Выплакаться не получилось. Что-то хлюпало, будто по кочкам кто-то прыгал, булькало с глухим лопаньем. Временами казалось, что слышу шипение, шорохи и вздохи, порой переходящие в стоны. Было жутко, но я успокаивала себя разыгравшимся воображением и тем, что, возможно, просто надышалась болотными парами, вот и мерещится со страху всякое.
Трясясь в ознобе и пытаясь хоть как-то согреться, поджала колени и обхватила себя руками за плечи. Почему-то особо важным сейчас казалось сидеть тихо-тихо и не дышать по возможности, потому что звуки словно сгущались вокруг, приближались, становились все различимее и громче. Желание ускорить наступление утра стало почти болезненным.
Вдруг в темноте, густой и вязкой вспыхнули небольшие огни, попарно рассредоточились по топи. Послышалось тихое хихиканье, мерзкое, издевательское. Почувствовала, как каждый нерв напрягся, волосы зашевелились, а внутри зародились липкая тревога и острое ощущение опасности. Всеми силами я гнала от себя мысли, что меняющие положение и окружающие меня огоньки уж очень похожи на глаза - яркие, прищуренные, горящие недобрым для меня огнем. Обрисовавшись, начали метаться какие-то тени, и я, поседев наверное, перестала дышать. Наступила тишина, пугающая, полная гнетущего ожидания. Я вся сжалась в комок из стянутых страхом нервов, ощущая свою беспомощность. Очень хотелось спрятаться или прикрыть спину, по которой тянуло холодом.
Внезапно раздались крики, неожиданно человеческие. Дернулась, было: ЛЮДИ! Но то, что я приняла за окрики, тут же сменилось уханьем, хихиканьем, завыванием таким, что кровь стыла в жилах. От ужаса меня прорвало. Нервно засучила пальцами выбившуюся из косы прядь. С губ слетели нелепые слова:
-Нечисть болотная, нечисть подколодная от синего тумана, от черного дурмана, где гнилой колос, где седой волос, красная тряпица, порченка-трясовица. Не той тропой пойду...
Скосив глаза и боясь остановить свой ломающийся шепот, увидела, что в том месте, где пальцы касаются волос, они светятся. Мысленно пискнув, зачастила:
-Не той тропой, не той порой поднимусь на холм священный, светлый, на капище. Зажгу свечу не венчальную, а свечу поминальную...
К моему островку, освещенному слабым мерцанием, что-то ринулось. Успела заметить лишь тень на фоне звездного неба. А вот горящие голодом глаза и острые зубы, щелкнувшие у моих ног, разглядела прям детально. Сердце ухнуло в то, на чем сидела. Вмиг поджалась вся, скукожилась, но шептать не перестала, хоть горло и давило от непередаваемого ужаса. Потому что не казалось даже - я была уверена - как только умолкну, потонуть в трясине будет самым желанным из того, что меня ждет. Неосознанно вырвавшиеся слова каким-то странным образом сдерживали то, что рвалось в круг света, но теперь не хихикало, а утробно рычало, бесновалось по кочкам.
-Той свечой поминальной помяну силу нечистую, поклонюсь Велесу могучему, чтоб прибрал души потерянные.
Нечто корчилось у самых моих ног, скреблось за спиной, сопело, хрипело, а потом взвыло так, что заложило уши, а береза затряслась ходуном вместе со мной. Снова рев не то боли, не то ярости.
-Ступаю спиной, иду вкруговой к Сварогу батюшке под небо, под солнце, в чисто поле. Ветер в поле гуляет, слова хватает, к Сварогу подымает. Сама себя заговариваю от всех колдуний, колдунов, от всех ведуний, ведунов. Кто лихо помыслит, то в лесе - лесок, в море - песок. Слова мои лепки, крепки. Крепче камня булата, горы Арарата. Слово к Сварогу мне на подмогу. От круга до круга. Гой!
В наступившей, почти звенящей тишине я слышала лишь свое сиплое дыхание. Ни стрекота насекомых, ни лягушек, ни ветра - только тишина. Тяжелая, давящая, будто только и ждет, чтобы вновь взорваться воем и улюлюканьем болотных тварей
Трясло до тошноты, до холодного пота. Я чувствовала такую усталость, что дрожала каждая жилка. Горящие глаза исчезли, даже трясина перестала хлюпать. Но я боялась перевести дыхание и расслабиться: знала, что это - временная передышка.
Дико холодно. Мокрая одежда липнет к телу, высушенное шепотом горло першит. Хочется пить, а еще спать. Я очень, очень хочу спать. Прядь волос еще светится, но уже тускло. В такой кромешной тьме даже это слабое свечение режет глаза. Скорее бы закончилась эта страшная ночь.
Сколько сидела один на один с темнотой - не знаю. Но в определенный момент ощутила, как неотвратимо слипаются глаза, и я засыпаю, уткнувшись носом в колени. Сквозь тягучую дрему слышала совсем рядом возню. Вздрагивала, чувствуя, как что-то скользкое и мокрое касается ног, лица. Вскакивала, сбрасывая сон, перебирала впопыхах волосы, но свечение было таким слабым, что я боялась - в следующий раз его не будет совсем. Спала урывками. Часто открывая глаза, обнаруживала себя лежащей у самой трясины. Быстро перекатывалась, снова садилась, хватаясь за березу, и отчаянно ждала утра.
Не могла определить скоро ли рассвет. Но когда стало совсем невмоготу от холода и усталости, небо над лесом, что теперь был по правую руку, стало светлее. Чуть не заплакала от радости. Видя, как ночная темнота сменяется утренней мглой, а та, вспоротая еще невидимыми лучами, светлеет все быстрее, теряя густоту и серость.
Следов тех, кто чуть не сожрал меня ночью, естественно, не обнаружилось. Болото исправно хранило свои тайны. Я встала на ноги, разминая затекшее тело. Ежась в сырой одежде, всмотрелась в горизонт. Утренняя сырость немного искажала увиденное, но лес действительно был далеко. От одной только мысли, что придется столько пройти по этому гиблому месту, я безнадежно ссутулилась. Но другого выхода все равно не было.
Вот бы раздобыть длинную палку для опоры, но ничего подходящего поблизости не наблюдалась. Взгляд остановился на березе. Но она вроде как помогала мне ночью и была такой трогательной в своей хилости, что рука не поднялась сломать хрупкое деревце. Завязала косы узлом, чтоб не мешали. Вдохнув, будто прыгала в омут - что не так уж и далеко от истины - я начала свой путь. Босые ноги скользили по мшистым кочкам. Я обливалась потом от напряжения и страха, но старалась не торопиться, с удвоенной осторожностью проверяла место, куда собиралась наступать.
Порой встречались небольшие полянки, поросшие сочной травой, цветами, а кое-где даже ягодами. Но в мозг четко впечаталось недоверие, и я сторонилась таких участков. Пару раз слышала тихий смех и оступалась, но к счастью, неглубоко. Помня предыдущий опыт, расчетливо, по сантиметрам вытаскивала себя из трясины. Упрямо не поднимала глаз на маячивший вдалеке берег, боясь увидеть, что он не стал ближе и разочароваться. Только под ноги, на бурую вонючую жижу, только на эти проклятые кочки.
Вытирала едкий пот со лба и злилась на саму ситуацию, на судьбу, что не предоставляет право выбора, и я, как слепой котенок, тыкаюсь в то, что мне подсовывают. Злилась на себя, что такая слабая, задыхаюсь, хриплю и дико хочу пить. Но вместе с тем, я удивлялась сегодняшней ночи, даже не пытаясь анализировать ее, просто вспомнила, что испытывала животный страх перед болотными тварями. А еще боялась ... себя.
Уже в сумерках, путаясь ногами в болотной тине и камышах, меся пятками грязь, я выскреблась на твердую землю. Сердце колотилась у горла, от нагрузки дыхание стало сиплым, натужным, и его явно не хватало. Метрах в пятнадцати начинался редкий подлесок. Очень хотелось упасть и сдохнуть здесь же, но близость болота пугала и гнала дальше. Шатаясь от усталости и еле волоча ноги, поплелась в сторону невысоких сосенок. Садящееся за спиной солнце отбрасывало на землю мою тень, и я в тупом равнодушии рассматривала свой новый силуэт. Почувствовала вдруг, как темнеет в глазах, попыталась продышаться, мотнула головой, но ноги подкосились и, рухнув на колени, я кулем свалилась в траву.