Дмитрий Семёныч одевшись потеплее, пошёл навестить своего старшего брата Егора Семёныча, проживающего в другом конце деревни. Шёл медленно, степенно. Снег податливо похрустывал, рассыпаясь мелкими льдинками под ногами, причудливо сверкая на солнце. 'Надо же, как бля́стит, ровно россыпь брильянтов! Седьмой десяток доживаю, шутка ли, а гляжу на э́нту красоту, ровно первый раз. Весна, стало быть, скоро будет! Снег-от раз такой... - размышлял Семёныч. - Вот ведь вроде деревня-то небольшая, а пока дойдёшь с одного конца на другой, весь упреешь. Эх, сдавать ты стал Семёныч, сдавать... Моложе-то, когда был, ужо давно бы туда-сюда сбегал и домой верта́лся, а тут сердце зашлось, давит и давит, одышка замаяла, мыслимо ли на улке, а воздуха не хватат. Тесно в груди, ровно, как паук вцепился и сжимает что есть мочи, будь он не ладен...'
Подойдя к избе брата, неспешно отворил ворота. Дворовый пёс Хан увидев Семёныча, радостно залаял, потом норовя обнять лапами, метнулся к нему, оживлённо виляя хвостом, но длины цепи не хватило, ошейник сдавил горло.
- Вот рыжая бестия, соскучился-то как! Погодь, ты так цепь-то порвешь, не ровен час, щас я подойду к тебе сам да поглажу.
Пёс распластался на снегу в предвкушении ласки. Семёныч потеребил рукой ему морду, потом брюхо.
- Ну, всё, будя, так можно весь день тут стоять да тебя наглаживать. Погодь, говорю, щас гостинец тебе дам. Учуял ведь, поди, гостинец-то? Учуял вот и ластишься. - Семёныч достал из кармана небольшой свёрток. В газетку была завёрнута косточка. - Какой ты нетерпеливый, дай хоть разверну, а то ведь прям с газетой слупишь за милую душу.
Бросив псу кость, Семёныч зашёл в сенки, а затем в избу.
- Вечёр добрый, Егор! - поздоровался Дмитрий Семёныч со своим братом.
- Добрый, добрый, коль не шутишь, Митька-а! А я думаю, чё тако? Хан цепью бряцает, а никто нейдет, ну думаю, свои значит, коль не шибко лает. Окошки-то закуржавели - не сразу разглядишь.
- Так от Хана же сам знаешь - не уйдешь, покуда не погладишь. До чё пёс ласковый!
- Здравствуй, Ляксандра, здравствуй милая... Я вот чё к вам пришёл-то, мы с Лизаветой, моей стало быть, завтра в город собрались - дня на три не боле, так Ляксандра, ты может, отпустишь к нам отца-то в избе нашей подомовничать? Всё ж, зима, очаг-то кому-то топить надобно?.. Там Лизавета пельменей налепила кучу, ешь - не хочу.
- Отпущу, дядя Митя, чё ж не отпустить-то? Дело-то свойское - грех не помочь... - потом обратившись к отцу спросила. - Отец, ты как, пойдёшь домовничать-то?
- А чё не пойти-то, пойду, так и быть, а когда идти-то?
- Мы завтра утром пораньше на тракт пойдём, а ты, Егор, завтра ближе к вечеру подходь, как ворота открыть - ты знашь, сени тоже откроешь.
- Знамо дело...
- Пельмени Лизавета в сенях в ведрах хранит. Там ни много ни мало, почти два ведра пельменей-то будет, тебе хватит - я думаю, да и капустка квашенная, грузди, огурчики опят же. В общем, весь голбец в твоём распоряжении.
- Как не хватит, конечно хватит, об чём речь... Ну, не уж-то я такую оказию пельменей за три дня слуплю?
- Ну, кто тебя знает, братка, вдруг на старости лет аппетит у тебя разыграется?! Всяко быват.
- Скажешь тоже!.. Хотя, если под это дело, - Егор Семёныч щёлкнул себя по шее указательным пальцем, а потом добавил. - Могёт и не хватить!
- Коль тако дело, магарыч за мной.
- Тише ты, тише, Митька-а, а то не дай бог Ляксандра услышит, оставит меня без сугрева...
- Ну, я ито ль пошёл, а то завтра вставать-то ни свет ни заря...
- А козу-то вашу кто доить будет?
- Так Галина придет, подоит, с ней Лизка-то уж договорилась. Всё честь по чести, не волнуйся! Да и тебя Галина-то проведает, если что. Выручишь?
- Раз уж такое дело, выручу тебя, братка.
- Вот спасибо! Ладно, пойду я. Покеда, Егор!
- Покеда, так покеда! А может, останешься чуток, с нами почаёвничаешь?
- Да я бы рад, братка, да домой пора. Наешься у тебя, потом идти тяжело, а рассиживаться время не позволят. В другой раз с тобой почаёвничаем, ты уж на меня не серчай, братка!
- Ну, коли так, Митька, дело твоё. Моё дело предложить - твоё согласиться, али отказаться. Какие уж тут обиды. - сказал Егор Семёныч обнимая брата на прощанье. На том и расстались.
... На следующий день, вечером племянница Галина пришла козу доить и заодно проведать дядю Егора. Зашла в избу, с порога громко поздоровалась:
- Здрасте, дядя Егор!
- Здравствуй, племяшка! Проходь, чё в дверях-то стоять...
- Тепло у тебя!
- Знамо дело, так я очаг-от протопил. Ты давай, девка, проходи к столу. Пельмени будешь исть? - Галина кивнула головой одобрительно, - Я пельмени сварил, мало будет, так ещё сварю... До чё пельмени вкуснящие у Лизки-то, прям, ешь и ещё, хочется-а!
- А то-о! Ты мне не сказывай, мясо свежее, всё по уму, мы же вместе стряпали, я сочни скала, а бабка Лиза пельмени лепила. Мы их таку уйму налепили, ешь на здоровье и в ухо не дуй!
- Так-то оно так, девка, всё верно говоришь, я токмя одно уразуметь не могу, Митька с Лизкой вроде и живут справно, всё у них есть, даже телевизор, окромя ложек... Ну, всё как есть проверил, а ни ложки, ни вилки не нашёл грешным делом... Как они обходятся без ложек, ума не приложу? С собой ли чё ли забрали? Опять же на кой? - ругнулся Егор Семёныч сгоряча.
- Ну, скажешь тоже, ложки- то с вилками в столе вот в этом ящике лежат! Глянь, клеёнкой прикрыт ящик-то.
- Да не уж-то?! А я искал, искал, а пельмени-то стынут! Смотрю, ножницы на гвоздике у окна висят на видном месте... Так пришлось мне, Галька, веришь нет - ножницами пельмени-то исть!
- Да ты чё, дядя Егор, неужто и впрямь ножницами?!
- А чем ещё-то? Боле подходящего под руками ни чё не нашёл. Вот глянь сама, как я их улепётываю! - дядя Егор ловко зацепил ножницами пельмень, а потом смачно слупил его за обе щёки, немного погодя хвастливо заявил, - Учись, Галька, пока я живой! Со мной с голоду не пропадёшь -моментально приноровился!
- Ха-а-ха-ха, ну, ты даё-о-ошь! - захохотала Галька.
- Так чё, не голыми же руками исть-то, горячо ведь, девка?! А когда остынут пельмени-то уж и вкус не тот, их горячими есть надобно. Уж шибко сочны и вкусны, пока горячи! Да, чё тебе объяснять-то, Галина-а! Сама ни чай знашь толк-от в пельменях... Ну, тя, смеёшься над старым...
- Смеюсь - умора-то какая-а! Хи-хы-ы... До чё рассмешил, я чуть в штаны не напруденила грешным делом!.. Хы-х-хы... И смех, и грех с тобой, дядя Егор! Аж слёзы из глаз прыснули - давно так не смеялась!.. А покуда варил-то, чем пельмени мешал?
- Как чем? Ковшом!
- Каким ковшом?
- Как каким, вон э́нтим самым! Вишь, ковш-то на крышке кирсеня лежит?
- Вижу-то, вижу, как только ты до э́нтого дотумкался - ума не приложу?
- А чё тут ту́мкать-то шибко? Воду-то я в чугунок из кирсеня ковшом наливал, а когда-вода-то закипела, ковш-то на кирсене́ лежал в аккурат под руками, ну я и не растерялся... Так ковшом и мешал, и опосля им же пельмени вылавливал ... Исть-то захочешь, так не тако сообразишь, как никак восьмой десяток доживаю!
Галина глядя на старика продолжала хохотать ещё пуще прежнего.
Дядя Егор только рукой махнул с расстройства, а потом заискивающе посмотрел племяшке в глаза и робко попросил:
- Галька, ну похохотала над стариком и, будя... ты уж, ни кому не сказывай, шо я ножницами-то ел... Ведь прославят меня на весь Малый Куяш... По молодости-то я грешным делом сам над Митькой подтрунивал, а тепе́ря упаси бог, он надо мной начнё-от... Ведь прохода по деревне не дадут люди-то, примутся языками тренькать. Ну, чё я делать-то буду на старости-то лет?! Уж не конфузь ты меня, пожалей старого...
- Ладно, дядя Егор, с кем не быва́т... Ну, чё тут, такого особливого-то? Наелся пельмене́й и слава Богу. Не переживай... Дело-то свойское!
2012
Пояснения:
Го́лбец - подпол.
Доту́мкался - додумался.
Исть - есть.
Вишь - видишь, смотри, обрати внимание.
Закуржаве́ли - заиндевели.
Кирсе́нь - чан, чугунная эмалированная емкость под воду объёмом примерно на 60 литров.