей государством имущество, за размер произведенной прибыли, за снижение фонда заработной платы, за повышение фондоотдачи и выполнение еще кучи других показателей; хотя она и получает премиальные поощрения, когда эти показатели выполняются и перевыполняются; хотя, далее, администрация и обладает при этом известной самостоятельностью и вступает в конкурентную борьбу, проявляющуюся как на внутриотраслевом, так и на межотраслевом уровне; хотя администрация и стремится не только свести баланс и этим закончить дело, но стремится и к максимуму прибыли, желая установить на возможно более высоком уровне цены на свою продукцию, - однако сталинисты не желают видеть в сложившихся между предприятиями отношениях характера этих связей как именно рыночных и не желают видеть этого на том основании, что государственные органы вмешиваются в процесс ценообразования, в определение размеров поставок, закупок, плановых обязательств и пр. Рынок при этом, по мнению сталинистов, якобы исчезает. За деньгами остается, мол, чисто учетная функция. Мол, деньги сохраняются ради удобства ведения подсчетов и т.п. Если деньги сохраняются лишь ради удобства ведения подсчетов, то откуда тогда охватывающая все сферы общественной жизни конкуренция? Откуда эта bellum omnium contra omnes (война всех против всех)?
Итак, господствует острейшая конкуренция между предприятиями. То, что в этой конкурентной борьбе предприятия не обладают полной самостоятельностью, что они испытывают сдерживающее воздействие со стороны государства, стремящегося отстоять интересы класса буржуазии как целого в противовес стремлениям отдельных представителей этого класса или его фракций, дела не меняет. Ни одно предприятие, в том числе и в странах Запада или, к примеру, даже и в эпоху домонополистического капитализма, не обладает действительно полной самостоятельностью, что обнаруживается уже хотя бы в необходимости платить налоги, ренту, таможенные пошлины, в необходимости давать отчет фабричным инспекторам и пр. Итак, каждое из предприятий стремится дороже продать свою продукцию и дешевле купить сырье, выбить для себя побольше дефицитных материалов и сбыть побольше собственного продукта, оказавшегося гнилым, получить заказы на производство более рентабельной продукции, обойдя в этом другие предприятия - путем лоббирования своих интересов в государственных структурах, занимающихся ценообразованием, в снабженческо-сбытовых и в планирующих органах. А в то же время имеется целая армия наемных писак, занятых лишь тем, чтобы убедить доверчивую и наивную публику, будто денежные знаки в СССР имеют чисто учетную функцию, будто они не являются знаками того металла, за который люди, как и в прежние века, продолжают гибнуть.
Другими словами, идеологи сталинизма не могут расправиться с тезисом о господстве в СССР частной собственности иным способом, нежели отрицая наличие самого рынка всеми возможными способами, существенной стороной которых всегда была и остается их бездоказательность. Поэтому имелась также часть идеологов, которая вела свою традицию от Бухарина и др., видя совместимость социализма с рынком. Ведь нельзя же, в конце концов, бесконечно отрицать очевидное, т.е. наличие и господство товарно-денежных отношений. Отсюда всякого рода доктрины так называемого рыночного социализма и полемика между его сторонниками и правоверными сталинистами. Спор между каким-нибудь Ричардом Косолаповым и академиком Петраковым как раз и вертелся вокруг большего или меньшего признания наличия рынка в СССР. Они отличались один от другого нюансами, оставаясь в основе своих воззрений на главной точке зрения сталинизма, т.е. на той точке зрения, будто в СССР безраздельно господствует общественная собственность на средства производства. В обоснование этого взгляда казенным профессорам политэкономии не оставалось и не остается чего-либо иного, как только уйти от анализа производственных отношений в область права, от базиса воспарить в область юридической надстройки, т.е. указать на статьи Конституции и других правовых актов, где декларируется общественная (в форме государственной) собственность на землю, на промышленные предприятия, на средства транспорта и связи. Между государственной собственностью и общественной ставится знак равенства. Некоторые официальные политэкономы тех лет, ведя идеологическую борьбу с идеологами конкурирующих государств Запада, не упустили даже случая, чтобы выдвинуть то положение марксизма, что государственная собственность лишь в том случае является действительно общественной, действительно социалистической, если социалистическим является и само государство, а собственность буржуазного государства является частной. В обоснование же социалистического характера государства при Сталине, при Хрущеве, при Брежневе они ссылались не на реальную конституцию, не на факты действительности, а опять же - на конституцию бумажную, на декларации и заявления в правовых актах.
Мы вплотную подошли к вопросу о роли и значении государства в экономическом строе современного капитализма. Спора нет, в эпоху государственно-монополистического капитализма эта роль и это значение выросли в громадной степени. И все же точка зрения так называемого госкапа на сущность экономического строя СССР есть упрощение. Ссылаясь на известное высказывание Энгельса о государстве как коллективном капиталисте, госкаповцы рассматривают бюрократию как класс. Последнее есть уже не упрощение, а и вовсе в корне неверная точка зрения. Более продвинутые госкаповцы, в тех случаях, когда они признают или говорят о частной собственности в СССР, выводят ее из собственности государственной. Способ их рассуждений таков: государство есть часть общества, а не все общество; поэтому и собственность государства является при этом не общественной, а частной. Это есть высшее во взглядах госкаповцев, дальше чего они не идут. Точку зрения госкаповцев следует признать довольно часто необходимым звеном или моментом в развитии взглядов человека, покидающего точку зрения обыденного сознания, воспитанного десятилетиями господства сталинизма, когда между общественной собственностью и государственной ставился знак равенства, человека, начинающего постигать вопросы политической злобы дня с точки зрения, ближе других стоящей к марксизму. Для того, чтобы яснее обрисовать недостаточность этой точки зрения, я позволю себе привести сравнение из области философии.
Известно основное положение материализма, то есть положение о первичности материи. Что такое есть материя? Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности. Материя есть научная абстракция, которая выработана умом человека для того, чтобы определить отношение между природой и постигающим эту природу сознанием человека. В понятии материи опущен, оставлен без внимания мир бесконечного качественного многообразия, то есть за материей признается в первую очередь свойство быть объективной реальностью, существовать независимо от всякого сознания. Разумеется, материя первична - в отношении к сознанию. Но если брать материю в отношении к природе, к миру бесконечно многообразных вещей, то материю не только не следует признать первичной, но следует признать и вовсе несуществующей вне и независимо от этого качественного многообразия. Любой процесс возникновения или уничтожения чего-либо представляет собой не процесс возникновения качественного многообразия из материи вообще, а преобразование одного качества в другое, совокупности тел одного качества в совокупность тел другого качества. Первичен качественно многообразный материальный мир, а не абстракция материи. Существует лишь природа, т.е. бесконечный мир вещей, тогда как материя есть лишь абстракция от этого мира. И это бесконечное качественное многообразие существовало всегда и будет существовать всегда. Точка зрения некоторых физиков заключается в том, будто Вселенная образовалась вследствие расширения частиц или тел из некоей математической точки. Вздорность этой теории видна уже хотя бы из несводимости физической, химической, биологической и социальной формы движения материи к простейшей, т.е. к механической, форме движения. Точка зрения данных физиков как раз и сводит бесконечное многообразие к простейшей форме движения, к механике. Например, социальная форма движения есть такая же вечная принадлежность Вселенной, как и механическая. Другими словами, эта форма движения может исчезнуть, как и возникла, на планете Земля или где-то в других частях бесконечной Вселенной, но не во Вселенной вообще. К тому же нельзя законами механики объяснить, например, причины экономического кризиса.
Всякое сравнение хромает, но взгляд госкаповцев на природу экономического строя СССР есть примерно такое же отвлечение - отвлечение от многообразия форм господствовавшей в СССР частной собственности. Они упускают из виду все другие формы проявления частной собственности, видя последнюю лишь в собственности государства как коллективного капиталиста. Ими упущено все то богатство отношений и взаимосвязей, которые образуют рыночную, частно-собственническую конкуренцию - между государством и монополией (госкорпорацией), между предприятием и объединением предприятий, куда входит это предприятие, между предприятиями одной отрасли, между предприятиями различных отраслей, между частными капиталами, между капиталом отдельного лица и совокупным капиталом всего общества, и т.д. и т.д. Поэтому иным госкаповцам и представляется, будто я смотрю на природу экономического строя СССР как на старый, домонополистический капитализм, поскольку вижу здесь господство буржуазии и частные капиталы.
Госкаповцы не видят того, что буржуазия - как исторически, так и логически - существовала в СССР прежде, нежели возникло государство буржуазии. Исторически - это очевидно. Здесь достаточно указать хотя бы на наличие многомиллионного класса крестьянства. А к тому же здесь еще и множество владельцев крупных денежных сумм, владельцев крупных состояний. Логически - это означает, что сперва соблюдались интересы собственные, интересы своего кошелька, своего частного капитала, а потом уже интересы своей корпорации или интересы класса буржуазии как целого, т.е интересы государственные.
Поэтому в плане полагания частной собственностью различных своих форм проявления я нарисовал бы такую картину: частная собственность выступает как товар, как стоимость, как деньги, как система товарно-денежного обращения, обусловленная наличием мелкого производства (многомиллионного класса крестьянства), частная собственность выступает как экономически обособленное предприятие, как корпорация с интересами, отличными от интересов государства, частная собственность выступает как объединение предприятий, как монополия, частная собственность выступает как заработная плата, как прибыль, частная собственность выступает как система кредита, как процент, частная собственность выступает как буржуазия и пролетариат, частная собственность выступает как собственность буржуазного государства, частная собственность выступает как погоня за прибылью и обусловленная этой погоней анархия производства, несмотря на господство монополий и наличие планирующих органов; частная собственность выступает как конкуренция между корпорациями, конкуренция внутри корпораций, как конкуренция между рабочим и администрацией предприятия, как конкуренция между различными лицами внутри администрации, как конкурентная борьба между рабочими за лучшие условия продажи рабочей силы и т.д., частная собственность выступает как диспропорции в развитии экономики, диспропорции в развитии между различными отраслями, между городом и деревней, между различными экономическими районами, между различными странами, частная собственность выступает как экономическое ограбление деревни городом, одних районов другими в пределах одной и той же страны и как экономическое ограбление одних стран другими, она выступает как вывоз капитала, частная собственность выступает как перепроизводство, в том числе и перепроизводство самих диспропорций разного рода, частная собственность выступает как экономический кризис, т.е. кризис всей системы производственных отношений, совокупность которых образует частную собственность. Буржуазия, говоря словами Маркса, представляет собой положительную сторону антагонизма, в котором осуществляется движение частной собственности, это есть удовлетворенная в себе самой частная собственность. Она изобретает способы сохранения и продления существования самой себя и мира частной собственности. Пролетариат же есть отрицательная сторона антагонизма, он стремится упразднить частную собственность и все обусловленные ею общественные отношения. Вместе с последними упраздняются и все экономические категории, в которых отражаются условия буржуазного общества, как то - товар, стоимость, деньги, система товарно-денежного обращения и кредита, экономическая обособленность предприятий, заработная плата, прибыль, процент, буржуазия и пролетариат, конкуренция и анархия производства, диспропорции и кризисы.
Не желавшие видеть наличия рынка в СССР идеологи сталинизма, а также усматривавшие все зло в приравниваемой к феодализму командно-административной системе либералы нарисовали картину тотального огосударствления всего и вся, картину СССР, в которой не нашлось места ни буржуазии, ни частным капиталам, ни частной собственности вообще, тогда как население СССР состояло поголовно из частных собственников, владевших кто капиталом, т.е. большой суммой денежных средств, а кто - только рабочей силой, выносимой ее владельцем для продажи на рынок. Госкаповцы поверили этим говорунам на слово и ограничили свою критику преимущественно критикой государства или бюрократии как коллективного капиталиста.